(Отрывок из повести)
Ехал я как-то поездом из Киева. Времена уже смутные наступили, Союз ещё дышал, но уже слабенько. Волны забастовок захлёстывали страну. Республики вопили о свободе от Москвы. Вот и застрял я на вокзале украинской столицы на несколько суток. Уже и не ожидал, что состав всё же подадут. Народ разбежался. Кто самолётом улетел, кто автобусами решили добираться в Россию. Я особенно деньгами не располагал, решил до последнего ждать, а потом уже решать что-то. Гулял по Киеву, пил отличный крепкий кофе на Крещатике, на Подоле, на набережной Днепра. Варили его вкусно в специальных палаточках. Стоил не дорого, да я ещё и удешевлял, пил без сахара. С деньгами и вправду было туго, оставалось что-то около пяти рублей. Я сходил на Бессарабский рынок, купил домашней колбасы несколько кругов, такой запашистой, с жирком, с чесночком, если на сковородочке подогреть, так никаких яств больше не нужно, хлеба кирпич купил, у меня и на кофе осталось. На проезд в троллейбусе-метро или там, в трамвае-автобусе не тратился, пешочком ходил, укреплял опорно-двигательный аппарат. Утром на вокзал приходил, узнавал, что паровоз нужно ждать к вечеру, и снова гулял по городу. Тогда осень была поздняя, но тепло в Киеве, солнышко светит, птички поют, Днепр сверкает. Днём я дремал где-нибудь в скверике на скамеечке, ночью заходил в вокзальный видеосалон. Помните такие? За рубль можно было посмотреть квашню на экране телевизора, размытую, нечёткую, с гнусавым переводом. Показывали в разных городах одно и то же. Либо что-то с Брюсом Ли, либо «Рэмбо» или «Рокки». Не важно. Главное, можно было поспать в мягком кресле и в темноте.
На киевском вокзале владел видюшником свой человек. Наш, афганец. Познакомились случайно, разговорились. Он мне и предложил на ночь к нему заходить. Так что – нормально, перекантовывался как-то. По утрам ходил в туалетную комнату, брился, умывался там. Только вот искупаться негде было, переодеться. Решил проблему просто. Вечером спускался к Днепру, раздевался, залезал в холодную мягкую воду, намыливался, окунался пару раз. Всё это делал потихонечку, без охов и ахов, чтобы не напугать влюблённые парочки и не привлечь внимание милиционеров.
Почему я остался без денег тогда? Всё просто. Возвращался из первой заграничной командировки в Румынию и Венгрию. Тогда же можно было провезти с собой за границу не более червонца. Потратить их там не потратишь, поскольку в ходу форинты и леи. Билет на обратную дорогу был забронирован в купейный вагон. По тем временам червонец - крупные деньги были. Вот и кутил на них по началу, обедал в «Вареничной» напротив вокзала, трескал пельмешки первые два дня, как застрял в Киеве, позволял себе по паре кружек пива.
Наконец-то, поздно ночью, когда я задрёмывал под гнусавый голос переводчика в видеозале, услышал объявление, мол, пассажиры с билетами за такиое-то, такое-то и такое-то, такое-то число приглашаются на посадку в скорый поезд «Киев – Кисловодск». Даже не попрощался с бачой, приютившим меня на несколько ночей. Рванул на перрон. Как дурак, сунулся к купейному вагону. Проводник лениво так посмотрел на меня и сказал, что все места заняты, иди в любой другой вагон. Тут разве поспоришь? Побежал к соседнему, плацкартному. Поезд уже гудок даёт. Проводник этого вагона только кивнул, мол, ласково просимо! Хехе… Вагон был почти пустой. Всего с десяток полок занято. Я прошёл в пустое четырёхполочное пространство, сунул проводнику оставшийся рубль мелочью, попросил пару стаканов чая, развернул пакет с колбасой и хлебом, доел остатки роскоши и завалился на свою полку. Спать! Лёжа, на простыне, пусть даже и серой, влажной, но всё же. Убаюканный перестуком колёс, почти сразу уснул. Проснулся внезапно, видимо, потревоженный наступившей тишиной. Поезд стоял на какой-то узловой станции. Приглушённые звуки репродуктора доносились сквозь закрытое окно:
- Четвёртый, грузовой состав на пятый путь прими…
- Уважаемые пассажиры! На первый путь прибывает скорый поезд «Москва-Львов». Нумерация вагонов с хвоста поезда…
И так далее.
Всё это в полутонах, как-то по-домашнему. Помнится всё из детства.
Мы часто ездили с родителями то в Казахстан, к маминой бабушке, то на родину папы, в Воронежскую область, то к родственникам в Магадан или в Ростов-на-Дону. И всегда почему-то я просыпался в ранние предутренние часы на таких станциях, слушал в полусонном состоянии одинаково звучащие голоса диспетчеров и засыпал под них и начинающих равномерный стук песню рельсов.
В этот раз я лежал и слышал за тонкой стеночкой соседнего купе ровный, чуть хриплый голос. Человек рассказывал молчаливому попутчику свою историю, под редкое постукивание чайных тонкостенных стаканов. Явно собеседники выпивали. Голос говорил:
«Так вот... – булькал жидкостью обладатель низкой хрипоты, - ситуёвина хреновая тогда была в Афгане вообще, поскольку уже тюльпаны начинали из-под снега вылазить, то и душки начали активизироваться, уходить из долинных кишлаков, где зимовали, в горы, занимать седловины, свои пещеры-базы, в общем, егозили очень активно. Для нас же это первая весна там, опыта большого ещё не было по предупреждению таких вещей, то есть тупо мы сами лезли на рожон, вместо того, чтобы методично подготовиться к весне, заслоны выставить, засады на вероятном пути следования духов. Не-а... Опять же, тупо прочёсывали кишлаки, тупо лезли в горы, вслед за душарами, ну и так далее. Одним словом, галиматься сплошная. Естественно, с потерями достаточно серьёзными. Мы же в декабре попали туда, какая разведка зимой, только аэрофотосъёмка, карты генштаба и прочее. А тут - реальность, не на картинках. Хотя, уже более-менее обстрелянными были, успешно воевали, но с малыми группами и в основном на равнине. В горах только случайные боестолкновения, ну и досмотры-уничтожения караванов. - Замолчал рассказчик, громко глотал водку, немножко пережидал паузу и продолжил:
- А тут, блин, когда стаей тараканов ломанулись душары в горы, а у них там схронов с оружием и боеприпасами как грязи. Мы, что в рейд брали, с тем и воевали. Много на себе упрёшь, что ли? Ну, цинк патронов. Это на двадцать минут боя. Ну, гранат с десяток. Ну, нож. Правда, пулемётов всегда два-три было. Однако и таскать тяжело, и патронов не напасёшься. Пожрать что-нибудь: несколько банок тушняка, сгущёнки, галеты, россыпью крупа, кусок мыла, тряпка для лица, после умывания утереться, портянки-носки запасные. Всё! И не факт, что сразу после боя или до него, или же после - подбросят боепитание и жратву. Далеко не факт! Посему, в основном грузились патронами, а продукты по остаточному принципу брали.
Вот и четырнадцатого февраля восьмидесятого года, в день Святого Валентина, почему и запомнился этот день. Впрочем, мы и не знали тогда про такой надуманный праздник, просто мне стукнуло тогда ровно двадцать лет. Раненько утречком, сразу после восхода, как только чуть от мороза ночного оклемались, ночевали на снегу, в основном охранение боевое было. Поднялись на вершинку, а туточки нас и ждут. Кишлачок там махонький был, домов с полтора десятка. Душары с него и долбанули по нам... У них ещё и ДШК был, а это штука страшная. Даже если и не в тебя стреляют, так от одного звука можно в штаны навалять. Ревёт, как труба иерихонская, и сразу охотно веришь, что пулька из него – в клочья разнести может! Так оно и есть, впрочем.
Залегли мы за каменьями, пуляем в ответ. Но после ДШК наши РПК слабоваты будут. Запросили огневой поддержки. Пара «крокодилов» минут через сорок подошла, лупанули по кишлаку. Дым, копоть, снег - всё в одну пелену над селеньицем. Дали летуны возможность ворваться туда. Ну, что, там, в основном развалины, трупы или куски тел, а уцелевшие духи в горы уходят. Но наша задача их не преследовать. Туда пехота потянулась из соседнего распадка. Наше дело - засечь, прочесать и вперёд, дальше. А то и на базу сразу, что завсегда лучше, чем по горам козлами скакать...
Пошли на прочёсывание. Обычно работали в паре. Один впереди, второй сзади по сторонам шарится, за спину поглядывает. Получилось так, что Чича, напарник мой, сунулся вперёд и первым шмыгнул за калитку дувала, а там, блин, растяжка на уровне головы. Он-то пригнутый шёл, глазами внизу растяжку искал, потянул сводом каски или ещё чем струну. Хлоп... и всё... Чиче полголовы снесло на хрен... Я тогда офигел от взрыва, потом от осколков, не задели меня, поскольку я чуть в стороне был, от мозгов в снегу, ну и оттого, что Валька на спину падает, считай, без головы, а на курок автомата пальцы давят, только пули веером вверх и частично над моей башкой просвистели.
Остался я один. Понимаю, что, если, уходя в спешке, духи всё же успели растяжку поставить, значит, что-то интересное там было или есть, а может, просто из-за подлючести своей. Врываюсь во дворик, сразу на перекат через правое плечо. Когда только врывался туда, успел увидеть слева, рядом с калиткой, арбу двухколёсную, прислоненную к дувалу. К ней после переката и шмыгнул. Там ещё мешки с хворостом и соломой были. Обосноваться не успел, а из домика в меня бабахают из автомата. Но не долго. Патроны закончились у орла. Это я понял, когда он заткнулся. Что делать? Пошёл к дому. – Рассказчик шумно вздохнул, помолчал.
Снова короткое двойное бульканье:
- Выходит из проёма дверного... у них ведь дверей практически нет. Древесина очень дорогая, поэтому завешены входы либо мешковиной, либо шкурами. Короче, выходит парень, примерно моего возраста и лыбится, сука! В руках нож. Он им поигрывает, явно заводит. Меня ж от злости и обиды за Вальку Чичу трясёт. Хотел сразу по нему влупить из автомата, но чего-то передумал. Как в кино всё было, честное слово! Вокруг стрельба периодически. Где-то кто-то орёт, мат, стоны. За спиной напарник в киселе из снега и крови лежит. А тут душара на меня с ножом прёт. Ага... И чего-то такая злость через край, адреналин аж на языке шипит, магазин от автомата отстегнул, ствол в сторону бросил. Ранец и броник тоже на снег бросил, нож самодельный достал. С ножичком своим редко расставался. Мне хлопцы из автобата подарили выкованный из рессоры, прочный очень, заточка отличная. Чтобы не напороться самому на него, сделал ножны из резинового водяного шланга. Классная, отличная вещь была! Значит, нож в руку и иду на него. Вижу, что пацан кинжалом с детства владеет, сам шустрый такой, и худющий! Я-то тоже толстым тогда не был, но у нас хоть закалка-тренировка была, да и жратва наша лучше, чем у них сплошной рис. Это всё быстро в башке моей проносится, сам же думаю, как же биться с душарой?!
Снова тишина. Мимо вагонного окна медленно уходит скорый «Москва – Львов». Стараюсь не уснуть, прислушиваюсь.
- Кинулся он на меня быстро так, я прямо и не ожидал, еле ушёл с линии атаки... – крякнул после выпивки рассказчик, похрустел закуской:
- В каратэ есть такой уход - таэ сабакэ, это когда приставным шагом условный треугольник стопами мягко рисуешь по поверхности. Очень эффективный приёмчик. Вот с ним и ушёл. А этот сучонок чуть вперёд прошёл и грамотно, очень грамотно уклонился от моего ножа. Просто под руку мою заступил и опять мне в пузо своим кинжалом целит. Тут я вынес правую ногу на замах, вроде как ударить вражину хочу в пах, но только блокировал свой живот, он мне и полоснул лезвием по колену. Благо, прямо по чашечке, не глубоко, только кровищи много, кожу разрезал, а так даже и не больно, щипало чуть. Я успел ему ножом по лицу достать, щёку порвал и ухо располосовал. – Снова примолк. Жевал что-то.
- Со стороны - картинка замечательная, всё молча делаем, только рычим. Я понял, что он работает полностью на поражение, плен не нужен ему, хотя и понимает, что при любом раскладе ему хана. Но пацан ведь, ему ж только победа нужна, - хехекнул тихонечко. - Больше он меня лезвием не достал, как не пытался. Злится, визжит уже от ярости, не от боли, не смотря на то, что я его трижды ткнул ножом: в бедро, в левое предплечье и в грудь, но не глубоко, не успел просто, сам уходил от его ударов. А потом я споткнулся о брошенный ранец и упал на бок, нож выронил, успел только на спину перевернуться, тут пацан прыгнул на меня, - голос дрогнул, напрягся. - Навис надо мной, уселся на грудь и нож в горло мне воткнуть хочет. Да только я ручонки его шаловливые перехватил и не пускал к своей глотке. Сильный он был, тугой, как верёвка, хоть и худой такой же. Блин, изо рта у него воняет дохлятиной, слюна капает, кровь с морды стекает прямо мне в глаза. Ага, лежим, боремся! Я увидел, как пацаны наши во дворик метнулись. Кто-то побежал духа прикладом садануть, а взводный орёт, мол, не трожь. И вот же, как у Джека Лондона, волчья стая смотрит на бьющихся волков, кто кого, кого драть потом будем?! Так и парни наши кругом стали, чуть не рычат. Даже мороз по коже продрал.
Я решил уйти на мостик и сбросить духа, напрягся, приподнялся чуть, а он меня коленом в пах... Ох и разозлился я... Отпустил его левую руку без ножа, дал ему возможность схватить меня за горло, а сам воткнул палец ему в глаз. Только чвиркнуло. Заорал душара. Всё. Он мой! Перехватил руку с ножом, увёл на болевой и с хрустом сломал в локте, потом в висок зарядил кулаком. Вывернул кинжал у него из пальцев и глотку ему перерезал... Режу, а у самого слюни и сопли текут. А ОСТАНОВИТЬСЯ НЕ МОГУ!!! Ещё и коленом наступил ему на грудь, чтобы он не дёргался сильно, и крови поменьше на мне было. Надо же, думал тогда о таких мелочах, как чистота и гигиена!
Снова короткое затишье:
- Тут лейтенант наш подошёл. Нож выцарапал из моей руки и влепил мне боковой, чтобы сопли не распускал. А я и вправду что-то занюнился.
Сколько лет прошло, а ведь помню всё. И вонь из пасти духа, и ЗАПАХ крови на снегу, и потную вонь, и шипение адреналина на языке, и глаза пацанов наших, и дрожь в руках после драки, и то чувство, когда убивал врага, и не чувствую вины за собой. А должен?
Рассказчик вздохнул, вновь раздались булькающие звуки.
Честно, до сих пор не понимаю, приснилось мне это или я слышал долгий рассказ за перегородкой. Уснул крепко. Проснулся уже в полдень, встал, заглянул за стеночку. Там никого. Только свёрнутые на нижних полках матрасы, да позвякивание перекатывающейся на полу пустой бутылки из-под водки.
Подумалось тогда, сколько же людей через Афган прошло, если то и дело натыкаешься на своих. На тех, кто там побывал!