– Да-да, входите! – зычно гаркнул редактор, отвлекаясь от трудов. – В кабинет стучать не принято.
Вошедший мужчина непризывного возраста прикрыл дверь «Отдела прозы». Учтиво поздоровался. Взглянул с вопросительным упованием.
– Ну что, посмотрели мы вашу рукопись, – выделяя последний слог, устало произнёс редактор. Кладя авторучку, сделал приглашающий жест.
Автор бездарных опусов осторожно умостился на стул. Воцарилась тягостная пауза молчания незнакомых и, собственно, не желавших видеть друг друга людей, нарушаемая ритмичной дробью, что выстукивали пальцы редактора. Полный розовых надежд гость, склонив голову, разглядывал мозолистые ладони рук. В такой унылой позе сидят обвиняемые, ожидая приговора.
Наконец редактор встрепенулся. Блеснув линзами сильных очков, серьёзно и неожидаемо сказал:
– Вам следует заняться живописью, музыкой или бальными танцами. Сменить, так сказать, творческий профиль.
– Мм!.. Но я же не умею, – опешив, с задержкой речи промычал начинающий, подъемля изумлённые глаза. В быту он не был робок, просто утратил способность соображать. – Не умею, – повторил он. – Учиться надо.
– Вот-вот, учиться! В изостудии, консерватории, обретать навык самостоятельно! – возвысил тон редактор. – Ремеслу письма обучаться не надо. Купил бумаги и валяй «Тихий Дон» в четыре ночи! Запятые исправители расставят. – Редактор привстал с кресла, да снова откинулся туловом. – Тяжек путь к высям изящной словесности. Многие кокнули жизнь о десть писчей бумаги. Хороший рассказ в присест пишется, а вынашивают неделями. Роман до седин усердно перемарывают. Борис Васильев из-за одной буквы всех смутил! Букву «веди» в названии хочет убрать. Да так и читают: «Не стреляйте в белых лебедей!» Впрочем, что я глаголю, – замолк редактор. – Вы кем работаете?.. Так вот, товарищ токарь, – заглянув под обложку, он произнёс фамилию. – Стружка это, словесный металлолом. Работать надо! Научаться обтачивать каждую фразу, как штучную деталь…
– У кого научаться-то? – глупо перебил начинающий. Мина непонимания пролегла на лице.
– У Толстого, Льва Николаевича! – с раздражением отчеканил редактор. Он сожалел о погибшем времени. – Можно у трёх Иванов – Гончарова, Тургенева, Бунина…
– Дак, они же умерли?! Как можно?.. – блеснул эрудицией и посетитель. За правду Бог лица набавляет. Оно приняло простецкое, дураковатое выражение.
Редактор встал. Безнадёжно махнул рукой, точно опоздал на важное совещание. Извлекая сигарету, двинулся в коридор.