4 глава пишущегося сейчас романа Вива Машина, про

Михаэль Драу 2
Утро началось с гомона и яркого, огненного солнца, из-за которого Найт проснулся весь в поту. Сел на кровати, протирая кулаками слезящиеся глаза.
- Да Мыша, больше некому! – среди общего шума выделился голос Бофи. Через секунду его рука грубовато встряхнула Найта за плечо.
- Это ты сделал? Ты? – он тряс Найта, пока тот не очнулся от сна окончательно и не обратил внимание на то, в чём его обвиняют.
На сей раз ему в лицо тыкали уже почти что сухой простынёй Дэла.
- Ты выстирал ночью, пока никто не видит? И матрас тоже?! – грозно рявкнул Бофи.
- Я, - ответил Найт почти ровно, рискнув даже посмотреть в глаза старшему мальчику. Тот нахмурился, открыл рот, чтобы что-то сказать, но Найт быстро заговорил первым:
- Это не правильно, что он вынужден спать на голом железе, он ничего такого не сделал, чтобы его так наказывать! Тем более, я тоже виноват в том, он влип из-за меня. Я и подумал…
- Думать будешь на каком-нибудь тесте, а здесь думаю я, понятно? – прорычал Бофи, схватив Найта за шкирку. – Если ты ещё хоть раз что-то подобное выкинешь, то ночевать будешь вообще в душевой, на голом кафеле! Раз тебе так нравится там по ночам находиться! Ты что, не знаешь, что пар лимитирован? Чёрт, с водой напряжёнка, а ты пар используешь по поводу и без! Хочешь в конце месяца вообще без душа остаться? Я лично не хочу сидеть немытым. Парни, думаю, тоже не хотят.
- Парни хотят на лекцию, я думаю, - подошедший Тэо приобнял его за плечи и настойчиво посмотрел в глаза.
Бофи отвернулся, что-то пробурчав, и покинул помещение. Мальчишки начали один за другим выходить из общей спальни.
Тэо прошипел Найту:
- Вообще-то, он влип из-за Тода. А тебе надо срочно что-то делать с твоим чувством справедливости и долга! Всё равно от этого Делейта «спасибо» не дождёшься. И помни, чему я тебя учил – поменьше инициативы.
Сказав это, он вышел в коридор. Найт вздохнул и последовал за ним.
После тренировки, душа и очередного краткого медосмотра будущие киборги отправились на первую общую лекцию для первого курса боевого отделения. Некоторые дисциплины преподавались сразу всем отделениям, но в большинстве своём пора общих дисциплин закончилась с поступлением в Академию.
Найт замялся на пороге обширной аудитории и мучительно покраснел – все мальчишки были младше его на два года, ниже на полголовы, а то и на голову, все крепкие, шустрые, наглые. Они отпихивали его со своей дороги, хихикали, кто-то даже щипнул за руку.
Найт отошёл и встал сбоку от двери. Но и здесь его достигали тычки под рёбра, насмешки и шепотки «генму!»*
- Чего ты мнёшься, проходи! – рядом возник Делейт, сцапавший очередного дразнилку за ворот робы. Все остальные опешили и чуть притормозили на пороге. Найт быстро юркнул в аудиторию. Но большинство мест уже были заняты. Мальчишки шумно рассаживались, толкались, хихикали. Найту не нашлось места. Точнее, он обнаружил одно, радостно улыбнулся, но, едва он приблизился, как какой-то однокурсник мигом развалился на лавке так, что занял сразу два места. Найт вздохнул и стал искать другое.
- Эй! – окликнул его Делейт.
Найт оглянулся и увидел, что место снова свободно, маленький наглец, не желавший сидеть рядом с «генму», потирает распухшее красное ухо, а Делейт усаживается обратно на своё место, ярусом выше.
- Спасибо, - робко улыбнулся Найт.
- Обойдусь без твоих «спасибо»! – огрызнулся Делейт. - Из-за тебя я вчера пропустил первую тренировку, лекции и целый день был не жравши. Ты ходячая неудача! Так что сиди и молчи, если сам не можешь за себя постоять!
Найт отвернулся от него и бесшумно сел. В длинную общую парту были вмонтированы маленькие жидкокристаллические панели с электрическими стилусами – для того, чтобы курсанты могли быстро записать информацию, которую они считают для себя полезной, и которую потом сохранят в свой личный архив в местной подсети. Правда, свободный доступ к этим архивам имеют только те, у кого есть ноут или свободное время для прозябания в компьютерном классе. Поэтому подавляюще большинство мальчишек, как Найт успел убедиться ещё на вчерашних лекциях, предпочитают просто что-то рисовать или отстукивать короткие сообщения и небольшие письма кому-нибудь, чьи координаты были им известны, а то и случайным пользователям. Подсеть Академии была замкнутой и не имела выходов во внешнюю Сеть (впрочем, это препятствие легко преодолевали будущие координаторы и программисты), но всё равно во внутреннем чате всегда было полно народу.
Найту не с кем было общаться. И он исправно конспектировал всё, что успевал, практически не отрываясь от панели. Вот станет чуть больше времени – и он обязательно сходит в компьютерный класс почитать всё, что записывал на лекциях. Это обязательно пригодится. Информацией нельзя пренебрегать.
Шум и галдёж прекратились, когда с лёгким шорохом сомкнулись дверные створки – в аудиторию вошёл лектор. Все несколько сотен мальчишек поднялись согласно правилам дисциплины.
Лектором оказался довольно крупный, немного помятый мужчина средних лет, уже почти весь седой, с большими залысинами, одетый в весьма старомодный свитер, чёрные брюки со стрелками и ботинки, какие, вероятно, носили ещё до Пыльной Войны.
Кто-то хихикнул. Кто-то зашушукался.
Найт с интересом разглядывал нового учителя. Историк, господин Миккейн. Тэо рассказывал, что он вроде бы пристаёт к молодым мальчишкам. Но Найт не хотел в это верить. Господин Миккейн напоминал доброго сказочника, но никак не коварного соблазнителя и сластолюбца.
- Доброе утро, господа киборги, - сказал господин Миккейн, встав за кафедру в центре амфитеатра и настроив микрофон. – Присаживайтесь.
Пошумев с минуту, все мальчики опустились на длинные лавки. Найт сразу же активировал свою панель и, взяв в руки стилус, замер в ожидании бесценной информации. Соседи справа и слева криво усмехнулись.
- Прекрасный денёк, не правда ли? – господин Миккейн поглядел в высокое узкое окно, и Найт заметил, как, отразив солнечный свет, крошечными прямоугольниками полыхнули стёкла очков историка. С такого расстояния альбинос не рассмотрел тонкую серебристую оправу, и это почему-то смутило его. Щёки чуть потеплели от непроизвольно вспыхнувшего румянца.
Слева опять кто-то прыснул со смеху. Найт украдкой глянул в ту сторону, и трое или четверо мальчишек сразу же отвернулись. Они так и будут на него пялиться всю лекцию, что ли?!
- Наверное, вы думаете, что теряете здесь своё свободное время? – мягко и вполне дружелюбно улыбнулся господин Миккейн. – Что ж, мы с вами в одной упряжке. Я тоже не отказался бы в такой прекрасный денёк погулять в парке вместо того, чтобы дышать пылью в душной аудитории…
Господину Миккейну отлично было видно, как завертели головами мальчишки, недоумённо переглядываясь, переспрашивая что-то друг у друга. Поднялся тихий, ровный гул.
- Вас смутило слово «упряжка»? Или всё-таки «парк»?
На четвёртом ряду робко приподнялась очень бледная и рука.
- Парк - это что-то наподобие садов в Оазисах?
Аудитория почти мгновенно взорвалась дружным хохотом.
Найт, рискнувший высказать своё мнение, сжался и опустил голову. Он готов был провалиться сквозь землю от стыда.
- Кому как не нашей девочке знать про сады в Оазисах! – довольно громко заявил кто-то из пятого блока, и остальные поддержал его дружным гоготом. Делейт, впрочем, сумел перекричать их:
- Откуда генму знать про Оазисы? Небось, его в подворотне родила какая-нибудь забракованная самка!
Найт кусал губы, изо всех сил стараясь не заплакать от горькой обиды.
Господин Миккейн скрестил руки на груди и с лукавым прищуром следил за форменным бардаком, грозящим выйти из-под контроля. Потом он кивнул:
- Генму, говорите? Ну-ка, молодой человек, подойдите сюда.
- Я? – Делейт сразу же встал, и лицо его как всегда выражало нагловатое агрессивное веселье.
- Нет, не вы. С вашей генетикой, как я погляжу, всё в порядке, - невозмутимо улыбаясь, ответил историк, - и вы, бесспорно, имеете полное право этим гордиться. Я имел в виду того, кого вы назвали генму.
Найт медленно поднялся, глядя в пол.
- Ну, смелее. Не бойтесь. Идите сюда.
Постепенно гомон утих. Все взгляды были прикованы к молчаливой светлой фигурке, спускающейся к кафедре по ступеням между рядами длинных общих парт.
Когда Найт встал рядом с господином Миккейном, тот обошёл его кругом и очень внимательно оглядел. Словно тот был диковинным насекомым.
- Что же мы здесь имеем, - громко и звучно сказал историк, не пользуясь микрофоном, и благодаря прекрасной акустике его голос пронёсся до самых дальних рядов, усиливаясь гулким эхо. – Вряд ли на последнем курсе обучения найдётся хотя бы один из этой аудитории, кто не будет смотреть на данного молодого человека снизу вверх. Он уже сейчас ростом почти со взрослого мужчину. Конечно, очевидно общее скверное состояние здоровья, но это поправимо. Зато лучше заметно строение скелета. Итак. Шея скорее короткая, чем нормальная, крепко сидит на почти горизонтальных широких плечах, бедра тоже широкие. Руки и ноги, их суставы - широкие и тяжелые. Теперь череп.
Внезапно тёплые, чуть шершавые пальцы историка легли на подбородок Найта и чуть повернули его лицо, стали деловито скользить по лбу, переносице, скулам, словно по учебному макету. Мальчик замер, вытянулся в струнку, не смея сопротивляться.
Господин Миккейн продолжал:
- Высокий и крутой лоб, хорошо выраженный переход к крышке черепа, имеются лобные бугры. Характерно уплотнение лобной кости над глазницами. Надбровных дуг нет, утолщение проходит над обеими глазницами и переносицей. Нос короткий, прямой, с тупым концом, переносица углублена. Скулы широкие, лицо сравнительно низкое. Рот крупный, губы тонкие.
Указательный палец учителя чуть скользнул по нижней губе Найта, и мальчик вздрогнул, захлопав ресницами. Что-то заставило его сердце подпрыгнуть и тяжело стукнуться в рёбра пару раз.
- Нижняя челюсть широкая и массивная, подбородок волевой, грубый.
Палец коснулся бровей, словно указка – школьной доски.
- Брови густые, почти прямые. Глаза сидят глубоко и кажутся маленькими. Расстояние между внутренними углами глаз большое.
Найт чувствовал себя экспонатом в анатомическом музее. Ужасное, тяжкое унижение душило его. Но тон учителя был странным – вовсе не ехидным или уничижительным. Господин Миккейн отошёл от мальчика и обратился к аудитории, чуть разведя руки в стороны:
- К сожалению, не представляется возможным оценить пигментацию данного субъекта, так как она отсутствует. Но я готов биться об заклад, что даже если бы уровень меланина у нашего, как вы его называете, «генму» был в относительной норме, всё равно он был бы очень светлокожим, светловолосым с тенденцией к чуть заметной рыжине, и светлоглазым. Перед вами, господа, удивительное явление, игра природы, когда определённый генный набор каким-то образом, так сказать, «всплывает» из моря накопившейся генетической шелухи, очищается, разворачивается во всей своей красе. Вы имеете уникальную возможность наблюдать практически чистейшего представителя так называемой фальской, или дальской расы, настоящий реликт. Именно такими на заре цивилизации, скорее всего, были наши предки-кроманьонцы, которые стёрли с лица земли неандертальцев с их историей, прошу заметить, в сотни тысяч лет, и от которых в дальнейшем произошли все ветви единственной сохранившейся к данному моменту расы – европеоидной. Именно к этому идеалу неосознанно стремится наше правительство с его генетическими комиссиями и контролем репродукции населения. Этот юноша есть возвращение к понятию «Человек». И, вероятно, представителя именно его расы изображал великий Леонардо да Винчи в своём знаменитом круге золотого соотношения пропорций, как образец Человека Разумного.
В аудитории стало совсем тихо. В центре амфитеатра в солнечных лучах неподвижно стоял болезненного вида альбинос, и казалось, что он сияет собственным светом, белым, как снег.
Господин Миккейн сунул руки в карманы брюк и усмехнулся:
- По сравнению с ним все мы генму. Даже Император.
В полной тишине он подошёл к Найту, похлопал его по плечу и сказал:
- Кстати, юноша, вы были правы. «Парк» – это что-то наподобие садов в Оазисах. Присаживайтесь на ваше место.
Найт встрепенулся и почти бегом вернулся на четвёртый ряд. Его провожали растерянные и изумлённые взгляды. Уши мальчика всё ещё горели от смущения. Но теперь грудь распирало от никогда прежде не испытанной гордости. Он не понял почти ничего из того, что сказал о нём историк, но он стоял там, под взглядами сотен глаз, не как диковинный уродец, а как нечто уникальное и прекрасное в своей уникальности.
- Смотри не возгордись особо, кроманьонец! – усмехнулся Делейт с пятого ряда и, чуть наклонившись вперёд и перегнувшись через парту, похлопал Найта по плечу.
- Господин Миккейн! – поднял руку кто-то из середины зала.
- Я вас слушаю, юноша.
- А я похож на Образец Человека?
Аудитория неравномерно прыснула со смеху.
- Ну, что-то человеческое в вас, определённо, есть, - историк улыбнулся, снял очки и принялся протирать их фланелевым платочком.
Мальчишки начали вскакивать один за другим, тянуть руки, кричать наперебой:
- А я похож? А я? А я? А я?
Во всеобщем гвалте Найт поднял руку уже довольно решительно. Постепенно гомон стих. Все взгляды обратились к альбиносу.
- Слушаю, - кивнул господин Миккейн.
- Я хотел спросить. А кто такой Леонардо да Винчи?

______________________________
генму* - от "Генетический Мусор". Негласное именование всех граждан Империи, чья генетика грубо не соответствует приемлемым стандартам.