19. ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ
В богато обставленном кабинете, среди всевозможных античных и восточных редкостей и безделушек, за резным столом с позолотой сидел мужчина, возраст которого было очень трудно определить с первого взгляда. Очень бледный, с лицом, на котором лежала печать той грусти и усталости, которую накладывает необъятная власть. Это лицо ещё хранило следы юношеской красоты, но с возрастом оно приобрело те черты выразительности, которые вызывают у других людей желание ещё и ещё раз увидеть его. Неразгаданность, тайна, ум, мощный ум тонкого и умелого политика-дипломата, которого всё чаще и чаще в народе стали называть деспотом. Деспот, тиран, талантливый интриган, развивший заложенные ещё его дедом Козимо Медичи Старшим основы международной банковской системы, действующие и поныне – Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным сидел в кресле, подперев холёной красивой рукой свою голову.
Настоящего деспота отличает характерная черта – он умеет управлять как собой, так и подчинёнными. Лоренцо научился как тому, так и другому у своего деда – Козимо Старшего. В 1433 году он был изгнан из Флоренции конкурирующей семьёй Альбицци, но меньше чем через год путём хитрых интриг, тайных соглашений, многочисленных подкупов Козимо де Медичи в 1434 году стал единоличным фактическим правителем Флоренции. Он стал народным любимцем. Ловким политика можно считать не тогда, когда он обретает власть, а тогда, когда он умеет удержать её. Козимо Старший делал всё для того, чтобы фамилия Медичи оставалась надолго в памяти итальянцев. Он стремился упрочить господство своей семьи навечно.
В 1441 году Козимо основывает публичную библиотеку Сан Марко. В 1445 году – Академию для изучения философии Платона. Расчёт Козимо был абсолютно верным. Банковские и торговые операции приносят сиюминутную прибыль, а искусство – вечно. Бог не обидел семью Медичи умом и дал изумительное качество – ценить прекрасное. Козимо де Медичи приблизил к себе главного скульптора первой половины пятнадцатого века – Донателло и сделался его основным и главным заказчиком. Скульптуры Донателло стояли в садах Медичи на вилле Кареджи и украшали семейную капеллу в церкви Сан Лоренцо. Донателло завещал похоронить себя подле Козимо.
С приходом Медичи к власти другие знатные и противоборствующие Медичи семьи Флоренции на время отошли в тень и не делали крупных выходов на политическую арену. Козимо, как коршун из Аппенин, охранял своё гнездо от возможных притеснений и содержал вокруг себя целую армию шпионов, доносчиков и убийц. Чуть ли не каждый день к нему приходили люди, пользовавшиеся разными дверьми, и с каждым он беседовал с глазу на глаз. В комнате Козимо был постоянно разожжён огонь в жаровне, где он сжигал приносимые ему записки.
Лоренцо с детства помнил фразу, которую произнёс его дед, когда Лоренцо, будучи ещё ребёнком отворил тяжёлую дубовую дверь и увидел деда за столом, внимательно читающим очередное донесение. Козимо поднял глаза на внука и улыбнувшись во весь рот сказал: «Нам оказана великая честь, Лоренцо, - нас бояться».
Лоренцо не был Старшим – он был Великим. У него в услужении находилось ещё большее количество учёных, художников, музыкантов. Лоренцо был очень и очень неплохим поэтом и сам писал и ставил мистерии на празднествах и карнавалах, которые так любил. Наплевав на все угрозы монахов-иезуитов предать его анафеме за раскопки античных ценностей, он оплачивал все археологические работы в Тоскане. Скульптуры, фрески, украшения и все остальные изделия древних мастеров оседали на его вилле Кареджи. Двор Медичи считался образцом для подражания всем монархам Европы.
Что-то мешало Лоренцо слушать доклад его придворного устроителя празднеств о карнавале, на котором должна была быть представлена знаменитая мистерия, написанная самим Лоренцо – «Вакх и Ариадна».
Как сквозь сон Лоренцо слушал доклад о расходах: на костюмы для лицедеев – столько-то флоринов, на сооружение помоста для представления – столько-то флоринов. Читающий внимательно следил за лицом хозяина, он сидел неподвижно, бледное лицо его было подобно восковой маске. Взгляд небольших, но выразительных серых глаз с очень красивым резко очерченным верхним веком был направлен вниз. Лоренцо не слушал. Внезапно, ноздри его носа дрогнул, и уголки тонкого аристократического рта опустились вниз. Читающий немедленно умолк. Не поднимая на него глаз, Лоренцо кончиками пальцев дал знак тому уйти.
Медичи не долго пробыл один. В стене раздался стук.
-- Войди, -- сказал Лоренцо. Часть стены медленно повернулась и в проёме потайного хода показалась голова Джакопо, одного из соглядатаев. Он поклонился, припал к протянутой ему руке и застыл, преданно глядя в глаза хозяину, ожидая знака, чтобы заговорить.
Лоренцо посмотрел на Джакопо:
-- Что, опять?
Тот кивнул.
-- Вольтерра?
Тот опять кивнул. Речь шла о пресловутых квасцовых рудниках, некогда принадлежавших одной из флорентийских торговых компаний. В 1472 году население города Вольтерра, где находились рудники, выразило своё недовольство флорентийцами и заговорило о выходе из договора. Последовали бунты рабочих. Владельцы компании—богатые флорентийцы были растеряны, и Лоренцо предложил им свою помощь в обмен на «львиную» долю прибыли. Растерянные флорентийцы согласились, им не хотелось вмешиваться в неизбежное кровопролитие. Лоренцо удалось подавить бунт, пролив немало крови и по-разбойничьи наведя порядок в Вольтерра, сравняв дома слишком свободолюбивых граждан с землёй. Затем, он принудил местных глав заключить ещё более кабальный договор с Флоренцией, теперь самолично, возглавляя её представительство.
-- Что они хотят? – спросил Лоренцо, не поднимая на вошедшего глаз.
-- Уступок, Ваша светлость,
-- Уступать – это их доля. Я лишь могу проявить милость, но только к тем, кто этого действительно заслуживает.
-- Несговорчивые они какие-то нынче.
-- Ну, так купи их.
-- Не покупаются.
-- Ты, что вывел новую породу людей, Джакопо? – Лоренцо поднял глаза на него и усмехнулся уголками губ.
-- Ваша светлость, мне кажется, что пора уже их …
Он сделал характерный жест, резко проведя краем ладони по шее.
-- Кровушки захотелось? – лицо Лоренцо стало мрачным и бледнее прежнего. Он кивнул в сторону Джакопо: «Ну, сделай … как тогда.»
Джакопо оскалился, кивнул и удалился за потайной дверью.
Лоренцо долго сидел, молча, один. На столе лежали palle – шары – главный элемент родового герба Медичи, - шары, символизирующие пилюли, ибо Медичи вели свой род от врачей. Он перебирал их красивыми пальцами. Ласкал, поглаживал. Он часто сидел один в кресле, смотрел на шары. Как человек, судьба которого окружена тайной, он не испытывал потребности в постоянной привязанности. Он не умел отвечать откровенностью на откровенность. Очень многое зависело от каждого произнесённого им слова.
-- Palle! Palle! – как сейчас Лоренцо помнит эти крики на улицах Флоренции. Апрель 1478 года вошёл в историю как «кровавая обедня».
Да, Лоренцо любил своего брата Джулиано Медичи. Им любовались все. Джулиано был высоким, стройным, очень красивым, ловким и смелым. Сандро Боттичелли написал его портрет с любовью. Лоренцо любил своего брата. Они часто дрались между собой на рыцарских турнирах. Джулиано выходил победителем. Да, Лоренцо любил своего брата, его любили все. Семьёй тогда руководил Пьетро Медичи, отец Лоренцо и Джулиано. Пьетро не унаследовал от отца ни ума, ни хватки и семья Пацци, заручившись поддержкой Ватикана, при личном содействии Папы Сикста Четвёртого подняла бунт против Медичи. Как сегодня Лоренцо помнит этот день.
Собор Санта Мария дель Фьоре. День причастия. Джулиано такой красивый, такой изящный стоит впереди всех, ожидая чашу священника. Вдруг, шум, крики: «Смерть тиранам Медичи». Джулиано оборачивается к Лоренцо, но его нет рядом. Джулиано падает замертво, сражённый клинком. Лоренцо велел уничтожить всех Пацци, который удастся найти.
Кровь залила улицы Флоренции. В окне Палаццо Веккио долго висели два трупа, уцепившиеся в предсмертных судорогах друг в друга. Это были два участника заговора против Медичи: архиепископ Сальвиати и Франческо Пацци. Лоренцо любил своего брата.
Папа Сикст Четвёртый отлучил Флоренцию от церкви. Лоренцо, не моргнув глазом, забрал всё имущество Пацци и добился признания 400 человек врагами флорентийской республики. Кровь опять залила улицы и площади Флоренции. Лоренцо любил своего брата.
Папа сдался Лоренцо, так как он сделался близким другом неаполитанского короля и подписал с ним лично, от имени всей Флоренции военный союз. Больше с Лоренцо Медичи в конфликт никто не вступал.
Ему было сорок. Иногда его мучила бессонница, и он писал. Писал много, жадно, обо всём. Ему очень хотелось высказаться. Иногда это была нежная любовная лирика, иногда серьёзная драматургия. Он сочинял песни, которые потом подхватывал народ и пел на улицах. Его песни любил исполнять Леонардо да Винчи, аккомпанируя себе на лютне, но с которым у Лоренцо не сложились отношения. Они были очень разными людьми. У него болела душа. С каждым днём он становился всё бледнее и бледнее. Ему оставалось жить всего лишь три года. Яростным движением руки Лоренцо стиснул один из шаров.
Пусть почести влекут неугомонных,
Палаты, храмы, толпы у ворот,
Сокровища, что тысячи забот
И тысячу ночей несут бессонных.
Лоренцо Медичи
20. В САДАХ МЕДИЧИ
Бертольдо ди Джованни учился у Донателло. После смерти великого маэстро в 1466 году Бертольдо завершал начатую Донателло работу над многофигурными бронзовыми рельефами страстей Христовых в церкви Сан Лоренцо. Позже, как человек верный своему учителю и его покровителю, Козимо Медичи, Бертольдо остался в семье Медичи и был, в первую очередь, главным экспертом по античным статуям, добываемым для Лоренцо Медичи. За Бертольдо всегда оставалось последнее слово в оценке той или иной находки и соответственно, он самолично решал дальнейшую судьбу очередного Вакха или Сатира.
У Лоренцо Медичи не было друзей, но Бертольдо ди Джованни был один из тех немногих, с которыми Лоренцо мог говорить. Говорили они только об искусстве, и оба получали от этих бесед удовольствие. Лоренцо ценил в Бертольдо ум, деликатность и преданность. Однажды, находясь около «Юдифи и Олоферна» работы Донателло, Лоренцо внимательно посмотрел на своего собеседника и спросил:
-- Бертольдо, ты доволен жизнью?
Маэстро даже вздрогнул от такого вопроса. Он привык к резким перепадам настроения у своего хозяина и казалось, приспособился не вызывать у него раздражения. Но сейчас – как быть, что ответить? Лоренцо с громадным удовольствием наблюдал за лихорадочной работой мысли на лице скульптора. Истинный дар великого человека – быть великодушным и справедливым. В семье Медичи во все времена были яркие и сложные персонажи, но их объединяло одно – ничтожеств среди них не было.
Лоренцо положил руку на плечо Бертольдо:
-- Успокойся, мой дорогой художник. Я совсем не собирался загнать тебя в ловушку, чтобы потом посмеяться над тобой. Послушай, я тут кое-что придумал. Мне очень нужно твоё мнение.
-- Я весь к Вашим услугам, Ваша Светлость.
-- Я знаю, знаю. Пошли в дом, а то холодно стало.
На сады Медичи наступала ночь:
На холмах Тосканы тишина.
Льётся серебристый лунный свет.
В бархат ночи облеклась страна
Нет ни поражений, ни побед.
Как и все неординарные люди, с сильным темпераментом Лоренцо любил острые и пряные блюда и ел их много, запивая тяжёлым сицилийским вином, несмотря на неоднократные предостережения врачей, к советам которых он мало прислушивался, доверяя больше собственной интуиции. Наступила итальянская ночь. Свежий и влажный воздух, насквозь пропитанный смесью запахов самых разнообразных растений из садов Медичи, наполнил балконы, галереи, комнаты виллы Кареджи. Лоренцо подошёл к окну и вдохнул полной грудью. На него смотрела полная ясная луна. Блестящая, окружённая дымкой серебристого сияния, прекрасная в своём гордом одиночестве, неизмеримо далёкая и недоступная. У Медичи заблестели глаза.
-- Бертольдо, я хочу открыть здесь школу искусств, наподобие Афинской. Что скажешь? Эй, принесите ещё дров.
Лоренцо захлопнул окно. Бертольдо, служивший третьему поколению Медичи, давно привык к их импульсивной и резкой манере общаться.
-- Мне нравится эта идея, Синьор.
-- Ты знаешь, что для этого нужно? Если нет, то так и скажи. Я найду того, кто знает.
Бертольдо с секунду посмотрел Лоренцо в лицо.
-- Я могу предварительно задать Вам, Ваша Светлость, интересующие меня вопросы?
-- Да.
-- Где Вы планируете устроить школу, и кто там будет преподавать?
-- Здесь, в садах, при монастыре Сан Марко. Преподавать там будут лучшие из лучших.
-- Независимо от их политической принадлежности?
Бертольдо сам испугался собственной дерзости. Лоренцо усмехнулся.
-- Независимо. Ты знаешь, что для этого нужно?
Бертольдо посмотрел в лицо хозяину, кивнул и ответил:
-- Знаю.
-- Эй, принесите ещё вина, что-то меня знобит очень.
Лоренцо, Лоренцо Медичи. Человек, имеющий огромную жизненную силу, человек – океан, сочетающий в себе все самое несочетаемое: подкупы, грабежи, интриги, власть, деньги, роскошь, искусство в самых разных его ипостасях. Всё было пропитано именем Лоренцо Медичи. Его было много и ему надо было много. Совмещение внутри себя несовместимого и являлось его внутренней гармонией. Иначе жить он бы просто не смог. А жить он умел и очень хотел. Очень. Его неуёмный темперамент с аппетитом пожирал всё новое и интересное, и постоянно требовал себе новой пищи. Пиры, шествия, рыцарские турниры, приёмы иностранных послов, маскарады – всё это было в постоянном меню. Однажды, Лоренцо устроил на городской площади зрелище, на котором привезённые ему из дальних стран кабаны, лошади, быки, собаки, лев и жираф должны были биться между собой до смерти.
Женщин, с которыми у него была связь, он не считал, имена некоторых даже и не помнил. Большинство из них Медичи презирал за их доступность. Физиологическая близость с такими «pazza» не оставляла в его душе никаких следов, кроме минутного насыщения страсти. Он жаждал обладать не телом, а умом. Полюбить? Значит принадлежать. Причём целиком, без остатка. Духом, душой и телом. Но кому можно доверить такое сокровище? Кто способен оценить и сберечь его, не предав и не навредив ничем? Кому довериться? Тяжёлые приступы меланхолии съедали Лоренцо изнутри. Перенести бы всю эту чашу груза на чьи-нибудь плечи! Никого. Никто не смог заинтересовать его настолько, чтобы суметь тактично подставить своё плечо, не задев его чувствительную гордость. Ему не было равных по силе интеллекта, чтобы в равной степени поглощать энергию его темперамента. Лоренцо задавливал собой людей. Они с удовольствием прогибались. Он их презирал. Чем меньше становилось вокруг него людей, тем больше становилось вокруг предметов искусства.
Леонардо да Винчи вообще не писал стихов, но очень их любил. Любил он, также, и петь, аккомпанируя себе на лютне. Такую лютню в виде черепа лошадиной головы сделал он и для Лоренцо. Особенно любимой песней Леонардо была нежная лирическая, но покоряющая слушателей любовная песня, сложенная Лоренцо Медичи:
Quant’e bella giovenezza,
Che si fugge tutta via,
Chi vuol esser lieto sia:
Di doman non c’e certezza.
Как красива юность, кратка
Миг блаженства - счастлив будь,
Если хочешь; ибо правды
нет в коварном слове завтра.
Не сложились у них отношения. О чём, впрочем, оба впоследствии и не жалели. Два редких ума, но такой разной направленности. Лоренцо ценил в людях проявления внешнего темперамента. Леонардо же отличался внутренним. Медлительный, сосредоточенный, не всегда могущий образно выразить свои мысли. Лоренцо любил красоту слога, языка, остроумия, блестящие речевые выпады. Жгучий его темперамент постоянно требовал ощущений. Они расстались без сожаления. Тем более, что отсылая Леонардо к герцогу Милана, Лодовико Сфорца, Лоренцо оказывал последнему большую услугу.