Судьбы разные. Книга первая. Гл. II Лиска

Ш. ТУРМАН



СУДЬБЫ РАЗНЫЕ

Хроники послевоенного поколения




КНИГА ПЕРАЯ

Рогожка. Лиска. Вика. Тёма.



Глава II

Прошло пять лет… (продолжение)


Аленка сошла с эскалатора, но выходить из метрополитена на улицу не торопилась. Внимательно оглядевшись вокруг и не обнаружив ни одного знакомого лица, она прямо из вестибюля прошла по подземному переходу на другую сторону Кировского проспекта. Зашла в книжный магазин, подошла к окну и сквозь витрину посмотрела туда, где стояло несколько ее бывших одноклассников. Как всегда возвышался над всеми двухметровый Мазаев. Через улицу да еще сквозь стекло не возможно было рассмотреть выражение его лица. Но вероятней всего оно было каменным, очень характерным для него при произнесении не серьезных высказываний, вызывающих, как правило, смех у окружающих. что в тот момент и наблюдалось.
«Нет, мне, конечно, хочется всех увидеть, не только его…» – подумала Аленка и даже не заметила, как вслух произнесла:
– Не ври!
Кое-кто из посетителей магазина посмотрели в ее сторону, но это не смутило. Мысли были заняты вопросом – почему, когда она начинает врать сама себе, то непроизвольно правда выплескивается наружу?..
«Сейчас все пойдут к Галине, а Мазай останется ждать опоздавших – продолжала про себя рассуждать Аленка – он всегда так поступает: вдруг, кто-нибудь забыл адрес… Вот тогда я и сделаю вид, что опоздала».
Так все и случилось.
– Привет, Женя.
– Аленка, здравствуй, рад тебя видеть. Похорошела.
– А раньше не была хорошенькой?
– Конечно была. Но ведь теперь другой уровень – Женька вдруг улыбнулся.
«Улыбаешься, значит говоришь серьезно. Ага, задело тебя мое замужество» – подумала Аленка и решила ничего не говорить ему из того, что несколько дней обдумывала, шлифуя каждое предложение из приготовленного к этой встрече текста.
– Ладно, пошли к Красавиной. Вряд ли кто-нибудь еще подойдет. Все, наверняка, уже там.


Аленка была права.
Народу было больше, чем пять лет назад, осенью шестьдесят шестого. Но тогда они не виделись три месяца, а сейчас, страшно подумать, некоторые не встречались друг с другом целых пять лет… А такой промежуток времени – вечность для их возраста. Это же половина школьной жизни, почти четверть всех прожитых годов. И теперь у каждого из них это был свой, независимый от вчерашних одноклассников путь.
Как только Мазай с Аленкой вошли в комнату, где был уже накрыт стол, естественно, что самым первым, кто захотел отметить это событие, был Свирский:
– А вот и Дон Кихот со своей Дульцинеей. Поприветствуем, товарищи.
Но не успел Вовик хлопнуть в ладоши и одного раза, как все услышали сказанное Мазаем, как всегда без эмоций:
– Оказывается, Владимир Свирский наконец-то выучил русский язык.
Ответный удар получился. Ведь, пожалуй, первый раз, насколько помнили его одноклассники, Вовик в свое высказывание не вставил ни одного иностранного слова. В итоге, изображать аплодисменты уже не требовалось, руки застыли в воздухе.
– А ты знаешь, – тихо сказала Аленка Мазаю – мне The girl ; la fa;on de Stendhal больше нравится, чем Дульцинея.
– Мне тоже – также тихо ответил Женя.


– Все, больше никого не ждем – провозгласил Розенфельд – аперитив стынет.
– Правильно садимся за стол – уверенно и громко поддержала Галина, но почти шепотом спросила – Женя, начнешь?
– Начну – совсем не весело произнес Мазаев – Разливайте, но пожалуй шампанское пока трогать не будем – добавил он, заметив, как Свирский уже собирался сорвать пробку у одной из бутылок.
Сразу стало понятно, какую непраздничную тему затронет первый тост. И это – абсолютно правильно.
– Прошло пять лет, как мы окончили школу – начал Женька – Но прошло также пять лет, как не стало одного, и я считаю, самого лучшего из нас. Он был моим другом и останется во мне навсегда восемнадцатилетним. Во многих вопросах он был первым среди нас, всегда все делал продуманно. К сожалению он первым и нас покинул… А вот это единственное, что он сделал совсем не продуманно… Давайте помянем Геннадия Лисина, нашего Лиску. Пусть земля будет ему пухом.
Все встали…



ЛИСКА


– А ты, Лиска, почему не записываешься в бассейн? – спросил Сашка Розенфельд – ты, что еще и плавать не умеешь?
Как ни странно, но хилый и неуклюжий Лиска плавать-то умел. Научился на Черном море, куда его родители уже трижды вывозили. За первые десять лет своей жизни он успел побывать в Крыму, на Кавказе и даже в Болгарии.
Именно в Болгарии Гена Лисин впервые узнал, что его прадед воевал на этой земле, здесь он заслужил орден Святого Георгия, который ему лично вручил Александр II. Но рассказывая эту историю сыну, мать сознательно не упомянала о том, что за героизм в русско-турецкой войне прадед Генки также был удостоен дворянства и получил землю в Костромской губернии, где и было основано родовое имение Лисиных.


Да, Лиска был, как говорили в то время, не из простой семьи. Правда, о противоречивом прошлом своих близких родственников он узнал гораздо позже.
Геннадий Андреевич Лисин, в честь которого и получил внук свое имя, мог много чего поведать о своей жизни. Но существовала четкая граница, которую он не переходил в своих рассказах.
Например, показывая здание на Садовой, где прошло его детство, не было ни слова сказано, что весь дом принадлежал его семье, и занимали они целиком второй этаж, а остальные квартиры сдавались в наем.
Или другой пример. Геннадий Андреевич с гордостью говорил, что он большевиком стал еще в 1913-м году, но умалчивал про 37-ой год, когда был исключен из партии, в которой восстановился лишь в 56-м.
Еще с большей гордостью он рассказывал о знакомстве с Лениным, состоявшемся в Мюнхене. Там дед провел свои студенческие годы в Королевской Баварской Высшей Технической Школе…


Когда Антонина – младшая дочь Геннадия Андреевича, выходила замуж за уроженца Кавказа, красавца кумыка Муссалима Чапаллаева, то по настоянию отца фамилию мужа брать не стала, хотя поначалу и собиралась. А два года спустя, в 1948-м, она уже без посторонней подсказки зарегистрировала новорожденного, как Геннадия Лисина, сожалея слегка, что отчество сына – не русскоязычное.
В общем, отец ее был в восторге, а муж затаил обиду.
Но, не смотря ни на что, семья жила дружно. Муссалим и Антонина успешно делали карьеру. Он – в Главном штабе Ленинградской военно-морской базы, она же – в обкоме партии, где работала инструктором.
С внуком нянчилась бабушка, ей помогала домработница Тося. Генка рос как у Христа за пазухой, но в детский сад пойти пришлось, настоял отец. Правду сказать, детсадовская жизнь длилась всего полтора года, хотя жизненного опыта мальчишке дала предостаточно.
Уже придя первый день в среднюю группу детсада на Мойке, Генка обрадовался, встретив своего соседа по лестничной площадке Женьку Мазаева. Они часто играли вместе во дворе, причем сильный и справедливый Женька всегда самоотверженно заступался за хилого Генку. В тот же день состоялось знакомство и с Розенфельдом, надолго запомнившееся обоим.
Дело обстояло следующим образом.
Начало посещения садика совпало с 5 марта, первой годовщиной смерти Сталина. Лишь войдя в помещение, Лисину сразу же бросились в глаза черные ленты на многочисленных портретах. Потом, во время завтрака, воспитательница Мария Ивановна скорбным голосом объявила всем, что сегодня в нашей стране траур, забыв объяснить значение этого непонятного слова. Но, зато, прозвучало категоричное заявление о неминуемом наказании тех, кто своим шумным поведением потревожит вечный сон вождя всех народов.
И в такой напряженной обстановке Розенфельд исподтишка ткнул кулаком Генку. Ответная реакция была моментальной – Сашка заревел, держась за кровоточащий нос. Воспитательница с быстротой молнии отправила пострадавшего к медсестре, а хулигана Лисина в угол на весь день. На прогулку Гену не взяли. Обедать он сел только тогда, когда вся группа поела, и пришлось без аппетита пережевывать остывшую пищу. А, когда к нему подошел со своими сочувствиями Женька, Мария Ивановна прочитала нотацию для всех. Безапелляционно было заявлено, что из таких, как этот новенький, вырастают «враги народа». И, если Мазаев не хочет быть таким же, то не должен общаться с Лисиным никогда.
Что означает выражение «враг народа» Гена понимал с очень большой натяжкой, хотя и часто слышал. В его представлении данное словосочетание вобрало в себя все смертные грехи, то есть – хуже некуда. И, когда в конце дня домработница Тося зашла за мальчиком, чтоб отвести домой, тот больше всего испугался, что дома узнают, какой он нехороший.
Но, к Генкиному счастью, воспитательница промолчала о событиях дня. Скорее всего, она понимала, какие могут быть неприятные последствия в разговоре с родителями. Подобная инициатива жесткого наказания ребенка не могла рассчитывать на одобрение.
Впоследствии еще один Генкин проступок закрепил за ним звание неисправимого хулигана.
Он и не предполагал, что настольные игры бывают хорошими и плохими. Принеся из дома в детский сад колоду карт, думая, что шахматы, шашки, домино ни чем от них не отличаются, Гена спокойно предложил товарищам по группе сыграть в подкидного дурака. Вокруг собралось много народу. Конечно же, воспитательницу заинтересовало, что же могло привлечь детей? Карты были конфискованы. Очередная лекция о том, как Марии Ивановне жаль Генкиных родителей, потому что их сын – явный кандидат за тюремную решетку, ибо только там находятся все хулиганы и картежники.
А про тюрьму Гена впервые услышал во дворе. Одно время он даже немного завидовал тем, у кого отец или мать сидели. Уж очень часто, когда ребята ругались друг с другом, кто-нибудь обязательно угрожал: «Вот подожди, вернется мой папа из тюрьмы, он тебе покажет!..». По-другому мальчик стал думать только после объяснения с родителями, которое состоялось из-за того, что надо было отвечать сыну на вопрос: «Папа и мама, а почему не ты и не ты в тюрьме не сидели?».
На этот раз, после строгих слов воспитательницы, многого не понимая, Гена размышлял во время тихого часа, когда другие дети спали: «Неужели все, кто играет в карты, попадет в тюрьму? Почему же Мария Ивановна не боится, и другие воспитательницы не бояться тоже? Почему отобрали у меня карты, а сами в них же играют?..».
Так оно и было. У работников детского сада появилась колода, а с ней и привычка перекинуться в картишки во время тихого часа. Наверняка, именно поэтому, родители «хулигана» ничего не узнали. А, так как в доме Лисиных конфискованная колода не была единственной, то и пропажа осталась незамеченной.
Узнали же родители том, что Геннадий Лисин – «хулиган» и «враг народа» позже, когда он, подражая другим ребятам, громко прокричал:
– Говорит Москва: «Нету хлеба ни куска!» – а затем пропел:

«Три танкиста выпили по триста,
Закусив вонючей колбасой…»

Хотя сказанное и пропетое не было осознано мальчиком не то что в подробностях, но даже и поверхностно, воспитатели преподнесли эту историю Генкиной матери, как «недопустимое для советского ребенка поведение». У самого же ребенка появилось понимание того, почему наказание досталось только ему. Ведь, другие позволяли себе произносить крамолу шепотом, а он – во всеуслышание…
В детский сад, находящийся на Мойке, напротив Ворот Новой Голландии, Генку каждое утро провожала домработница Тося. Это было первое в его жизни регулярно посещаемое учреждение.
Теперь приходилось подниматься по утрам с кроватки ни тогда, когда проснулся, а тогда, когда разбудят. Но это – не самое неприятное. Были еще суп с клецками и манная каша, послеобеденный сон и прогулки парами. Также тяжело было привыкнуть к обращению «на Вы» к старшим.
«Зачем обзывать одного человека так, как будто их много?» – постоянно задавал себе такой вопрос мальчишка, стесняясь спросить об этом других…


После лета 55-го года, проведенного, благодаря маме, в Зеленогорске, на обкомовской даче, 1 сентября Генка, как и все его сверстники, пошел в школу, где предстояло, согласно программе, начать постигать азы среднего образования.
Первоклассник Геннадий Лисин мало, чем отличался от своих ровесников, но были и особенности, присущие только ему. Хорошие умственные способности и безграничная лень, смазливое личико и сутулая шаркающая походка, упорство в драке и слабое физическое развитие – вот неполный перечень противоречий. Отсюда результаты: схватывая учебный материал буквально на лету, не делал домашние задания и получал в основном «тройки»; за любую насмешку в свой адрес бросался в драку и всегда оказывался битым, если на помощь не успевал приходить Женька Мазаев, с которым они теперь были одноклассниками.
На первой же перемене после первого урока первого дня школьной жизни, когда обсуждались только что полученные впечатления, к двум товарищам подошел Волька Митин и неожиданно произнес фразу, ставшую для всех троих программной:
– Давайте будем школьными друзьями.
– Давай – почти в унисон ответили Генка с Женькой.
Тогда Вольке следовало сказать другое – будем друзьями на всю жизнь, поскольку такое и произошло.
Да, всегда они были вместе. Бывало, не виделись месяцами, а то и годами, но при встрече разговаривали, будто расстались только вчера. И это притом, что после пятого класса Митин переходит в другую школу. Едва успев получить среднее образование, погибает Лисин. А уже в третьем тысячелетии Мазаев и Митин дряхлыми стариками коротают вместе последние дни.
Лисин, Мазаев и Митин, или Лиска, Мазай и Митя, как их окрестили одноклассники, даже в алфавитном списке классного журнала стояли рядом…


Осенью 1960 года в Ленинграде открылся новый плавательный бассейн. И, когда был объявлен набор в детскую спортивную школу, было впечатление, что весь город собрался на улице Декабристов.
Естественно, что шестой «А» в полном составе, за исключением Геннадия Лисина, записался на просмотр. Вот тогда Розенфельд и задал свой каверзный вопрос об умении плавать и получил в ответ довольно неожиданное развернутое объяснение:
– Плавать я умею, но считаю, что купаться надо летом, а не зимой.
Но не в этом дело заключалось. А в том, что самая слабая девчонка в классе была сильнее Лиски. Он не мог ни разу подтянуться на перекладине или отжаться от пола. Бегать не умел, а отбить или поймать мяч вообще не получалось. Лыжи и коньки не интересовали совсем, а с велосипеда только лишь не падал. Поэтому, прекрасно понимая, что в бассейн набирают не для купания, а чтобы заниматься спортом, Гена не собирался посвящать свое свободное время физическим нагрузкам. А чтобы не показывать свое истинное отношение к этому вопросу, решил объяснить свое нежелание записываться на просмотр следующим образом:
– Видели, сколько желающих поплавать? Никакого бассейна не хватит.
Розенфельд открыл рот для произнесения пришедшего ему в голову предложения издевательского содержания, но Мазай уже уводил Лиску, успев бросить в Сашкину сторону категоричное «Заткнись!». Наедине же не менее категорично было высказано и Генке:
– Сегодня, после школы, зайдешь домой за свидетельством о рождении, и пойдем записывать тебя в бассейн.


В результате оказалось, что из всего класса только один человек умеет достойно держаться на воде. Только его и приняли в секцию плавания. Не удивило бы никого, окажись на месте этого счастливчика любой другой.
– Нет, не может быть – твердили все.
Мало того, если кто-либо тогда попытался предсказать, что этот парень через четыре года выиграет чемпионат Ленинграда, а еще через год выполнит норматив мастера спорта, то такой пророк моментально получил бы от окружающих диагноз психически ненормального.
А Генка Лисин (ведь это был он), окрыленный своей первой в жизни победой, вдруг начал жить по режиму. Вставал в шесть утра. Целый час изматывал себя гантелями, эспандером и скакалкой, принимал душ. Затем самостоятельно разогревал завтрак, после которого оставался еще час для повторения уроков.
К удивлению, не смотря на то, что каждый день был расписан по минутам, появилось много свободного времени, посвящаемое чтению книг. И, надо сказать, огромное количество прочитанного абсолютно не влияло на качество. К тому же, в школе «пятерка» стала самой привычной оценкой. Итог: шестой класс Генка закончил отличником.
Родители не находили слов для выражения восторга.


Для шестиклассника Геннадия Лисина, как и для нашего государства, год 1961-ый оказался чрезмерно насыщен событиями. Хотя, если сейчас спросить любого, независимо от возраста, что происходило тогда, мало, кто сразу вспомнит и, не задумываясь, ответит.
А ведь события были, и еще какие!
К примеру – полет Гагарина. Разве это не здорово? Любой, кто жил в то время, расскажет, как 12 апреля на улицах города участвовал в настоящем народном гулянии. Именно народном, а не устроенном официально властями, которые видимо, как всегда ждали распоряжения сверху. В тот день люди сами, а не по добровольному принуждению, имевшему место, когда официально отмечались государственные праздники, вышли на демонстрацию с лозунгами и плакатами, написанными и нарисованными на скорую руку.
Тогда Генкина мама сказала:
– Сынок, как сегодня, мы радовались и гордились за свою страну, пожалуй, только 9 мая в 45-ом…
В памяти подростка также хорошо запечатлелось и начало года, обозначенное денежной реформой. Неожиданно, в час ночи объявили, что монеты достоинством в одну, две и три копейки обмениваться не будут. Генка вдруг стал богачом – он три года собирал монеты, на которых значилась надпись «1 копейка». Собрал почти двенадцать рублей. Случайно. Но повезло же! По своей покупательной способности его «капитал» увеличился в десять раз! Теперь он мог купить китайские кеды, на которые и копил свои монетки. Ведь всего четыре рубля, а не сорок, как до 1 января. Он давно мечтал о них и при первой же возможности навещал «Гостиный Двор», чтобы лишний раз убедиться о наличии в продаже своего заветного желания…
А искренняя вера многих в то, что «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» уже через двадцать лет? Разве этого не было?
Можно вспомнить и вынос труппа из мавзолея, и возведение берлинской стены, и многое другое из того, что произошло в 61-м, во времена так называемой хрущевской оттепели…


И в этот год Геннадий Лисин, можно сказать, начал новую жизнь, в которой учеба и спорт заняли главные места. Первые успехи в этих делах еще больше вдохновили подростка на упорство в достижении поставленных целей.
Но и самые грустные события не обошли стороной.
Когда Гена стоял у гроба деда, в свои неполные тринадцать вдруг обнаружил, что впервые в жизни рассматривает воочию лицо покойника. И самое печальное то, что покойником этим был очень близкий и любимый человек. В голове не укладывалось, как это завтра, придя из школы, он не застанет деда дома.
Вспоминалось то время, когда и детский садик-то еще не посещался. Прогулки с дедушкой – любимое времяпрепровождение. Всякий раз что-то новое мальчик узнавал о городе и связанные с ним фрагменты дедовской биографии.
– Ты – ленинградец в пятом поколении – постоянно слышал внук – Это – твой город. Люби его и гордись им.
– Деда, а что такое «поколение»? – однажды спросил Генка.
Геннадию Андреевичу с очень большим трудом удалось ответить на этот, казалось бы, простой вопрос. Попутно пришлось объяснять, кто такие предки и кто такие потомки, кем приходится правнук прадеду и прочие подобные факты. Уже их разговор подходил к теме: откуда берутся дети?.. Но ответа на этот вопрос дед успешно избежал. Помог Исаакиевский собор. Генке была показана колонна на западном портике, полируя которую, свалился с лесов и разбился на смерть их далекий предок.
Каждая ленинградская достопримечательность, показываемая дедом, прочно запечатлевалась в памяти внука. Было показано место на улице Халтурина, где Геннадий Андреевич стоял в карауле во время штурма Зимнего. Также предстал перед глазами мальчика дом, где родился, и гимназия, где учился его дедушка. Кстати, что касается гимназии, то после революции она была преобразована в обычную среднюю школу, куда уже много лет спустя поступил и Геннадий Лисин-младший…
Но теперь-то дедушки больше нет, и его рассказы останутся только в воспоминаниях.


Первая пережитая Генкой смерть близкого человека уже в том же году оказалась не последней.
Буквально через месяц, находясь в больнице, скончался от рака мозга Генкин одноклассник Толя Прусов. Они не ладили друг с другом с первого дня учебы в школе. Дело доходило до жестоких драк. Тогда, бить ногами, не было принято. Зато в ход пускалось все, что ни попадало под руку. Особенно частым оружием стычки оказывался широкий ремень с металлической бляхой, который в «мирное время» подпоясывал школьную гимнастерку. Намотанный на руку, вращаясь вокруг головы, он сокрушал все. А медная бляха, соприкасаясь с телом, хуже с лицом, соперника оставляла заметные следы.
Во всех поединках Генка оказывался битым. Но это, если считать только синяки и ушибы. Слабый и неуклюжий Лиска, не обращая внимания на боль и кровь, шел на противника, пытаясь хотя бы раз нанести ответный удар. Их драки никогда не заканчивались сами по себе. Только посторонние силы в образе одноклассников, чаще учителей, прекращали их «сражения». Тогда Гена и предположить не мог, что будет просить прощения у мертвого…
Еще два месяца спустя, мама сообщила о смерти мужа своей школьной подруги, которому не было и тридцати восьми.
И тогда в детском Генкином мозге сформировался вывод, что перед смертью все равны – и старец в возрасте семидесяти лет, и двенадцатилетний юнец, и мужчина в рассвете сил.


В тот же год Генке Лисину довелось соприкоснуться с очень неприятным, так называемым, национальным вопросом. Не смотря на то, что в детстве за черные волосы и горбатый нос его часто дразнили евреем, антисемитизм в его нутро не проник. Ведь лучшая подруга матери тетя Сима – еврейка. Она всегда очень душевно относилась к Генке. Да и те, с кем он общался, тот же Эдик Копылов или Сашка Розенфельд – евреи, но хорошие ребята.
А вот однажды, от отца, он неожиданно узнал, что, оказывается, плохо дружить с людьми такой национальности. А уже несколько лет спустя, услышав песню Высоцкого «Антисемиты», он окончательно утвердился в мысли о том, что полную чушь пытался внушить ему отец.
Дело обстояло так.
Лиска летом отдыхал в закрытом городке Ленинградской области под названием Приморск. Туда его отец взял с собой в командировку, где выполнял обязанности военного представителя на испытаниях нового морского оружия.
Генка впервые попал на необитаемые острова. Правильнее сказать – эти острова стали необитаемыми, когда часть финской территории отошла к Советскому Союзу. Кругом встречались разрушенные усадьбы с заброшенными садами.
Две недели Генка наслаждался рыбалкой, походами за грибами и ягодами. И здесь, в этом сказочном месте, состоялся неприятный разговор с отцом.
Как-то вечером, после купания в Финском заливе, Муссалим Чапаллаев сказал сыну:
– Ты стал здорово плавать. Молодец. Главное – начал хорошо учиться. Но учти, успех – результат труда. Пока у тебя все получается. Но дальше тебе будет тяжелее, чем другим…
– Почему? – перебил Генка.
– А потому, что ты – не русский.
– А какой же я?
– В твоих жилах течет кавказская кровь. Это – великая кровь, не какая-нибудь еврейская или татарская. Но мало кто понимает это. Я много пережил из-за своего происхождения. Палки в колеса часто получал. Так что и ты будь готов…
– Всегда готов! – рассмеялся Генка.
Отец стал еще серьезнее:
– Не остри! Нашел над чем смеяться.
– Папа , как можно об этом без смеха говорить? Каждый день только и слышно, что все наши народы – братья. Да, будь я евреем, так гордился бы своей национальностью не меньше, чем другой… Маленьким я даже дрался, когда меня так обзывали, но сейчас вроде бы поумнел…
Спор продолжался долго и безрезультатно, если не считать маленькую занозу, образовавшуюся в сердце сына. То была жалкая доля процента правоты отца. Взять, к примеру, отчество: никто сразу запомнить не может, затем начинаются расспросы, а если начинают записывать, то обязательно с ошибками. Поэтому Генка иногда хитрил – он нашел русскоязычный вариант. Причем на такую хитрость навел его, сам, не подозревая этого, отец. В семье только Антонина Геннадьевна звала мужа Муссалимом. Ее родители зятя называли Михаилом – именно так он сам представился, когда входил в семью, правда, потом сожалел об этом. Сделал он так, видимо, по той же причине, что и Генка годы спустя, только для облегчения общения.
Будучи недовольным результатами разговора, в следующий раз отец начал издалека:
– Понимаешь, сын, на многих языках говорят в Дагестане. Среди них и мой родной – кумыкский. Он мало отличается от азербайджанского и турецкого. А, как говорил Лермонтов: «Азербайджанский на Востоке – то же самое, что французский в Европе»…
– А я уже немного говорю по-французски – попытался не дать ход дальнейшему развитию беседы Генка.
– Не перебивай, выслушай до конца. Ты прекрасно знаешь, сын, что родился я в Петрограде, мать, которую я, к сожалению, плохо помню, была русской. Первые в своей жизни слова произнес по-русски, но я освоил и родной язык своего отца, и это не помешало мне изучать немецкий. Очень хотелось бы мне, чтоб и ты поступил также.
Гена выслушал до конца, не перебивая и параллельно прокручивая в голове ответ. Он давно уже был готов к продолжению неприятного разговора, даже сумел просчитать его тему.
– Не обижайся, папа, но я так не поступлю…
– Почему?
– Да очень просто. Во-первых, мне не понятно, зачем нужен кумыкский язык в Дагестане? Там десятки наречий, не имеющих и двух общих слов. Там русский – самый понятный язык. Он, как международный.
– Что же, во-вторых?
– На Кавказе меня всегда поймут, как и в любом другом уголке Советского Союза.
– Может, найдется и, в-третьих?
– Найдется – в Турцию меня никто не пустит. А самое главное то, что некогда мне учить языки. Надо хорошо знать школьные предметы, заниматься спортом, а без языков я проживу, и расстраиваться, как Василий Иванович, не буду!
Отец непонимающе посмотрел на сына:
– Какой еще Василий Иванович?
– Чапаев – был ответ.
Совместный хохот слегка разрядил обстановку.


Вернувшись из Приморска, Гена отправился к тетке на дачу в Рощино. После пассивного отдыха на Березовых островах наступил активный. До школы оставалось еще почти два месяца, и было решено провести их с пользой. Появились изматывающие кроссы по пересеченной местности и заплывы по открытой воде, упражнения с мячом и поднятие тяжестей. За это лето того же 61-го парень вырос на девять сантиметров и прибавил в весе одиннадцать килограммов.
Физические нагрузки сочетались с умственными. Все учебники для седьмого класса были изучены от корки до корки, программные литературные произведения перечитаны неоднократно. Он перерешал огромное количество задач по математике, физике, химии, включая олимпиадные. Таким образом, он вел подготовку к войне с учителями, которую собирался объявить 1-го сентября.
Причины такой «войны» были банальны. Ведь только во втором полугодии шестого класса Лисин начал получать отличные оценки. Педагоги перестали его стыдить и унижать. Но обида прошлого глубоко въелась в сердце подростка и не давала покоя. Все лето он разрабатывал стратегию и тактику предстоящих «боев».
И вот, начался новый учебный год.
На уроках Генка стал позволять себе болтовню с соседом по парте, реплики с места, чтение посторонней литературы. Но делал он это очень хитро, так как всегда краем уха улавливал то, о чем говорят учителя. И, когда возмущенные его поведением преподаватели просили повторить, о чем идет речь на уроке, Генка не только повторял все слово в слово, но и анализировал сказанное.
Однажды сумел даже провести урок. Произошло таковое на истории.
Опрос был закончен, и нервное напряжение среди учеников исчезло. Учительница начала излагать новый материал. В это время главное для преподавателя – тишина в аудитории. Добиться такого эффекта можно двумя способами: заинтересовать слушателей интересным рассказом, или просто создать обстановку, когда каждый шорох влечет наказание.
Нельзя сказать, что учительница плохо давала предмет, почти все слушали с интересом. Лишь два-три человека, которых ничего не интересовало, просто тихо сидели, думая о чем-то своем и с нетерпением ожидая звонка. Но были еще два человека, и их невозможно причислить ни к одной из вышеупомянутых групп.
За последней партой крайнего ряда Лиска с Розенфельдом играли в «очко». Делали это они довольно тихо, не мешая вести урок, пока не возник спор, ведущийся очень громким шепотом.
– Два туза – не перебор, а – выигрыш!..
– Как не перебор? если это – двадцать два очка.
– Лисин и Розенфельд, что вы себе позволяете? – вынуждена была вмешаться учительница – Не желаете объяснить?
Генка быстро поднялся, заслоняя собой Розенфельда, тем самым, давая возможность Сашке спрятать карты. Затем, не моргнув глазом, быстро отчеканил:
– Я пытаюсь доказать, что двадцать два больше двадцати одного. А он утверждает, что эти числа равны, ссылаясь на какую-то карточную игру. Я же – сторонник математического подхода к решению этой проблемы. Как вы думаете, я прав?
Историчка, возмущенная наглым поведением своего ученика, не нашла ничего лучше, как поставить его перед классом и, вручив указку, предложить поработать вместо себя. Учащиеся притихли, и Геннадий Лисин в полной тишине стал продолжать рассказ учительницы о Столетней войне. Он уверенно показал на карте все главные сражения, не перепутал ни одной даты, а в завершение поведал о Жанне д’Арк так много интересного, что все слушали, разинув рты…
«Бороться с учителями можно только их оружием – знанием предмета». Этот вывод Генка не только любил повторять про себя, но и выполнять. Он готовился к каждому уроку. Обязательно читал дополнительную литературу, включая статьи Большой Советской энциклопедии. И все только для того, чтобы ставить учителей в тупик своими каверзными вопросами.
Но к концу седьмого класса Лисина ожидало новое открытие. Появился другой стимул к учебе – приобретение знаний. Это явление сначала отодвинуло на второй план борьбу с учителями, а затем и вовсе свело ее на нет.
Он влюбился в точные науки. Вот тогда-то, в конце седьмого класса, Лиска твердо и решил, что по окончании школы будет поступать в ЛГУ на физфак.


Приближались первые экзамены. Еще один год напряженного труда заканчивался триумфами на всех направлениях. Ежедневные двухразовые тренировки успешно совмещались с учебой. Времени хватало на все. После вечернего посещения бассейна Лиска очень насыщенно проводил свободное время, посещая кино и театры, читая книги. Интересно было все, кроме бессмысленных шатаний по улицам, часто сопровождаемых драками, чем увлекались многие его ровесники. Но классные вечеринки нравились ему все больше и больше. Благодаря им, он настолько сдружился с одноклассниками, что даже не захотел переходить в математическую школу после окончания восьмилетки. Было очень жалко того, что половина его товарищей разбежалась по другим учебным заведениям.
Да, после восьмого класса надо было выбирать, где продолжить учебу. Так называемое политехническое обучение, придуманное при Хрущеве, требовало, чтобы каждый старшеклассник Советского Союза учился не только для получения среднего образования. Он обязан был выйти из школы, уже имея профессиональные навыки.
В Лискиной школе специальностей было много: станочники, медсестры, чертежники, химики-лаборанты и прочие. Средь них нашлась такая, что заинтересовала его. Называлась она – радиомонтажник. После отлично сданных экзаменов Генка написал заявление, узнал о зачислении и уехал в Северодонецк на спортивные сборы.


В то лето Всесоюзная спартакиада школьников проходила в Волгограде. Юные спортсмены усиленно готовились к ней. Проводилось очень много соревнований в разных городах страны. Принимая участие во многих стартах, Геннадий Лисин объездил почти пол-Союза, но ни один населенный пункт толком разглядеть не удалось. В каждом городе главной достопримечательностью являлся бассейн. Свободного времени было в обрез.
Тогда, а впрочем, и сейчас бытует мнение, что спортсмены – люди недалекие. Может так оно и есть?.. Не похоже.
Спортсмены – такие же люди, как и все остальные. Есть среди них личности любого сорта. Юношеская сборная Ленинграда по плаванию не была исключением. Присутствовало в ее составе несколько человек, не имеющих никаких интересов кроме спортивных. Но остальные или читали запоем, или усиленно учили иностранный язык, или решали задачки. В разговорах друг с другом часто обсуждали прочитанные книги, а то и оперу, еще зимой прослушанную в Мариинке.
Лиска всегда старался принять участие в подобных беседах. И если, что бывало довольно редко, речь шла, скажем, о книге, которую он не читал, то тут же вносил ее в список, предназначенный для вручения матери, чтобы та обеспечила его перечисленной литературой.
Этим же летом Гена пережил серьезное поражение, заставившее его откорректировать жизненные планы. Получилось так, что, когда прибыли в Волгоград на главные старты сезона, ему не нашлось места в основном составе. Пришлось просидеть запасным, питая слабую надежду, что вдруг кто-то из команды почувствует себя плохо и не сможет плыть. Но это не произошло.
Задетое за живое тщеславие дало толчок к принятию грандиозного решения. Ни много, ни мало, он замахнулся на завоевание олимпийской медали через пять лет в Мехико…


– Итак, вчера мы начали изучать неравенства – чеканил каждое слово Николай Иванович – Мною была доказана теорема о необратимости неравенств. В качестве домашнего задания вам было предложено самостоятельно доказать теорему о транзитивности неравенств, условие которой я продиктовал, а вы все, надеюсь, аккуратно записали. Желающие есть?
9-ый «Г» молча переглядывался. Желания не было ни у кого.
– Неужели, никто не хочет заработать хорошую оценку на этой элементарщине? Ставлю на балл выше первому добровольцу.
Свирский ехидно улыбнулся и поднял руку.
– О, есть один герой. Ваша фамилия?
– Владимир Свирский, s'il vous pla;t.
– Товарищ Свирский, Вы – не на уроке французского языка. Здесь – математика. Прошу к доске.
Вовик взял мел и начал писать условие теоремы.
– Садитесь на место. Два! – прервал его учитель.
– За что? – вырвалось у обиженного ученика.
– За грубейшую ошибку. Вы написали: «a» меньше «b». А надо: «a» больше «b». Видимо, Вам – все равно, в какую сторону смотрит знак неравенства. Вот, когда будет не все равно, тогда и продолжим дискуссию об оценках.
– Так это же описка!
– Товарищ Свирский, Вы – не на уроке русского языка. Повторяю: здесь – математика.
– А как же, Вы обещали, на балл выше? – не унимался Вовик.
– А я и поставил – был ответ.
Передвигаясь быстрыми мелкими шагами между рядами, Николай Иванович резко остановился у одного из столов:
– Пожалуй, Вы, молодой человек, докажите то, что не сумел товарищ Свирский. Как Ваша фамилия?
– Розенфельд.
Сашка нехотя поплелся к доске.
Если Свирский накануне вечером открывал тетрадку, то Розенфельд вообще не прикасался к урокам. Ничего не поняв из того, что объяснял учитель на уроке, он решил, что разбираться с математикой дома – только зря время терять.
Результат класс услышал через минуту:
– Единица!
Второго сентября, то есть, когда еще почти никто и толком заниматься не начал, когда учителя еще добродушны и снисходительны, припомнить не возможно, чтобы случалось такое.
«Что же будет дальше?» – мысленно задавали себе вопрос учащиеся.
А дальше вышло так, что после еще двух «единиц» очередной жертвой оказался Генка Лисин. По дороге к доске его охватило волнение, подобное которому он испытывал последний раз года три назад. Тогда каждый вызов учителя ему казался кошмаром. Но откуда сейчас взялся страх? Ведь он знает доказательство теоремы.
Быстро и четко все было расписано на доске. Но, когда подошло время говорить, Лисин стал так запинаться, что все начали удивленно переглядываться, как бы говоря: неужели это – он?
Худенький и очень маленького роста учитель и хорошего телосложения ученик стояли перед классом, глядя друг на друга.
– Я не могу понять, Лисин, как можно все знать и ничего толком не сказать? – жестикулируя прямой рукой смотря снизу вверх, говорил Николай Иванович – Что за детский лепет? Ведь Вы не сделали ни одной ошибки. Я даже при желании ни к чему не смогу придраться. Но уверен, что никто в этом помещении кроме меня, разумеется, не понял ничего из того, что Вы здесь наговорили. Такой видный парень и не может связать двух слов. Учитесь говорить. В жизни пригодится. Я не поставлю Вам никакой оценки. Не придумано еще, как оценивать такие ответы.
Генку, медленно шедшего на свое место, взглядами провожал весь класс.
– Что с тобой такое? – услышал он голос Мазая.
– Скажу потом – ответил Лиска.
Тем временем учитель заканчивал урок, записывая на доске домашнее задание. Всех шокировало его количество. Догадываясь, о чем думают учащиеся, Николай Иванович пояснил:
– Завтра у вас по расписанию нет урока математики, а ею надо заниматься ежедневно. Иначе толку не будет.
Прозвенел звонок.


– Лиска, – Розенфельд подошел к Генке – приходи сегодня ко мне, или я – к тебе. Позанимаемся математикой.
– Только, если сразу же после уроков и у меня – категорично заявил Лиска.
– Согласен.
Сашка побежал вниз по лестнице, чтобы успеть на улице выкурить сигарету, пока не закончилась перемена.
– Пошли к окну – предложил Мазай.
Друзья присели на подоконнике.
– Ну и что ты хотел сказать «потом»?
– Понимаешь, – начал излагать Гена – я нашел, как мне кажется, очень правильное решение о том, что делать в дальнейшем.
– Очередное?
– Да.
– Значит, начинается новый период в жизни Геннадия Лисина – усмехнулся Мазай.
– Да, да и еще раз да! Николай Иванович – умница. Благодаря ему, до меня дошло, каким образом школа учит жизни. Пойми, через три года придет время поступать в институт. Экзамены будут принимать люди, видящие тебя первый раз в жизни. Поэтому, для получения даже «четверки» ответ должен быть идеальным и отлично изложенным…
– Так, какого черта ты «детским лепетом» только что доказывал теорему? – перебил Лиску Мазай.
– А ты бы не лепетал – парировал Генка – после четырех «единиц» подряд? Я к этому и клоню. Можно ведь нарваться на зверя-экзаменатора, который перед тобой выгнал кучу народа, раздавая «двойки» налево и направо. Он же не знает, что у тебя в аттестате круглые «пятерки». Посему, дорогой Женечка, с этой минуты к черту – аттестат. Надо учить математику и физику. Ну и сносно писать сочинение.
– Гениально – поднял большой палец Мазай.
– Зря насмехаешься. Как и ты, я давно это знал. Башкой понимал, а вот нутром прочувствовал только сейчас.
– Но – попытался возразить Женька – ты ведь планировал, как медалист, сдавать только профилирующий предмет.
– А хватит времени, чтобы получать отличные оценки по всем предметам и при этом глубоко изучить профилирующие? Ведь кроме учебы есть много интересных дел. Не правда ли? – улыбнулся Гена.
– Например, заниматься математикой с Розенфельдом – попытался ответить колкостью на колкость Мазаев.
– С ним я выполню домашнее задание. Скорее всего, он его просто перепишет. Математикой же займусь вечером после тренировки.
– Какой еще тренировки? – изумился Женька – Сам говорил, что бассейн – на ремонте. Я думал, мы сходим в кино…
– «Великолепную семерку» я видел два раза, и нет никакого желания в третий раз смотреть да еще без вырезанных кадров. Лучше – двадцать кругов на стадионе.
– Охренел?!
– А ты сам попробуй. Сначала побегать, а потом позаниматься. Кстати, пора решить, кем собираешься стать инженером или журналистом, чтобы знать на какие предметы сделать упор – закончил разговор Лиска.
Прозвенел звонок. Пора было идти на физику.


– Не тетрадки раскладывать, а руки мыть – строго сказала Екатерина Петровна – Сначала обедать, потом будете уроки учить.
Для бабушки всегда было главным накормить внука. Вот почему она обычно ругалась, если Гена задерживался в школе, и обед остывал на столе.
Лиска очень быстро опорожнил большую тарелку борща и принялся за второе блюдо.
– Поторопись – бросил он Розенфельду, залпом выпивая стакан молока.
– Я не умею так быстро – пожаловался Сашка, только приступая к котлете.
– Тогда доедай один, а я пойду решать неравенства.
Через час Сашка переписывал в свою тетрадь последний пример.
– Все понял? – спросил Лиска.
– Почти все – соврал Розенфельд.
– Завтра постарайся разобраться во всем. Что не понятно, спросишь. А сейчас пошли. Если ты – домой, то нам по пути.
– А я пойду с тобой на стадион. Там, наверняка, кто-нибудь в футбол играет. Я тоже поиграю. Заодно посмотрю, как ты тренируешься.


Пробежав по беговой дорожке десять километров, Лиска делал дыхательные упражнения и про себя возмущался, что в раздевалке нет душа, и придется помыться холодной водой в общественном туалете.
«А что я выдумываю? Просто надо взять сумку с одеждой и добежать до дома» - осенило его.
Так и поступил.
Уже лежа в теплой ванне, Генка прокручивал в мыслях результаты дня:
«…Физичка слабовата и очень мало у меня книг по физике. Нужно срочно это исправить. Но, где достать учебник Ландсберга? Он обязательно должен быть в «публичке». Почему же я туда до сих пор не записался? Завтра же исправлю эту ошибку. Галина Павловна не даст мне знаний, необходимых для поступления на физфак. Значит их надо брать самому!..»


Подходило к концу первое полугодие. Геннадий Лисин заканчивал его на контрастах. Твердые «пятерки» по математике, физике и физкультуре, «четверка» - по литературе и русскому языку. По остальным предметам выше «тройки» подниматься он не стремился.
Учителя атаковали его родителей телефонными звонками, вызывали их в школу. Все – без результата. Вернее, результат был, но отрицательный.
– Не волнуйтесь – говорил всем Генка – «двоек» у меня нет. Следовательно на второй год не оставят, а, тем более, из школы не выгонят.
А других выгоняли. Класс уменьшался…


Усиленно занимаясь математикой и физикой, Генка еще больше изматывал себя физическими нагрузками. Росли спортивные результаты.
«Через пять лет я должен поехать в Мехико» – твердил он себе постоянно.
– Елена Петровна, – часто просил он тренера – можно я еще немного поплаваю со следующей группой?
– Полчаса. Не более – иногда разрешалось ему и, как правило, обычно добавлялось – но, учти, ты так можешь перетренироваться.
Последние слова тренера пролетали мимо ушей. Лиска был уверен, что, только работая на износ, можно добиться результата в спорте. Но случай с одной из спортсменок, заставил его задуматься:
«А ведь, действительно, бывает такое. Лариска Филиппова работает, как зверь, и ничего не получается. Врач сказал, что перетренировалась. И теперь уйдет год, как минимум, на восстановление. Нужно посоветоваться с тренером…»
Однажды, перед стартом, на одной из тренировок Генка решился задать этот мучивший его вопрос. Ответ Елены Петровны был немного неожиданным:
– Особенно не пугайся, но пыл убавь. Не помешает. Обрати-ка ты внимание на технику работы рук. Доводи гребок до конца, и делай, к примеру, вместо четырех коротких циклов три полноценных за то же время, а уже только потом наращивай темп. Кстати, об этом я тебе уже не раз говорила.
– Хорошо – вслух сказал Генка, – а про себя подумал: «Опять, то же самое. Ладно, попробую».
Оттолкнувшись от бортика бассейна, он поплыл, внимательно контролируя каждое движение. Завершая очередной пятидесятиметровый отрезок, во время двадцатисекундного отдыха, глядя на секундомер, висящий на стене, Лиска не переставал удивляться. Результат не ухудшался, а усталость была меньше.
«Почему я стремлюсь до всего доходить только сам? Почему всегда я учусь только на своих ошибках? Ведь ясно и ежу, что к мнению учителей надо прислушиваться. Так почему же я изобретаю велосипед?.. Оказывается, все очень просто: техника доводится до автоматизма и следующий шаг – темп, темп и темп…»


– Поздравляю с Новым 1964-м годом – годом олимпийским. Очень хотелось бы, чтобы через четыре года хоть кто-нибудь из вас выступил в Мехико. А еще большее желание есть у меня, это увидеть кого-то из вас там же на пьедестале.
Такие слова произнес Иван Павлович – старший из братьев Родимцевых, знаменитых ватерполистов в прошлом, а ныне директор детской спортивной школы. А происходило это в Кавголове, в столовой лагеря, где отдыхали юные спортсмены. По случаю праздника здесь были накрыты столы со сладостями и лимонадом. На тренерском столе еще присутствовало и шампанское.
Мальчишки перед поездкой в спортивный лагерь договорились, что на встрече Нового года у каждого из них на шее будет галстук-бабочка. Смотря на них преподаватели едва сдерживали улыбки. Действительно, очень смешно выглядели «кис-кис» на 15-ти и 16-тилетних парнях. Девушки также слегка перестарались, украшая себя косметикой. Ничего с этим не поделаешь. Старики мечтают быть молодыми, а юность торопится взрослеть.
Особенного веселья не наблюдалось. Скованность из-за возрастного разнообразия мешала. Поэтому было больше молчания, чем разговоров. В результате уже через полчаса почти все было съедено.
Видя, пустые тарелки ребят, директор объявил:
– Ну, а сейчас старшие могут потанцевать, но не очень долго. А младшим – отбой.
Лиска со Стасиком первыми вышли из столовой. По предварительной договоренности они вдвоем должны были приготовить все необходимое для продолжения праздника.
– Стаканы не забыл? – спросил Стасик.
Лиска показал на оттопыренные карманы пиджака.
– Я тоже прихватил. Держи. А я побегу доставать из снега шампанское. Надо торопиться и успеть до начала танцев.
Когда Стасик вернулся, ребята и девчонки, сидя на койках в мальчишеской комнате, обсуждали вопрос празднования Нового года. Речь шла не о шампанском, которое вот-вот будет разлито по стаканам. Говорили о напитках, увиденных всеми в столовой на подоконнике.
– Тренеры наши тоже продолжат, как и мы – с пафосом декламировал Саня Иерусалимский – и будет это сделано по секрету от нас.
Четыре граненых стакана пошли по кругу. Когда пустые бутылки были уже спрятаны, неожиданно вошел Сан Саныч (сокращенный вариант неудобного в произношении имени и отчества). Он сразу понял, что здесь происходит:
– Почему вы не в зале? Магнитофон уже включен. Я сразу заметил, что не все в сборе… Давайте, быстро на выход!
Несмотря на внешнюю строгость, все знали, что этот тренер ни директору не доложит и вообще никому ничего не сообщит.


Магнитофон надрывался. Все веселились.
В гости пришли такие же молодые спортсмены – прыгуны на лыжах с трамплина, приехавшие из Москвы на зимние каникулы. Лучший в Союзе трамплин в то время находился в Кавголове.
Сначала все быстро перезнакомились и дружно проводили время. Но немного спустя, москвичи, которые, похоже, перед этим выпили кое-что покрепче шампанского стали приставать к девчонкам, и довольно грубо.
Кульминация напряженности обстановки наступила, когда во время очередного танца Леночка Михайлова резко оттолкнула одного из них. Санька терпеть такого не пожелал. Леночка для него – гораздо больше, чем девчонка, с которой вместе тренируешься. Иерусалимский стремительно бросился на обидчика. Ударом ноги в бедро он свалил его на пол.
Девчонки с воплями выскочили из зала. Оставшиеся парни быстро распределились, где Ленинград, а где Москва, и пошли стенка на стенку. Силы, примерно, были равны – с каждой стороны человек двенадцать-пятнадцать. В ход шло все, что попадалось под руку. Летали табуретки и дрова, аккуратно сложенные перед этим у печки. Кто-то из москвичей размахивал кочергой. Елка валялась на полу. Все очень напоминало ковбойский боевик, не хватало только выстрелов.
На шум появились тренеры, но разнять дерущихся им не удалось. Для москвичей они не представляли авторитета. В результате им пришлось просто принять сторону своих ребят…
Победил Ленинград. Москвичей вытолкали на улицу. Там же их встретили младшие, не успевшие лечь спать. Их было много. С криком «ура» они стали преследовать удирающих жителей столицы. Вслед летели снежки, шишки и даже камни…
Не только этой дракой запомнился ее участникам Новый год. В памяти запечатлелась и погода. В ту ночь резко потеплело. Лил проливной дождь. Даже такие летние явления, как молния и гром, имели место. Ленинградцев этим не удивишь. Про погоду их города – много анекдотов.
Промокших до нитки ребят тренеры загнали в постели. Сами же решили согреться при помощи продолжения встречи Нового года.
Возбужденные пережитым событием парни долго не могли уснуть. С восторгом они делились впечатлениями, потирая ушибленные места. Сережа Пустынников, вспоминал, хотя это видели все, как он, загнанный в угол, стулом отбивался сразу от двоих. Додик старательно вытряхивал из одежды осколки игрушек и иголки, которые собрал на себя, вылезая из-под упавшей елки. Лисин облизывал распухшую губу. Стасик рассматривал в зеркальце фингал под глазом и радовался, что он коричневого цвета, тем самым, гармонируя с карими глазами. Володька Сепман молча лежал. На нем не было и царапины, хотя противнику больше всего досталось именно от него.


На следующий день всех собрали на месте «побоища».
Иван Павлович очень долго говорил о том, что нельзя все вопросы решать кулаками. Самым правильным было бы обратиться к преподавателям… И так далее, и тому подобное.
– Но, ведь, не мы начали – с места выкрикнул Додик Елисеев.
– Нам прекрасно известно, что драку начал Иерусалимский – был ответ директора.
– Он заступился за Михайлову – раздались голоса девчонок. В их глазах Санька был героем. Да и другие ребята ловили на себе восторженные взгляды подруг. Как дружно мальчишки встали на их защиту. Одним словом – рыцари!
Разумеется, независимо от разговоров, итог авторитарный: танцев больше не будет, тренировки с утра до вечера, после обеда – тихий час продолжительностью два часа.
Единственным, кого обрадовало такое будущее, был Лиска. Вслух об этом, конечно, сказано не было. Еще заранее он решил, что проведет зимние каникулы без книг, усиленно занимаясь спортом. Танцы он не любил, к девчонкам относился пренебрежительно.
А вот другие ребята расстроились. Для них танцы – единственное средство сближения с девочками. Под музыку, никого не стесняясь, можно обняться и даже прижаться плотнее.
Правда, запрет сняли довольно быстро.


Лиска все десять дней утром и вечером обтирался снегом. С лыжни его уводили чуть ли не силой. Когда другие развлекались пинг-понгом, он до изнеможения истязал себя упражнениями с резиновым амортизатором. Отказался от культпохода на польскую кинокомедию «Быть или не быть». С большей пользой, как он посчитал, это время следует провести в спортзале.
В заключительный день в лагере, по традиции, прошли соревнования по общей физической подготовке. Лисин сумел стать призером во всех видах программы. Десять километров на лыжах он выиграл с большим отрывом.
«Через четыре года я должен поехать в Мехико» – продолжал он твердить себе постоянно. Весь 1964-ый год для него стал спортивным. Даже учеба отодвинулась на второй план. Выполнить норму мастера спорта – вот задача номер один. К ней Лиска шел целеустремленно, и результаты начали соответствовать усилиям.


События зимних каникул, когда парни плечом к плечу отстояли честь своих девчонок, очень сплотили их. Теперь их встречи происходили не только в бассейне. Посещение мороженицы на углу Садовой и Римского-Корсакова после тренировки стало традицией. Воскресные прогулки за город – тоже. Пока продолжалась зима, ездили в Кавголово кататься на лыжах. Весной начались поездки в ЦПКО и Приморский парк, где до изнеможения гоняли мяч. Но их общения не ограничивались только спортивными увлечениями. Были и театры, и кино.
Сложилась компания из семи парней и четырех девушек. Они – практически ровесники: от 15 до 17 лет. Одни учились, как Лиска, в девятом классе, другие – в десятом. Все они усиленно занимались плаванием. Но никто из них не собирался связывать со спортом свое будущее. Мальчишки были нацелены на технические ВУЗы, девчонки готовились поступать кто в медицинский, кто в педагогический. Лисин, как известно, ни о чем, кроме университета и слышать не хотел.
Отличную от своих друзей стезю выбрал Стасик Старостин. Он прекрасно читал стихи, хорошо пел и танцевал. Часто пропускал тренировки из-за того, что играл в народном театре. Забегая вперед, можно сообщить: в театральный поступил и закончил. Всю жизнь прослужил в театре на Литейном. Играл и ведущие роли, но большой популярности среди зрителей не сыскал, хоть и честно делал свое дело. Не всех слава находит…


Приближался месяц май – время проведения юношеского чемпионата Ленинграда по плаванию. Лисин усиленно готовился к этим стартам. Без особого напряжения им были выиграны обе дистанции брассом на первенстве ДСШ. Поэтому его заявили первым номером на 50 и 200 метров, а также на этап комбинированной эстафеты.
Плавание – такой вид спорта, где очень рано юниоры переходят во взрослые спортсмены. Такой рубеж наступает в семнадцать лет. Таким образом, для Лиски и его друзей это было последнее юношеское первенство. Они всегда бескорыстно болели друг за друга, хотя и бескомпромиссно соперничали на водной дорожке.


Чемпионат Ленинграда 1964 года подходил к концу.
Очень долго тренеры совещались, пробуя различные варианты состава комбинированной эстафеты. Ясно только было, кто поплывет брассом. Здесь – кандидатура одна. Еще бы, Геннадий Лисин стал уже двукратным чемпионом города. Не очень долго думали, кто возьмет старт на спине и баттерфляем. Додик Елисеев и Володя Сепман. Тяжелый вопрос замкнулся на последнем этапе. Как обычно, перед ответственным стартом заболел Иерусалимский. Почему-то, Санька каждый год повторял этот подвиг. Простуда с высокой температурой возникала в самый ответственный момент.
Никто не хотел доверить вольный стиль Старостину. И включили-то его в команду запасным, лишь благодаря прошлым заслугам. Ведь последнее время результаты у него – слабые. Уже кое-кто стал забывать о том, что Стасик первым в истории ДСШ «Буревестник» проплыл сто метров кролем быстрее одной минуты…
– Делать-то нечего – резюмировал Иван Павлович – ставим Старостина. Выше четвертого места нам не подняться с таким составом. И даже это – под большим вопросом. Лисин в одиночку команду не вытянет.
Соревнования на первенство Ленинграда заканчивались именно стартом эстафеты, принесшей столько головной боли руководству спортшколы.
– На старт! – громко произнес Сан Саныч. Он – судья-стартер – не нарушал правил соревнований. Но выстрел производил только тогда, когда видел, что воспитанник «Буревестника» был окончательно готов начать плыть по дистанции.
Вот и сейчас он внимательно смотрел на вторую дорожку, где барахтался Додик, не торопясь, подплывая к бортику бассейна, чтобы зафиксировать стартовую позицию. Только, когда он, сгруппировавшись, замер, Сан Саныч нажал на спусковой крючок. Прозвучал выстрел. Восемь пловцов, отталкиваясь ногами от бортика, резко выпрямили тела. Чиркнув спинами по поверхности воды, почти без брызг ушли на очень маленькую глубину и начали работать ступнями ног, как ластами.
Старт у Елисеева, нельзя сказать, что получился удачным. Но к повороту, он уже был среди первых. Так и заканчивал свою стометровку.
Лиска стоял на тумбочке и ждал, когда Додик закончит свой этап. Генка взял старт тютелька-в-тютельку. Четко в тот момент, когда Елисеев коснулся рукой финишного щита, Лисин, заранее начавший стартовые движения, взмыл в воздух.
– Сделай их всех! – крикнул Стасик летящему над водой спортсмену.
Будто услышав пожелание друга, Лиска так усиленно рванул с первых же метров, что на повороте был впереди всех с хорошим отрывом. Позади – и «Динамо», и «Дворец пионеров», и «Труд». Об остальных командах нечего и говорить…
Но метров за двадцать до окончания этапа Генка неожиданно замедлил движение. Все переглядывались, спрашивая: «Что случилось?» – и, не получая ответа. Надежда, что Лисин увеличит отрыв, а Сепман и Старостин удержат его, рухнула.
– Теперь и четвертое место вряд ли будет наше – расстроено прошептал директор спортшколы, видя, как Генка сдает одну позицию за другой. На финише своего этапа он был далеко позади от фаворитов.
Акула (не известно, по каким признакам Сепман получил такое прозвище) с присущим ему эстонским хладнокровием взгромоздился на стартовую тумбочку и ожидал, когда Лиска закончит свою дистанцию. А тот отбросил свою команду уже на пятое место.
Додик и Стасик помогли Генке выбраться из воды:
– Что с тобой?
– Ногу свело… Подвел команду – только и смог он ответить.
Тем временем Володя Сепман уверенно подбирался к лидерам, но вклиниться в их тройку так и не смог. С красным от напряжения лицом Стасик ждал, когда дельфинисты закончат свой этап. Никто уже не надеялся на успех…
И тут началось что-то невероятное. Последняя минута, а точнее – неполные 58 секунд, стоял такой оглушительный шум, какой редко бывает даже на футболе. На первых пятидесяти метрах Стасик обходит двоих. А, когда подплывал к финишу, то шел со своим соперником «ноздря в ноздрю». Выиграно лишь касание, выраженное одной десятой долей секунды.
Все ликовали, только Лиска был хмурым, как никогда.
– Прекращай жевать лимон – хлопнул его по плечу Стасик – Радуйся!.. Мы – чемпионы!
Генку поздравляли точно так же, как и остальных троих участников эстафеты. Если выигрывает команда, то уже не важно, кто и как в ней сыграл.
– Теперь, ты – трехкратный чемпион Ленинграда – такие слова произнес Иван Павлович, пожимая Генкину руку, во время поздравления. Минуту Лиска сдерживал себя, а потом стремительно бросился в душевую, чтобы никто не видел его слез. Было стыдно. Ведь, если не победили бы, то, только из-за него.


Приблизительно часа через два «великолепная семерка» собралась за большим круглым столом на квартире у Иерусалимского. Они пили чай с пирожными, вспоминая последние минуты закончившегося чемпионата.
Четверка победителей появилась позже, чем пришли Юрка Лебедев и Серега Пустынников. Те уже успели рассказать Саньке о том, что они наблюдали с трибуны бассейна. Теперь же хотелось послушать и самих участников.
– Не хочется вспоминать – пробурчал Лиска.
– А ты все-таки вспомни – потребовал Саня – я же здесь с перевязанным горлом, что мог видеть?
– Да ничего у меня сегодня не получалось! А когда на последних метрах еще и ногу свело, я решил, что это – логичное завершение.
– Кто-либо из присутствующих понял что-нибудь из сказанного? – спросил Серега.
– Как хотите, так и понимайте… Да на самом деле нас должны были дисквалифицировать уже после моего поворота. Я коснулся стенки одной рукой. До сих пор не могу понять, как судья не заметил?.. Вот теперь и посудите сами, какие мы… вернее, какой я есть чемпион.
Наступила тишина.
– Ясно. Чемпионы мы есть липовые – прервал молчание Акула – И еще: не Лиска один виноват. Кстати, ты никому не говорил об этом.
– Сейчас – первый раз… Сказал, и почему-то, легче стало…
Все снова задумались. Надо отдать должное их молодым сердцам – понятие «совесть» не было для них пустым звуком. Но как поступить сейчас?
В этот раз тишину нарушил хриплый из-за болезни горла голос Иерусалимского:
– Я в своей башке, как мне кажется, прокрутил создавшуюся ситуацию. Выводы сделал тоже. Послушать хотите?
Естественно, что возражений не было. Мало того, никто, кроме Саньки, как только что выяснилось, даже не представлял, как можно выйти из образовавшегося тупика. Поэтому все внутренне обрадовались, что нашелся один, кто способен что-то предложить.
– Начну издалека. Несколько лет назад я прочитал сборник «Рассказы о спорте». Одна из историй была о боксе. На каких-то крупных международных соревнованиях один из наших спортсменов нарушил режим. Короче говоря, съел лишнее перед взвешиванием. Уже стоя на весах, он начал скидывать с себя все, что только можно было, пока стрелка не подошла к нужному делению. А судья на весах был советский. Так как положение стрелки весов было спорным, то решать должен судья. Как вы думаете, решил советский судья судьбу советского боксера?
– Думаю, что он поступил, как честный советский человек. Иначе книгу о нем не написали бы – рассмеялся Стасик – А про нас никто ничего писать не будет.
– И почему из-за меня должны страдать другие? – почти закричал Лиска – Стасик вообще сделал невозможное. Он вышел из 58-ми. Окажется, он старался зря…
– Успокойся ты – прервал его Санька – Оставим все, как есть! Точка. Забыли. Послушаем-ка лучше нашего героя. Пусть расскажет, как такое у него получилось?
Стасик чуть-чуть улыбнулся:
– Не знаю, ребята. Поначалу думал, как бы не подвести команду. Надеялся, как и все, что Лисин сделает отрыв, а нам – удержать бы… А, когда увидел, что терять нечего, просто поплыл…
– Ничего себе, просто… – вставил Сепман.
– Да, Акула, я просто плыл и удивлялся тому, что у меня получается абсолютно все. И старт, и поворот. Ноги работают превосходно, а руки с такой силой тащат вперед… Короче, кто бежит за шампанским? Угощаю!
Стасик достал из заднего кармана трешку и положил на стол…
Потом уже много раз Лиска вспоминал этот день. И, если приходилось врать, то он пытался всегда обойти ложь, мотивируя тем, что неправда в его жизни уже была.
Он также понял, что в одиночку добиться можно многого, но, если поддерживают друзья делать это значительно легче.


Все лето и всю осень Лиска штурмовал заветный рубеж. Результаты словно замерли. Лучший из них не дотягивал до мастерского рубежа всего две десятых доли секунды. Заканчивался 1964-ый год, а это означало, что с 1 января нормы будут повышены, так как спортивная классификация обновляется на каждый новый олимпийский цикл.
Пришло время последнего в году старта, а с ним и последнего шанса.
Лиска собрал всю волю в кулак. Стоя на стартовой тумбочке, он мысленно прокручивал все двести метров дистанции. Где хранить силы, где сделать рывок, где бросить взгляд на тренера…
– Только, очень тебя прошу, никакого внимания на соперников. Плыви на результат. Хоть последним приди к финишу, но сдвинься с мертвой точки. Вперед! Я в тебя верю! – такое наставление Генка услышал от Елены Петровны, когда его вызывали на старт.
Почему-то все, кроме него, были уверены в успехе. Он и сам пытался вселить в себя такую же уверенность, но ничего не получалось…
«Будь, что будет!» – последнее, что сказал себе Лиска, вставая на стартовую тумбочку…
Старт… Дистанция… Финиш… Есть! Геннадий Лисин – мастер спорта!..


Собираясь в школу после зимних каникул, Лиска прикрепил к лацкану пиджака значок с надписью «Мастер спорта СССР». Позади – поздравления. Теперь, новая цель – сборная страны.
– Лисин – услышал Гена окрик учителя математики, поднимаясь по школьной лестнице.
Николай Иванович быстро приближался к нему. Генка поздоровался и хотел идти дальше, но учитель преградил ему дорогу:
– Не хотите поговорить со мной?
– С радостью, Николай Иванович – был ответ.
–Тогда слушайте. Мне сказали, что Вы «сделали квадрат». Я допускаю жаргон, но, как математик, глядя на Ваш значок, вижу прямоугольник. Но это – лирика… Я, конечно, поздравляю Вас. Это – большое достижение и хорошее подспорье для поступления в ВУЗ. До Олимпийских игр, куда Вы стремитесь поехать, еще четыре года. А через полтора года у Вас будут очень серьезное испытание. Понимаете, о чем я говорю?
Лиска, молча кивнул.
– Так вот – продолжал учитель – беритесь за ум! Возможно, как педагог, я не должен Вам говорить то, что Вы сейчас услышите.
Николай Иванович сделал паузу, Генка насторожился.
– Лисин, у Вас сейчас уже достаточно знаний, чтобы поступить в любой технический ВУЗ. Но университет одолеть, у Вас навряд ли получится. Уймите Вы, наконец, свои спортивные амбиции! Сделайте выбор! Я все сказал.
«А мне нечего выбирать – подумал Генка – Неужели человек не способен справиться с двумя задачами одновременно?»
Он тогда еще не предполагал, что в следующем учебном году ему придется решать гораздо больше единовременных задач.


Перед окончанием десятого класса, в мае месяце, некоторые ленинградские ВУЗы, в том числе и университет, стали приглашать школьников, желающих через год сдавать вступительные экзамены, принять участие в собеседованиях, по результатам которых пройдут отборы на «малые факультеты». Здесь Лисин снова отличился. Он оказался единственным в школе, кто успешно прошел испытание и был зачислен на «малый физфак».
Таким образом, когда начались уроки в выпускном классе, параллельно пошла учеба и при университете. А это – два раза в неделю по четыре часа. Серьезная накладка: физфак – бассейн. После первой пропущенной тренировки состоялся разговор с тренером.
– В чем дело, Гена? – спросила Елена Петровна.
И после долгих объяснений Лисина она сделала очень простой вывод:
– Главное – учеба. Ничего страшного, если этот год ты не будешь работать на износ. Станешь студентом, останешься в «Буревестнике». Продолжим занятия. А вот, если не поступишь, нам придется расстаться. Будешь тренироваться в СКА.
Таким образом, ликвидировалась одна накладка, но надвигалась следующая…


Перед зимними каникулами, как обычно, в школе был организован новогодний вечер. На этом празднике Лиска присутствовал лишь из-за того, что хотелось снова побыть вместе с одноклассниками. В отличие от других он не любил танцевать. По этой причине после окончания концерта он скучал, пока его друзья и подруги выделывали па в центре зала.
Внезапно, даже для себя самого, он обнаружил, что смотрит все время в одном и том же направлении. Не может быть, сказал бы любой из тех, кто хотя бы отдаленно представлял, что такое, а, вернее, кто такой Геннадий Лисин. Ведь объектом его наблюдения стала девушка. В невероятность того, что таковое неожиданно происходит, поверить не мог никто.
Он же и раньше знал ее: Наташа Гуляева из 10-го «В». Еще лучше знал ее подругу и одноклассницу Веру Гранову. Но почему сейчас его очень задело то, что вокруг Наташи вертелось много парней, наперебой приглашавших ее танцевать? Почему?.. Ведь так было всегда. Понятно, что красивая девушка не должна испытывать недостатка внимания. Все это объясняеться элементарно. Но откуда неожиданно родилось и с бешенной скоростью нарастало желание подойти к ней и познакомиться поближе?
Неожиданно помог случай, коим оказался Вовик Свирский, проходивший мимо.
– Музы нет, так ищешь жертву на сегодняшний вечер? – бросил ему Лиска, когда тот приблизился.
– Yes! – ответил Свирский – Вот только кого выбрать, je ne connais pas.
Мозг Генки заработал со скоростью вычислительной машины. Выстроилась многоходовая комбинация, как в шахматах:
– А ты взгляни туда. Видишь, скучает Верочка Гранова? По-моему, девчонка симпатичная, а стоит одна. Непорядок. Я даже хотел пригласить потанцевать ее…
– Да и я хотел – перебил Вовик – так, ведь после вечера она наверняка будет с подругой. А что мне с ними двумя делать?
Внутри Генки все ликовало. Именно, что-то вроде этого он и предполагал услышать. Cлова, произнесенные Свирским, открывали дорогу туда, куда он, еще и мгновение назад, не предполагал прибыть. Это и заставило сказать его:
– Ладно, так и быть. Помогу. Буду четвертым, чтобы взять на себя третью лишнюю.
– O’key – Вовик быстро двинулся в сторону Веры.
План начинал работать.
Гена и раньше замечал, что на всех вечерах всегда вокруг Наташи было много мальчишек. Также ему хорошо было известно, что, не смотря на это, никто из них не пойдет провожать девушку домой, так как рядом обязательно будет присутствовать Вера.
«Только бы Свирский не подвел – думал Лиска – А вдруг девчонки не захотят уходить с вечера вместе?..»
Размышления, не дававшие покоя, привели к новой стратегии. Он отправился искать Вовика и Веру.
Найдя их, он вежливо извинился перед девушкой, попросив разрешения на двухминутное похищение кавалера. Затем объяснил, что хочет уходить, так как уже ничего интересного больше не ждет.
– Да и мне надоело – был ответ – Пойду предложу Вере fair la promenade.
И вновь Лиска услышал то, что хотел. Оставалось только ждать.
«Если Вера уйдет с Вовиком без Наташи, задержусь на вечере и придумаю еще что-нибудь…»


Лисин и Свирский стояли перед школой и ожидали, когда выйдут девочки.
Один из них просто ждал, а другого очень волновало – появятся обе, или только одна Вера?
Обе!..


… Моментально разделились на пары. Вера с Вовиком весело о чем-то болтали, а Наташа с Лиской шли молча.
Гена первый раз в жизни оказался наедине с девушкой. Причем эта девушка нравилась ему все больше и больше. А вот, о чем говорить с ней, он не имел понятия…
– Ну, и долго мы еще будем поддерживать тишину? – наконец не выдержала Наташа – расскажи что-нибудь. О себе, например.
– Биографию что ли?
«Неудачная шутка» – отметил про себя Генка.
– Можно и это – Наташа взяла его под руку.
От неожиданного прикосновения легкая дрожь пробежала по телу. Гена локтем прижал к себе Наташину руку и почувствовал, как в ответ она чуть-чуть сжала его бицепс. Скованность отступала. Теперь они увлеченно рассказывали друг другу смешные истории из своей короткой жизни. При этом каждый слушал только себя, подбирая нужные слова для своего повествования и не замечая, что его собеседник думает о другом, хотя и адекватно реагирует в нужный момент, изображая то смех, то удивление, то умный вид.
Потом заговорили о кино, театре, книгах, не заметив, как исчезли Вера с Вовиком. Да Генке они уже не нужны были – их миссия закончилась. Наташа же – рядом.
И вот теперь, каждый раз, проходя мимо Наташиного дома на Лермонтовском, Гена предлагал продолжить прогулку. Девушка же в ответ, слегка задумавшись, всегда соглашалась.
Не замечая мороза, они курсировали от Фонтанки до Декабристов и обратно. Прощаться не хотелось. Расстались, лишь, когда с очень большой натяжкой можно было применить понятие «поздний вечер». Поспособствовала этому Наташина мама. Беспокоясь за дочь, она вышла на улицу, но тактично удалилась домой, увидев свое чадо под руку с молодым человеком.


Бессонная ночь в семнадцать лет – явление не редкое. Мысли только о ней, единственной на всем белом свете.
Еще сутки назад в голове не было ни одной девчонки.
Перебирая в памяти эпизод за эпизодом минувшего вечера, Лиска открыл для себя, что Наташа – не только красивая, но и умная. Ну, просто – идеал.
Вспомнив о том, как договорились встретиться после Нового года, чтобы поехать за город кататься на лыжах, Генкина радость неожиданно оставила его:
«Ну и дурак же я! Не решился предложить встретиться пораньше. До праздника еще два дня, значит увидимся не раньше, чем через четыре… Как долго, как долго… Нет, решено! Утром позвоню ей. Слава Богу, хватило ума обменяться телефонами… А что скажу?.. Да не все ли равно?! Попрошу, например, книгу какую-нибудь почитать… Лишь бы увидеться, а там – по обстоятельствам…»


Утром, ни свет, ни заря, нарисовался Свирский:
– Tu dors encore? Безобразие!
– А ты когда последний раз смотрел на часы? – зевнул Лиска.
– Вчера, поздно вечером, а точнее сегодня рано утром перед тем, как to fall asleep.
– Понятно, прибежал делиться впечатлениями.
– Cela ainsi. Но, не это главное…
– Не морочь мне голову, я спать хочу… Быстро выкладывай, что там у тебя, и проваливай!
– O’key. ;coute-moi. Вчера Вера предложила пожелать друг другу Happy New Year в тесной компании. Всего quatre personnes. Список оглашать?
– Вера, Наташа и мы с тобой?
– Oui.
«Невероятно – подумал Генка – Вовик продолжает миссию, возложенную ранее мною на него. Но, теперь мое участие в этом не имеет места быть. Но это – второстепенное. Главное – я Наташу увижу раньше…»
Свирский не унимался:
– Времени у нас – une heur, так как через час заходим к Наташе и едем закупать продукты к празднику. Вера будет ждать нас в Елисеевском. В общем, быстро – подъем и en avant!
Сон, как рукой сняло. Через минуту Гена был уже под душем. А еще через пятнадцать минут побритый и одетый стоял у выхода из квартиры:
«Скоро я ее увижу. Все складывается прекрасно, и не нужно ничего изобретать…»
Состоялось! Ура! Она – рядом. Только ее он и видел. Свирский со своими англо-франко-русскими текстами где-то далеко. Гранова – там же…
Но еще, Вовик радостно всем сообщил, что родители свалили в Киев, на Новый год. Следовательно, квартира свободна, и встреча 1966-го состоится на проспекте Героев. План на ближайшее время был составлен следующим образом: сегодня – закупка продуктов, завтра – с утра отоспаться, затем готовится праздничный стол. Ну, а дальше – ясно без слов.


Часы били полночь. Фужеры с шампанским соединились над столом.
Лиска, сам, не понимая почему, безумно радовался, что, хотя бы сейчас Наташа не окружена толпой поклонников. Как хорошо, когда никто не мешает. Нет соперников, готовых в любой момент отвлечь и увести ее.
Под медленную приятную мелодию, плотно прижавшись, почти не передвигались, а только слегка раскачивались в такт музыки Вовик с Верой.
Но Лиска и этого не замечал. Перед ним была только Наташа. Одна единственная на всем белом свете, а вокруг – пустота. Он мысленно возносил ее до небес и боялся коснуться даже ее руки.
Наташа же, все время ловя на себе его восторженный взгляд, периодически отвечала улыбкой. В отличие от первого общения молчание ее не тяготило. Хотелось иного. С белой завистью она поглядывала на танцующих и воображала себя вместе с Генкой на их месте.
Терпение иссякло:
– Не хочешь потанцевать со мной?
Такой вопрос Лиску вразумил. Вдруг дошло, что он непрерывно смотрит на Наташу, хоть и думает только о ней, но совсем забыл о существовании других знаков внимания. Надо срочно исправлять сложившуюся ситуацию. А сделать можно это только, подойдя к лучшей на свете девушке, взять за руку и, не говоря ни слова, а просто обняв, повести ее в танце.
Гена Лисин, к сожалению, не любил танцевать и не умел толком это делать. Считал, что можно прожить и так. Сейчас же он понял, что в движениях танца выражается гораздо больше, чем в словах. Под музыку Бабаджаняна и голос Магомаева, можно, то сжимая руку и чувствуя ответное пожатие, то притягивая девушку к себе, заметить, что она не сопротивляется, а наоборот… Счастье – безгранично!
А, чего стоит добавившаяся сюда мужская гордость? Дорого! Ведь трудно сосчитать, сколько парней хотело бы в этот момент оказаться на Генкином месте. Но она же выбрала его… А может еще не выбрала? Может все это только воображение?.. А пусть так. Силы найдутся. Cделается все возможное, и Наташа будет только его.


Девочки о чем-то шептались в углу. Мальчишки вышли на кухню. Свирский закурил:
– Ты чего такой не активный?
– (?!)
– Вера m'a rapport; que Natali давно по тебе сохнет. Но, ведь you are Лобачевский…
– Кончай нести чепуху! Говори нормально.
– Согласен. Но только между нами: Вера поведала мне под большим секретом, что Наташа уже целый год на тебя заглядывается и отшивает всех прочих ухажеров. А ты даже поцеловать ее не решаешься.
– Зато у тебя все быстро. Ответь-ка лучше на мой вопрос – Гена был серьезен – Зачем ты пачкаешь мозги Вере? Через неделю Муза с Муней вернутся с Домбая. И что ты скажешь Галкиной?
– Лиска, дорогой, пока Муза осваивает горнолыжный спорт, я штурмую другие вершины. Ничего в этом криминального не нахожу. Ты ведь не осуждаешь своего друга Мазая, за то, что он не упускает случая прыгнуть в кровать к кому-нибудь из представителей противоположного пола?
– Женька, между прочим, позволяет себе такое не так часто, как думают другие и только с замужними женщинами. Это – первое. А во-вторых – всем известно, если бы Рогозина ответила ему взаимностью, то ни одна из девиц не смогла бы и близко подойти к Евгению Мазаеву. Поверь, я знаю, что говорю.
– Да говори, что хочешь… Пошли лучше к девчонкам.
«Непробиваемый» – отметил про себя Лиска.


Праздник продолжался. Свирский уже добрался до Веркиных коленей. Чтобы не демонстрировать это другим, они удалились в соседнюю комнату.
– Гена – неожиданно спросила Наташа – ты, действительно, интересуешься только науками и спортом?
– Кто же такое сказал?
– Твой друг Вовик…
«Наш пострел везде поспел» – подумал Лиска, а вслух произнес:
– По правде говоря, я уже три дня не интересуюсь науками и не занимаюсь спортом.
– Чем же занимаешься? – засмеялась Наташа.
– Ничем.
– Почему?
– Мысли не позволяют – видимо под действием шампанского получилась такая формулировка у Лиски.
– И о чем же они? – вопрос закономерный.
– О тебе…
Вырвалось само собой. Сказал и испугался.
Оба покраснели, но в полумраке это осталось незаметным. Наташа с восторгом смотрела на потупившего взор Генку. Еще бы, неприступный Лисин, оказывается, думает о ней.


Праздник заканчивался вместе с ночью. Лиска с Наташей потихоньку собрались и вышли на улицу. Они решили удалиться по-английски, не тревожа находящихся в другой комнате Веру с Вовиком.
Уже светало.
В Новогоднюю ночь транспорт не прекращал свою работу. Они спокойно доехали на метро до Нарвских ворот, но дальше решили идти пешком. Когда добрались до Наташиного дома, и пришло время расставаться, какие-то неведомые силы заставили Лиску поцеловать девушку в щеку. В ответ же Наташа нежно прижалась своей щекой к его.
«Что делать дальше?» – думал он.
«Обними покрепче» – мысленно отвечала она.
Но ничего такого не случилось. Они просто сказали друг другу «до свидания» и разошлись, договорившись вечером созвониться…


Зимние каникулы – в разгаре.
За это время Геннадий Лисин не прочитал ни одной строчки. Физические упражнения также забыты. Сон – до одиннадцати. А лишь раскрывались глаза, сразу в руке оказывалась телефонная трубка:
– Доброе утро, Натик.
– Доброе утро, Геночка – звучало в ответ.
Далее следовала договоренность о встрече. И так – каждый день.
Они ходили куда попало. Главенствовал принцип: не все ли равно где, лишь бы вместе. К примеру, проходя мимо кинотеатра: «Зайдем?» – спрашивал один из них. Другой непременно отвечал: «Да». Не важно было, какой демонстрировался фильм, они занимали места на последнем ряду и сидели, тесно прижавшись друг к другу, изредка бросая взгляды на экран. Бывали они и в музеях, колесили по городу на метро, сидели в кафе…
Но наступил последний день каникул.
Никуда идти не хотелось. Стоя у Наташи дома перед окном, молча смотрели на улицу, пока Гена не прервал тишину:
– Завтра увидимся после уроков?
– Нет, Геночка, не увидимся – произнесено было очень грустно и, в ответ на вопросительный взгляд, добавлено – Надо заниматься, до лета осталось совсем ничего.
До Лиски вдруг дошло, что Наташа, как и он, тоже заканчивает школу. И, почему он никогда об этом не задумывался?..
Начались расспросы.
Выяснилось, что Наташа с Верой нацелились на химфак ЛГУ. Для этого, девушка так считала, необходимо заработать медаль, чтобы при поступлении сдавать только один предмет. Страшно не получить по химии отличной оценки. Ведь тогда придется сдавать и физику с математикой.
– Так будем заниматься вместе – предложил Генка.
Тогда еще было не ясно, что подобное предложение буквально кишит подводными камнями. Поймут же это они еще не скоро. А сейчас, в последний день каникул, обоим не хотелось даже думать об учебе. Намного лучше просто молча стоять у окна.
Гена восхищался про себя девушкой, еще больше выросшей в его глазах после того, что он сегодня узнал. Оказывается, красота и ум бывают совместимыми.
Он нежно провел рукой по ее волосам и поцеловал в шею. Наташа в ответ прижалась затылком к его лицу. Лиска решительно попытался приблизить свои губы к ее. Но, как это уже не раз бывало, Наташа отстранилась.
– Натик родная, милая – Генкин голос дрожал – неужели ты не видишь, что я люблю тебя?.. Очень люблю!..
– Вижу. Но я хочу и слышать! Наконец-то дождалась… Я, ведь, тоже тебя люблю…
Теперь поцелуй был настоящим. Затем – еще, еще и еще…


– Мне кажется, что в жизни Геннадия Лисина начинается новый этап – очень возвышенно произнес Мазаев, когда они вдвоем шли по направлению к школе в первый день после каникул.
Лиска исподлобья взглянул на друга.
– Да вы, молодой человек, я вижу, еще и смущаетесь. Значит, все – серьезно. Какие же цели теперь?
– Ты, о чем? – единственное, что мог сказать Лиска.
– Брось валять дурочку! Куча народу видели тебя с Гуляевой. И не просто видели, а звонили мне по нескольку раз на день, и интересовались: неужели Пифагор влюбился?
– Прекрати издеваться! – потребовал Генка.
Больше они не сказали ни слова на всем протяжении пути. Женька знал вспыльчивый характер своего друга, поэтому решил, что не стоит подбрасывать дров в костер. Но в душе он был очень рад, что и Лисину ничто человеческое не чуждо.


Как-то провожая Наташу домой, Гена, неожиданно для себя, услышал:
– Ты знаешь? Верка страдает. Уже третий день слышу об этом от нее.
То, что Вовик, после возвращения Музы Галкиной, прекратил все отношения с Верой, Лиска знал. Но он не предполагал о возникновении сильных переживаний со стороны девушки. Огромное чувство вины кольнуло его в самое сердце. Ведь он, преследуя свои интересы, можно сказать, свел их, не думая о последствиях. В результате: Вера мучается, а со Свирского, как с гуся вода.
Вот тогда Генка и рассказал Наташе о том, как он просчитывал, будто решал математическую задачку, все возможные варианты о вероятности благоприятного итога.
– Зачем ты все это придумал? Просто подошел бы ко мне и сказал, что… Ну сказал бы что-нибудь!
– А подступиться к тебе было возможно?!
– А ты пытался?
– …
– Вот… Не ко мне, а к тебе! Попробуй, подступись…
– Почему же?
– Да вся школа знает, что ты на девчонок внимания не обращаешь. Хотя, вру. Одна всегда для тебя была интересна.
– Это кто же? – недоуменно пробормотал Лиска.
– Математика – рассмеялась Наташа…
Лиска клеймил себя, как только мог.
Когда же Наташе просто надоели его раскаяния, и к тому же, перед ними была дверь ее дома, слегка сердясь, девушка сказала:
– Не занимайся самобичеванием! Все равно, ничего теперь не изменишь! Я Верку предупреждала, а она и слушать не хотела. Вот и результат… – А дальше ласково добавила – Если бы не они, мы могли и не быть вместе.
Наташа чмокнула Генку и скрылась в парадной подъезда…


Неожиданно вместо Наташи, которую Гена ждал, чтобы заниматься, появились Мазаев с Митиным.
– О. сам Волька ибн Алеша – собственной персоной! – радостно воскликнул Лиска.
– Вообще-то, мой юный друг, пора называть меня: Владимир Алексеевич. А то – никакого уважения к советским студентам со стороны школьников.
Действительно, Волька Митин на год раньше решил закончить школу. Не желая попадать под «мясорубку двойного выпуска», как он окрестил предстоящие для своих сверстников вступительные экзамены в ВУЗы, подал заявление в РОНО с просьбой о разрешении окончить школу экстерном. Многих он удивил этим.
В результате, теперь он – студент матмеха. Ну, а сейчас, получив очередную «государственную» оценку в зимнюю сессию, решил навестить друзей. Надо отметить, без бутылки «Столичной» он последнее время не появлялся.
Бабушка тут же начала накрывать на стол. Она очень любила, когда трое друзей собирались вместе. Появилась огромная сковорода жареной картошки с котлетами, рюмки и тарелки с приборами, селедка и банка маринованных огурчиков.
– Бабуся, поставь, пожалуйста, еще одну тарелку – сказал вдруг Генка.
Старушка удивилась, но просьбу исполнила.
Сели за стол. Взглянув на лишнюю тарелку, Митин загадочно высказал:
– Понятно. Должна появиться та, которую я не знаю, но, не смотря на это, хочу увидеть.
– Увидишь – Лиска посмотрел на часы.
– Ну, а пока, давайте по первой – Волька резко дернул за козырек пробки и наполнил рюмки. Ребята выпили и с аппетитом приступили к поглощению пищи.
Раздался звонок. Лиска побежал открывать дверь. На пороге стояла Наташа. После долгого поцелуя Гена помог снять пальто. Они вошли в комнату.
– Это – мои лучшие друзья. Мы редко собираемся втроем, поэтому сегодня – праздник. А это – моя Наташа.
– Рад познакомиться – Митин торжественно поцеловал девушке руку – Банкет продолжается. Мы уже выпили за встречу. Предлагаю тост за мое знакомство с Наташей. Возражений, надеюсь, не будет.
– Будут возражения – вмешался Женька – Познакомились двое, а выпивать за это должны четверо? Не справедливо.
– Не хочешь, не пей. Наташа, Вы – не против? – Волька наполнил только две рюмки.
– Да я никогда не пила водку… И ни к чему обращение на «вы».
– Прекрасная идея – предстоит брудершафт – Митин поднял рюмку. Наташа слегка покраснела.
Пришло время возмущаться Лиске:
– Ты уже перегибаешь палку.
– Верно. Прекрати – Мазаев слегка надавил на Волькину руку, и тот был вынужден поставить водку на стол.
– Не понимаю, как можно вырасти почти до двух метров и иметь такой низкий интеллект? Видимо, природа дает что-то одно.
– Хватит болтать. Пошли, покурим – Мазаев почти силой вывел Вольку из комнаты.
Гена с Наташей остались одни.
– Хорошие у тебя друзья – сказала она.
– Это так. Я всегда могу на них положиться.
Наташа вдруг хитро посмотрела на любимого и неожиданно предложила:
– А давай выпьем с тобой вдвоем. Все равно заниматься сегодня мы не будем.
Чокнулись, выпили и оба поморщились. Начали усиленно закусывать.
– Смотри, Небоскреб, что творится – послышался голос Митина, входящего в комнату вместе с Мазаем – Да, если бы я тебя послушал, и мы выкурили еще по одной сигарете, то нам водки не досталось бы вообще…
Все продолжали сидеть за столом и весело обсуждать все, что только взбредало в голову. Наташа почти сразу почувствовала себя своей в этой компании.


Приближался вечер. Пришел с работы Лискин отец:
– Что празднуем?
Почти без запинки Волька, немного захмелевший, так как львиная доля спиртного досталась все-таки ему, стал излагать:
– Есть две причины, Муссалим Чпаллаевич. Первая, она же главная – очередная «тройка», полученная сегодня мною на экзамене по матанализу. Вторая причина – у Вашего сына появилась девушка. Согласитесь, это – важно.
– Это очень важно – сказал отец и не без иронии добавил – но уж не идет ни в какое сравнение с твоими успехами. Ты, вообще, собираешься получать другие оценки?
– Если только случайно «двойка» проскочит. Бог дал мне богатых родителей, поэтому, если мне и грозит стипендия, то только повышенная, ради которой мне пришлось бы стать отличником. А, чтобы получать одни «пятерки», необходимо, но еще не достаточно забыть про многие удовольствия. Особенно про это – показал на почти пустую бутылку, стоящую на столе, Митин.
Немного подумав, Генкин отец поставил на стол бутылку дагестанского «Юбилейного»:
– Тогда, принимайте в компанию.
Вскоре и Антонина Геннадьевна пришла домой.
Во многих семьях родители, как правило, считаются лишними в юношеских застольях. Этот дом был исключением. Родители умели поддержать любой ребячий разговор и хорошо понимали их остроты, и даже жаргон.
Мать, всегда с радостью принимавшая у себя эту троицу, любила повторять:
– Три мушкетера, три товарища. Дюма и Ремарк вас не видят.
Отец выражался длиннее:
– Вы уже больше десяти лет вместе, хоть и прожили меньше двадцати. Держитесь друг друга.


Было совсем поздно, когда Лиска пошел проводить Наташу. Всю дорогу она с восторгом говорила о Генкиных друзьях и родителях.
Когда он вернулся домой ни отец, ни мать, не говоря уже о бабушке, не задали ему вопросов о Наташе, хотя перед его приходом бурно делились мнениями о ней.


Несколько недель спустя, к Лиске обратился Вовик со странной просьбой:
– Лисин, будь другом, мне срочно надо пятьдесят рублей. Можешь мне одолжить хоть сколько-нибудь? Верну в ближайшее время.
– Да я могу дать тебе всю сумму. У меня есть, только скажи, зачем? Деньги-то – немалые.
Свирский замялся:
– Ради бога, не спрашивай. Если можешь помочь, помоги – буду очень благодарен.
Гена достал из кармана зелененькую бумажку. «Если не вставил ни одного иностранного слова, видимо, очень нужны деньги» – подумал Лиска.
– Sur, monsieur, vous ;tes le millionnaire? – последовала тут же ответная реакция.
«Вот, теперь другое дело. Всегда приятно, если есть возможность помочь» – а вслух было добавлено:
– Заканчивай юродство! Нашел миллионера. Это мне мой дед с Кавказа на день рождения, в прошлом году подарил.
Так оно и было. Почти год назад из Махачкалы приезжал гостить дедушка Чапалла. Время его пребывания совпало с семнадцатилетием внука. Не зная, какой сделать подарок, он вручил сторублевку. Около половины было истрачено на покупку книг и прогулки с Наташей.


Летели дни, недели, месяцы. Приближались выпускные экзамены. Совместная подготовка к ним у Гуляевой и Лисина не получалась.
Если Наташа все-таки пыталась выкроить время для занятий в одиночестве, то Генка бездельничал откровенно. Как гласит поговорка: смотрел в книгу, а видел фигу. Пожалуй, не совсем так: видел он не «фигу», а свою любимую. Тренировки также были практически прекращены. Лишь, благодаря Наташе, не прекратились его посещения малого физфака.
Когда же пришла пора экзаменов, то к отвлекающим факторам прибавилась еще и весенняя погода, зовущая за город. Большинство выпускников, конечно, готовилось серьезно, но были и исключения. К примеру, Мазаев захотел с размахом отметить свои восемнадцать лет. Причина, по его мнению – очень уважительная. Ведь теперь, ни одна женщина не сможет отказать ему в близости из-за боязни схлопотать статью за совращение несовершеннолетних. На этом фоне уже совсем неважно было, что на следующий день назначен экзамен по алгебре.
– Наоборот – говорил он – мы сможем проверить прочность наших знаний.
Из одноклассников на приглашение откликнулся только Лисин. У остальных присутствовал панический страх перед математикой. Наташа в этот день успешно сдала экзамен по истории, а до следующего испытания оставалось более трех суток. Она пришла с огромным букетом тюльпанов, чем очень удивила Митина. Он-то притащил две поллитровки.
Да и без этой добавки спиртного было достаточно. Женька рассчитывал на большее количество гостей.
В итоге, Лиска первый раз в жизни напился так, что отключился. Его перенесли через лестничную площадку и уложили спать.
Проводив Наташу до дома, Мазаев и Митин продолжили праздник. Сидели часов до трех, не обращая внимания на увещевания Юлии Михайловны – Женькиной мамы.
Уснули, сидя за столом…


Проснувшись на следующее утро раньше всех, Волька предусмотрительно исчез, не забыв опохмелиться.
А для Женьки и Генки утро началось с практически одинаковой фразы, произнесенной родителями независимо друг от друга. Содержание ее было приблизительно таким:
– Что ты себе позволил? В каком виде ты предстанешь перед Николаем Ивановичем? Как ты сможешь что-либо сформулировать на экзамене?..
И еще много риторических вопросов в том же духе.
А у Лиски страшно болела голова. У Мазая – противно во рту. Поэтому оба просто молчали…
Потупив взгляды и с трудом перебирая ногами, парни двигались по направлению к школе.
– Пошли отвечать первыми – предложил Женька – все равно, когда проваливаться.
Но неожиданно случилось обратное: мальчишки лихо решили задачки, доказали теоремы, ответили на все дополнительные вопросы. Ну, а после экзамена они с гордо поднятыми головами отправились продолжать празднование, прихватив с собой Свирского и Розенфельда. Попробовали пригласить девчонок, но те не решились после красочных рассказов Мазая и Лиски о вчерашнем дне.
Девичья осмотрительность оказалась пророческой. Юлия Михайловна, придя с работы и увидев продолжение застолья, очень много гнева высыпала на уже захмелевших ребят и тупо взирающих на тарелки. Только Мазай улыбался и спокойно смотрел в материнские глаза. Он уверенно поднялся и начал серьезно декламировать:
– Мама, вчера я стал совершеннолетним. Вчера же впервые в своей жизни отдал свой голос на выборах в Верховный Совет СССР. Согласно, Конституции нашего государства, а это, заметь – основной закон, теперь я полностью отвечаю за свои поступки сам. Даже имею право жениться без твоего разрешения…
– Этим ты меня не удивишь – перебила мать, но голос был уже не очень грозным – меня волнуют только твои экзамены.
– Хорошо, обсудим и эту проблему, как говорил Сократ. Я и присутствующий здесь товарищ Лисин вчера «перебрали», но сегодня на «отлично» сдали алгебру. А вот другие товарищи, также присутствующие здесь, как то: Свирский и Розенфельд, отказавшиеся вчера выпить за мое здоровье, получили «четверку» и «тройку» соответственно. С точки зрения математики присутствует прямая зависимость следствия от факта…
– Прекрати паясничать, шут гороховый…
– Мамочка – уже с улыбкой и, нежно обняв мать за плечи, сказал Женька – ну согласись: победителя не судят!
Не найдя, что ответить, а только махнув рукой, Юлия Михайловна вышла из комнаты.


Генка выпил всего одну рюмку, после которой почувствовал себя совсем плохо и рванул в туалет. Там его вывернуло. Но, как он умудрился сделать так, что вся блевотина оказалась на полу ровным кольцом вокруг унитаза, не оставив в его чаше ни одной капли, объяснить, даже с точки зрения физики было не возможно.
Слегка полегчало. Поэтому уборка за собой не вызвала никаких побочных эффектов.
Когда, умывшись и прополоскав рот, он вернулся к ребятам, Женька ему тихо шепнул:
– Если не собираешься идти к Наташе, то позвони хотя бы. Она же волнуется. Ей не известно даже, чем закончился для тебя экзамен.
До Лиски только после этих слов дошло, что с самого утра он ни разу не вспомнил о существовании Наташи. Как он мог?.. Неужели, проклятая водка натворила такое?
Он бежал к ее дому и не знал, что ей скажет.


Наташа, не смотря на заплаканные глаза, весело спросила:
– Как чувствуешь себя, пьяница?
– Натик, прости, со мной такое первый раз… – только и смог выдавить из себя Генка. За тем резко добавил – Подлец – я!
Слово «подлец», не понятно почему, девушку развеселило до такой степени, что сдержать смех она не смогла:
– Надо же такое придумать – «подлец»? Видал бы ты себя со стороны.
Смех разбирал ее все больше и больше.
Наташа смотрела на Геннадия Лисина, самого умного в школе, целеустремленного и всегда добивавшегося осуществления поставленной задачи, сильного спортсмена и прочее, прочее, прочее… И этот человек в настоящий момент выглядел, как побитая собака.
В ее сердце проснулась жалость. Но жалость – не унижающая. Это было чувство желания помочь любимому человеку, а не обидеть его.
– Геночка, солнышко мое – слезы потекли по щекам – не делай больше так… Никогда не делай… Я все знаю. Твоя мама рассказала по телефону, что после экзамена вы снова сели пить… Ты забыл про меня? Весь день места себе не нахожу!..
Уже рыдая навзрыд, Наташа бросилась Генке в объятия.
Что чувствовал он в эту минуту – описанию не поддается. Сбивчиво, используя иногда невпопад, срывающиеся с его языка слова, Лиска пытался сказать что-то вразумительное. Но все сводилось только к одному:
– Натик, прости, больше не буду…
Его глаза тоже стали мокрыми.


Экзамены закончились. Выпускной вечер – тоже. Классный сбор на квартире у Красавиной также стал историей…
Ребята, двигаясь по Кировскому проспекту, подходили к Неве. Мазай и Лиска шагали рядом.
– Ну что, завтра начнешь готовиться к вступительным? – спросил Женька.
– Почему начну? Я уже четыре года готовлюсь – был ответ.
– Извини. Не правильно сформулировал. Хотел спросить: завтра возобновишь подготовку? А то, по моим наблюдениям, у тебя – затянувшийся перерыв.
– Мазай, ты прав – вздохнул Лиска – В этом смысле я, действительно, мало узнал чего нового за последние полгода. Ничего, наверстаю.
– Опять новый этап?
– Иди ты к черту! Посмотрим еще, какой институт завтра тобой будет выбран? Обещал ведь.
– Завтра наступило: два часа ночи. Так что, выбор сделан – «корабелка».
– Понимаю. Семейная традиция.
– И это тоже, но вторично. Главное – близко к дому. Если поступлю, пешком буду ходить на занятия – подвел итог Мазаев.


Огромная толпа, сосредоточенная на набережной у Петропавловки, ждала, когда сведется Кировский мост. На другой стороне Невы народу было не меньше. Лиска вдруг обнаружил, что не видит вокруг ни одного знакомого лица.
«Ну и ну – подумал он – Потерялся!» Несколько попыток найти одноклассников оказались безуспешными.
Иногда судьба сама решает, где люди должны расстаться, а где встретиться. Сама определяет время и место. Одному Богу известно, как оказались рядом два человека, потерявшиеся в большом городе. И этот факт их самих не удивил. Мало того, каждый из них мечтал увидеться сейчас. Одновременно Гена и Наташа заметили друг друга. Одновременно кинулись навстречу…
Наташин десятый «В» тоже продолжил праздник окончания школы на следующий день. В отличие от Лискиного класса сбор был малочисленный. А, пойдя гулять, также потеряли друг друга.
– Еще часа два до того, как мосты сведутся – констатировал Гена.
– Теперь, хоть сколько угодно – ликовала Наташа.
Белая ночь – вдвоем. В литературе такие случаи описываются часто. Но сейчас было все наяву: и красота их родного города, и радость общения, и грусть расставания.


Через несколько дней Гена с Наташей возвращались из университета. Там они подали заявления и теперь числились абитуриентами.
У Наташиной парадной курил Свирский:
– Наконец-то! Вместо того, чтобы грызть гранит науки, ils se prom;nent.
– Можно подумать, что ты ожидаешь нас с учебником в руках – съязвил в ответ Лиска.
– Имею право. Aujourd’hui – «прощай, любимый город». Жду вас на вокзале, там и выпьем du champagne.
– Перевожу – обратился Генка к Наташе – Вовик Свирский сегодня отбывает в Москву и по этому случаю устраивает отвальную на вокзале. Мы с тобой получили официальное приглашение на такое важное мероприятие. Пойдем провожать?
– Пойдем. Только ненадолго.
– А надолго и не получится – пояснил Вовик – Отъезд состоится в двенадцать ночи. Встречаемся у поезда за полчаса до отхода.
Проводы, действительно, оказались короткими. У вагона стояли, обнявшись, Галкина и Свирский. Бутылка шампанского, еще неоткрытая стояла рядом с ними на перроне.
– Вот, что такое, настоящая любовь – попытался шутить Лиска – Девушка провожает своего суженого в столь поздний час. При этом она не боится в одиночестве возвращаться домой. Не переживай, Вовик, Музу мы проводим.
– Проводить-то, вы меня проводите. Только не домой, а в Москву – Муза хитро улыбнулась…


«Молодцы – рассуждал про себя Генка, когда шампанское допито, и поезд уже скрывался из вида – решились ехать вместе…» Как сквозь сон прозвучали слова Наташи, прервавшие Генкины мысли:
– Я тоже поехала бы за тобой.
Который уже раз они смотрели друг другу в глаза, все понимая без слов.
– Ну, проводили? – раздался знакомый голос.
Это была Вера.
– А ты, почему здесь? – спросила Наташа.
– Вот захотела еще раз увидеть целующихся голубков… Да не вас, а их. Хотя, судя по фамилиям, правильнее сказать: свиристель и галка.
– Вера, это – глупо. Пора тебе его забыть, полгода прошло.
– Прошло. Но полгода назад была целая неделя, когда он был мой, а я – его!
– В каком смысле? – насторожилась Наташа.
– В самом красивом и близком… Вот в каком смысле!.. – Вера побежала к метро.
Лиска и Натик смотрели ей в след. Девушку осенило:
– Значит, ей деньги нужны были на аборт. Я не смогла ей дать пятьдесят рублей, но она где-то нашла.
«Новость за новостью» – подумал Генка, но рассказывать, где Вера раздобыла деньги, не стал.


Наступил день, когда по Генкиным расчетам, его Натик, как медалистка, успешно сдаст единственный экзамен и станет студенткой. Он пошел поддержать морально свою любимую и подругу ее, не смотря на то, что на следующий день самому предстоял экзамен по физике.
Обстановка нервная. Очень многие из абитуриентов, ожидающих своей очереди, последний раз пытались пополнить багаж знаний, уткнувшись в учебники и конспекты. Наташа, одна из первых скрылась за дверью в аудиторию, где вершились судьбы вчерашних школьников.
«Как их много – думал Лиска – а ведь только каждый восьмой получит свою порцию счастья. На физфаке конкурс еще выше». Эти и подобные им мысли вертелись в его голове, пока Наташа, Вера и другие за заветными дверями пытались доказать, что химию они знают не поверхностно, это – их любимый предмет, который они желают познавать все глубже и глубже. Уже минуло более полутора часов, как начался экзамен, но еще никто не вышел. Ожидание становилось все более томительным.
Наконец-то, по одному начали появляться те, кто прошел химическую «обработку». Выражения лиц – разнообразны.
Вот, и Наташа!..
Генка сразу понял, что сегодня она студенткой еще не стала. Раздвинув толпу, окружившую и задававшую глупые вопросы на тему, что там спрашивают, он громко произнес:
– Там спрашивают химию! – и отвел девушку в сторону.
– Геночка, «тройка» – грустно произнесла Наташа.
Начались успокоения:
– Не огорчайся. Не все потеряно. Сдашь хорошо остальные экзамены и поступишь…
– Не поступлю! При таком-то конкурсе… если и получу еще две «пятерки», ясно, что тринадцати баллов не хватит. Иди-ка домой, у тебя завтра экзамен. Надо готовиться.
– И не думай, что я одну тебя оставлю. Да и поздно готовиться. Перед смертью не надышишься.
В это время вышла сияющая Вера и сразу же показала друзьям растопыренную пятерню.
Как показало будущее, тринадцати баллов хватило бы. С таким результатом Вера поступила, а Наташа, к сожалению, не набрала и их. Позднее и она получила студенческий билет, но вечернего отделения.


– Я горжусь, что у меня такой любимый – не уставала повторять Наташа – Ведь ты почти не готовился…
Они только что прочитали фамилию ЛИСИН в списке принятых в число студентов физфака. Можно было не тратить время на разглядывание списков. Лиска набрал стопроцентный результат. Наташа потащила его убедиться в этом:
– Вдруг твою фамилию случайно пропустит машинистка, когда будет печатать? Потом бегай, доказывай.
Они пришли к Генке домой. Бабушка тут же накрыла на стол. Ребята уселись обедать. Вскоре появился Мазаев:
– Друзья, не хотите прогуляться со мной до Лоцманской? Почему-то одному мне скучно узнавать свое будущее. Сегодня в корабелке должны списки вывесить…
– Представляешь, Натик – позлорадствовал Лиска – есть, оказывается, вещи, которые смущают даже самого Мазая.
– Да ничуть не смущают! – возмутился Женька – В общем, идете или нет?
– Конечно же, сходим – улыбнулась Наташа.


– Все, порядок! Теперь я вас покидаю. Надо залезть на антресоли. Там – мои сапоги сорок пятого размера. Большой дефицит! – тараторил Женька – Кстати, товарищ Лисин, Вам тоже следует собираться в колхоз. Именно с этого у всех начинается студенческая жизнь.
Две длинные ноги, отмеряя метровые шаги, быстро понесли своего хозяина в сторону дома.
– А он прав – сказала Наташа – Жары не будет. Бери побольше теплых вещей.
– Успею. Пошли, лучше погуляем.
Навстречу им двигался неизвестно откуда взявшийся Саня Иерусалимский:
– Привет, Лиска. Что это ты делаешь у стен моей alma mater? К тому же и не один.
– Санька – обрадовался Генка – давно же я тебя не видел.
– С тех пор, как ты перестал посещать бассейн. Надеюсь теперь, как мне сообщило сарафанное радио, когда ты поступил в ВУЗ, возобновишь тренировки.
– Возобновлю!.. А ты, оказывается – корабел. Поздравляю.
– Хватит болтать! Представь меня, наконец, своей даме.
Лиска тут же перечислил все достоинства своего товарища, а затем просто сказал:
– А это – моя Наташа.
– Прекрасно – сделал заключение Иерусалимский – Надеюсь, ты не забыл, что я родился 30 августа? Значит в этот день, в пять вечера, будешь вместе с Наташей у меня.


Завтра начнется расставание на целый месяц. Срок огромный – тридцать дней. До этого они и на тридцать часов не разлучались. Крепко обнявшись и совсем не торопясь, Натик и Лиска возвращались со дня рождения.
На этот раз Генка ограничил себя несколькими глотками сухого вина. Наташа же, наоборот, расслабилась и выпила немного лишнего. Сейчас она болтала без умолку:
– … Не вздумай меня забыть! Как только я это почувствую, тут же приеду… А я, обязательно почувствую… И не смей простужаться!.. Водку не пей!..
Так, перескакивая с темы на тему, она давала свои наказы любимому. Генка ласково смотрел на нее и находил, что даже слегка захмелевшая, она – очаровательна. А, когда они подошли к ее дому, девушка вдруг резко остановилась и, приняв позу оратора, торжественно произнесла:
– А, когда вернешься, осуществим мою мечту… Хочу проснуться рядом с тобой. Мы обязательно это сделаем…
Она прижала свою щеку к Генкиной. А тот, похолодев от услышанного, не знал, что ответить. Волнуясь и судорожно пытаясь найти нужные слова, он понял, что такое занятие бесполезно. Лиска крепко прижал к себе Наташу и в тот же момент услышал за спиной незнакомый голос:
– Какая красивая девочка! Я думаю, что мальчик поделится с нами.
Он увидел трех парней, окружавших их.
– Ребята – постарался уверенно произнести Лиска – делиться я с вами не буду.
– Благородно – было сказано в ответ – по-мужски. Не настаиваем. Согласны на денежную компенсацию, скажем, в сумме…
– Повторяю: делиться я с вами не буду!
Наташа попыталась открыть сумочку, но Генка остановил ее.
– А девочка – сообразительнее мальчика. Умничка – один из парней протянул руку к Наташиному лицу. Гена тут же отбил ее в сторону. В следующее мгновение он удачно увернулся от кулака, направленного в подбородок, а его ботинок со всей силы врезался между ног нападавшего. Тот вскрикнул и осел на тротуар.
Тут он на миг потерял концентрацию, и двое других, воспользовавшись этим, схватили Генку и швырнули на стену здания. Соприкосновение спины с камнем оказалось неприятным, но не очень болезненным.
Отбиваясь руками и ногами, будучи припертым к стене, он, все-таки краем глаза заметил, как Наташа зонтиком ударила по голове одного из обидчиков. В ответ девушка получила сильный удар по лицу и упала на асфальт. Генку это здорово подхлестнуло – почти каждый его выпад достигал цели.
Немного опомнившись, Наташа закричала:
– Помогите!.. – и моментально услышала:
– Заткнись, сука!
Голос принадлежал тому, кого Генка уложил первым. Уже перестав стонать, он пытался встать на ноги, преодолевая боль.
Наташа продолжала кричать.
– Я кому сказал, заткнись?! – парень достал нож.
Дальше, как во сне с неожиданным пробуждением. С криком: «Это тебе за мои яйца!» – парень подскочил к дерущимся и снизу пырнул ножом Генке под ребра…
– Ты, что сделал, дурак?! Бежим!..
Хулиганы бросились врассыпную.
Лиска медленно сполз вниз вдоль стены и опустился на корточки. Наташа подползла к нему…
Только теперь начали появляться люди. Они выбегали из своих домов, задавая друг другу вопросы: «Что за шум?..»
Испачканного кровью Генку подняли и перенесли в квартиру, где жила Наташа. До приезда «скорой» Лиска умер.


Из друзей Геннадия Лисина на похоронах был только Митин. Он поддерживал Наташу, которая еле стояла на ногах. Мазаев узнал об этой трагедии, только вернувшись с уборочных работ.
Черные волосы отца в одночасье стали белыми. Бледные лица матери и бабушки были сухими. Ни та, ни другая не проронили ни одной слезы, видимо плакать было уже нечем.
Убийц, разумеется, не нашли. Наташу затаскали по допросам. Особенно милицию интересовало: почему девушка в тот момент была «в нетрезвом состоянии», тогда, как в крови труппа алкоголь не обнаружен…


Два года спустя Вовик Свирский, возвращаясь с Юга, где отдыхал во время летних каникул, вместо Москвы решил посетить Ленинград. «Учеба подождет» – решил он. Не заходя домой, направился к Лиске, правильнее сказать, туда, где раньше жил Гена Лисин, который уже никогда не распахнет перед ним, да и вообще ни перед кем, двери своей квартиры.
На звонок открыла бабушка.
– Проходи, Вова – тихо сказала она.
В комнате за столом вместе с Антониной Геннадьевной сидели Мазаев, Митин и Вера Гранова. Вовик подсел к столу. Женька наполнил всем рюмки. Молча выпили.
– Молодец Вова, что зашел. Давно тебя не видела – сказала Лискина мама, с трудом улыбнувшись – А, представляешь, я тебя в первом классе почему-то запомнила лучше, чем Гену…
Слеза упала на стол.
Свирский не удивился, что нет Лискиного отца. Год назад семейная жизнь в этом доме нарушилась. После гибели сына родители перестали понимать друг друга. Общее горе, как известно, одних сближает, других разъединяет. Здесь имело место второе: супруги разошлись. Муссалим Чапаллаев демобилизовался и уехал на историческую родину.
«Но он-то, наверняка, или звонил, или прислал телеграмму… Но почему нет Наташи?» – судорожно думал Свирский.
Спрашивать об этом не решился, а просто вышел в коридор, подошел к телефону и набрал шесть цифр.
– Вовик, милый – услышал он знакомый голос – как хорошо, что ты позвонил. Ведь я и не предполагала, что ты в Ленинграде… Немедленно беги ко мне!
– Зачем? Что случилось?
Ответ прозвучал торжественно:
– Я сегодня вышла замуж. Приходи скорей, свадьба только начинается.
Вовик оторопел:
– Наташа, ты о чем? Сегодня же Лискина годовщина.
Наступило обоюдное молчание. Затем Свирский услышал приглушенный голос:
– Я все помню… Но пойми, жизнь не стоит на месте. Два года прошло, я другого полюбила…
– Мне все понятно, кроме одного: почему сегодня? Неужели нельзя было выбрать другой день?
– Видишь ли, сегодня – пятница, впереди два выходных. Очень удобно…
Вовик, не став дальше слушать, со злостью бросил трубку на телефон. Немного успокоившись, он вернулся к столу. Выбрав момент, наклонился к Вериному уху и прошептал:
– Жизнь не стоит на месте, а впереди два выходных.
– Я это уже слышала – был ответ.