Петрович решил тут (в пятницу) с дочками по супермаркету прогуляться. Мама послала. Да. Да, именно послала, всех вместе. Так и сказала:
- Идите-ка вы в супермаркет.
Они и пошли, а чтоб домой вернулись, она прислала большую сэмэ-эску со списком того, с чем вернуться.
Дочки ужо большие одной четыре года, другой – шесть. Вцепившись в отца с двух сторон только войдя в супермаркет зорко следили за каждым его действием и все время отклоняли от курса. В результате купили и то чего вовсе не планировали ни мама, ни сам Петрович. В тележке беспорядочно валялись сладости, игрушки, книжки, и многое что Петрович не купил бы добровольно даже под страхом смертной казни. Он безропотно сносил все девчоночьи прихоти, и даже когда младшая утянула распродажные колготки в сеточку, он сделал вид, что вовсе ничего не заметил.
Но всему бывает предел. Под шумок к маминым и дочкиным покупкам, Петрович втихаря присовокупил для собственных нужд бутылку коньяку, лимон, небольшой кусок сырокопченой говядины и любимый, но совершенно не воспринимаемый домашними, паштет из сырого мяса, прозванного почему-то поляками - тартар. К тартару, по мнению Петровича, еще полагались пиво и буханка серого хлеба. Нет ничего сложного, выбирай себе пиво и иди, но Петрович мыкался у стеллажей как неприкаянный. Дочери заметно нервничали и ныли:
- Пойдем в игрушки, пойдем в игрушки.
Петрович тоже нервничал, но памятуя о том, что воспитывает дочек и, ни в коем случае не должен срываться, умиротворенно-задумчиво приговаривал:
- Хорошо, хорошо, сейчас, сейчас,- при этом методично осматривая каждый стеллаж.
В результате получил то, что обычно случалось в таких случаях. Под дикие вопли старшей Алуси:
- Когда же закончится эта пьянка! - Петрович схватил первое что подвернулось под руку и помчался в направлении указанном девчонками.
Однако девчонки просчитались, уверенные, что папа теперь покорно будет следовать их указаниям, они расслабились. Петрович же увлеченный мечтами о вечернем просмотре спортивных новостей да под хорошую закуску, направлялся, и вовсе не в игрушки, а в хлебный, решая сложную задачу, с чего начать. По дороге совершенно непроизвольно стащив с полки двести грамм вяленой корюшки, окончательно утвердился – с пива.
Воодушевленный Петрович непроизвольно задержался у полки со шпротами, вспомнив вдруг, что если купить свежего огурца, получится славный закусон под коньяк. И тут случилось страшное - Петрович окончательно расслабился, замечтался и потерял бдительность. Мотаясь между отделами в поисках закуски и придя таки к выводу, что соленое сало удобоваримее воспринимается организьмом под водовку, Петрович на полдороги к хлебному повернул обратно, твердо решив, что теперь-то он один новости смотреть не будет. Рука сама потянула телефон из кармана, палец непроизвольно и вовсе даже никуда не глядя, набрал номер, и Петрович уже куму объяснял, как тот должен прийти, что при этом сказать и самое главное - не забыть куму в качестве отвлекающего маневра.
На полпути Петрович в одном из холодильников сменял бутылку пива на две баклашки, уволок с прилавка упаковку охотничьих колбасок и, проходя мимо овощного, набрал из кадки соленых красных помидор. И вот уже вино-водочный, вот буквально за поворотом, как вдруг появились дочки. Бляха, подумал Петрович, я о них забыл. Старшая сжимала кулачки, а младшая держала в руках какое-то лохматое чудовище.
Петрович в нерешительности остановил свою тележку, напряженно рассматривая дочек с одной стороны облегченно вздыхая, глядя на младшую и с ужасом прикидывая какой сюрприз готовит старшая.
- Папа! – громко закричала Алуся, - купи шарик!
Раскрыв кулачок, дочка показала Петровичу шар размером чуть меньше теннисного мяча. Шар был сильно граненный и почему-то упакованный в облезлый порванный сбоку полиэтилен с кривонаклеенным затертым штрихкодом.
Петровича замкнуло. Серьезно. Надо сказать потом он и сам не мог объяснить, почему это какой-то шарик так плохо на него подействовал.
- Нет, - сказал Петрович строго, - Что за фигня, еще я стекляшек не покупал.
- Это не стекляшка! – завопила Алуся, - Это хрусталь бриллиантовый.
- Хрень какая-то, - пожал плечами Петрович, и хотел было объехать Алусю, но младшая Маруся перегородила ему дорогу еще и ручки в бока уперла.
- Нельзя маленьких подговаривать, - Петрович начал сердиться, - Зря вы так.
- Папа, купи шарик, ну купи шарик, - ныла Алуся.
- Нет сказал.
- Купиииии.
- Нет!
-Ну, купииии.
- Нет, я сказал.
- А тогда я закричу, - при этом Алуся с силой топнула ногой.
- Кричи, - легкомысленно пожал руками Петрович.
- ААААААААА!!!! – закричала Алуся.
- ААААААААА!!!! – закричала Маруся.
- Ааааааа, - выдохнул Петрович взял подмышку одну, потом вторую и тут Алуся совершенно неестественным, страшным, визгливым голосом закричала:
-Аааааа, граждане, дорогие, помогите, спасите, воруют!
Петрович даже оглянулся по сторонам поглядеть, где и что воруют. А Алуся голосила еще громче и уже по нарастающей:
- Спасите! Помогите! Помогите! Спасите!
Вокруг собирался народ, охрана, прибыл наряд, а Алуся все также кричала подмышкой у ошарашенного Петровича, который никак не мог взять в толк с чего это дочка так раскричалась.
Прибывшие милиционеры скрутили Петровичу руки, а сердобольные тетки подхватили девчонок.
-Вы что делаете? – легонько пытаясь освободиться, вопрошал изумленный Петрович.
- Девочка, где твои родители? – спрашивала Алусю какая-то бабка.
- Дома, - самым невинным голосом отвечала дочка.
- Да я ее папа, - пытался всех убедить Петрович, - Я! Мы за покупками пришли.
- Нет, - заявляла Алуся, - Нет, это противный, злой дядька. Пьянь и рвань.
У Петровича подкосились ноги.
- Маруся, - умоляюще глядя на младшую дочь, шептал Петрович, - Скажи, детка, я ж твой папа.
- Неть, - покачала головой Маруся, - ти плякой дядя.
У Петровича челюсть отпала, уж такого он никак не ожидал.
- Да я клянусь это мои дети! – истерично завопил Петрович и неожиданно со словами: «Ах ты, маньяк» схлопотал корзинкой по морде от стоящей рядом бабуськи.
В общем, очнувшись, Петрович узнал, что на его счастье в супермаркет забежали кум с кумой за закуской. Пытаясь заступиться за Петровича, детьми опознаны не были в связи, с чем поименовались бандой маньяков, но успели таки дозвониться до жены Петровича, которая по телефону разрешила все недоразумения, пообещав девочкам купить злополучный шарик. После чего все родственники девочками были опознаны, им принесли извинения, а Петрович с кумом напились в дрыбадан с горя, сетуя на то, какие все-таки неблагодарные дети растут. А утром Петровича отпаивала супом старшая Алуся приговаривая:
- Мой любименький, миленький папочка, пей супчик, похмеляйся.