Глава 5. Павел
Новости в деревне расходятся быстро. О том, что вчера вечером на серебристой машине прикатила в Черниговку младшая Стрижановская внучка вся из себя немыслимая красавица, я узнал чуть ли не с рассветом, едва придя на работу.
Снежка? Что ей понадобилось в нашей глуши? Я скоро увижу её? Сердце сжалось в тревожном предчувствии. Нахлынули воспоминания, порождая эмоции, да такого накала, на который я уже давно не считал себя способным. Будто и не было разделивших нас лет. И жизни, прожитой врозь, не было!
Я поспешил с головой окунуться в работу. День выдался хлопотным, и мне удалось отвлечься от личных переживаний.
Когда я смог, наконец, присесть и подумать о внезапном появлении Снежаны, то её приезд не показался мне таким уж замечательным, как утром, когда я о нём впервые услышал.
Утро, как и юность, безрассудно.
День, а уж тем более вечер, располагает к размышлению и трезвому взгляду на происходящее. Зрелости не слишком свойственны порывы.
Я хорошо понимал, чего может стоить мне встреча со Снежаной. Все эти годы я упрямо мечтал о ней. А теперь испугался - вдруг даже малая толика моих мечтаний осуществится! Последствия пустяшными не окажутся . И не только для меня.
Лиза ведь ни в чём не виновата! Лицо жены всплыло в памяти, и я понял, что не решусь на встречу с призраком моей отвергнутой любви.
Выйдя из больницы раньше обычного, идти домой я всё же не захотел. Ноги сами понесли меня на берег реки, на наше со Снежаной заветное место. Видеть её мне не стоило, но и сил бороться с памятью, выплеснувшей из своих глубин самые памятные минуты беззаботного детства и счастливой юности, у меня сегодня не было. Да и кому могли навредить воспоминания?!
Звук её шагов я узнал сразу. Может оттого, что хотел услышать? Хотя и не ожидал. Или вру самому себе? Я чувствовал, что она придёт! Я ждал её! Я безумно этого хотел. Снежка моя! Снеж…ка!...
Я очнулся от легкого поцелуя прохладных Снежкиных губ. Моё сознание ещё не вместило в себя случившегося. Голос совести и попранного долга пока молчал. Ничто не омрачало упоения от пойманной в охапку и зацелованной до беспамятства мечты.
А потом я увидел её глаза. Чуть лукавое, довольное их выражение внезапно отрезвило меня. То торжество, которым светилась склонившаяся надо мной женщина, было не к месту, звучало в резонанс с теми чувствами, что с восторгом, болью и отчаяньем толкнули меня к ней.
- Не знаю, что на меня нашло. Это не я, тоска моя на тебя набросилась. Ты прости меня, но…
Снежана не захотела меня слушать.
- Тише, молчи,- она положила свои дрожащие пальцы мне на губы, запрещая любые объяснения. - Не надо сейчас ничего обещать и думать ни о чем не надо. Ты просто приходи завтра снова сюда. Я тебя ждать буду.
Она убежала раньше, чем я успел ей ответить. Оставила меня наедине с моим смятением, с чудом и ужасом всего случившегося. Куда уж мне было разобраться со своими чувствами. Воплощённая в реальность мечта кружила мою глупую голову.
Останься Снежана со мной, я возможно и обрёл бы способность рассуждать здраво. И не наделал бы новых глупостей. Но она истомила меня своей полу-реальностью. Снежка возникала в полумраке и уходила в сгущающийся сумрак. Я уж и не знал, кого обнимал миг тому назад: призрак своей незабвенной отвергнутой любви или живую женщину из плоти и крови, что неистово жадно льнула ко мне, не менее отчаянно, чем я нуждаясь в ласке и любви.
Это безумие длилось неделю. А потом она уехала. Я по-прежнему шел после работы к реке. Сперва не в силах смириться с её отъездом, а потом что бы убежать от вопроса, застывшего в покрасневших припухших от слёз Лизиных глазах.
Моя жена ни в чём меня не обвиняла. Хотя, скорее всего не только обо всем догадалась, но и поняла причину многого в нашей жизни, что раньше удивляло и расстраивало её. Она ведь видела Снежану.
То, что Лиза и Снежана похожи, как родные сёстры в деревне к сожалению заметили. Об их сходстве шептались, выискивая самую простую причину. О шашнях юного Петруши со Снежкиной матерью старожилы Черниговки не позабыли. Но упрямые сроки не складывались, судя по ним, никак не могла Алевтина родить свою дочь от Петра Савельевича.
Ничего не понимая, бабульки поворошили былое, да и забыли.
Для нас же с Лизой видно пришло время поговорить начистоту.
Вот только сперва я не мог. А потом мне показалось, что Лиза этого разговора ожидает с не меньшим страхом, чем я, что она его не хочет.
Чем дольше я молчал, тем спокойней становилась моя жена. Однажды, наконец решившись, я усадил Лизу напротив себя, но заглянув в её полыхнувшие тревогой глаза, вместо нежеланных для нас обоих откровений, неожиданно для себя потянулся к жене, приник к её дрогнувшим губам.
Моя замечательная Лиза меня не оттолкнула. С восхитительной щедростью, без тени упрёка, она подарила мне себя. Пусть не заслуженно, но впервые за это время я почувствовал себя безмятежно счастливым. Уже засыпая, я вдруг подумал, что не знаю, кого из двух сестёр люблю?
А через несколько дней мне сделали предложение, от которого показалось невозможным отказаться: работать в крупной клинике, оперировать! Понять, в конце-то концов, чего я стою как врач, как хирург!
Лиза выслушала мои восторженные всхлипы на удивление спокойно. В таком приподнятом настроении ей редко приходилось меня видеть, и она не стала мне мешать строить планы, в которых ей не было места. Я, правда, не отдавал себе в том отчёта. Но когда схлынуло первое возбуждение, и ко мне вернулась способность рассуждать здраво, стало очевидным, что ехать сейчас со мной Лиза по многим причинам не может. Снять комнату или снять квартиру это ведь не одно и то же. На одну мою зарплату врача не разгуляешься. А посреди учебного года Лиза работу найдёт ли? Да и на кого она оставит сельских ребятишек? Их доучить уж точно будет некому.
- Я никуда не поеду,- решение далось мне с трудом.- Это была глупая идея.
- Павел, поезжай. Если сейчас откажешься, всю жизнь терзаться будешь.
- А как же ты?- я хотел, что бы она меня уговорила, вот только моя совесть ждала весомых аргументов.
- А что я? В июле к тебе приеду. Потом и решим, как нам дальше быть.
- Думаешь?
- Так будет правильно, Павлуша. Я ведь не гиря на твоих ногах, чтобы не дать тебе сдвинуться с места, по причине моего существования.
Мне стало не по себе. Горечь в Лизиных словах не была явной. Жена даже шутить пыталась. Вот только, в свете недавно случившихся событий, долю правды в этой шутке ни я, ни Лиза не могли наверняка знать.
***
Из деревни в город легко перебираться в юности. Городские шум и суета выглядят тогда вполне заманчиво. Ближе к сорока годам, как оказалось, всё воспринимается по-другому.
И это не смотря на то, что с трудностями быта мне не пришлось столкнуться. Я снимал комнату у больничной санитарки тёти Дуси, женщины немолодой, одинокой, довольно добродушной и общительной. Она жила не далеко от больницы в небольшом собственном доме, держала курочек и свинку, имела семь соток огорода. Так что, как постоялец я вполне пришёлся ей ко двору: мужчина, у которого руки на месте, в хозяйстве ой как необходим! Я сам напросился в помощники, за что попал в особую милость. Тетя Дуся меня не только вкусно кормила, но и обстирывала.
Жили мы с ней дружно. И только одного она решительно не одобряла - визитов ко мне Снежаны.
- Не моё это дело, но не гоже женатому человеку с бабами путаться!- сердито выговаривала она мне и отворачивалась, поджав губы.
Я не спорил. Она была права. Но Снежана приходила снова и снова. Это оказалось сильнее меня. Я не мог ей противиться.
- Брось ты всё. Переезжай ко мне. Зачем тебе здесь ютиться?- настойчиво предлагала мне Снежка.
Мы оба понимали, что подобный шаг, означал бы для меня окончательный разрыв с семьёй. Снежана явно этого добивалась. А вот я…
Я не знал, что мне делать. Не понимал, чего в действительности хочу.
Почти каждый вечер я звонил Лизе. Мне приятно было слышать её спокойный, родной, да, родной, голос! Я представлял, как она улыбается, как собираются лучики морщинок у её милых глаз. Я скучал по жене. И при этом изменял ей, не особо мучаясь угрызениями совести. Снежана и Лиза в моём восприятии принадлежали разным мирам. И в каждом из этих обособленных миров Лиза и Снежка были нужны мне. И пока они не пересекались, всё казалось приемлемым, ничего менять не хотелось.
С работой всё оказалось намного сложнее. Тому, кто много лет руководил людьми, не легко подчиняться чужой власти, а то и прихоти. Да и хирург из меня оказался хуже, чем хозяйственник. У меня неплохо выходило держать в полном порядке Черниговскую больницу, я получал от этого моральное удовлетворение. Те не сложные операции, на которые я решался в условиях сельской клиники, позволили мне сейчас вполне профессионально ассистировать во время серьёзных, технически интересных операций, но чем дальше, тем очевидней становилось, что занять за операционным столом место ведущего хирурга я смогу не скоро, если вообще смогу.
Работа в городской клинике не доставляла мне ощутимого удовольствия. Окажись я хирургом, как говорится, от Бога, в ней был бы смысл. А так? Ощущение совершённой ошибки стало всё чаще возникать в моём сознании.
Я не любил город, с его дорогостоящими шумными развлечениями и чужими, равнодушными друг к другу людьми.
И если бы не Снежка, от близости которой по-прежнему сладко кружило голову, я, не задумываясь, вернулся бы в свою родную Черниговку.
Не способный на что-либо решиться, я ждал, что всё решиться само собой.