Скоро меня казнят. Я знаю точно - когда и как. Знаю, что это будет медленная казнь, и смерть моя будет мучительной. За что, за какие грехи я буду расплачиваться? Только за то, что оказался между двух огней, между двумя древними народами: Темными и Светлыми эльфами.
Уже несколько сотен лет между нами идет жестокая вражда, Темные и Светлые уничтожают друг друга всеми возможными способами. Из-за этой беспощадной войны опустело много эльфийских городов, целые провинции стоят заброшенными. В некогда величественных замках селятся зловещие призраки, да оборотни рыщут по опустевшим поселкам.
Темные и Светлые. Все различие между ними в том, что светлые приветствуют восходящее солнце, благодаря его за то, что оно пришло в мир дарить всему живому свет и тепло. А Темные провожают солнце, восхваляя его на закате за щедро пролитые на мир тепло и свет. Даже общее божество не может примерить их между собой. Внешние отличия тоже не настолько сильны, что бы воевать из-за этого. Единственная более- менее значительная разница в том, что темные предпочитают селиться на равнинах, светлые - в горах. Во всем мире нет непримиримее врагов, чем они. Свою ненависть они воспитывают еще с детства. Даже поговорки противопоставляют два народа друг другу: "Хочешь услышать ложь, спроси светлого"," Темный соврет не дорого возьмет", "Лучше жить под одной крышей с шелудивым псом, чем со светлым", и так далее, и тому подобное. А еще во многих более-менее знатных семьях есть такой обычай - подарить своему отпрыску живую игрушку эльфа с другим цветом глаз, сломленного до этого самыми искусными палачами, доведенного до состояния, когда несчастный боится собственной тени, а более всего боится огорчить своего малолетнего хозяина. И выполняет буквально все его прихоти и приказы, какими бы гнусными или ужасными они ни были. Волею судьбы мне довелось стать такой игрушкой.
Я родился в самом прекрасном и благодатном месте нашей долины, в большом селении Сара- Кулак, расположенном неподалеку от Эскор, столицы нашего государства. Каменные и деревянные дома в нашей местности - большая редкость. Храмы Солнца да королевский дворец были построены из камня. Все остальное строилось из высушенных солнцем глиняных кирпичей. Сверху дома штукатурились, а дальше - у кого насколько хватало фантазии. Кто расписывал стены фигурками животных, кто рисовал цветы и деревья, а были такие, кто выкладывал узоры из разноцветных камешков. Но одно было у всех общим: обязательно над входом рисовали Солнце. Верили, что его изображение отгоняет беды от домов и их обитателей. Правда, в Эскоре все по- другому. Нет, солнце над входом в дом -это у всех есть. Городские жители, в отличие от нас, свои дома не раскрашивают, он их гладко штукатурят и белят. Крыши, как и у нас, покрыты черепицей - красной или желтой. Дворец построен из розового камня, его в незапамятные времена, привезли из самых Рубиновых гор. Он стоит на возвышенности, посреди города. Вокруг дворца разбит огромный сад. И когда смотришь на дворец, кажется, будто он парит на зеленом облаке, над всеми зданиями.
Мама моя Налия – искусная белошвейка. Про неё говорили, что Богиня Савира, подарила ей свою иглу. Мамина работа всегда пользовалась большим спросом. Сколько себя помню, она почти все свое свободное время что –то шила. Мне нравилось смотреть как, она работает. Её тонкие пальцы крепко держат острую иголку. Кажется, мама её не выпускала ни на секунду, просто водила ею по ткани, а готовые вещи сами собой выходили из её рук. Часто она напевала за работой, у неё был очень красивый голос. Мне казалось, что мама знает все песни на свете. Она могла петь очень долго и ни разу не повториться. Вспоминаю себя совсем маленьким: она сидит возле окна, чтобы было светлее работать, на ней любимое платье из изумрудно - зеленой ткани. Красивые густые волосы заплетены в две толстых косы, одна ниспадант на грудь, другая перекинута на спину. Я рядом на полу играю деревянными фигурками, которые вырезал для меня отец. Мама шьет и изредка поглядывает в мою сторону. Когда её взгляд касается меня, на её губах появляется ласковая улыбка. Я прошу её спеть песенку, и она охотно начинает петь. Убаюканный любимым голосом я незаметно засыпаю. Маленьким я очень любил её слушать. Потом, став старше, я реже оставался с ней наедине, убегая из дома по своим ребячьим делам. Сколько бы я отдал сейчас, что бы хоть краем уха услышать мамин голос.
Отец Малран служил в дворцовом гарнизоне. В его подчинении было две сотни конных лучников. По роду своей службы он очень часто бывал в патрульных разъездах и от этого редко появлялся дома. Когда он приходил, я почти всегда спал. Но если у него было несколько свободных дней, то мы не разлучались ни на минуту. В свое свободное от службы время отец переделывал всю тяжелую домашнюю работу. Помню его сильные руки, как ловко он ими чистил коня, рубил дрова, или мастерил что-нибудь. Став старше, я пытался подражать ему во всем. Отец всегда относился ко мне как к равному, и если по малости лет у меня что то не получалось, он никогда не спешил исправлять мои огрехи. А подзывал меня к себе и очень терпеливо объяснял и показывал, как нужно что-то делать. В детстве, мне казалось, что нет такой работы, с которой отец не справился бы. Но основной своей работой он всегда считал армейскую службу. Вернувшись из патрульных разъездов, иногда он рассказывал, что видел в разоренных деревнях. И если его отряду удавалось догнать тех, чьи руки были повинны в содеянном, то он не щадил их. В последнее время редко это были светлые эльфы. Гораздо чаще набеги совершались разбойничьими шайками, которых плодило наше неспокойное время. Если для чего-то хорошего люди разных племен и народов очень редко объединялись, то в таких ватагах можно было встретить кого угодно.
Как –то отцу пришлось вступить в бой с одной такой шайкой. Он со своими людьми поехал на конную ферму выбрать лошадей для новобранцев. Основная часть отряда осталась на ферме, с тем, чтобы с утра сопровождать гуртовщиков. В казарму с отцом поехало около десяти лучников. Причина, по которой разбойники напали на отряд, так и осталась неизвестной, может, они за что-то мстили, может решили показать свою удаль. Силы оказались очень неравными. Разбойников насчитывалось около сорока человек, среди которых были не только светлые, но и темные эльфы, а также лесные люди и несколько дикарей да-дерга. Его тогда серьезно ранили. Один из дикарей тяжелым камнем из пращи раздробил отцу колено. Он чудом сумел не упасть с лошади и продолжить бой. Отряду с трудом удалось отбиться от нападавших. Почти все были ранены, но отцу повезло меньше всех. Ему пришлось долго лечить колено, но безуспешно - нога перестала сгибаться, и его перевели в казарму обучать новобранцев.
Через наше селение протекает спокойная река, которая и дала ему название Сара-Кулак. Эта река делит поселок на две неравные части, большая часть примыкает к стенам Эскора. Здесь расположены жилые дома с садами и огородами. Вторая, меньшая часть, заречная: здесь были казармы, кузницы и множество всевозможных мастерских - шорные, бондарни, красильни.
За селением река делала резкий поворот, образовывая с одной стороны широкую песчаную отмель, с другого берега - высокий обрыв, изрытый стрижиными норками, как сыр. После сильных дождей река разливалась по отмели и приносила с собой небольшие самоцветы. За крупными нужно было нырять на самое дно. Самым искусным ныряльщикам иногда везло: на дне можно было найти достаточно крупные самоцветы. Но это было такой редкостью, что подобные находки становились легендами среди ребятни, обрастая новыми подробностями и вырастая в размерах в десятки раз. Говорят, что наша река берет начало в Рубиновых горах, правда, месторождения драгоценных камней истощились задолго до моего рождения. Но наши находки говорили о том, что еще не все сокровища открылись эльфам.
Как - то раз я нашел камень удивительного ярко синего цвета. Своей формой он напоминал цветок лотоса. Находка была уникальной, не знаю почему, я не стал её никому показывать. Может быть просто потому, что такое было большой редкостью, и я не захотел ни в ком возбуждать зависти своей удачей. А может это просто мальчишеское желание обладать одному таким сокровищем.
По соседству с нами жила пожилая пара с внучкой, Айрэ, я был частым гостем в их доме. На дом родителей Айрэ напали либо светлые эльфы, либо разбойники, но второе вероятнее. Они убили её родителей и старшего брата. Только потому, что она успела спрятаться в собачьей будке, ей посчастливилось уцелеть. А узнать, кто все- таки это сделал мы так и не смогли. Трагедия не прошла для неё бесследно, после гибели родных, Айрэ перестала говорить. Бабушка с дедом приютили её у себя. Не один раз они ходили с ней к разным знахарям, но никто так и не сумел вернуть ей речь. Когда-то все эльфы умели колдовать, лечить неглубокие раны, и такие болезни как простуда или обычный насморк. С чем то более серьезным шли к волшебникам или знахарям. Но с начала вражды, все меньше и меньше оставалось волшебства у нашего народа. Сначала знахари и целители бережно хранили крупицы хрупких знаний и умений, а потом и они утратили их. Во время набегов, прежде всего, уничтожались именно они, зачастую волшебников сжигали прямо вместе с их домами, целыми семьями.
Из-за немоты у Айрэ было мало друзей, некоторые сторонились её. На мой взгляд, с ней не всякий мальчишка мог сравниться. Плавала она лучше многих из нас, в стрельбе из лука она почти любого могла заткнуть за пояс. Немота её компенсировалась очень выразительной мимикой, она умела одним взглядом показать, что ей нужно. Иногда, мне казалось, что боги чего-то напутали, и отличному парню дали девичье тело. Правда, потом, годам к четырнадцати, у Айрэ появилась не свойственная ей раньше мягкость, она перестала напоминать дикого котенка. Она стала похожа степную кошку, такую же мягкую и грациозную с друзьями и смертоносную для врагов. Потом, когда мне исполнилось пятнадцать лет, я как и все мальчишки моего возраста, переселился в казарму. Именно тогда, я подарил свой бесценный самоцвет Айрэ. Насколько я знаю, она его тоже не стала никому показывать. Нас же кроме детской дружбы стала связывать еще и общая тайна. Я всегда относился к Айрэ как к сестре, которую всегда хотел иметь, она относилась ко мне как к брату.
То, что одним из инструкторов в казарме, был мой отец, не делало мою жизнь легче. Он по-родственному гонял и требовал от меня больше чем от остальных. Часто я оставался на дополнительные дежурства, какими он награждал меня за какие-то мелкие провинности, на которые обычно не обращают даже внимания. Подъемы всегда были с первым лучом солнца, если не успел выспаться из-за наряда, твоя проблема, но друзей подводить не имеешь права. Сначала было очень трудно, от постоянных недосыпов голова была тяжелой как чугунный котелок, и такой же гулкой. Потом я научился спать в любом положении, даже стоя. Постепенно я втянулся в казарменную жизнь, и она уже не казалась мне такой тяжелой, как в начале. Только по маме я очень скучал. Теоретически, у нас каждые десять дней был полноценный выходной, в который мы могли пойти домой, или в Лаори. Практически же выходные нам выпадали гораздо реже. А все из-за того, что почти все успевали получить кучу взысканий, и вынуждены были отрабатывать их в казарме. За первые два года своей взрослой жизни, мне всего несколько раз удалось побывать дома. Но опыт приходит со временем, я научился избегать бдительных очей инструкторов, а может действительно, научился чему то, и стал намного чаще бывать дома. Несколько раз мы с друзьями побывали в столице. Есть там один подвальчик, где могли продать нам, новобранцам, слабенького вина, и не докладывать об этом начальству. Какими же взрослыми мы себе казались тогда. Сейчас- то я понимаю, что все инструкторы от самого младшего до начальника, все они тоже прошли через этот погребок, и только делали вид, что не догадываются о том, где мы побывали.
Не сказать, что жизнь в казарме была очень горькой или очень сладкой, было все и занятия с утра до ночи, и трудные марш-броски, когда нам необходимо было за одну ночь преодолеть расстояние от одного города, до другого, и вернуться обратно. Но были еще и верные друзья, готовые в любой момент прийти на помощь. Чувство локтя не раз выручало нас в тренировочных рейдах. И хотя тренировки проходили неподалеку от дома, именно такие походы были самыми опасными. На ночной дороге можно было встретить не только запоздалого путника, но кое-кого во много раз опаснее. Часто мы встречали оборотней. Были встречи с одичавшими собаками, а они опаснее, чем волки. Волка можно отогнать огнем, собака же его не боится. И если мы встречались с такими противниками, то всегда старались их полностью уничтожить. Разбойников, правда, по ночам мы ни разу не видели, а очень хотели. Было такое, что старшие отряды сталкивались с ними, и не всегда удача была на нашей стороне. Случалось, что преступникам удавалось скрыться. Мы же, своими ночными походами убивали двух зайцев, получали необходимую тренировку, и заодно уничтожали опасных существ, поблизости от людского жилья. Не скажу, что нечисти становилось заметно меньше, ни разу не было такого, чтобы мы прошли весь путь без какой-либо стычки, но людям жилось немного спокойнее.
Для войны с оборотнями, одичавшими собаками, и с особенно большими стаями волков, мы брали стрелы, смоченные редким ядом. Который, даже через малейшую ранку способен парализовать их, правда если животное достаточно крупное и сильное, он только затруднял его движение, лишая хищника скорости. Для человека же этот яд был смертельным. Добывали мы его из жала, расположенного на кончике хвоста, маленькой крылатой ящерицы тийя.
Эти ящерицы живут в труднодоступных пещерах далеко на севере. Внешне они напоминают крупных разноцветных бабочек, но за красивой внешностью скрывается маленький крылатый убийца. Их яд, как я уже говорил, убивает человека быстро и наверняка. Ужалив кого-то, они слетаются на пир всей стаей. В южных реках живет маленькая невзрачная рыбка, но к этим рекам звери не подходят даже на водопой. Эти рыбки могут за несколько минут оставить от крупного зверя один скелет. Тийя - это то- же самое, только в лесу. Даже такой крупный зверь как медведь, и то опасается близко подходить к их норам. Ящерицы нападают стремительно, во время полета их заметить просто невозможно, но перед нападением они издают резкий свист, и самое главное, когда его слышишь, быстро упасть вниз. Разворачиваясь, и готовясь напасть еще раз, ящерица замирает в воздухе на несколько мгновений, и в это время её можно заметить, и поймать.
Для нас, проверкой на зрелость, явился поход за хвостами тийя. Мой друг Тарен и я отправились на север за ядом для наших стрел. Мы долго готовились к этому походу. Несколько месяцев, наши наставники буквально изводили нас постоянными свистками. Полностью повторяющими свист маленьких убийц, доведя наши навыки до полного автоматизма. Свист, бросок на землю, и бросок сети, на все, что летит. Нас довели до такого состояния, что мы могли бросить сеть на любой свист даже во сне. Днем, наши товарищи стали иногда подшучивать над нами, окликая нас не по именам, а свистом, беззлобно смеясь, когда мы поднимались с земли, на которую сами только что упали. Как - то раз, вечером, я поймал летучую мышь, неосторожно спустившуюся слишком низко над землей, и свистнувшую над моей головой. Потом я отпустил это безобидное создание. После этого случая, мне довелось еще несколько раз ловить маленьких птичек и летучих мышей. Тарен тоже достиг в этом больших успехов. После чего мы поняли, что полностью готовы к охоте. Когда мы с ним будем больше не в состоянии поднять большой боевой лук, то отправимся к птицеловам, там наши умения пригодятся.
Мы отправились в дорогу в начале осени, надеясь успеть найти гнездо ящериц до того, как они залягут в зимнюю спячку. Весной и летом яд у них был слабый настолько, что человек получает весьма болезненный укус с долго не заживающей раной, но не причиняющий смерти, самую силу он набирает только к зиме. Зимовали же ящерицы в глубоких норах, и дуплах старых деревьев, входы в которые были настолько тщательно замаскированы, что найти их было практически невозможно.
Сначала мы присоединились к большому торговому каравану, который шел в нужном нам направлении. Караванщик с удовольствием принял нас. Дополнительная пара мечей и луков ему не показалась лишней. Мар, так звали караванщика, обладал весьма примечательной внешностью, как я уже говорил, мы эльфы высокие и стройные, волосы у нас прямые, а усы и борода нам не ведомы. Тогда как он был не высокого роста, за его спиной свободно поместились бы три таких как я, может не много преувеличиваю, но только самую малость. Он обладал густой рыжей шевелюрой, не только на голове, но и на лице. Несмотря на это кончики его ушей были идеально острыми, чем он страшно гордился. Все это выдавало в нем полукровку, эльфинита, позже мы узнали, что его мать была из племени лесных людей, куда часто ездил торговать его отец. Который привез из одного из своих торговых походов, не только дорогие меха, но и молодую жену. Родные восприняли эту новость без особого восторга, но смирились. Из-за постоянных военных действий, нас становится все меньше и меньше, поэтому и участились смешанные браки. Раньше их осуждали намного сильнее чем сейчас. Возможно, если дело пойдет и дальше, таким образом, наш народ полностью исчезнет, и память о нас сохраниться только в преданьях.
Первые несколько дней дороги были достаточно спокойными, мы передвигались на северо - запад, в земли лесных людей, наши княжества выгодно покупали у них пушнину, продавая взамен наконечники для стрел, металлические ножи, и эльфийские луки. Про наши луки ходили легенды, будто стрелы, выпущенные из них, сами находили свою цель, и могли поразить неприятеля даже за несколько сотен шагов. Слухи эти, как и любые другие, были несколько преувеличены. Все объяснялось тем, что мальчик в возрасте шести лет получал свое первое оружие, и до конца жизни уже никогда с ним не разлучался, проводя ежедневные тренировки по нескольку часов в день. Годам к двенадцати, если ты не мог выпустить в цель еще три стрелы, пока летит первая, и попасть ими в центр мишени, считалось, что оружием ты совершенно не владеешь.
Над желто- рыжей степью раскинулось бескрайнее небо, от ярко-ярко-синего в вышине над головой, до голубого с сиреневым оттенком над горизонтом. Летнее солнце еще не полностью выжгло зеленые краски. Кое-где под редкими деревьями, или в низинах можно было увидеть сочную зеленую траву, в которой, яркими цветами сияли степные астры. Здесь они были не такими крупными, как в наших садах. Но от этого не стали менее красивыми. Ковыль, раскачиваясь под дуновением ветра, создавал иллюзию, будто по степи одна за другой, пробегают волны белая, а в след ей желтая. В основном же трава была уже сухой и жесткой. Позже, когда пройдут первые, еще теплые осенние дожди, кое-где появится молодая зелень, и даже зацветут поздние одуванчики. Сейчас же все просто отдыхало после палящего летнего зноя, и замирало в предвкушении долгожданной влаги.
На второй или на третий день пути, меня начало преследовать чувство, будто кто-то идет за нашим караваном. Но как бы старательно я не оглядывал окрестности, так никого заметить мне не удалось.
- Ты так вертишь головой, что я начинаю переживать за твою шею. – заметив мое состояние, произнес Тарен.
-Уже несколько дней мне кажется, будто за нами кто-то следит.
- Ты уверен? Здесь даже спрятаться негде. – Тарен внимательно огляделся.
- Может я и ошибаюсь, но не хочется, что бы нас застали врасплох.
- Кто здесь может быть? Разбойникам здесь не спрятаться. Волки и собаки не стали бы следить несколько дней. Они просто напали бы на нас, когда им было удобно.
- Ты думаешь, я этого не знаю? Именно это все и настораживает. Непонятно как- то.
-Нужно предупредить Мара.
- Да, может он, что- то слышал про такое. Или это у меня мания преследования какая-то.
Мар тоже ничего подобного не припоминал. Но его самого преследовало похожее чувство. А когда я подтвердил его опасения, он воспринял это с некоторой долей облегчения.
- Значит, я не сошел с ума, и мне это не кажется. Если бы только знать, кто это. Стало бы намного проще.
Мы приняли дополнительные меры предосторожности. Теперь впереди каравана всегда ехали вместо одного, по двое дозорных, а на стоянках выставлялось больше охраны. На ночь мы раскладывали вокруг стоянок охапки сухой травы, для того, что бы зажечь её при первых признаках нападения на караван. Непрошеных хищников этим можно отпугнуть на какое-то время. Но, несмотря на все наши предосторожности, это чувство, будто за нами следят, не отпускало меня, ни на минуту. Как то утром оно стало особенно сильным, казалось что- то подталкивало меня. Какое-то внутреннее чувство подсказывало мне, куда нужно направиться. Влекомый этим зовом, по другому я не могу сказать, я направил своего коня вперед, по едва заметной тропе. На траве еще серебрился ночная роса, но яркие лучи еще почти по-летнему теплого солнца безжалостно уничтожали её. Скоро она осталась только в низинах, куда ласковые лучи еще не достали, и вот, в одной из них, я заметил на светлом фоне, темное пятно, будто здесь лежал большой зверь.
Для того, что бы рассмотреть поближе, что это такое, я спустился в низ. Находка не обрадовала меня . На примятой траве четко отпечатался след большого тела, тот который следил за нами выбрал удобное для этого место. Вся стоянка хорошо просматривалась, а самого преследователя из низины видно не было. Высокая трава и ночная темнота надежно укрыли его от наших глаз. Еще я нашел следы человека, на непросохшей земле остались четкие отпечатки босых ступней, которые перекрывались следами огромных волчьих лап, и повсюду валялись бурые клочья шерсти. Такое мог оставить только оборотень. Но они обычно не следят подолгу за добычей, они охотятся. А этот несколько дней буквально преследует нас. Никто в караване не смог вспомнить ни одного подобного случая, когда беспощадный хищник вел себя подобным образом. И уже зная, что искать, каждый день, неподалеку от нашего каравана, мы находили новые следы ночевок зверя. Это были или клочья шерсти, или опять отпечатки лап. Не понимаю, как мы раньше не замечали всего этого? Или оборотень понял, что мы раскрыли его и перестал таиться? Это держало нас в постоянном напряжении, не давая свободно передвигаться. Чтобы перестать быть дичью, мы решили сами провести облаву на оборотня.
Рано утром, стараясь как можно меньше шуметь, мы разошлись в разные стороны от нашей ночной стоянки. Было еще серо, солнце своими лучами окрасило в розовый цвет края облаков, но само пока не спешило показываться. В это время оборотень утрачивает часть своих сил, и становится просто человеком, перекинуться в волка он может только тогда, когда солнце своими лучами погасит последнюю звезду на небе. Не знаю почему, но в течение дня только это время, когда небо начинает сереть, а звезды гаснуть, только тогда оборотни наиболее уязвимы. Они знают об этом, и особенно старательно прячутся на это время.
Мы внимательно осматривали окрестности, стараясь не пропустить ни одной детали, наш преследователь был где то рядом, мы все это чувствовали, только найти никак не могли. В предутренних сумерках, на фоне желто-коричневой степи, найти хищника было почти нереально. Но, если честно, то мы не особо рассчитывали найти его, мы рассчитывали, что он сам найдет нас. С первым лучом солнца, он может либо напасть на нас, либо опять затаиться поблизости. В очередной раз, проверяя крепость наших нервов. А времени у нас оставалось все меньше и меньше. Звезды гасли одна за другой, ярче разгорался солнечный костер в облаках, уже не багрянцем светились они, а золотом, еще несколько мгновений, и первый луч прочертит по небу огненной птицей, и зверь легко сможет уйти от нас.
Вот уже над желтеющей степью показался край солнца, все, наша облава на сегодня закончена, пора возвращаться к стоянке, и отправляться дальше в путь. Завтра, утром мы опять продолжим нашу охоту. И тут, будто из – под земли, на Стана, одного из охранников каравана, выскочил огромный волк. Мы все ожидали этого, луки и стрелы были у всех наготове. И когда волк еще летел, в своем прыжке на одного из нас, стрелы стремительно направились в него со всех сторон, сделав оборотня похожим на летающего ежа. Как я говорил, оборотня можно парализовать стрелой с ядом тийя, у всех нас было по одной такой стреле, и все они нашли свою цель. Яд подействовал очень быстро, и уже обездвиженный хищник просто свалился на Стана, сбив его с ног. Мы поспешили к нему на выручку, но тот уже самостоятельно выбрался из-под придавившей его туши . Зверюга был огромный, серо – коричневого цвет, но почему-то страшно худой, такое впечатление, будто он не ел месяц. Шерсть его, когда-то густая, висела клочьями, спина местами была просто голой. Внешне он напоминал скелет обтянутый облезлой волчьей шкурой.
Возможно, были какие то трагические обстоятельства, в результате которых несчастный стал оборотнем. Вынужденные превращаться в волков под влиянием лунных чар, они ждут смерти, чтобы избавиться от жестокой судьбы. Если это так, то понятно его поведение. Правда он мог сам обратиться к нам, вероятнее же всего ему тоже хотелось жить, или он просто не решался на последний шаг. Мы решили обождать, пока действие яда не закончится, что расспросить несчастного. Правда, стрел с ядом мы не пожалели, так, что его действие могло закончиться очень и очень не скоро. Поэтому мы его просто связали, и погрузили на не самую загруженную повозку, а сами отправились дальше. Лошади вначале нервно косились на необычного пассажира и протестующее ржали, но со временем успокоились, и привычно шли с караваном.
Или напряжение, державшее в последнее время, отпустило, или монотонность дороги убаюкала меня, я не заметил как задремал в седле. Проснулся я от испуганного ржания лошадей, и возгласов наших спутников. Оказалось, что наш пленник начал приходить в себя, и пытаться вырваться из веревок, связывающих его. Кто-то из погонщиков, что бы ускорить процесс, облил оборотня водой. Это помогло, он перестал рваться, взгляд его стал осмысленным, и он начал превращение в человека. Пальцы на передних лапах удлинились, позвоночник выровнялся, задние лапы выросли и превратились в человеческие ноги, шерсть быстро редела, светлела и становилась короче. Через несколько мгновений перед нами предстал обычный человек. Это был мужчина, похоже, из лесных охотников средних лет, высокий очень худой. Волосы на его голове и борода были спутаны и напоминали свалявшуюся шерсть. Веревки, которыми он был связан, когда находился в теле волка, глубоко врезались в его кисти и ноги, и вероятно причиняли ему сильную боль. Мар приказал своим людям ослабить их. Двое выполнили его приказание, остальные же подняли луки, всем своим видом показывая, что пленнику не поздоровится, если он задумает напасть на кого-либо из нас.
-Кто ты такой, и что тебе от нас нужно. – спросил Мар, как старший.
- Я Нерат, из рода барсуков. В нашем роду закончилась вся соль. Меня с сыном отправили в ваше селение Чехрак за солью. Мы часто ходим к вам, и дорогу хорошо знаем. Как всегда мы вышли рано утром, днем были у вас, а вечером должны были вернуться домой. Но, когда мы уже возвращались, на нас напал оборотень. Было еще светло, он не должен был нападать. Оборотень убил сына одним ударом лапы. Я успел вытащить свой нож, и стал драться с ним. Мне удалось убить волка, но он успел укусить меня. Я развел костер, и прижег рану. Тогда мне казалось, что проклятье разрушено! - тут на глаза говорившего набежали слезы. Вероятно он слишком долго держал это в себе, и начав рассказывать не мог уже остановиться. Нерат продолжил говорить, а мы слушали его.
- Даже если бы я отрубил себе руку, то и тогда бы ничего не изменилось. Как только зубы чудовища, порвали мою плоть, я был обречен. Но у меня не было сил об этом думать. Нужно было похоронить сына, и сжечь труп чудовища. Когда я все это закончил, был уже день. После переживаний и потрясений бессонной ночи, я просто свалился как убитый, и проспал до следующего утра. Когда я проснулся, то увидел, что лошади напуганные нападением оборотня, убежали неизвестно куда. Соль вся рассыпалась, я собрал то, что можно было собрать, и отправился домой пешком. Горе навалившееся на меня, после гибели сына, висело тяжким грузом, ноги не хотели возвращаться в селение. Но люди ждали соль, и мне нужно было идти. Через несколько дней настало полнолуние.
Луна давила на меня, её свет обжигал, тело мучительно болело. Вначале я подумал, что просто заболел, что у меня горячка, но все оказалось во много раз хуже. Я шел сколько мог, потом, когда силы оставили меня я просто упал. Дальше я ничего не помнил. Мне снился сон, будто я зверь, и бегу по ночной степи. Мышцы послушны мне как в молодости, легкие наполнялись прохладным ночным воздухом, ноздри наполнялись разнообразными запахами. Обоняние стало настолько острым, что я мог ориентироваться с закрытыми глазами. Я видел носом, вот перепелка греет птенцов, суслики таскают зерна в норку на зиму. Сила и радость переполняли меня. Но когда я проснулся, то ужас схватил меня в свои ледяные объятья. Моя одежда, порванная в клочья, лежала рядом со мной. Она как и трава поблизости были усыпаны волчьей шерстью. Это все был не сон, это было на самом деле. С этого момента я старался держаться как можно дальше от людей, я не охотился ни волком, ни человеком. Есть поверье, если стал оборотнем не по своей воле, и никого не убил до самой своей смерти, то душа будет прощена. И я смогу попасть к своим предкам в Заповедный Лес. Когда я увидел ваш караван, то сначала хотел открыто прийти, чтобы вы убили меня, но не решился. Еще в первую ночь я мог убить многих из вас. Все ваши предосторожности были просто смешными для меня. Я же видел не только глазами, но и носом, и соображал я по-прежнему, как человек. А тебя – он посмотрел в мою сторону - я мог убить несколько раз, пока ты изучал мои следы. Сейчас прошу только об одном, я прошу у вас смерти для себя.
- Скажи, а ты можешь контролировать свои превращения? – спросил пленника Мар.
- Только тогда, когда нет полнолуния. Тогда луна управляет мной. Ты думаешь, я не думал вернуться к людям, и жить если не с ними, то хотя бы рядом. Но я оставил эту идею. С каждым превращением во мне остается все меньше человека. Чувствую , что все больше и больше становлюсь зверем. Сейчас я с огромным трудом сдерживаюсь, что бы не напасть на вас. Совсем скоро вы станете для меня только законной добычей. Это еще одна причина, почему я вышел к вам. Поэтому я и прошу смерти, как единственной милости. Если вы не можете решиться на это, дайте мне нож, я сам все сделаю. Я уже готов к этому.
Мы все потрясенно молчали. История была ужасной. Этот человек, почти превратился в нашего врага, встреть мы такого при других обстоятельствах, то убили не задумываясь. А тут никто не решался нанести удар. Мар нарушил наше молчание:
- Ты прав, мы не можем убить безоружного.
С этими словами он вытащил из ножен, длинный посеребренный нож, перерезал им веревки, на пленнике. Потом протянул этот нож ему:
- Серебра на лезвии этого ножа вполне достаточно, что бы ты умер. Ты сам знаешь, как это лучше сделать.
Нерат протянул руку и взял нож. Потом неуклюже выбрался из повозки, отошел на негнущихся ногах немного в сторону. Потом взял его обеими руками, немного постоял, собираясь с духом, и коротким взмахом, одним ударом вогнал его себе в сердце.
По обычаю лесных людей, мы сожгли его тело, а над кучкой пепла выложили каменную пирамидку. Пусть его душа найдет дорогу в Заповедный Лес.
Дальнейший путь не занял и двух дней, мы прибыли в первое селение лесовиков. Я наконец увидел, как они живут. Они живут родовыми общинами, и строят одно большое жилище, в котором помещается весь род , а это человек 50-60. Они сообща охотятся, ловят рыбу, старики, которые не в состоянии сами себе добывать пищу, всегда имеют свой кусок мяса и лепешку из толченого зерна.
Врытое в землю жилище, с дерновой крышей, стояло на берегу небольшого лесного озера, родовой столб на пригорке представлял собой грубо вырезанную из дерева фигуру выдры. Это говорило о том, что люди этого рода считали её своим предком. Возле воды, на расчищенном от деревьев берегу, были вкопаны колья, на которых были натянуты рыболовные сети, сохнущие после удачной рыбной ловли. Почему я решил, что она была удачной? Неподалеку от растянутых сетей стояли навесы, под которыми так же были вкопаны многочисленные колья, только вместо сетей на них густо висели ивовые прутья с нанизанной для просушивания рыбой.
Появление нашего каравана вызвало большое оживление в селении. Из большого жилища вышли все представители рода. Я с интересом рассматривал этих людей. Несмотря на достаточно прохладную погоду, многие еще ходили босиком, почти все мужчины были обнажены по пояс, женщины носили короткие меховые рубашки, оставлявшие руки открытыми, и не закрывавшие их стройные ноги. У многих женщин на шее висели бусы, из разноцветных камешков и затейливо переплетенных ремешков. Мара и его людей здесь знали, и были рады их видеть. И похоже радовались не только возможности получить товар за добытые шкуры. У некоторых ребятишек были более светлые, чем у остальных волосы, и острые кончики ушей. Несколько женщин, радостно улыбаясь, поспешили к нашим мужчинам. Поговорив с ними о чем-то, они удалились с некоторыми из них, от жилища в лес. Молодежь отправили за хворостом. Из своих запасов лесовики доставали огромные куски копченого мяса, женщины вынесли моченые ягоды, принесли вяленную рыбу.
Всю ночь длилось пиршество. Интересно, если в каждом селении лесовиков так встречают Мара и его людей, как они ухитряются не растолстеть?
На следующее утро, мы попрощались с караванщиком и его людьми. Он пробудет в селении еще несколько дней, а потом пойдет дальше на запад, наш же путь лежал севернее. Грустно было расставаться со всеми, но у каждого своя из нас своя дорога.