Охота на сурка, , Глава4

Геннадий Смирнов
ГЛАВА 4
До станции ехали долго, остановились всего один раз, чтобы справить нужду.
 Маленькие детишки плакали и скулили, как щенки.
 Те, кто постарше, угрюмо молчали, так до конца и не поняв, в чем их родители, которые трудились от темна до темна, провинились перед Советской властью.
 Несмотря на большое количество обозов с других сел и пригородов, маленькая станция забита вагонами не была, директивы партии исполнялись в срок, а не то быстро загремишь под трибунал.
 Все ответственные лица это знали и боялись.
Подъехавших сельчан сразу разместили в вагон-теплушку и закрыли на замок.
 Снаружи и изнутри открыть двери было невозможно, поэтому побег исключался.
Татьяна разволновалась:
– Как тут ехать? Никаких же удобств, голые полы и все, как мы будем спать, кушать?
– Что-нибудь придумаем, Танюша, как-нибудь доедем.
– Ох, Мишенька, – она снова зарыдала. – Почему мы такие несчастные?
3а какие грехи нам выпала такая доля.
Всех односельчан разместили в один вагон и сразу же его закрыли, а через некоторое время состав переселенцев тронулся.
Прощай, Родина, ты нас так «любишь»!
 Деревянный вагон был очень просторным и каждая семья переселенцев обосновалась в нем отдельно.
 Но в вагоне не было окон и было очень темно, лишь под потолком были небольшие отдушины, чтобы никто не задохнулся.
 Для освещения жгли самодельные свечи из воска, только по мере надобности, экономно. Также берегли продукты, взятые с собой в дорогу.
 Впереди была неизвестность. Никто не знал, сколько суток они будут ехать и будут ли их кормить по прибытии.
На крупных станциях вагоны открывали и выпускали по два-три человека, чтобы запастись водой и очистить ведра с парашей.
– Миша, что за Казахстан такой, где он находится, далеко от нас?
– Не знаю Таня, где-то далеко в Сибири, говорят он очень большой и необжитый, в основном степи бескрайние.
 Приедешь, Танюша, увидишь сама. Почитай уже две недели едем. Скоро приедем.
Через три дня поезд остановился.
 Охрана всем приказала выходить из вагонов: «На выход, живо, не задерживай!»
Небольшая станция, вокруг степь во все стороны.
Снова подогнали повозки с лошадьми, усадили бедолаг, чтобы развести по новым адресам. Руководили всем представители уже новых местных органов, среди них было много казахов, которых раньше никогда приезжие не видели.
– Живей, твари, ублюдки, на повозки, а то пешком пойдете или побежите вдогонку.
Ехали долго, почти весь день, вокруг – степи и степи.
– Господи, и как здесь люди живут, – переговаривались в повозках.
К вечеру привезли их к речке, тихой и узкой, выгрузили всех, вслед покидали узлы с имуществом и уехали, сказав на прощание: «Руки есть, ноги есть, обживайтесь, как хотите».
– Миша, как же мы теперь, ведь степь кругом, пропадем, не выживем, бедные наши детки!
– Ничего Танюша, сейчас мы с мужиками соберемся, будем думать, что делать и как нам с семьями выживать в этих условиях.
К речке подошли Николай Калашников, Егор Горшков и другие взрослые мужчины.
– Ну что, бедолаги, если хотим выжить в этих местах, надо копать землянки, иначе пропадем, дети первыми замерзнут.
– Правильно мужики, давайте помогать друг другу и вообще держаться сообща, а иначе конец нам.
Начали рыть в земле большие норы, как комнаты, благо было еще тепло, и земля была податливая.
Пол устилали травой, на ней и спали, подложив кое-какую одежду.
Так прожили до осени. Потом стали думать, как пережить надвигающуюся зиму.
Кто-то предложил строить дома-землянки из того, что в степи имеется.
 Недалеко от речки нашли глину и старую солому в полях.
 Месили глину с соломой и делали кирпичи-саманы.
Начали строить землянки из обожженных на солнце кирпичей.
Под палящими лучами кирпичи становились твердыми, как железо.
Нашлись и умельцы-строители, которые изловчились строить из такого материала.
 Работали все – и стар и млад. Одни носили воду и глину, другие месили и делали кирпичи.
Но самая большая беда для всех семей была еще впереди – голод.
 Те припасы, которые они привезли с собой с Родины, несмотря на экономию, уже закончились.
Кормились, кто как мог, и чем придется.
Женщины и дети лазали по сопкам и собирали заячью капусту и дикий чеснок.
 Ели все съедобные травы, иначе – смерть.
 Мужчины и подростки ловили в речке рыбу. Попадались окуни и караси. Но рыбы было очень мало, речка к осени обмелела.
В степи искали норы.
Заливали в них воду и вынуждали сусликов выходить на поверхность.
Но для такого количества людей этого явно не хватало. Приближалась зима, а по рассказам местных жителей, которые жили в соседних аулах, зимы здесь были очень снежные и суровые, никакая землянка не спасет.
Казахи в этих местах жили небольшими поселениями: две-три юрты.
 Летом они постоянно кочевали в поисках более плодородных земель и хорошей травы для скота, баранов и лошадей.
 А зимой жили на одном месте, защищенном от сильных ветров.
Они по-своему жалели людей, которых насильно привезли и оставили выживать в неизвестной им степной дали.
По мере возможности казахи делились молоком, маслом и мясом.
Начало зимы переселенцы кое-как пережили, а в декабре начались морозы под сорок градусов.
– Миша, дети все хворают, кашляют сильно, особенно Любаша, как бы не воспаление легких у нее, – со слезами на глазах Татьяна сказала мужу.
– Надо ее лечить Танюша, я после обеда схожу к местным в аул и попрошу бараньего жиру, а ты ее чайком с травами степными отпаивай, хуже не будет.
Он как мог пытался успокоить жену, ему было тяжело признаться в беспомощности и себе, и семье.
– Ох, Миша, ни малины, ни меда, ни таблеток никаких нет, разве вылечишь воспаление.
– Танюша, ты руки не опускай, нужно верить, ведь это сейчас для нас самое главное.
– Хорошо, Миша, я буду верить, как скажешь.
– Скоро наступит теплое лето, и все образуется.
Никакой жир и травяной чай не помогли: болезнь прогрессировала, детям становилось все хуже и хуже, они почти не вставали, обессиленные и голодные.
 Первой умерла старшая Люба, за ней сыночек Павлуша, а вскоре и Лиза.
 Татьяна ходила, как чужая, руки опустились, в голове только одна мысль, зачем жить, для кого, почему Господь не забрал ее вместе с детьми.
Михаил крепился из-за жены, боясь, что у нее будет помутнение рассудка, хотя ему было вдвойне тяжелее, ведь он уже второй раз лишился счастья иметь большую семью.
Все, что удавалось добыть из пропитания зимой в замерзшей реке и заснеженной степи, отдавал Татьяне.
 Он жалел жену и знал: ему самому долго не протянуть, одолевал сильный кашель, и сил почти не осталось.
 Михаил понял, что у него туберкулез.
 В марте он слег окончательно, жизнь покидала его.
 Мужчина, чувствуя приближение смерти, все время просил у Татьяны прощения за то, что не смог сохранить семью.
В конце апреля Михаил умер.
 Татьяна, обессиленная от голода и холода, молча смотрела на мертвого мужа, сидя на полу и ничего не понимая.
 Только через день к ним в землянку пришли соседи, обеспокоенные тем, что давно никого из Куликовых не видели, они и похоронили Михаила.
Татьяну стали подкармливать по очереди. Она, вконец обессиленная, не могла и шагу ступить.
 Так всем миром, кто чем мог, выходили бедняжку.
 Постепенно Татьяна начала подавать признаки жизни, но из землянки не выходила, не было желания и смысла, все время оплакивала потерянную семью.
...Весна была в самом разгаре, в степи растаял снег, кое-где белели подснежники.
На пригорках между сопками расцвели самые ранние степные цветы, очень красивые.
 Травы вокруг зазеленели, словно напоминая несчастным в землянках, что зима кончилась, и скоро наступит теплое лето.
 Надо жить.

Продолжение http://www.proza.ru/2010/10/01/810