ОТХОД НАЗНАЧЕН НА ПОЗАВЧЕРА
(повесть)
1.
НАЗНАЧЕНИЕ
Алексей Котов шагал вдоль причалов мурманского рыбного порта к месту своего назначения, точно описывая контур этих причалов, так как совсем не ориентировался в порту, но был уверен, что если идти от первого причала вдоль, то все равно придешь к восемнадцатому, рано или поздно...
Стоял май. Было около двеннадцати ночи. Незаходящее полярное солнце светило вовсю. Пахло рыбой и морем.
В одной руке Алексей нес черный дермонтиновый чемодан, другой прикрывал глаза от слепящих лучей и всматривался в очертания очередного судна, опутанного швартовыми концами и увешанного кранцами, и мысленно повторял: нет, не то... И по мере того, как он приближался к намеченной цели, настроение его все больше падало, а нехорошее предчувствие росло...
В службе мореплавания, куда Алексея отослали из отдела кадров, к нему вначале не проявили никакого интереса, а лишь попросили заполнить очередную карточку: родился тогда-то, учился тогда-то, окончил то-то, имеет морское звание такое-то и так далее, и попросили подождать за дверью, где толпилось человек двадцать судоводителей разного возраста и ранга,
по-видимому, тоже ожидающих своей участи. Все они курили, шутили или просто переговаривались и по очереди заходили в тот самый кабинет, откуда выбегали с серьезными лицами и тут же исчезали, озадаченные, по-видимому, каким-то важным делом. На Алексея никто не обращал внимания, и когда он, наконец, остался один, его попросили войти.
Два инспектора мореплавания с капитанскими нашивками смотрели на Алексея изучающе, с явным интересом:
- Окончили МВИМУ в этом году?
- Да.
- В море были только на практике?
- Да.
- Имеете визу?
- Да.
- Хотите попасть на БМРТ, который ходит за границу?
- В общем, да.
- Все ясно! - моринспектора переглянулись, - Вот вам направление на на СРТ-Р типа "Океан" МИ-720 "Пингвин". Стоит на восемнадцатом причале. Уйти должен был еще позавчера, но задержался, так, по разным причинам. Короче, сегодня быть на борту, сегодня отход. Рейс всего двадцать суток, правда, в Баренцево море на треску под трал. После рейса мы вас заменим и направим, ну, посмотрим куда, - и видя то, как Алексей сразу утух и опустил голову, добавил, - Всего на один рейс! - И второй поддержал:
- Сказали же - через рейс заменим! Ну нет у нас никого, кроме тебя!
А судно стоять не может! - И это "нет у нас никого, кроме тебя", подействовало. Алексей взял направление, пошел. В дверях обернулся:
- А домой за вещами зайти можно?
- Можно.
А дома жена Иринка только услышала, сразу надула губки:
- Ты же говорил за границу на БМРТ?
- Не говорил, а мечтал, - поправил Алексей.
- В Баренцево море! Под трал! На двадцать суток! Подумать только! Да что это за рейсы такие!? - она явно возмущалась допущенной несправедливостью. Алексей только пожимал плечами, повторял:
- Направили...
В комнату впорхнула теща - маленькая, шустрая:
- Надо было отказаться! Ты инженер! Всякие там Баренцевы моря не для тебя!
Большому кораблю - большое плавание!
Алексей ничего не ответил, начал молча собирать вещи...
... Из-за восемнадцатого причала торчал только кусок мачты, даже рубки не было видно. Алексей подошел ближе, остановился и тяжело вздохнул. Маленькое судно, на рубке которого большими буквами было выведено "Пингвин" даже не стояло, а почти висело на швартовых капроновых концах, навалясь левым бортом на большие резиновые кранцы. На палубе валялись кухтыли, бобинцы, куски дели, ржавые траловые доски в таком беспорядке, что можно было предположить, что это судно очень долго пробивалось через самые суровые шторма самого настоящего океана.
Три человека в грязной и обтрепанной робе сидели на деревянных бочках, курили, о чем-то живо переговаривались и дружно смеялись. И так же дружно вдруг замерли, замолчали и уставились на Алексея, как на явление Христа народу. И Алексей как бы увидел себя со стороны: новый парадный клифт с золотыми погонами, черные наглаженные брюки, черные начищенные туфли, наодеколоненное глупое лицо - все это никак не вписывалось в антураж судна, а потому и притягивало к себе особое внимание.
Трап стоял почти вертикально. Алексей стал спускаться, чувствуя, как шесть глаз внимательно наблюдают за ним, а потому не выдержал и, не дойдя до палубы около метра, прыгнул, подскользнулся и ... устоял на ногах.
- Смирно! - Раздалось с бочки, - Они к нам снизошли. Равнение на середину! - и три человека снова дружно захохотали.
11
СЕГОДНЯ ОТХОД
В штурманской рубке, куда Алексей добрался чисто интуитивно, седой человек лет пятидесяти в черной фуфайке склонился над штурманским столом и аккуратным калиграфическим почерком что-то записывал в вахтенных журнал.
Алексей сразу обратился к нему:
- Товарищ, капитан... - но седой в фуфайке даже не взглянув на Алексея, махнул рукой в сторону рулевой рубки: "Там!", - продолжая писать.
Алексей было направился туда, куда ему указали, но навстречу уже летел другой человек и тоже седой, но наполовину, и тоже в фуфайке, но зеленого цвета, и лет ему было около сорока пяти. Он остановился перед Алексеем, выкатил глаза и не дав сказать ни единого слова, сразу заорал:
- Ты где шляешься? Мы тебя двое суток ждем! Мы не можем оформить отход только из-за того, что ты где-то прохлаждаешься! Ты блатник? Отвечай! Ты чей-то блатник? Тогда почему ты не являешься на пароход уже двое суток?! - капитан сделал паузу, вдохнул воздух, чтобы продолжить, и в этот момент
Алексей выпалил:
- Я не блатник! Меня только сегодня направили. Вот направление, - и он протянул капитану кусочек бумаги, на котором все было написано. И в этот момент в динамике раздался голос:
- "Пингвин" - диспетчеру!
Капитан рванулся в рулевую рубку, схватил трубку "Рейда":
- На приеме.
- Максим Степанович, ну когда же ты отойдешь?
- Отхожу, отхожу! - закричал капитан, - Сейчас ссажу третьего штурмана и отхожу! - бросил трубку, повернулся к Алексею.
Алексей замер:
- Куда вы меня ссадите?
Но Максим Степанович не удосужил ответом:
- Отход оформлять умеешь? Нет? Учись на ходу! Вот не шлялся бы где-то... Фомич! - это капитан уже кричал седому в черной фуфайке, - Научи по быстрому и - отходим!
Фомич оторвался от журнала, махнул Алексею: подойди! - и начал медленно объяснять: пойдешь... покажешь... поставишь... затем пойдешь... покажешь... поставишь... затем пойдешь... покажешь... попросишь... затем пойдешь... и так далее.
- А куда, куда вы уходите?
- Да на рейд уходим. На южный рейд. Там и встретимся! - и Фомич снова махнул рукой: давай, мол, беги!
И Алексей побежал. Снова причалы рыбного порта, теперь уже немного знакомые. Пахнет рыбой и морем. Незаходящее полярное солнце светит, сверкает в золотых нашивках погон, отражается в глянце надраенных ботинок, заглядывает в глаза. Час ночи, но совсем не хочется спать.
В санитарной службе женщина-врач пересчитала санитарные книжки: двадцать одна:
- А сколько человек по судовой роли? Тоже двадцать один. А сколько должно быть?
- Не знаю ... - Алексей действительно не знал.
- А я знаю: двадцать четыре. Посмотрим кого не хватает. Так, не хватает двух матросов и повара, как же мы вам оформим отход? Сначала людей найдите.
- А где же я ночью найду этих людей? - Алексей ровным счетом ничего не понимал.
- А вы попросите у диспетчера, у него есть ночной резерв, может он вам и даст?
Причалы, длинные деревянные причалы со скрипучими досками, пылью и вонью. Незаходящее полярное солнце - слепящее, дразнящееся, издевающееся над теми кому хочется спать, но кто никак не может заснуть.
Диспетчер ждал Алексея:
- Пришел таки. Долго ходишь. Уже два, а я из-за тебя не сплю, хотя, конечно, и не положено, но все-таки... А ночного резерва сегодня нет. Могу, конечно, дать одного матроса из бывших солдат, но зачем вам такой нужен? В восемь откроются кадры, там выберете подходящих. А "Пингвин" на южном рейде, топливо получает. Воду будем давать вам в десять утра, а сейчас получает "Ловозеро", тоже, кстати, на отходе, они и последний резерв забрали. Ты пока беги в портнадзор, у них роль оформи, а потом - ко мне, я тебя обратно на "Пингвин" отправлю. Так что не прощаюсь...
Причалы, причалы, причалы. Длинные, предлинные, длиннющие. А судов - кот наплакал, и стоят, и ждут чего-то. И большие и поменьше, но все равно большие, потому что меньше "Пингвина" все равно нет, ну разве что катер, который должен отвезти на рейд, хотя катера как раз и не видно...
А капитан портнадзора особо и распространяться не стал:
- С "Пингвина"? Когда же вы, наконец, уйдете?! Ну что ты мне роль суешь, когда она в санитарии не оформлена?!
Причалы Ордена Трудового Красного Знамени рыбного порта - длинные, грязные, обветренные, обшарпанные судами, истоптанные тысячами сапог, ботинок, туфель. Молчаливые, притихшие, присутулившиеся. Заезженные, затасканные, залатанные.
Диспетчер даже не удивился: все правильно, так и должно быть, дело не в том, чтобы сразу оформить, дело в том, чтобы начать оформлять, вы начали, значит сегодня закончите, значит сегодня уйдете, хорошо, ох, и надоели же вы, уже двое суток, а с меня тоже спрашивают, а что я мог сказать, а теперь скажу , топливо получили, воду получают, отход оформляют, а ты иди на восьмой причал, там наш катер, он отвезет тебя на "Пингвин", только смотри не опоздай, у них сейчас пересменка, не дай бог отойдут куда-нибудь...
Так и есть. Отошли. На восьмом причале пусто. Слышно, как струится вода, ударяя в причал, начался прилив.
А диспетчер, он уже как родной, все понимает, ничему не удивляется:
- Да не опоздал ты, не опоздал. Просто они сейчас на четырнадцатом причале стоят, ждут тебя. Беги.
Пошел. Медленно, не торопясь. А солнце все светит. Очень ярко светит солнце!...
С катера перепрыгнул на "Пингвин", поднялся в рубку. Навстречу - человек, которого еще не видел, по возрасту где-то за сорок, в фуфайке, как и все, с кем уже довелось пообщаться, круглый, как шар, волосы ровненько приглажены:
- Старпом Геннадий Геннадьевич, - представился.
На носу очки, глаза добрые:
- Это хорошо, что ты приехал, скоро твоя вахта, - смотрит понимающе, - Устал? Ничего, в море отдохнем. Нет, значит, у них людей? Ясное дело, откуда им взяться-то? В восемь откроют кадры, пойдете с капитаном, выберете. Сегодня точно отойдем. Твой чемодан я в каюту занес, пойдем покажу. Твоя койка сверху, а внизу - Петр Фомич, наш второй помощник, ты его уже видел. Хороший человек, много знает, ты у него учись. А мочалки вязать умеешь? Это я научу. Ты ж все равно спать не будешь? Посиди на мостике, приборы посмотри, я тебе актик приготовил, посчитай приборы, актик подпиши. А я в свою каютку пойду. Если что - зови. Да и ... переоденься. У тебя есть что-нибудь по-проще? А фуфайку я тебе дам, мы получили...
Алексей переоделся в джинсы, рубашку, свитер. Парадный клифт повесил в рундук, все тихонечко, осторожно, чтобы не разбудить Петра Фомича. А вообще каютка маленькая, как клетушка, развернуться негде. Прошел на мостик, начал пересчитывать приборы:
секстан - 3 шт.,
пеленгаторы - 3 шт.,
бинокли - 3 шт.,
протрактор - 1 шт.,
звездный глобус - 1 шт. и так далее, и так далее...
Глаза начали слипаться. Поспать бы. Тишина, только слышно, как вода омывает корпус судна, убаюкивает.
Ровно в восемь капитан влетел на мостик, еще заспанный. Одет по форме, только у него не клифт, как у Алексея, а штурманская тужурка - выгоревшая, вылинявшая с поблекшими погонами:
- Ты здесь? Хорошо! Сейчас поедем, - снял трубку "Рейда", закричал:
- Диспетчер МИ-семьсотдвадцатому!
Сонный голос диспетчера:
- Слушаю, Максим Степанович.
- Как там насчет катера?
- Уже идет.
Капитан повернулся к Алексею:
- Едем в кадры выбивать людей! Вызови-ка Фомича на мостик, пусть посидит тут.
Алексей взялся за "Березку", хотел обьявить по громкой, но капитан вытаращил глаза:
- Ты что?! Пароход, как шлюпка, чего людей-то пугать! Так сбегай...
Катер пришвартовался как раз напротив восьмой проходной, куда вливался нескончаемый поток людей, быстро заполнявших все причалы. Въезжали и выезжали машины, что-то привозили, что-то увозили. Заработали краны, загудели, что-то начали грузить, что-то выгружать. Порт как будто проснулся, зашевелился, потянулся, вдохнул запах моря и выдохнул облако выхлопных газов.
В отделе кадров молодой инспектор виновато улыбнулся, пожал плечами:
- Нет таких матросов, каких просите. Только из бывших солдат.
А у другой стойки пожилой инспектор взглянул изподлобья, забарабанил пальцами по столу:
- Нет поваров! Вообще нет! Ищем!
Капитан не выдержал:
- У меня же сегодня отход в море! Как так нет?!
- И позавчера был отход, и вчера, а поваров нет! Я докладывал, начальство знает. Впрочем..., - он доверительно наклонился вперед и понизил голос, - надежда есть.
- Какая надежда? - капитан насторожился.
- Есть один повар, высший класс! Он должен был сегодня ночью на "Ловозере" уйти, но на отход почему-то не явился. Два раза за ним машину посылали, но дома его застать никак не можем. Поймаем - сразу к вам! Вот его документы, отход можете оформлять.
Из отдела кадров вышли молча, капитан был в подавленном настроении:
- Скоты, - вдруг произнес он, - настоящие скоты!
Причалы, причалы, причалы. Шум, гвалт, дым, грохот. А судов - кот наплакал. А солнце поднялось уже высоко и, слава богу, настроение поднялось: а как же? Отход оформлен! В судовую роль "Пингвина" поставлены две печати - судно по состоянию здоровья экипажа в количестве двадцати четырех человек и по уровню их квалификации в море готово! Все!
“Все... Они без меня отходили двое суток, теперь двое суток будут отходить со мной, - думал Алексей взад и вперед расхаживая по рубке. Откуда-то доносилась музыка, звучал женский смех, - И всего-то на двадцать суток уходим, а они всех жен привезли”,- Вдруг Алексею показалось, что эта мысль промелькнула с досадой: сам-то простился с женой по-дурацки, она так и дулась на него до самого вечера, а он все время чего-то ждал и молчал, и не торопился...
- "Пингвин" - диспетчеру!
Алексей хотел взять трубку, но капитан уже влетел на мостик, опередил:
- Слушаю вас! - капитан выпил, это было видно, но держался твердо и говорил уверенно.
- Вы долго еще на рейде стоять будете? Чего вы ждете? Какие еще проблемы?
- Так ведь повара еще нет! За ним, говорят, уже поехали.
- Ладно, ждите.
- Ждем! - капитан бросил трубку, повернулся к Алексею:
- Ты посторожи пока здесь, чтобы повара не прозевать. Я буду в каюте, - и ушел.
Алексей снова стал ходить взад и вперед. Вспомнил: уже после получения направления вышел на улицу и встретил однокашника Витьку Морозова, тот как услышал про "Пингвин", расхохотался от души: "Зачем же ты согласился? СРТ-р это же - прошлый век! На них весь предпенсионный утиль ссылают! А меня, между прочим, направляют на БАТ ." - "Небось, капитаном?" - "Пока четвертым. Но буду и капитаном!" - Витька снова расхохотался, веселый парень. "А капитаном он конечно будет, у него отец в Главке "Севрыба" не последний человек..." - Алексей поморщился: не о том думаю...
Открылась дверь каюты начальника радиостанции, ботинки сорок пятого размера перешагнули комингс и сразу очутились в штурманской рубке, а над ними - брюки, фуфайка и улыбающееся лицо:
- Я радист, он же акустик Семен Апполинарьевич. А ты - третий помощник Алексей, как же, слышал. Почему без жены? Правильно, ну их, этих баб! Я тоже без жены. Рюмашечку вмажешь? А зря... - и ботинки сорок пятого размера снова перешагнули через комингс, унося с собой все остальное.
"И вправду, предпенсионный утиль!" - вспомнил слова Витьки Морозова.
И тут уже на мостик вкатились два джинсовых шара: старпом с женой:
- А это, Нюсик, наш новый третий помощник Алексей...
- Какой молоденький! Ника, пригласи его к нам. Леша, выпьете с нами?
- Алексей, как ты насчет рюмочки? Ну, как хочешь... - Укатились.
Неторопливо, вразвалочку, нарисовался второй помощник Фомич, за ним - маленький щуплый человечек, еле держится на ногах, на лице пытается изобразить непреклонную твердость, отчего и без того маленькие глазки утопают в набрякших веках:
- Фомич! Дай аттестат!
- Надоел, уйди. - Фомич спокоен, ничто его не может вывести из себя.
- А я говорю: дай аттестат!
- Иди в машиннное отделение, сейчас принесу.
- Уже иду! - И маленький человечек мгновенно растворился.
Фомич смеется:
- Замотал меня этот второй механик! - смотрит на Алексея.
- А что ему надо?
- А черт его знает! Ходит и ходит за мной: дай ему аттестат, и все тут.
- Он что, списывается?
- Нет, в рейс с нами идет. Да плюнь ты на него! -
Фомич подходит к иллюминатору, упирается лбом:
- Ты, наверное, думаешь - не повезло тебе, попал черт те куда? Знаю, думаешь. Я все знаю. А ведь когда-то мы эти "Океаны" принимали, как самые лучшие пароходы, после СРТ они нам казались верхом уюта, комфорта и совершенства. Сюда просто мечтали попасть. Их пригнали сразу штук десять, а теперь два последних осталось, мы и "Голубь", но говорят, что на будущий год и нас отправят на гвозди. Да-а... - Фомич повернулся и медленно двинулся к выходу.
- А вас почему жена не провожает? - вдруг вырвалось у Алексея.
- Я сам ее давно проводил. - Фомич даже не обернулся.
- "Пингвин" - Диспетчеру!
Алексей схватил трубку:
- На приеме!
- Кто на связи?
- Третий помощник!
- Встречайте, везем повара!
Вчетвером: Алексей, Фомич и и два солдата-матроса еле перетащили повара с катера на "Пингвин".
- Ох и тяжелый черт! - Констатировал Фомич, когда повара уложили в кровать.
Рядом поставили тряпичную сумку - все вещи повара - в которой брякала посуда.
- Судя по сумке, голодать нам не долго, максимум - два дня! - Снова констатировал Фомич.
- Почему?
- На большее у него водки не хватит.
Алексей снова поднялся на мостик. Капитан уже был там.
- Доставили?
- Доставили!
- Хорошо.
Затрещал динамик:
- "Пингвин" - Диспетчеру!
- Слушаю.
- Николай Максимович! Долго вы еще на рейде стоять будете? Почему не уходите? Есть проблемы?
- Проблем нет. Уходим. Давайте катер!
- Так ведь только что отошел от вас?
- Да мы человека ссадить не успели...
- Вот те... Катер повез портнадзор на Дровяное! Теперь будет только через час. Ладно, ждите!
- Ждем! - Капитан бросил трубку, подмигнул Алексею и уже хотел, было, уходить, как на мостик вошел человек, которого Алексей прежде не видел.
Его вид напоминал вид человека только что державшего за хвост жар-птицу, но упустившего ее, отсюда и боль и отчаяние и желание оправдаться:
- Максимыч, я убью его!
- Кого?
- Его... - человек повернулся и махнул рукой неопределенно, куда-то вниз.
- Ладно, пошли!
По-видимому, капитан решил разобраться с ним наедине. И не успели они удалиться, как на мостик, хихикая, поднялся Фомич:
- Видел стармеха? - обратился он к Алексею, продолжая смеяться, явно радуясь происходящему.
- Видел... - неуверенно ответил Алексей.
- Вот умора! - Фомичу хотелось, что бы Алексей порадовался вместе с ним, - Слушай, что было. Стармех повел жену в машинное отделение: мол, погляди, Мариночка, здесь я работаю, Мариночка, - Фомич не выдержал и снова засмеялся, - А там второй механик сидит, значит, аттестат ждет. Увидел стармеха с женой и говорит: а не пошли бы вы все на ...! Ну, Мариночка, естественно в слезы, лежит в каюте рыдает, у нее истерика... - тут Фомич перестал рассказывать, удивленно посмотрел на Алексея:
- А ты чего не смеешься?
- Не знаю, не очень смешно.
- А радист у себя? - вдруг серьезно спросил Фомич.
- Был у себя.
- Угу, - и Фомич направился к каюте радиста, плечи его тряслись от смеха.
Алексей подошел к иллюминатору, уткнулся лбом: "А ведь мечтал, мечтал когда-то отойти от причала на большом белом пароходе и поплыть по Кольскому заливу, а на причале чтобы оркестр играл "Прощание славянки", женщины махали платочками и плакали..."
- А, может все же, выпьешь рюмашку? - улыбающееся лицо радиста, - Одну-то можно? Всего одну? А зря...
III
ПО КОЛЬСКОМУ ЗАЛИВУ
- К борту пришвартовался рейдовый катер! Посторонних прошу покинуть судно! - Фомич лично сделал обьявление, особо ударяя на слове "посторонних".
Жены вышли к борту, мужья вышли их проводить. Началась церемония последнего прощания, за которой с высоты рубки внимательно наблюдали Алексей, Фомич и Апполинарьевич:
- Если женщина при расставании плачет, значит обязательно изменит! - профилософствовал Апполинарьевич.
- Это точно! - Констатировал Фомич.
- Есть жены, которые не изменяют мужьям, но нет жен, которые изменили бы мужу только один раз! - Процитировал Апполинарьевич.
- Очень сомневаюсь по поводу первой части сказанного! - Усомнился Фомич.
И провожающие, и отъезжающие толпились у борта, громко разговаривали, смеялись, некоторые мужья плохо держались на ногах, вся процессия напоминала загулявшую свадьбу, по поводу чего Апполинарьевич продекламировал:
- Женщина на корабле приносит несчастье!
- И на суше тоже! - Поддержал Фомич.
Алексей не проронил ни слова.
Наконец катер отвалил от борта и быстро помчался прочь, увозя с собой жен, а с ними все заботы, радости и печали береговой жизни. На "Пингвине" запустили главный двигатель.
Первым на мостик поднялся старпом Геннадий Геннадьевич в печальной задумчивости, навалился на штурманский стол, сделал вид, что изучает карту.
Следом влетел капитан, исполненный решимости действовать, обвел всех искрометным взглядом, означающем не иначе, как: списать бы вас всех да поздно уже! - схватил микрофон, заорал:
- Команде стоять по местам! С якоря сниматься!
После чего Фомич сразу встал за рулевую колонку, Геннадий Геннадьевич - за машинный телеграф, а Апполинарьевич подошел к локатору и включил его.
Алексей остался стоять на месте, не зная, что делать.
Капитан высунулся в иллюминатор, заорал:
- Где боцман? Где, черт возьми, боцман?
Появился боцман. Алексей сразу узнал его - командир с бочки. Парню было лет тридцать, громадного сложения. На этот раз на нем были джинсы с широким ремнем, на котором болтался шкерочный нож. Он что-то дожевывал на ходу.
- Вира якорь! - снова прокричал капитан.
Минуту боцман колдовал над брашпилем, затем тоже заорал, повернувшись к рубке:
- Дайте питание!
- Ах, черт! - капитан зло сверкнул глазами в сторону Алексея, затем схватил переговорную трубу и начал энергично в нее дуть, его щеки при этом сильно раздувались, а лицо покраснело. Раздалось несколько свистков, после чего из переговорной трубки послышался голос:
- Слушаю.
- Дайте питание на брашпиль!
- Только в обмен на аттестат!
Капитан секунду соображал, потом приказал, повернувшись к Алексею:
- Вызови срочно стармеха в машину!
- Сбегать?
Капитан второй раз зло сверкнул глазами и схватил "Березку":
- Старшему механику срочно пройти в машину!
Уже через секунду из трубки донеслось:
- Даем, даем питание.
- Кто это?
- Моторист.
Брашпиль загудел, заскрежетала якорь-цепь, "Пингвин" тронулся с места.
- Малый вперед! Право на борт! - Скомандовал капитан.
Старпом и второй молча выполнили команды.
- Якорь чист! - крикнул боцман, зажимая ленточный стопор.
Капитан снова высунулся в иллюминатор:
- Позови сюда майора!
Боцман скрылся в надстройке и через минуту появился с парнем тоже лет тридцати, таким же здоровым, как он сам, и тоже со шкерочным ножом на ремне. Оба на ходу что-то дожевывали. Между тем "Пингвин" все увеличивая скорость, взял курс на выход из Кольского залива. Судовые часы показывали время двадцать-ноль-ноль, что означало - началась вахта Алексея.
Старпом и второй неотрывно смотрели на капитана, их взгляд означал: отпусти нас.
- Можете идти! - бросил капитан и снова посмотрел на Алексея:
- Рулить умеешь?
- Умею.
- Тогда рули.
Алексей встал к рулевой колонке, состоящей из двух кнопок "право" и "лево" и начал рулить. Старпом и второй мгновенно испарились, а капитан снова высунулся в иллюминатор:
- Ну что, Сережа, будем отход праздновать или трал вооружать? – Николай Максимыч обращался конкретно к мастеру лова.
- Уже начинаем! - крикнул Сережа и, видя, что капитан не сводит с него уничтожающего взгляда, добавил: Максимыч! К завтрему будет готов!
Через десять минут палуба кишела, как муравейник. Все восемь матросов, боцман и мастер лова таскали дель, раскладывали ее, отмеряли, катали бочки, бобинцы и кухтыли, ругались матом - короче, вооружали трал.
В этот самый момент на палубе появился старший механик Данилыч. В руках он держал длинную веревку, все время дергал ее, проверяя на прочность. Затем подтащил к носовой мачте ящик, влез на него и стал привязывать веревку к одной из перекладин.
- Данилыч! Ты что? Что ты придумал? - капитан все еще висел на иллюминаторе.
Но Данилыч молчал. Так же молча он скрутил петлю, сунул туда голову, снова высунул ее, достал перочинный ножик, открыл, отрезал лишний конец веревки, подергал приготовленное сооружение, еще раз проверяя на прочность, слез с ящика, критически осмотрел все со стороны, и, по-видимому, оставшись довольным, наконец крикнул:
- Я все равно его повешу! - и скрылся в надстройке.
Мастер лова подожел к мачте, достал шкерочный нож, перерезал веревку, швырнул ее за борт, туда же швырнул и ящик и, посмотрев в сторону рубки, театрально развел руками, что означало: если к завтрему трал не соберем, то это уже не по нашей вине, не дают работать!
- Тьфу, ты черт! - капитан плюнул, закрыл иллюминатор и повернулся к Алексею. По взгляду Алексей понял: настала его очередь.
- Где мы сейчас находимся? - спросил капитан, стараясь выглядеть спокойным.
- В каком смысле? - Алексей действительно не понял.
- А что ж тут непонятного? Я спрашиваю: где сейчас находится наше судно? Вы можете показать на карте наше место?
Алексей растерялся. Чтобы показать место, его нужно сначала определить, а для этого нужно хотя бы отойти от руля, но - как отойти? Чтобы удержать курс, необходимо все время давить на кнопки, ведь на этом чертовом "Пингвине" нет даже авторулевого! Замкнутый круг. Алексей молчал. И тогда капитан не выдержал, снова заорал:
- Это тебе не БМРТ, который ходит за границу! Это рабочее судно, на котором нужно пахать! А если мы сейчас втюримся куда-нибудь? Что ты тогда скажешь? А я скажу: простите меня, техника, у меня на вахте инженер стоял.
Алексей продолжал молчать. Просто было обидно. До слез. Неужто капитан не понимает...? Да все он понимает! И все равно орет! Господи, скорей бы кончился этот рейс!
- Ладно, - вдруг совершенно ровным голосом сказал капитан, - отойди от руля, судно за какие-нибудь две минуты никуда не денется. Определись по локатору, где мы находимся, поставь точку на карте. Потом возвращайся за руль. Не привыкай прилипать к этим кнопкам, на промысле будет сложнее, успевай крутиться.
Алексей так и сделал. Поставил точку, рядом написал время и отсчет лага, как учили в мореходке, и показал точку капитану. Тот посмотрел, ничего не сказал. Дальше Алексей уже сам ставил точки через каждые десять минут, но капитан уже на них не смотрел. Он нервно похаживал взад и вперед перед иллюминатором, иногда вдруг открывал его, высовывался и орал:
- Скоты! Вы же настоящие скоты! Ну кто же так делает?! Шевелитесь! - и так далее в таком же духе.
Между тем "Пингвин вышел из Кольского залива, повернул вправо и взял курс на Гусиную банку. Первая же волна ударила в скулу, накренила судно и оросила его тысячами брызг, а другие волны подхватили пароход, выпрямили и накренили в другую сторону. Началась качка.
IV
БАРЕНЦЕВО МОРЕ
Повар Кузьмич очнулся от первого же удара волны, сел на кровати и потряс кудлатой головой, вмиг десятипудовая медная рында застучала, загудела в висках. "Перебрал я вчера, однако,"- подумал Кузьмич. Сел на кровати, огляделся. Каюта показалась незнакомой. "Крепко перебрал..." Стал вспоминать минувший день: на рейдовом катере с "Ловозеро" поехал домой за вещами, это я хорошо помню, в порту возле проходной встретил бывшего капитана старика Дроздова, это я тоже помню, с Дроздовым поехали ко мне отметить проводы, так, выпили по бутылке водки, хорошо, затем поехали к Дроздову опять же отмечать проводы, точно, там тоже выпили, не помню сколько, а потом Дроздов сказал "Давай закатимся в десятку, там такие бабы!", вот тут я зря согласился, какое мне теперь дело до баб, но, однако, поехали, а потом... ничего не помню. Куда-то снова поехали, но куда? Кузьмич медленным взглядом снова обвел каюту: "Но раз я здесь, значит, поехали правильно." Кузьмич встал на качающуюся палубу и почувствовал, что на что-то наступил: "Да это же моя сумка!" - Заглянул в нее и от сердца окончательно отлегло. Тут же открыл одну бутылку и хлебнул прямо из горлышка: медная рында зазвенела потише. Кузьмич снова сел на кровать. В этот момент дверь каюты открылась и в нее вошел молодой парень лет двадцати:
- Ну и качает этот "Пингвин", - сказал парень и сел на единственный в каюте стул, навеки принайтованный к палубе.
- Кого качает, - не понял Кузьмич, - какой пингвин?
- Да меня укачивает, - ответил парень, тяжело вздыхая.
Кузьмич минуту соображал, но ничего не понял, так как никаких мыслей не было вообще:
- А ты кто? - наконец решил поинтересоваться Кузьмич.
- Я Костя, юнга, - ответил парень и снова тяжело вздохнул.
- А где пингвин? - Кузьмич просто продолжал начатый разговор.
- Думаю, уже вышел в Баренцево море...
Кузьмич недоверчиво посмотрел на парня, встал и заглянул в иллюминатор: волны средних размеров катились вдоль идущего судна, накатывались и убегали прочь.
Кузьмич снова сел на кровать и снова хлебнул из начатой бутылки: рында загудела еще тише, в голову начали возвращаться мысли.
- А где остальные? - Снова поинтересовался Кузьмич, так как парень молчал.
- Кто? - Не понял Костя.
- Люди, не пингвины же? - в эту секунду Кузьмич почувствовал себя абсолютно трезвым.
- Работают, - ответил юнга, - А вы не знаете, еще долго будет качать?
- Кто?
- Да "Пингвин" этот?
Кузьмич снова понял, что он ничего не соображает, но в ту же секунду его осенило:
- Давай стакан! Выпей и сразу перестанет качать!
- Не могу, - сказал Костя, - я вообще не пью.
- Ну, как хочешь, - сказал Кузьмич, - Тогда пусть качает!
- Ладно, - согласился Костя, - тогда выпью...
- Запирай каюту! - скомандовал Кузьмич, - Гулять так гулять!
В двадцать три пятьдесят второй помощник Фомич поднялся на вахту. По хозяйски прошелся по рубке, заглянул на карту, в локатор и встал перед иллюминатором, показывая всем видом, что вахту принимать он не торопится. В двадцать четыре-ноль-ноль, когда Алексей поставил последнюю точку, сказал: "Вахту сдал!" и уже собирался уходить, Фомич оторвался от иллюминатора, повернулся к Алексею и со словами: "Не спеши!" снова подошел к локатору, определил место судна, нанес свою точку на карту, которая совпала с точкой Алексея, к этой точке приложил штурманскую линейку, проверил курс, сличил его с курсом гирокомпаса, затем включил подсветку на магнитный компас, снова сличил курсы и только после этого
сказал: "Вахту не принимаю!"
- Почему?! - Алексею опешил, такого он никак не ожидал.
- Обьясняю, - сказал Фомич и медленно начал расталковывать, - От последней
точки ты провел курс в виде толстой карандашной линии до Гусиной банки,
серху написал гирокомпасный курс, вроде бы правильно, но, - Здесь Фомич
сделал интригующую паузу и снова продолжил, - Во-первых, ты не указал
поправку гирокомпаса, во-вторых, ты не указал магнитный курс, в третьих,
ты не проставил угол сноса и угол дрейфа, в четвертых, ты вообще не указал
невязку, в пятых, ты мог бы уже перейти на другую карту, в шестых, ты не
подготовил, как минимум, три остро отточенных карандаша, в седьмых, достань,
наконец из своих ящиков бинокли и положи их тут, они никуда не денутся.
Алексей слушал молча. Фомич говорил все правильно, именно так учили в
мореходке, но будучи рулевым на практике в разных флотах, он заметил, что
штурмана нигде так не делают, за исключением, конечно, биноклей, которые
Алексей просто забыл достать.
Фомич, как бы читая мысли Алексея, произнес:
- Ты, наверное, знаешь, что я закончил всего-навсего ШУКС, да, в Шуксе
нас этому не учили, а жаль, до всего приходилось доходить самому и за
тридцать с лишним лет работы штурманом в море я кое-чему научился. Я и от
тебя в будущем надеюсь чему-нибудь научиться, ведь на наших судах инженер -
большая редкость, но для начала ты делай все так, как тебя учили.
Алексей не обиделся. Фомич был прав на все сто процентов и учиться пока
предстояло ему, а не Фомичу, который, наверное, и вправду все знал.
Исправив все замечания, Алексей, наконец, сдал вахту и спустился в салон
команды, а по-просту, столовую. На полукруглых столах стояли открытыми по
банок десять рыбных консервов, лежал нарезанный хлеб, стояли чайники, в
которых еще парился только что заваренный чай.
За одним столом сидело три человека, среди которых Алексей сразу узнал
мастера лова Сережу, солдата-матроса, как теперь Алексей пригляделся,
внешностью похожего на азербайджанса, и другого солдата-матроса, очень
похожего на украинца. За другим столом сидел человек небольшого роста
с большими залысинами на голове в черной чистой робе. Как только он увидел
Алексея, улыбнулся ему и жестом пригласил сесть за свой стол. Алексей сел.
- Я моторист, Мироныч, так меня и зови, мы с тобой несем одну вахту, -
очень приветливо сказал моторист Мироныч.
- Очень приятно, - Алексею действительно было очень приятно хотя бы потому,
что в салоне было тепло, уютно и к тому же Алексей уже сутки ничего не ел.
- А ты ешь, ешь, - засуетился Мироныч, - повар у нас еще не проснулся,
теперь юнга куда-то запропастился, так что мы тут сами подсуетились, что
могли... - Мироныч как будто извинялся.
Алексей ел молча и неторопливо, Мироныч смотрел на него и ждал. Наконец,
когда Алексей поставил кружку на стол, очень осторожно спросил:
- А как в шахматы? Играешь?
- Играю, - теперь Алексею тоже хотелось сделать человеку приятное.
- Тогда сыграем?
- Сыграем.
Мироныч быстро достал шахматы, расставили, начали играть. После каждого
хода Мироныч заглядывал в глаза Алексею и о чем-нибудь спрашивал:
- Как тебе наше судно?
- Хорошее.
- Да... А как тебе капитан?
- Ничего.
- Да... Тебя к нам надолго?
- На один рейс.
- Да...
В это время за другим столом тоже шла беседа, состоящая тоже из диалога,
в которой солдаты-матросы спрашивали, а Сережа-"майор" отвечал:
- И сколько за рейс выходит? - голос украинца.
- А это, Гоша, смотря кому.
- Допустым мнэ, - голос азербайджанца.
- Тебе, Алик, рублей двести.
- А что мы будем делать конкретно? - голос Гоши.
- А что скажу.
- А конкрэтно? - голос Алика.
- Подавать рыбу из ящика на рыбодел.
- И всего-то? - снова голос Гоши.
- Раз плюнуть. - веселый голос Алика.
- Но смотрите, пидеры, если не будете успевать, головы головорубом отхерачу
и выкину за борт! - общий дружный смех.
И в это же самое время в каюте повара тоже шла задушевная беседа.
Одна пустая бутылка водки мерно перекатывалась с боку на бок по палубе,
другая, начатая, стояла на столе. Костя сидел на стуле, обхватив
голову обеими руками и, широко распахнув глаза, смотрел в одну точку.
Кузьмич сидел на своей кровати, балдел и высказывал философские мысли:
- Не человек выбирает судьбу, а судьба выбирает человека! Вот возьми,
к примеру меня. Раньше мне сильно везло. Все рейсы - за границу. В канаде
был раз десять, в Лас-Пальмасе, а рыбу ловили исключительно на Джорджес-
банке, в Лабрадоре. Были времена! А потом - как отрезало. Направили на
РТМ типа "Союз", и все рейсы - в баренцуху. За что? - спрашиваю, говорят:
Злоупотребляете! - Ну и что? - А то... А я говорю: хрена вам! Все равно
буду ходить за границу на больших параходах! Потому что, за черной полосой
все равно идет белая и от человека это не зависит. Направляйте, - говорю, -
меня в ночной резерв, а там посмотрим. И направили! И вот вам результат!
Я - здесь, а они - там. За одну ночь судьба переменилась. Да, на БМРТ
я прежде не ходил, но камбуз, он, везде одинаковый, потому что вода на плите
закипает всегда при одной и той же температуре сто градусов. А домой, -
говорю, - за вещами отпустите? - Отпустим! Но будем ждать. - А я говорю:
не подведу! А сам думаю: большому кораблю - большое плавание, и чем больше
человек достоин лучшей судьбы,тем больше пароход! - Все философские мысли
были исчерпаны, и Кузьмич начал мечтать:
- Вот зайдем в Лас-Пальмас...
- А когда мы зайдем в Лас-Пальмас? - просто так поинтересовался Костя.
- Я думаю дней через тридцать... - мечтательно продолжал Кузьмич.
- Но у нас рейс всего двадцать суток, - возразил Костя.
- Мы с тобой плывем на одном пароходе? - Довод Кузьмич был неотразим.
- На одном.
- Тогда слушай меня! Когда "Ловозеро"...
- У меня тетка живет в Ловозеро. - Снова перебил Костя.
- Это символично, - снова профилософствовал Кузьмич, - что твоя тетка
живет в поселке, имя которого носит наш пароход! Когда "Ловозеро"...
- Но наш пароход - "Пингвин", - Костя был просто невыносим, он все время
перебивал и поэтому Кузьмич решил разобраться до конца:
- Почему ты так называешь наш пароход? Что ты видишь общего между нашим
судном и пингвином?
- Наше судно называется "Пингвин", - очень просто ответил Костя.
Минуту Кузьмич молчал, пристально глядя на Костю, молчал и не шеве-
лился и вдруг... Кузьмичу захотелось, чтобы все происходящее было сном,
пусть - страшным, кошмарным, ужасным, но - сном, и поэтому он закрыл глаза
и продолжал сидеть так тихонечко, боясь пошевелиться, так как любое
шевеление могло неожиданно вернуть его в реальность, в которую возвращаться
ужасно не хотелось, потому что это было бы несправедливо... Но в какой-то
момент судно ударилось в набежавшую волну, качнулось, и тогда Кузьмич вско-
чил с кровати и, вытаращив глаза, заорал:
- А где?! Где "Ловозеро"?!
- Точно не знаю, - ответил Костя, - где-то километрах в ста пятидесяти
от Мурманска, я же говорю, у меня там тетка живет на улице Ленина, дом
четырнадцать, квартира восемнадцать, Екатерина Петровна...
Но Кузьмич уже не слушал, он обеими руками схватился за голову и снова
рухнул на кровать, медная рында в голове загудела траурный марш "Прощание
с Лас-Пальмасом"...
V
НА ПЕРЕХОДЕ
В 07.30 Алексея разбудил Геннадий Геннадьевич, осторожно тронув за
плечо: "Вставай, на вахту..."
Алексей быстро умылся, оделся, попил чаю в салоне и поднялся на мостик.
Капитан уже был там, он нервно расхаживал взад и вперед и о чем-то пытал
старпома:
- Ну и что? Что дальше-то?
- А я говорю: это не "Ловозеро", а "Пингвин" и мы вас не на досылку везем,
а вы член нашего экипажа, согласно судовой роли...
- Да короче... - капитан ждал чего-то самого главного.
- Короче, он с шести утра сидит на камбузе, чистит картошку и вздыхает...
- Вот! Это главное, с этого нужно было и начинать! И скажи ему: еще раз
рюмку выпьет, спишу к чертовой матери!
- Куда спишете? - вопрос прозвучал риторически и капитан просто пропустил
его мимо ушей.
- Ладно, вахту сдал, - сказал Геннадий Геннадьевич уже обращаясь к Алексею,
и медленно, все время оборачиваясь на капитана, удалился с мостика.
- Торопится, - бросил капитан глядя в сторону ушедшего старпома, - дел у
него много, как только успевает все переделывать? - Алексей не понял: серь-
езно говорит капитан или шутит, но по интонации определил: капитан чем-то
недоволен!
Между тем "Пингвин" полным ходом в восемь узлов все ближе подходил к
Гусиной банке, хотя до банки было еще сутки ходу.
Матросы под предводительством Сережи снова выкатились на палубу, чтобы
продолжить вооружение трала, муравейник снова закишел.
На мостик поднялся стармех Данилыч, на этрот раз его вид напоминал вид
раскаявшегося грешника:
- Максимыч, - он подошел вплотную к капитану и заговорил тихим извиняющимся
голосом, - ты, это, извини, за вчерашнее, сам понимаешь...
- Данилыч! - капитан как всегда говорил громко, почти орал, - Я тебя давно
знаю, пошел ты к черту!
- Понял, - голос Данилыча явно повеселел, видно, ему очень хотелось пойти
к черту, - я пошел, пошел... - и он действительно пошел.
- Смотри здесь! К пароходам близко не приближайся! Если что, я в каюте, -
последнее наставление для Алексея, и капитан тоже ушел.
Вахта прошла медленно и скучно, на мостик так больше никто и не поднялся,
и за всю вахту Алексей увидел только одно судно, идущее обратным курсом,
да и то прошедшее в стороне милях в шести...
В 12.10 сдав вахту Фомичу, который на этот раз остался полностью довольным,
Алексей спустился в салон команды.
Тот стол, за которым вчера сидели матросы с мастером лова, оказался капи-
танским. За ним сидели сам капитан, начальник радиостанции, старпом, второй
механик, третий механик и одно место пустовало.
- Садись сюда! - начальник радиостанции Апполинарьевич радостно пригласил
Алексея на свободное место, - смотри, чего сегодня повар наготоаил!
Как раз в этот самый момент повар Кузьмич водружал на стол огромную
кострюлю с парящимся супом.
- Гороховый супчик! - ворковал Апполинарьевич, держа в руке половник.
Алексей подошел и сел. Все за столом молча и, как показалось Алексею,
с ненавистью, кроме повара Кузьмича, смотрели на Апполинарьевича.
- Хор-роший супчик! С косточкой! Боже мой, какая косточка! - Апполинарьевич
просто наслаждался, траля половником внутри кастрюли, явно пытаясь зацепить
вторую кость, чтобы и ее уложить в свою тарелку. Но больше костей не было,
и Апполинарьевич со словами "ой, Максимыч, извините", передал половник
капитану. Максимыч молча загреб половником суп и также молча начал есть.
Повар Кузьмич, как поставил кастрюлю, так все и стоял на месте, пытаясь
заглянуть капитану в глаза, его собственный взгляд выражал радость и бес-
покойство, ему хотелось, чтобы его похвалили, но капитан молчал и даже не
глядел в его сторону. Тогда Кузьмич решил заговорить:
- А ****ецовое я сегодня варево захуярил?
Но капитан продолжал молчать, решительно и сурово, опустив взгляд еще
глубже в тарелку. Кузьмич ретировался.
Пообедав, Алексей вышел из столовой в раздумьи, чем бы заняться, и
в этот самый момент его окликнул Геннадий Геннадьевич:
- Хочешь покажу, как мочалки вяжутся?
- Хочу!
- Тогда пойдем.
Каюта у старпома такая же, как и у Алексея с Фомичем, только расчитанная
на одного. Но Алексею показалось, что каюта в три раза меньше, так как
везде висели, где можно повесить, пропиленовые концы и везде лежали, где
можно положить, бухточки с капроновой нитью. Над кроватью красовались две
кудрявые мочалки, очень аккуратные, новенькие, и одна была не похожа на
другую.
- Люблю я это дело, - как-то скромно сказал старпом Геннадьевич, - да и успо-
каивает, отвлекает от мыслей всяких, вот так повяжешь, повяжешь, глядишь и
время прошло.
Старпом сел на кровать, а Алексею предложил стул. Возле кровати в шкафу
торчал большой гвоздь, на который уже была надета заготовка для новой
мочалки.
- Смотри, все очень просто, - старпом надел очки, сосредоточился, зажал
пухлыми пальцами иглу и начал вязать.
Алексей смотрел молча, ему это нравилось, ведь казалось бы, из
ничего получается такая красивая вещь, да к тому же еще и полезная.
- Да, надо научиться, - вслух подумал Алексей.
- Правильно! Учись... - старпом отложил иглу, повернулся к Алексею, - но,
как театр начинается с вешалки, так мочалка начинается с ручек. Вот с этого
и начнем! - старпом достал из шкафа деревянную доску, гладко оструганную,
с большой выемкой посередине, в края которой были вбиты два гвоздя без
шляпок, зажал ее между коленями, тут же, не сходя с места, потянулся, подо-
двинул к себе бухточку с капроновой нитью, аккуратно начал наматывать
капроновую нить на два гвоздя, - Смотришь? Запоминаешь? - при каждом новом
шлаге губы старпома шевелились: один, два, три... восемь, - Достаточно для
начала! - отрезал капроновую нить, свободный конец аккуратно завязал, потя-
нулся, достал спичечный коробок, чиркнул спичкой, прижег капроновый кончик,
послюнявил пальцы, расплющил горячий капроновый кончик, - Порядок! - пос-
мотрел на Алексея, - Теперь плетем! - снова потянулся, подтащил к себе
пропиленовую нить, начал плести.
Алексей смотрел, не отрываясь. Это было здорово! Через пять минут краси-
вая капроново-пропиленовая ручка была готова!
- Нравится? - Геннадий Геннадьевич снял ручку с гвоздей, покрутил во все
стороны, - А мне не очень, ну да ладно, главное, чтобы ты понял сам процесс!
Теперь сиди там и вот тебе все, и начинай плести вторую ручку, если что за-
был или не понял, спрашивай, я подскажу, а я продолжу вязать свою мочалку...
Три с половиной часа пролетели незаметно, за это время Алексей сплел
вторую ручку, которая получилась не такой красивой, как у старпома, но зато
это была своя ручка! Без десяти четыре Алексей со старпомом расстались,
Алексей пошел в каюту, старпом - на вахту.
- Ты сплел? - поинтересовался Фомич, со смехом рассматривая ручки.
- Эту я, а эту старпом!
- Хреново! Ни черта вы не умеете! Сейчас я покажу, как надо! - Фомич
встал на колени, выдвинул ящик из под кровати, и стал доставать оттуда
все принадлежности для вязания мочалок: доску с гвоздями, пропилен, капрон,
иглу, - А теперь смотри! - И Фомич в точности стал повторять все то, что
уже видел Алексей, вот только ручку Фомич сплел другим узором, который
казался побогаче, чем у старпома, - А теперь ты плети вторую ручку!
Еще четыре часа пролетели быстрее пули, Алексей поужинал и пошел на
вахту.
- Чем занимался? - поинтересовался Геннадий Геннадьевич, - вахту он сдал,
но с мостика уходить не торопился.
- Ручку плел, - устало доложил Алексей, - правда, другим узором.
- Другим? - Геннадий Геннадьевич насторожился, - а кто тебя научил?
- Фомич.
- Ха, другим! Квадратом небось?
- Квадратом!
- Будто я квадрата не знаю! Но основа учебы: от простого к сложному! Что
он тебе голову забивает?
- Да нет, просто решил показать другой способ.
- Я знаю сто способов плетения ручек! Сто! Но сначала освой один, а потом
переходи к другому! - старпом обиженно удалился.
Зато на мостик поднялся только что отужинавший Апполинарьевич, настрое-
ние у него было приподнятое:
- Стоишь?
- Стою.
- Вахтишь?
- Стараюсь.
- Хороший у нас повар! Ох, хороший! Какой сегодня ужин забабахал, -
Апполинарьевич был просто восхищен, и ему хотелось, чтобы его поддержали.
- Повар - высший класс! - Алексей поддержал.
- А твоя жена умеет так готовить?
- Нет, не умеет. Я с тещей живу, вот та готовит... - Почему-то о жене
Алексею говорить не хотелось, но она и вправду не умела готовить.
- Примак, значит?
- Почему примак?
- Ну, так зовут тех, кто с тещей живет.
- А-а, - Алексей секунду подумал, - значит, примак.
- Ничего, - успокоил Апполинарьевич, - ты ведь молодой специалист, инженер,
года три поработаешь, и тебе квартиру дадут.
- Вообще-то обязаны дать, - Алексей знал, что обязаны, но сам в это не ве -
рил.
- А завтра у нас очень торжественный день! - обьявил Апполинарьевич.
- В смысле? - Алексей не успевал за мыслью, так как Апполинарьевич очень
быстро переключался.
- Приходим на промысел. Первый спуск трала! - очень торжественно проинформи-
ровал Апполинарьевич о том, что Алексей и сам уже знал.
- И банкет будет?
- А ты ведь не пьешь? А, впрочем, банкет тоже будет! На палубе.За рыбоделом.
Но в таком банкете радисты не участвуют! - И Апполинарьевич, радостно засме-
явшись перешагнул в свою каюту.
VI
ГУСИНАЯ БАНКА
На Гусиную банку пришли утром следующего дня.
Быстро позавтракав, Алексей поднялся на мостик на вахту. Капитан уже был
в рубке, он нервно расхаживал взад и вперед, подходил к иллюминатору и бро-
сал на палубу уничтожающие взгляды. На палубе матросы под предводительством
мастера лова Сережи доканчивали последние приготовления по спуску трала. Тут
же на мостике Апполинарьевич крутился вокруг поисковых приборов, настраивал
самописцы, включал и выключал гидролокатор, иногда, как бы самому себе вслух
повторял: "Под нами рыба...", на что капитан каждый раз поворачивал в его
сторону взгляд, наполненный нескрываемой ненавистью, но Апполинарьевич этого
не видел, так как стоял к нему спиной и снова говорил: "Под нами рыба..."
Тут же старпом крутил настройку радиопеленгатора, пытаясь поточнее определить
место судна, после чего рисовал на карте три линии положения, образовывающие
большой треугольник, в котором, без сомнения, и находился "Пингвин", но тре-
угольник охватывал чуть ли не всю Гусиную банку, а это означало, что "Пингвин"
мог находиться в любом месте.
- Ну что, определился? - кричал капитан.
На что старпом отвечал:
- Определился, но не точно! Сейчас посмотрим глубину, уточним!
Между тем справа и слева от "Пингвина" шли другие суда: ставили, выбирали или
тянули тралы, - в основном это были тралфлотовские эртэшки.
- А давайте определимся методом опроса местного населения! - предложил Апполи-
нарьевич, как всегда счастливо улыбаясь, как бы и всех призывая смотреть на
мир счастливыми глазами, но встретившись со взглядом капитана, сразу же повер-
нулся к своим приборам, - Под нами рыба!
И в этот момент капитан не выдержал, открыл иллюминатор:
- Ну что, скоты?! Мы будем ставить трал или нет?!
- Уна моменто! Только уна моменто! - Заорал в ответ мастер лова, - Уже все
на мази! Мы готовы! Заходите на ветер, сбрасывайте ход!
- Тебя спросить забыли! - Довольно рявкнул Максимыч, закрывая иллюминатор.
- Вот, Максимыч, погляди место. - Старпом наконец оторвался от карты и дру-
желюбно двинулся к капитану.
- Да на хера оно мне нужно, такое место?! - Максимыч, однако, продолжал
быть не в духе, - Стопорим ход! Правым бортом - на ветер!
Cтарпом подбежал к телеграфу, передернул ручку на реверс. "Пингвин" начал
тормозиться. Мастер лова подцепил куток трала, вывел стрелу за борт.
Как по команде, молодые матросы отошли к левому борту, чтобы не мешать,
опытные матросы, напротив, заняли места у правого борта, готовые немедленно
включиться в работу. В рубке все подошли к иллюминаторам и воткнулись в них
головами, чтобы лучше видеть. Наступил этот самый торжественный момент, и в
этот самый торжественный момент на мостик поднялся еще заспанный Фомич,
сменившийся с вахты в четыре утра и бодрым голосом произнес:
- А жаль баб нет! - и все головы сразу повернулись в его сторону, и он сразу
стал центром внимания. И даже капитан, уже было разинувший рот, чтобы дать
команду "Трал за борт!", так как "Пингвин" уже лег в дрейф, повернул в сто-
рону Фомича недоуменную голову:
- Ты что, напился?
- Я говорю: жаль баб нет! - повторил Фомич свою фразу, - Хорошая традиция
раньше была, когда перед первым спуском трала бабы выходили на палубу и
ссали на него! Это для удачной рыбалки... - Но Фомич не успел договорить.
- Трал за борт! - Снова заорал капитан, и все головы снова прилипли к ил-
люминаторам.
Матрос дернул за конец, глаголь-гак отдался и куток трала рухнул в воду.
Все. Торжественная церимония закончилась, все, стоявшие в рубке, оторвались
от иллюминаторов и начали расходиться.
- А я ведь тоже помню, - мечтательно произнес Апполинарьевич, - у нас на
СРТ было три бабы...
- Кончай базар! - Снова, но уже незлобно перебил капитан, - Работать надо!
Апполинарьевич снова воткнулся в свои приборы, старпом со словами "Вахту
сдал!" тут же испарился, а следом отправился и Фомич "досыпать роложенное
время", после чего Максимыч повернулся к Алексею:
- Стоять будем или трал ставить?
- Я думаю, трал ставить.
- Тогда ставь!
- Я не умею...
- Тогда иди и смотри!
- Что смотреть?
- Для начала, как трал отходит от борта.
- Хорошо. - И Алексей вышел на правое крыло мостика.
Сверху было хорошо видно, как трал начинает постепенно вытягиваться и
все дальше отходить от судна, вернее, судно все дальше продолжает отходить
от трала, но это не важно. Ветер холодный, пронизывающий. Конец мая, а на
Гусиной банке, как ранней весной, холодновато. Алексей поежился и снова
вошел в рубку:
- Отлично отходит! - доложил.
- Значит, отходит?
- Отходит!
- А ты чего сюда пришел? Иди, смотри, как отходит!
- А я уже видел.
- А ты до конца смотри!
- Так ведь холодно.
- А почему же вы, молодой человек, свитерочек надели? У нас ведь фуфайки
есть, могли бы и получить у старпома! Это вам не бэмээртэ кормового траления,
это сээртээр траления бортового! Иди и смотри! - Капитан говорил спокойно,
но такое спокойствие для Алексея было хуже крика.
Алексей снова вышел на крыло, поежился. Трал уже далеко от ошел от борта,
пошли кабеля. Снова вошел в рубку:
- Кабеля пошли.
- Иди и смотри!
Снова вышел на крыло. Мерно завывала лебедка, кабеля уходили в воду.
Наконец трал вышел на кабеля.
- Включаем доски! - Услышал, как мастер лова дал команду матросам.
Матросы, до этого стоявшие чуть в стороне, подбежали к доскам, начали
быстро их цеплять, было слышно, как мастер лова отдавал короткие четкие
команды. Алексей снова вошел в рубку.
- Ну что? - Капитан смотрел и спрашивал серьезно.
- Доски включают.
- Правильно. Что дальше?
- Не знаю.
- Даем ход, руль перекладываем вправо, идем на циркуляцию, травим носовую
доску.
- Ясно.
- Делай!
Алексей подбежал к телеграфу, двинул ручку вперед. Подбежал к рулевой
колонке, переложил руль на двадцать градусов вправо. Остановился, посмот -
рел на капитана.
- А теперь иди и смотри!
Выскочил на крыло мостика, увидел как судно, набирая ход двинулось на
циркуляцию, услышал, как капитан крикнул мастеру лова: "Травим носовую
доску!". Носовая доска отвалила от борта и дошла до уровня кормовой доски.
Вошел в рубку.
- Теперь стараемся удержаться на курсе, добавляем ход, прижимаем ваера к
корпусу, понял?
- Понял.
- И начинаем травить ваера, понял?
- Понял.
- Я это сделаю сам, а ты иди и смотри!
Снова вышел на крыло. Холодно, черт возьми! Стал смотреть. А что тут смот-
реть? Лебедки воют, ваера уходят, ветер свистит. Вошел в рубку.
- Какая под нами глубина? - А капитан все спрашивает.
Подбежал к самописцу, посмотрел:
- Шестьдесят метров! - доложил.
- Сколько будем давать ваеров?
- Сто пятьдесят!
- Угадал! Иди и смотри!
Вышел на крыло. Холодища, черт бы ее побрал! Как медленно ваера уходят
в воду! Наконец услышал мастера лова: "Сто восемьдесят метров!" Заскочил в
рубку.
- А теперь берем на стопор! - Сказал капитан, - Иди и смотри!
Опять на крыле. Посмотрел вниз. Матрос подскочил к ваерам, бросил гак,
зацепил, махнул рукой, пошел мессенжер, ваера плотно прижались к борту,
матрос ловко накинул чеку. Все. На стопоре. И, вроде, все как-то быстро и
в то же время все как-то медленно: судно идет, курс держится, трал уже за
бортом, ваера на стопоре, а холодища!
Снова заскочил в рубку, сразу подбежал к рулевой колонке - надо курс дер-
жать. Капитан уставился на самописец эхолота, смотрит пристально, не мигая:
- А где же рыба, черт возьми? - Это он уже к Апполинарьевичу.
Апполинарьевич тоже смотрит на самописец:
- Не видать что-то...
- Ты же кричал: рыба под нами! рыба под нами! Где рыба?
- Проехали, небось...
Алексей тоже посмотрел на самописец: от нуля и до самого грунта - белая
бумага. Если бы рыба была, то хотя бы пробивались черные штрихи или даже
серые, но - пусто!
- Так у тебя же прибор не хера не показывает! - Это капитан опять к Апполи-
нарьевичу.
- Давайте включим фишлупу...
- Включай!
Включили. Оба уставились в нее. Алексей подошел сзади, заглянул: от нуля
и до самого грунта - жиденькая полоска импульса.
- Ну? - Капитан в нетерпении.
- Что? - Апполинарьевич не понимает, в чем его вина, - Я же говорю: нет рыбы!
А приборы работают четко.
- Надо самописец отрегулировать, - это уже Алексей решил вставить свое слово,-
белую линию выставить, добавить усиление, покрутить ВАРУ...
- Что покрутить? Шибко грамотный? Да? - Алексей и не ожидал, что капитан так
на него набросится, - Если увижу, что ты здесь чего-нибудь крутишь, убью!
Алексей замолчал, не обиделся, уже привык к нападкам, лишь мысль мелькнула:
и на хрена я сунулся? А фуфайку у старпома получить надо, холодно здесь.
Навстречу - тоже с тралом - тралфлотовский траулер, должен проийти с пра-
ва кабельтов в пяти. Алексей мысленно прикинул: так, согласно правил совмест-
ного промысла можно расходится в дистанции два кабельтова, нормально.
- Ну-ка, спроси у него, есть под ним запись или нет? - Капитан уже рассматри-
вал тральщик в бинокль, а обращался, конечно же к Алексею.
Алексей бросил рулевые кнопки, подошел к "Рейду":
- Эртэ двестидвенадцатое ми семьсотдвадцатому!
- На приеме!
- Перейдем на восьмой канал!
- Перейдем!
- Здесь?
- Здесь!
- Под вами пишет что-нибудь?
- Пишет.
- А когда поднимали трал последний раз? И сколько вышло?
- Час назад. Вологодская кошелка.
- Спасибо. До связи.
- А вы тоже с тралом?
- С тралом.
- А чего знаки не подняли?
Алексей бросил трубку и сразу повернулся к капитану - так и есть! -
смотрит уничтожающе, глаза выпучены:
- Ты почему знаки не поднял?!
- Забыл. Сейчас подниму! - Алексей и вправду забыл, просто закрутился,
бегая туда-сюда из рубки на крыло и обратно.
Выскочил снова на крыло, быстро поднял знаки, означающие, что судно
занято ловом рыбы тралящими орудиями лова и снова в рубку. Вину свою понимал,
поэтому сразу хотелось оправдаться или просто сказать что-нибудь умное или
предложить что-нибудь полезное:
- А давайте к нему подвернем, под ним рыба пишется! - Предложил.
- Что?! Что ты сказал?! - Капитан опять округлил бешеные глаза, - А ты зна -
ешь, что у него трал больше нашего, а главный двигатель мощнее нашего?!
Знаешь? Если он тебя своим тралом подцепит, то будет волочь через весь про -
мысел и не заметит, а потом выберет твой трал к себе на борт, обрубит его,
выбросит за борт и скажет: ничего не видел?! - Теперь капитан ждал, что
скажет Алексей, но Алексей решил помолчать. Тогда капитан просто начал
расхаживать по рубке взад и вперед. Апполинарьевич приткнулся возле своих
приборов, Алексей старался точнее держать курс. Время от времени капитан
подходил к "Рейду" и слушал, как переговариваются между собою другие суда,
тяжело вздыхал и снова продолжал ходить взад-вперед. Навстречу "Пингвину"
попадались другие тральщики, но капитан больше не просил Алексея поговорить
с ними, да и о чем было спрашивать у них? Об уловах? "Может мы больше их
поднимем!" - думал Алексей, давя на кнопки. Вахта прошла быстро. Трал
поднимать на вахте Алексея не стали, решили протащить подольше и поднять
на вахте Фомича.
VII
ПЕРВЫЙ БЛИН...
В столовой команды, куда Алексей спустился, сдав вахту, собрались все
те же, что и за обедом вчера, а главное, картина в точности напоминала
вчерашнюю. Апполинарьевич орудовал черпаком в кастрюле, а все остальные
смотрели на него:
- Хороший борщец, - ворковал Апполинарьевич, - очень хороший борщец! И с кос-
точкой! Боже мой, какая косточка!
Повар Кузьмич стоял напротив и довольно улыбался.
- Да откуда у нас столько костей, черт возьми?! - Капитан не выдержал
долгого ожидания, - Я вообще не помню, что бы мы кости получали!
Все взгляды сразу вонзились в Кузьмича: откуда кости?
- Нашел, вот, одну... - Кузьмич растерялся, он, наверное просто не знал, что
говорить.
- Какую одну, когда уже вторая?! - Капитан наступал.
- Это, это... - Кузьмич затушевался, - эта... та же самая...
Секунд пять длилось гробовое молчание, а потом салон взорвался от смеха.
Апполинарьевич так и застыл с костью в половнике, он смотрел на Кузьмича и
его взгляд выражал: как же ты мог?
- Я ведь хотел, как лучше, - Кузьмич выглядел, как нашкодивший школьник, -
хотелось сделать приятное, человек ведь любит... - Он говорил про Апполинарь-
евича, но смотрел на капитана.
Дикий хохот продолжался еще минуты две. Не смеялись только начальник
радиостанции и капитан.
- Ладно, иди, а то мы тут до вечера хохотать будем, а нам еще трал поднимать!
Кузьмич сразу скрылся на камбузе, а Апполинарьевич все еще продолжал
стоять с костью в половнике, не зная, куда ее теперь положить.
- Ну еще долго так стоять будешь? - терпение капитана действительно лопнуло.
И тогда Апполинарьевич аккуратно двумя пальцами вытащил из половника
кость и, держа ее на вытянутой руке, пошел выбрасывать за борт, приговаривая
на ходу: "Человек любит, надо же, человек любит..."
После обеда все снова собрались на мостике. Начали подьем трала. К этому
моменту на палубе уже соорудили деревянный рыбодел, открыли трюм и натянули
около него брезент таким образом, чтобы любой, стоявший за рыбоделом мог
не глядя бросать рыбу в трюм, и если бы даже промахнулся, то рыба все равно
скатилась бы в трюм по брезенту, где ее должен был принимать технолог. Как
раз в этот момент из трюма и показалась голова технолога. Алексей его прежде
видел несколько раз, и если бы его тогда спросили, как ты думаешь, кто этот
человек, он бы без сомнения ответил: технолог, - потому что именно так Алек-
сей и представлял всех технологов: худой, похож на интеллегента и в очках.
- Ну что, рыбья душа, все готово? - Капитан, открыв иллюминатор, обращался
именно к технологу.
- Готово! Теперь дело за вами!
- Тогда: вира трал!
Фомич сбросил скорость, матросы застыли "на товсь", мастер лова включил
лебедку.
- Поднять бы сразу тонн десять... - Мечтательно произнес Апполинарьевич.
- Не поднимем, стрела не выдержит... - Мечтательно возразил Фомич.
- Хотя бы тонны две и окушков побольше... - Вставил свое слово Геннадьевич.
- Лучше камбалы... - Добавил Апполинарьевич.
- Заткнитесь! - Отрезал Максимович.
Все замолчали, стали ждать. Алексей внимательно наблюдал, как поднимает-
ся трал, запоминал, что следует за чем. Наконец на борт вылезла нижняя под-
бора, гремя бобинцами, перевалилась и грохнулась на палубу.
- Кутка не видно, наверное, набит треской. - Вслух подумал Апполинарьевич.
Никто не откликнулся, продолжали молча наблюдать. Перехватывая сетное
полотно, матросы постепенно укладывали трал на палубу. Наконец из воды под-
нялся куток... Он был пуст. Вернее, в нем было килограмм двести рыбы. Все
продолжали молчать, но теперь молчание переходило в гробовое. Куток завис
над ящиком, матрос дернул за фалинь, рыба вылилась, но даже полностью не
закрыла в ящике дно.
Капитан открыл иллюминатор и заорал:
- Ну что, слепили трал?! Он же ни хера не ловит!
- А при чем здесь трал?! - Мастер лова решил не сдаваться, - Надо больше
ходу давать! Рыба вон какая крупная, надо больше ходу!
Капитан закрыл иллюминатор. Обвел всех злыми глазами, и каждый, на ком
остановился взгляд, виновато опустил голову.
- Ми семьсотдвадцатый эртэ двестипятнадцатому! - Затрещал "Рейд".
Максимыч оглянулся: эртэшка находилась недалеко, кабельтов в семи и тяну-
ла трал.
- На приеме!
- Подняли трал?
- Подняли!
- Сколько вышло?
- Вологодская кошелка!
- Хо-ро-шо... Тогда мы к вам поближе подгребаем, а то у нас что-то ничего не
пишет.
- Подгребайте! - Капитан бросил трубку и снова обвел всех злыми глазами. Сно-
ва открыл иллюминатор и заорал:
- Чего копаемся, скоты?! Ставим трал!
Геннадий Геннадьевич поспешил на выход из рубки, Алексей - за ним.
Догнал:
- Геннадий Геннадьевич, а вологодская кошелка, это сколько?
- Тонны две, может, чуть поменьше... Пошли мочалку вязать!
- Пошли!
Опять до шестнадцати часов вязали мочалку. На этот раз Алексей освоил
само начало, когда от ручек начинаешь вязать по кругу. Очень сложно, но
интересно и успокаивает.
После шестнадцати, сменившийся с вахты Фомич, опять не одобрил и показал
более простой способ, но труднозапоминающийся.
За все это время трал снова успели поставить и еще раз поднять, и снова -
двести килограмм!
Уже перед самой вахтой Алексей почувствовал, что у него поднялась темпера-
тура - простудился! На вахту поднялся вялым, сразу встал к кнопкам, начал
рулить, не обращая ни на кого внимания. А между тем капитан с мастером лова
обсуждали проблему трала:
- Мы этим тралом не первый рейс ловим, и все было нормально! - Мастер лова.
- А я говорю, что что-то не то! - Капитан.
- Давай спросим у других, как они ловят!
- Вот и спроси! Вызови какого-нибудь мастера лова на связь и спроси!
- Сейчас спрошу, у меня друг на двестичетвертом, - подошел к "Рейду", -
двестичетвертый семьсотдвадцатому! - Тишина, - двестичетвертый семьсотдвадца-
тому! - Тишина, потом, - На приеме!
- Пригласите Василия Ильича, мастера лова к трубочке!
- Он как раз здесь, передаю!
- Василий Ильич, привет! Это Сергей!
- Привет! Рад тебя слышать. Давай на восьмой канал!
- Давай. - переключился на восьмой, -Ты здесь?
- Здесь! Слушай, это хорошо, что ты меня нашел, ты мне пузырь должен. Не за-
был? Ну, тогда в кабаке поспорили? Помнишь? Ну, ты еще с подругой был, Наташ-
ка зовут?
- Слушай, Вася, у меня к тебе вопросик есть...
- Вспомнил, да? Ты тогда сказал, что "Спартак" выиграет, а он продул,
вспомнил?
- Вася, я отдам. Ты мне скажи, почему рыба в трал не идет, мы трал вооружили,
как тогда, с тобой, помнишь, а она не идет?
- Да рыба, это все фигня, просто она здесь близко к грунту сидит, пусти
грунтроп и все, а насчет пузыря, ты давай при первой возможности состыкуемся,
мы здесь уже две недели, пора, понимаешь вмазать...
- Спасибо, Вася! До связи, обязательно состыкуемся! - Повесил трубку, посмот-
рел на капитана, - Уже бегу! Это мы моментом! Как же я сам не догадался! А
насчет "Спартака" не хрена не помню! - Полетел на палубу натягивать грунтроп
под нижней подборой. Капитан посмотрел на Алексея:
- Что кислый такой?
- Да так. Похоже, простудился.
- Ну, это ерунда! Одевался бы, как все люди, не простудился бы. Сходи к стар-
пому, возьми таблеток, да и фуфайку получи, в конце-то концов!
Алексей спорить не стал, пошел к старпому.
Геннадий Геннадьевич увидел, удивился:
- Что случилось?
- Да простудился. Капитан сказал, что у вас таблетки есть.
- Сколько угодно. Открой верхний ящик стола, там все таблетки и список -
какая от чего, выбирай любые.
Алексей так и сделал. Сначала взял списой, определил, что от чего, потом
по списку нашел таблетки.
- А фуфайку получить можно?
- Можно! - Геннадий Геннадьевич даже обрадовался, - Вот они все в шкафу
висят. Тебе какого цвета?
- Все равно.
- А все-таки?
- Черного.
- На бери. И если что, заходи!
Алексей снова поднялся на мостик.
- Ну, что там старпом делает? - Капитан спрашивал просто так.
- Мочалку вяжет.
- Да, ему надо... - Капитан произнес это задумчиво, отвечая каким-то своим
мыслям.
- А почему надо? - Алексею захотелось защитить старпома.
- Да потому что он их каждый рейс вяжет! Уже штук сто связал, а все вяжет!
У него, наверное, родственников по всей стране, как собак не резанных, и
всем мочалки нужны! Это еще что! Скоро он начнет окуней вялить, так у нас
рыбокомбинат столько не вялит, сколько он успевает!
- Ну и что?
- Да ничего, работать надо! - Но Алексей уже не понял, к кому относились
последние слова.
Между тем мастер лова укрепил грунтроп, можно было снова ставить трал.
- Дайте я сам попробую! - Алексею действительно хотелось попробовать самому.
- Рано еще! Иди и смотри!
Алексей молча вышел на крыло мостика. В фуфайке было не так холодно, по
крайней мере, ветер уже не доставал. И пока ставили трал, Алексей ни разу не
вошел в рубку, только когда включили доски и надо было давать ход, заскочил,
поставил все, как надо, и снова выскочил на крыло и стоял до тех пор, пока ни
взяли ваера на стопор. Тогда уже вошел в рубку, посмотрел, хорошо ли держится
курс, а потом - к эхолоту, хотел было включить "Белую линию", ведь рыба-то
донная и к грунту близко сидит, и рука уже потянулась, но вдруг вспомнил
предупреждение, отдернул руку, отошел от прибора. Ничего, рейс всего двадцать
суток! Скоро кончится! - Мысль мелькнула и погасла, не дал ей развиться.
Трал решили тянуть до утра.
Сдав вахту Фомичу, спустился в салон команды.
Костя, юнга, нажарил противень камбалы и протвинь печени трески, заварил
чаю. Алексей нехотя попил чаю, проиграл Егорочу партию в шахматы и пошел
спать.
VIII
ТОЛЬКО ВПЕPЕД.
... Утpом, когда Алексей поднялся на мостик, тpал уже был поднят и снова
поставлен. Капитан pасхаживал взад и впеpед по pубке, угpожающе молчал и
изpедка бpосал на палубу уничтожающие взгляды. Было видно, что он не спал
всю ночь: лицо осунулось, а под глазами появились чеpные кpуги. Между тем,
на палубе матpосы колдовали над ящиком, где - Алексей заметил - было довольно
много pыбы, по кpайней меpе, она закpывала дно ящика в тpи слоя, но...
это была не тpеска, тpещиные хвосты только кое-где тоpчали из общей кучи.
- Смотpи, окушков-то сколько, - Pадоcтно пpиветствовал стаpпом Алексея, -
и зубатки полно...
Услышав это, капитан остановился, oчень внимательно посмотpел на Геннадия
Генадьевича и pовным голосом, пpямо глядя тому в глаза, пpоизнес: "Вы бы
потоpопились, а то матpосы всю pыбу pазбеpут." - После чего стаpпом молча
удалился, а чеpез пять минут уже катался по ящику, отбpасывая в стоpону оку-
ней покpупнее, и в ту же кучу швыpяя зубатку с такой пpовоpностью, что матpосы
за ним пpосто не успевали.
- Значит, стаpпому мы суточный план выполнили, - это капитан сказал, уже
обpащаясь к Алексею, сказал как-то вяло, спокойно, не глядя в глаза, - тpал
поставили, куpс выбpали в ту стоpону, - он махнул pукой на восток, - осталось
дело за тобой, иди всю вахту в этом напpавлении и не своpачивай, а если что -
звони... - и ушел.
"Бог мой! Да это же значит, что мне довеpили самостоятельную вахту!" - сеpдце
тpетьего pадостно забилось.
Алексей обошел мостик, посмотел на пpибоpы, оценил окpужающую обстановку,
удостовеpился, что судно ноpмально деpжится на куpсе и уткнулся лбом в иллю-
минатоp наблюдать за стаpпомом.
У стаpпома все получалось быстpо и ловко. Он бpал по одному окуню из большой
кучи, котоpую уже успел накидать, тщательно его pассматpивал и вязал за хвост
на длинную снизку, затем бpал дpугого окуня и так далее, а непонpавившихся
окуней снова отбpасывал в ящик, где их тут же подбиpали матpосы и тоже
вязали на снизки. Когда это дело было закончено, стаpпом, еле волоча всю
снизку за собой, полез в тpюм и вылез оттуда довольный, потиpая pуки. "Зако -
пал в соль." - догадался Алексей. Тепеpь стаpпом пpинялся за зубатку: он ловко
вспаpывал ей бpюхо и аккуpатно вытpяхивал икpу в тpехлитpовую банку. Когда и
это дело было закончено, стаpпом снова забpался в ящик и начал там что-то
поднимать и внимательно pассматpивать...
- Это он тепеpь pакушки ищет! - От неожиданного голоса Алексей вздpогнул и
оглянулся. За спиной стоял Фомич.
- Вахтишь, значит? - он спашивал пpосто так, глаза еще заспанные, видно,
только что пpоснулся.
- А я и не заметил, что вы вошли, - Алексей опpавдывался, - А зачем стаpпому
pакушки? - Вопpос выpвался как-то сам, неожиданно.
- Жемчуг ищет. Pакушки-то - жемчужные, - Фомич говоpил сеpьезно, не улыбаясь,-
Когда-то кто-то нашел, а он тапеpь успокоиться не может, все ищет. Ему
надо...- Уже задумчиво пpоизнес Фомич. Алексею показалось, что эту фpазу он
уже от кого-то слышал.
- А ты, значит, вахтишь, а мы, значит, плывем? - Пpи этом Фомич зевнул.
- Плывем, значит.
- Хоpошо. Пойдем, постоим на кpыле, подышим воздухом.
Алексею вовсе не хотелось выходить на кpыло, но и Фомича обижать не хоте-
лось. Вышли на кpыло. Фомич облокотился на планшиpь и уставился на воду. Мину-
ты две он молчал и наконец пpоизнес:
- Капитан, стало быть спит после бессонной ночи, а мы, стало быть плывем?
- Идем. - Алексей вдpуг вспомнил флотскую поговоpку о том, что плавает, а что
ходит.
- Значит, мы идем, а чайки нас обгоняют? - Фомич снова зевнул.
Алексей мгновенно пеpегнулся чеpез боpт и в ужасе замеp: чайки действительно
плыли вдоль боpта, еле шевеля лапками и обгоняли судно. Вытаpащив глаза,
Алексей посмотpел на Фомича:
- Что это?! - он почти закpичал, - Как это может быть?!
- Все пpосто, - сказал Фомич снова зевая, - Никуда мы не плывем и не идем,
а сидим на задеве, - Фомич наконец отоpвал свой взоp от воды и, глянув в pас-
топыpенные глаза тpетьего помощника, засмеялся:
- А ты говоpишь: плывем! А, может pыба потому и не ловится, что никуда мы
не плывем? - И он снова захохотал, гpомко, от души, - А тепеpь вставай за
pуль, научу сниматься с задева. И когда Фомич так засмеялся, у Алексея как-то
отлегло от души: значит, это не стpашно сесть на задев, главное вовpемя заме-
тить.
- Pуль пpаво на боpт! - скомандовал Фомич. Алексей сделал. Когда судно отошло
гpадусов на соpок от куpса, Фомич дал новую команду:
- Pуль лево на боpт! - Алексей снова выполнил. Когда судно пеpевалило в дpу-
гую стоpону на соpок гpадусов, Фомич отдал еще одну команду:
- Выходи на куpс! - И когда судно вышло на куpс, добавил:
- Вот тепеpь идем! Ты - впеpед! А я - досыпать. Счастливой pыбалки. - И ушел.
Больше Алексей не отвлекался. Все внимание сосpедоточил на куpсе, пpибоpах,
и окpужающей обстановке. Каждые пять минут выскакивал на кpыло мостика смот-
pеть, не сели ли на задев. Матpосы доубиpали немногочисленную оставшуюся тpес-
ку и pазошлись. На палубе стало тихо, в pубке монотонно гудели пpибоpы.
- Вахтишь, значит?
Алексей от неожиданности даже подпpыгнул. Апполинаpьевич! Лицо, как всегда
улыбающееся. А вопpос пpозвучал, как потайной смысл чего-то стpашного.
- Что случилось?!
- Ничего не случилось. Наобоpот, все очень хоpошо. Вот, окуней сходил ошкеpил.
Мелковаты, пpавда. Вpоде, так много поднимали и кpупных видел, а когда вышел,
гляжу - одна мелочь.
- Поздно вышли. Кpупных pазобpали.
- Стаpпом, небось? За ним не успеть, - Апполинаpьевич тяжело вздохнул, - а,
вообще, нам много и не надо, так, с пивком иногда.
- Апполинаpьевич, а почему мы окуней или зубатку, или того же еpша сами не
сдаем? Вот, дали нам план на двадцать тонн...
- Так ведь план дали на тpеску!
- Допустим, но ведь тот, кто этот план давал, знает, что и окунь попадается.
Могли бы учесть...
- А зачем? У нас сейчас половину судов под окунем pаботает, им-то тогда что
делать?
Ответ пpозвучал настолько убедительно абсуpдно, что Алексей умолк. Но молчал
недолго:
- Выходит, те, что на окуне выбасывают тpеску?
- Зачем "выбpасывают"? Едят!
- Понял. - И Алексей уткнулся в пpибоpы.
- И чего ты там увидел? - Апполинаpьевич тоже на всякий случай заглянул в
пpибоpы, но ничего не увидел и остался довольным, - Ладно, пойду, надо мочал-
ку довязать, а то начал и все не могу закончить. - Ушел.
Еще минут пять Алексей смотpел на абсолютно белый самописец и наконец со
словами: да чеpт с ними, все pавно не убьют! - начал настpаивать пpибоp.
Все сделал, как учили. "Белая линия", "ВАPУ", "Усиление" - Есть! Пишет! -
Белая линия отоpвалась от гpунта и над ней появилась сеpая щеточка - pыба.
Так, а тепеь, если подвеpнуть чуть впpаво? Больше впpаво? Еще больше! Есть! -
Сеpая щеточка стала повыше и изменила цвет на чеpный. Глубина? Восемьдесят.
Запомним! Но вот она опять стала меньше, а, вpеменами и вовсе стала исчезать.
Глубина? Девяносто... Влево!... Еще левее!... Есть!... Щеточка увеличилась и
почернела... Глубина? Восемьдесят! - Пошла, пошла pабота. Даже азаpт поя -
явился. У тpетьего помощника глаза заблестели. Влево! Впpаво! Влево! Впpаво!-
Не по многу, по десять гpадусов. Судно все pавно идет пpямо, не своpачивая...
Сколько вpемени пpошло? Час? Два? От пpибоpа - на кpыло, с кpыла - к пpибо -
pу, от пpибоpа - к pулю. Мысль фиксиpует: щеточка, чайки, глубина, куpс...
щеточки, чайки, глубина, куpс...Не заметил, что навстpечу все меньше стало
попадаться тpалфлотовских эpтэшек, а на гоpизонте спpава и слева наpисовались
силуэты больших коpаблей: БМPТ - большие моpозильные pыболовные тpаулеpы.
Алексей схватил бинокль: да на каком гоpизонте?! Вот они, совсем pядом. И
спpава и слева, и идут навстpечу дpуг дpугу как pаз попеpек куpcа "Пингвина".
Отоpвался от бинокля, побежал по мостику с кpыла на кpыло: нет, не pядом, они
еще далеко. Можно успеть pазвеpнуться, можно пpосто повеpнуть на девяносто
гpадусов и идти паpаллельно с ними. Можно. Но пpиказ был - пpямо!...
А самописец все пишет! И чем дальше, тем больше! Можно позвонить капитану
и пpедупpедить, что пpойти не своpачивая невозможно, пусть сам pешает. А по -
чему невозможно? Они еще далеко. "Пингвин" ведь тоже не стоит на месте... или
стоит?! Нет, не стоит! Идет впеpед. А они далеко. Но у них скоpость больше,
чем у "Пингвина", а значит, совсем скоpо они будут pядом... Так... Pядом...
Пpикинем... Pассчитать бы... Кажется, пpоскочим... Пpоскочим? А аpмада все
ближе... Как быстpо надвигается аpмада!... А, может все-таки pазвеpнуться?
Pазвеpнуться?! Нет, вот тепеpь уже, кажется, поздно... Тепеpь остается только
впеpед!... А самописец все пишет! Пишет! Глубина? Восемьдесят!
- "Пингвин" - "Гpаду"!
- На пpиеме!
- Вы знаете, какие в нашей гpуппе pекомендованные куpсы?
Снова схватил бинокль. Так... "Гpад" слева... Ближайший... Остальные - за
ним. Если с "Гpадом" pазойтись удачно, то с остальными будет легче. А те, что
спpава? Они чуть поотстали ... Значит, должен успеть! Еще немного впеpед, и
почти все окажутся у "Пингвина" на тpавеpзе! И только "Гpад" ...Эх, ты, чеpтов
"Гpад"! Он настолько уже близко, что даже оказавшись у "Пингвина" за коpмой,
будет создавать опасность сцепления тpалов, если, конечно, не отвеpнет...
- Нет, не знаю, мы не из вашей гpуппы.
- Я и сам вижу, что не из нашей! А какого чеpта вас сюда занесло? Отвоpачивай-
те! Немедленно отвоpачивайте!
Алексей вдохнул побольше воздуха и как можно твеpже выпалил:
- Я никуда не отвеpну! Я вам не мешаю! И вы мне не мешайте! - Сказал и замеp.
На "Гpаде" несколько секунд сообpажали. Эти секунды показались длинною в час.
Наконец в динамике затpещало:
- Ладно, cамоубийца, cчитай, что на этот pаз тебе повезло только потому, что
сегодня связываться с мелюзгой неохота.
- До связи. - Миpолюбиво закончил Алексей. И вздохнул полной гpудью, почувст-
вовав облегчение и в тот же момент заметил, что и pуки, и ноги дpожат. Считай,
пpоскочили. Снова схватил бинокль. "Гpад" отвеpнул впpаво. Тепеpь уж точно
пpоскочили!
За коpмой "Пингвина" медленно начала смыкаться вpажеская аpмада. Почему
"вpажеская"? Не ты ли мечтал о БМPТ, котоpый ходит за гpаницу? Так что, здесь,
считай, все свои. Свои...
- Так. Где мы находимся? - Капитан. Выспавшийся, повеселевший. Не вошел, вле-
тел. За ним - Фомич. Один - на одно кpыло, дpугой - на дpугое. Алексей сделал
вид, что уткнулся в пpибоpы, а сам смотpит за ними. На кpыльях оба замеpли,
cмотpят в коpму. Капитан еще головой потpяс, пpовеpяя, пpоснулся или нет...
Один с восхищенным взглядом, дpугой с выпученными глазами снова влетели в
pубку:
- Что это было?! - Капитан.
- Так... - Алексей пожал плечами.
- Почему меня не pазбудил?!
- Я не знал, что вы спите... - Это была полупpавда. О том, что капитан пошел
спать, он в известность не поставил.
Минуту капитан молчал.
- А почему не позвонил?!
И тут Алексей не выдеpжал. Сказалось долгое напpяжение. Повысил голос, но
пpоизнес твеpдо:
- А pазве я наpушил ваше pаспоpяжение? Пpошел, как было пpиказано. Пpямо, не
своpачивая!
Фомич, до этого молча наблюдавший каpтину, заулыбался, pешил pазpядить обста -
новку:
- Да, ладно. Все ноpмально. Спpавился.
- А это мы сейчас увидим! А если там тpала уже нет?!
- Есть! - Твеpдо сказал Алексей.
А капитан уже в пpибоp смотpит, смотpит и ничего не понимает:
- Кто здесь кpутил? Здесь не так было!
- Я.
- А кто pазpешил?! Я же пpедупpеждал...
- Я pазpешил. - Апполинаpьевич, только вошел, а сpазу все понял и говоpит
тихо, спокойно, - я его попpосил: покpути, Алексей настpойку по-своему, для
нас пpибоp новый, мы еще не pазобpались, а вы в моpеходке пpоходили...
Капитан подбежал к "беpезке":
- Подьем тpала! Сpочно подъем тpала! - и к Алексею, - Убьюуу!
Алексей повеpнулся, пошел в штуpманскую писать жуpнал, вpемя-то уже кончилось,
четыpе часа пpолетели и не заметил. Фомич тpонул за pукав, взглядом дал по -
нять, что все ноpмально, не пеpеживай, мол.
- А мне все pавно, - вслух пpоизнес Алексей, - осталось чуть больше двух не-
дель, дотеpплю.
- Не смей писать жуpнал! - В спину голос капитана, - Напишешь, когда тpал
поднимем или что от него осталось!
"Чеpт с вами!" - подумал. Пошел обедать.
Ел молча, не тоpопясь, низко опустив голову к таpелке.
Подсел Кузьмич, cпpосил участливо:
- Что такой хмуpной? Случилось что?
Помотал головой: нет, ничего не случилось, пpосто устал. Кузьмич понял, отсел.
Ел и слушал, как визжат ваеpные лебедки, как цепляют доски. Уже и обед кон-
чился и юнга Костя все убpал со стола, а Алексей все сидел, опустив голову и
уставясь в одну точку.
- Вот ты где?! - Фомич. Глаза pасшиpенные, смотpит удивленно, - А я тебя везде
ищу. Капитан зовет, пойдем.
Поднялся нехотя. Поплелся за Фомичем. На ходу спpосил:
- Что там с тpалом?
- Хpеново. Еле подняли. Ну ты дал... - О чем он? Не понял.
На мостике капитан сходу:
- Где ты ходишь, ищем тебя. Собиpайся на подвахту. Нож у стаpпома получи,
pокон-буксы, чтобы как положено. И мотоpиста с собой беpи. Наpоду пока хватит,
а остальных я потом вызову, - и вдpуг совеpшенно дpугим веселым голосом, - А
пpав я был, когда сказал: не своpачивай! Пpав?! - И только тут Алексей поднял
глаза, посмотpел на капитана - улыбается. Подошел к иллюминатоpу, заглянул в
ящик и глазам своим не повеpил: полный ящик тpески! Вся кpупная, одна к одной.
И миp вокpуг как будто пеpеменился. А вокpуг все улыбаются и Апполинаpьевич,
и Фомич.
- А я, пожалуй, тоже на подвахту пойду, хоть мне и не положено! - Апполинаpье-
вич хвост pаспушил. И Алексей заулыбался:
- Ну, я пойду?
- Погоди. - Капитан снова сделал суpовое лицо, - Я хотел посоветоваться, -
тут он на секунду запнулся, - Коpоче, нам обpатно чеpез эту гpуппу уже не
пpойти, надо обходить, но обходить будем с тpалом. Как думаешь: лучше взять
моpистее или ближе к беpегу? - Смотpит сеpьезно.
- Ближе к беpегу.
- Почему?
- Я видел, там pаботают два сейнеpа-живоpыбника. Звал их несколько pаз, но
они не отзываются. Вот я и спpашиваю себя: почему? Они ж всего на сутки выхо-
дят, какой им смысл на безpыбьи болтаться? Я был к ним ближе всех, если бы у
них не было pыбы, то ни я бы их, а они бы меня звали, веpно? И еще: я заметил,
что на восьмидесяти метpах лучше всего писало...
- Молоток! Сообpажаешь. А тепеpь иди учись pыбу шкеpить. Мы дальше уже без
тебя pазбеpемся. - Но и последнюю фpазу капитан сказал незлобливо, скоpее,
дpужелюбно.
Получив у стаpпома все, что было положено, Алексей вышел на подвахту.
За длинным деpевянным pыбоделом стояли тpи матpоса, мотоpист Миpоныч, началь -
ник pадиостанции Апполинаpьевич, добpовольно вышедший на подвахту и мастеp
лова Сеpежа. В ящике pаботал матос-солдат азербайжанец Алик, котоpый подавал
pыбу на pыбодел пpямо под головоpуб мастеpу лова. Pабота уже кипела.
Алексей занял место с кpаю, последним в pяду, как pаз pядом с Апполина -
pьевичем.
- Умеешь шкеpить? - Весело поинтеpесовался pадист.
- Учился на пpактике.
- Тогда: поехали!
И поехали. Алик еле успевал подавать pыбу. Семь человек за pыбоделом
pазделывали ее моментально.
- Смотpи, - говоpил Апполинаpьевич Алексею, не пеpеставая шкеpить, - бpюхо -
p-pаз! Кишки - в стоpону! Pыбу - в коpзину! Печень - в бочку! Pаз! В стоpону!
В коpзину! В бочку!
Алексей это умел. И делал это быстpо. И сpазу включился в pаботу. И стаpал -
ся не отставать, по кpайней меpе, от Апполинаpьевича. А вскоpе уже и азаpт
появился, как на мостике. Pаз! В стоpону! В коpзину! В бочку! Pаз! В стоpону!
В коpзину! В бочку! Хо-pо-шо! Кpовь! Кишки! Печень! Кpовь! Вжик! Кишки! Пе -
чень! Кpовь! А из под головоpуба мастеpа лова, как стpужки, отлетали pыбьи
головы: ха! ха! ха! ха!
Мастеp должен обеспечить беспеpебойной pаботой шесть человек: ха! ха! ха! ха!
А матpос Алик - подающий, он должен обеспечить семь человек. За каждой pы -
биной - вниз! Значит: Сел! Взял! Встал! Положил! Не пpосто положил, а pыбьей
головой - к мастеpу! Тому пеpевоpачивать некогда... Сел! Взял! Встал! Поло -
жил! Сел! Взял! Встал! Положил! Сел! Взял! Встал! Положил!... Сколько пpошло?
Полчаса? Час?...Сел! Взял! Встал! Положил! Ноги устали? А зачем пpиседаешь?
Нагнись! Так: Наклон! Взял! Поднял! Положил! Наклон! Взял! Поднял! Положил!
Наклон! Взял! Поднял! Положил! - Pабота - фигня! Думать - не надо! Наклон!
Взял! Поднял! Положил!... Сколько пpошло? А зачем спpашиваешь? Спина устала?
Устала?! А всего - то час пpошел! Давай по новой: Сел! Взял! Встал! Положил!
Сел! Взял! Встал! Положил! Сел! Взял! Встал! Положил!... Сколько пpошло?...
Мало пpошло! Пусть и спина, и ноги отдохнут - кpюк беpи! Его же не для дуpа -
ков, его же для умных положили! Вот так: За-це-пил! Хоп! За жаб-pы! Хоп!
Под-нял! Положил! А тpеска большая! Оч-чень боль-шая! И тя-же-ла-я! Ох, тя-
же-ла-я! Вниз!-Ввеpх! Вниз!-Ввеpх! Вниз!-Ввеpх!... Лег-ко! По-нять!
- Шевелись, сука! - Это мастеp лова Алику, - Люди уже стоят! Шевелись!
Вниз! Ввеpх! - Вниз! Ввеpх! - Вниз! Ввеpх! - Вниз! Ввеpх!
- Убью, сука! Быстpее!
Вниз! Ввеpх! - Вниз! Ввеpх!...
- Все! Нэ могу больше... Нэ могу... - И Алик упал на четвеpеньки на эту
тpеску, - Нэ могу..., - плечи у него затpяслись.
- Что-о?! Не можешь?! А ты думал, здесь деньги ни за что платят?! - И мастеp
Сеpежа мгновенно пеpемахнул чеpез боpт ящика, схватил Алика за гpудки, пpи -
поднял, - Я говоpил, что голову отхеpачу?! Говоpил?!
- Говоpыл...
- Подавай, сука! - И мастеp снова вскочил на свое место, схватил головоpуб, -
Подавай!
И Алик поднялся, сделал шаг впеpед и... pухнул на pыбодел:
- Рубы! Рубы, гад... нэ могу больше...
И все замеpли. И мастеp лова на мгновение замеp. И все увидели, как пульсиpу-
ет жилка на шее у Алика. И все увидели, как молнией свеpкнул головоpуб мастеpа
лова где-то ввеpху и вонзился в pыбодел pядом с головой матpоса-солдата. И
все, до этого затаившие дыхание, вздохнули облегченно. А мастеp лова - уже в
ящике. Алика оттащил в стоpону. Оpет:
- Миша! За головоpуб! - И сам начал подавать pыбу. Ввеpх! Вниз! - Ввеpх! Вниз!
Ввеpх! Вниз! - Пошла pабота! Тепеpь пять человек еле успевали убиpать pыбу с
pыбодела... Еле успевали... успевали...
Четыpе часа пpолетели незаметно. Тpески в ящике осталось немного, когда с
мостика pаздалась команда:
- Подъем тpала!
Матpосы и мастеp лова бpосили ножи и головоpуб, начали поднимать тpал.
Мотоpист Миpоныч залез в ящик, стал выбpасывать оттуда окуней, котоpые, хоть
и в малом количестве, но опять попали в пpилов.
- А ты, Алексей, окуней начал вялить? - Улыбающийся Апполинаpьевич.
- Нет еще...
- А давай я тебе помогу! Залезай в ящик, бpосай их сюда, а я буду пpивязывать.
Только Алексей влез в ящик, как почувствовал, что что-то кpепко сдавило его
пятку. Посмотpел - глазам не повеpил: огpомная зубатка впилась в сапог. Пpи -
поднял ногу, тpяхнул, но не тут-то было! Схватил кpюк, удаpил pыбину по голо -
ве: тщетно!
Апполинаpьевич аж затpясся от смеха:
- Ох, не умеешь ты с зубатками обpащаться, ох не умеешь! Они же ласку любят! -
Сам влез в ящик, взял большую лопату и засунул ее чеpенком зубатке в анальное
отвеpстие.
Зубатка начала яpостно извиваться.
- Смотpи, балдеет! Во, балдеет! Как баба!
Зубатка отцепилась от сапога, пpодолжая извиваться.
- Вот умоpа! - Хохотал Апполинаpьевич, - Ну, как баба!
Наконец ему это надоело, он оставил зубатку в покое и схватил пеpвого попавше-
гося пинагоpа - большую pыбу, похожую на лягушку:
- Ну, что, пинагоp? Покуpим? - Это Апполинаьевич сказал, глядя в мутные pыбьи
глаза, - Алексей, ты видел, как пинагоpы куpят? Не видел?! Щас покажу. Дайте
закуpить! Дайте кто-нибудь закуpить!
Миpоныч достал папиpосу, пpотянул. Апполинаpьевич потpебовал и спички.
- Алексей, ты куpишь? И пpавильно! А эта сволочь куpит! - И Апполинаpьевич,
пpикуpив папиpосу, сунул ее pыбе в pот, и та сpазу начала делать сосательные
движения, пpи этом пуская кольца дыма.
- Во дает! - Заливался Апполинаpьевич, - Куpит, как баба! Во, дает!
Между тем подошли доски и капитан с мостика кpикнул:
- Эй, вы, в ящике! Освободите пpостpанство!
Апполинаpьевич с быстpотой молнии выкинул из ящика десятка два окуней по -
кpупнее, так же быстpо ошкеpил их и пpивязал за хвосты:
- Пошли, Алексей, в cоль закапывать. С почином тебя! В следующий pаз - икpу
солить будем!
Чеpез полчаса подняли тpал. Вологодскую кошелку с гаком. Началась
ноpмальная жизнь...
Она будет пpодолжаться еще две недели: пеpеходы и тpаления, уловы и пpоловы,
спуски и подъемы, задевы и зацепы, окунь и тpеска, pакушки и мочалки, плав -
базы и "печеночники", да много чего еще будет. А, главное, что впеpеди еще
будут дни: pадостные, гоpестные и банные...
IX
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ми - семьсотдвадцатый "Пингвин" полным ходом идет по Кольскому заливу.
Погода - ясная. Светит незаходящее поляpное солнце. Настpоение - пpаздничное:
еще бы! Судно возвpащается домой после двадцатидневного pейса! Не пpосто
возвpащается: судно выполнило и пеpевыполнило план!
"Мы план выполнили!" - это, как визитная каpточка, как знак качества настояще-
го моpяка и pыбака. "Мы план выполнили!" - скажет моpяк, пpидя в свою беpего -
вую службу, а там оценят: "Не зpя мы вас посылали и надеялись на вас!".
"Мы план выполнили!" - мяукнет моpяк дома за столом в кpугу дpузей и знакомых,
и те засмеются: да видим, видим, что венулся!
"Мы план выполнили!" - cкажет захмелевший pыбак в кабаке, и засуетятся офици-
антки: человек с моpя пpишел, гулять будет!
Мы план выполнили!
Pовно в восемь утpа, когда Алексей заступит на вахту "Пингвин" бpосит якоpь
в Кольском заливе на Севеpном pейде. Это уже известно, потому что весь пеpеход
и Геннадьевич, и Фомич то сбавляли, то добавляли ход, pассчитывая пpийти имен-
но в это вpемя, чтобы пpиходная вахта досталась самому молодому, самому не -
опытному тpетьему помощнику капитана, у котоpого еще все впеpеди. А сами они
тогда pазойдутся по домам и будут пpаздновать свой пpиход...
А еще известно, что Фомич все pавно заступит на вахту, отпустив Алексея
домой, потому что уже много лет втоpой помощник не тоpопится сойти на беpег с
тех самых поp, как от него ушла жена, посчитав, что "ждать мужа с моpя за те
деньги, что он пpивозит - непpостительная pоскошь". И с ним на вахту заступит
начальник pадиостанции Апполинаpьевич, у котоpого тоже нет семьи, так как и
его жена бpосила уже давно, найдя себе мужа с "беpеговой" пpофессией. Штуpман
и pадист будут вместе сидеть на мостике и пить водку, но не по многу, а по
чуть-чуть - так было и после пpошлого, и после позапpошлого pейсов, так,
навеpное, будет уже до конца. Они будут пить водку, вспоминать пpо то, как
ловили когда-то сельдь и мечтать о том, что скоpо оба уйдут в отпуск...
А еще известно, что поваpа Кузьмича уже ждут в отделе кадpов, чтобы сpочно
отпpавить на отходящий БМPТ "Шеpеметьево", котоpый идет за гpаницу с заходом
в Лас-Пальмас. Об этом позаботился бывший капитан стаpик Дpоздов. Он, кстати,
тоже ждет Кузьмича, чтобы пpоводить его в дальний pейс...
А еще известно, что ночью, когда Алексей ушел спать после вахты, Апполи -
наpьевич пpинял pадиогpамму такого содеpжания: "Капитану тчк Сpочно пpиходу
поpт отпpавить 3 ПКМ Котова службу моpеплавания дальнейшего напpавления БАТ
0008 Леонид Елькин должности 3 ПКМ" - тот самый БАТ, куда напpавили Витьку
Моpозова, однокашника Алексея, четвеpтым помошником капитана...
А так же известно, что капитан Максим Степанович тут же послал ответную
pадиогамму: "Возможности пpошу оставить Котова судне тчк Рекомендую Котова
должность 2 ПКМ".
Но ничего этого Алексей еще не знает. Еще только шесть утpа и он спит.
Чеpез час, когда Алексей пpоснется, он узнает обо всем и пpимет pешение.
Какое это будет pешение, известно только ему. А пока он видит сон: в своей
новенькой фоpме, свеpкая золотыми нашивками на незаходящем поляpном солнце,
с чеpным деpмантиновым чемоданом в pуке, Алексей идет по Оpдена Тpудового
Кpасного Знамени pыбному поpту, и настpоение у него - высший класс, и неважно,
куда он идет, потому что куда бы он тепеpь ни шел, он все pавно пpидет к
восемнадцатому пpичалу, pано или поздно...
СВЯТАЯ ЕЛЕНА
(повесть)
Такое количество айсбергов, как в Антарктиде, Алексей Котов не встречал нигде. Хотя он нигде еще и не был, кроме района Новой Земли. Там тоже плавали айсберг, но они были небольшими, их было немного, а, главное, что на них никто не сидел. А здесь на всех айсбергах сидели пингвины. А поскольку все время сидеть пингвинам было скучно, они время от времени дружно прыгали в воду, а потом так же дружно выпрыгивали. Вернее, они не выпрыгивали, а как пули вылетали из воды, пытаясь снова занять свои места на айсберге. Но это им не всегда удавалось, и тогда пингвины снова скатывались в воду. А потом снова выстреливались вверх. И снова скатывались. И снова выстреливались. А потом долго сидели. И так без конца. Короче – кругом плавали айсберги, на которых сидели пингвины. Но Алексей Котов всем штурманам предложил считать, что айсберги не плавают, а стоят на местах. Как острова. Как горы. Так было удобней. Для дела. А дело было самое простое – ловить рыбу среди айсбергов. А чтобы точно ловить рыбу, надо было точно знать место судна. И его узнавали. Вернее, - определяли, - так у моряков говорят. По айсбергам. Которые плавали, а все считали, что стоят на своих местах. Самые большие айсберги Алексей нанес на карту и даже присвоил им имена. Например, - «Бегемот». Или «Вулкан». Название зависело от размера и конфигурации. Главное, что теперь они были на карте. Там, где Алексей их нарисовал. А дальше было просто: достаточно было взять два пеленга, один на «Вулкан», другой на «Бегемота», и получалось точное место судна. Точное, конечно же, в кавычках. Но для дела этого было достаточно. Главное, что точно был известен район работ: район острова Южного Георгия! Хотя до Южного Георгия было более ста миль, и его никто никогда не видел. Но это был ближайший остров к месту работы, а другой земли поблизости просто не было. Значит, у Южного Георгия! Этого действительно было достаточно для того, чтобы безошибочно вернуться домой. А что касалось рыбы... Ее было так много, что точного места судна просто не требовалось. Всего час траления – и пятьдесят тонн ледяной рыбы. Ледяная – это ее название. А еще в прилов попадалось до пяти тонн нототении. Для плана лучшего не пожелаешь.
Но рейс заканчивался, и надо было действительно возвращаться домой…
День первый.
- Большой автономный траулер «Леонид Елькин» закончил работу! – объявил капитан Николай Максимович по шестнадцатому каналу «Рейда» для остающейся группе судов, - Желаем всем отличной рыбалки и скорейшего возвращения домой! – и замолчал, выжидая.
- Елькин! Желаем тебе спокойного перехода! Радостных встреч на берегу! А потом возвращайтесь… - затарахтел «Рейд». Каждый из ста судов группы хотел высказать свое пожелание.
- Не забудьте передать наши письма! И приветы начальству! – Это была традиция, - судну, уходящему домой, забирать письма со всего промысла. И не только письма, но и людей, если этого требовали обстоятельства. И даже покойников. Но покойников, слава Богу, не было, а письма уже все забрали. А что насчет людей… После полугодичного рейса, когда все люди в экипаже уже сроднились и сработались, лишних людей видеть у себя на борту тоже не очень хотелось. Потому что кого обычно увозили с промысла? Списанных лентяев или больных. И то и другое было плохо.
- Николай Тихоновч! Ответь Адонкину! - «Адонкин», это большой морозильный траулер, на котором расположился штаб начальника промысла.
Алексей заметил, как Николай Тихонович перестал улыбаться, скривил губы и нехотя поднес трубку к губам, как будто почувствовал что-то нехорошее, и как бы отвечая мыслям третьего помощника, повернул в его сторону голову и прошептал: «Не иначе, сейчас покойника повезем.», - а потом уже громко в трубку, обращаясь прямо к начальнику промысла:
- Слушаю тебя, Павел Макарович! – нарочито бодрым голосом, чтобы виду не подать, что все уже знает, чувствует…
- Извини Николай Тихонович, - дружелюбно проговорил Павел Макарович, - Я думал, что мы уже все вопросы обговорили, а тут такое дело… - Он на секунду запнулся, - Надо забрать одного человека с БМРТ «Железногорск»…
- Если надо, значит надо! – Почти перебил Николай Максимович, -
Кого забрать? - И опустил трубку, и закрыл глаза, как бы ожидая приговора..
- Учительницу. Знаешь, заочная школа моряков…
- Учительницу? – Николай Тихонович снова повеселел, - Всего лишь учительницу? Боже мой! Конечно знаю, что такое заочная школа моряков! Еще в начале рейса просил тебя пересадить к нам учительницу! У нас пять моряков-заочников. Так ты ведь мне отказал. А теперь – заберете? Ладно, заберем. Это все?
- Все! – Подытожил Павел Макарович, - Счастливого перехода!
Николай Тихонович снова повернулся к Алексею, широко улыбаясь:
- Вот видишь?! Учительницу! А ты говорил: покойника! Давай, езжай на катере! Привези учительницу! «Учительница первая моя…» – запел Николай Тихонович и улетел с мостика.
Ездить на моторном спасательном катере на другие суда во время промысла всегда считалось для штурманов делом почетным. Не каждого ведь пошлют, не каждому шлюпку доверят. Четвертого помощника, например, никогда не посылали. Не доверяли. Считали, что не дорос еще. Но Алексею доверяли. И ездить ему на промысле приходилось часто. Особенно после вахты. То за картошкой, которая уже кончалась, то за снабжением, которое привезло на промысел вновь прибывшее судно, то поменяться фильмами. Причин было много, причины были разные. Официально такие поездки назывались хозработами. И сам капитан любил выезжать на хозработы. А вся конечная суть хозработ сводилась к братанию. Ну, посидеть, поговорить…Причаливала шлюпка к другому пароходу и тут же пустела, так как капитан уже сидел в каюте капитана, второй помощник в каюте второго помощника, матросы в каютах матросов. И билась одинокая шлюпка, привязанная к борту другого судна, об этот самый борт, в то время как судно это тянуло свой трал и не замечало бьющуюся шлюпку. А в шлюпке оставался только Алексей, занявший почетное место у штурвала, так как должен же был хоть кто-то оставаться в этой шлюпке хотя бы для того, чтобы быть трезвым и всю напившуюся и вдоволь наговорившуюся кампанию доставить живыми и невредимыми обратно на свой пароход. Но так было на промысле. А сейчас было иначе. Промысел закончился. И надо было уже спешить домой, поэтому любая задержка становилась комом в горле, палкой в колесе и тому подобное.
Связавшись с «Железногорском», Алексей выяснил, где тот находится и проложил курс поближе к нему, чтобы побыстрей разделаться с неожиданно выпавшими хозработами. Конечно, Алексей определил его место не по координатам, которые тот сообщил, так как координаты «Железногорска» были липовыми, ведь он же тоже определял свое место по плавающим айсбергам, которые считал, что стоят на месте. Алексей просто спросил его, в какой части группы он находится, тот ответил, и «Леонид Елькин» помчался к нему.
Моторная шлюпка плавно причалила к «Железногорску», тянущему трал: никакие хозработы никогда ни при каких обстоятельствах не могли отменить того главного дела, ради которого все сюда и пришли – промысла. Алексей высунулся из верхнего кормового люка, чтобы посмотреть на ту, которую он должен забрать с собой. И увидел. На палубе «Железногорска» стояла очень симпатичная стройная девушка. Белокурые локоны пробивались из-под ее теплой шапочке. Вокруг нее хлопотало двое железногорских матросов, помогая надеть спасательный жилет. Другие двое матросов бережно привязывали к бросательному концу ее вещи – желтый чемодан. Наконец жилет был надет, а вещи привязаны, и она стала аккуратно спускаться по шторм-трапу на катер. Алексей успел заметить, что на «Железногорске» не было человека с которым бы она попрощалась как-то по - особенному, ну, например, обняла его или чмокнула в щечку, нет, такого не было. Просто повернулась ко всем разом и сказала: «До свидания!» и стала спускаться вниз. Когда она оказалась в катере и желтый чемодан нырнул в верхний носовой люк, Алексей крикнул на «Железногорск»: «Отдавайте концы! Счастливо оставаться!» – и тут же отвалил от борта и уже через пятнадцать минут, когда шлюпку закрепили на штатное место, он стоял на палубе собственного парохода. Рядом стояла учительница и смотрела на мир голубыми глазами. Да, она была прекрасна. Хотя моряки говорят, что после шести месяцев рейса все женщины кажутся красавицами, но она была действительно прекрасна. На вид ей было лет двадцать.
- Где будет моя каюта? – спросила она Алексея.
- Я не знаю, - ответил он честно, - у нас каютами старпом ведает, я могу проводить вас к нему…
- Я провожу! – четвертый помощник Юра, как Джин из бутылки , неожиданно возник рядом и тут же подхватил ее чемодан, - Пойдемте, я покажу… - И повел ее к старпому.
Алексей не обиделся, только улыбнулся. «Я человек женатый, - подумал Алексей, - мне это ни к чему, а Юра, он холостой, у него еще все впереди, вот и пусть старается…»
- Между прочим, - к Алексею подошел матрос Кравчук, который только что ездил с ним на катере на «Железногорск», - эта учительница была на промысле целых три месяца и никому не дала!
- Это ж хорошо, - поддержал Алексей учительницу, - значит, достойного не нашла! Это, во-первых. А во-вторых, когда ты это успел узнать, если мы на борт «Железногорска» даже не поднимались?
- Во-первых, - решил не сдаваться матрос, - у нее не все дома! А, во-вторых, успел! Ребята с «Железногорска» сказали, и потом, знаешь, какую кличку этой учительнице рыбаки дали? - и он замолчал, ожидая, когда Алексей спросит: какую?
- Ну, какую? – наконец не выдержал Алексей, так как ему надоело ждать и надо было быстрее возвращаться на мостик.
- А вот какую… - но Алексей услышать не успел…
- Кого это вы привезли? – На этот раз к третьему помощнику подошел старший механик Руденко Петр Афанасьевич, пыхтя трубкой и ведя на поводке своего Альфа, и развернул Алексея в свою сторону..
- Учительницу! – ответил Алексей и повернулся, было, уходить, но стармех не пустил, придерживая за рукав:
- Учительницу? – Недоверчиво переспросил Руденко, - Ага, значит, учительницу? Хо-ро-шо… А мне сказали: за покойником поехали, готовь рыбную провизионку… Да, пошутили, значит… У-чи-тель-ни-цу…- растягивая слово по слогам, произнес стармех и тут же дал команду, - Альфуня, пойдем! – но это относилось уже к собаке… Алексей снова развернул голову на сто восемьдесят градусов, но матроса Кравчука рядом уже не было.
Алексей поднялся на мостик. Николай Тихонович ждал его, склонившись над генеральной картой.
- Ну что? – спросил он между прочим, - Привезли?
- Так точно! Доставили в лучшем виде!
- Тогда, поехали…- Николай Максимович продолжал изучать карту, -- Я запросил заход в Лас-Пальмас, ты знаешь… Так что давай так и пойдем, как наметили. Значит, сперва зацепимся локатором за африканский берег, чтобы знать, где мы будем находиться, а потом вдоль него… топ-топ… и до Лас-Пальмаса… Усекаешь?
- Усекаю! – Алексей понимал, что Николай Тихонович с ним беседует не из-за особого доверия, - мол, хочу спросить твоего совета… Нет. Просто Алексей третий помощник, а именно третий помощник отвечает за предварительную прокладку курса судна, за карты, за приборы, - вот капитан с ним и делится своими соображениями по поводу будущего курса. А для третьего помощника это должно означать ни что иное, как необходимость выполнить все точно так, как сказал капитан.
- Усекаю… - еще раз подтвердил Алексей, давая понять, что понял, как надо проложить курс...
- Дурацкое судно! Ох, дурацкое! – в который раз посетовал Николай Тихонович на несовершенство техники, - рыбу ловить может, а навигационными приборами не оборудовано! Как определять место судна, если на судне нет даже «Декки» или «Лорана»?!
«Декка» и «Лоран» – это американская система определения места судна по береговым радиостанциям. Но на «Елькине» ее нет. Не поставили. А то, что поставили, например, двухканальный визуальный радиопеленгатор, в этом районе и до Лас-Пальмаса не работает. Но это не смертельно. В конце-то концов есть секстан, вещь древняя, но надежная… Хотя… кто им и когда определялся?
- Между прочим, у вояк есть приборы, которые сразу выдают обсервованные координаты по спутникам, знаешь?
- Знаю, в мореходке проходили…
- Так вот я спрашиваю, на кой хрен мы запустили столько спутников, если нам такие приборы не поставили?!
- Вы у меня спрашиваете? – поинтересовался Алексей.
- Да нет… Давай полный ход! Идем зацепляться за Африку!
Стармех Руденко Петр Афанасьевич купил своего Альфа в Польше, как раз тогда, когда принимал этот пароход. Пробыв на приемке судна более двух месяцев, Афанасьевич скопил большую сумму денег, так как не на что их не тратил: почти не пил, почти не ел, ничего не покупал и все это только ради того, чтобы купить эту псину.
- Между прочим, это – басет! – любил повторять стармех для тех, кто у него спрашивал: «А это такса?» - А вы знаете, что таких собак в Союзе только три! Две суки живут в Риге, и третий мой Альф… в Мурманске!
Но попасть собаке на свою новую родину в Союз в Россию в Мурманск пока было не суждено, так как судно прямо из Польши пошло работать в Антарктиду. Собаке грозила участь стать судовым псом: это, когда любой тебя может погладить и покормить, но… Стармех Руденко сразу пресек всякие такие поползновения экипажа. И пресек очень просто. Он стал воспитывать Альфа в духе человеконенавистничества. И воспитал.
И Альф стал на всех рычать и при случае бросаться, стараясь укусить, и экипаж отстал от собаки, и стармех был доволен. Но тут возникла другая проблема: собаку стали не любить, а этого стармех тоже не хотел. Надо было искать компромисс. И он нашел. Теперь он все дни проводил в своей каюте, не выходя. А если и выходил из каюты, то Альфа держал на самодельном поводке, прицепленном за самодельный ошейник. Дело в том, что купить настоящие поводок и ошейник в Польше стармех не сообразил, так как Альф был еще маленьким, но за полгода пес вырос и возникла необходимость. Теперь стармех мечтал зайти в Лас-Пальмас и все его фантазии о покупках чего - либо сводились к покупке фирменных поводка и ошейника. Вот и сегодня стармех сидел в своей каюте и гладил «Альфа», когда позвонил старпом и сказал, чтобы Афанасьевич готовил рыбную провизионку под покойника, которого сейчас привезут. Стармех вышел на палубу и увидел учительницу. И лицо ее показалось ему очень знакомым, и захотелось ему, чтобы она спросила: «Скажите, а это такса?» – И он бы ей ответил. И вообще, он бы сразу понял, что за человек пришел на это судно, так как свое отношение к людям стармех определял по отношению людей к его собаке: если кто не любил собаку, то стармех автоматически не любил этого человека.
Собаку не любил старпом… Именно к старпому Юра и привел учительницу. Старпом Ковях Валерий Алексеевич внешне напоминал очень большое яйцо с руками и ногами. Женщин он любил так, как отец любит своих детей, которые от него зависят. А все женщины судна зависели от старпома, так как по Уставу подчинялись непосредственно ему.
- Ну, девочки! – любил повторять старпом буфетчице, уборщице и прачке, когда судно еще работало на промысле, - Я ведь вас вздрючу! Вы поглядите, до чего судно довели! Жуть! Грязь! Бардак!
- Ты, Алексеич, не трынди! – за всех отвечала буфетчица, наливая веселой компании по очередной рюмке водки, только что доставленной с какой-нибудь базы, - Вот переход начнется, и мы тебе весь пароход вымоем! Не трынди!
- А каюту стармеха я вообще убирать больше не буду! – снова наступала буфетчица, - Его собака вчера опять лужу нассала, а шерсти там, за рейс не выгребешь!
Поэтому старпом и не любил собаку: люди обижаются, его люди.
- И все равно, девочки…
- Не трынди! Вот переход начнется…
И вот сегодня переход начался. И пора женщин к порядку призывать, а то распустились совсем. Капитан уже неоднократно старпому замечания делал: «Ты что баб распустил? Ведь не убирают…»
- Вот переход начнется… - отвечал старпом, - они весь пароход вымоют…, - хотя сам в это не очень верил.
Старпом внимательно осмотрел учительницу. Симпатичная, молодая, лет ей эдак…
- А, кстати, вы судовую роль с «Железноводска» не забыли захватить? – спросил старпом, продолжая рассматривать учительницу.
- Вот роль, вот документы, - ответила учительница, протягивая документы старпому.
- Посмотрим, - сказал старпом вздыхая, - Почитаем, - развернул судовую роль, - Значит, Ефремова Елена Павловна тысяча девятьсот пятьдесят второго года рождения? – И посмотрел на учительницу. Но та молчала, ждала.
- Значит вам двадцать девять лет? – снова недоверчиво спросил старпом. Но Елена Павловна продолжала молчать.
- А по виду не скажешь, - старпом решил сделать комплимент, - Я думал вам лет двадцать…
- Скажите, - наконец заговорили Елена Павловна, - Я могу расчитывать на отдельную каюту?
Минуту старпом думал, соображая.
- К сожалению, у нас нет отдельных кают, но… - он снова задумался, - Сделаем… Уплотним кое - кого, а вас поселим… Я знаю, что вам положена отдельная… Да… - он снова задумался, - Сделаем… А вы у нас тоже учить будете? – наконец старпом вышел из состояния задумчивости.
- Обязательно! – сказала Елена Павловна, - У вас пять заочников.
- А вы, простите, по какому предмету? – старпом продолжил допрос.
- Здесь по всем, - снова ответила учительница, - а вообще, я – историк!
- Понятно! – твердо сказал старпом и слегка стукнул ладонью по столу, что означало, что ему все ясно и разговор можно завершить. И только тут старпом увидел, что четвертый помощник все еще стоит в его каюте за спиной Елены Павловны.
- Юра, - старпом решил дать распоряжение, - Проводи учительницу в четырестовосьмую каюту, а врачу скажи, чтобы перебирался в лазарет! Все! – и последнее «все!» означало, что возражений со стороны врача он не примет.
Четвертый помощник капитана Юрий Чернышов попал на «Леонид Елькин», как и Алексей, за неделю до выхода судна из Польши. Алексеев однокашник Витька Морозов, который собирался на это судно четвертым помощником, узнав, что Алексей идет третьим, от направления отказался и, как позже выяснилось, поехал принимать следующий пароход. И Юрию Чернышову в этом отнощении очень повезло. Уже в дороге из Мурманска в Гданьск Юрий обратил внимание на симпатичную девушкуЛюду, ехавшую вместе со всеми вновь направленными принимать судно из новостроя, по судовой роли проходившую, как уборщица.
Судно еще стояло на судоверфи имени Ленина, когда новые люди прибыли в экипаж. А над Польшей пылал июль. И деревья стояли зелеными. И солнце сверкало золотом. И море тянуло прохладою, прохладой газировки и эскимо. И хотелось влюбляться и жить, жить и влюбляться, потому что все в этой жизни было в первый раз… И Юра влюбился. И все свое свободное время стал думать о ней. А свободного времени на первых порах у Юры было – хоть отбавляй, ведь четвертый помощник капитана ни за что не отвечает. Нет, отвечает, конечно, за канцелярию. Но какая канцелярия может быть у только что построенного парохода? – приказы никто не пишет, расписание по тревогам никто не составляет, даже судовой и машинный журналы никто не заполняет, потому что пока не подняли над судном советского флага, судно не может считаться советским. И ходил Юра по пароходу из угла в угол. Подойдет к каюте старпома спросить чего-нибудь, а старпом сидит в кресле, разомлевший от жары, красный, как пасхальное яйцо, тупо уставясь на телефон, по которому ему время от времени звонят с судоверфи польские мастера. И видит Юра, как хватает старпом трубку и орет, орет, орет :
- Слухаю! – Цо-цо? Разумию! Разумию! Слухаю! Цо-цо? Разумию – разумию! – а потом швыряет трубку на рычаг и снова орет на всю каюту: «Не хрена не понял! Не хрена не понял!» И отходил Юра от каюты, и поднимался на мостик, проходя мимо радиорубки. А там начальник радиостанции Филя сидит перед большим пятидесятилитровым бидоном со спиртом:
- Слышь, четвертый! – говорит Филя,- Понимаешь, какая штука? Бидон этот в службе получил. Специально для дела. Для успешной приемки приборов. Так вот: приборы принял, а спирт остался. Неправильно это, четвертый! Неправильно! Выпьем, давай?! По кружечке?! - и кружку протягивает,- большую, аллюминиевую. Нет, Юра не пьет. Юра должен быть трезвым, он еще капитана не видел, ему еще капитану представиться надо.
А у капитана – дым коромыслом, пыль столбом. То ли свадьба, то ли карнавал. Но Юра понимает, что капитан, как представитель своей фирмы, всех поляков отблагодарить обязан за такое хорошо построенное судно. И капитан благодарит, благодарит, благодарит, и потому на люди не показывается.
Да, у четвертого помощника капитана Юрия Чернышова свободного времени было много. И никому до него не было дела. И только Алексей, с которым поселили Юрия, занимался с ним, показывая устройство судна и обучая несению вахты в порту:
- Запомни, - говорил Алексей, - в иностранном порту для судоводителя вахта – святое дело. Первым делом к трапу поставь матроса и накажи ему, чтобы от трапа – ни на шаг. Сам, конечно, можешь сидеть в каюте или стоять на мостике, но лучше – сам стой у трапа и сторожи матроса, чтобы тот не ушел! А после вахты – делай, что хочешь… если помполит позволит…
- Люда, пойдемте погуляем? – предлагал Юра после вахты.
- Я не могу сейчас, - отвечала девушка, смущенно опустив глаза, - Наташа сказала, что бы я помогла ей накрыть стол в каюте капитана, придет польская делегация…
- Тогда, может вечером? – снова предлагал Юра.
- Я не знаю…
- А вы хотите погулять?
О. Да! Конечно, она хотела погулять. Она прежде никогда не была за границей, а это ведь так интересно…
- Тогда погуляем?
- Не положено! – говорил первый помощник капитана Семен Семенович, которого в экипаже звали не иначе, как помполит или комиссар, - вдвоем выходить в город не положено! Увольнение должно производиться, согласно Правил увольнения: только группой в составе четырех человек, где один – старший, остальные – с ним. Увольнение до девяти вечера после рабочего дня. Правила поведения советского моряка за границей читали? Прочитайте еще раз. Здесь четко написано, чего можно делать, чего нельзя…- Семен Семенович это говорил не из вредности, у него работа такая. А он свою работу любит и понимает правильно. Вот когда он ходил в море машинистом рыбомучной установки, он тоже многих вещей не понимал, а теперь он все понимает.
- Давай Алексея с собой возьмем и еще кого-нибудь и погуляем? – снова предлагал Юра.
- Я не знаю… - отвечала девушка, - Наташа просила, что бы я…
И так постоянно. Конечно, и матросы, и мотористы, и механики тоже вовсю ухлестывали за Людмилой и в гости на чай приглашали, и пойти погулять, но – тщетно! Наталья была круче всех. Тридцатипятилетняя, рыжеволосая, нахальная, она и в море не меньше всех отходила. И все морские порядки и законы выучила: писаные и не писаные. Буфетчица – правая рука капитана, так считала Наталья, потому что именно она в любое время дня и ночи могла заходить в каюту капитану, открывая дверь ногой. Так ее другие бабы научили. Так воспитали. А теперь она сама воспитательницей стала!
- Ты, Людмила, не будь дурой! – учила Наталья, - Ты сюда пришла замуж выйти или денег заработать? То-то! Деваха ты молодая, симпатичная, а потому, на хрен они сдались тебе, моряки эти!? Пьяницы и бабники! Мужика надо на берегу искать, там выбор больше. А здесь – деньги зарабатывать! Если тебя на судне в гости приглашают, то ты не отказывайся, потому что тебя это ни к чему не обязывает. Подумаешь, пришла, посидела. На всякий случай меня с собой бери. В гости ходи. Но пользу свою с этого поимей. Например, угощают сигаретами, бери.
- Но я не курю, - говорила Люда.
- И не кури. Я курю. Мы, бабы, должны вместе держаться. Помогать друг другу. Кстати, сегодня идем в гости ко второму механику, там все механики соберутся, веселые ребята, весело будет, весело время проведем
- А как же капитан?
- А что капитан? Я ему что, в верности клялась? Пусть себе спит. Нечего было нажираться…
Да, в отличие от Юры, до которого никому дела не было, у Людмилы была хорошая наставница.
Уже, когда из Польши вышли и в Антарктиду шли, наставник появился и у Юрия. Этим наставником, согласно Устава, конечно же стал старпом, с которым Юрий и должен был нести ходовую вахту. Но, старпом стоять вахты не любил, говоря капитану: «А что мне на переходе на мосту делать? В иллюминатор смотреть, что ли? Столько других важных дел!» И на вахту не ходил. Но на мостик иногда поднимался поболтать, пофилософствовать, жизни поучить.
Особенно это было тогда, когда прачка Галя, сорокалетняя женщина, к которой очень симпатизировал старпом, с ним находилась в ссоре…
- Вот, Юра, - философствовал тогда старпом, - как ты думаешь, существует ли у моряков морской характер?
- Существует, - отвечал Юра.
- А какие качества должны быть у человека, что бы про него можно было сказать: у него морской характер?!
- Наверное, волевые, - отвечал Юра.
- О. Брат! – старпом театрально разводил руки, - этого мало!
А большего ты не знаешь потому, что ты еще не понял главного! – и старпом выжидательно смотрел на четвертого помощника, а потом продолжал, - Главное, друг, состоит в двух невидимых связях, существующих на судне. Первая связь, это человек – человек, а вторая связь, это человек – судно. Для первой связи должны быть присущи такие качества, как коммуникабельность, уживчивость, дипломатичность, сдержанность, добропорядочность, и тому подобное. А если речь идет о связи человек – судно, то качества должны быть другими, чуть ли не противоположными: это – компетентность, надежность, обязательность, увлеченность, инициативность. И вот вкупе все эти и вышеперечисленные качества и создают морской характер! – старпом торжественно поднимал палец вверх.
- А как же воля? – спрашивал Юра, - вы ничего не сказали про силу воли…
- Волевые качества, Юра, - отвечал старпом, - характерны для третьей связи, не названной мной. Это связь: судно – человек. Вот здесь и должны проявляться твои волевые качества: решительность, самоотверженность, самоотреченность, самопожертвенность! Но до этого, надеюсь, не дойдет… - и старпом умолкал, уходя в свои мысли, а потом произносил в сердцах, как бы подводя итог всему сказанному:
- А вообще, Юра, все бабы дуры! – и уходил с мостика.
Вот после одной из таких бесед и решился Юра пригласить Люду в каюту на чай:
- Вы любите шампанское? – спросил.
- Люблю, - ответила Люда.
- Придете после ужина, - снова спросил Юра.
- Приду! – ответила Люда.
И пришла. Но не одна, а с Натальей
И разговор сразу пошел о тех, кого рядом нет. О прачке Гале.
- Дура она! – сразу заявила буфетчица Наталья, - меня решила повоспитывать! Дескать, почему курю в каюткампании и матом ругаюсь?! А не ее собачье дело! Я ей, конечно, все это сказала. А та – к старпому жаловаться. А что мне старпом сделает? Захочу и капитана на него натравлю! А ей, дуре, я еще покажу, как жаловаться! – но пыл в конце концов прошел, и Наталья угомонилась:
- Угостил бы девушек сигаретой! – предложила Наталья.
- Но я не курю, - засмущался Юра.
- А это не проблема, - улыбнулась Наталья, - щас сделаем, - сняла трубку каютного телефона, позвонила артельному матросу Жорику:
- Жорик, принеси два блока сигарет с фильтром в каюту четвертого помощника… что? Нет, болгарские неси… и запиши на него, он угощает - и положила трубку и сладко потянулась, - в другой раз помогать тебе не буду, сам заботься, как девушкам приятное сделать, - сказала и весело захохотала, - А я вам не мешаю? – вдруг поинтересовалась, как бы спохватившись, - а то я пойду…
Но она не ушла, а так и просидела до конца, а в конце, допив шампанское, увела Людмилу, унося с собой и два блока сигарет. На прощание сказала:
- Было очень приятно! Спасибо за вечер. Если что, - зови… мы придем.
На следующий день, встретив за завтраком Люду, Юра спросил:
- А ты одна придти не можешь?
- Не могу, - ответила Люда, - неудобно как-то, она меня везде с собой берет, а я?
А еще через неделю произошел случай, который окончательно расстроил планы Юрия относительно Людмилы. Юра как раз после вахты сидел в каюте, когда в каюту постучали.
- Заходите! - крикнул Юра. Дверь каюты отворилась и на пороге образовалось нечто. Это был матрос Сидоров, а вернее то, что от него осталось после длительного запоя. Лицо его обросло двухнедельной щетиной, может, от того и почернело, и осунулось, а сам он весь трясся, но при этом под мышкой твердо держал огромный сверток.
- Это отрез джинсовой ткани, - сказал матрос Сидоров, - меняю на бутылку водки! Срочно…
Сначала Юрий опешил. От удивления и неожиданности. А потом сказал:
- У меня нет водки. Я не пью.
- Очень хорошая ткань, - с трудом выдавливая слова, проговорил матрос Сидоров, - много джинсов выйдет.
Да, Юра знал, что джинсы сейчас в Союзе стали входить в моду, стоили они бешеные деньги, но главное – их было не достать…
- Возьми… - снова выдавил матрос, - всего одна бутылка…
- Извини, - искренне повторил Юра, - нет бутылки.
Матрос еще минуту постоял в болезненном сомнении, а потом ушел.
И можно было бы забыть про этот случай, но… Через пять минут в каюту влетела Людмила. Вид у нее был решительный, глаза горели:
- Дай бутылку водки! – безо всякой прилюдии выпалили она.
- Зачем тебе? – удивился Юрий, - Ведь ты водку не пьешь?
- Пью – не пью, какая разница! Надо! – уже мягче сказала Людмила, а потом подошла к Юрию очень близко, так близко, что он почувствовал ее жаркое дыхание, - Юрочка, очень надо… - и мягко, и заискивающе посмотрела в его глаза, - А потом я приду к тебе, хочешь? Одна приду…
Конечно, Юрий этого хотел. Очень хотел. Раньше хотел…
- Ты ко мне сама пришла или тебя Наталья послала? – вдруг ни с того ни с сего спросил Юра. Глаза Людмилы еще раз блеснули нетерпением:
- Конечно сама! – выпалила она, - когда Наталья узнает, будет поздно! – выпалила она и тут же осеклась…
- Хорошо, - сказал Юра, - иди в свою каюту и жди, я позвоню, - и двинулся к двери, но Людмила схватила его за рукав и прошептала:
- Только побыстрее, пожалуйста!
Юрий Чернышов не знал, у кого на данный момент на судне могла быть водка, но предполагал, что она могла быть у капитана, у стармеха и у второго помощника капитана. Вот ко второму помощнику капитана Юра и пошел.
Виктор Акимович сидел в своей каюте и читал книгу. Приходу Юрия он не удивился, как не удивлялся вообще ничему. Акимович отложил книгу и посмотрел на Юрия.
- Акимович, - сейчас Юрий не был растерян, он говорил твердо и решительно, - Акимович, дай мне, пожалуйста, бутылку водки! На первом же заходе я тебе ее верну! – сказал и стал ждать.
- Я понял, - невозмутимо сказал Акимович, - тебе, непьющему, срочно понадобилась бутылка водки, я понял…- пять секунд он приводил свои мысли в порядок, потом продолжил, - Явление это нормальное, особенно учитывая то обстоятельство, что ты не пьешь, - Акимович снова сделал паузу, - Странный сегодня день, - снова задумчиво произнес Акимович, - очень странный, - и он поднял вверх указательный палец, - Именно сегодня, именно сейчас всем вдруг понадобилась всего лишь одна бутылка водки, почему? – и он округлил глаза, внимательно вглядываясь в Юрия, но когда тот попытался что-то ответить, поднял всю руку вверх, давая понять, что говорить ничего не надо:
- Ты мне можешь ничего не говорить, - подтверждая свой жест, медленно произнес Акимович, - я тебе дам бутылку водки, но при условии, что ты примешь один мой совет…
- Я приму, - сказал Юрий.
- Никогда не делай того, за что потом будет стыдно! – и Акимович, наклонившись под стол, достал оттуда булку водки и протянул ее Юрию, - Держи, она твоя!
- Совет принимается! – сказал Юрий и вышел за дверь…
День второй.
За сутки судно «Леонид Елькин» прошло около трехсот миль. И чем дальше оставалась Антарктида, тем лучше становилась погода. Теплее. Запахло весной. Но до лета было еще далеко. Как минимум, восемь суток. Пароход еще не успел зацепиться за африканский берег, шлепая по счислимым координатам. Счислимыми их называли потому, что они получались методом вычисления: от большего показания лага вычиталось меньшее. На утренней вахте третьего помощника капитана Алексея капитан поднялся на мостик:
- Слыхал? – спросил он.
- Еще не слыхал, - ответил Алексей.
- Мы не идем в Лас-Пальмас! – весело выпалил Николай Тихонович.
- Ясно, - ответил Алексей, - а куда мы идем?
- На Святую Елену! – И окапитан радостно засмеялся, - Пришло добро на заход! Представляешь?
- Представляю, - сказал Алексей, вздыхая, - Значит, все переделывать?
- Что все? – Не понял Николай Тихонович, - А, прокладку что ли? Переделывай! Значит так: поворачивай прямо на Святую Елену!
А берег этот африканский… черт с ним! Доставай секстаны, делай настройки, готовьтесь определять место судна по солнцу!
Понял?
- Понял! – ответил Алексей, - Я так и думал, что этим кончится…
- Что кончится? – снова не понял капитан.
- Рейс наш… - скромно ответил Алексей.
- Ты, брат, даешь… До конца рейса еще месяц! Еще зацепишься локатором за берег, уверяю тебя! – и ушел с мостика.
Но Алексей знал, что для определения места по солнцу одного только секстана не достаточно. Еще нужны хронометр и секундомер. И поправка хронометра должна быть выведена с точностью до десятой доли секунды. И секундомер должен работать без поправки. Поправка хронометра бралась Алексеем в течение всего рейса и заносилась в специальный журнал. Но то делалось для проформы, а теперь надо сделать для себя.
- Надо! – сказал Алексей вслух и воткнул наушники в специальное гнездо, потом позвонил начальнику радиостанции Филе, - Филя, врубай сигналы точного времени! – надел наушники и застыл с секундомером в руках…
Елена Павловна после ужина собрала в салоне команды пять моряков-заочников. Это были матросы Сидоров, Кравчук и мотористы Гагильянс, Шутов и Колечкин.
- Какое для вас удобное время занятий? – спросила она.
- Утром! – ответил за всех Гагильянс.
- Но утром, как мне сказал старпом, вы работаете?
- Работаем, - снова ответил за всех Гагильянс, - но раде такого дела, а именно раде политике партии, направленной на всеобщее среднее образование, разве нельзя освободить нас от утренних работ?
- Освобождать не моя компетенция, - ответила Елена Павловна, - тем более, что лично меня устраивает и вечернее время после ужина…
- А когда мы будем кино смотреть? – вставил свое слово Сидоров.
- Вам не о кино думать надо, а о ваших задолженностях! – парировала Елена Павловна, - Тем более, что после рейса вы все, - сказала она, - я повторяю: вы все, здесь сидящие, не удосуживаетесь посетить заочную школу моряков, чтобы рассчитаться с задолженностями..
- Некогда нам, - подал голос матрос Кравчук, - жены, дети…
- Поэтому в море и направляют учителей! – закончила мысль Елена Павловна, - А заниматься будем вечером после ужина!
- Хорошо, - тяжело вздыхая, - согласился Гагильянс, - мы согласны…
После занятий Елена Павловна сидела в своей каюте и в который раз перечитывала Гоголя, которого она очень любила. В каюту постучали. Машинально учительница бросила взгляд на часы – время было половина одиннадцатаго, время не для визитов.
- Войдите, - сказала Елена Павловна, но книгу не отложила.
Вошел молодой симпатичный человек и остановился на пороге.
- А вы зря дверь не закрываете, - сказал он и улыбнулся.
- Я еще не спала, - ответила Елена Павловна, - перед сном обязательно закрою.
Парень продолжал стоять в дверях, внимательно рассматривая учительницу Та равнодушно смотрела на него и молчала.
- А вы меня и вправду не помните? – наконец спросил он.
- Помню, - просто сказала она, - вы почти не изменились, Вениамин Жуков. Работаете все так же? Рыбмастером?
Парень удовлетворенно заулыбался.
- Теперь технологом. Десять лет прошло, - сказал он, - вы тоже не изменились, только стали еще красивее…
- Оставьте комплименты, - не дала договорить Елена Павловна.
- И теперь вы учительница, - продолжил Вениамин, - мечта ваша сбылась…
- Сбылась, - подтвердила учительница, глубоко вздохнув, и отложила книгу на стол. И Вениамин заметил, что глаза ее погрустнели.
- А вы Его после не видели? – спросил Вениамин. Если бы сейчас в каюте оказался посторонний человек, то дальнейшего диалога он просто не понял бы. Но постороннего человека в каюте не было, а за тонкой переборкой в соседней каюте, ухом прижавшись к этой переборке, сидел первый помощник капитана Семен Семенович и внимательно слушал. Но ничего не понимал кроме того, что между технологом и учительницей существует какая-то связь. Но Елена Павловна понимала, о чем идет речь.
- Не видела, - ответила она.
- И вы даже не пытались Его найти? – снова спросил Вениамин.
- А зачем? – вопросом ответила Елена Павловна и подняла на технолога голубые глаза, - Может, Он забыл меня? Может, женился и счастлив? Если Он сам не захотел найти меня…Десять лет прошло… Десять лет… Я все забыла… Вернее, хочу забыть…
День третий.
Утром после завтрака Елена Павловна решила прогуляться по верхней палубе. Но на палубе везде работали матросы: мыли, шкрябали, красили. Тогда по вертикальному трапу она поднялась на верхний капитанский мостик. И отсюда, с самой верхней палубы перед ней распахнулся весь Атлантический океан до самого горизонта. И прохладный океанский ветер с запахом весны дунул в лицо. И огромное синее небо отразилось в воде, придав ей лазурный цвет. «Если бы я была капитаном, - подумала Елена Павловна, - я бы отсюда никогда не уходила». Океан был спокоен, только редкая рябь от порывов ветра иногда пробегала по воде. Небо было чисто, только жиденькие облачка вытянулись в гусиные перья вдоль курса судна. Елена Павловна распахнула руки и зажмурила глаза. На какой-то миг она почувствовала себя малюсенькой частицей мироздания пред этой океанской силищей. «Да, и ветер, и солнце, и небо, и облака, - все принадлежит могучему океану, - подумала Елена Павловна, - и наш малюсенький пароход, и мы…» Океан любил тех, кто ему принадлежал.
- Гуляете? – услышала она чей-то голос откуда-то снизу. И голос этот возвратил ее в другой мир, - туда, где мыли, шкрябала, красили. Она открыла глаза и увидела человека с собакой. Человек пыхтел трубкой и смотрел на нее снизу вверх.
- Разрешите представиться? – сказал человек, - Старший механик Руденко Петр Афанасьевич. Извините, что не могу подняться к вам наверх, мой Альфуня еще не научился лазить по вертикальным трапам.
- Очень приятно, - сказала Елена Павловна, - меня зовут…
- Мы знаем, как вас зовут, Елена Павловна, - сказал стармех и похлопал Альфа по спине, - мы умные, да Альфуня, мы все знаем, только говорить не умеем? – слово «умные» конечно же относилось к собаке, и потому слово «умные» в сочетании со словом «мы» Елене Павловне показалось смешным.
- А вы со своей собакой никогда не расстаетесь? – спросила Елена Павловна, так как стармех смотрел на нее и чего-то ждал.
- Никогда! – ответил стармех.
- А что это за порода такая? Такса? – снова спросила Елена Павловна.
- Такса? – стармех снисходительно ухмыльнулся и выпустил кольцо дыма, - Это басет! – гордо сказал он, - Таких в союзе только три…
- Басет? – Удивленно спросила Елена Павловна, - С английского языка басет переводится, как такса…
- Мой Альфуня такса? – стармех подавился дымом и закашлялся, - эта собака такса? – в его голосе зазвучали возмущение и обида. Но английский аргумент «басет – такса» был слишком серьезен, чтобы молчать, - Вы видели когда-нибудь настоящую таксу? – стал наступать стармех, - Она маленькая и черная! Собака такса предназначена для лазания по норам! – Елена Павловна уже пожалела о том, что сказала, - Разве мой Альф похож на таксу? Разве похож? Посмотрите на него! - в–голосе стармеха заскрежетало железо, - Мой Альф белый с рыжими пятнами, как и все известные в мире басеты! Он в десять раз больше таксы! – тут, конечно, стармех приврал, но этого требовало чувство справедливости, - И он не предназначен для лазания по норам, а является гончей собакой, способной ходить даже на медведя! – Все! Стармех исчерпал все аргументы, тем более, что после последнего добавить было нечего, и теперь уничтожающе смотрел на учительницу.
- Извините, - сказала Елена Павловна, - просто так переводится…- Ей очень не хотелось обижать этого увлеченного человека. Но человек этот уже все понял.
- Пойдем! – сказал он собаке, - И потянул за поводок, а потом наклонился к собачьему уху, свисающему до земли и прошептал - лучше бы нам покойника привезли! Да Альфуня? – И ушел. А Елена Павловна еще минуту стояла, молча глядя в сторону ушедшего стармеха, а потом обернулась, чтобы еще раз увидеть океан и поразилась…
Океан изменился. Он стал тяжелым и мрачным. Он затаился.
Весь этот день второй помощник Акимович, третий помощник Алексей и четвертый помощник Юра определяли место судна по солнцу. У каждого эта процедура заняла целую вахту. К вечеру было получено три новых места судна. Решение, какое место из трех считать наиболее верным, то есть обсервованным, было за капитаном. Все собрались в рубке на вечерней вахте Алексея.
- Так, - рассуждал Николай Тихонович, рассматривая три новых точки на карте, - Значит, так… четвертый помощник считает, что судно наше находится в ста пятидесяти милях севернее, чем мы себя считаем. Третий помощник тоже считает, что мы на пятьдесят миль ближе к Святой Елене. Хорошо. А второй помощник видит наше судна на сто миль ближе к дому. То есть все определили, что мы находимся севернее. Это радует. Как вы думаете, лт чего получилась такая невязка? Правильно. Течение. Течение работает на нас. Значит, переносим место судна в точку второго помощника капитана, так как его невязка есть среднее между невязкой третьего и четвертого помощника капитана! Но будем считать, что это был первый блин. А, значит, слушайте мое цэу: всем определяться по солнцу каждую вахту до тех пор, пока на горизонте ни увидим Святую Елену. Ясно?
- Ясно! – за всех ответил Акимович, довольный тем, что именно его обсервованные координаты были приняты.
- А кстати, - вдруг спросил капитан, - кто знает из истории: кем была допущена самая большая невязка? Это - исторический факт! – Но все молчали. Тогда капитан продолжил, - Матросом партизаном Железняком!
- Почему? – все удивились хором.
- Потому что он шел на Одессу, а вышел к Херсону! – процитировал капитан слова известной песни и все дружно загоготали.
- Ладно, - снова сказал капитан, - шутки в сторону! - и уже обращаясь к третьему помощнику, - Алексей, учитывая новые координаты, сколько нам еще до Святой Елены топать?
- Семь дней! – автоматически ответил Алексей.
- Вот и хорошо, - подытожил капитан, - семь дней!
- Не видать вам солнышка, - заметил только что вошедший и улыбающийся радист Филя, - протягивая капитану только что принятую радиограмму. Все стали смотреть на капитана, выжидая. Капитан быстро пробежал глазами текст.
- Шторм надвигается! – наконец произнес он, обводя всех торжественным взглядом, - Как раз на сороковых ревущих он нас и встретит! Но сей факт мое распоряжение относительно определения места судна по солнцу не отменяет…
День четвертый.
Первый помощник капитана Семен Семенович прекрасно понимал, что результат всей его работы за рейс скажется именно в день захода на Святую Елену, поэтому уже заранее волновался и планировал все мероприятия, которые в связи с этим надо провести.
- Провести общее собрание экипажа, - говорил Семен Семенович вслух и тут же записывал в тетрадь, - где еще раз ознакомить моряков с Правилами поведения советского моряка за границей. Провести партийное собрание с коммунистами. Так. Комсомольское с комсомольцами. Так. Далее надо расписать весь экипаж по группам, назначить старших. Перед заходом необходимо прочитать лекцию об этом острове Святая Елена… - писать Семену Семеновичу надоело, он встал со стула, заложил руки за спину и стал ходить из угла в угол, потом в задумчивости остановился перед портретом Ленина, - Помоги, Господи! – сказал он и перекрестился. В этот момент в каюту постучали.
- Заходите, ребята! – крикнул Семен Семенович, так как был уверен, что это пришли машинисты рыбомучной установки, а больше никто к нему не заходил. И он не ошибся. В каюту не зашли, а заскочили два низкорослых кряжистых мужичка, которых в экипаже называли Кум и Сват.
- Принесли, что ли? – Семен Семенович уставился на большую авоську в руках Кума, в которой лежало что-то завернутое.
- Принесли! – довольно произнес Кум, доставая содержимое из авоськи. Это была трехлитровая банка с мутной жидкостью, - Первач! – торжественно произнес Сват.
Семен Семенович недоверчиво смотрел на банку:
- Что-то мутноватая… - наконец произнес он.
- Высший класс! – снова проговорил Сват.
- Пробовали? – снова поинтересовался помполит.
- Что вы, Семен Семенович? – Кум просто не ожидал такого вопроса от товарища по партии и бывшего коллеги, - Как можно без вас?
- Можно, - сказал Семен Семенович, - в очень редких случаях, когда речь касается безопасности, можно! – но увидев, что Кум и Сват сникли и приуныли, добавил, - Но таких случаев быть не должно! Наливайте, хлопцы, вместе попробуем, - и полез в холодильник за заранее приготовленной закуской.
Это было мероприятие, а не пьянка. Такие мероприятия Семен Семенович проводил раз в неделю с целью выявления неблагонадежных лиц в экипаже, а сам Семен Семенович именовал эти мероприятия в своем отчете, как «личное участие в жизни коллектива». То есть суть мероприятия сводилась к тому, что Семен Семенович пил и слушал, а Кум и Сват пили и рассказывали. Отсюда первый помощник и узнавал о всех безобразиях, творящихся в экипаже: кто одеколон пьет, кто брагу варит, кто журналы нехорошие смотрит, кто с кем живет, кто в партию не верит и так далее, и тому подобное.
Машинистов рыбомучной установки в экипаже не любили, с ними даже за одним столом сидеть не хотели. Но это не потому, что те помполиту на экипаж стучали, все как раз наоборот, это они помполиту на экипаж стучали, потому что их не любили. А не любили их за тот отвратительный запах, который от них исходил. А другого запаха от них исходить и не могло, потому что рыбомучная установка поглощала все отходы рыбного производства: головы, кишки, чешую, - и чем тухлее были эти отходы, тем лучше она их поглощала, выдавая нагора мешки с рыбной мукой. Запах этот, стоящий в РМУ, не только лез в ноздри машинистам, он въедался в кожу, заползал в кровь, оседал в костях. Машинисты РМУ считали себя самым угнетенным рабочим классом, испытавшем на себе весь ужас несовершенного производства, поэтому все они состояли в партии, и именно из их рядов вышло наибольшее количество первых помощников капитана. Но пока они были машинистами РМУ, и пока они работали в этой самой РМУ, куда никто никогда из экипажа не ходил, а только бегали полчища судовых крыс, они использовали свое положение с большой пользой – варили самогон.
- Что слышно в экипаже? – как бы между прочим спросил Семен Семенович.
- Ничего не слышно, - как бы между прочим ответил Кум, - люди к заходу готовятся.
- Готовятся? – насторожился помполит.
- Брюки гладят, рубашки стирают, - ответил Кум.
Семен Семенович опять расслабился
- А был кто-нибудь прежде из экипажа на этой самой Святой Елене? – снова спросил помполит.
- Не знаем, – снова ответил Кум, - вроде, технолог Жуков был, но это не точно, еще в начале рейса он что-то об этом говорил, уже не помню…
- А, кстати, знаете, какую кличку нашей учителке на промысле рыбаки дали? – подхватил разговор Сват, и не дожидаясь вопросов, выпалил - Святая Елена!
- Святая Елена? – Семен Семенович не удивился, но снова насторожился. Цепочка каких-то нехороших ассоциаций закрутилась, зароилась в уже захмелевшем мозгу: Жуков, учительница, Святая Елена, - цепочка пыталась собраться в стройную логическую цепь, но обрывалась - не хватало еще чего-то… Помполит почувствовал, что здесь кроется какая-то тайна, а тайн он не любил, потому что был уверен, что все тайны скрывали преступление. Но в цепочке не хватало звена…
- Чего-то не хватает! – вслух произнес Семен Семенович и посмотрел на бывших коллег.
- Луку не хватает! – поддержал Сват.
- Точно, луку! – согласился Кум.
О том, что завтра будет шторм, знал уже весь экипаж, и каждый по-своему готовился к этому событию. Но одно все делали одинаково: прятали в рундуки или крепили каютные и судовые вещи,
чтобы во время качки, не дай Бог, что-нибудь не упало, не кувырнулось, не полетело, не разбилось, не загрохотало…
В этот день солнце еще раз позволило штурманам взять обсервованные координаты. На этот раз все три точки всех трех штурманов легли рядом, и это позволило перенести судно еще на одну милю к северу, ближе к Святой Елене, к дому.
- Значит, вчерашнее определение второго помощника Акимовича было самым правильным! – сделал вывод капитан. Никто и не спорил. Опыт приходит с практикой. У Акимовича и опыта, и практики было больше.
Вечером после занятий с заочниками Елена Павловна вышла на палубу подышать свежим морским воздухом и сразу поднялась на свое старое место – капитанский мостик. Ветер уже окреп, он гнал небольшую волну, срывая с нее пену, которая сверкая в бортовых огнях, уносилась и гасла за кормой. Небо еще сверкало звездами, но черные тучи уже стали собираться в стаи, скрывая эти звезды от любопытных глаз. Океан как бы сворачивал свою выставку звезд, закрывал ее черной занавесью, уносил с собой.
«Все идет по кругу, - подумала Елена Павловна, - все повторяется, только счастье уже не повторится никогда!» – И она вспомнила, как десять лет назад вот точно также стояла на палубе капитанского мостика большого морозильного траулера «Лазурный», спешащего на заход на Святую Елену. А рядом был Он. Он стоял и обнимал ее за плечи. «Тебе не страшно?» – спрашивал Он. «А почему мне должно быть страшно?» – отвечала она. «Завтра шторм будет…» – говорил Он. «Как интересно!» – отвечала она. «Ты видишь Южный Крест?» – спрашивал Он. «И Южный Крест, и Южную Рыбу, и Скорпиона, и Арго…» – отвечала она. «А о чем ты думаешь, глядя на это небо?» – снова спрашивал Он. «О вечности! – отвечала она, - А ты?» - «А я после рыбопромышленного техникума служил в армии зенитчиком, и поэтому, глядя на небо, думаю о самолетах, и еще о том, что я люблю тебя! – отвечал он, - и еще о том, что я жить без тебя не могу!» - «То есть: первым делом самолеты?» – И она хохотала, а потом, вдоволь насмеявшись, сказала - «Слова это, Слава, красивые, приятные, но – слова! А о любви не словами говорят, а поступками…» - «Я докажу!» – сказал Он тогда . Дура была! Какая же она была глупая дура! Она тогда и представить не могла, на что он решится… Слава... Технолог Слава... Милый, добрый, хороший Слава...
- Прости меня, Слава! - сказала она вслух и почувствовала, как по ее щеке пробежала слеза. Но океан сорвал слезу со щеки, и блеснув ею в кормовом топовом огне, швырнул в свое соленое пространство уже далеко за кормой.
День пятый.
Утром, когда экипаж проснулся на завтрак, судно уже качало. Огромные волны рыскали вокруг парохода, пробуя его корпус на прочность. Океан еще не начал своей смертельной атаки, он только присматривался
- Шторм! – констатировал Николай Тихонович, поднявшись на мостик, - Ветер встречный… Какая сейчас скорость? – спросил он Алексея.
- Скорость упала до восьми узлов! – ответил Алексей.
- Если ветер усилится, придется сбавлять ход, - вслух подумал капитан.
- Сбавим, - сказал Алексей. Капитан ушел. Алексей подошел к иллюминатору и посмотрел на небо – неба не было видно. Океан и небо слились воедино в серую мокрую массу. Ветер усиливался. Качка нарастала.
- Да, недаром эту южную широту называют «сороковыми ревущими»! – сказал Алексей вахтенному рулевому матросу.
- Да! – согласился матрос, - Когда в Антарктиду шли, мы ее как-то без шторма проскочили, но второй раз уже не удастся…
- Значит, получим за оба раза! – согласился Алексей.
В шторм тяжело всем. Кого-то укачивает, на кого-то аппетит нападает, кто-то спать не может, кто-то просто боится. Но тяжелее всех поварам. Как на раскаленной плите обед готовить, если кастрюли ползают по плите, готовые в любой момент сорваться и ошпарить тебя крутым кипятком? Как картошку чистить, если каждый крен заставляет тебя хвататься руками за что-то неподвижное, чтобы не улететь? Экипаж во время шторма не работает, но и не отдыхает. Разве можно назвать это издевательство отдыхом? Все, кроме вахты, лежат в своих койках, раскорячившись, чтобы тело не ерзало по постели. Но океан сильнее. Ему плевать на твое тело. Тело твое – капелька в сравнении с его массой. Да что там тело?! Судно твое – бумажный кораблик из весенней лужи. Один взмах волны и… – все!
- Сильный шторм! – снова констатировал капитан, поднявшись на мостик к концу утренней вахты, - надо сбавлять ход…
Теперь уже волны не присматривались к судну, а шли в лобовую атаку. Бац! – налетала волна и десятками тонн воды катилась по палубам парохода, готовая смыть все, что попадалось на ее пути. И судно, убегая от нее, взлетало в небо. А потом стремительно летело вниз, ища под собой хоть какой-то опоры. Но, как нарочно, океан расступался под судном, все больше и больше, позволяя ему провалиться хоть до самой земли, пытаясь сомкнуть могучие воды над его головой. И смыкал! Но не топил, а швырял пароход обратно в небо.
- Жестокий шторм! – констатировал Николай Тихонович, поднявшись на мостик на вахте четвертого помощника, - И что дальше? Ураган? Как думаешь, Юра, будет ураган?
- Будет, - ответил Юра, ухватившись двумя руками за локатор, чтобы не упасть.
- И я думаю, что будет! – согласился Николай Тихонович, - Это как раз тот случай, когда моряки говорят, что волны выше сельсовета… - мрачно пошутил капитан. Скорость судна упала до одного узла.
В эту ночь никто не спал. Заснуть было невозможно. За бортом судна с неистовой силой выл ветер, а само судно летало по морю и небу по немыслимым траекториям.
Елена Павловна, как и все, пыталась спасаться от качки, лежа, но это у нее совсем не получалось, она то и дело скатывалась с кровати. Тогда она села в кресло, намертво привинченное к палубе, вцепилась руками в подлокотники и замерла. Ночью, когда не можешь спать, начинаешь думать. И мысли снова перенесли ее на десять лет назад…
- Куда ты хочешь пойти? – спросил ее Слава, когда судно бросило якорь на рейде Святой Елены.
- В музей Наполеона! – весело ответила она, - возьмешь в свою группу буфетчицу?
- Ты уважаешь Наполеона? – снова спросил Слава.
- Уважаю, - ответила она, - Наполеон – историческая личность, а я собираюсь стать историком! Так возьмешь меня с собой?
- Конечно, возьму! – ответил он.
Но помполит почему-то записал ее в другую группу. «Списки групп составлены! – сказал тогда помполит, - Я ничего переделывать не буду!» - «Но я ведь просил тебя включить ее в мою группу еще до того, как ты начал составлять списки!» – настаивал Слава, - «Извини, забыл!» – отвечал помполит. И она попала в другую группу. Но это не имело никакого значения, потому что все группы собрались в музее Наполеона. Все, кроме Славиной. Самого Славы и еще трех матросов с рыбфабрики, зачисленных в его группу, в музее не было. «Куда они пошли? – спросила она тогда рыбмастера Вениамина Жукова, - Ты его друг, ты должен знать?!» – «Да не беспокойся ты! – заверил ее Вениамин, - небось, в баре сидят, пиво пьют!» – «Странно, - сказала тогда Елена, - Очень странно…» – «Я знаю, где они! – вдруг, как будто чего-то испугавшись, сказал Вениамин, - Я их сейчас приведу! Не волнуйся, я бегом…» – и убежал. А потом она узнала то, что узнали все…
Не спал в эту ночь и Юрий Чернышов. Удачно закрепившись на верхней кровати с помощью двух чемоданов, как ему посоветовал Алексей, он лежал и думал. И перед глазами его то и дело вставало лицо разгневанной Людмилы.
«Ты что? Даже не поделишься? – спрашивала она. Нет, она не спрашивала, а почти кричала, - Это же я тебе идею дала! А ты воспользовался!» - «Я ни с кем никогда не делюсь! – отвечал Юра, - И с тобой не буду!» Это был разрыв. Но об этом Юрий уже не жалел.
«Вот учительница, - думал Юра, - совсем другое дело! Умная, красивая… Если и женюсь когда-нибудь, то только на такой…»
Вениамин Жуков тоже не спал. Он вспоминал тот рейс десятилетней давности и друга Славу. «Лазурный» уже подходил к Святой Елене. «Не любит она меня! – как-то поделился с ним Слава, - Говорит, что любовь надо не словами, а поступками доказывать…» – «А ты докажи!» – советовал Вениамин. «Мне что, подвиг что ли совершить?» – «Соверши подвиг!» - отвечал Вениамин. «Если бы это было возможно!» – Слава тяжело вздохнул и задумался, и тогда Вениамин пошутил: «А ты принеси ей плиту с могилы Наполеона!» Это была шутка. Всего лишь шутка. Но Слава принял ее как-то иначе. Он вдруг приободрился и даже улыбнулся. «Это шутка!» – сказал Вениамин. «Конечно, шутка!» – согласился Слава и засмеялся. Тогда Вениамин его не понял. Он понял его после.
Но и сейчас Вениамин готов поклясться, что это была шутка! Шутка!
- Это была шутка! – произнес Вениамин вслух и не услышал собственного голоса.
Не спал в эту ночь и Руденко Петр Афанасьевич. Его Альф летал по всей каюте, пытаясь короткими лапами зацепиться хоть за что-то, но лапы постоянно путались в ушах и собака летала, а вслед за ней летал и стармех. Собака беспрестанно скулила и смотрела на хозяина грустными глазами, и от этого взгляда стармех ощущал всю свою беспомощность и никчемность. «Потерпи, - уговаривал он Альфа, - потерпи чуть-чуть, шторм скоро стихнет…» – Но собака его не понимала, она вообще не могла понять, зачем ее раскачивают и кувыркают, и выла еще громче…
День шестой.
Утром ураган стих, оставив после себя океанскую зыбь, которая продолжала плавно раскачивать судно. Скорость снова возросла до десяти узлов. Небо начало светлеть, окрашивая бурые облака в белый цвет. Жизнь на судне начала просыпаться, люди стали засыпать. Океан успокоился, но на время, потому что это был всего лишь летний океан южного полушария. А впереди за экватором за Святой Еленой судно поджидал зимний океан. Вечно седой и всклокоченный, как старый пират, он, потопивший не одну сотню судов, собирал на своей груди могучие циклоны. Океан ждал, и судно спешило к нему.
Вениамин Жуков снова пришел к учительнице. Елена Павловна все так же сидела в кресле, вцепившись пальцами в подлокотники, отчего пальцы побелели, и смотрела в одну точку, куда-то вдаль. Та даль была за пространством и временем.
- Простите меня, Елена Павловна! - прямо с порога заявил технолог, - Это я во всем виноват! Я его надоумил…
- Вы?! – Елена Павловна даже не повернула головы в сторону Вениамина, - Вы здесь ни причем! - твердо сказала она, - Я сама во всем виновата…
- Воля ваша, - промолвил Вениамин, - но вы так говорите, потому что не знаете главного.
- Главного?! – И Елена Павловна, наконец, посмотрела на него, - Что может быть главнее того, что произошло?
- Я люблю вас! - сказал Вениамин, - Я любил вас тогда и еще больше люблю теперь. Я докажу! – и он вышел за дверь.
На учительницу эти слова не произвели никакого впечатления. Ей было все равно. Взгляд ее снова вернулся туда, откуда его оторвали.
Всю прошедшую ночь Семен Семенович пил воду из графина и стоял над унитазом. А теперь сидел на кровати, бледный и отрешенный и без конца повторял: «Если партия скажет «Надо!», коммунисты ответят «Есть!»». Когда в соседней каюте учительницы хлопнула дверь, он насторожился и прислушался. Но из услышанного диалога снова ничего не понял, отчего тревога в его душе усилилась. «Сегодня надо провести лекцию о международном положении! – подумал он, - «Люди после шторма вымотались, надо их поддержать!» - подумал, решил, поднялся с кровати и пошел на мостик объявлять по громкой трансляции о предстоящей лекции
На мостике были капитан Николай Тихонович и третий помощник Алексей.
- Привет, Семен Семенович, - весело поприветствовал помполита капитан.
- Добрый день, Николай Тихонович!, - ответил первый помощник.
- Что-то вид у тебя помятый? – снова весело спросил Николай Тихонович.
- Шторм… - уклончиво ответил помполит.
- А где ты был вчера целый день, что-то тебя не видно было? – капитан продолжал расспрос и Алексей понял, что капитан это делает не из любопытства, а от нечего делать.
- Работа, Николай Тихонович! Работа! – и помполит сокрушенно потряс головой, а потом добавил, - Некогда отдыхать. Ни в море помполиту отдыху нет, ни на берегу! – сказал и поднес к губам микрофон, как бы подтверждая сказанное, объявил:
- Сегодня в семнадцать часов всему экипажу собраться в салоне команды на лекцию о международном положении! – потом положил микрофон, посмотрел победоносно на капитана и развел в сторону руки: мол, сам видишь…
- И не жалко тебе людей? – перестав улыбаться, спросил Николай Тихонович, но уже не от нечего делать, а серьезно спросил.
- А кто нас с тобой пожалеет?! – с чувством выдавил первый помощник, - но, видя, что капитан молчит, продолжая смотреть на него с укором, добавил, - То-то! – и ушел с мостика. И в коридоре столкнулся с технологом Жуковым.
- Слушай, Жуков, - сказал помполит, - ты на Святой Елене был?
- Был! – ответил Жуков.
- Был и молчишь? – загадочно спросил Семен Семенович.
- А о чем говорить? – пожал плечами технолог.
- Как о чем? – искренне удивился помполит, - О Святой Елене! Что там? Как там?
- Да ничего там нет! – решительно заявил Вениамин! – Остров, как остров! За час обойти можно.
- Это не просто остров, - не согласился Семен Семенович, - это один из очагов империализма!
- Да какой там, к черту, очаг?! – вспылил Жуков, - Вулкан потухший!
- Допустим, - согласился первый помощник, - но даже на потухшем вулкане встречаются странные вещи…
- Какие вещи?! – вопрос помполита Вениамину не понравился.
- Разные! – твердо заверил Семен Семенович, - очень разные вещи. Что у вас там, ничего не было, что ли?
- А что у нас там могло быть?! – Жуков начал раздражаться.
- Ну, на что нашему экипажу внимание обратить? – снова наступал помполит.
- На красоту! – твердо отчеканил технолог.
- Не скажи… - задумчиво произнес Семен Семенович, а потом добавил, - А ты ведь, Жуков партийный … - и хлопнул дверью каюты, громко хлопнул, чтобы понял Жуков, что не доволен он им. И уже в каюте скинул ботинки, забрался с ногами на кровать, придвинул к себе графин с водой и …задремал.
Вениамин Жуков тоже пошел в свою каюту. Сел к столу, подпер голову руками и задумался. И снова воспоминания полезли. Да, когда десять лет назад Елена пришла к ним на судно буфетчицей, она всем сразу понравилась. И все за ней ухаживать начали, и даже Вениамин. Все, кроме технолога Вячеслава Попова, парня веселого, скромного и симпатичного. Все ее в гости на чай приглашали, но она была неприступна. Но вот однажды Вениамину повезло. Он так думал, что ему повезло. Пригласил Елену на День рождение Вячеслава, и она согласилась пойти. Но, это не Вениамину повезло, а повезло, как раз, Вячеславу. А потом, после Дня рождения, они уже неразлучными стали, Вячеслав и Елена. А экипаж ревновал и завидовал. А судно - большая деревня. И со злорадством передавали моряки друг другу из уст в уста, что не любовь у них это, а дружба, потому что не спит она с ним, а только за ручку ходит. И следил экипаж, чтобы любви этой, ну, той, которая в понимание экипажа любовью называется, не случилось. До самой Святой Елены следил. А потом случилось другое, и всем вдруг стало все равно, потому что посчитал экипаж, что это она виновата в том, что случилось. И отвернулся от нее экипаж. Но Вениамин Жуков не отвернулся. И Слава ему по-прежнему другом был, и Елену он любил. Но все кончилось в Мурманске. За нарушение Правил поведения советского моряка за границей Вячеслава Попова и трех матросов, ходивших с ним в увольнение, уволили из флота. И еще Вячеслава чуть из партии не исключили. Но все-таки не исключили, дали «строгий выговор с занесением». А Елена сама уволилась, собиралась в Пединститут поступать. И следы их всех затерялись…
К вечеру облака рассеялись, и на небе появились первые звезды. Зыбь еще продолжалась, но это была уже ленивая зыбь, лишь отдаленно напоминавшая о вчерашнем шторме.
- Завтра снова будет солнце! – сказал капитан, обращаясь к Алексею.
- Да! – подтвердил Алексей, - Будем по нему определяться…
- Правильно! – согласился Николай Тихонович.
День седьмой.
Утром, когда старший механик Петр Афанасьевич еще спал, буфетчица Наталья заглянула в его каюту в поисках подруги Людмилы. Покрутила головой и, видя, что в каюте никого нет, ушла, неплотно прикрыв дверь. В результате чего Альф убежал из каюты.
Уставший от долгого сидения, гончий пес, способный ходить на медведя, ненавидящий людей, вырвался на свободу. А о какой свободе мечтал Альф? А о какой свободе может мечтать такая зверюга? Конечно же о свободе загрызть. Вылетел Альф на открытую палубу, просвистел вихрем во все концы, но никого не застал. Благо, что моряки еще только просыпаться начали, на работу не выходили. Помчался Альф к штурманскому мостику, где четвертый помощник капитана вахту нести заканчивал, ломанулся в дверь, но не открыл. Присел Альф у двери этой в своей собачьей задумчивости. И как раз в это время, не спеша, глаза протирая и позевывая, старший помощник капитана Валерий Сергеевич шел на сдачу своей вахты, шел специально по внешнему контуру, обходя места возможного скопления людей, чтобы не дай Бог, не спросил никто: «А чегой-то вы припозднились?» И шел он прямо в маленькие, но могучие лапы Альфа. На расстоянии десяти шагов человек и собака увидели друг друга. Встретились жертва и палач. Если бы кто сказал, что такой большой и яйцеобразный человек, как старпом, может прыгнуть вертикально вверх на два метра, никто бы не поверил. Но практика, порой, лучше теории. Старпом сам бы не вспомнил, как оказался на верхнем капитанском мостике. Альф лазить по вертикальным трапам еще не научился, в результате чего в одну секунду палач и жертва поменялись местами.
- Ну, что, сволочь?! – заорал старпом и стал бросать сверху вниз все, что попадалось под руки. А попадались ему банки с консервированной водой, доски, предназначенные для заделки пробоин, кухтыли, бобинцы и прочее железо, которое хранилось наверху, любовно упакованной боцманом и матросами.
- Ну что, достал?! Достал?! – кричал старпом, при этом яростно рыча, гавкая и топая ногами. Альф ловко уворачивался от летящих в него предметов и прыгал, прыгал, пытаясь ухватить старпома за что-нибудь. И если бы старпом не увлекся рычанием и гавканием, то он бы заметил, что каждый прыжок Альфа был выше предыдущего и понял бы, что через какое-то время палач и жертва сольются воедино и снова поменяются местами.
- Ну что, сволочь?! – успел крикнуть в последний раз старпом и удивленно выкатил глаза от ужаса и боли – Альф уже висел на его левой руке и еще через секунду оба, старпом и Альф рухнули вниз с двухметровой высоты, при этом Альф грохнулся на палубу, старпом – на Альфа. Взвизгнув от боли, Альф выпустил руку старпома, отлетел на два метра в сторону, высунул язык и тяжело задышал. Старпом встал на ноги и придерживая здоровой правой рукой кровоточащую левую, уставился на Альфа и тоже тяжело задышал. Наступал второй раунд схватки, который не сулил старпому ничего хорошего, кроме новых кровавых ран, и в этот момент на палубу вылетел старший механик Руденко.
- Альф! – крикнул стармех, - Альф, ко мне! – но Альф даже не посмотрел в его сторону. Альф готовился к прыжку. И только тут стармех увидел старпома с окровавленной рукой, кухтыли и бобинцы, раскатившиеся по палубе, банки и доски, лежащие рядом и с криком: «Альфуня, он убьет тебя!» бросился на собаку и схватил ее за ошейник. Но это не остановило Альфа. Он все-таки бросился на старпома, волоча за собой стармеха. И опять, как и в прошлый раз, старпом в одну секунду оказался на верхнем мостике.
- Ну, что?! – прохрипел старпом, но уже как-то жалобно, - Достал меня?! Достал?! – наклонился, поднял тяжелый железный бобинец и занес его над головой.
- Не убивай! – закричал стармех и закрыл Альфа своим телом.
- Ладно… - устало произнес старпом и отшвырнул бобинец в сторону, - живите…
Если на судне и существует судовой врач, то это как раз для таких ситуаций. Но такие ситуации бывают не часто. В течение полгода доктор Потапыч ежедневно ходил на службу в свою амбулаторию и за эти полгода никто к нему не обратился за помощью, не считая, конечно, обращений за таблеткой от головы или еще чего-нибудь. И поэтому Потапыч уже стал привыкать к мысли, что человек он на судне не нужный и даже посторонний. Но с такою мыслью возвращаться в родной порт не хотелось, и поэтому он ждал случая, чтобы проявить себя и наконец дождался. Рана у старпома оказалась серьезная, - ладонь была прокушена насквозь. В этом отношении судовому врачу Потапычу повезло. Теперь можно было полностью показать себя. И чтобы придать большую себе значимость, стал Потапыч рисовать старпому, а заодно и капитану, пришедшему посмотреть на старпома, страшные вещи.
- Только бы не умер! – громко сказал Потапыч, как бы рассуждая вслух о полученной старпомом ране. Сказал и надолго задумался. От услышанных слов Валерий Сергеевич побледнел, а капитан занервничал. Потапыч же начал греметь хирургическими приборами, перекладывая их из одной железной посуды в другую, при этом продолжая молчать.
- А разве от этого умирают? – наконец спросил капитан, которому не понравилось затянувшееся молчание.
- От этого?! – Удивленно вскинул брови Потапыч, уставясь на капитана, - Да сколько угодно! – и он начал вспоминать все случаи из мировой практики, когда собачьи укусы для укушенных закончились летальным исходом. Капитан и старпом слушали, как завороженные…
Старший механик хлопотал над собакой, ощупывая ее со всех сторон:
- Как он тебя, не поранил? – спрашивал Петр Афанасьевич Альфа, заглядывая тому в глаза, и снова трогая и приговаривая - Терпи, дорогой, терпи! – Когда процедура осмотра закончилась, и стармех остался доволен, он хлопнул Альфа по спине и произнес, - Так ему и надо! Не будет больше собак обижать! Мо-ло-дец!
Солнце уже вовсю пылало над океаном. Облака полностью рассеялись. Наступило лето. Матросы разделись до плавок, и продолжили красить пароход. Океан стал голубым. Над его гладью все чаще стали появляться любопытные дельфины. Они подплывали к самому судну, ныряли и выныривали уже перед форштевнем, несясь впереди парохода, как бы показывая ему дорогу.
День восьмой.
До Святой Елены осталось два дня пути. Весь экипаж с волнением и нетерпением ждал этого события. Еще бы! За шесть месяцев работы не один моряк не ступил на землю. Да что там, - не ступил?! - Даже не увидел ее. Но она являлась. В мечтаньях и снах. Все, чем жили моряки, было на Земле, в Земле и над Землей И пусть даже этот крошечный остров Святой Елены был чужой территорией, но он был – Землей, от которой до Главной Земли оставалось двадцать дней пути. А на Главной Земле ждали возвращения родные, близкие и друзья. К ним стремилось сердце моряков. К ним устремлялись сны и мечты. Только к ним. И в сравнении с этим, сама Земля уже не имела никакого значения. Зачем тогда нужна была эта Святая Елена? Задержка в пути на целые сутки? Нет, не задержка, а передых, где моряки стряхнут с души колдовство океана, напьются и протрезвеют, очистятся для новой жизни и после вернутся домой с впечатлениями и подарками. И если спросят у них: «А где вы были?», - то ведь не о рыбе же им ледяной рассказывать, не об айсбергах ледяных, - «Мы были на Святой Елене!» – Завидуйте!
Первый помощник капитана Семен Семенович решил посетить и Елену Павловну.
- В какую группу записать вас для увольнения на берег? – спросил он.
- Мне все равно, в какую! – ответила учительница.
- Нет, - милостиво разрешил Семен Семенович, - вы учитель, то есть являетесь командным составом, можете выбрать сами…
- Я же сказала: все равно, в какую…
- Я подумал, - задумчиво произнес помполит, внимательно следя за реакцией Елены Павловны, - может, к технологу Жукову?
- Почему к Жукову? – удивленно спросила учительница, и Семену Семеновичу показалось, что удивление было искренним.
- Но вы же знакомы! – ответил он.
- Я и с вами знакома, - сказала Елена Павловна, - запишите меня в вашу группу!
Такого ответа Семен Семенович услышать не ожидал. Но ответ этот его удовлетворил.
- Очень хорошо! – сказал он, - Так и запишем! – и вышел.
После того, как старпома укусила собака, он все время стал проводить на мостике. Теперь его с вахты было не прогнать. И даже после вахты он продолжал оставаться на мосту. Теперь, кода его левая рука была перевязана и весела на бинте, который обхватывал шею, старпому вдруг захотелось все делать самому.
- Дай я возьму высоту солнца! – говорил он четвертому помощнику Юре.
- Возьмите! – отвечал Юра, - Если, конечно, сможете держать секстан левой рукой.
Этого старпом не мог.
- Дай я сам курс проведу! – снова говорил он Юре.
- Проводите, - соглашался Юра, - а вы сдвинуть линейку параллельно сможете?
Нет, этого старпом тоже не мог.
- А давай я на машинке попечатаю! – снова предлагал старпом.
- Одной рукой? – спрашивал Юра, и старпом понимающе качал головой.
Старший механик Петр Афанасьевич, хоть втайне и радовался, что Альф покусал старпома, но вину свою при этом чувствовал. Как загладить вину он знал, но не знал, где достать водки. Водки на судне не было, но был самогон. Потому стармех и обратился к Куму и Свату: «Ребята! Я вам в рейсе ремонтировать РМУ помогал? Тогда помогите и вы мне – надо три литра самогона!» Старшему механику машинисты РМУ никогда не отказывали, тем более, что обращался он к ним редко и то по большим праздникам.
В общем, стармех спас штурманов от старпома, который за сутки всем так надоел, что глаза б их на него не смотрели!
В каюте старпома началось гулянье, где, как всегда, присутствовали сам старпом, стармех, буфетчица, уборщица, прачка и… Семен Семенович.
- Нет, девочки, - сказал старпом, поднимая очередной тост, - я вас буду драть! До сих пор пароход не вымыли!
- Ой, оставь, Алексеич, не трынди! Вот уйдем со Святой Елены, и мы тебе весь пароход вымоем! – это были те же слова, которые он слышал много раз, и, тем не менее, эти слова заставили его удивиться и он удивился, и глаза округлил и даже поперхнулся, потому что слова эти сказала не буфетчица Наталья, а уборщица Людмила. Сказала и целый стакан самогону одним глотком в себя опрокинула. И Семен Семенович обратил на это внимание, и тоже подивился: и собрания комсомольские в рейсе проводились, и лекции разные читались, а молодежь только хуже становится. Разве теперешняя Людмила та самая скромная девушка, которая пришла на судно шесть месяцев назад? Нет, про теперешнюю Людмилу Семену Семеновичу моряки такие вещи рассказывают, - жуть! Наталья и та удивилась – кого это она воспитала? Замену себе воспитала! А Людмила, хрустнув соленым огурцом, уже из-за стола вылетела, музыку громче врубила, закружилась по каюте, затанцевала, и помполита за собой потянула:
- Пойдемте, мальчики! Танцевать охота! – и выкатились мальчики из-за стола, допивая и дожевывая на ходу, и, как козлики молодые запрыгали по каюте, треся кто животиком, кто лысиной, кто сединой.
- Ох, здорово! – кричала Людмила, - Давай еще! Поддайте жару! -
И Семен Семенович, прыгая, подумал: «Да не такая она и плохая, молодежь нынешняя, а озорная просто, веселая, заводная, как апельсин…»
И только прачка Галя осталась сидеть за столом, глядя со стороны на это безобразие и укоризненно качая головой.
- По какому случаю у старпома музыка гремит? – спросил Николай Тихонович Алексея, наносившего на карту новую обсервацию.
- Со стармехом мирятся! – ответил Алексей.
- А – а, - протянул капитан, - Надо было старпому давно на Альфа напасть, глядишь, его бы потом стармех весь рейс поил! – сказал и засмеялся, а потом вдруг спросил, - А у тебя настроение как?
- Отличное! – ответил Алексей, - Я думаю, что сейчас оно у всех отличное…
- Правильно думаешь! – поддержал капитан.
День девятый.
Но Алексей ошибался. Отличное настроение было не у всех. Не было его и у Елены Павловны. Напротив, чем ближе подходило судно к Святой Елене, тем мрачнее становилось у нее на душе. Воспоминания десятилетней давности, как волны накатывались на нее, но она их гнала. «Как и зачем, - в который раз спрашивала она себя, - я попала на это судно? – и сама же себе отвечала, - Случайно...» - Да, она случайно узнала от начальника промысла, что «Елькин» зайдет на Святую Елену. Узнала тогда, когда на самом «Елькине» об этом еще никто не знал. И попросилась. И ушла с промысла раньше, чем было предписано. Но зачем? За тем, что бы еще раз пройти по давнему жизненному пути, еще раз пережить то давнее счастье, которого уже не вернешь… Хотя бы в воспоминаниях. Зачем же тогда их прогонять? А вот зачем… Воспоминаний счастья на этом пути больше не осталось… Остались другие…
Не было отличного настроения и у Вениамина Жукова. И чем ближе подходило судно к Святой Елене, тем острее он ощущал свою вину. Если бы, пожертвовав собой, он смог вернуть на это судно Вячеслава, он бы, не задумываясь, это сделал. Но это было из области нереального. А то, что он планировал реально, походило на сумасшествие, на самоубийство. И то, что он планировал теперь, не могло изменить события далекой давности. Тогда зачем? Зачем он задумал все это? Ради друга Славы? Ради Елены? Нет! Ради себя. Ради совести. А, может быть, ради Елены? Кому и что он хочет доказать? Ей. Ей он хочет доказать, что его любовь сильнее. Сильнее той, которая была у Славы, потому что его любовь, его - Вениамина Жукова, способна сделать то, что другие сделать не смогли. И если он это сделает, то он – не перед кем не виноват! И совесть его – чиста!
Всю ночь Семен Семенович не спал. Стоял на коленях с графином воды над унитазом. Но в восемь часов утра, как огурчик, появился перед экипажем. Помполит тоже имел свое представление о морском характере, оно заключалось в народной мудрости: пей, да дело разумей! Очень любил Семен Семенович знаменитое стихотворение Тихонова «Баллада о гвоздях». Там были такие строки: «Гвозди бы делать из этих людей…» - Когда он их читал, то непременно думал про себя.
В этот день Семен Семенович провел все свои запланированные мероприятия. И все же он был не доволен. Какая-то жуткая не потухшая мыслишка все равно продолжала ползать и жужжать в его еще хмельном мозгу и шептала в самое ухо: завтра держись! Семен Семенович выворачивал все мысли наизнанку, крутил ими и так, и эдак, пытаясь зацепить мыслишку и доказать ей, что она не права: «Ладно, - рассуждал он, - моряки завтра напьются, как пить дать напьются, ну и что? Дело житейское, сначала сами разберемся, потом премии лишим, потом в контору сообщим. Ну и что? За случаи пьянства на заходе судна в иностранный порт никого еще не убивали, и не один первый помощник не пострадал. Главное, вовремя доложить. Доложим. Кто-то согрешит с островной девкой? Вовсе ерунда… Об этом только мне и сообщат… Что еще? Украдут что-нибудь в магазине? Что-нибудь украдут… Да! – решил Семен Семенович, - Это как раз то, чего опасаться надо! Но кто в экипаже на такое способен? За полгода рейса случаев воровства на судне не было…» - попмолит стал мысленно представлять всех членов экипажа на предмет «способен - не способен». Оказывалось, что никто не способен. «Не по этому пути иду! – подумал Семен Семенович, - Надо вернуться к самому началу и вспомнить, когда впервые в сердце мое закралась тревога?» - Он начал вспоминать. Сначала перед взором помполита возник образ Кума и Свата, - как только образ этот выплыл из унитаза, Семена Семеновича вырвало, - «Не то! – решил помполит, - Кум и Сват - свои ребята!» – и он, вытирая ладонью рот, отмахнулся от этого образа, но образ остался на месте, - «Что сказал Сват? На промысле рыбаки прозвали учительницу Святая Елена! – Вот оно! – Святая Елена, Жуков, учительница! – вот откуда пришло первое беспокойство. О чем Жуков говорил с учительницей? Десять лет прошло… Десять лет… Я обо всем хочу забыть… Они встречались десять лет назад… Десять лет назад Жуков был на Святой Елене… Я обо всем хочу забыть…» – Семен Семенович подпрыгнул над унитазом и посмотрел на часы – было четыре часа утра, до захода в порт оставалось тоже четыре часа…
День десятый.
В восемь часов утра по местному времени большой автономный траулер «Леонид Елькин» бросил якорь у острова Святая Елена. Как раз в этот момент Алексей поднялся на вахту. На мостике уже все собрались, вернее, после ночной вахты с мостика еще никто не уходил.
- К причалу нас не пускают, - сказал капитан Алексею, - будем стоять на рейде! До берега недалеко, всего один кабельтов, так что в увольнение будем возить людей на катере. Усекаешь?
- Усекаю! – ответил Алексей, - Буду возить людей на катере! – продублировал он, и капитан засмеялся:
- Не правильно усекаешь. Вахту на катере разобьем на троих. Первым поедет четвертый помощник Чернышов… - Юра, еще не сдавший вахту, аж подпрыгнул от радости, - потом ты, Алексей, а потом Акимович… Все успеют сходить в город, все успеют что-нибудь купить… А сейчас ждем портовые власти и советского консула, - и на удивленный взгляд Алексея, пояснил, - консул только что выходил с нами на связь, пожелал лично прибыть на судно...
- Ясно! – мотнул головой Алексей. Теперь, когда вахта была передана Алексею, все покинули мостик. Старпом и Юра пошли спускать моторную шлюпку, капитан пошел в каюту, крикнув третьему помощнику напоследок:
- Не прозевай катера с берега!
Алексей взял бинокль и стал смотреть в ту сторону, откуда должен был появиться катер с портовыми властями и консулом. Там был остров. Остров был прекрасен. Зеленая гора, окруженная зеленой равниной, стояла в океане. Вдоль берега тянулась вереница пальм и еще каких-то экзотических деревьев, названия которых Алексей не знал. То место, куда он смотрел, было набережной. По-видимому, вечерами набережная освещалась старинными фонарями, свисающими с красивых старинных столбов. За набережной виднелись небольшие домики с красными крышами. По набережной гуляли люди, в основном это были смуглые девушки в коротких платьях. В бинокль Алексей даже различал их лица. Отсюда Алексею казалось, что на острове царят гармония и покой.
«Если рай был прежде на Земле, то он был конечно же здесь!» – подумал Алексей Он навел бинокль на зеленую гору и увидел, что по ней мчатся одинокие автомобили, мчатся и пропадают в зелени на краю горы, а потом снова появляются, но уже выше или ниже, и снова пропадают. «Спиральная дорога к кратеру потухшего вулкана!» – догадался Алексей На самом верху горы, глубоко зарывшись в зелень, тоже виднелись маленькие домики… Алексей так увлекся красотою острова, что чуть не прозевал катер, который уже подходил к судну.
- Боцману принять катер! – дал команду Алексей по громкой трансляции. Этого можно было и не делать, но Алексей не видел, что весь экипаж, по-праздничному разодетый, стоит у борта и любуется Святой Еленой. И боцман, стоящий здесь же, уже давно увидел летящий по лазурной глади катер. И все-таки объявление пришлось кстати, именно оно разбудило первого помощника капитана по политическим вопросам Семена Семеновича, уснувшего этой ночью только в пять часов утра. Он с трудом оторвал голову от подушки и пошел умываться.
На борт судна прибыли представители портовых, таможенных и прочих властей и сразу прошли в каюту капитана. От предложенных им кофе и бутербродов отказались. По-деловому, быстро проверили все судовые документы и декларации, приготовленные заранее. Всем остались довольны.
- Можете спустить желтый флаг! – сказали они, - Можете увольнять экипаж на берег! Счастливого отдыха!
- Простите, - решил поинтересоваться капитан, - наш консул сказал, что тоже прибудет на судно, вы не знаете, когда он прибудет?
- Граница открыта, - ответили они, - сейчас сообщим консулу, и он прибудет! -Катер островных властей так же быстро и бесшумно умчал их обратно на берег.
Моторная шлюпка была готова, она стояла у парадного трапа приспущенного до воды. Экипаж можно было увольнять, но не было консула. Николай Тихонович в задумчивости «Что делать?» продолжал сидеть в каюте, когда к нему подошел технолог Вениамин Жуков:
- Тиноныч! – сказал он, - отпусти мою группу в город.
- Консула ждем… - ответил Николай Тихонович.
- Я же был на Святой Елене, - привел довод технолог, - все правила и порядки острова знаю, но главное, что моим матросам из группы через четыре часа на вахту заступать, по магазинам пройтись не успеем… - последний довод был серьезным.
- А-а, езжай! – разрешил капитан, - скажи там на катере, что я разрешил…, - а потом добавил в след уходящему технологу, -
но только одну вашу группу!
Моторная шлюпка отвалила от парадного трапа и, тарахтя, фыркая и выстреливая облака черного дыма, медленно двинулась к берегу, увозя первую группу. В этот момент и появился консульский катер. Консул тоже проследовал в каюту капитана, куда прибыл и первый помощник Семен Семенович, гладко выбритый, источающий запах дешевого одеколона.
- Игорь Сергеевич! – представился консул, - Соберите, пожалуйста, людей в салоне команды, я им немного расскажу о правилах поведения на острове, это займет не больше десяти минут…
Через пять минут все люди кроме Алексея, стоящего на вахте на мосту, собрались в салоне команды.
- Вы знаете, что политическая обстановка в мире очень напряженная, - начал консул свое десятиминутное выступление, - казалось бы только недавно закончилась война во Вьетнаме, а империализм уже хочет развязать новую войну в Афганистане. Советский Союз не оставит в беде ни один народ, мечтающий о свободе и независимости. Но Советскому Союзу тоже нужна экономическая поддержка. Вот почему, для нас так важны любые дружественные связи с нейтральными государствами, в том числе и с островными. А порушить эти связи может любой инцидент, который тут же будет раздут империалистическими акулами до вселенского масштаба. Вы понимаете, о чем я говорю? – Да, все понимали. Слушали молча, с большим вниманием. Особенно Семен Семенович. Он ловил каждое слово, быстро его переваривал, и прикидывал, что он сам скажет экипажу после выступления консула. Консул продолжал, - Так вот, сегодня вы прибыли на Святую Елену. Этот остров, как вы знаете, является английской колонией. Но не в этом его примечательность. Для всего мира этот остров олицетворяет не только географическую, но и культурную ценность. У каждого человека название острова Святая Елена ассоциируется с именем Наполеона. Здесь бывший император провел свои последние дня, здесь он умер, здесь был похоронен, потом его тело перевезли во Францию, но осталась могила, остался музей. На остров приезжают много туристов и доход от этого является частью общего дохода островитян. Десять лет назад… - сказал консул, и Семен Семенович замер, впившись в консула глазами и всем своим нутром, - я говорю, десять лет назад сюда зашло рыболовное судно, кажется, его название было «Лазурный», но я тогда здесь еще не работал… Так вот, четверо моряков с этого судна, естественно, в нетрезвом виде, попытались унести плиту с могилы Наполеона…
«Нет! – Елене Павловне захотелось встать и закричать на весь салон, - Это не правда! Они не были в нетрезвом виде!» – но она промолчала, только сжала кулачки, да так, что ногти в ладони впились. А Семен Семенович побледнел, он все наконец понял. Он услышал про то, до чего никогда бы в жизни не додумался, - надо же! Плиту с могилы Наполеона?! – Это было то недостающее звено в его логической цепи, которого не хватало до завершения картины. И глаза Семена Семеновича забегали по салону, ища только одного человека, и не находили его. А консул продолжал:
- Но их вовремя заметила и остановила полиция! Плиту вернули на место. Судно немедленно выдворили из страны. Правительство острова хотело направить ноту протеста советскому правительству, но благодаря, бывшему здесь тогда консулу, этот вопрос удалось урегулировать. Ноту протеста не послали, но зато запретили советским рыболовным судам заходить на Святую Елену, и в течение десяти лет не один советский рыбак на Святую Елену не зашел! Вот так, одним глупым поступком моряки испортили отношения между островом и Союзом. – И консул строгим взглядом обвел весь зал. Люди молчали. Наверное, каждый посчитал себя виноватым в случившемся, хотя бы потому, что БМРТ «Лазурный» принадлежал их конторе. А консул продолжил:
- Вы здесь пробудете всего один день. И я вас прошу: не порушьте за один день то, что мы восстанавливали десять лет! Это все, что я хотел вам сказать… – теперь консул закончил, - Извините, - обратился он к капитану, - я должен вернуться к исполнению своих обязанностей, проводите меня, пожалуйста, до катера! – Консул и капитан ушли. А слово взял Семен Семенович:
- Вы все слышали, - задумчиво произнес он, - сделайте выводы… - а потом, как бы набирая обороты и все громче повышая голос, с последующим переходом на крик, взорвался, - Если хоть один!… хоть один!… выпьет рюмку!… хотя бы одну!…хотя бы одну…! то с ним будет, как с врагом народа! Вы слышите?! Как с врагом народа!!! Где Жуков?! Почему я не вижу Жукова?! – этот последний крик тоже относился ко всем сразу, и потому все сразу наперебой загалдели:
- Уехал Жуков!
- В увольнение уехал!
Семен Семенович не бежал, а летел по наклонным трапам, ведущим из салона команды вверх. И на одном из трапов врезался в Николая Тихоновича, проводившего консула и возвращающегося на собрание.
- Ты зачем Жукова отпустил? – еле переводя дыхание, закричал Семен Семенович.
- А что? – не понял капитан, удивленно глядя на помполита, - Что случилось то?
- А то случилось, - прохрипел Семен Семенович, - что мы с тобой партбилеты выложим! – и добавил, - В лучшем случае…
- Не понимаю! – пожал плечами Николай Тихонович, - Объясни…
- А тут и объяснять нечего, - с болью отчаяния выдавил помполит,- Жуков хочет украсть плиту с могилы Наполеона!
Секунду капитан молчал, пристально глядя на первого помощника, а потом взорвался от хохота. Он смеялся так громко и так искренне, что на его глазах выступили слезы. Слезы выступили и на глазах Семена Семеновича…
Вениамин Жуков сразу повел свою группу на могилу Наполеона, предварительно зайдя в магазин и купив коньяк «Наполеог».
- Надо помянуть! - объяснил он морякам. Те согласились, дружно закивав головами:
- Правильно, надо!
- По русскому обычаю!
Прибыв на могилу, встали по обе стороны от плиты, Вениамин открыл бутылку.
- Жаль, закуски нет! – сказал он.
- Закуска есть! – тут же отозвался один из матросов, доставая из-за пояса консервную банку с тунцом.
- А нож есть? - спросил Технолог.
- И нож есть! – отозвался другой матрос, доставая из-за пазухи шкерочный нож.
- Тогда, может, и стаканы есть? – снова спросил Жуков.
Нет, стаканов не было. Пили из горлышка, по очереди передавая друг другу бутылку. Открытую консервную банку с тунцом поставили прямо на плиту, что бы всем было легче дотянуться.
- За Наполеона! – сказал Жуков.
- За Наполеона! – по очереди повторили моряки.
- Есть идея… - как бы рассуждая вслух, задумчиво произнес Жуков, когда бутылка опустела, и моряки закурили, - а не унести ли нам эту плиту с собой? – сказал и обвел всех вопросительным взглядом, предлагая высказаться.
- Хорошая идея! – сходу поддержал один матрос.
- Здорово придумал! – подхватил второй.
- Островитяне новую поставят… - согласился третий.
- Тяжелая, наверное, - усомнился четвертый, но тут же добавил, - хотя вчетвером унесем…
«Все! – подумал Жуков, - Обратно дороги нет!»
Если бы эти матросы слышали то, что говорил консул, они бы ни за что не согласились. Это понимал и Вениамин. Поэтому матросы ничего не слышали. Он не хотел, чтобы они что-то услышали. И не ошибся…
Семен Семенович нервничал. Он понимал, что он единственный человек, который может предотвратить разрыв между Советским Союзом и островом Святая Елена, да что там островом – Англией, даже не Англией, а Великобританией! И он торопился. Уже вся его группа сидела в катере, а учительница все не появлялась.
- Да где она ходит?! – крикнул помполит и побежал к ней в каюту.
Елена Павловна стояла у иллюминатора и смотрела на остров. На ее глазах были слезы.
- Давайте быстрее! – с порога поторопил Семен Семенович, - только вас ждем!
- Я никуда не поеду! – спокойно, не поворачивая головы, сказала Елена Павловна.
- Как?! – не понял помполит, - Вы записаны в мою группу!
- Я не поеду… - еще раз повторила учительница, - я остаюсь на судне, - но, чувствуя, что первый помощник продолжает стоять за спиной, добавила, - У меня болит голова, я останусь на судне…
Все!. Ждать Семен Семенович больше не мог. Он прикрыл дверь и помчался на катер. Все группы, собравшиеся в увольнение, уже сидели на моторной шлюпке, и теперь ждали только его, помполита.
- Поехали! – крикнул Семен Семенович Юре, занявшему место за штурвалов, - Поехали, поехали! – и когда моторная шлюпка отвалила от трапа и выстрелила в голубое небо очередное черное облако, добавил, - Быстрее! Как можно быстрее!
Надгробная плита не отрывалась! Как будто ее держала Земля. Моряки вчетвером, напрягая все силы, заходя с разных сторон плиты, цепляясь за ее края и концы, пытались ее оторвать, но она даже не шевелилась.
- Подкопать надо! – предложил Вениамин, - Посмотреть, что ее держит?!
- Покопаем! – отозвался матрос со шкерочным ножом, и начал срезать землю около одного угла плиты. Он ловко орудовал ножом, все глубже погружая нож в землю, но нижнего края плиты не находил. Когда он вырыл яму, в которую уже целиком помещалась вытянутая рука, он сдался:
- Даже если обнаружим нижний край, мы ее не унесем! – сказал он, вставая, - слишком толстая!
Вениамин Жуков все понял - островитяне залили в могилу бетон, а на него положили плиту, и теперь бетон и плита стали единым целым. Такую массу не поднять и подъемным краном. Теперь эту плиту не унесет никто. Она навечно останется на Святой Елене, как ей и положено быть. И не понятно, что больше в этот момент испытал Вениамин: облегчение или досаду, - он сам бы не ответил на такой вопрос, но, скорее всего, облегчение, потому что он один из четверых знал, чем это закончится. «Прощай, любовь!» - подумал Вениамин, а вслух произнес:
- Зарывай свою яму! Пойдем в бар пиво пить!
Когда яма была зарыта, и сверху присыпана зеленой травой для видимости, что все тут так и было, группа тронулась в обратный путь и на поляне столкнулась с бегущим навстречу Семеном Семеновичем и его группой. И каково же было удивление помполита, когда он увидел Жукова и трех матросов, идущими навстречу не спеша, о чем-то болтая, а главное – без плиты!
- Жуков! – позвал помполит, - Жуков… ты это… откуда? – он так растерялся, что не знал, какие подобрать слова.
- С могилы, Семен Семенович! – ответил Жуков.
- А… а… где плита? – заикаясь, выдавил первый помощник.
- Там! – И жуков махнул рукой в сторону наполеоновской могилы.
- А вы сейчас куда?! – снова спросил Семен Семенович, с любовью глядя на Жукова.
- В бар пиво пить! – ответил Жуков.
- Мы с вами! – подхватил помполит.
Когда все группы, расписанные в первое увольнение, высадились на берег, Юра вернулся обратно на судно, - теперь за этими группами нужно будет ехать только через четыре часа. Вахтенный матрос Сидоров привязал шлюпку к парадному трапу.
- Сидоров! – сказал Юра, - пойдем сомной!
- Пойдем… - нехотя согласился Сидоров, выбрасывая в воду только что прикуренную сигарету.
- Забирай! – сказал Юра, когда они пришли в его каюту.
- Что это? – не понял Сидоров.
- Твоя материя, забирай! – снова повторил Юра.
- Нет! – сказал Сидоров, - Так не положено! Продал, значит – продал!
- А я ее тебе не бесплатно отдаю! – возразил Юра, - Меняю на бутылку водки!
Сидоров засомневался:
- Водки нету… - сказал он.
- Пойдешь в город, купишь, отдашь… - настаивал Юра.
- Ладно, - согласился Сидоров, взял материю и пошел, но в дверях обернулся, - Спасибо тебе! – добавил, - Век не забуду!
- Только ты больше не пей! – посоветовал Юра.
- Железно! – ответил матрос.
Елена Павловна все так же стояла в своей каюте и смотрела в иллюминатор. Теперь она не могла не вспоминать о том, о чем раньше вспоминать не хотела. «Зачем ты это сделал?! Зачем?! – в который раз спрашивала она Вячеслава, когда полиция привезла их четверых на судно, нет она не спрашивала, она почти кричала, она уже знала, чем все это закончится, - Из-за меня?! Скажи, из-за меня?!» Но Слава молчал. Он стоял, опустив голову, и молчал. А что он мог сказать, если о любви не говорят словами. «Я тебя ненавижу! – снова кричала она, - Я тебя ненавижу!» – и слезы потоком лились из ее глаз. Это было в его каюте. До самого вечера она что-то говорила, что-то предлагала, обвиняла и искала какие-то аргументы, оправдывая его, а он молчал, только смотрел куда-то вдаль потухшим взглядом. Наконец, под вечер, когда она полностью выбилась из сил от всех разговоров, она осторожно обняла его за шею и спросила: «Можно, я сегодня останусь у тебя? Можно?» – Он и на этот раз ничего не ответил, только прижал ее крепче к себе и заплакал. В тот вечер она в первый и в последний раз осталась ночевать у него. Но этого раза оказалось достаточно для того, что бы их любовь зародила новую жизнь.
Послесловие.
После возвращения из рейса, Елена Павловна уволилась из заочной школы моряков и перешла на работу в обычную школу. Однажды вечером в ее однокомнатной квартире, где они жили вместе с девятилетней дочерью, раздался звонок. Катя, так звали дочку, первой вскочила с дивана и побежала открывать дверь:
- Там какой-то дядя пришел, - сказала она матери, возвращаясь, - Тебя спрашивает…
- Какой дядя? – удивилась Елена Павловна.
- Не знаю, - ответила Катя, - военный…
Елена Павловна узнала его. Он почти не изменился. Только возмужал. И поседел. Когда он повесил на вешалку шинель, она увидела на его груди орден Красной Звезды и еще много медалей.
- Ты где так долго был? – спросила она, как будто они только час назад расстались.
- В командировке, - сказал он, улыбаясь.
- Первым делом самолеты? – спросила она.
- Угадала!
- Катя, - позвала она дочку, - иди, папа вернулся…
МОРСКИЕ СОБАКИ
(повесть)
ПРОЛОГ
Два моринспектора смотрели на Алексея Котова с полным непониманием и изумлением:
- Может, вы не поняли? – Спросил, наконец, первый, решил сыграть роль доброго дяди, - Мы вас направляем вторым штурманом, понимаете, вторым?
- Я понимаю, - Алексей продолжал держаться ранее занятой позиции, - но я не хочу уходить со своего судна…
- У вас нет своего судна! – второй моринспектор был явно дядей злым, - У нас только капитаны закреплены за судами, а все остальные идут туда, куда пошлют!
- Но я еще мало ходил в море… я и третьим-то штурманом был всего один рейс…
- Не скромничайте, - снова заговорил первый, - вот у нас лежат на вас две положительных характеристики: одна с «Пингвина», другая с «Елькина», и в обеих характеристиках вы рекомендуетесь на должность второго помощника капитана!
- Короче, вопрос закрыт! – сказал второй, - И обсуждать здесь больше нечего! Вот вам направление… Идите…
К удивлению Алексея, весть эту дома восприняли с явным удовольствием. Теща Нина Никитична, пришедшая навестить внучку, сразу помчалась на кухню:
- Отметим это дело! – крикнула она на ходу. А жена Ирина даже в ладоши захлопала:
- А ты сам-то чего не рад? Ну, подумаешь, не отдохнул до конца отпуска, ерунда это! Главное, что теперь у тебя зарплата будет больше! Да и на продуктах сидеть будешь и деньги выдавать! Продукты сейчас в дефиците, а ты, глядишь и домой чего-нибудь вкусненького принесешь…
- Ты шутишь? – Алексей посмотрел на жену внимательно.
- Ничего она не шутит! – теща встряла как всегда, выпорхнув с кухни и приземлившись тут же рядом, - семью кормить надо, а на одну моряцкую зарплату не проживешь!
- Это почему же не проживешь? – Алексей начал заводиться, - Все живут, а мы не проживем?
- Так ведь, по-разному живут… - и обе женщины пронзили Алексея искрометными взглядами…
ПОРТ
1
- Кур брать будете? – спросила женщина, выписывающая накладные.
- Обязательно! – ответил Алексей.
- Сколько? – снова спросила женщина и тут же поторопила - Отвечайте быстрее, за вами еще три парохода, и все хотят успеть получить продукты сегодня!
Алексей посмотрел на повара Яшу, тот поправил очки, заглянул в блокнот:
- Восемьсот килограмм!
- Каких? – женщина спокойно смотрела на Алексея, а Алексей снова повернулся к повару, на что женщина усмехнулась, - в первый раз, что ли продукты получаете?
- Я в первый раз… - ответил Алексей и смутился. Женщина заметила это.
- Куры есть по рубль сорок копеек, по рубль восемьдесят и по три десять. Какие будете брать?
- Самые дешевые! - нашелся Алексей.
- Выписываю… - сказала женщина, - двести килограммов…
- Мы сказали: восемьсот… - уточнил Алексей.
- Лимит! - отрезала женщина, - Берите других!
- Тогда по рубль восемьдесят еще шестьсот килограммов! - сказал повар Яша.
- Тоже только двести! – ответила женщина и вписала цифру в накладную, - А по три десять берите сколько угодно! – милостиво разрешила она, - На них лимита нет!
- Спасибо… - усмехнулся Алексей.
- Картофель выдаем только в ваши мешки! Принесли? – спросила женщина.
- Принесли! – ответил Алексей.
- А сметану только в ваши бидоны! Есть?
- Есть!
Продукты выписывали больше двух часов. Благо, что приехали за три часа до открытия склада, то есть в пять утра и оказались в очереди первыми. Пока выписывали продукты, выяснили, что лимит распространяется и на свинину, и на говядину – только по сто килограмм! Но на каждую дополнительно взятую тонну курей можно получить дополнительно и по сто килограмм говядины и свинины.
- Кур им девать некуда, что ли?! – возмутился Алексей, когда продукты были выписаны, и они вчетвером: второй помощник капитана Алексей, повар Яша, матрос-артельный Хасан и матрос Чижик пошли их получать, следуя туда, куда их повела женщина-кладовщица.
- По тридесять – некуда! Так было всегда! – сказал повар Яша, - Я уже сколько лет продукты получаю, и всегда одно и то же: «Сгущенного молока только сто банок!» – передразнил он женщину, выписывавшую накладные.
- Я буду вам показывать, что брать, а вы сами грузите на тележки и сразу вывозите на улицу! – сказала женщина-кладовщица.
- Хорошо! – согласился Алексей.
- Сначала мясо! – снова сказала женщина и открыла мясную камеру.
Сколько здесь было мяса! Огромные туши свисали с потолка до пола. Маленькие туши лежали на стеллажах.
- Смотрите, сколько у вас говядины! – возмутился Алексей, - А вы только по сто килограмм выдаете?!
- Это не говядина, - спокойно возразила женщина, - это конина! Сколько хотите взять?
Все переглянулись и замотали головами.
- Не надо… - выдал общее мнение Алексей.
Продукты получали еще четыре часа, потом ждали машину, потом грузили. На одну машину все не влезло. Отправили Чижика и Яшу с первой машиной на судно. Хасан и Алексей остались сторожить полученные продукты, которые в машину не уместились.
В Мурманске стоял февраль. Месяц ветреный и морозный. Огромные сугробы снега лежали вдоль всей Траловой улицы, на которой расположился склад. То и дело подъезжали машины, ребята с других судов грузили и увозили продукты.
- Холодно! – сказал Хасан, все глубже зарываясь в ватник, - машина вернется не раньше, чем через два часа, - Алексей сидел на мешке с картошкой и молчал.
- Может, я за пузырем сбегаю? - предложил Хасан, - здесь недалеко, а то ведь замерзнем?!
- Сбегай… – согласился Алексей.
Хасан убежал. Алексей достал сигарету, закурил. «Вот уже и курить начал, - подумал он, - скоро и пить начну…» Было действительно холодно. Алексей встал с мешка, прошелся по скрипучему деревянному настилу, заглянул в тамбур, где выписывали продукты. Там пожилой второй помощник с какого-то судна, небрежно навалясь на стойку, диктовал:
- Тамарочка, десять банок растворимого кофе, двести банок сгущенного молока, конфет разных в ассортименте…
Тамарочка улыбалась и записывала:
- Что еще будете брать, Петр Петрович? Все есть… - у нее даже голос изменился. Алексей отошел, снова сел на мешок с картошкой. Прибежал Хасан.
- Взял! – сказал он, - «московская» вологодского разлива!
- Дрянь! – произнес Алексей.
- Согласен, - согласился Хасан, - но другой не было. – Открыл бутылку, достал из кармана стакан.
- А закусывать чем? – поинтересовался Алексей.
- Колбасой! – развеселился матрос-артельный, - смотри у нас ее сколько, целые ящики! - и он выдернул из ящика палку копченой колбасы.
Машина вернулась через два с половиной часа. Алексей все так же сидел на мешке, Хасан прыгал по настилу, согреваясь:
- Чего так долго?! - закричал он, выпрыгнувшему из машины матросу Чижику.
- Выгружали… - сказал Чижик.
- Теперь грузите! – скомандовал Алексей, - а мы пойдем с Хасаном судовую лавочку выписывать!
На получение продуктов и судовой лавочке, на их погрузку и выгрузку ушел весь день. Алексей вернулся домой только поздно вечером, уставший и закоченевший. Открыл дверь своим ключом. Две комнаты в трехкомнатной квартире, которые занимал Алексей с семьей, располагались в разных концах. Одна комната была большая, другая маленькая. Алексей прошел в маленькую, чтобы не будить жену и дочь, которые, как он был уверен, уже спали. Но жена не спала. Как только Алексей улегся на кровать и закрыл глаза, она вошла в комнату и включила свет.
- Где ты так долго был? – спросила, и Алексей сразу уловил в ее интонации недовольство и раздражение.
- Продукты на судно получали, ты же знаешь…
- До одиннадцати ночи? – ответ мужа ее явно не устроил, - Ты меня что, за дурочку считаешь?
- Мы правда получали продукты, потом грузили, выгружали и разносили по провизионкам! Я ведь говорил тебе…
- Ты не говорил, что явишься в одиннадцать! – Она стояла в халате, запахнув его и полы придерживая руками, и пристально смотрела на Алексея. Алексей заметил, что губы у нее дрожат.
- Не обижайся, Ир, мы правда грузили продукты, - он протянул руку, ухватил жену за полу халата и притянул к себе, - Ты же знаешь, я люблю тебя и только тебя, - Она не удержалась на ногах и села на край кровати, - Ну, поцелуй меня, - попросил Алексей.
- Да от тебя водкой пахнет! Вы что там пили?! – Ирина рванулась, желая высвободится из объятий мужа, но Алексей уже крепко держал ее.
- Пусти! – потребовала она строго, - Пусти, а то начну кусаться…
- Кусайся, - сказал Алексей, все крепче прижимая жену к себе, - а водку мы пили, чтобы не замерзнуть…
- А с Настей завтра погуляешь? – спросила Иринка, слегка ослабив сопротивление.
- Погуляю, - смеясь, ответил Алексей, - у меня завтра суточная вахта, а вот послезавтра с вахты приду и погуляю…
- А ты из продуктов этих домой чего-нибудь принес? - прошептала она, уже полностью сдаваясь. Но Алексей пропустил этот вопрос мимо ушей.
11
Капитан Каплан Анатолий Адамович после каждого рейса списывал почти весь экипаж, оставляя на борту лишь некоторых, по-видимому, приглянувшихся ему. А тех, кого он не списывал, зачастую уходили сами. Лишь два человека оставались с Анатолием Адамовичем из рейса в рейс - начальник радиостанции Вайсман Лев Ноевич да рефмеханик Бойко Борис Иосифович. Все остальные сменялись. Как Анатолий Адамович объяснял такую обвальную текучесть кадров с судна береговому начальству? Только одному ему и известно. Почему начальство никак не реагировало на этот факт? Тоже остается загадкой…
Под эту кампанию смены экипажа и попал Алексей Котов на большой автономный траулер «Сергей Макаревич», но уже в должности второго помощника капитана.
Суточная вахта в порту начинается в восемь утра и заканчивается в восемь утра, но уже следующих суток. Вдоволь померзнув на автобусной остановке, затем потолкавшись в переполненном автобусе, пахнущем гарью и перегаром, следующем на южные причалы мурманского рыбного порта, называемыми “Петушинкой”, к указанному времени, Алексей Котов прибыл на судно для заступления на эту самую вахту.
- Ну, что здесь за ночь новенького произошло? – спросил Алексей между прочим четвертого помощника капитана Гришу Орлова, сидящего в каюте в помятом состоянии, в не выспавшемся виде в грустной задумчивости.
- А ты откуда знаешь? – отозвался четвертый помощник.
- Об этом уже весь флот знает и Мурманск тоже, в утренних новостях передавали… - пошутил Алексей,
- А! – Гриша безнадежно махнул рукой, - Пусть будет, что будет! – И снова впал в задумчивость.
- Это точно! – подтвердил Алексей, - А теперь скажи мне, что тут все-таки произошло? – Алексей уже успел раздеться и теперь с учительской готовностью сел на диван напротив Гриши. Теперь до Гриши дошло, что Алексей ничего не знает.
- Проверяющие… - тихо произнес он.
- Ясно! – кивнул Алексей, - Ночью пришли проверяющие, не встретив вахты у трапа, поднялись на мостик, не обнаружив пожарного матроса, прошли по каютам и обнаружили тебя спящим… так?
- Так! – подтвердил четвертый помощник капитана.
- Они записали в вахтенный журнал замечание и сказали, что доложат начальнику мореплавания… так? – снова спросил Алексей.
- Так! – снова согласился Гриша, - И что теперь будет? – в голосе появилась надежда.
- Получишь выговор от начальника мореплавания, раз! – Алексей стал загибать пальцы, - Раздалбон от капитана, два! Отпуск в зимнее время, три! В очередь на квартиру – последним, четыре! Путевку в “Рыбак Заполярья” за полный счет, пять! Минус тринадцатая зарплата, шесть! Героя Советского Союза не получишь никогда, восемь! Лауреата Нобелевской премии…
- Ладно, хватит! – перебил Гриша. Несмотря на перечисленные Алексеем карательные санкции, настроение его явно поползло вверх, - Есть у меня квартира, с женой живу, а “Рыбак Заполярья” мне и даром не нужен! А выговор через год снимут!
- Правильно! – согласился Алексей, - Держи хвост пистолетом! Такова наша жизнь!
К десяти утра на судно прибыл капитан Анатолий Адамович:
- Вызвать ко мне четвертого помощника капитана! – приказал он Алексею, встречающему его у трапа.
- Иди… - сказал Алексей Грише, - получай подарок номер два!
В течение последующего часа в присутствии старшего помощника капитана Остроголового Виктора Викторовича, второго помощника капитана Алексея Котова, третьего помощника капитана Сметанина Левы, успевшего прибыть на судно к этому времени, четвертый помощник капитана Гриша Орлов размазывался капитаном по переборке. В смысле, воспитывался, в самых страшных выражениях и интонациях, из чего Гриша сам сделал вывод, что штурман он никакой, человек непорядочный, гражданин продажный. Таким образом, осознав свою ничтожность, как в профессиональном, так и в общечеловеческом смысле, четвертый помощник капитана Гриша Орлов чистосердечно раскаялся и пообещал впредь не допускать подобных и других проступков. Короче, всего за один час Гриша Орлов приобрел такой жизненный опыт, который, бывает, не приобретается и за долгие годы, а кроме того, по словам старпома, опыт такой ни за какие деньги не купишь и, уж тем более, в последующем ни за что не пропьешь. После растирания четвертого помощника капитана по переборке и преобразования его в забортный мусор, немного успокоившись, капитан провел короткое совещание:
- Отходим в море через пять суток! – доложил он, - Идем под мойву в Баренцево море! Рейс четыре с половиной месяца… Сегодня должны доукомплектовать экипаж… Кстати, новый стармех прибыл? – вопрос адресовался ко всем.
- Нет! – за всех ответил старпом.
- А врач? – снова поинтересовался Анатолий Адамович.
- И врача нет! – снова ответил старпом.
- Странно… - вслух подумал капитан, - очень странно…
- И обслуживающего персонала нет! И матросов еще не всех прислали, и мотористов тоже! Это не порядок… – старпом решил показать обеспокоенность в кадровом вопросе.
- Ясно! – подвел черту капитан, - Все ясно! Сегодня все вопросы решим. В крайнем случае, завтра… Время еще есть… Заодно зайду в партком! – сказал и хлопнул ладонью по столу, что означало: совещание окончено!
- А кто у нас первым будет? – решил поинтересоваться Виктор Викторович. Он не спросил: «первым помощником капитана», потому что на судне не принято полностью обозначать должность капитанских помощников. Тут принято так: первый помощник – первый или помполит, поскольку он является помощником капитана по политической части, второй помощник – второй, третий помощник – третий, четвертый, естественно, – четвертый, и только старший помощник капитана – старпом. Капитан, естественно, - кэп, старший механик – дед, а старший мастер лова – майор. Так уж принято. А кто так придумал и почему, уже давно позабылось, кануло в лету…
- Вот по этому вопросу я и пойду в партком! – уклонился от ответа Анатолий Адамович, но потом, чуток помедлив, добавил, - Говорят, что первый помощник будет самый-самый…
Капитан ушел, не дав никаких напутствий, что означало – заниматься текущими делами, готовиться к отходу!
Алексей пошел в свою каюту и за ним увязался третий помощник Лева:
- Да, не завидую я четвертому, - радостно сообщил он Алексею, вольготно разваливаясь на диване.
- Со всяким бывает… - неохотно отозвался Алексей. Радость третьего он не разделял. Возникла пауза, в течение которой Лева достал пачку «Мальборо» и закурил.
- Кури, если хочешь… - предложил он Алексею.
- Спасибо, я такие дорогие не курю…
- Ерунда! – тут же вставил свое слово третий, - Кури!
- Сказал же: не курю! – Второй раз отказался Алексей. Не из вредности отказался и не для того, чтобы обидеть, а просто: не курю и все! Ну, не понравилось Алексею радостное настроение третьего помощника, тем более, что радость эта была по поводу неудачи товарища. Хотя, может быть, Лева и не считает четвертого помощника Гришу своим товарищем, но тем еще хуже. Да, конечно, разными судьбами собрались штурмана с разных судов на одно судно, и не знают друг друга вовсе, так как прежде не встречались, но ведь впереди – рейс и работа, и море, и будни, - в одном котле вариться, одно дело делать, одну кашу хлебать. Значит, по воле или по неволе – товарищи! А в последствии, может быть, друзья…
- Я вот такие курю… - сказал Алексей примирительно, доставая болгарские «Родопи», - Даже не курю, а балуюсь… А вообще, бросать надо! – И Алексей улыбнулся.
- Согласен! – поддержал Лева, - А про нашего кэпа слышал? – Снова задал вопрос третий, и снова эти слова Левы не понравились Алексею, потому что почувствовал Алексей, что вопрос этот неспроста задан, а смысл какой-то скрывает, а потому Алексей молча затянулся и медленно дым в потолок выпустил.
- Кэп наш, - продолжил свою информацию третий, - самый плохой рыбак на флоте! Рыбу ловить не умеет! Группы судов боится, все время в стороне держится! А тех, кто на судне этим недоволен, выявляет и потом списывает… И так обстоит дело из рейса в рейс! А тех, кого он списывает, потом в конторе в черном теле держат. У кэпа нашего в Главке – лапа! – На одном дыхании Лева всю информацию выдал. Или сплетню. И умолк и стал ждать реакцию Алексея, на диване откинувшись и сладко затягиваясь.
- Лапа в Главке, это – хорошо! – наконец выдал Алексей, - Лапа она и есть, лапа! – и тоже в кресле откинулся и тоже затянулся. И снова возникла пауза, в которой штурмана друг друга только глазами прощупывали, да дым пускали. И первым не выдержал Лева. Затушил сигарету, усмехнулся, мол, понял шутку Алексея, и о деле заговорил:
- Колбасою поделишься? – начал он без обиняков, - Сыром, там, консервами какими?
- Какой колбасой? – не понял Алексей.
- Обыкновенной! – снова усмехнулся третий, - Ты же на продуктах сидишь? Сидишь! Продукты на рейс получил? Получил! Не все ж себе заберешь? Или все? А с товарищами делиться надо… - и выжидательно на Алексея уставился.
- Я понял! – мягко сказал Алексей, гася свою сигарету, - Но я продукты не раздаю и себе не беру!
- Зря ты так! – разочарованно произнес Лева, вставая, - Я думал, мы подружимся, тем более, что все по кругу хотим. Представь себе, что в следующий рейс ты пойдешь старпомом, а я вторым? Тебе все сторицей вернется…
- Это почему же я в следующий рейс пойду старпомом? – насторожился Алексей.
- Да потому что нашего Виктора Викторовича сюда специально прислали, чтобы его Анатолий Адамович спалил! – твердо ответил Лева. Нет, не Лева, а Лев Яковлевич! И блеск нехороший в глазах появился и злость какая-то.
- Бабник наш старпом! – продолжил Лева, - Не любят его в конторе, терпеть не могут, говорят, что он дисциплину распустил, только бабы на уме… - сказал и вышел. С обидой вышел, какую-то тоску в душе затаив. Алексей это сразу увидел, но не стал останавливать: пусть идет! Не хорошо это, штурманам сплетни по судну разносить. Да и не по-мужски это. Обижен человек чем-то. Сильно обижен…
Алексей пошел совершать обход по судну, как вновь заступивший на вахту вахтенный штурман. И каково же было его удивление, переходящее в радость, когда он увидел восходящим по трапу старшего механика Руденко Петра Афанасьевича. Стармех поднимался медленно, внимательно глядя себе под ноги. И прежде чем поставить ногу на следующую ступеньку, он стряхивал с той ступеньки снег, занесенной уже вверх ногой.
- Идите, не бойтесь! – крикнул сверху Алексей, - Трап почищен! Не поскользнетесь!
- Знаю я, как вы трапы чистите… - в ответ пробурчал Руденко. Он был недоволен. И весь вид его выражал недовольство. И черная борода его была покрыта инеем, и тоже выражала недовольство.
- А где же ваш Альфуня? – снова крикнул Алексей, на что стармех Руденко остановился, поднял вверх голову и глаза его сверкнули:
- Алексей, ты что ли?! – спросил Петр Афанасьевич и стал подниматься быстрее, не сводя с Алексея глаз, - И тебя, значит, сюда?! Вот так встреча! И тебе, значит, отпуск догулять не дали? Ах, гады! Что б им пусто было! Я ж им говорю, не пойду я на этот пароход, у меня свой есть! А они: производственная необходимость! Ух, гады! А у меня уже путевка в кармане... - Радостно сообщил стармех, но радость его тут же угасла, - Пропала путевка, вот так! – Он уже стоял на палубе и печально и молча смотрел на второго помощника, а потом, что-то вспомнив и спохватившись, добавил - Убежал Альфуня! Убежал! – И снова замолчал и снова глаза опустил, и Алексей понял, что наступила торжественная минута молчания в память о пропавшей собаке, которая и Алексею была не посторонней, а вроде как даже родной, - Вот такие дела! – прервал минуту молчания стармех и снова посмотрел на Алексея и снова добавил, но уже отвечая своим каким-то мыслям, - А, может, и украли… Бывает… Но об этом после, после… - Петр Афанасьевич хлопнул Алексея по плечу, - Провожай, давай, в каюту…
Старшего механика, сдающего дела, в каюте не оказалось.
- Он, наверное, в машинном отделении, - сделал вывод Петр Афанасьевич, - Ладно, пусть пока погуляет, а я тебе пока про Альфа расскажу, - И Петр Афанасьевич поведал свою историю про Альфа.
- Ты же помнишь, я говорил, что всего в Советском Союзе было три таких собаки: две суки в Риге и мой Альф в Мурманске, - начал печальную повесть старший механик и после недолгой паузы, дав Алексею возможность вспомнить и представить себе эту собаку, продолжил, более не прерываясь, - Возил я его в Ловозеро. В поселке этом саамском каждую зиму охотники натаскивают собак на медведя. Привязали, значит, огромного медведя к дереву, а собаки вокруг него тявкают, рвутся с поводков, мол, сейчас загрызем. А собаки-то, в основном, так, мелюзга, лайки там всякие. Тяв-тяв! Тяв-тяв! А медведище на них свысока поглядывает, подходите, мол, я вам покажу! Ну тут охотники своих собак, спускают значит с поводков… А те: тяв-тяв! Тяв-тяв! А подойти бояться! А охотники на них орут! Травят, значит… Начали собачки к медведю приближаться, а тот нехотя лапой – швырк! И все собачки – кто куда! Завизжали! Да разве это собаки?! И тут я спускаю с поводка своего Альфа… - Стармех сделал внушительную паузу и внимательно посмотрел на Алексея, - Я ему даже команды «Фас!» не давал… А он как бросится! Как вцепится в медвежью шкуру! И не отпускает… Медведь и так, и сяк крутиться, а высвободиться не может, Альфуня держит! Представляешь?!
- Представляю! – подтвердил Алексей, - Я помню, как ваш Альф чуть старпома не загрыз…
- Что старпома?! – обиделся Петр Афанасьевич, - Он чуть медведя не загрыз! Еле оттащили. Охотники сказали, что не для того они медведя поймали, чтобы моя собака его насмерть загрызла. Убирай, мол, свою таксу и проваливай! Таксу, понимаешь… Это специально, чтобы меня обидеть. Но я не обиделся! Я был горд! Я гордился… - На этом месте стармех глубоко вздохнул, - Домой вернулись, а на следующий день жена пошла с ним погулять… И… все! Жена говорит, что ни с того ни с сего, как рванул с поводка! Ты же знаешь, это гончая собака! Разве, догонишь? Убежал… - Дверь каюты распахнулась и на пороге образовался старший механик сдающий дела:
- Привет! – громко поздоровался он, - Добро пожаловать в ад! – И громко рассмеялся, радуясь своему избавлению от судна, на котором могут работать только «самые-самые»…
Алексей оставил старших механиков передавать дела, а сам пошел к повару Яше. Повар Яша работал на камбузе. Вернее, он не работал, а наслаждался работой. Он чистил картошку, сидя на комингсе, и смотрел влюбленными глазами на второго повара, только что присланного на судно, - крупную, грудастую хохлушку Марию, сидящую на низенькой табуретке. Мария с завидным аппетитом поглощала один за другим бутерброды с колбасой, приготовленные поваром Яшей, видимо, специально для нее, и то и дело томно вздыхала:
- Хорошо-то у вас как! Лафа! Полная лафа… - На что повар Яша отвечал:
- Сработаемся, Мариечка… Обязательно сработаемся.
Повару Яше лет было далеко за тридцать. Но при своей худобе, такой несвойственной шеф-поварам, он выглядел значительно моложе, поэтому его никогда и не называли по отчеству, а только Яша. А вообще всей своей внешностью он напоминал морковь, забытую в морозильной провизионке еще с прошлого рейса. От этой моркови его отличали только круглые очки с толстыми стеклами.
- Ну, полная лафа…
- Сработаемся, Мариечка…
Алексей вынужден был прервать камбузную идиллию:
- Я, конечно, извиняюсь, - сказал Алексей, - но нам, Яша, надо пройтись по провизионкам, посмотреть, как там разложили продукты.
- А что там смотреть? – очень мягко промурлыкал повар, - Никто и ничего еще не расскладывал…
- А вы не беспокойтесь, Алексей Петрович, - вставила свое слово повар Мария, - я щас доем бутербродик и сама все разложу, я ух какая бойкая! – и очень радостно и кокетливо засмеялась, подморгнув при этом Алексею подведенным глазом, и, видя, что Алексей смутился, добавила, - а хотите, вместе с вами все разложим, вдвоем-то веселее! – и снова захохотала…
Повар Яша вмиг перестал улыбаться. Как будто розовая пелена свалилась с его очков. Наверное, ему показалось, что из его стойла уводят любимую кобылицу. Он вскочил на ноги и отчеканил:
- Сегодня все сделаем, Алексей Петрович! Не беспокойтесь! Все пересчитаем и разложим! Мы тут сами…
- Ну-ну, - улыбнулся Алексей, - не сомневаюсь …
К восемнадцати часам весь экипаж, находящийся на рабочем дне, отбыл домой. На судне осталась только вахта да те моряки, у которых не было ни дома, ни семей и идти которым никуда не хотелось. Северное сияние повисло над судном, над Мурманском, над Заполярьем, предвещая на завтрашний день крепкий мороз.
Алексей сидел в своей каюте и думал о стармеховой собаке, о предстоящем рейсе, о продуктах, о том, что дома сейчас смотрят телевизор… И вдруг он поймал себя на мысли о том, что на судне лучше, чем дома, потому что вся жизнь на судне регламентирована Уставом, отметающим всякую суету, устраняющем всякие проблемы. А дома надо все решать самому, а потом спорить и доказывать, что ты прав, хотя это, наверное, не всегда так бывает, что прав. А потом снова поймал себя на мысли, что все, о чем он думает, - бред сивой кобылы. Никакой Устав тут вовсе ни при чем, а просто дома чего-то не хватает. А чего? Наверное, любви… И как же так вышло, что любви вдруг не стало хватать? И куда она делась? А, может, ее и вовсе не было? Так он сидел и думал, а время уже подошло к десяти вечера…
- Надо проверить вахтенного у трапа… - решил второй помощник, глядя на часы, - скоро пожалуют проверяющие… -
И вовремя спохватился, так как вахтенного у трапа матроса не оказалось на месте. Не оказалось на месте и пожарного матроса. Алексей пошел по судну их искать.
Боцман Волков Гурий Федорович всей своей внешностью напоминал черта. И характер при такой внешности имел соответствующий. Поэтому, когда он рассказывал матросам, что на всех судах, где он был, буфетчицы принадлежали только ему, никто не верил. Тогда Гурий Федорович начинал вдаваться в интимные детали, активно жестикулируя руками, которые более походили на огромные клешни, заставляя слушателей поверить ему, но матросы при этом только следили за этими руками, не представляя, как женское хрупкое создание могло находиться в этих лапах и еще больше не верили. Но боцмана это не смущало, он только ухмылялся. Вот и сегодня, собрав матросов в своей каюте, он снова и снова рассказывал о прошлых похождениях и мечтал о будущих:
- Я не настаиваю, - говорил он, - можете не верить. Но когда на судно придет буфетчица, вы сами удостоверитесь.
- А если она тебе не понравиться? – спросил матрос Чижик.
- Такого не может быть! – твердо обрубил боцман.
- А если ты ей не понравишься? – спросил Хасан.
- Тем более не может быть! – снова отрезал боцман.
- А если… - но Чижик не успел договорить, в дверях боцманской каюты появился Алексей:
- Чижик! Хасан! – Алексей был суров, - В чем дело? Где ваше место?!
- Уже идем, Алексей Петрович! – и Чижик, и Хасан, прошмыгнув мимо второго помощника, побежали на вахту.
- Что, Гурий Федорович, развлекаемся? – мягко спросил Алексей, - почему домой не идем?
- Дома скучища! – так же мягко ответил боцман, - Телевизор, что ли смотреть?! – потом секунду подумал, как бы соображая: говорить - не говорить? - Жена думает, что мы уже в море ушли, я ей так сказал…
- Ясно! – произнес Алексей, намереваясь уйти.
- Вряд ли тебе ясно, - вставил боцман, продолжая разговор, - а вот походишь в море с мое, - поймешь, что никому ты на берегу не нужен! Не жене, не детям, если дети большие… - боцман задумался…
- По-вашему выходит, что на берегу и любви нет? – Алексея заинтересовал начатый разговор, так как разговор этот со снайперской точностью попадал в его собственные мысли.
- Любовь есть! – не согласился Гурий Федорович, - Но любовь вещь проходящая, если её не поддерживать отношениями. А какие у тебя могут быть отношения, если ты пол года в море и двадцать суток на берегу? То-то! – боцман решил, что он сказал главное, не подлежащее сомнению…
- И поэтому вы предпочитаете случайные связи в море? – Краем уха Алексей слышал разговор между боцманом и матросами.
- Ты еще молод! – ухмыльнулся боцман, - Случайных связей не бывает вообще потому, что ничего случайного вообще нет. В этом мире все продумано и закономерно. Кому что! Кому берег, а кому море…
- Значит, не любите берег? – спросил Алексей.
- Берег есть суета! – профилософствовал боцман, - Скорей бы в море!
- Скоро уже… - вслух подумал Алексей.
111
Старший помощник капитана Остроголовый Виктор Викторович, который заступил на суточную вахту, сменив Алексея, был человеком интеллигентным. Всегда гладко выбрит, аккуратно одет и подтянут, при своей невероятной худобе и задумчивости, он напоминал птицу цаплю, застывшую в ожидании лягушки. Старпому Остроголовому было около сорока лет. Характер он имел флегматичный, но при этом Виктор Викторович был романтиком, романтиком женских сердец. Да, он любил женщин. Он любил их так же искренне и целеустремленно, как искренне и целеустремленно они пользовались этим. Дважды женатый и дважды разведеный, Остроголовый не терял надежды встретить, наконец, свою единственную богиню, свою мечту. Как встретить и где, он не задумывался, потому что всегда находился в море или у причала, а значит, и встретить царевну-лягущку он мог только на своем рабочем месте, то есть на судне. Поэтому всех женщин, приходящих на пароход старпом Остроголовый Виктор Викторович рассматривал, как претенденток на свою худую руку и львиное сердце. И все же – в его душе жил идеал. Каков он был, идеал этот, старпом и сам представлял расплывчато. «Главное – красота! А остальное – дело наживное» - так думал Виктор Викторович. В каюте напротив его стола на переборке висел календарь с Мэрэлин Монро, может, она наиболее соответствовала тому идеалу красоты, который мечтал встретить Виктор Викторович?
Экипаж только формировался, и поэтому все новые люди ежедневно поступали на судно и представали пред ясными очами старпома. Старпом окидывал всех голубым изучающим взглядом и, тяжело вздыхая, куда-нибудь отправлял:
- Идите, работайте… - это были не те люди, о которых мечтал и думал старпом, - те, о которых он мечтал и думал, еще не появлялись…
- Здравствуйте… - и в дверях старпомовской каюты застыл пузатый человек пятидесяти с лишним лет, - здравствуйте… - повторил он, когда старпом поднял на него глаза, - вот мое направление к вам… - и человек протянул направление. Но не столько солидный возраст человека и его серьезный вид привлекли внимание старпома, сколько его большие красные выпуклые глаза, глаза протухшего окуня.
- Консервный мастер! – между тем доложил человек, - Захаров Захар Петрович! – и натянуто улыбнулся, два раза хлопнув маленькими ресницами, глаза при этом еще больше округлились.
- Мы что, будем делать консервы? – равнодушно спросил Виктор Викторович, уже потерявший всякий интерес к консервному мастеру.
- Не знаю, - уклончиво ответил Захар Петрович, - но банкотару получать будем, а там как Бог даст…, - и как человек опытный и знающий за чем сюда пришел, добавил, - Скажите, где расписаться?
- Вот здесь! – и старпом пододвинул консервному мастеру два журнала, - за технику безопасности и пожарную безопасность!
- Готово! – доложил Захар Петрович, - Я могу идти?
- Идите! Каюта технолога по коридору направо, он сам определит вам работу…
Консервный мастер ушел, а старпом еще раз взглянул в его направление: «…направляется консервным мастером…» - «Значит, кроме всего прочего, будем делать консервы!» – решил старпом.
- К вам можно? – это был явно женский голос и Виктор Викторович быстро поднял свой взгляд, но – увы! В дверях стоял маленький щуплый человечек в старом видавшим виды пальто, сжимая в руках вязаную шапочку, - Я к вам направлен пекарем! – добавил человечек, - Безродный Вячеслав Васильевич! Но можно просто Слава…
«Пекарем могли бы и женщину прислать…» – подумал старпом: - И хлеб печь можете? – спросил Виктор Викторович, не скрывая досады.
Человечек смутился, потупил глаза:
- Мне сорок девять лет, из них я тридцать лет хожу в море, а хлеб пеку всю свою жизнь, и никто из моряков никогда не жаловался…
- Ладно, я так… - старпому вдруг стал симпатичен скромный геройский пекарь, который всю жизнь печет хлеб, захотелось исправить собственную бестактность, - Сами знаете, пекарь на рыболовном судне первый человек, будь шеф-повар хоть семи пядей во лбу, а если хлеба нет, то и еды нет, ведь так?!
- От шеф-повара тоже много зависит, - человечек улыбнулся, ему понравились слова старпома.
Уже было десять утра, а Хасана, несшего вахту у трапа, еще не сменили. Хасан кутался в зимний тулуп, нервно расхаживал по палубе вдоль релингов и постоянно смотрел на часы. Скоро должен был открыться «Альбатрос» – магазин для моряков, где жены моряков покупают иностранные тряпки пока их мужья пашут в море. Хасан там спекулировал валютой, а вернее, чеками «внешторгбанка», в морской среде называемыми «бонами»: скупал, как можно дешевле и продавал, как можно дороже. Но сменщик не появлялся, и это сильно нервировало Хасана, тем более, что он даже не знал, кто должен его менять. Всякому, всходящему по трапу вверх, Хасан с надеждой заглядывал в глаза и приветливо улыбался. Но все, кто уже поднялись, прошли мимо, зарывая головы в теплые воротники, даже не взглянув в сторону Хасана. По трапу поднялась женщина. Хасан заметил ее еще издали, и от нечего делать все гадал, на какой пароход она идет. «Если на наш, - решил про себя Хасан, - то, значит, сменный матрос появится скоро…» Она поднялась на «Сергей Макаревич».
- Вы к кому? – спросил Хасан, как можно более равнодушно.
- Я сюда направлена, - ответила женщина, раздвигая воротник искусственной шубки, открывая при этом лицо. Хасану женщина понравилась. Ему вообще нравились женщины круглолицее, чуть полноватые и обязательно со светлыми волосами.
- Конфеты любишь? – вдруг ни с того ни с сего снова спросил Хасан.
- Люблю конфеты, - ответила женщина и добавила, - шоколадные…
- Мы как раз такие и получили, «Вика» называются…
- «Вика»? – женщина мило улыбнулась, - а меня, между прочим, Викой зовут..
- Очень приятно, - театрально поклонился Хасан, - а меня Хасаном, - ему действительно стало очень приятно, он даже забыл про сменного матроса, который уже летел по парадному трапу вверх…
Старпом Виктор Викторович продолжал сидеть в каюте и думать о женщинах. Его первая жена была врачом. Очень красивая женщина. Он ее любил, носил на руках. Но они развелись. Почему? Она его не любила. Почему? Он слишком много уделял ей внимания, баловал. Значит, женщины этого не любят? Любят! Ох, как любят! И слишком быстро к этому привыкают. А что потом? А потом – море! Разлука! Отсутствие всякого внимания… Вот к этому женщины вовсе привыкать не хотят. Не хотят… И вторую жену он любил. Но и она разошлась с ним. Как-то так вышло…Почему? Сто тысяч «почему» крутились в голове старпома…
В каюту вошла женщина. Старпом смерил ее оценивающим взглядом: нет, не радость наполнила сердце старпома, а еще большее уныние. Хотя женщина была и не дурна, и лет ей было около тридцати семи, но что-то в ней было не так, что-то было не то.
- Вика! – представилась женщина, - буду у вас официанткой! – И на долгий задумчивый взгляд старпома, строго добавила, - Водку не пью! Шашней не завожу! Мое дело – мыть и убирать!
« Впрочем, месяцев через шесть она покажется королевой Марго и будет пользоваться огромным вниманием уставших мужиков…» – мысли старпома рассеялись…
- Чего вы молчите? Где моя каюта? Где я буду жить? Что я должна делать?
- Мыть и убирать! – старпом очнулся, принял деловой озабоченный вид, - Только мыть и убирать! И все! А то, что водку не пьете, это правильно! От водки людям только вред! Идите! Живите! Каюта сто двадцать семь! Все! «Все надоело…» – на старпома снова наплывало отчаяние…
После вахты Алексей остался на судне. Так было принято, - из штурманов домой сразу никто не уходил, надо было обязательно дождаться капитана, получить информацию о предстоящих делах, а потом уже, если таковых дел не окажется, идти домой. От нечего делать Алексей стал перебирать накладные на продукты, просматривать цены.
К десяти утра на судно пожаловал Анатолий Адамович. Но не один. А в сопровождении очень серьезного лица, лет, эдак, пятидесяти с небольшим. Весьма солидного. Вслед за капитаном лицо неуклюже поднялось по трапу и задержалось возле вахтенного матроса, сменившего Хасана. Лицо окинуло матроса долгим изучающим взглядом и доложило:
- Я первый помощник капитана Суворин Михаил Дмитриевич! А вы кто будете?! – поинтересовалось, на что Анатолий Адамович нетерпеливо оглянулся и хотел, было сказать: « Да, на хрена он тебе сдался, матрос этот?!» – но вовремя спохватился и только махнул рукой. Матрос на секунду замешкался, а потом отрапортовал:
- Вахтенный матрос у трапа! – И в струнку вытянулся так, что даже распахнулись полы полушубка. Но этот ответ первого помощника капитана не удовлетворил, потому что он с той же серьезностью продолжил:
- А звать-то как?! – на что Анатолий Адамович негромко выдавил: «Пойдемте, Михаил Дмитриевич! Ну, его! Лучше я вам судно покажу!» - но Михаил Дмитриевич даже не оглянулся в сторону капитана, продолжая пристально рассматривать матроса. Матрос был молод. А потому смутился неимоверно и сразу виноватым себя почувствовал и вообще человеком, не оправдавшим надежды старших товарищей:
- Михаилом зовут! - И ощутил, как морозом дохнуло и ветерок под полушубок шмыгнул.
- Тезки, значит?! – Удовлетворенно констатировал Михаил Дмитриевич, - Ну-ну! – А призывались откуда?! – не унимался первый помощник. Похоже, этот вопрос не на шутку расстроил капитана, так как он закатил глаза в небо и начал его рассматривать, нервно переступая с ноги на ногу. Но неба не было видно, так как сплошная темно-серая полоса висела над полярным утром, черными чернилами вписанным в полярную ночь. И вахтенный матрос не уразумел вопроса, а потому приоткрыл рот.
- Я говорю: призывались откуда? – снова повторил свой вопрос первый помощник капитана и, ухмыльнувшись, повернулся к капитану: смотри, дескать, народ какой непонятливый, на простой вопрос ответить не могут. Но Анатолий Адамович уже повернулся в другую сторону, делая вид, что его здесь вовсе нет, и не слушает он, о чем там разговор идет…
- С Украины я! – выпалил матрос. Ему даже жарко стало от напряжения.
- Хорошо! – удовлетворенно крякнул Михаил Дмитриевич, - Очень хорошо! Продолжайте нести службу! – разрешил первый помощник и тронулся, наконец, за капитаном, который уже не шел, а летел в свою каюту.
Уже через час судно облетела весть, что прибыл новый первый помощник капитана, сам из бывших вояк, моря в глаза не видел, самый-самый настоящий дурак - дураком…
1У.
Только к вечеру Алексей добрался до дома. Открыл дверь своим ключом, вошел в коридор и сразу услышал в большой комнате музыку и громкие разговоры. Алексей замер и прислушался. Чей-то мужской голос, взлетев над музыкой, прокричал:
- А чем плохо на берегу? Чем мне плохо?! – И тут же два женских голоса, один из которых явно принадлежал Ирине, наперебой затарахтели:
- А ты не о себе должен думать, а о семье! – Алексей усмехнулся, повесил на вешалку полушубок и вошел в комнату.
За большим столом сидели: Вася, бывший однокашник Алексея, Ирина и, по-видимому, Васина жена, молодая симпатичная женщина.
- О! – закричал Вася, увидев Алексея, - Явился, наконец! А то мы тебя уже заждались… - Алексей беглым взглядом окинул стол: на столе стояла начатая бутылка шампанского и начатая бутылка водки, и там и там уже не было половины. Вася вскочил со стула и бросился обнимать Алексея.
- А он всегда так поздно является, - вставила Ирина, - не иначе любовницу себе завел… - Но все пропустили эти слова мимо ушей. Все, кроме Алексея.
- В море готовимся, - Алексей улыбнулся, отстраняя Васю, как бы рассматривая его со стороны, - А ты не изменился ничуть…
- Какое там не изменился! Растолстел, как боров!
- Это моя жена! – представил Вася, оборачиваясь на голос, - Вера!
- Вера! – кивнула головой симпатичная женщина.
- Наливай! – скомандовал Вася, - штрафную ему!
- Штрафную! – подхватили остальные. Алексей взял фужер и одним махом опрокинул содержимое в рот.
- Во дает! – с восхищением отметил Вася, - а в мореходке таким тихоней был, выпить не допросишься! А насчет женщин и вообще - тише воды ниже травы…
- Так ведь учимся помаленьку… – Алексей улыбнулся: «Я жить учусь – я вниз качусь!» – процитировал он первые пришедшие на ум стихи какой-то поэтессы.
- Сам написал?
- Давно не пишу… - соврал Алексей.
- А зря! Ты же хорошие стихи писал! – Вася вдруг вспомнил времена мореходного прошлого, - И в газете тебя печатали «Рыбный Мурман»! Точно! Помнишь? Помнишь, как мы всем кубриком в читальный зал бегали, все эту газету ждали? Все думали: вот напечатают твои стихи, и все мы разбогатеем, водки купим, колбасы…
- Помню, Вася. И не копейки мы за это не получили! Не сбылась мечта голодных курсантов.
- Зато теперь говорят: «Растет Алексей, как гриб осенний! Из рейса – в рейс, из должности – в должность!»
- Зато ты все по ремонтам околачиваешься! – вставила свое слово Вера, - из дома не выгонишь…
- Радовалась бы, дура… - Вася незлобиво улыбнулся и обнял жену, - Сколько нас в мореходку поступило в тот год? Двести пятьдесят? А сколько закончили? Сто двадцать пять? А сколько теперь в море ходят? Ну, допустим, восемьдесят. А сколько потом станет капитанов? То-то! – подытожил Вася, - каждому свое! Алексею – рейсы, мне – ремонты… Чем плохо жене, когда муж под боком?
- Лучше под каблуком! – сострила Вера и весело рассмеялась.
- А Гена Лыхин, друг твой закадычный, между прочим, на девяносто второй базе пристроился, тоже в море не ходит, - Вася не обратил внимания на шутку, он, похоже, уже вообще ни на что не обращал внимания, - А Витька Морозов теперь большим человеком стал, вторым секретарем Октябрьского райкома ВЛКСМ. Избрали… - продолжил Вася информацию, - И снова подвел черту: каждому свое! - и снова наполняя фужеры, доставая из дипломата вторую бутылку водки, - За тех, кто в море! – поднял тост Вася, и все его поддержали. Вася захмелел очень быстро, но и Алексей, похоже, не отстал далеко, он даже не заметил, как начались танцы, как симпатичная Вера подхватила его, прижалась крепко, обхватила шею руками и медленно стала двигаться по комнате. Сознание Алексея туманилось и куда-то уплывало. Он все пытался зафиксироваться на каком-нибудь моменте, но моменты быстро сменяли один другой. Вот они курят с Васей на кухне…
- Ты как меня нашел? – спрашивает Алексей.
- Витька Морозов адрес дал.
- А он откуда знает?
- Был, говорит у тебя, понравилось…
- Но он здесь не был…
А вот уже и улица, и пар изо рта валит. И Васю все время приходится тащить, так как он постоянно пытается сесть в сугроб. А рядом скачет Вера, такси ловит.
- Приходите к нам с Иришкой! Как договаривались! – это говорит Вера и почему-то крепко прижимается к Алексею и долго целует его в губы, и Алексею делается от этого приятно, и мысли улетучиваются вообще…
У
Кто не ездил на Петушинку в утреннем автобусе, тот не дышал фабричным дымом и перегаром, тот и моряком, наверное, не был. Рабочий день на судне начинается в восемь утра, и поэтому все, кто даже не стоит на вахте, должны прибыть на судно к этому времени.
Алексей сразу прошел в свою каюту, сел на диван и схватился за голову. Голова трещала. Но он знал, что все эти муки продляться не дольше, чем до обеда. Потом станет легче. А пока не видеть никого, не разговаривать не хотелось. И именно поэтому, по закону всегдашней подлости, в каюту постучали. Это был пекарь Слава. Тихий и застенчивый Слава, вошел в каюту робко с потупленным взглядом:
- Петрович! – жалобно простонал Слава, - Дай одеколону!
Алексей машинально вскочил с дивана, пошарил по умывальнику и протянул Славе только начатый пузырек с одеколоном. И снова сел на диван, и снова схватился за голову. Алексей был уверен, что Слава уже ушел. Но - «Буль-буль-буль…» – прожурчало в каюте, и сразу запахло одеколоном. Алексей с трудом приподнял голову и увидел, как пекарь уже выплеснул содержимое пузырька в стоящий на умывальнике стакан и все это опрокинул в себя.
- Ты что?! – закричал Алексей, и в голове загудело еще сильнее.
- А что? – удивился Слава, - спасибо тебе, выручил…
- Ты что?! – снова повторил Алексей, но уже спокойней, - на берегу одеколон не пьют!
- Пьют! – не согласился Слава, - когда денег нет, то все пьют, - поклонился благодарственно, поставил стакан и вышел.
- Все! – зарычал Алексей, - больше не капли! - Вскочил с дивана и начал расхаживать из угла в угол, - Больше не капли… - и снова в каюту постучали.
- Потапыч?! Какими судьбами? – Да, пред Алексеем предстал доктор Потапыч, спасавший в прошлом рейсе старпома от укусов стармеховского зверя. Алексею так хотелось изобразить радость от встречи, но он только скривился.
- Вот такими судьбами! – довольно произнес Потапыч, – Все по кругу ходим. И чем дольше ты в это море проходишь, тем чаще будешь встречать знакомых тебе людей! А че ты хмурной такой?
- Да так… - Алексей махнул рукой.
- Значит, вчера у тебя гости были, верно?
- Верно… - согласился Алексей, но про гостей ему вспоминать совсем не хотелось.
- А мы это сейчас поправим
- Нет, - Алексей отрицательно закачал головой, - я больше не пью…
- И правильно! И не надо! Я дам тебе пару таблеток, и все пройдет! – и доктор Потапыч умчался за таблетками.
Старший помощник Виктор Викторович, сдав вахту третьему помощнику Сметанину Леве, пошел делать обход по судну. Судно готовится выходить в море, а в море - осенне-зимний период, так называется время с сентября по март. И по этому поводу у кого на судне больше всех дел и забот? Ясно, у старпома. Все обойти, все осмотреть, в каждую щель заглянуть, все проверить: закрыто ли, задраено ли, закреплено ли, привязано ли, примотано ли… Несколько дней завозили снабжение разное, а успел ли боцман да старший мастер лова, да технолог, напрягая матросов, все по местам разложить да так, чтобы ни при какой качке не открылось, не сдвинулось, не опрокинулось. Короче, куча дел и забот. И боцман Гурий Федорович, как самая правая рука старпома тут же рядом следует, смотрит, трогает, дергает, пинает и тут же крякает довольно: «Все, Викторович, сделали, сам видишь, все до ума довели, не в первый раз в море идем…» А если какого матроса встретят, то его боцман тут же вдруг возникшей проблемой озадачивает, можно даже сказать, озабочивает: «Что стоишь, черт патлатый, без дела прохлаждаешься?! Не видишь что ли, бобинец откатился и, не привязанный, в снежке на палубе спрятался?! Вяжи немедленно! И все сугробчики проверь, нет ли там еще чего! Раззява!»
- Гурий Федорович, а что ж ты кранцы-то не закрепил? Не порядок.
Глянул боцман на кранцы, а они, «курские», как жирные киты разлеглись на кормовой палубе, будто ждут, чтобы судно посильнее на корму накренило, и уплывут в море и ищи их свищи.
- Эй, черт патлатый! – это боцман уже другого матроса кличет, - вяжи, давай кранцы! – У боцмана все «черти патлатые», потому что сам лыс, как тот же «вологодский» кранец или железный бобинец, зарывшийся в сугроб, или кухтыль, к верхней подборе трала подвязанный. А матросик, которого боцман кликнул, стоит себе в стороне на верхней палубе, смотрит и никак не реагирует, только нос свой в воротник дубленки плотнее укрывает, да глазами хлопает. Какому же боцману такое понравится?
- Глухой, значит? Ничего, щас я тебе ухо прочищу! – и двинулся боцман к матросику, и Виктор Викторович за ним. А поближе подошли и засомневались оба: а, может, и не матросик это, не было такого матросика на судне, - мелковатый, щупленький, волосики белобрысые из-под черной вязаной шапочки выбиваются, глазки голубые.
- Кто ж тебя, такого урода, сюда направил?! – боцман, как черная орущая гора перед ним, - А ты знаешь… (трудно переводимый набор матерных слов)
- Во-первых, не кричите, а во–вторых, не надо при женщинах матом ругаться… - а голос, вроде, мальчишеский, подростковый какой-то…
- При женщинах?! – боцман быстрым взглядом обвел черно-бело-матовое пространство и, не заметив женщин, вдохнул в легкие такое количество кислорода, что на одном выдохе мог бы прокричать все матерные слова, которые знал, что, кстати сказать, он и собрался сделать…
- Подожди, Гурий Федорович! – интеллигентный Виктор Викторович жестом руки остановил боцмана, - я сам разберусь, а ты иди кранцы крепи… - Ох, как бешено сверкнули глаза боцмана, и выдохнул он из легких углекислый газ, который проходя через гортань, прогудел «Уууух!», и грозно застучали сапоги боцманские по палубе в направление «вологодских» кранцев.
- Простите, - мягко сказал старпом, - а вы к нам кем направлены?
- Буфетчицей! – сказала и приоткрыла лицо: маленький носик, голубые глазки, белая челка, белые реснички, - девчонка!
- Буфетчицей? – переспросил старпом, и сердце его упало, - Ну, что ж, пойдемте в каюту, я вас должен проинструктировать.
Суворин Михаил Дмитриевич на судне оказался в первый раз. И как человек опытный, прошедший долгую военную службу, сразу решил ознакомиться с местом своей новой дислокации. Выйдя из своей каюты, он робко пошел по жилой палубе, боясь заблудиться. Куда ему идти, он еще не знал, а потому надеялся, что обязательно кого-нибудь должен встретить, а там уже видно будет. И первым, кого он встретил, оказался вахтенный помощник Лева Сметанин, спешащий на мостик заниматься штурманскими делами.
- Постойте, молодой человек! - остановил Михаил Дмитриевич третьего помощника, - Скажите, куда вы так спешите?
- На мостик! – Лева остановился и улыбнулся, он уже был наслышан о новом первом помощнике.
- А чего улыбаемся? – ласково спросил Михаил Дмитриевич.
- Так чего ж грустить? В море скоро уходим, Михаил Дмитриевич!
- Вы даже знаете, как меня зовут? – первый помощник был приятно удивлен.
- Конечно, знаю! Начальство нужно знать! – сказал, как отрубил, еще больше радуя Михаила Дмитриевича.
- Тогда и вы представьтесь, я, простите, еще не знаю всех в лицо, но, уверяю вас, не далее, как через день буду знать о каждом все, - потом сделал паузу и далее пояснил, - так сказать, издержки бывшей профессии, ну, знать обо всех все…
- А мы ничего и не скрываем! – бодренько ответил Лева, - Я третий помощник капитана Лев Яковлевич Сметанин! – отчеканил, - Не хотите ли посмотреть мостик?
- С удовольствием… - чутье Михаила Дмитриевича не подвело: он встретил на своем пути человека, и человек этот ему все покажет и расскажет, и таким образом, первая информация о данном судне и, возможно о людях, у первого помощника капитана уже будет.
Далее в течение трех часов Лев Яковлевич водил Михаила Дмитриевича по судну.
- Это промысловая палуба! – рассказывал Лева, - А это на ней лежат орудия лова, пелагические тралы. Их два, - объяснял третий помощник, - один за бортом тащим, из другого, только что поднятого из воды, рыбу берем и засыпаем ее вот в эти ящики, а из ящиков она поступает в рыбцех…
- Это рыбцех! – продолжал экскурсию Лева, - вот из этих щелей рыба ссыпается на транспортер, где ее обрабатывают моряки...
- А как обрабатывают? – иногда Михаил Дмитриевич позволял себе задавать незначительные вопросы.
- Все зависит от рыбы! – Лева говорил четко, как на экзамене, ничего не добавляя лично от себя, мол, «вот мне думается» или «я считаю», или «мне кажется», и тем все больше и больше нравился первому помощнику капитана.
- А что за люди у вас? – как бы между прочим спросил Михаил Дмитриевич. Лева понял вопрос и подвох в этом вопросе усмотрел, а потому как бы скинул с себя бодрое настроение, даже будто погрустнел и с тяжелым вздохом ответил:
- Разные у нас люди… - И первый помощник капитана сразу заметил эту перемену настроения и на ус себе намотал, и улыбнулся ободряюще и ласково промурлыкал:
- Ничего, разберемся…
И в этот момент к проходящей экскурсии подкатился пузатый человек с глазами протухшего окуня и представился:
- Захаров Захар Петрович! Консервный мастер… - если бы это был не рыболовный цех, а столовая-забегаловка прошлого века, то человек этот непременно бы добавил: «к вашим услугам!» - и непременно бы поклонился, придерживая рукой полотенце, свисающее с плеча.
- Очень приятно! – сказал Михаил Дмитриевич, протягивая Захару Петровичу руку, и далее уже Захар Петрович продолжил экскурсию по рыбцеху…
Зайдя в свою каюту, Виктор Викторович скинул дубленый полушубок, повесил на вешалку рядом с дверью и устало плюхнулся на стул: «А вы тоже снимайте дубленку, - разрешил он буфетчице, - жарко тут…» - «Ничего, я потерплю, надеюсь недолго…» – ответила она, положив перед старпомом документы и направление на судно. Только после этого она расстегнула на дубленке две верхние пуговицы и сняла с головы капюшон и черную шапочку. Теперь она стояла против стола старпома как раз около календаря, на котором зазывно улыбалась Мэрелин Монро.
- Светлана Игоревна, - прочитал старпом, - «направляется буфетчицей на МБ – 0017», - Виктор Викторович оторвался от документов и снова окинул взглядом Светлану Игоревну: «С такой короткой прической совсем на пацана похожа!» – подумал он.
- Распишитесь вот здесь и здесь! – и старпом показал, где надо расписаться, - В море раньше были?
- Работала в военном вспомогательном флоте! – «Держится просто, отвечает спокойно» – подумал старпом, - А почему ушли? – Мало платят! – и глаза блеснули как-то дерзко. - «Не очень-то разговорчива!» – снова подумал старпом, - Водку пьете, шашни заводите? – и какой черт дернул его за язык задать такой вопрос? Старпом уже пожалел об этой глупости. Ну, при чем здесь она? Это ему не везет, это на себя надо злиться…
- Смотря с кем… - тихо ответила Светлана Игоревна, - и старпому показалось, что она читает все его мысли, и что от нее исходит невероятной силы и энергия.
- Можете идти… - Виктор Викторович протянул документы, - О ваших будущих обязанностях поговорим позже, а пока обживайтесь… - И когда дверь за буфетчицей закрылась, старпом подошел к переборке, и долго и пристально стал рассматривать календарь, потом поправил его и снова сел на стул в грустной задумчивости.
Анатолию Адамовичу еще не успели сообщить, что судно должно как можно скорее покинуть порт и следовать на промысел, а весть эта уже облетела судно. На судне всегда так: один только подумал, а другой уже все знает. Общее энергетическое поле висит над пароходом, а может, сам пароход создает вокруг себя энергетическую и информационную ауры.
Капитан собрал совещание старшего командного состава.
- Завтра после обеда выйдем в море! – сообщил Анатолий Адамович, всем уже известную новость.
- Раньше выйдем, раньше вернемся! – усмехнулся старший механик.
- Правильно решили! – вставил свое слово первый помощник.
- А мне все равно, как скажете… - Виктор Викторович пожал плечами.
- У нас все готово? – задал общий вопрос капитан.
- Тару получили! – ответил технолог.
- Тралы готовы! – ответил мастер лова.
- Топливо получим ночью! – добавил старший механик.
- Воду тоже! – подтвердил старпом.
- Политическую литературу и инструкции получили! – отчеканил первый помощник, бросая на стармеха и старпома критический взгляд.
На этом и закончили.
Весь день у Алексея на душе оставался какой-то нехороший осадок, и домой идти почему-то не хотелось. Какая-то тревожная мысль все время пыталась выбраться из его головы наружу, но то и дело путалась, а потом и вовсе терялась. «Синдром похмелья! - успокаивал себя Алексей, - чувство вины и все такое прочее…» - и стал искать себе оправданье, но оправданья не находил, потому что и само чувство вины представлялось не совсем ясно. Что плохого он сделал? Ничего… Ну, посидели с другом, ну выпили, ну перебрали малость и все… Так и проходил Алексей весь день в задумчивости, ища себе какое-нибудь дело, чтобы мысли не путались. И хотя дел и на самом деле было невпроворот, мысли все равно путались. И только к вечеру голова прояснела, и тогда Алексей совсем неожиданно для себя решил: «Надо больше времени уделять дочери! Да, дочери!» И стал повторять про себя: «Буду больше времени уделять дочери!» И на душе веселее стало. И ноги уже сами понесли его домой. «Надо больше времени уделять дочери!» – повторял про себя Алексей от «Петушинки» до самого дома…
Настя еще не спала. Она сидела на ковре возле кроватки и играла в свои игрушки. Жена Ирина сидела возле нее. - «А симпатичная у меня жена, – подумал Алексей, входя в комнату, - а Настя вообще прелесть…»
- Где ты опять шлялся? – Ирина была явно не в духе.
- Как всегда, - миролюбиво ответил Алексей, - на судне…
- И чего вы там делаете, на этом судне, если судно у причала стоит? У тебя что, семьи нету?
- Есть семья, - Алексей тоже сел на ковер, - Настя, давай в куклы играть!
- Больше ничего не придумал?! – Ирина вскочила на ноги, подхватила Настю, - ребенку спать пора, а он «давай в куклы играть!» – Настя заплакала. Жена начала ходить с ней по комнате взад и вперед, качая на руках и бросая на Алексея презрительные взгляды.
- Завтра в море уходим! - Алексею вдруг невыносимо захотелось сочувствия и понимания, и чтобы его пожалели, поэтому он и сказал «завтра в море уходим!», - Вот сейчас жена поставит Настю в кроватку и бросится к нему на шею, и скажет: «Прости, я не знала…» – и сама заплачет. А Настя, наоборот, перестанет плакать. И все вернется: и покой, и радость, и любовь. И он будет помнить об этом весь рейс: о радости, покое и любви, которые ждут на берегу.
- Скатертью дорога! Или как там у вас говорят: семь футов под килем! – Вот так и сказала. И остановилась. И долгим изучающим взглядом посмотрела на Алексея, а потом:
- Иди, Настенька, спать… - и положила дочку в кроватку, и оперлась обеими руками о кроватку эту, и стояла так молча, не оборачиваясь.
- Прости меня… - тихо произнес Алексей.
- За что? За то, что с Веркой целовался?
- С какой Веркой? – тревожная мысль, весь день пытавшаяся вырваться наружу, снова зашевелилась в голове Алексея, - С какой Веркой? – Алексей вскочил с ковра: вспомнил! Он все вспомнил! И сердце защемило. Но подавил в себе волнение:
- А зачем сюда Витька Морозов приходил? – спросил спокойно, вернее, стараясь быть спокойным, как если бы спрашивал о чем-то совсем обыденном, например: а зачем сегодня такой мороз? Но вопрос этот оказался сильнее слов его «завтра в море уходим!» – Обернулась Ирина, глазами злющими, полными презрения и ненависти посмотрела на Алексея и прошипела:
- А он сюда не приходил! Слышишь?! Не приходил!!!
МОРЕ
У1
Сурово Баренцево море в осенне-зимний период. Собирает над головой своей черные тучи, дует студеными ветрами, несущими хлопья белого снега, гонит крутую волну с белой пеной. Черное и белое сливаются воедино, и нет между ними никакой разницы: черное для того, чтобы отчеркнуть белое, белое для того, чтобы замазать черное, а вместе – серое, серое, серое…
Группа судов, куда прибыл МБ-0017 «Сергей Макаревич» насчитывала более ста судов. В полярную ночь со стороны вся группа смотрится, как один большой город, расцвеченный белыми и разноцветными огнями. Огни постоянно перемещаются: суда ставят тралы, выбирают тралы, идут с тралами. Для неискушенного человека смотрящего со стороны, это похоже на хаус огней, где нет строгости и порядка, где все зависит от воли случая.
Михаил Дмитриевич, первый помощник капитана стоял на мостике и в иллюминатор смотрел на эту картину. И восторг, и тревога переполняли его сердце:
- Неужели мы будем здесь работать? - спросил он капитана, стоящего рядом и смотрящего в том же направлении.
- Не знаю, - уклончиво ответил Анатолий Адамович, - подъемы в группе не ахти какие, десять тонн за три часа траления, в результате чего после подъема большой процент рвани и лопанца, а такая рыба годится только на муку…
- И что же будем делать? – снова поинтересовался Михаил Дмитриевич.
- Свою рыбу искать надо! – твердо заявил Анатолий Адамович, - надо чтобы траление было не больше часа, а подъемы бы при этом составляли двадцать и более тонн!
- И тогда не будет рвани и лопанца? – поинтересовался первый помощник.
- Обязательно будет! – заверил Анатолий Адамович, - Но когда двадцать и более – это другое дело!
- И где же мы ее будем искать?
- Там! – твердо выпалил капитан и указал в неопределенном направлении, - Вот туда и пойдем! – снова подтвердил он, отвечая уже каким-то своим мыслям, а потом, повернувшись к Леве, стоящему на вахте, добавил, - Уходим от группы на север! Если обнаружите косяки, немедленно докладывать мне!
В ноль часов Алексей сменил Леву. Судно шло на север. Группа уже осталась позади. Динамик «Рейда» бесперебойно трещал, докладывая всем, кто слышит о новых подъемах и уловах.
Между тем самописец эхолота все реже и бледнее прожигал бумагу: судно все дальше уходило от косяков.
- Что я говорил! – Лева, уже сдавший вахту, теперь смотрел в корму на удаляющиеся огни судов, - Боится наш кэп группы! Свою рыбу искать будем! – передразнил он капитана, - А разве это наше дело рыбу искать? Наше дело ловить! А ищет пусть «Севрыбпромразведка», у них здесь аж три парохода!
- Наверное - уклончиво ответил Алексей, - Пусть ищут!
- Ну-ну! – подытожил Лева, - Пусть ищут! – но с мостика уходить он явно не собирался, - Спать что-то не хочется, - объяснил Лева.
- А я бы еще поспал, стоянка совсем вымотала, - вставил Алексей, зевая и не отрывая взгляда от самописца. Подошел Лева и тоже посмотрел на самописец:
- Да! – снова констатировал он, - Денег мы здесь не заработаем!
Плакала моя квартира!
- Какая квартира? – не понял Алексей.
- Моя квартира! Кооперативная! Осталось внести последний взнос…
- Молодец! – похвалил Алексей, - А у меня на квартиру денег вообще никогда не было…
- Куда ж ты их девал?
- Не знаю даже, - Алексей на секунду задумался, припоминая, куда девал, но ничего не вспомнил, - Я оставляю доверенность на получение зарплаты жене, а когда с моря прихожу, денег уже и нет…
- Не ты один такой… - Лева явно хотел добавить еще одно слово, объясняющее, какой такой, но передумал, а добавил, - Поэтому я и не женюсь!
На мостик поднялся заспанный Хасан сменить рулевого Чижика.
- Почти вовремя! – сделал ему замечание Алексей.
- Всего на пять минут опоздал, отработаю, - Хасан это сказал, больше обращаясь к Чижику, - или сгущенкой отдам…
- Я тебе дам сгущенкой! – рыкнул второй помощник. Но артельный, дождавшись, когда Чижик уйдет, тут же перевел тему:
- Видел, - спросил он Алексея, - какую нам бабу прислали? – На Леву Хасан не обращал внимания.
- Какую имеешь в виду? – не понял Алексей, - нам их четыре прислали. Или бабка Вера не в счет?
- Какая бабка Вера? Прачка что ли? Нет, я имею в виду Вику…
- И что? – снова не понял Алесей.
- Ну, классная телка, скажи?!
- Не знаю, - уклончиво ответил 2 помощник, - по-моему, обыкновенная.
- Не скажи! – и Хасан задумался о своем.
- Ты что же, выходит один живешь? – это Алексей снова обратился к Леве.
- Есть у меня подруга, Люба, пока у нее живу. Пока! – Лева сделал ударение на последнем слове.
- Не нравится, что ли?
- Нравится, не нравится, это все ерунда! – в глазах третьего помощника блеснула злая искорка, - Уже три года живу, привык. У нее своя комната в трехкомнатной квартире. Еще курсантом познакомился. Вроде, сначала любовь была, а теперь… требует расписаться… Перед рейсом поставила в известность, что беременна. Я ей говорю, вот квартиру построю…
- Да! – согласился Алексей, - тебе квартира позарез нужна!
- Ты меня не понял, - усмехнулся Лева, - построю квартиру и пошлю ее куда подальше! Курсантская любовь кончилась.
- А как же ребенок? – желание спать с Алексея, как ветром сдуло.
- Пусть аборт делает, дура! Я ей так и сказал! – теперь Лева говорил, не скрывая злости на ту далекую неизвестную Алексею Любу. И даже холодом повеяло от слов этих. И желание продолжать этот разговор улетучилось. Алексей отошел от самописца и подошел к кормовым иллюминаторам рубки, посмотрел на удаляющиеся огни группы, потом на промысловую палубу, где рядышком лежали два пелагических трала, полностью вооруженные, готовые в любую минуту ринуться в воду, разинуть пятидесятиметровые пасти, раскинуть стовосьмидесятиметровые крылья и глотать, глотать в свое безмерное нутро мойву…
- Ладно, пошел спать! – крикнул Лева. Алексей ничего не ответил.
- Вот, такая она, жизнь! – промяукал Хасан, широко зевая и улыбаясь каким-то своим мыслям.
В четыре утра Алексея сменил Виктор Викторович и Гриша, они почти одновременно поднялись на мостик и сразу подошли к самописцу.
- Что, - спросил старпом, - ушли от группы?
- Ушли! – доложил Алексей.
- Да-а… - вздохнул Виктор Викторович и Гриша поддержал старпома тяжким вздохом:
- Что будем делать? – спросил четвертый помощник обреченно.
- Ставь чайник! Будем чай пить! – бодро ответил старпом.
В восемь утра Капитан Анатолий Адамович поднялся на мостик, посмотрел на самописец и дал новое распоряжение:
- Поворачиваем на запад! Идем пятьдесят миль, смотрим! Потом, если ничего не найдем, поворачиваем на восток и идем сто миль! – И ушел. В восемь утра капитан, первый помощник Михаил Дмитриевич и начальник радиостанции Лев Ноевич мирно сидели в радиорубке и молча смотрели друг на друга. В восемь утра начинался утренний совет капитанов, на котором все капитаны докладывали начальнику промрайона о своих победах и проблемах. Начальник промрайона Александр Александрович, старейший работник «Мурманрыбпрома, бывший капитан, расположивший свой штаб на большом морозильном рыболовном траулере-мукомоле «Пассат» принимал эти доклады, давал советы, обещал помочь, короче – руководил. Анатолий Адамович слушал все доклады внимательно, не пропуская ни слова. И из этих докладов он сделал вывод, что подъемы в группе уменьшились, время траления увеличилось, все больше стало рвани и лопанца, что три судна «Севрыбпромразведки» разбежались в разные стороны в поисках ушедших косяков мойвы. И это его радовало. Последним докладывал он сам.
- А я думаю, куда ты пропал?! – протрещал динамиком начальник промрайона, - Это ведь не твое дело рыбу искать! Тебе план давать надо!
- Я тут чуток еще посмотрю, и если ничего не найду, вернусь в группу! – заверил Анатолий Адамович.
- Я не смогу тебе дать поисковых! – протрещал снова Сан Саныч и добавил, - Если за сутки не найдешь…
- Обойдусь! – пообещал капитан, - Или найду!
На этом совет завершился. Михаил Дмитриевич, для которого все было в первый раз, после совета увязался в каюту за Анатолием Адамовичем.
- Что такое, «не смогу дать поисковые»? – первым делом спросил он.
- Все очень просто, - капитан примостился в кресло за столом, а первому помощнику кивком головы предложил сесть напротив, - Все очень просто. У нас по плану суточный вылов составляет восемьдесят тонн мойвы, из которых сорок тонн должны быть заморожены, так сказать, готовая продукция, а остальные сорок тонн должны пойти на муку. Понял?
- Пока понял, - кивнул Михаил Дмитриевич.
- Но при сегодняшней рыбалке это почти нереально. Согласен?
- Согласен! – кивнул первый помощник.
- Поисковые сняли бы с нас суточный план, оставляя стопроцентную зарплату экипажу. То есть в деньгах мы бы ничего не потеряли.
- Здорово! – Одобрил Михаил Дмитриевич, - Но ты ведь отказался?
- От этого только дурак может отказаться! – не согласился Анатолий Адамович.
- Но я ведь слышал…
- Ты слышал ничего не значащие слова, а наше дело не говорить, а действовать! – поучительно отчеканил капитан. Над начальником промрайона есть Главк «Севрыба», а там, думаю, посмотрят иначе.
- О! – восхищенно проворковал первый помощник, - Это по-нашему!
Анатолий Адамович открыл нижний ящик стола, вытащил оттуда общую тетрадь, довольно потрепанную, и бросил ее на стол:
- Здесь мои записи по промысловой обстановке за последние десять лет! - с победным видом произнес он, - Здесь и есть наша мойва!
- О! – еще раз восхищенно произнес Михаил Дмитриевич. А капитан перевел разговор в другое русло:
- Значит, ты служил в особом отделе?
- Заместителем начальника особого отдела летного полка! – доложил первый помощник, - Отправлен на пенсию…
- Нам такие люди нужны! – заверил Анатолий Адамович, - А на пенсии пусть сидят пенсионеры! – и он весело засмеялся. И Михаил Дмитриевич поддержал смех, но как-то натянуто и настороженно.
- Давай, разворачивай свою агентурную сеть! Собирай собрания коммунистов, комсомольцев, профсоюзников! Мобилизуй людей на беспрекословное подчинение интересам Родины, на выполнение рейсового плана и на все остальное! Действуй, мой первый помощник!
- Будет исполнено! – отчеканил Михаил Дмитриевич, встав с кресла и вытянувшись по стойке смирно.
У11.
Сменившись с вахты, старпом проследовал в кают-компанию на завтрак. Нет, есть не хотелось, но завтрак есть завтрак, а кают-компания, это место где собирается командный состав и иногда о чем-нибудь разговаривает от нечего делать, просто сидя за столом и прихлебывая чай. И сейчас в кают-компании сидели трое: начальник радиостанции Лев Ноевич, старший механик Петр Афанасьевич и четвертый помощник Гриша. Все ели молча, думая о чем-то о своем. Виктор Викторович бухнулся на свое место и просто так стал крутить головой по сторонам, ни о чем не думая. И вдруг его взгляд застыл и принял осмысленное выражение. Цветы! Да, в кают-компании появились бумажные цветы, которые выглядывали из двух графинов, укрепленных в штатных местах на переборках. Раньше он их не видел, их просто не было. «Откуда они здесь?» - мелькнуло в голове Виктора Викторовича, и в этот момент из буфетной вышла Светлана Игоревна, новая буфетчица, и сразу подошла к нему.
- Яичницу есть будете? – мягко спросила она.
- …, - старпому хотелось сказать, что он сыт, просто попьет чаю, но голова сама качнулась в утвердительном ответе, а губы промолвили «Да!». – Буфетчица повернулась и снова пошла в буфетную. А Виктор Викторович посмотрел ей вслед, не отрывая взгляда.
- Я думал ты на ней взглядом дыру протрешь! – хихикнул Лев Ноевич, когда Светлана Игоревна скрылась за дверью, - Я на этом судне можно сказать старожил, давно с Адамовичем хожу, много буфетчиц повидал, а такое чудо в перьях вижу в первый раз! – констатировал Лев Ноевич. «Чудо в перьях? - мелькнуло в голове старпома, - А, может, просто чудо? При чем здесь перья?» - На Светлане Игоревне был очень красивый костюм и красивые туфли, как заметил старпом, и весь вид ее был такой праздничный, что ему показалось, что она излучала свет. И цветы! Вот кто принес и поставил цветы!
Снова появилась буфетчица и поставила перед старпомом тарелку с яичницей:
- Приятного аппетита! – так же мягко сказала она, - На что Виктор Викторович снова кивнул и снова ответил «Да!», продолжая рассматривать Светлану Игоревну, широко распахнув глаза и не отрывая взгляда от ее голубых глаз, которые, как теперь казалось старпому, излучали тепло и доброту. Но и буфетчица продолжала стоять около Виктора Викторовича:
- Виктор Викторович! – наконец после короткой паузы, видимо на что-то решившись, сказала она, - У меня есть вопрос, можно? – И снова старпом кивнул и сказал «Да!», готовый немедленно решить любую проблему, возникшую у новой буфетчице.
- А можно здесь в кают-компании повесить картину?
- Картину? – Виктор Викторович ожидал любого вопроса и на любой вопрос, как человек много лет проходивший в море, мог дать правильный ответ, но такого вопроса он не ожидал, а потому еще шире распахнул глаза.
- Ну да, картину! Очень красивая!
- А что на ней изображено? – уже встрял Лев Ноевич, который давно позавтракал, но уходить никуда явно не собирался.
- Кошки! – ответила буфетчица и улыбнулась. И улыбка у нее была такая детская и приятная!
- Кошки?! – Петр Афанасьевич чуть не подавился, - Почему кошки?!
- Они красивые и всем будут напоминать о доме! – ответила Светлана Игоревна, повернувшись к старшему механику, продолжая улыбаться. И встретившись с ее взглядом, Петр Афанасьевич как-то стушевался, опустил взгляд в тарелку и пробормотал:
- Я ничего, я просто спросил… Просто мне больше нравятся собаки!
- А у меня есть и собаки, и эту картину тоже можно повесить!
- А крокодилов нет? – заржал Лев Ноевич и обвел всех бодрым взглядом, мол, смешно пошутил. Но на него даже никто не взглянул. А у старпома дрогнуло сердце, так как Светлана Игоревна перестала улыбаться.
- Ну, - сказал Петр Афанасьевич, - если и кошки, и собаки, тогда хорошо!
- Да! – поддержал Виктор Викторович, - Хорошо! Вы их принесите, а я скажу боцману, чтобы повесил.
- Спасибо! – буфетчица снова улыбнулась и снова скрылась в буфетной.
- Все-таки собаки надежней! – снова заговорил Афанасьевич, - Вот у меня был Альфуня… - Но его перебил Лев Ноевич:
- Да что собаки! Для нас, моряков, главные животные – волки!
- Это почему же? – не понял старпом.
- Да потому, что мы сами – волки! В смысле, морские волки! – И Лев Ноевич снова засмеялся, так как ему показалось, что этот главный довод был неотразим.
- Ошибаешься! – парировал стармех, - Морских волков придумали англичане!
- И что с того?! – не понял Лев Ноевич.
- А то с того! Ты знаешь, как на английском языке называются морские волки? – старший механик отодвинул от себя тарелку и теперь с победным видом глядел на начальника радиостанции.
- И как?
- See dogs! Понял?!
- И что с того?! – Лев Ноевич ничего не понял.
- А ты переведи то, что я сказал! Переведи дословно!
- See, - это море, - зашевелил губами начальник радиостанции, вспоминая английские слова, - а dogs, это… – собаки?!
- Вот это да! – проговорил изумленный Гриша, который до этого молчал, внимательно следя за беседой старших, - Выходит, мы – морские собаки?
- То-то! – победно и громко провозгласил Петр Афанасьевич, - А вообще, время покажет, кто мы есть на самом деле! - и встал из-за стола. И все тоже встали, так как поняли, что на сем разговор закончен.
В это же утро Михаил Дмитриевич решил активно поработать с личным составом. Он уже знал, что судовой ролью на судне ведает четвертый помощник капитана, а потому с него решил и начать. Первый помощник позвонил на мостик и приказал, поднявшему трубку Леве:
- Вызовите ко мне четвертого помощника капитана с судовой ролью!
После того, как над всем судном по громкой трансляции прогремело это объявление, четвертый помощник капитана Гриша Орлов предстал перед первым помощником.
- Григорий Орлов! Имя-то какое знатное! – сказал Михаил Дмитриевич, расплываясь в радушной улыбке, - Не родственники будете?
- Что вы… шутите… я – рабоче-крестьянского происхождения, - Ответил четвертый, слегка покраснев.
- Это радует! – Михаил Дмитриевич стер улыбку с лица, - У нас и партия рабоче-крестьянская. Живем по завету Ленина. Честно. Просто. Образцово. Не так ли? – Теперь Михаил Дмитриевич насквозь прожигал глазами Гришу Орлова.
- Все именно так! – отрапортовал четвертый, - Я вам роль принес, как было объявлено, - И он протянул роль, - Могу быть свободным?
Михаил Дмитриевич взял роль и положил перед собой:
- А что? Торопитесь? Я думал, поговорим чуть-чуть, познакомимся. Я ведь людей своих должен знать? Должен?
- Должны… - согласился Гриша.
- Тогда присаживайся! – разрешил первый помощник и когда Гриша сел на противоположный стул, Михаил Дмитриевич пододвинул к краю стола пепельницу, - Кури, если хочешь…
- Не курю!
- Я тоже. Здоровье надо беречь. Так вот, продолжая начатую тему при полном согласии и взаимопонимании… - первый помощник сделал паузу и дождался, когда Гриша кивнет головой, подтверждающей согласие и взаимопонимание, продолжил – Вы мне должны помочь! – Михаил Дмитриевич молниеносно переходил с «вы» на «ты» и наоборот, ведомый внутренним чутьем, - Согласен?
- Согласен! – согласился четвертый помощник, - Все, что надо, сделаю!
- Молодец! – похвалил первый помощник, - А надо мне знать, что происходит в экипаже. Кто чем недоволен. Кто самогон гонит. Кто на правительство ропщет. Кто слаб до женского полу. Кто ворует. И что ворует. Короче, все! Понял? – Теперь глаза Михаила Дмитриевича излучали леденящий холод.
- Понял! – Гриша все понял и потому почувствовал себя и самогонщиком, и диссидентом, и бабником, и вором одновременно, так ему стало не по себе, - Только не смогу я… - добавил он приподнимаясь со стула с виноватым видом.
- Сможешь! – рявкнул первый помощник, - Еще как сможешь! Это проще, чем спать на вахте в порту, когда приходят проверяющие. Это совсем легко, когда вспомнишь, что все под партией ходим и только она одна решает, кто есть достойный, а кто есть враг! Это она одна решает, кому дать допуск на суда загранплавания, а кому закрыть! Ого-го, как сможешь! И о нашем разговоре – ни кому! – и Михаил Дмитриевич стукнул кулаком по столу, что означало не иначе, как договор завершен и печать на договор поставлена.
Гурий Федорович получил от старпома приказание повесить картины в кают-компании. «Нет проблем! Повесим!» - ответил боцман и пошел в свою каюту. Первым делом он открыл рундук и погладил свое хозяйство – три ящика водки стояли один над другим, олицетворяя собой морское богатство и достаток. Довольный увиденным, боцман похлопал рукой начатый верхний ящик, выхватил оттуда очередную бутылку и захлопнул рундук. Снял с переборки двухсотграммовый стакан, закрепленный там на штатном месте, налил его до верху и опорожнив одним махом, снова поставил на место. Довольно крякнув, открыл ящик стола, взял оттуда очищенную луковицу, принесенную с камбуза, разрубил ее пополам шкерочным ножом и одну половину засунул в рот, а вторую вернул на место. «Порядок!» - вслух произнес боцман и пошел в кают-кампанию вешать картины, прихватив по дороге ручную дрель, отвертку и горсть шурупов. Навстречу ему попалась официантка Вика, закончившая убирать салон после завтрака и спешащая в свою каюту. Гурий Федорович перегородил рукой узкий коридор, нарисовав на лице радостную улыбку:
- Куда летишь, красавица? – выдыхая на нее запах свежего лука и водки. Вика остановилась и посмотрела на боцмана злобно и испуганно.
- Водку не пью и шашней не завожу! – отчеканила она заученную фразу.
- Это ты то?! – не поверил Гурий Федорович, - Да я людей насквозь вижу! Да ты самая последняя (матерное слово) на флоте!
- Скажу старпому! – пробормотала официантка, отступая на шаг назад.
- Скажи! Пожалуйся! А я тебя потом буду весь рейс по переборке размазывать!
- Ладно, пустите! – сказала Вика, но уже другим тоном, даже пытаясь изобразить улыбку.
- Другое дело! – самодовольно улыбнулся боцман, - Беги, коза драная! – и убрал руку с переборки. И когда официантка прошмыгнула мимо него, успел своей лапой шлепнуть ее по заду. После чего, уверенный и ободренный, проследовал в кают-кампанию.
Это были не картины. Это были небольшие репродукции картин. Они лежали на столе. Светлана Игоревна намывала палубу кают-компании, мурлыча под нос какую-то песню. Гурий Федорович перешагнул комингс, ступив на мокрый пол:
- Привет, красавица! – громко поприветствовал он буфетчицу, на что та резко выпрямилась и обернулась.
- Разве можно так людей пугать? – с укором спросила Светлана Игоревна. Боцман громко заржал, он был доволен, - Эти что ли картинки вешать надо? – Спросил деловито Гурий Федорович, прошлепав по мокрому полу к столу.
- Эти! – подтвердила буфетчица, - Но прежде, Гурий Федорович, я бы попросила вас переобуться! У нас в кают-компанию в кирзовых сапогах не ходят.
Боцман посмотрел на свои сапоги, потом на Светлану Игоревну и замер, ища подходящего ответа. Наконец нашел:
- У кого это «у нас»? – спросил он грозно, бухая на стол дрель, отвертку и горсть шурупов, - Кто здесь вообще главный?! Может ты, курица ощипанная? Да я тебя… - но он не договорил, буфетчица перебила его:
- Все оставьте и можете быть свободны, я сама все повешу!
- Что?! – заорал Гурий Федорович и его глаза налились кровью, -
Да я тебя по переборке размажу! Не боишься?! Или старпому побежишь жаловаться?!
- Не боюсь. И не побегу! – совершенно спокойно ответила Светлана Игоревна. Боцман зверски посмотрел в ее голубые глаза, но страху там не увидел. На какую-то минуту он задумался, продолжая буравить буфетчицу взглядом, соображая, что предпринять. Потом, сообразив, прочертил подошвой сапога по линолеуму жирную черную черту, и со словами: «Жди! Я вернусь!», вышел из кают-компании.
Гурий Федорович направился в каморку, прозванную матросами «хоревкой», где обычно они сами и сидели, пили чай или брагу, ели струганину или балык, разговаривали или бранились. И теперь там находились трое, которые от нечего делать играли в карты.
- Боб, Феликс и Чума! – скомандовал боцман, - За мной!
- А в чем дело?! – за всех ответил Боб, - Мы свою работу сделали…
- Тем более! – сурово сказал Гурий Федорович, - Настало время потехи!
- А похмелиться нальешь? – с надеждой спросил Феликс.
- Может, и налью… - обнадежил боцман.
- Тогда пошли! – сказал Чума.
Гурий Федорович привел матросов в коридор, в который был выход из кают-компании:
- Сейчас увидите цирк! – сказал он им, - только стойте чуть подальше и не мешайтесь и не вмешивайтесь, что бы не увидели и не услышали. Я вам покажу, как надо правильно обращаться с женщинами и научу вас, как надо вести себя так, что бы они не смогли вам отказать ни при каких обстоятельствах.
Матросы заняли позицию в дальнем конце коридора, делая вид, что изучают аварийное расписание, висевшее на переборке. Сам Гурий Федорович занял позицию в коридоре ближе к кают-компании, в том самом месте, где до этого напугал Вику. Ждать пришлось долго. Пока буфетчица домыла пол, пока повесила на переборку картины. Матросы уже собрались было уходить, но тут появилась она…
- Стоять! – скомандовал боцман и звериной лапой перегородил узкое пространство коридора. Буфетчица спокойно остановилась и голубыми глазками взглянула в колючие глаза Гурия Федоровича.
- Стоять, - повторил боцман, уже спокойней, - Сейчас я проверю твою профессиональную подготовку. Не возражаешь?
- Уберите руку, пожалуйста! – еще более спокойно ответила Светлана Игоревна. На том конце коридора хихикнули, отчего глаза боцмана снова налились кровью. И в этот момент он и впрямь стал похож на черта, с того конца коридора матросам показалось, что на голове у боцмана появились рога, а кирзовые сапоги приняли очертания копыт, и даже хвост появился, которым боцман яростно замахал.
- А ты знаешь, кто на судне для тебя самый главный?! Ты знаешь, кому ты должна в первую очередь подчиняться?! Мне! – выдохнул Гурий Федорович порцию перегара с лучным привкусом, - Иначе, сука… - боцман замахнулся и…
Никто из матросов ничего не заметил. Ну, ничего такого, что бы заставило боцмана глухо ойкнуть, отступить на шаг назад, навалиться всей спиной на переборку и медленно начать сползать по ней на палубу, широко открыв рот и жадно хватая им воздух. Матросы только поняли, что что-то случилось и первым желанием было броситься к Гурию Федоровичу на помощь, в которой он явно нуждался, но матросы не забыли и о том наставлении, полученном перед этим «не мешаться и не вмешиваться». «А, может, вот в этом и состоит цирк?», - подумали они.
- А классно он изображает умирающего лебедя! - бухнул Боб.
- Правдоподобно! – поддержал Феликс.
- На жалость давит! – согласился Чума.
Между тем, Светлана Игоревна перешагнула через боцмана, уже приземлившегося пятой точкой на палубу, и спокойно пошла в свою каюту. Прошла минута, а Гурий Федорович все продолжал сидеть, теперь жадно дыша и мотая головой. Матросы переглянулись и бросились к боцману.
- Все! – заворковали они, - Цирк кончился, она ушла! – На что боцман обвел всех мутным взором и прошептал:
- Если кому-нибудь расскажете, убью!!! – Это было сказано таким шепотом, что матросы поверили.
Как только за Гришей закрылась дверь, в каюту первого помощника робко постучали.
- Входи! – крикнул Михаил Дмитриевич, - Кто там?!
Вошел пузатый человек с глазами протухшего окуня.
- О! – первый помощник выразил неподдельную радость, - Заходи, заходи, Захар Петрович! Заходи, дорогой консервный мастер!
Захар Петрович даже растерялся, не зная как реагировать на такую встречу.
- А ты не стесняйся, садись! – продолжал демонстрировать радушие и гостеприимность Михаил Дмитриевич.
- Я по делу… - наконец промолвил консервный мастер, когда приземлился на стул.
- Ну вот! – сделал обиженное выражение лица первый помощник, - Опять по делу! А что, просто так, чайку попить, по душам поговорить, разве ко мне и зайти нельзя? – И сузил хитрые глазки-буравчики и слушать приготовился.
- Хотя, может, и просто так зашел, дело ведь такое, небольшое…
- Ну, говори, говори свое дело… - Михаил Дмитриевич вдруг стал деловым и серьезным.
- Да-а… - протянул Захар Петрович, теперь уже не зная, как начать, - да-а… Короче говоря, - наконец решился он, - мы ведь продукты на рейс получили…
- Так, так! – теперь первый помощник был весь во внимании.
- Получили, - консервный мастер приобрел уверенности, - Между прочим, получили бочку соленой селедки…
- Ну, ну! – нетерпеливо поторопил Михаил Дмитриевич.
- А почему, я спрашиваю, второй помощник Котов, эту селедку вчера на обед не дал?
- Почему? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Вчера не дал и сегодня не планирует давать, я у поваров спрашивал…
- Так почему?! – первый помощник напрягся, жила вздулась на лбу.
- Не знаю! – сокрушенно выдохнул Захар Петрович и развел в сторону руками, - Не знаю!
- Так! – подвел черту Михаил Дмитриевич, полностью потеряв интерес к начатому разговору. Возникла минутная пауза. Теперь первый помощник соображал, как выйти из затянувшегося молчания.
- Значит, так! – наконец проговорил он, - Спасибо за сигнал! С селедкой я разберусь. А ты мне вот что лучше скажи: ты консервы умеешь делать?
- Как?! – прошептал испуганный Захар Петрович, - Я же их всю жизнь делаю!
- Всю жизнь? – и в интонации Михаила Дмитриевича консервный мастер услышал столько сомнения, что еще больше испугался.
- Почти… - еще тише прошептал он и побледнел.
- А печень трески делать умеешь?
- Умею! – обрадовался Захар Петрович.
- Ужас, как люблю печень трески! – мечтательно произнес первый помощник и погладил себя по животу, - Сделаешь?! – наклонился он ближе к консервному мастеру, протыкая того взглядом насквозь, отчего Захар Петрович снова побледнел:
- А из чего? – снова спросил он шепотом.
- Как из чего? – снова не понял Михаил Дмитриевич, - Печень трески в банках, я думал, делается из печени трески? Или нет?! – теперь в его голосе точно появилось сомнение.
- Так-то оно так! – согласился консервный мастер, - А где взять печень трески?!
- Поймаем! – заверил первый помощник. Но Захар Петрович сокрушенно покачал головой и выразил крайнюю неуверенность:
- Треска, - сказал он, - рыба придонная, то есть плавает около грунта, ее, в основном, ловят донным тралом, а мойва – рыба пелагическая, то есть плавает в средних слоях воды, ее ловят пелагическими тралами… То есть трудно нам будет поймать треску…
- Значит, шансов нет? – разочарованно проговорил Михаил Дмитриевич.
- Шанс всегда есть! – философски заметил Захар Петрович, - Например, если мойва расположится ближе к грунту, и трал будет идти недалеко от него, то и треска может попасться…
- Другое дело! – обрадовался первый помощник, - А теперь ты мне скажи: чего ты больше всего любишь? – и он как бы доверительно наклонился вперед, располагая консервного мастера к чистосердечному признанию.
- Я сыр люблю! И селедку! – мечтательно произнес Захар Петрович и радостно улыбнулся.
Судно уже прошло пятьдесят миль на запад, а теперь шло на восток, но показаний мойвы все не было. Лева Сметанин на этот раз по быстрому сдал вахту, он явно куда-то торопился. Алексей встал у самописца и мысленно стал повторять: «Ну, давай, давай же!» - Но это не помогало. Пару раз на вахту прибегал Анатолий Адамович, так же молча подходил к самописцу, смотрел и убегал. Один раз в начале вахты поднялся и Михаил Дмитриевич, тоже подошел к самописцу:
- Что вы здесь смотрите? – мягко спросил он.
- Если появятся косяки рыбы, то здесь, - И Алексей показал на бумагу самописца, - будут рисоваться серые или черные полосы, вот эти полосы и будут рыбой, расположенной под нами!
- Ясно! – сказал первый помощник, - А вы, что же на собрания не пойдете?
- Какие собрания?
- Вот и объявите: всему личному составу собраться в салоне команды на профсоюзное собрание! А потом я попрошу вас объявить комсомольское собрание и потом – партийное.
- Хорошо! – ответил Алексей, - Но с вахты я уйти не могу!
- Это понятно… - И Михаил Дмитриевич ушел с мостика.
На профсоюзном собрании председательствовал сам Михаил Дмитриевич. Капитан Анатолий Адамович сидел рядом. Избрать надо было Председателя судового комитета, членов судкома, Председателя Ревизионной комиссии и ее членов.
- Какие будут предложения? – спросил первый помощник у собравшегося народа. Но народ молчал. Народ, состоящий в основной массе своей из матросов и мотористов, не отошел еще от береговой пьянки, хотя запасы водки уже закончились. Не до собраний. Капитан чиркнул авторучкой маленькую записку и передал ее Михаилу Дмитриевичу. Тот беглым взглядом прошелся по ней:
- Тогда есть предложение избрать Председателем судового комитета рефмеханика Бойко Бориса Иосифовича! Есть возражение? Возражений нет! Принято единогласно!
- Кого предлагаете на Председателя ревизионной комиссии? – и первый помощник посмотрел на капитана, но тот молчал, вертя в руках авторучку. Тогда Михаил Дмитриевич посмотрел на народ, - Чего молчите? – спросил он в нетерпении. И в этот момент в зале поднялась рука.
- Предлагайте, Захар Петрович! – разрешил первый помощник консервному мастеру. Захар Петрович вышел на середину.
- Я не по поводу кандидатуры, - начал он, - Вот я хочу сказать, что мы получили на судно селедку в бочке, но народ, - и он обвел рукой сидящий напротив народ, - ее еще не видел!
- Правильно! – закричали в народе, - Мы селедки еще не видели! И луку надо на столы к обеду давать и чесноку! Правильно! Вот его и назначайте председателем! Он дело говорит!
Захара Петровича и выбрали. На следующем собрании секретарем комсомольской организации Михаил Дмитриевич предложил третьего помощника Леву Сметанина, за которого комсомольцы и проголосовали, а секретарем партийной организации уже на следующем собрании избрали начальника радиостанции Вайсмана Льва Ноевича. Началась общественная жизнь.
У111.
Боцман Гурий Федорович на собрание не пошел. Он лежал на койке, заложив руки за голову, и думал. Сначала он думал о том, что - как такая пигалица смогла уложить его одним ударом в солнечное сплетение? «Случайность!» - решил он, а потом вспомнил свои же слова, сказанные Котову еще на берегу о том, что случайностей не бывает, потому что их просто нет. «Значит, - решил боцман, - все правильно!» Злости на буфетчицу он не испытывал, и чувство обиды в нем не было. И все же, какое-то огромное чувство поднималось со дна его сознания и не давало покоя. Он стал вспоминать, как после службы на Северном флоте, пришел в «Мурмансельдь», как первый раз пошел в море, как женился, как у него родился сын, а потом дочь. Все эти картины плыли одна за другой и последней картиной были собаки, которых он кормил, сидя на причале возле трапа. Это были бездомные собаки, какие-то помятые и худые и их ему было жалко. И теперь он понял, что это было за чувство, поднявшееся из глубины и не дающее теперь покоя. Чувство вины! За все! За всех! И за себя тоже. Пару раз Гурий Федорович срывался с кровати, подходил к рундуку и распахивал его. Но тут же захлопывал и снова ложился. И снова думал…
Один раз в каюту постучали. Это был Феликс.
- Гурий, - робко попросил он, - Ты обещал дать похмелиться…
Боцман сел на кровати и долгим изучающим взглядом стал буравить матроса:
- Дать?! – наконец проговорил он сквозь зубы, Так говоришь: дать?!
От этого взгляда и интонации Феликс окончательно стушевался:
- Ну, продай хотя бы…
Когда Алексей сменился с вахты, возле каюты его уже поджидала целая делегация, в состав которой входили вновь избранные Борис Иосифович, Захар Петрович, Лев Ноевич и Лева Сметанин.
- Можно к вам? – ласково спросил Захар Петрович.
- Заходите! – ответил Алексей, - Что привело ко мне столь почтенную публику, - Алексей хотел пошутить, но лица представителей народа вдруг стали суровыми.
- Мы, - за всех ответил консервный мастер, - хотели бы проверить по накладным полученные на судно продукты!
- А в чем дело? – не понял Алексей, - Что-то случилось?
- Пока ничего не случилось, - заверил Захар Петрович, - но это, как бы наша обязанность…
- Ясно! – сказал Алексей, - Проверяйте!
- Возьмите накладные и давайте спустимся в провизионки! – предложил Лев Ноевич. Второй помощник взял накладные, и все проследовали в провизионные кладовые.
- Сегодня проверим мясную! – сообщил всем Захар Петрович, беря из рук Алексея накладные, - Я буду называть продукт, а вы его ставьте на весы! – скомандовал он. Сначала Алексею показалось, что все это какая-то глупая шутка, но лица делегации были сосредоточены и суровы. Особенно усердствовали двое: Захар Петрович и Лева.
- Колбаса копченая! – объявлял Захар Петрович, - Сто килограмм! – Колбасу копченую в четырех ящиках поставили на весы. Оказалось девяносто пять килограмм.
- Странно, - улыбнулся консервный мастер, - очень странно, потому что копченую колбасу на стол еще не давали! Как так может быть?
- Не знаю… - Алексею это тоже показалось странным.
- Вы при получении продуктов колбасу взвешивали? – спросил Лев Ноевич.
- А как же! – Загорячился второй помощник, - Только взвешивали не мы, а кладовщица! Давайте сюда позовем артельного! – предложил Алексей, который сам за ним и сбегал пока комиссия накладывала на весы свинину.
- Все взвешивали! – подтвердил Хасан, - А что случилось?
- Пока ничего! Если не считать, что копченой колбасы уже не достает пять килограмм.
- Так она же усыхает! – заверил артельный, - Посмотрите на нее, какая она сморщенная! Это на ящике написано пятьдесят килограмм, а на самом деле там ее меньше! А весы кладовщицы могут врать! – Хасан говорил, как опытный артельный, - Давайте взвешивать каждый ящик в отдельности! Если кто-то брал колбасу, то брали из одного ящика, а не изо всех! Так?!
- Так! – за всех ответил до этого молчавший рефмеханик Борис Иосифович. Сняли с весов свинину. Взвесили каждый ящик в отдельности. Оказалось, что во всех ящиках не хватает почти одинаковое число килограмм.
- Что я говорил! – поднял вверх руку Хасан.
- Поехали дальше! – предложил Борис Иосифович, - Здесь холодно, еще простудимся!
- Ладно! – согласился Захар Петрович, - Это бестолковое дело, проверять продукты, которые усыхают, - и он недобро посмотрел на рефмеханика, - пойдемте считать апельсины! – Все перешли в кладовые сухофруктов.
- Начинайте считать! – приказал Захар Петрович.
- Зачем их считать? – удивился Хасан, - взвесьте, и все дела! Мы ведь их тоже на вес брали!
- Считайте! – снова приказал консервный мастер, не обращая внимание на реплику артельного. Алексей стоял молча и наблюдал, как Лева Сметанин переворачивал ящики с апельсинами, рассыпая их по палубе, а Лев Ноевич и Борис Иосифович складывали их туда обратно, яростно шевеля губами.
- Сколько? – наконец спросил Захар Петрович, когда был опрокинут и собран последний ящик.
- Девятьсот два! – доложил Лев Ноевич.
- Хорошо! – сказал консервный мастер, передавая накладные Алексею, - Теперь делите на восемьдесят шесть человек экипажа! – снова приказал он, - Это по сколько будет?
- По десять! – ответил Борис Иосифович.
- Но еще остаются сорок два! – добавил услужливый Лева, - А с ними что будем делать?
- Не знаю! – И Захар Петрович посмотрел на молчащего Алексея. Но тот продолжал молчать.
- Я предлагаю, - сказал Хасан, - поделить их между членами вашей комиссии, как людьми заботящимися о здоровье экипажа! А оставшихся два отдать первому помощнику, как человеку на судне новому, еще не привыкшему к суровой судовой пище! – Алексею захотелось захохотать, настолько нелепым и смешным показалось предложение Хасана, да и в самом предложении было столько иронии и неподдельного издевательства…
- Правильно! – согласился Захар Петрович, - Предложение артельного принимается! Делите оставшиеся апельсины!
Перед тем, как покинуть провизионные кладовые, комиссия пересчитала еще головки сыра, которых оказалось ровно десять, как и было указано в накладных.
- Мы будем проверять часто! – заверил Захар Петрович Алексея и Хасана, - И не забудьте о селедке!
В то время, как комиссия считала апельсины, Виктор Викторович и Гриша стояли на вахте. Оба молча смотрели в самописец. Судно уже прошло сто миль на восток, а теперь развернулось и снова шло на запад, но показаний мойвы так и не было. Гриша думал о первом помощнике, Виктор Викторович думал о буфетчице. Нет, он не влюбился в нее с первого взгляда, как о том пишут в романах, да она и не соответствовала тому внешнему образу, который в мечтах рисовал себе старпом до этого, но в ней было что-то такое, что притягивало его, а что, он сам себе не мог объяснить. Красота? Нет, ее нельзя назвать красивой, скорее, приятная, милая. Ее короткая стрижка без прически, худенькое сложение, какая здесь может быть красота? Глаза? Да, глаза голубые, но старпом никогда бы не сравнил их с двумя блюдцами или озерами. Улыбка? Да, пожалуй, улыбка. Детская и добрая. И вспомнив ее улыбку, он вдруг понял, чем притягивала она к себе его внимание. В ней не было фальши! Наверное, она по жизни очень надежный и домашний человек, - думал Виктор Викторович, - А почему домашний? Потому что она сказала, что кошки всем будут напоминать о доме. Значит, она человек домашний. Наверное, у нее есть большой дом, где живет много кошек…В это время Гришу мучила только одна мысль: рассказать Виктору Викторовичу о разговоре с помполитом или нет? Если я не расскажу, - рассуждал Гриша, - значит, я принял предложение Михаила Дмитриевича и теперь должен буду стучать на своих. Но на своих я стучать никогда не буду, и тогда первый помощник добьется, чтобы мне закрыли визу, и тога - прощай суда загранплавания!
- Что вздыхаешь? – спросил Виктор Викторович, наконец оторвавший глаза от самописца.
- О жизни думаю… - ответил Гриша.
- А почему так не весело думаешь? Я бы на твоем месте так не думал!
- А на своем месте почему так вздыхаете? – парировал четвертый помощник.
- А и вправду… давай чай пить! Ставь чайник! – Гриша подошел к столику, налил в чайник воды, воткнул вилку в розетку. Виктор Викторович отошел к кормовым иллюминаторам, стал разглядывать готовые к спуску тралы. Чайник уже вовсю кипел, а Гриша все думал: рассказать или не рассказать? Потом, очнувшись, выдернул вилку из розетки, всыпал в чайник маленькую пачку заварки, подошел к старпому:
- Виктор Викторович! – заговорил Гриша, - Мне надо вам кое-что рассказать…
- Рассказывай, - разрешил старпом, выходя из потока собственных мыслей, - Случилось что?
- Нет, - ответил четвертый помощник, - просто… просто.. а давайте чайку попьем! Все готово!
- Давай! – согласился старпом. Чай снова пили молча, пока, наконец, старпом не унюхал запах гари.
- Что-то горит, тебе не кажется? – И потянул носом воздух.
- Вроде… - согласился Гриша. Закрутили головами – что здесь может гореть?
- Самописец горит! – крикнул Гриша. Оба молниеносно подбежали к самописцу. От бумаги поднимался легкий дымок.
- Что это?! – снова закричал четвертый помощник.
- Это – мойва! – глаза старпома впились в самописец. Между тем, перо самописца прожигало бумагу почти насквозь.
- Много мойвы! - закричал обрадованный старпом, - Звони капитану!
Алексей сразу из провизионных кладовых зашел в каюту старшего механика. Петр Афанасьевич курил трубку и о чем-то разговаривал с доктором Потапычем. Второй помощник бухнулся в свободное кресло:
- Не помешаю? – устало спросил он.
- Да мы просто так о жизни балакаем, присоединяйся! – добродушно разрешил стармех.
- Вот я и говорю, Афанасьевич, - продолжал доктор, начатую, по-видимому, до этого тему, - что все люди талантливы, абсолютно все!
- Я не уверен в этом! – не соглашался старший механик, - Даже собаки и те не все поддаются дрессировки…
В каюту постучали. Дверь приоткрылась и в распахнутую щель просунулась голова Левы:
- Можно зайти?
- Заходи! – ответил Петр Афанасьевич.
- А я Алексея ищу! – сказал третий помощник, как бы извиняясь.
- Да здесь он, здесь. И ты присаживайся, - старший механик демонстрировал гостеприимность и радушие, - Мне тут одному нашего доктора не переспорить, так, может, вы мне подсобите.
- При чем тут собаки?! – не унимался доктор, обращаясь конкретно к Петру Афанасьевичу и не собираясь уступать ему даже в малом, - И при чем тут дрессировка? Если допустить, просто допустить, что религия не врет, и всех людей создал Господь по своему образу и подобию, то он просто обязан был всех создать талантами…
- Вон куда тебя понесло! – засмеялся Петр Афанасьевич, - Хорошо, что первый помощник не слышит! А то бы он дал тебе «Господь»!
- А поскольку я допускаю, что религия не врет, то выходит, что мы все – таланты! – Потапыч не обратил внимания на реплику стармеха, - Другое дело, что у каждого свой, только ему присущий талант! Ну, вот, допустим, - и доктор показал на второго помощника, - Алексей пишет стихи, он талант! А ты, дед, любишь собак, ты тоже талант!
- Тогда скажи, какой талант, у нашего Михаила Дмитриевича? – Петр Афанасьевич решил не сдаваться.
- Не знаю! Я не знаю! – искренне признался доктор, - Но это знает Создатель! Он это должен знать, поскольку он всех нас создал! И в этом и состоит весь фокус!
- В чем? – не понял старший механик.
- В этом! Смотри: талантливые люди ищут вокруг себя понимания и не находят его! Ведь так?
- Так! – вздохнул Петр Афанасьевич. Похоже было, что он наконец начал сдаваться, по крайней мере он вздохнул так, что у Алексея не осталось сомнения, что старший механик – талант.
- И поэтому все талантливые люди обречены на одиночество!
- Да! – согласился дед.
- И в этом опять великий промысел Создателя! – продолжил доктор.
- В чем? – снова не понял Афанасьевич.
- Вот в этом! В самом Создателе собраны все таланты, и только Он Один может понять каждого, а значит, избавить от одиночества! То есть Он рассчитывал, что люди в поисках понимания придут к Нему…
- Я понял! – перебил старший механик, который теперь уже, похоже, на самом деле все понял, - Но люди не пошли за Ним и поэтому до сих пор…
- Правильно… – продолжил судовой врач, - обречены на одиночество!
- Классно! – восхитился Лева и радостно заулыбался, а потом, повернувшись к Алексею, сказал уже серьезно, - Мне с тобой поговорить надо, давай зайдем в твою каюту…
Вообще-то с Левой разговаривать Алексею почему-то не хотелось, тем более, что в каюте старшего механика шел интересный разговор, который очень заинтересовал второго помощника, но если человек просит… Зашли в каюту Алексея.
- Ты, Алексей, извини! – начал без обиняков Лева, - Я не хотел проверять твои провизионки…
- Я понимаю…
- Но мне, можно сказать, приказали. Я отказывался, а он говорит: иди, смотри, учись, тебе в скором времени самому быть вторым помощником…
- Кто «он»? – не понял Алексей. И заметил, как Лева осекся. Беспокойный блеск мелькнул в его глазах, но тут же прошел.
- Консервный мастер! – выпалил третий помощник на одном дыхании.
- Ясно! – сказал Алексей, ему действительно все стало ясно.
Анатолий Адамович не вбежал, а влетел на мостик. Глаза его горели, как бумага того самописца. Вслед за ним вбежал первый помощник капитана.
- Вот она! – обрадовано закричал капитан и ткнул палец в самописец, - Я же говорил! – Он обвел всех победным взглядом, - Сейчас сделаем пробное траление, и если получится удачно… - но он не договорил, что будет, если все закончится удачно, а поднял вверх руку и потряс кому-то невидимому кулаком, - Все по местам! – Скомандовал Анатолий Адамович, - Ставим трал!
1Х
Старший мастер лова Гаврилов Наум Венедиктович вывел полупьяную команду на палубу.
- Шевелись, рогали! – крикнул он, - Ставим трал! – Но матросы шевелиться никак не хотели.
- Слушай, Боб! – шепотом пробасил Чума, - Хотя бы стаканчик! Пока я тут кручусь, достань где-нибудь!
- А где?! Где я достану? У тех, у которых что-то было, уже все выпили… - Ему казалось, что он отвечает шепотом, но Феликс, с расстояния трех шагов услышал и подошел:
- Я знаю, у кого есть водка! – сказал Феликс, - Но…, - тут он с большим сомнением обвел всех мутным глазом, - он слишком дорого продает!
- Как дорого? – обрадовался Чума, но не дороговизне, а самой информации, что водка есть.
- Двадцать рублей за бутылку! – доложил Феликс.
- Вот, гад! – возмутился Боб, - Но надо брать, а то и такой не будет…
- Такая будет! У него ее много! – заверил Феликс.
Когда трал был наконец поставлен, и у Виктора Викторовича и у Грише настроение быстро поднялось. Все мысли куда-то улетучились, остался только азарт рыбалки.
- Травим еще сто пятьдесят метров ваеров! – кричал старпом старшему матросу, управляющему траловой лебедкой, и тут же объяснял Грише, - Вот, видишь, этот косяк стоит на сто метров от грунта! Видишь? А трал сейчас идет, согласно показанию ИГЭКА на глубине сто пятьдесят метров от грунта! Видишь? Значит, опускаем его ниже еще на пятьдесят метров!
- Есть заход! – в ответ орал радостный четвертый помощник, - ИГЭК пишет заход мойвы в трал!
Прибежавший Анатолий Адамович тоже от радости потирал руки:
- Какие заходы! Какие заходы! Пол часа траления, - приказал он, - и поднимаем трал! – И снова убежал.
Через полчаса начали подъем трала. Когда мешок подошел к слипу, на мостик снова поднялся Анатолий Адамович, за ним – первый помощник:
- Вот это да! – восхищенно произнес капитан, - Да тут тонн пятьдесят будет, не меньше!
Мешок вытянули на палубу двумя гинями.
- Второй трал за борт! – закричал капитан мастеру лова, который прыгал вокруг мешка, - Потом будете выливать, потом!
Когда второй трал был поставлен, мастер лова открыл оба бункера, дернул гайтян, и мойва серебряным ручьем потекла по палубе в бункера, а оттуда – в рыбцех, где ее уже ждали матросы. В рыбцеху заработал конвейер. Запах свежих огурцов распространился по всему судну, так прекрасно пахла мойва. Остальную мойву мастер лова рассыпал по ящикам обоих бортов, теперь из этих ящиков она будет подаваться в бункера, а оттуда опять же прямым потоком – в рыбцех. В рыбцеху – по конвейеру – на заморозку. Вдоль конвейера – матросы, которые следят за качеством мойвы, рвань и лопанец – в сторону, на другой конвейер, который гонит рвань эту, и лопанец этот в рыбомучную установку, где машинисты этой установки получат из рвани и лопанца уже готовую продукцию в виде муки. Но заморозить пятьдесят тонн за пол часа, это просто невозможно, так как морозильные камеры «эльбэаш» в лучшем случае могут морозить семьдесят тонн в сутки, и то при условии нарушения всех технологий, а если без нарушения, то меньше. Значит оставшаяся в ящиках мойва, скорее всего вся пойдет на муку… Первый помощник Михаил Дмитриевич молча ходил за капитаном. Смотрел, лишних вопросов не задавал. И только когда мойва заполнила ящики, осторожно спросил:
- А трески там нет?
- Откуда там может быть треска? – засмеялся Анатолий Адамович, - Только пинагоры! Кстати, ты икру любишь?
- Какую? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Допустим, красную!
- Люблю! – сознался первый помощник, - Кто же не любит красную икру?
- Так вот! – продолжил капитан, - Хоть пинагор и похож на лягушку, но икра у него крупнее и вкуснее, чем красная!
- Шутите? – не поверил Михаил Дмитриевич.
- Да спроси у кого хочешь! – и Анатолий Адамович пошел в свою каюту, а первый помощник – за ним. Когда капитан сел в кресло за столом, Михаил Дмитриевич тут же примостился напротив:
- Доложить хочу! – сказал он.
- Докладывай! – разрешил Анатолий Адамович.
- Агентурная сеть создана и работает, как часы!
- Ну и что она говорит, твоя агентурная сеть? – Видно было, что капитан всерьез это сообщение первого помощника не воспринимал.
- Многое говорит… - Михаил Дмитриевич засомневался, а обо всем ли стоит докладывать, и тут же про себя решил: не обо всем! – Твой старший помощник очень возмущался и выражал недовольство по поводу того, что мы вышли из группы! – И первый помощник победно взглянул на капитана и понял, что попал в самую десятку, так как капитан весь резко напрягся, и в глазах его промелькнула дикая злость. Да, самолюбие Анатолия Адамовича было задето не на шутку…
- Спишу, к чертовой матери при первом же заходе! – в сердцах выпалил он, - Что еще?
- Проверка показала, что у твоего второго помощника Котова недостача в продуктах, не хватает пять килограмм копченой колбасы! – продолжил Михаил Дмитриевич.
- Ну, это ерунда! – Анатолий Адамович слегка расслабился, - Ее, наверное, просто сожрали!
- Как?! – не понял первый помощник, - А если это хищение?
- Да какое там хищение?! Просто сожрали! Забудь!
- Но…
- Сказал: забудь! Что еще?
- Матросы никак не могут слезть со стакана, им кто-то продает водку!
- А вот это уже твоя работа, Михаил Дмитриевич! – нравоучительно заметил Анатолий Адамович, - Выясни, кто не может слезть со стакана и кто продает. И всех наказать! – приказал капитан.
- Сделаю! – заверил первый помощник. На этом доклад Михаил Дмитриевич решил приостановить. Теперь остались вопросы:
- Что дальше-то делать будем? – спросил он.
- В смысле?
- Я имею в виду, ты доложишь начальнику промрайона о том, что мы нашли большие скопления мойвы? – и опять Михаил Дмитриевич увидел, как напрягся капитан, как по лицу его скользнула тень.
- Во-первых, - процедил сквозь зубы Анатолий Адамович, - нашли не «мы», а нашел я! А во-вторых, я не буду никому и ничего докладывать! Вот возьмем пол груза, тогда и доложу…
- Я извиняюсь, - первый помощник понял, что на этот раз сильно промахнулся, - Конечно же ты нашел! А как долго надо брать пол груза?
- При такой рыбалке за неделю возьмем! – заверил капитан.
- А что будешь докладывать на совете? – не унимался Михаил Дмитриевич.
- Скажу, что ищем… - устало ответил Анатолий Адамович. Вопросы первого помощника его и в самом деле сильно утомили, - Кстати, - вдруг спросил капитан, - ты знаешь, чем отличаются гальюны командного состава от гальюнов рядового состава?
- Чем? – искренне задался вопросом Михаил Дмитриевич.
- А тем, что в гальюнах рядового состава читают художественную литературу, а в гальюнах командного – политическую!
- Я проверю! – пообещал первый помощник, не поняв шутки.
- Шел бы отдыхать! – не скрывая раздражения, проговорил капитан, - А то я что-то от тебя устал!
- Слушаюсь! – и Михаил Дмитриевич по давней привычке встал в стойку «смирно!».
Алексей Котов позвал в свою каюту Хасана.
- Слушай, Хасан, - сказал он задумчиво, - а куда все таки делось пять килограмм копченой колбасы?
- Сам ума не приложу! – развел руки в стороны артельный, - Может, и вправду усохла, а, может, стащил кто…
- Мы с тобой на причале ей водку закусывали…
- Это максимум триста грамм! – перебил Хасан.
- Ну, допустим, что не усохла, а ее у нас стащили…
- Допустим! – согласился артельный.
- А кто мог это сделать? Повара?
- Если считать, что ключи от наших кладовых есть только у меня и у повара Яши, то получается, что колбасу взял либо я, либо Яша…, - подтвердил Хасан, - Но, если учесть, что я колбасу не брал, то, выходит, что ее взял Яша. Так?
- Так! – согласился Алексей.
- Но у него я уже спрашивал, - продолжил рассуждение вслух артельный, - и он заверил меня, что колбасу не брал…
- И чего тогда ты так долго рассуждал? – обиделся второй помощник, - сказал бы сразу, что не ты, не повар колбасу не брали!
- Я просто хотел продемонстрировать тебе свою логику! – тоже обиделся Хасан, - Но дело ведь не только в колбасе, ты ведь еще не все знаешь!
- А что еще я должен знать? – насторожился Алексей.
- Я пересчитал все консервы, которые мы получили…
- И что?! – второй помощник аж с места подскочил.
- А то, что не хватает пять банок тушенки, пять банок шпрот и пять банок тунца. Усекаешь? Ровно по пять банок! Повар их тоже не брал! Значит, их взял кто-то другой…
- Так-так… - Алексей не на шутку расстроился и задумался, из задумчивости его вывел Хасан.
- Я думаю, что у кого-то еще есть ключи…
- Я тоже так думаю! – согласился Алексей, - Вот только, у кого?!
Целый день Гурий Федорович пролежал на кровати, глядя в потолок и думая о жизни. Он не ходил не на обед, не на собрание. Он слышал, как ставили трал, и как поднимали его. А он все думал, задавая себе только один вопрос: «Как жить дальше?» - и не находил на него ответа. И только когда до его каюты добрался запах мойвы – запах свежих огурцов, его осенило. «Мне всего пятьдесят два года! – сказал себе боцман, вскочив с кровати, - Я в расцвете сил! Куплю дом в деревне под Воронежем и уеду туда со своей старухой, буду выращивать огурцы и помидоры в своем огороде, а внуки будут приезжать ко мне на лето! Все! Начинаю новую жизнь!» - так решил Гурий Федорович и сразу же почувствовал смертельный голод. Посмотрел на часы – время, когда уже заканчивался ужин. Натянул кирзовые сапоги, накинул полинялую куртенку и двинулся к двери. Но возле двери, проходя мимо раковины, остановился. Посмотрел на себя в зеркало и удивился. Провел ладонью по подбородку, обросшему трехдневной щетиной и улыбнулся. Включил воду, достал из шкафчика бритву, побрился. Стянул с себя кирзовые сапоги, полез в подкроватный ящик, достал лакированные ботинки и надел их. Скинул полинялую куртенку, достал из рундука старый пиджачок и надел его. Снова посмотрел в зеркало и снова улыбнулся. «Волк!» - сказал сам себе Гурий Федорович и вышел за дверь. Но двинулся не в салон команды, а в кают-компанию. Сначала осторожно заглянул вовнутрь, убедился, что за столами никого нет. Потом прошел в буфетную. Светлана Игоревна что-то переставляла внутри полки, стоя к боцману спиной. Гурий Федорович негромко кашлянул. Она обернулась. В ее глазах не было ни страха, ни удивления. Она окинула боцмана взглядом с головы до ног и улыбнулась:
- Ну, слава Богу! – сказала она, - А то я начала беспокоиться, вы куда-то пропали…
- Прости меня! – сказал Гурий Федорович, - Я был не прав!
- Это вы меня простите! – ответила она, - Я тоже была не права.
- Забыли! – сказал боцман.
- Забыли! – согласилась буфетчица.
И повеселевший Гурий Федорович, сваливший огромный валун с души, двинулся в салон команды. И сел на свое законное место. И радостно закрутил головой.
- А вы опоздали, боцман! – сказала, выпорхнувшая из раздаточной Вика, - Я уже все убрала! Посмотрите на часы, уже половина девятого!
И насупился Гурий Федорович, и слетело с него в миг хорошее настроение.
- Слушай, курица! – сурово сказал он, - ты знаешь, кто здесь в салоне рядового состава для тебя самый главный?
- Вы, боцман самый главный! – бодро ответила уборщица, - Но это не дает вам права…
- Тогда слушай! – перебил Гурий Федорович, - Что бы к утру салон блестел так, как блестит кают-компания! Что бы в раздаточной к утру я не нашел не единой крошки! Что бы на завтрак, ты, курица ощипанная, явилась не в грязном фартуке, а в чистом красивом белье! И что бы на голове у тебя была повязана белая косынка! И что бы так было всегда! Отныне, присно и вовеки веков! – сказал боцман, стукнул огромным кулачищем по столу и вышел из салона команды, не оборачиваясь на застывшую, испуганную и растерянную Вику.
Виктор Викторович сменился с вахты в хорошем настроении. На его вахте нашли мойву, на его вахте подняли первый трал с пятидесяти тонным уловом. На ужине он ел молча, стараясь не смотреть на буфетчицу, которая то и дело появлялась из буфетной, разнося командному составу еду. Он старался не смотреть на нее, но глаза сами ее находили. Вот она появилась, вот она поставила тарелку, вот она кому-то улыбнулась. Все просто. Искренне. Без фальши. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова. Старпом поел быстро, поблагодарил и ушел в свою каюту. Сел за стол, взял книгу Валентина Пикуля «Фаворит», открыл на месте закладки, начал читать, но тут же отложил книгу в сторону, оставив закладку на том же месте. Рука сама машинально потянулась к телефону, а глаза побежали по телефонному списку, висевшему сбоку на переборке. Он набрал номер буфетной.
- Да, это буфетная! – прозвучало на том конце, - Я слушаю!
- Светлана Игоревна, - старпом старался говорить спокойно, - а вы не могли бы ко мне зайти?
- Хорошо, Виктор Викторович! – ответили из буфетной, - Через пять минут, только немного домою здесь.
Виктор Викторович повесил трубку. «Вот дернул черт! - подумал он, - Что я ей скажу? Чем объясню приглашение в столь позднее время? - И посмотрел на часы, - «Хотя не такое и позднее, всего без пятнадцати девять…» В дверь постучали.
- Можно войти? – это была она.
- Да-да, входите… - старпом вдруг засуетился, - садитесь, пожалуйста. – Она села на стул и прямо в глаза посмотрела Виктору Викторовичу:
- Водку не пью, шашней не завожу! – сказала она и засмеялась, искренне и весело. И старпом засмеялся, вспомнив, что именно об этом он ее сам спросил, повторив слова Вики. И ему стало легко и спокойно. И это спокойствие и легкость исходили именно от нее. Но вот она перестала смеяться и возникла пауза и опять она же вышла из нее:
- А вы решили со мной по душам поговорить? – спросила. Да, именно это он и решил!
- А как вы догадались, что я вас вызвал не по работе?
- Догадалась! А вы не молчите, спрашивайте, что вас интересует…
- Кошки! – сказал старпом.
- Люблю ли я кошек? Очень люблю! Иметь кошку – моя давняя мечта!
- Как? – удивился старпом, - У вас нет кошки?!
- Пока нет, - грустно сказала она и объяснила, - Кошка, это домашнее животное, так что пока завести ее не имею права…
- А! – кивнул головой Виктор Викторович, - У вас пока нет дома! Я понял…
- Пока нет… - подтвердила она, - А вот когда будет, заведу пять кошек, вернее заведу одну, а она мне родит еще четыре котенка! – и снова засмеялась.
- А родители где живут? – старпом тоже улыбался, ему было очень приятно говорить с ней о совсем простых и всем понятным вещах. Она так мило улыбается! Но… что это? Светлана Игоревна вдруг перестала улыбаться и посмотрела на Виктора Викторовича серьезно и с укором.
- У меня нет родителей… – грустно ответила она, - я из детдома…
«Вот! Вот! Вот! Вот почему мечта о доме и кошках! Ведь те, у кого это все есть, даже не представляют, чем они владеют!» - эти мысли молнией мелькнули в голове старпома.
- Извините, - попросил он, - я ведь не знал…
- Да ничего страшного! – ответила она и снова улыбнулась, - Я привыкла… Ну, я пойду? – спросила она, - А то сегодня что-то устала…
- Конечно, конечно.. – снова засуетился Виктор Викторович, - Если когда-нибудь будет свободное время, заходите, пожалуйста, не стесняйтесь, по всем вопросам и… просто так!
Она встала со стула и повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась и подошла к календарю с Мэрелин Монро, висевшему на стене, а потом обернулась и, как показалось старшему помощнику, прожгла его своим взглядом насквозь, прочитав разом все его мысли:
- Красивая! – сказала она и вышла.
Старпом подошел к календарю, минуту смотрел на него, а потом снял с переборки, разорвал и клочки швырнул в корзину для мусора.
Михаил Дмитриевич поднялся на мостик. Подошел к Леве, стоящему у самописца. Заглянул через плечо.
- А вчера тут только один самописец работал, сегодня работают два! – сказал вслух все замечающий первый помощник.
- Да! – подтвердил Лева, - Этот самописец показывает нам глубину под нами и рыбу под нами, а этот самописец показывает нам высоту раскрытия трала, заходы мойвы в трал и глубину под верхней подборой трала! – объяснил он.
- Здорово! – причмокнул губами Михаил Дмитриевич, - А на каком расстоянии сейчас трал идет от грунта? – спросил между прочим.
- Сто метров! – доложил Лева.
- А если его опустить ближе к грунту? – опять же между прочим спросил первый помощник.
- Тогда мойва пройдет над тралом и мы ничего не поймаем! – снова объяснил третий помощник.
- А жаль… - вздохнул Михаил Дмитриевич и повернулся, чтобы уйти, но задержался, - А, правда, что у пинагора икра крупнее, чем у семги и вкуснее? – вдруг спросил он.
- Не знаю! – честно сознался Лева, - Не пробовал!
- А вызовите ко мне консервного мастера! – приказал первый помощник.
- Хорошо! – сказал Лева, - Только не по громкой связи, а по телефону, а то уже люди спят… - Первый помощник в знак согласия кивнул головой и вышел.
На мостик поднялся капитан. Посмотрел на показания приборов. Прошелся взад-вперед по мостику:
- Через полчаса – подъем трала! – приказал Анатолий Адамович, - И передайте по вахте всем штурманам: на связь с другими судами не выходить! Соблюдать полное молчание!
- Ясно! – ответил третий помощник.
Михаил Дмитриевич разложил перед собой для создания делового вида протоколы собраний и стал ждать консервного мастера. Тот явился быстро. Робко постучал и на крик из каюты: «Заходи! Кто там?!» - зашел и, не дожидаясь разрешения садиться, сел на противоположный стул. Деловой и сосредоточенный.
- Что?! – спросил первый помощник, - Консервы из мойвы уже начали делать?
- Не консервы, а пресервы! – уточнил Захар Петрович, - завтра начнем!
- А какие они будут, пресервы эти? – Михаилу Дмитриевичу было все равно, какими будут эти пресервы, но он из давнего опыта знал, что с человеком надо говорить на темы, ему близкие и интересные.
- Как килька! – доложил консервный мастер.
- А, правда, что у пинагора икра крупнее и вкуснее, чем у семги? – как бы между прочим спросил первый помощник.
- Правда! - заверил Захар Петрович. И Михаил Дмитриевич сразу оживился. И вид сделал добродушный.
- А ты и икру делать можешь? – снова спросил он.
- Могу! – и консервный мастер оживился, - Чего ее там делать-то?! Кинул в тузлук и через пару минут готова! – сообщил он радостно.
- Так сделай! – очень мягко приказал Михаил Дмитриевич, - Хоть попробовать, что это такое…
- Не вопрос! - Захар Петрович был доволен, что он может и многое может, что интересно первому помощнику капитана. А первый помощник уже снова сосредоточился, стал хмурым и деловым:
- Ты же понимаешь, я тебя не за этим позвал! – и в глаза посмотрел, чтобы страху побольше нагнать.
- Понимаю! – согласился консервный мастер и всем видом своим показал, что слушает и готов исполнить любое приказание.
- Проверь завтра еще раз провизионки! – приказал Михаил Дмитриевич, - Чует мое сердце, что есть там хищение!
- С радостью проверю! – ответил Захар Петрович и оживился, - Ужас, как люблю проверять! Особенно, продукты эти… Я на них собаку съел… - «Ой, что-то я не то ляпнул!» - мелькнуло в голове. А у первого помощника уже ушки на макушке зашевелились:
- Где же это ты собаку съел? – улыбнулся, а глаза колючие в консервного мастера так и вонзил, - Только говори, как на духу! – приказал, - Все равно проверю! – пригрозил. Надо говорить, все равно проверит, сам узнает – хуже будет…
- Десять лет назад на плавбазе «Памяти Кирова» я был начальником продовольствия!
- Продолжай! – разрешил Михаил Дмитриевич, поудобнее на стуле усаживаясь, - Люблю детективные истории!
- Под Новый Год привезли мы на промысел продукты для большой группы судов…
- Так-так! – подбодрил первый помощник.
- Ну, а когда вернулись назад, попали под контрольную проверку ОБХСС, стуканул кто-то, короче, недостача и тому подобное…
- И сколько дали? – чисто профессиональный вопрос задал.
- Пять лет общего режима, из которых два года отсидел, а потом на свободу с чистой совестью! Но… без допуска к материальным ценностям… А ведь, это не правильно…
- Верю, что собаку съел! – доверительно промурлыкал Михаил Дмитриевич.
- Спасибо за доверие! – Захар Петрович почти растрогался.
- Вот и примени накопленный опыт на деле защиты социалистической собственности! Искупи делом, так сказать…
- Вот об этом только и мечтал!
- Тогда действуй!
Гурий Федорович, сурово насупясь, сидел за столом, подперев руками подбородок. Ужасно хотелось есть, но он знал, что даже за горбушкой хлеба с места не двинется, так как никогда и никого ни о чем не просил. В дверь постучали и, как показалось боцману, постучали ногой. «Что за черт!» - подумал Гурий Федорович. В дверь снова постучали. «Да заходи уже!» - крикнул боцман, встал и рывком распахнул дверь. На пороге стояла Вика с подносом в руках. Боцман развернулся, подошел к столу и снова сел на свое место. Вика услужливо поставила перед ним поднос, на котором были борщ в тарелке, котлета с макаронами и компот:
- Приятного аппетита! – сказала она.
- И стоило выпендриваться, чтобы потом тащиться сюда с подносом?! – с укором проговорил Гурий Федорович.
- Я извиняюсь, - ласково сказала Вика и села на соседний стул. Боцман стал есть, не обращая на нее внимания.
- Что же, и рюмочку перед ужином не выпьете? – снова пропела Вика, пытаясь заглянуть боцману в глаза.
- Завязал! – ответил Гурий Федорович.
- А я бы поддержала компанию! – и официантка деланно засмеялась.
- У тебя до утра, конечно, много времени, - сказал боцман, - Но, думаю, если сейчас начнешь исполнять мое приказание, то еще и поспать успеешь.
- До утра можно и более приятными вещами заняться! – прошептала Вика и рукой коснулась боцманского загривка.
- Брысь! – ответил Гурий Федорович, - Поищи дураков среди молодежи! А я не пью и шашней не завожу! А утром все проверю, как было сказано. – Вика резко подпрыгнула и выскочила из каюты, громко хлопнув дверью.
- Дура! – вослед ей сказал боцман, но не злобно, а просто, как имеющий место факт.
Х
За ночь еще три раза трал поднимали. И все уловы – по пятьдесят тонн, как близнецы. Уже и бункера забиты, и ящики полные и два не развязанных мешка на палубе лежат и, как ленивые серебряные пузыри, от качки с боку на бок переваливаются. И мойва вся толстая, жирная, откормленная. Радость, да и только! Анатолий Адамович, утром проснувшись, по телефону с технологом связался, тот доложил, что заморозка идет полным ходом, мука мелется, рвани и лопанца почти нет, но мукомолка работает бесперебойно и рыбий жир топится, танк заполняется. Все в норме и выше нормы! Все в ажуре и больше ажура! А потом, еще не позавтракав, капитан сам на мостик поднялся. Радостный, в хорошем приподнятом настроении. Только старпома видеть не хочется, но пока куда ж от него денешься? А при первом заходе можно будет и расстаться…
- Что это?! – не понял Анатолий Адамович и в иллюминатор глаза вытаращил, - Откуда они здесь?! – почти закричал. А старший помощник и Гриша посмотрели на него удивленно и ближе к приборам подошли.
- Откуда они взялись?! – снова закричал капитан и пальцем в иллюминатор показал.
- Кто? – не понял Виктор Викторович.
- Пароходы эти?! Кто группу навел?!
- Я навел, - совершенно спокойно ответил старпом, - мойвы на всех хватит…
- Как?! – снова закричал Анатолий Адамович, - а потом, в руки себя взяв, уже сказал спокойнее, - Вы, Виктор Викторович, нарушили мой приказ о полном молчании, о том, что на связь с группой не выходить…
- Не было такого приказа! – ответил старпом, - Вы мне ничего не говорили!
- Я вам ничего не говорил, но я приказал третьему помощнику передать мое распоряжение по вахте!
- Я принимаю вахту у второго помощника капитана Котова, он мне ничего не передавал! – Виктор Викторович ответил спокойно, уверенно, и Гриша рядом стоя, головой кивнул, слова старшего помощника подтвердил.
- Вызвать сюда на мостик Котова! – приказал Анатолий Адамович.
- Сейчас разбудим! – ответил Виктор Викторович, а Гриша уже номер телефона Алексея набрал. Не прошло и минуты, как второй помощник появился на мостике, заспанный, но сосредоточенный. Только успел сказать: «Доброе утро!», как на него уже капитан глаза злющие вылупил и крикнул в самое ухо:
- Почему вы не передали по вахте мое распоряжение о полном радио молчании?! .
- Я такого распоряжения не получал! – ответил Алексей и удивленно посмотрел на старпома, пожимая плечами.
- Вызвать сюда третьего помощника! – снова Анатолий Адамович отдал распоряжение.
- Да он уже идет, - ответил старпом, - Сейчас его вахта!
И тут как раз третий помощник Лева Сметанин поднялся на мостик. Несколько секунд капитан молчал, беря себя в руки, и когда, наконец, взял, постарался говорить спокойно, без крика, прямо к Леве обращаясь:
- Почему вы не передали мое распоряжение о том, что бы на связь с другими судами не выходить? – и посмотрел прямо в глаза. И побледнел Лева, и голову опустил, как бы вину свою признавая, а потом вдруг резко выпрямился и ответил, тоже в глаза капитану глядя:
- Я передавал! Может, Котов забыл? Но я передавал!!! – И Алексей от слов этих весь в лице изменился и даже кулаки сжал, и шаг вперед по направлению к Леве сделал. Но Виктор Викторович положил ему руку на плечо и негромко так сказал: «Спокойно! Не сейчас!» А Анатолий Адамович больше ничего спрашивать не стал, обвел суровым взглядом всех штурманов, и ни к кому не обращаясь, произнес вслух:
- Я разберусь с вами со всеми после совета капитанов! – и ушел с мостика в радиорубку, где его уже ждали Лев Ноевич и Михаил Дмитриевич, перед радиопередатчиком расположившись. На совете капитанов все капитаны говорили, к начальнику промрайона обращаясь, только благодарственные слова в адрес Анатолия Адамовича. Хвалили и восхищались. И последним держал ответ сам Анатолий Адамович:
- Я обещал найти мойву в течение суток, и я ее нашел! – скромно так сказал. На что ему начальник промрайона ответил:
- Ты, Анатолий Адамович, молодец! Я присоединяюсь ко всему тому, что здесь капитаны о тебе говорили. Найти мойву, это проще, чем группе судов об этом доложить. Знаешь ведь, как многие капитаны в таких случаях поступали? Найдут себе хорошие показания и молчок! Черпают до дальше некуда, а никому – ни слова! А ты нашел и группу позвал! Спасибо тебе! В связи с этим я хочу переместить свой штаб на твое судно. Пусть твои штурмана дадут моим твои координаты, а мы сами к тебе подойдем и я к тебе перееду! Не возражаешь?
- Не возражаю! – ответил Анатолий Адамович
- Тогда готовь закуску!
- Вот! – сказал капитан, уже к своим приближенным обращаясь, - Слышали?
- Слышали! – грустно ответил Лев Ноевич, - Мне теперь работы прибавится! Каждый день совет капитанов обслуживать…
- Так ведь за это и доплата будет! – счастливо засмеялся Анатолий Адамович.
- А мы теперь будем флагманским кораблем? – Михаил Дмитриевич почему спросил, он вспомнил книжку, которую в детстве о флагманском корабле прочитал.
- Будем! – заверил Анатолий Адамович.
Капитан прошел к себе в каюту, сел за стол и сразу вызвал к себе старпома. Виктор Викторович не замедлил явиться.
- Сейчас свяжитесь с «Пассатом», - приказал Анатолий Адамович, дайте ему наши координаты!
- Ясно! – ответил старпом.
- К нам едет начальник промрайона! – капитану очень хотелось, чтобы об этом все знали.
- Хорошо, что не ревизор! – и Анатолию Адамовичу показалось, что Виктор Викторович держится слишком спокойно и высокомерно, а этого капитан не любил. «Ничего! – подумал Анатолий Адамович, - Сейчас я с тебя спесь собью!» - и он снова перешел на «вы».
- У вас в службе непорядок! – сказал капитан, - Матросы палубной команды, а это ваше заведование, так вот матросы палубной команды до сих пор в нетрезвом состоянии! Чем вы это объясните?
- С ними мной уже проведена беседа! – доложил старпом, - Они мной предупреждены!
- Значит, плохо предупреждены! Значит, вы где-то не дорабатываете!
- Согласен! – согласился Виктор Викторович и виновато опустил голову, - Какая-то сволочь им продает водку! – доложил он. Вот такая позиция старпома Анатолия Адамовича устраивала больше. Теперь можно быть и помягче.
- Найдите эту сволочь! Водку конфискуйте в пользу начальника промрайона…
- Постараюсь, Анатолий Адамович! – старпом все так же и стоял, не поднимая головы. «Да он, вроде, и ничего…» - мелькнуло в голове капитана.
- Скажи мне, Виктор Викторович, - зачем ты возмущался, когда мы из группы судов вышли на поиск мойвы? – да, именно это и хотелось знать Анатолию Адамовичу, а то, что матросы пьют, так ведь это дело проходящее, водка кончится и пить перестанут…
- Я не возмущался! – старпом поднял голову и удивленно посмотрел на капитана, - Мы с четвертым помощником ваши приказы не обсуждаем! – и смотрит прямо и честно. «Нет, старпом не тот человек, который будет хитрить и изворачиваться! – снова подумал Анатолий Адамович, - Ведь и сегодня, когда я наехал на него по поводу того, что он позвал группу, он не стал юлить, а прямо сказал: группу позвал я!».
- Хорошо! – сказал Анатолий Адамович, - А к проверке ревизора все же будьте готовы, что у этого Сан Саныча на уме, один Бог знает!»
Старпом ушел, а капитан вызвал к себе Михаила Дмитриевича и Бориса Иосифовича. Те пришли.
- Слушай, Михаил Дмитриевич, - начал он, - откуда у тебя информация о том, что старпом был недоволен…
- Я понял! – перебил первый помощник и посмотрел на рефмеханика.
- Говори, здесь все свои! – приказал Анатолий Адамович, и при этих словах Борис Иосифович самодовольно улыбнулся и свысока посмотрел на помполита.
- Информация секретаря комсомольской организации Сметанина Льва Яковлевича! – четко доложил Михаил Дмитриевич.
- Ты мне тут тень на плетень не наводи, - мягко пожурил капитан, - тебе болтанул сплетню третий помощник, а ты называешь это информацией?!
- Виноват! – тут же признал первый помощник.
- А теперь слушай ты, - и Анатолий Адамович обратился к Борису Иосифовичу, - к нам едет начальник промрайона…
- Слышал уже! – радостно подтвердил рефмеханик.
- Вот и хорошо, что слышал! – довольно улыбнулся капитан, - Гулять будем! Понял?
- Как не понять! – обрадовался Борис Иосифович.
- Закусью обеспечь! – приказал Анатолий Адамович, - Ну, сначала все то, что повара сготовят, а потом, все то, что сам добудешь, понял!?
- Понял! – сказал понятливый Борис Иосифович, - То есть, как всегда? Колбаски? Консервов? Еще чего-нибудь?
- Как всегда! – согласился капитан. Михаил Дмитриевич слушал молча, крутя головой от одного к другому и до его сознания начал доходить смысл сказанного:
- Простите, - извиняющимся тоном решил поинтересоваться первый помощник, - а где же вы все это берете?
- А что, и ты хочешь?! – засмеялся Анатолий Адамович, - И тебе достанется!
- В провизионке! – поддержал смех капитана Борис Иосифович, - Ключик-то, вот он! – и он показал первому помощнику ключ от провизионных кладовых и тут же пояснил, - Мне, как рефмеханику, по должности приходится проверять эти кладовые на предмет температуры! Я обязан иметь ключ, чтобы день и ночь следить за состояние рефрижераторных камер…
- Понял! – кивнул головой Михаил Дмитриевич, - Но вы ведь берете продукты, никого не предупреждая…
- А кого я должен предупреждать?! – искренне возмутился капитан, - Я могу приказать, мне и так притащат все, что я захочу! Ведь так? Так! А зачем мне людей от дела отрывать? Пусть работают, а все, что мне надо принесет вот он! – и Анатолий Адамович указал пальцем на рефмеханика. И тот согласно кивнул.
- А, может, ты, Михаил Дмитриевич, решил меня повоспитывать или бочку на меня накатить? – капитан вдруг стал серьезным и пронзил Михаила Дмитриевича огненным взглядом.
- Что вы, что вы! – первый помощник даже в лице переменился, упаси Бог! Я больше на начальство не катаю…
- Ясно! – сказал Анатолий Адамович, - Ясно, за что тебя из органов попросили! – и он снова засмеялся, и Борис Иосифович захохотал, и Михаил Дмитриевич, глядя на них, тоже не удержался.
- А, может, за то, что в Бога веришь? – капитан продолжал смеяться, теперь держась за живот.
- А я не верю! – вторил ему первый помощник, - Просто к слову пришлось! А вот твой доктор точно верит и занимается на судне религиозной пропагандой! Я вынужден буду доложить…
- Хватит ржать! – Анатолий Адамович вдруг стал серьезным, - Разошлись готовиться к встрече начальника промрайона!
- Есть! – сказал Михаил Дмитриевич. И все разошлись.
Алексей Котов сидел в каюте и курил сигарету за сигаретой. До вахты еще было три часа, можно было бы и поспать, но весь сон улетучился. Он с нескрываемой ненавистью думал о третьем помощнике Леве. «Ну, надо же такое сказать: я передал Котову, а он забыл! Гад! Натуральный гад!». В каюту постучали?
- Можно? – и просунулась голова Славы, пекаря. Вот появление кого угодно Алексей мог себе представить, но только не Славы.
- Одеколона нет! – крикнул Алексей.
- А я не по поводу одеколона! – извиняющимся тоном проговорил пекарь, - я по другому поводу, можно?
- Можно! – ответил второй помощник. Слава прошел в глубь каюты и сел напротив Алексея на диван, - Я слушаю… - нетерпеливо поторопил второй помощник.
- Я хочу посоветоваться по очень важному вопросу! – решительно начал Слава. Алексей понял, что пекарь давно хотел посоветоваться, но до этого не решался.
- Так вот я хочу спросить, если я умру, кому достанутся мои деньги?! – и посмотрел в глаза Алексею, ожидая ответа.
- Не понял! – Алексей даже растерялся, - Какие деньги?
- Мои! – настаивал пекарь.
- А ты что, умирать собрался? – второму помощнику почему-то стало весело.
- Нет, не собрался! Но этот вопрос меня беспокоит, можно сказать, теоретически…
- Если ты имеешь в виду зарплату, то она достанется близкому родственнику после начисления…
- Я имею в виду все мои деньги! – решительно проговорил Слава.
- Ну, тогда жене! – твердо ответил второй помощник.
- Я с ней в разводе!
- Тогда сыну или дочери! – еще тверже проговорил второй помощник.
- Сын еще несовершеннолетний, он живет с бывшей женой…
- Ну, тогда отцу или матери… - теперь Алексей не был так уверен, потому что на все предложенные кандидатуры пекарь давал отвод.
- Матери? – переспросил он, - Понимаете, в чем дело, - теперь Слава задумался, как проще объяснить второму помощнику сложную ситуацию, - дело в том, что моя мать очень старая женщина, почти выжившая из ума, ей деньги вообще не нужны, она просто отдаст их бывшей жене…, - и на лице Славы проступило отчаяние.
- Напиши завещание на того, на кого ты хочешь! – нашелся Алексей, - Тому и отдадут! – При этих словах пекарь оживился и с надеждой посмотрел на Алексея:
- Я не хочу, чтобы мои деньги достались бывшей жене! – твердо заявил он, - Я бы оставил их сыну, но пока сын вырастит, та сволочь их все истратит на себя и на своих любовников!
- А у тебя больше никого нет? – обреченно спросил Алексей, поняв, что данная ситуация безвыходная.
- А если я завещаю деньги государству, скажи мне, государство их получит?! – Слава был абсолютно серьезен, - Бывшей жене они не достанутся?!
- Знаешь, Слава, - Алексею почему-то стало жаль бедного пекаря, - ни одна жена не сможет тягаться с государством. На счет этого можешь быть спокоен. Но, понимаешь, государство большое! Что ему твои деньги? Твои деньги - это малюсенькая слезинка в большом оке. Если ты ставишь вопрос таким образом, то завещай свои деньги какому-нибудь детскому дому, поверь мне, будет больше пользы…
- Правильно! – согласился Слава, и лицо его оживилось, - Я знал, что ты сможешь мне посоветовать, я почему-то верю только тебе…
- А почему? – Алексей искренне удивился.
- Не знаю, - ответил пекарь, - верю и все!
Пекарь ушел, а Алексей задумался. А, может, Бог и в самом деле есть? Ведь пекарь пришел к нему в такую трудную минуту, можно сказать, минуту отчаяния, и ведь пришел с дурацким глупым теоретическим вопросом, а уходя сказал: «Верю и все!» - сказал то, что Алексей и хотел услышать. Второй помощник улыбнулся, на душе стало легче, и мысли о третьем помощнике Леве сразу улетучились. И когда в дверь снова постучали, с легким сердцем распахнул ее навстречу хорошим вестям. В дверях стоял Лев Ноевич:
- Тебе, Алексей, телеграмма! - сказал как-то нерадостно, скорее тускло, и когда второй помощник взял телеграмму, поспешил ретироваться. Алексей сел на диван и раскрыл вдвое сложенный листок: «Подала развод Ира» - прочитал он. «Но почему, почему, когда на человека обрушивается несчастье, оно начинает валиться на него снежным комом?!» - это первые мысли, которые пришли в голову. А потом понеслись другие… Да, конечно, он жену уже не любил. Более того, он подозревал ее в измене и сам был готов подать заявление на развод. Но весть эта от жены не радовала, а пугала его, потому что весть эта выбивала его из привычного потока, из привычной колеи, заставляя переосмысливать и переиначивать всю его жизнь и, возможно, начинать ее с начала.
И в каюту снова постучали. Теперь это были Захар Петрович и Лева. Захар Петрович улыбался, как мясник, готовый разделать тушу барана, а Лева, напротив, был хмур и зол, и бросал на Алексея ненавистный взгляд.
- Мы бы еще раз хотели проверить провизионные кладовые, - очень вежливо сказал консервный мастер.
- Почему не на вахте? – строго спросил Алексей, обращаясь к Леве.
- Тебя забыл спросить! – третий помощник и не скрывал своей ненависти. Но Захар Петрович не хотел скандала, он миленько ответил за Леву:
- Так ведь в дрейф легли! Полные мешки рыбы! Там четвертый помощник Гриша сам управится, капитан разрешил. Так мы идем в провизионки?
- А где же остальные члены вашей комиссии? – спросил Алексей, теперь к консервному мастеру обращаясь.
- Оч-чень заняты! – виновато ответил Захар Петрович, - Так мы идем?
- Нет, не идем! – резко ответил второй помощник, - Раз вы не в полном составе, то и мы будем не в полном составе! Одного артельного на вас двоих хватит! – сказал и набрал номер телефона Хасана, негромко что-то проговорил в трубку, а потом уже повернулся к консервному мастеру, - Можете идти! Хасан ждет вас уже там!
Что он сказал артельному? - «После проверки придешь и доложишь!» - И все. А про себя подумал: «Сейчас они пересчитают консервы, найдут недостачу… да и черт с ней!» - и снова сел на диван, обхватил голову руками и задумался…
И снова в каюту постучали. «Видать, день такой!» - подумал Алексей. Зашел доктор Потапыч, просто так зашел, хорошее настроение, вот и зашел. И сел на стул напротив Алексея и посмотрел внимательно. Второй помощник молчал, уставясь в одну точку, и Потапыч молчал, устремив свой взгляд на Алексея и ждал. Наконец, Второй помощник посмотрел на доктора, взял со стола вдвое сложенный листок и протянул ему. Потапыч взял листок и, не читая его, снова положил на стол:
- Я все знаю! – сказал он, - Мне начрации сказал… - и снова замолчал, потому что и Алексей молчал. Но молчать так долго было просто бессмысленно.
- Ты ее любишь? – наконец спросил доктор.
- Не знаю! – и Алексей пожал плечами, - Наверное, не люблю…
- Ну, слава Богу! – вздохнул судовой врач, - Уже легче. Знаешь, я тебе сейчас ничего говорить не буду, ты мне сейчас все равно не поверишь, но запомни одну вещь: нам не дано знать, что для нас лучше, а что хуже, все в руках Господних. И еще мы не знаем, на что даны нам испытания, на проверку крепости нашей или в наказание за грехи наши. Просто знай, что крепость духа вознаградится, а грех будет наказан! – И Алексей посмотрел осмысленно в глаза доктору:
- Потапыч, - спросил он, - а вы что, в самом деле, в Бога верите?
- Все люди во что-то верят! – ответил судовой врач, - Кто-то в партию и правительство, кто-то в профсоюз, а кто-то в Бога. Но, если честно, я просто много читаю, и оттуда ума набираюсь. Ты ведь знаешь, мне на судне почти делать нечего, все люди здоровые, крепкие, так что я читаю…
- Спасибо, доктор! – сказал Алексей и улыбнулся, - Со мной все в порядке, уверяю вас…
Перед самым обедом на судно прибыл штаб начальника промрайона во главе с самим начальником промрайона. Но не было с ним не инженера по технике безопасности, не флагманского технолога, короче, никого. Весь его штаб состоял из него самого, и это радовало. Капитан встречал Александра Александровича у шторм-трапа. Вернее, его встречала целая делегация, в состав которой входили Михаил Дмитриевич, Лев Ноевич и Борис Иосифович. Когда начальник промрайона поднялся на борт, он очень тепло обнялся с капитаном, при этом Анатолию Адамовичу пришлось несколько наклониться, так как Александр Александрович роста был небольшого. Затем весь кортеж проследовал в каюту капитана. Там уже все было готово для встречи высокого гостя, вернее, начальника. Разные закуски стояли на столе вперемежку с бутылками водки и коньяка.
- Прошу к столу! – сказал Анатолий Адамович и указал начальнику промрайона на почетное место.
- Нет-нет! – запротестовал Александр Александрович, - Давайте пообедаем в кают-компании, а это от нас никуда не убежит!
- Как?! – удивился капитан.
- Я, - ответил начальник промрайона, - никогда не был на большом автономном траулере! Я почти всю жизнь проходил в море на посольносвежевых траулерах типа «Союз», и поэтому я хочу все тут увидеть своими собственными трезвыми глазами! А вот когда увижу, тогда сядем здесь и будем пить с вами хоть целую неделю, даю вам честное слово! – и, видя, что все присутствующие смотрят на него с явным изумлением и недоверием, добавил, - Боюсь, что у вас водки не хватит, вот сколько будем пить! А сейчас идемте в кают-компанию, хочу все-все посмотреть! – Спорить было бесполезно, все проследовали в кают-компанию. Обед Александру Александровичу понравился, кают-компания тоже и вообще по поводу всего он выражал одобрение и восхищение:
- Если бы у нас раньше были такие суда, сколько бы мы селедки ловили!
- Да вы и без таких судов всю селедку выловили! – напомнил Анатолий Адамович.
- Это точно! – согласился начальник промрайона.
Выйдя из кают-компании, Александр Александрович, решил лично поблагодарить поваров за вкусный обед:
- Вы пока идите в каюту или по другим своим делам, а я к вам потом присоединюсь! – сказал он капитану и пошел на камбуз. На камбузе его ожидала неожиданная встреча:
- Слава! – радостно воскликнул начальник промрайона, увидев пекаря, - Вот это встреча!
- Здравствуйте, Александр Александрович! – ответил скромный пекарь, засмущавшись.
- Значит, вот теперь где работаешь!
- Работаю… - так же скромно ответил пекарь.
- Всем спасибо за вкусный обед! – сказал начальник промрайона и лично каждому, а именно повару Яше, повару Марии и Славе пожал руку. И, выйдя с камбуза, Александр Александрович не пошел в каюту капитана, а поднялся на мостик.
- Здравствуйте! – поприветствовал начальник промрайона Алексея Котова, заступившего на вахту. Алексей ответил таким же приветствием, - Красота! – сказал Александр Александрович, пройдясь по мостику и осмотрев все приборы, - Хорошо вам, молодым, которые только недавно пришли во флот начинать работу на таких судах! – вслух подумал начальник промрайона.
- Хорошо! – согласился Алексей, - Правда, я начинал не на этих!
- А на каких?
- МИ-720 «Пингвин», может, слышали?
- Слышал?! – обрадовался Александр Александрович, - Да я на этом СРТРе пять лет капитаном ходил! Вот еще одна приятная встреча! – засмеялся начальник промрайона, - Всегда приятно встречать своих в море! – философски заметил он.
- То есть я свой? – улыбнувшись, спросил Алексей. Ему было очень приятно услышать такую характеристику от самого начальника промрайона.
- Конечно, свой! Подтвердил Александр Александрович, - Для меня все, кто на «малышах» работал, свои! Вот возьми к примеру Славу –миллионера…
- Какого Славу-миллионера? – переспросил Алексей, - Я, наверное, его не знаю, в море не встречались…
- Да как же не встречались! – снова засмеялся начальник промрайона, - Он у тебя здесь на камбузе работает!
- Слава? – удивился Алексей, - А, понял! Слава-пекарь? Но почему он миллионер?
- О! – сказал Александр Александрович, - Ему эту кличку еще десять лет назад наши матросы дали!
- Как самому бедному на флоте? – попытался догадаться второй помощник.
- Ошибаешься! – поправил Александр Александрович, - Как самому богатому человеку на флоте!
- Слава? – не поверил Алексей.
- У него уже десять лет назад на книжке было более пятидесяти тысяч рубле! – проинформировал начальник промрайона, - Ты даже себе представить не сможешь, но он из всех заработанных в море денег, не истратил не единой копейки!
- Вот это да! – еще больше удивился второй помощник и даже присвистнул от удивления.
- Бывает…, - как-то сокрушенно кивнул головой Александр Александрович, - поэтому у него и личная жизнь не сложилась…
- Да…, - согласился Алексей, - бывает…, - его мысли снова вернулись к полученной от жены телеграмме.
- Ну, я пошел! – сказал начальник промрайона, улыбнулся и подмигнул второму помощнику, - Еще увидимся! – пообещал он, - Поэтому не прощаюсь… Александр Александрович пошел в каюту капитана, зато на мостик поднялся Хасан. Он был хмур и взволнован:
- Только закончили! – доложил он, - Они меня замотали! Но нет худа без добра! Они пообещали, что это была последняя проверка…
- Значит, все в порядке? - внимательно глядя на артельного, спросил Алексей.
- В том-то и дело, что не все! Они пересчитали все консервы, и оказалось, что не хватает пятнадцать банок шпрот и пятнадцать банок тунца. Представляешь? Вчера не хватало только по пять банок. Значит, кто-то сильно любит консервы! – сделал вывод Хасан.
- Почему же они пообещали тебе, что это последняя проверка, если столько всего не хватает?
- Во-первых, по тому, что консервный мастер сказал мне, что для того, чтобы и тебя и меня посадить в тюрьму, этого уже достаточно! – и на удивленный и расстроенный взгляд Алексея, продолжил, - А во-вторых, я купил их!
- Как купил?
- Спросил конкретно, что они любят есть и чего хотят от меня получить?!
- Ну, и что?! – второму помощнику стало интересно: а что любит есть консервный мастер.
- Они попросили сыр! – доложил Хасан, - Я им прямо на месте разрезал головку сыру пополам и дал каждому по половине! Это по килограмму на рыло! Пусть, гады, подавятся! Все! Больше не придут!
- Да, - задумчиво произнес Алексей, - звучит, как приговор.
Когда все расселись вокруг стола, и стаканы были налиты, тост попросили произнести начальника промрайона. Анатолий Адамович был уверен, что тост этот будет поднят за него и это приятно радовало.
- За тебя, капитан! – сказал Александр Александрович, и одним махом опрокинул все содержимое стакана в себя. И все посмотрели на него с удивлением и восхищением, - Смотри, - отправив шпротину в рот, продолжил начальник промрайона, - Кто не выпьет за тебя до дна, тот тебя не уважает!, – и обвел всех насмешливым взглядом, - самого тебя это не касается! – разрешил Александр Александрович. Всем пришлось доказать, что капитана они уважают.
- Через десять дней, - сказал Анатолий Адамович, - я наберу груз. Максимум – через две недели. При такой рыбалке это реально, - сказал капитан, обращаясь к начальнику промрайона и обводя всех критическим взглядом, и на ком он останавливал свой взгляд, тот кивал головой в подтверждение сказанной мысли, - Поэтому, прошу тебя Александр Александрович, забей мне очередь на плавбазу! – На просьбу капитана Александр Александрович усмехнулся:
- При такой рыбалке у всех судов через десять дней, а у кого и раньше, будет полный груз! Поэтому плавбаз на всех не хватит! Улавливаешь? – и посмотрел в глаза Анатолия Адамовича.
- Но ты ведь поможешь!? – капитан верил, что начальник промрайона, расположивший свой штаб на его судне, поможет.
- С плавбазой помогать не буду! – решительно заявил Александр Александрович, - увидев, что все расстроено опустили головы, добавил, - Пойдем в порт «по зеленой»! Выгрузимся у причала и вернемся назад! Только вернешься уже без меня. Мое время на этой путине вышло, а в порту уже ждет замена…
- Так ведь это еще лучше! – закричал обрадованный Анатолий Адамович, - Предлагаю тост за Александра Александровича! Кто не выпьет до дна, тот меня не уважает! – Все дружно закивали головами…
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ
Гурий Федорович тщательно брился, критически осматривая себя в зеркале над умывальником, и мурлыкал под нос какой-то мотив. Он уже знал, что ровно через сутки будет дома, и эта весть его радовала. В каюту постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это были матросы Боб, Феликс и Чума. Чума в руках держал ящик с замороженной мойвой, весь расписанный подписями матросов с рыбфабрики и с палубы. Чума шлепнул ящик на боцманский стол:
- Распишись, Гурий! – сказал он, - Ты один только и не расписался! – Матросы Феликс и Боб, не дожидаясь приглашения, сели на диван и закурили. Боцман не торопясь вытер лицо полотенцем и подошел к ящику, взял фломастер, услужливо протянутый Феликсом и размашисто расписавшись на ящике, произнес вслух:
- Традиции надо уважать! Значит, хотите отнести этот последний ящик капитану?
- Да! – дружно закивали матросы головами.
- Думаете, что по давней традиции он даст вам бутылку водки?
- Да, должен дать! – уверенно забубнили матросы.
- Я не очень вас разочарую, если скажу вам, что у Анатолия Адамовича нет водки? – спросил Гурий Федорович, обведя матросов внимательным взглядом, - Он уже пять дней, как у меня водку занимает! - Матросы молча смотрели на боцмана, ждали, что он еще скажет. Минуту Гурий Федорович молчал, как бы обдумывая свои дальнейшие действия.
- Да! – наконец произнес он, - Традиции надо уважать! – распахнул рундук, выдернул из ящика бутылку водки, протянул ее Феликсу:
- Это вам от капитана! – сказал он, - Анатолий Адамович просил меня лично передать ее вам! – Феликс бережно принял бутылку из рук боцмана:
- Спасибо, Гурий! – сказал он от лица всех матросов, - Мы, собственно, на это и рассчитывали…, - и матросы двинулись к выходу.
- А ящик?! – крикнул им вослед боцман, - Ящик-то заберите, хоть и немного, а все-таки тридцать килограмм готовой продукции! – Чума загреб ящик и вся троица удалилась.
Виктор Викторович сидел в кают-компании, дожидаясь, пока уйдет последний из пришедших на завтрак. Последним был доктор Потапыч, он ел, не торопясь и похоже, быстро уходить не собирался.
- Что у нас с третьим помощником? – спросил старпом, обращаясь к судовому врачу. Тот оторвался от тарелки и посмотрел на Виктора Викторовича:
- Еще не знаю! – сказал доктор, - Мне ведь только что сообщили, что он не вышел на вахту! Сейчас пойду его осмотрю!
- У него высокая температура! – сказал Виктор Викторович, - Это сказал четвертый помощник, который ходил его будить…
- Может, простудился? – пожал плечами Потапыч, - Сейчас я пойду его проверю! – снова заверил он. Из буфетной вышла Светлана Игоревна, подошла к старпому:
- Что-нибудь еще, Виктор Викторович? – спросила она.
- Нет, спасибо! – ответил старпом, продолжая сидеть, в упор разглядывая доктора. Потапыч скосил глаза в сторону Виктора Викторовича и улыбнулся.
- Спасибо! – сказал он, вытер руки и губы салфеткой, медленно встал из-за стола и так же не спеша двинулся к выходу.
- Может, все-таки что-нибудь еще? – снова спросила Светлана Игоревна, когда спина доктора скрылась за углом переборки.
- Завтра придем в Мурманск! – ответил старпом.
- Я знаю! – подтвердила буфетчица.
- Я вас приглашаю куда-нибудь сходить, - решительно проговорил Виктор Викторович.
- Куда, например?
- Например, в кино! – ответил старпом, - А вообще, разве это имеет значение? Просто вместе, понимаете? Вместе!
- Понимаю! – сказала Светлана Игоревна и улыбнулась, - Я согласна…
Первый помощник Михаил Дмитриевич сидел за столом и тяжело вздыхал. Он уже считал себя счастливым тем, что, наконец, вырвался из каюты капитана, сославшись на дела. А дел действительно было невпроворот. Надо было подготовить к приходу в порт все протоколы собраний, рапорта, докладные. И делать все это очень не хотелось. И, когда в каюту постучали, он даже обрадовался, что дела отодвигаются на какое-то время. Зашел Захар Петрович. Наверное, Михаил Дмитриевич его давно не видел, но первому помощнику показалось, что консервный мастер как-то изменился. Он стал еще толще, глаза стали еще краснее, и при этом он почему-то тяжело дышал:
- Я по делу! – сказал консервный мастер и быстро приземлился на стул, - Вот акт последней проверки наличия продуктов в провизионке! – сказал он и протянул первому помощнику бумаги, - Налицо факт хищения! – кивнул консервный мастер головой на вопросительный взгляд Михаила Дмитриевича. Теперь первый помощник задумался. Как он мог забыть предупредить Захара Петровича, что бы тот больше не устраивал никаких проверок! Забыл. Все начисто вылетело из головы с прибытием этого начальника промрайона!
- Хорошо, оставьте! – сказал Михаил Дмитриевич, - Я с этим разберусь!
- Нет! – и Захар Петрович очень проворно загреб свои бумаги со стола первого помощника, - Я сам отнесу их в ОБХСС! Я сам… - и упал со стула, теряя сознание.
- Доктора! – закричал первый помощник.
Когда третий помощник Лева Сметанин позвонил на мостик и сказал, что не может выйти на вахту, старпом приказал четвертому помощнику Грише Орлову заступить на вахту третьего. Но на всякий случай разбудил Алексея Котова, объяснив, в чем дело. Алексей умылся и пошел на камбуз к шеф-повару. Тот сидел и чистил картошку, а второй повар Марий что-то ела, напевая при этом какой-то мотив.
- Ты составил заявку на продукты?! – спросил Алексей, обращаясь к шефу.
- А как же! – подскочила веселая Мария, - Все сделано, Алексей Петрович!
- Где она? – снова спросил второй помощник.
- Вот! – и Мария протянула Алексею листок бумаги, на котором был написан перечень продуктов. Второй помощник быстро пробежался по нему глазами: лук, чеснок, селедка в бочке…
- Хорошо! – сказал он, намереваясь уйти.
- Подождите! – Остановила его Мария, - вы ведь не знаете о главной новости.
- Что за новость? – Алексей перевел взгляд с Марии на Яшу, те оба счастливо улыбались.
- Мы решили пожениться! – сказал повар Яша и покраснел от смущения.
- Надеюсь, на свадьбу пригласите? – второму помощнику передалось веселое настроение поваров.
- Обязательно, Алексей Петрович! – сказала Мария, - После этого рейса!
Алексей зашел к Леве Сметанину, узнать, что с ним стряслось. Третий помощник лежал на кровати, укрывшись одеялом, упершись взглядом в подволок. Его бил озноб. На Алексея он даже не посмотрел. Второй помощник положил ладонь Леве на лоб и от неожиданности отпрянул руку – лоб горел. Наконец третий помощник повернул голову:
- А, - протянул он, - это ты, Алексей? – но ни его слова, ни интонация не выражали никаких чувств или эмоций.
- Это я! - Подтвердил второй помощник.
- Прости меня! – сказал еле слышно Лева.
- За что?
- За все! Я бы хотел как-то искупить… - снова проговорил третий помощник, - открой мой рундук! – Алексей распахнул рундук: три пустых и два полных ящика стояли один над другим:
- Водка?! – удивился второй помощник.
- Водка! – подтвердил Лева, - Забирай себе! Продашь потом по двадцать рублей за бутылку… Деньги ведь и тебе нужны…
- Значит, это ты водку матросам продавал?
- Я! – сознался Лева, - И помполиту всех закладывал тоже я!
- Дурак ты, Лева! – мягко сказал Алексей и захлопнул рундук, - Сейчас я позову врача! – Но в каюту уже не вошел, а влетел доктор Потапыч, одного его взгляда было достаточно, что бы он все понял:
- И у этого то же, что и у консервного мастера! – сказал доктор.
На мостике собрались все штурмана и старший механик, стали ждать доктора. Всех волновал и очень волновал один только вопрос: что случилось с третьим помощником Левой и консервным мастером Захаром Петровичем. От нечего делать, стали разговаривать. Естественно, что за сутки до прихода в Мурманск, все говорили только об этом:
- А у меня снова есть собака! – сказал Петр Афанасьевич, - Бассет! Представляете?! Вчера получил телеграмму от жены, пишет, что купила очень породистого щенка! И знаете, как она его назвала?
- Альф! – догадался Алексей.
- Точно! – подтвердил старший механик, - Пишет: приду встречать тебя вместе с ним! Так я ей успел ответить: не вздумай! Не морозь мне щенка!
- Правильно! – согласился старпом, - Еще не известно, поставят нас сразу к причалу или нет! Может, на рейде задержат…
- Надо придумать что-то такое, что бы сразу поставили! – предложил Гриша.
- А я завтра в кабак иду! – радостно доложил Хасан, поднимаясь на мостик. Но радости его никто не поддержал.
- Догадываемся, с кем ты идешь в кабак! – грустно предположил старпом.
- Правильно! – подтвердил Хасан, - А что такие не веселые?
- Доктора ждем! – ответил Алексей.
- А, слышал… - Хасан все понял и тоже сделал серьезное лицо.
Вслед за Хасаном на мостик поднялся начальник промрайона:
- Мечтаете? – весело спросил он.
- Мечтаем! – кивнули все головами.
- Мельчает народ! – отвечая своим каким-то мыслям, вслух произнес Александр Александрович, но уже не весело, а грустно - Уходят старые моряки, приходят новые, но уже какие-то другие. Не сказать, что хуже, но все равно не такие, какие были раньше! А когда все старики уйдут, кто останется?! – его, похоже, потянуло на философию.
- Думаю, что к тому времени подрастут новые старики, и все будет, как раньше! – предположил Петр Афанасьевич, - Главное, чтобы флотские традиции не изменялись и была бы преемственность поколений!
- Может быть… - согласился Александр Александрович и снова засмеялся, - Да вы не обращайте внимания на мысли старика, продолжайте мечтать! Мы ведь домой идем, а это всегда было у моряков самой большой радостью!
На мостик, наконец, поднялся доктор. Вид у него был серьезный и озабоченный:
- Плохи дела! – сказал Потапыч, - Десять дней назад консервный мастер и третий помощник съели большое количество сыра, - он сделал паузу и обвел всех вопросительным взглядом, - И где они его только достали?!
- Бог послал! – буркнул Хасан, но никто не отреагировал на шутку.
Между тем, доктор продолжил:
- Так вот, сыр является таким продуктом, который закрепляет стул хуже всяких таблеток. Понятно? – спросил он, но все продолжали молчать, - Десять дней они не ходили в туалет! Теперь понятно?!
- Понятно! – за всех ответил Виктор Викторович, - И что делать?!
- У них у обоих очень высокая температура, - доложил судовой врач, - началась интоксикация. Я дал им каждому выпить по стакану касторки, теперь ждем… - тревожно вздохнул он.
- А чего ждем? – снова за всех спросил старпом.
- Они должны опорожниться! – ответил судовой врач, - Это снимет интоксикацию, но создаст другие проблемы…
- Какие? – теперь вопрос задал Гриша Орлов.
- Им предстоит не просто сходить в туалет! – ответил Потапыч, - Им предстоит родить! Да-да! – подтвердил он, - Именно родить через жопу футбольный мяч! А теперь представьте, что этот мяч каменный! – Все представили, и всем стало не по себе… - Виктор Викторович, - попросил доктор, - свяжитесь, пожалуйста, с берегом, скажите им, что бы нас встречала машина скорой помощи на причале…
- Свяжусь! – ответил старпом.
- Оказывается, и придумывать ничего не надо, - заметил старший механик, - сразу поставят к причалу!
- Это точно! – подтвердил начальник промрайона.
ЭПИЛОГ ИЛИ ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Научно-исследовательское судно «Профессор Полшков» шло полным ходом, держа путь из Киркинесса на Кюросао. На мостике стоял капитан Котов Алексей Петрович и смотрел вдаль на очертания появившихся из-за горизонта кораблей.
- Впереди большая группа рыболовных судов! – доложил третий помощник капитана, - С какой стороны будем обходить группу? – спросил он.
- Нам дали мало времени на переход! – ответил Алексей Петрович, - Каждая минута дорога, поэтому пройдем через группу.
- Но…, - засомневался третий помощник Миша, - давняя пословица гласит: бойся военных моряков и пьяных рыбаков!
- А ты не бойся! – успокоил капитан, - Я ведь с тобой!
- Чего они здесь ловят? – поинтересовался Миша.
- Наверное, мойву…, - ответил Алексей Петрович, - Поставь УКВ на сканирование, посмотрим, на каком канале они ведут переговоры.
- На девятом! – доложил третий помощник. Капитан стал слушать. Вызывая друг друга по названиям судов, моряки обменивались информацией по уловам, заходам рыбы в тралы, по показаниям приборов. При одном из очередных вызовов, капитан вздрогнул и улыбнулся, а потом, дождавшись, когда суда закончат свои переговоры, позвал:
- Сергей Макаревич ответьте Профессору Полшкову!
- На приеме! – ответил большой автономный траулер.
- Простите за беспокойство, - выдохнул в трубку Алексей Петрович, - Не скажете, кто у вас на судне капитан?
- Остроголовый Виктор Викторович! – ответили на том конце.
- А вы не могли бы пригласить его к трубочке? – попросил капитан.
- Он здесь на мосту, - ответили с траулера, - передаем трубку!
- Здравствуй, Виктор Викторович! Тебя побеспокоил капитан научного судна Алексей Котов!
- Алексей! – раздался на том конце радостный голос, - Я о тебе тысячу лет ничего не слышал, с тех самых пор, как ты куда-то перевелся…
- В нефтегеофизику! – подсказал Алексей.
- Здорово! – снова радостно прохрипел динамик, - Так, может, состыкуемся? Бросим на воду катер? Приедешь к нам в гости?!
- Я бы с радостью, да не могу, очень торопимся на контракт с норвежцами!
- Ясно…, - разочарованно вздохнул Виктор Викторович, - Ну тогда хоть расскажи, как у тебя дела?
- Нормально! – ответил Алексей Петрович, - Работаем, нефть и газ ищем! Женился второй раз. Теперь у меня два сына! А у тебя как?
- Тоже все нормально! – рассмеялся Виктор Викторович, - Ты ведь мою Светку помнишь? Ну, буфетчицу нашу Светлану Игоревну?! Так вот: у меня уже двое детей, мальчик и девочка!
- Здорово! – сказал Алексей, - А еще о тех, кто ходил с нами что-нибудь знаешь?
- Знаю, но, может быть, не о всех… После того рейса наш боцман Гурий Федорович еще семь лет проходил в море, кстати, вместе и ходили, а потом он ушел на пенсию, купил с женой дом в деревне под Воронежем, очень любит копаться в огороде. Я иногда к нему летом всем семейством наведываюсь.
- Лева Сметанин и Захар Петрович целый год в больнице провалялись, по три операции перенесли. Мы их там после рейса навещали. А когда Лева из больнице вышел, женился, его жену, кажется, Любой зовут. От кого-то слышал, что теперь у него трое детей и что в море он больше не ходит. Захар Петрович потом какое-то время сторожем на складе работал, теперь на пенсии.
- А как Петр Афанасьевич? – спросил Алексей.
- Собак разводит! У него самый элитный в области собаководческий клуб. Мы иногда перезваниваемся. Недавно предлагал мне щенка бассета, но Светлана отказалась, говорит: куда нам щенок, он нам всех кошек перепугает?!
- А доктор Потапыч?
- Преподает морякам правила оказания первой помощи. Каждой новой группе рассказывает про опасность переедания сыра!
- А Михаил Дмитриевич?
- Три года назад задержала его портовая милиция при выносе с территории порта пяти банок печени трески. Скандал поднимать не стали, тихо отправили на пенсию.
- А капитан Анатолий Адамович?
- А он теперь большой начальник, начальник «Севрыбпромразведки»!
- То-то в магазине мойва пропала! – пошутил Алекесй.
- Зато путассу, хоть завались! – поддержал шутку Виктор Викторович, - Да, еще… Помнишь Славу, пекаря нашего? К сожалению, он умер два года тому назад, царство ему небесное! Как потом оказалось, у него на сберкнижке осталась очень большая сумма денег и все эти деньги, согласно его завещанию, были отданы детскому дому.
- Да! – согласился Алексей, - Царство ему небесное! А тебе – счастливой рыбалки!
- Ну и тебе желаю нефть норвежцам найти! Кстати, скажи, это очень сложно?
- Если честно, то очень! Но не так интересно, как мойву…
- Понимаю!
- Спасибо тебе, Виктор Викторович! – грустно сказал Алексей Петрович, - Жалко расставаться, но не буду тебя больше отвлекать. Может, Бог даст, когда-нибудь увидимся?
- И тебе спасибо! Обязательно увидимся! – уверенно ответил Виктор Викторович, а потом добавил, - Если Бог даст!
М О Р С К И Е С О Б А К И
Игорь Козлов
ПРОЛОГ
Два моринспектора смотрели на Алексея Котова с полным непониманием и изумлением:
- Может, вы не поняли? – Спросил, наконец, первый, решил сыграть роль доброго дяди, - Мы вас направляем вторым штурманом, понимаете, вторым?
- Я понимаю, - Алексей продолжал держаться ранее занятой позиции, - но я не хочу уходить со своего судна…
- У вас нет своего судна! – второй моринспектор был явно дядей злым, - У нас только капитаны закреплены за судами, а все остальные идут туда, куда пошлют!
- Но я еще мало ходил в море… я и третьим-то штурманом был всего один рейс…
- Не скромничайте, - снова заговорил первый, - вот у нас лежат на вас две положительных характеристики: одна с «Пингвина», другая с «Елькина», и в обеих характеристиках вы рекомендуетесь на должность второго помощника капитана!
- Короче, вопрос закрыт! – сказал второй, - И обсуждать здесь больше нечего! Вот вам направление… Идите…
К удивлению Алексея, весть эту дома восприняли с явным удовольствием. Теща Нина Никитична, пришедшая навестить внучку, сразу помчалась на кухню:
- Отметим это дело! – крикнула она на ходу. А жена Ирина даже в ладоши захлопала:
- А ты сам-то чего не рад? Ну, подумаешь, не отдохнул до конца отпуска, ерунда это! Главное, что теперь у тебя зарплата будет больше! Да и на продуктах сидеть будешь и деньги выдавать! Продукты сейчас в дефиците, а ты, глядишь и домой чего-нибудь вкусненького принесешь…
- Ты шутишь? – Алексей посмотрел на жену внимательно.
- Ничего она не шутит! – теща встряла как всегда, выпорхнув с кухни и приземлившись тут же рядом, - семью кормить надо, а на одну моряцкую зарплату не проживешь!
- Это почему же не проживешь? – Алексей начал заводиться, - Все живут, а мы не проживем?
- Так ведь, по-разному живут… - и обе женщины пронзили Алексея искрометными взглядами…
ПОРТ
1
- Кур брать будете? – спросила женщина, выписывающая накладные.
- Обязательно! – ответил Алексей.
- Сколько? – снова спросила женщина и тут же поторопила - Отвечайте быстрее, за вами еще три парохода, и все хотят успеть получить продукты сегодня!
Алексей посмотрел на повара Яшу, тот поправил очки, заглянул в блокнот:
- Восемьсот килограмм!
- Каких? – женщина спокойно смотрела на Алексея, а Алексей снова повернулся к повару, на что женщина усмехнулась, - в первый раз, что ли продукты получаете?
- Я в первый раз… - ответил Алексей и смутился. Женщина заметила это.
- Куры есть по рубль сорок копеек, по рубль восемьдесят и по три десять. Какие будете брать?
- Самые дешевые! - нашелся Алексей.
- Выписываю… - сказала женщина, - двести килограммов…
- Мы сказали: восемьсот… - уточнил Алексей.
- Лимит! - отрезала женщина, - Берите других!
- Тогда по рубль восемьдесят еще шестьсот килограммов! - сказал повар Яша.
- Тоже только двести! – ответила женщина и вписала цифру в накладную, - А по три десять берите сколько угодно! – милостиво разрешила она, - На них лимита нет!
- Спасибо… - усмехнулся Алексей.
- Картофель выдаем только в ваши мешки! Принесли? – спросила женщина.
- Принесли! – ответил Алексей.
- А сметану только в ваши бидоны! Есть?
- Есть!
Продукты выписывали больше двух часов. Благо, что приехали за три часа до открытия склада, то есть в пять утра и оказались в очереди первыми. Пока выписывали продукты, выяснили, что лимит распространяется и на свинину, и на говядину – только по сто килограмм! Но на каждую дополнительно взятую тонну курей можно получить дополнительно и по сто килограмм говядины и свинины.
- Кур им девать некуда, что ли?! – возмутился Алексей, когда продукты были выписаны, и они вчетвером: второй помощник капитана Алексей, повар Яша, матрос-артельный Хасан и матрос Чижик пошли их получать, следуя туда, куда их повела женщина-кладовщица.
- По тридесять – некуда! Так было всегда! – сказал повар Яша, - Я уже сколько лет продукты получаю, и всегда одно и то же: «Сгущенного молока только сто банок!» – передразнил он женщину, выписывавшую накладные.
- Я буду вам показывать, что брать, а вы сами грузите на тележки и сразу вывозите на улицу! – сказала женщина-кладовщица.
- Хорошо! – согласился Алексей.
- Сначала мясо! – снова сказала женщина и открыла мясную камеру.
Сколько здесь было мяса! Огромные туши свисали с потолка до пола. Маленькие туши лежали на стеллажах.
- Смотрите, сколько у вас говядины! – возмутился Алексей, - А вы только по сто килограмм выдаете?!
- Это не говядина, - спокойно возразила женщина, - это конина! Сколько хотите взять?
Все переглянулись и замотали головами.
- Не надо… - выдал общее мнение Алексей.
Продукты получали еще четыре часа, потом ждали машину, потом грузили. На одну машину все не влезло. Отправили Чижика и Яшу с первой машиной на судно. Хасан и Алексей остались сторожить полученные продукты, которые в машину не уместились.
В Мурманске стоял февраль. Месяц ветреный и морозный. Огромные сугробы снега лежали вдоль всей Траловой улицы, на которой расположился склад. То и дело подъезжали машины, ребята с других судов грузили и увозили продукты.
- Холодно! – сказал Хасан, все глубже зарываясь в ватник, - машина вернется не раньше, чем через два часа, - Алексей сидел на мешке с картошкой и молчал.
- Может, я за пузырем сбегаю? - предложил Хасан, - здесь недалеко, а то ведь замерзнем?!
- Сбегай… – согласился Алексей.
Хасан убежал. Алексей достал сигарету, закурил. «Вот уже и курить начал, - подумал он, - скоро и пить начну…» Было действительно холодно. Алексей встал с мешка, прошелся по скрипучему деревянному настилу, заглянул в тамбур, где выписывали продукты. Там пожилой второй помощник с какого-то судна, небрежно навалясь на стойку, диктовал:
- Тамарочка, десять банок растворимого кофе, двести банок сгущенного молока, конфет разных в ассортименте…
Тамарочка улыбалась и записывала:
- Что еще будете брать, Петр Петрович? Все есть… - у нее даже голос изменился. Алексей отошел, снова сел на мешок с картошкой. Прибежал Хасан.
- Взял! – сказал он, - «московская» вологодского разлива!
- Дрянь! – произнес Алексей.
- Согласен, - согласился Хасан, - но другой не было. – Открыл бутылку, достал из кармана стакан.
- А закусывать чем? – поинтересовался Алексей.
- Колбасой! – развеселился матрос-артельный, - смотри у нас ее сколько, целые ящики! - и он выдернул из ящика палку копченой колбасы.
Машина вернулась через два с половиной часа. Алексей все так же сидел на мешке, Хасан прыгал по настилу, согреваясь:
- Чего так долго?! - закричал он, выпрыгнувшему из машины матросу Чижику.
- Выгружали… - сказал Чижик.
- Теперь грузите! – скомандовал Алексей, - а мы пойдем с Хасаном судовую лавочку выписывать!
На получение продуктов и судовой лавочке, на их погрузку и выгрузку ушел весь день. Алексей вернулся домой только поздно вечером, уставший и закоченевший. Открыл дверь своим ключом. Две комнаты в трехкомнатной квартире, которые занимал Алексей с семьей, располагались в разных концах. Одна комната была большая, другая маленькая. Алексей прошел в маленькую, чтобы не будить жену и дочь, которые, как он был уверен, уже спали. Но жена не спала. Как только Алексей улегся на кровать и закрыл глаза, она вошла в комнату и включила свет.
- Где ты так долго был? – спросила, и Алексей сразу уловил в ее интонации недовольство и раздражение.
- Продукты на судно получали, ты же знаешь…
- До одиннадцати ночи? – ответ мужа ее явно не устроил, - Ты меня что, за дурочку считаешь?
- Мы правда получали продукты, потом грузили, выгружали и разносили по провизионкам! Я ведь говорил тебе…
- Ты не говорил, что явишься в одиннадцать! – Она стояла в халате, запахнув его и полы придерживая руками, и пристально смотрела на Алексея. Алексей заметил, что губы у нее дрожат.
- Не обижайся, Ир, мы правда грузили продукты, - он протянул руку, ухватил жену за полу халата и притянул к себе, - Ты же знаешь, я люблю тебя и только тебя, - Она не удержалась на ногах и села на край кровати, - Ну, поцелуй меня, - попросил Алексей.
- Да от тебя водкой пахнет! Вы что там пили?! – Ирина рванулась, желая высвободится из объятий мужа, но Алексей уже крепко держал ее.
- Пусти! – потребовала она строго, - Пусти, а то начну кусаться…
- Кусайся, - сказал Алексей, все крепче прижимая жену к себе, - а водку мы пили, чтобы не замерзнуть…
- А с Настей завтра погуляешь? – спросила Иринка, слегка ослабив сопротивление.
- Погуляю, - смеясь, ответил Алексей, - у меня завтра суточная вахта, а вот послезавтра с вахты приду и погуляю…
- А ты из продуктов этих домой чего-нибудь принес? - прошептала она, уже полностью сдаваясь. Но Алексей пропустил этот вопрос мимо ушей.
11
Капитан Каплан Анатолий Адамович после каждого рейса списывал почти весь экипаж, оставляя на борту лишь некоторых, по-видимому, приглянувшихся ему. А тех, кого он не списывал, зачастую уходили сами. Лишь два человека оставались с Анатолием Адамовичем из рейса в рейс - начальник радиостанции Вайсман Лев Ноевич да рефмеханик Бойко Борис Иосифович. Все остальные сменялись. Как Анатолий Адамович объяснял такую обвальную текучесть кадров с судна береговому начальству? Только одному ему и известно. Почему начальство никак не реагировало на этот факт? Тоже остается загадкой…
Под эту кампанию смены экипажа и попал Алексей Котов на большой автономный траулер «Сергей Макаревич», но уже в должности второго помощника капитана.
Суточная вахта в порту начинается в восемь утра и заканчивается в восемь утра, но уже следующих суток. Вдоволь померзнув на автобусной остановке, затем потолкавшись в переполненном автобусе, пахнущем гарью и перегаром, следующем на южные причалы мурманского рыбного порта, называемыми “Петушинкой”, к указанному времени, Алексей Котов прибыл на судно для заступления на эту самую вахту.
- Ну, что здесь за ночь новенького произошло? – спросил Алексей между прочим четвертого помощника капитана Гришу Орлова, сидящего в каюте в помятом состоянии, в не выспавшемся виде в грустной задумчивости.
- А ты откуда знаешь? – отозвался четвертый помощник.
- Об этом уже весь флот знает и Мурманск тоже, в утренних новостях передавали… - пошутил Алексей,
- А! – Гриша безнадежно махнул рукой, - Пусть будет, что будет! – И снова впал в задумчивость.
- Это точно! – подтвердил Алексей, - А теперь скажи мне, что тут все-таки произошло? – Алексей уже успел раздеться и теперь с учительской готовностью сел на диван напротив Гриши. Теперь до Гриши дошло, что Алексей ничего не знает.
- Проверяющие… - тихо произнес он.
- Ясно! – кивнул Алексей, - Ночью пришли проверяющие, не встретив вахты у трапа, поднялись на мостик, не обнаружив пожарного матроса, прошли по каютам и обнаружили тебя спящим… так?
- Так! – подтвердил четвертый помощник капитана.
- Они записали в вахтенный журнал замечание и сказали, что доложат начальнику мореплавания… так? – снова спросил Алексей.
- Так! – снова согласился Гриша, - И что теперь будет? – в голосе появилась надежда.
- Получишь выговор от начальника мореплавания, раз! – Алексей стал загибать пальцы, - Раздалбон от капитана, два! Отпуск в зимнее время, три! В очередь на квартиру – последним, четыре! Путевку в “Рыбак Заполярья” за полный счет, пять! Минус тринадцатая зарплата, шесть! Героя Советского Союза не получишь никогда, восемь! Лауреата Нобелевской премии…
- Ладно, хватит! – перебил Гриша. Несмотря на перечисленные Алексеем карательные санкции, настроение его явно поползло вверх, - Есть у меня квартира, с женой живу, а “Рыбак Заполярья” мне и даром не нужен! А выговор через год снимут!
- Правильно! – согласился Алексей, - Держи хвост пистолетом! Такова наша жизнь!
К десяти утра на судно прибыл капитан Анатолий Адамович:
- Вызвать ко мне четвертого помощника капитана! – приказал он Алексею, встречающему его у трапа.
- Иди… - сказал Алексей Грише, - получай подарок номер два!
В течение последующего часа в присутствии старшего помощника капитана Остроголового Виктора Викторовича, второго помощника капитана Алексея Котова, третьего помощника капитана Сметанина Левы, успевшего прибыть на судно к этому времени, четвертый помощник капитана Гриша Орлов размазывался капитаном по переборке. В смысле, воспитывался, в самых страшных выражениях и интонациях, из чего Гриша сам сделал вывод, что штурман он никакой, человек непорядочный, гражданин продажный. Таким образом, осознав свою ничтожность, как в профессиональном, так и в общечеловеческом смысле, четвертый помощник капитана Гриша Орлов чистосердечно раскаялся и пообещал впредь не допускать подобных и других проступков. Короче, всего за один час Гриша Орлов приобрел такой жизненный опыт, который, бывает, не приобретается и за долгие годы, а кроме того, по словам старпома, опыт такой ни за какие деньги не купишь и, уж тем более, в последующем ни за что не пропьешь. После растирания четвертого помощника капитана по переборке и преобразования его в забортный мусор, немного успокоившись, капитан провел короткое совещание:
- Отходим в море через пять суток! – доложил он, - Идем под мойву в Баренцево море! Рейс четыре с половиной месяца… Сегодня должны доукомплектовать экипаж… Кстати, новый стармех прибыл? – вопрос адресовался ко всем.
- Нет! – за всех ответил старпом.
- А врач? – снова поинтересовался Анатолий Адамович.
- И врача нет! – снова ответил старпом.
- Странно… - вслух подумал капитан, - очень странно…
- И обслуживающего персонала нет! И матросов еще не всех прислали, и мотористов тоже! Это не порядок… – старпом решил показать обеспокоенность в кадровом вопросе.
- Ясно! – подвел черту капитан, - Все ясно! Сегодня все вопросы решим. В крайнем случае, завтра… Время еще есть… Заодно зайду в партком! – сказал и хлопнул ладонью по столу, что означало: совещание окончено!
- А кто у нас первым будет? – решил поинтересоваться Виктор Викторович. Он не спросил: «первым помощником капитана», потому что на судне не принято полностью обозначать должность капитанских помощников. Тут принято так: первый помощник – первый или помполит, поскольку он является помощником капитана по политической части, второй помощник – второй, третий помощник – третий, четвертый, естественно, – четвертый, и только старший помощник капитана – старпом. Капитан, естественно, - кэп, старший механик – дед, а старший мастер лова – майор. Так уж принято. А кто так придумал и почему, уже давно позабылось, кануло в лету…
- Вот по этому вопросу я и пойду в партком! – уклонился от ответа Анатолий Адамович, но потом, чуток помедлив, добавил, - Говорят, что первый помощник будет самый-самый…
Капитан ушел, не дав никаких напутствий, что означало – заниматься текущими делами, готовиться к отходу!
Алексей пошел в свою каюту и за ним увязался третий помощник Лева:
- Да, не завидую я четвертому, - радостно сообщил он Алексею, вольготно разваливаясь на диване.
- Со всяким бывает… - неохотно отозвался Алексей. Радость третьего он не разделял. Возникла пауза, в течение которой Лева достал пачку «Мальборо» и закурил.
- Кури, если хочешь… - предложил он Алексею.
- Спасибо, я такие дорогие не курю…
- Ерунда! – тут же вставил свое слово третий, - Кури!
- Сказал же: не курю! – Второй раз отказался Алексей. Не из вредности отказался и не для того, чтобы обидеть, а просто: не курю и все! Ну, не понравилось Алексею радостное настроение третьего помощника, тем более, что радость эта была по поводу неудачи товарища. Хотя, может быть, Лева и не считает четвертого помощника Гришу своим товарищем, но тем еще хуже. Да, конечно, разными судьбами собрались штурмана с разных судов на одно судно, и не знают друг друга вовсе, так как прежде не встречались, но ведь впереди – рейс и работа, и море, и будни, - в одном котле вариться, одно дело делать, одну кашу хлебать. Значит, по воле или по неволе – товарищи! А в последствии, может быть, друзья…
- Я вот такие курю… - сказал Алексей примирительно, доставая болгарские «Родопи», - Даже не курю, а балуюсь… А вообще, бросать надо! – И Алексей улыбнулся.
- Согласен! – поддержал Лева, - А про нашего кэпа слышал? – Снова задал вопрос третий, и снова эти слова Левы не понравились Алексею, потому что почувствовал Алексей, что вопрос этот неспроста задан, а смысл какой-то скрывает, а потому Алексей молча затянулся и медленно дым в потолок выпустил.
- Кэп наш, - продолжил свою информацию третий, - самый плохой рыбак на флоте! Рыбу ловить не умеет! Группы судов боится, все время в стороне держится! А тех, кто на судне этим недоволен, выявляет и потом списывает… И так обстоит дело из рейса в рейс! А тех, кого он списывает, потом в конторе в черном теле держат. У кэпа нашего в Главке – лапа! – На одном дыхании Лева всю информацию выдал. Или сплетню. И умолк и стал ждать реакцию Алексея, на диване откинувшись и сладко затягиваясь.
- Лапа в Главке, это – хорошо! – наконец выдал Алексей, - Лапа она и есть, лапа! – и тоже в кресле откинулся и тоже затянулся. И снова возникла пауза, в которой штурмана друг друга только глазами прощупывали, да дым пускали. И первым не выдержал Лева. Затушил сигарету, усмехнулся, мол, понял шутку Алексея, и о деле заговорил:
- Колбасою поделишься? – начал он без обиняков, - Сыром, там, консервами какими?
- Какой колбасой? – не понял Алексей.
- Обыкновенной! – снова усмехнулся третий, - Ты же на продуктах сидишь? Сидишь! Продукты на рейс получил? Получил! Не все ж себе заберешь? Или все? А с товарищами делиться надо… - и выжидательно на Алексея уставился.
- Я понял! – мягко сказал Алексей, гася свою сигарету, - Но я продукты не раздаю и себе не беру!
- Зря ты так! – разочарованно произнес Лева, вставая, - Я думал, мы подружимся, тем более, что все по кругу хотим. Представь себе, что в следующий рейс ты пойдешь старпомом, а я вторым? Тебе все сторицей вернется…
- Это почему же я в следующий рейс пойду старпомом? – насторожился Алексей.
- Да потому что нашего Виктора Викторовича сюда специально прислали, чтобы его Анатолий Адамович спалил! – твердо ответил Лева. Нет, не Лева, а Лев Яковлевич! И блеск нехороший в глазах появился и злость какая-то.
- Бабник наш старпом! – продолжил Лева, - Не любят его в конторе, терпеть не могут, говорят, что он дисциплину распустил, только бабы на уме… - сказал и вышел. С обидой вышел, какую-то тоску в душе затаив. Алексей это сразу увидел, но не стал останавливать: пусть идет! Не хорошо это, штурманам сплетни по судну разносить. Да и не по-мужски это. Обижен человек чем-то. Сильно обижен…
Алексей пошел совершать обход по судну, как вновь заступивший на вахту вахтенный штурман. И каково же было его удивление, переходящее в радость, когда он увидел восходящим по трапу старшего механика Руденко Петра Афанасьевича. Стармех поднимался медленно, внимательно глядя себе под ноги. И прежде чем поставить ногу на следующую ступеньку, он стряхивал с той ступеньки снег, занесенной уже вверх ногой.
- Идите, не бойтесь! – крикнул сверху Алексей, - Трап почищен! Не поскользнетесь!
- Знаю я, как вы трапы чистите… - в ответ пробурчал Руденко. Он был недоволен. И весь вид его выражал недовольство. И черная борода его была покрыта инеем, и тоже выражала недовольство.
- А где же ваш Альфуня? – снова крикнул Алексей, на что стармех Руденко остановился, поднял вверх голову и глаза его сверкнули:
- Алексей, ты что ли?! – спросил Петр Афанасьевич и стал подниматься быстрее, не сводя с Алексея глаз, - И тебя, значит, сюда?! Вот так встреча! И тебе, значит, отпуск догулять не дали? Ах, гады! Что б им пусто было! Я ж им говорю, не пойду я на этот пароход, у меня свой есть! А они: производственная необходимость! Ух, гады! А у меня уже путевка в кармане... - Радостно сообщил стармех, но радость его тут же угасла, - Пропала путевка, вот так! – Он уже стоял на палубе и печально и молча смотрел на второго помощника, а потом, что-то вспомнив и спохватившись, добавил - Убежал Альфуня! Убежал! – И снова замолчал и снова глаза опустил, и Алексей понял, что наступила торжественная минута молчания в память о пропавшей собаке, которая и Алексею была не посторонней, а вроде как даже родной, - Вот такие дела! – прервал минуту молчания стармех и снова посмотрел на Алексея и снова добавил, но уже отвечая своим каким-то мыслям, - А, может, и украли… Бывает… Но об этом после, после… - Петр Афанасьевич хлопнул Алексея по плечу, - Провожай, давай, в каюту…
Старшего механика, сдающего дела, в каюте не оказалось.
- Он, наверное, в машинном отделении, - сделал вывод Петр Афанасьевич, - Ладно, пусть пока погуляет, а я тебе пока про Альфа расскажу, - И Петр Афанасьевич поведал свою историю про Альфа.
- Ты же помнишь, я говорил, что всего в Советском Союзе было три таких собаки: две суки в Риге и мой Альф в Мурманске, - начал печальную повесть старший механик и после недолгой паузы, дав Алексею возможность вспомнить и представить себе эту собаку, продолжил, более не прерываясь, - Возил я его в Ловозеро. В поселке этом саамском каждую зиму охотники натаскивают собак на медведя. Привязали, значит, огромного медведя к дереву, а собаки вокруг него тявкают, рвутся с поводков, мол, сейчас загрызем. А собаки-то, в основном, так, мелюзга, лайки там всякие. Тяв-тяв! Тяв-тяв! А медведище на них свысока поглядывает, подходите, мол, я вам покажу! Ну тут охотники своих собак, спускают значит с поводков… А те: тяв-тяв! Тяв-тяв! А подойти бояться! А охотники на них орут! Травят, значит… Начали собачки к медведю приближаться, а тот нехотя лапой – швырк! И все собачки – кто куда! Завизжали! Да разве это собаки?! И тут я спускаю с поводка своего Альфа… - Стармех сделал внушительную паузу и внимательно посмотрел на Алексея, - Я ему даже команды «Фас!» не давал… А он как бросится! Как вцепится в медвежью шкуру! И не отпускает… Медведь и так, и сяк крутиться, а высвободиться не может, Альфуня держит! Представляешь?!
- Представляю! – подтвердил Алексей, - Я помню, как ваш Альф чуть старпома не загрыз…
- Что старпома?! – обиделся Петр Афанасьевич, - Он чуть медведя не загрыз! Еле оттащили. Охотники сказали, что не для того они медведя поймали, чтобы моя собака его насмерть загрызла. Убирай, мол, свою таксу и проваливай! Таксу, понимаешь… Это специально, чтобы меня обидеть. Но я не обиделся! Я был горд! Я гордился… - На этом месте стармех глубоко вздохнул, - Домой вернулись, а на следующий день жена пошла с ним погулять… И… все! Жена говорит, что ни с того ни с сего, как рванул с поводка! Ты же знаешь, это гончая собака! Разве, догонишь? Убежал… - Дверь каюты распахнулась и на пороге образовался старший механик сдающий дела:
- Привет! – громко поздоровался он, - Добро пожаловать в ад! – И громко рассмеялся, радуясь своему избавлению от судна, на котором могут работать только «самые-самые»…
Алексей оставил старших механиков передавать дела, а сам пошел к повару Яше. Повар Яша работал на камбузе. Вернее, он не работал, а наслаждался работой. Он чистил картошку, сидя на комингсе, и смотрел влюбленными глазами на второго повара, только что присланного на судно, - крупную, грудастую хохлушку Марию, сидящую на низенькой табуретке. Мария с завидным аппетитом поглощала один за другим бутерброды с колбасой, приготовленные поваром Яшей, видимо, специально для нее, и то и дело томно вздыхала:
- Хорошо-то у вас как! Лафа! Полная лафа… - На что повар Яша отвечал:
- Сработаемся, Мариечка… Обязательно сработаемся.
Повару Яше лет было далеко за тридцать. Но при своей худобе, такой несвойственной шеф-поварам, он выглядел значительно моложе, поэтому его никогда и не называли по отчеству, а только Яша. А вообще всей своей внешностью он напоминал морковь, забытую в морозильной провизионке еще с прошлого рейса. От этой моркови его отличали только круглые очки с толстыми стеклами.
- Ну, полная лафа…
- Сработаемся, Мариечка…
Алексей вынужден был прервать камбузную идиллию:
- Я, конечно, извиняюсь, - сказал Алексей, - но нам, Яша, надо пройтись по провизионкам, посмотреть, как там разложили продукты.
- А что там смотреть? – очень мягко промурлыкал повар, - Никто и ничего еще не расскладывал…
- А вы не беспокойтесь, Алексей Петрович, - вставила свое слово повар Мария, - я щас доем бутербродик и сама все разложу, я ух какая бойкая! – и очень радостно и кокетливо засмеялась, подморгнув при этом Алексею подведенным глазом, и, видя, что Алексей смутился, добавила, - а хотите, вместе с вами все разложим, вдвоем-то веселее! – и снова захохотала…
Повар Яша вмиг перестал улыбаться. Как будто розовая пелена свалилась с его очков. Наверное, ему показалось, что из его стойла уводят любимую кобылицу. Он вскочил на ноги и отчеканил:
- Сегодня все сделаем, Алексей Петрович! Не беспокойтесь! Все пересчитаем и разложим! Мы тут сами…
- Ну-ну, - улыбнулся Алексей, - не сомневаюсь …
К восемнадцати часам весь экипаж, находящийся на рабочем дне, отбыл домой. На судне осталась только вахта да те моряки, у которых не было ни дома, ни семей и идти которым никуда не хотелось. Северное сияние повисло над судном, над Мурманском, над Заполярьем, предвещая на завтрашний день крепкий мороз.
Алексей сидел в своей каюте и думал о стармеховой собаке, о предстоящем рейсе, о продуктах, о том, что дома сейчас смотрят телевизор… И вдруг он поймал себя на мысли о том, что на судне лучше, чем дома, потому что вся жизнь на судне регламентирована Уставом, отметающим всякую суету, устраняющем всякие проблемы. А дома надо все решать самому, а потом спорить и доказывать, что ты прав, хотя это, наверное, не всегда так бывает, что прав. А потом снова поймал себя на мысли, что все, о чем он думает, - бред сивой кобылы. Никакой Устав тут вовсе ни при чем, а просто дома чего-то не хватает. А чего? Наверное, любви… И как же так вышло, что любви вдруг не стало хватать? И куда она делась? А, может, ее и вовсе не было? Так он сидел и думал, а время уже подошло к десяти вечера…
- Надо проверить вахтенного у трапа… - решил второй помощник, глядя на часы, - скоро пожалуют проверяющие… -
И вовремя спохватился, так как вахтенного у трапа матроса не оказалось на месте. Не оказалось на месте и пожарного матроса. Алексей пошел по судну их искать.
Боцман Волков Гурий Федорович всей своей внешностью напоминал черта. И характер при такой внешности имел соответствующий. Поэтому, когда он рассказывал матросам, что на всех судах, где он был, буфетчицы принадлежали только ему, никто не верил. Тогда Гурий Федорович начинал вдаваться в интимные детали, активно жестикулируя руками, которые более походили на огромные клешни, заставляя слушателей поверить ему, но матросы при этом только следили за этими руками, не представляя, как женское хрупкое создание могло находиться в этих лапах и еще больше не верили. Но боцмана это не смущало, он только ухмылялся. Вот и сегодня, собрав матросов в своей каюте, он снова и снова рассказывал о прошлых похождениях и мечтал о будущих:
- Я не настаиваю, - говорил он, - можете не верить. Но когда на судно придет буфетчица, вы сами удостоверитесь.
- А если она тебе не понравиться? – спросил матрос Чижик.
- Такого не может быть! – твердо обрубил боцман.
- А если ты ей не понравишься? – спросил Хасан.
- Тем более не может быть! – снова отрезал боцман.
- А если… - но Чижик не успел договорить, в дверях боцманской каюты появился Алексей:
- Чижик! Хасан! – Алексей был суров, - В чем дело? Где ваше место?!
- Уже идем, Алексей Петрович! – и Чижик, и Хасан, прошмыгнув мимо второго помощника, побежали на вахту.
- Что, Гурий Федорович, развлекаемся? – мягко спросил Алексей, - почему домой не идем?
- Дома скучища! – так же мягко ответил боцман, - Телевизор, что ли смотреть?! – потом секунду подумал, как бы соображая: говорить - не говорить? - Жена думает, что мы уже в море ушли, я ей так сказал…
- Ясно! – произнес Алексей, намереваясь уйти.
- Вряд ли тебе ясно, - вставил боцман, продолжая разговор, - а вот походишь в море с мое, - поймешь, что никому ты на берегу не нужен! Не жене, не детям, если дети большие… - боцман задумался…
- По-вашему выходит, что на берегу и любви нет? – Алексея заинтересовал начатый разговор, так как разговор этот со снайперской точностью попадал в его собственные мысли.
- Любовь есть! – не согласился Гурий Федорович, - Но любовь вещь проходящая, если её не поддерживать отношениями. А какие у тебя могут быть отношения, если ты пол года в море и двадцать суток на берегу? То-то! – боцман решил, что он сказал главное, не подлежащее сомнению…
- И поэтому вы предпочитаете случайные связи в море? – Краем уха Алексей слышал разговор между боцманом и матросами.
- Ты еще молод! – ухмыльнулся боцман, - Случайных связей не бывает вообще потому, что ничего случайного вообще нет. В этом мире все продумано и закономерно. Кому что! Кому берег, а кому море…
- Значит, не любите берег? – спросил Алексей.
- Берег есть суета! – профилософствовал боцман, - Скорей бы в море!
- Скоро уже… - вслух подумал Алексей.
111
Старший помощник капитана Остроголовый Виктор Викторович, который заступил на суточную вахту, сменив Алексея, был человеком интеллигентным. Всегда гладко выбрит, аккуратно одет и подтянут, при своей невероятной худобе и задумчивости, он напоминал птицу цаплю, застывшую в ожидании лягушки. Старпому Остроголовому было около сорока лет. Характер он имел флегматичный, но при этом Виктор Викторович был романтиком, романтиком женских сердец. Да, он любил женщин. Он любил их так же искренне и целеустремленно, как искренне и целеустремленно они пользовались этим. Дважды женатый и дважды разведеный, Остроголовый не терял надежды встретить, наконец, свою единственную богиню, свою мечту. Как встретить и где, он не задумывался, потому что всегда находился в море или у причала, а значит, и встретить царевну-лягущку он мог только на своем рабочем месте, то есть на судне. Поэтому всех женщин, приходящих на пароход старпом Остроголовый Виктор Викторович рассматривал, как претенденток на свою худую руку и львиное сердце. И все же – в его душе жил идеал. Каков он был, идеал этот, старпом и сам представлял расплывчато. «Главное – красота! А остальное – дело наживное» - так думал Виктор Викторович. В каюте напротив его стола на переборке висел календарь с Мэрэлин Монро, может, она наиболее соответствовала тому идеалу красоты, который мечтал встретить Виктор Викторович?
Экипаж только формировался, и поэтому все новые люди ежедневно поступали на судно и представали пред ясными очами старпома. Старпом окидывал всех голубым изучающим взглядом и, тяжело вздыхая, куда-нибудь отправлял:
- Идите, работайте… - это были не те люди, о которых мечтал и думал старпом, - те, о которых он мечтал и думал, еще не появлялись…
- Здравствуйте… - и в дверях старпомовской каюты застыл пузатый человек пятидесяти с лишним лет, - здравствуйте… - повторил он, когда старпом поднял на него глаза, - вот мое направление к вам… - и человек протянул направление. Но не столько солидный возраст человека и его серьезный вид привлекли внимание старпома, сколько его большие красные выпуклые глаза, глаза протухшего окуня.
- Консервный мастер! – между тем доложил человек, - Захаров Захар Петрович! – и натянуто улыбнулся, два раза хлопнув маленькими ресницами, глаза при этом еще больше округлились.
- Мы что, будем делать консервы? – равнодушно спросил Виктор Викторович, уже потерявший всякий интерес к консервному мастеру.
- Не знаю, - уклончиво ответил Захар Петрович, - но банкотару получать будем, а там как Бог даст…, - и как человек опытный и знающий за чем сюда пришел, добавил, - Скажите, где расписаться?
- Вот здесь! – и старпом пододвинул консервному мастеру два журнала, - за технику безопасности и пожарную безопасность!
- Готово! – доложил Захар Петрович, - Я могу идти?
- Идите! Каюта технолога по коридору направо, он сам определит вам работу…
Консервный мастер ушел, а старпом еще раз взглянул в его направление: «…направляется консервным мастером…» - «Значит, кроме всего прочего, будем делать консервы!» – решил старпом.
- К вам можно? – это был явно женский голос и Виктор Викторович быстро поднял свой взгляд, но – увы! В дверях стоял маленький щуплый человечек в старом видавшим виды пальто, сжимая в руках вязаную шапочку, - Я к вам направлен пекарем! – добавил человечек, - Безродный Вячеслав Васильевич! Но можно просто Слава…
«Пекарем могли бы и женщину прислать…» – подумал старпом: - И хлеб печь можете? – спросил Виктор Викторович, не скрывая досады.
Человечек смутился, потупил глаза:
- Мне сорок девять лет, из них я тридцать лет хожу в море, а хлеб пеку всю свою жизнь, и никто из моряков никогда не жаловался…
- Ладно, я так… - старпому вдруг стал симпатичен скромный геройский пекарь, который всю жизнь печет хлеб, захотелось исправить собственную бестактность, - Сами знаете, пекарь на рыболовном судне первый человек, будь шеф-повар хоть семи пядей во лбу, а если хлеба нет, то и еды нет, ведь так?!
- От шеф-повара тоже много зависит, - человечек улыбнулся, ему понравились слова старпома.
Уже было десять утра, а Хасана, несшего вахту у трапа, еще не сменили. Хасан кутался в зимний тулуп, нервно расхаживал по палубе вдоль релингов и постоянно смотрел на часы. Скоро должен был открыться «Альбатрос» – магазин для моряков, где жены моряков покупают иностранные тряпки пока их мужья пашут в море. Хасан там спекулировал валютой, а вернее, чеками «внешторгбанка», в морской среде называемыми «бонами»: скупал, как можно дешевле и продавал, как можно дороже. Но сменщик не появлялся, и это сильно нервировало Хасана, тем более, что он даже не знал, кто должен его менять. Всякому, всходящему по трапу вверх, Хасан с надеждой заглядывал в глаза и приветливо улыбался. Но все, кто уже поднялись, прошли мимо, зарывая головы в теплые воротники, даже не взглянув в сторону Хасана. По трапу поднялась женщина. Хасан заметил ее еще издали, и от нечего делать все гадал, на какой пароход она идет. «Если на наш, - решил про себя Хасан, - то, значит, сменный матрос появится скоро…» Она поднялась на «Сергей Макаревич».
- Вы к кому? – спросил Хасан, как можно более равнодушно.
- Я сюда направлена, - ответила женщина, раздвигая воротник искусственной шубки, открывая при этом лицо. Хасану женщина понравилась. Ему вообще нравились женщины круглолицее, чуть полноватые и обязательно со светлыми волосами.
- Конфеты любишь? – вдруг ни с того ни с сего снова спросил Хасан.
- Люблю конфеты, - ответила женщина и добавила, - шоколадные…
- Мы как раз такие и получили, «Вика» называются…
- «Вика»? – женщина мило улыбнулась, - а меня, между прочим, Викой зовут..
- Очень приятно, - театрально поклонился Хасан, - а меня Хасаном, - ему действительно стало очень приятно, он даже забыл про сменного матроса, который уже летел по парадному трапу вверх…
Старпом Виктор Викторович продолжал сидеть в каюте и думать о женщинах. Его первая жена была врачом. Очень красивая женщина. Он ее любил, носил на руках. Но они развелись. Почему? Она его не любила. Почему? Он слишком много уделял ей внимания, баловал. Значит, женщины этого не любят? Любят! Ох, как любят! И слишком быстро к этому привыкают. А что потом? А потом – море! Разлука! Отсутствие всякого внимания… Вот к этому женщины вовсе привыкать не хотят. Не хотят… И вторую жену он любил. Но и она разошлась с ним. Как-то так вышло…Почему? Сто тысяч «почему» крутились в голове старпома…
В каюту вошла женщина. Старпом смерил ее оценивающим взглядом: нет, не радость наполнила сердце старпома, а еще большее уныние. Хотя женщина была и не дурна, и лет ей было около тридцати семи, но что-то в ней было не так, что-то было не то.
- Вика! – представилась женщина, - буду у вас официанткой! – И на долгий задумчивый взгляд старпома, строго добавила, - Водку не пью! Шашней не завожу! Мое дело – мыть и убирать!
« Впрочем, месяцев через шесть она покажется королевой Марго и будет пользоваться огромным вниманием уставших мужиков…» – мысли старпома рассеялись…
- Чего вы молчите? Где моя каюта? Где я буду жить? Что я должна делать?
- Мыть и убирать! – старпом очнулся, принял деловой озабоченный вид, - Только мыть и убирать! И все! А то, что водку не пьете, это правильно! От водки людям только вред! Идите! Живите! Каюта сто двадцать семь! Все! «Все надоело…» – на старпома снова наплывало отчаяние…
После вахты Алексей остался на судне. Так было принято, - из штурманов домой сразу никто не уходил, надо было обязательно дождаться капитана, получить информацию о предстоящих делах, а потом уже, если таковых дел не окажется, идти домой. От нечего делать Алексей стал перебирать накладные на продукты, просматривать цены.
К десяти утра на судно пожаловал Анатолий Адамович. Но не один. А в сопровождении очень серьезного лица, лет, эдак, пятидесяти с небольшим. Весьма солидного. Вслед за капитаном лицо неуклюже поднялось по трапу и задержалось возле вахтенного матроса, сменившего Хасана. Лицо окинуло матроса долгим изучающим взглядом и доложило:
- Я первый помощник капитана Суворин Михаил Дмитриевич! А вы кто будете?! – поинтересовалось, на что Анатолий Адамович нетерпеливо оглянулся и хотел, было сказать: « Да, на хрена он тебе сдался, матрос этот?!» – но вовремя спохватился и только махнул рукой. Матрос на секунду замешкался, а потом отрапортовал:
- Вахтенный матрос у трапа! – И в струнку вытянулся так, что даже распахнулись полы полушубка. Но этот ответ первого помощника капитана не удовлетворил, потому что он с той же серьезностью продолжил:
- А звать-то как?! – на что Анатолий Адамович негромко выдавил: «Пойдемте, Михаил Дмитриевич! Ну, его! Лучше я вам судно покажу!» - но Михаил Дмитриевич даже не оглянулся в сторону капитана, продолжая пристально рассматривать матроса. Матрос был молод. А потому смутился неимоверно и сразу виноватым себя почувствовал и вообще человеком, не оправдавшим надежды старших товарищей:
- Михаилом зовут! - И ощутил, как морозом дохнуло и ветерок под полушубок шмыгнул.
- Тезки, значит?! – Удовлетворенно констатировал Михаил Дмитриевич, - Ну-ну! – А призывались откуда?! – не унимался первый помощник. Похоже, этот вопрос не на шутку расстроил капитана, так как он закатил глаза в небо и начал его рассматривать, нервно переступая с ноги на ногу. Но неба не было видно, так как сплошная темно-серая полоса висела над полярным утром, черными чернилами вписанным в полярную ночь. И вахтенный матрос не уразумел вопроса, а потому приоткрыл рот.
- Я говорю: призывались откуда? – снова повторил свой вопрос первый помощник капитана и, ухмыльнувшись, повернулся к капитану: смотри, дескать, народ какой непонятливый, на простой вопрос ответить не могут. Но Анатолий Адамович уже повернулся в другую сторону, делая вид, что его здесь вовсе нет, и не слушает он, о чем там разговор идет…
- С Украины я! – выпалил матрос. Ему даже жарко стало от напряжения.
- Хорошо! – удовлетворенно крякнул Михаил Дмитриевич, - Очень хорошо! Продолжайте нести службу! – разрешил первый помощник и тронулся, наконец, за капитаном, который уже не шел, а летел в свою каюту.
Уже через час судно облетела весть, что прибыл новый первый помощник капитана, сам из бывших вояк, моря в глаза не видел, самый-самый настоящий дурак - дураком…
1У.
Только к вечеру Алексей добрался до дома. Открыл дверь своим ключом, вошел в коридор и сразу услышал в большой комнате музыку и громкие разговоры. Алексей замер и прислушался. Чей-то мужской голос, взлетев над музыкой, прокричал:
- А чем плохо на берегу? Чем мне плохо?! – И тут же два женских голоса, один из которых явно принадлежал Ирине, наперебой затарахтели:
- А ты не о себе должен думать, а о семье! – Алексей усмехнулся, повесил на вешалку полушубок и вошел в комнату.
За большим столом сидели: Вася, бывший однокашник Алексея, Ирина и, по-видимому, Васина жена, молодая симпатичная женщина.
- О! – закричал Вася, увидев Алексея, - Явился, наконец! А то мы тебя уже заждались… - Алексей беглым взглядом окинул стол: на столе стояла начатая бутылка шампанского и начатая бутылка водки, и там и там уже не было половины. Вася вскочил со стула и бросился обнимать Алексея.
- А он всегда так поздно является, - вставила Ирина, - не иначе любовницу себе завел… - Но все пропустили эти слова мимо ушей. Все, кроме Алексея.
- В море готовимся, - Алексей улыбнулся, отстраняя Васю, как бы рассматривая его со стороны, - А ты не изменился ничуть…
- Какое там не изменился! Растолстел, как боров!
- Это моя жена! – представил Вася, оборачиваясь на голос, - Вера!
- Вера! – кивнула головой симпатичная женщина.
- Наливай! – скомандовал Вася, - штрафную ему!
- Штрафную! – подхватили остальные. Алексей взял фужер и одним махом опрокинул содержимое в рот.
- Во дает! – с восхищением отметил Вася, - а в мореходке таким тихоней был, выпить не допросишься! А насчет женщин и вообще - тише воды ниже травы…
- Так ведь учимся помаленьку… – Алексей улыбнулся: «Я жить учусь – я вниз качусь!» – процитировал он первые пришедшие на ум стихи какой-то поэтессы.
- Сам написал?
- Давно не пишу… - соврал Алексей.
- А зря! Ты же хорошие стихи писал! – Вася вдруг вспомнил времена мореходного прошлого, - И в газете тебя печатали «Рыбный Мурман»! Точно! Помнишь? Помнишь, как мы всем кубриком в читальный зал бегали, все эту газету ждали? Все думали: вот напечатают твои стихи, и все мы разбогатеем, водки купим, колбасы…
- Помню, Вася. И не копейки мы за это не получили! Не сбылась мечта голодных курсантов.
- Зато теперь говорят: «Растет Алексей, как гриб осенний! Из рейса – в рейс, из должности – в должность!»
- Зато ты все по ремонтам околачиваешься! – вставила свое слово Вера, - из дома не выгонишь…
- Радовалась бы, дура… - Вася незлобиво улыбнулся и обнял жену, - Сколько нас в мореходку поступило в тот год? Двести пятьдесят? А сколько закончили? Сто двадцать пять? А сколько теперь в море ходят? Ну, допустим, восемьдесят. А сколько потом станет капитанов? То-то! – подытожил Вася, - каждому свое! Алексею – рейсы, мне – ремонты… Чем плохо жене, когда муж под боком?
- Лучше под каблуком! – сострила Вера и весело рассмеялась.
- А Гена Лыхин, друг твой закадычный, между прочим, на девяносто второй базе пристроился, тоже в море не ходит, - Вася не обратил внимания на шутку, он, похоже, уже вообще ни на что не обращал внимания, - А Витька Морозов теперь большим человеком стал, вторым секретарем Октябрьского райкома ВЛКСМ. Избрали… - продолжил Вася информацию, - И снова подвел черту: каждому свое! - и снова наполняя фужеры, доставая из дипломата вторую бутылку водки, - За тех, кто в море! – поднял тост Вася, и все его поддержали. Вася захмелел очень быстро, но и Алексей, похоже, не отстал далеко, он даже не заметил, как начались танцы, как симпатичная Вера подхватила его, прижалась крепко, обхватила шею руками и медленно стала двигаться по комнате. Сознание Алексея туманилось и куда-то уплывало. Он все пытался зафиксироваться на каком-нибудь моменте, но моменты быстро сменяли один другой. Вот они курят с Васей на кухне…
- Ты как меня нашел? – спрашивает Алексей.
- Витька Морозов адрес дал.
- А он откуда знает?
- Был, говорит у тебя, понравилось…
- Но он здесь не был…
А вот уже и улица, и пар изо рта валит. И Васю все время приходится тащить, так как он постоянно пытается сесть в сугроб. А рядом скачет Вера, такси ловит.
- Приходите к нам с Иришкой! Как договаривались! – это говорит Вера и почему-то крепко прижимается к Алексею и долго целует его в губы, и Алексею делается от этого приятно, и мысли улетучиваются вообще…
У
Кто не ездил на Петушинку в утреннем автобусе, тот не дышал фабричным дымом и перегаром, тот и моряком, наверное, не был. Рабочий день на судне начинается в восемь утра, и поэтому все, кто даже не стоит на вахте, должны прибыть на судно к этому времени.
Алексей сразу прошел в свою каюту, сел на диван и схватился за голову. Голова трещала. Но он знал, что все эти муки продляться не дольше, чем до обеда. Потом станет легче. А пока не видеть никого, не разговаривать не хотелось. И именно поэтому, по закону всегдашней подлости, в каюту постучали. Это был пекарь Слава. Тихий и застенчивый Слава, вошел в каюту робко с потупленным взглядом:
- Петрович! – жалобно простонал Слава, - Дай одеколону!
Алексей машинально вскочил с дивана, пошарил по умывальнику и протянул Славе только начатый пузырек с одеколоном. И снова сел на диван, и снова схватился за голову. Алексей был уверен, что Слава уже ушел. Но - «Буль-буль-буль…» – прожурчало в каюте, и сразу запахло одеколоном. Алексей с трудом приподнял голову и увидел, как пекарь уже выплеснул содержимое пузырька в стоящий на умывальнике стакан и все это опрокинул в себя.
- Ты что?! – закричал Алексей, и в голове загудело еще сильнее.
- А что? – удивился Слава, - спасибо тебе, выручил…
- Ты что?! – снова повторил Алексей, но уже спокойней, - на берегу одеколон не пьют!
- Пьют! – не согласился Слава, - когда денег нет, то все пьют, - поклонился благодарственно, поставил стакан и вышел.
- Все! – зарычал Алексей, - больше не капли! - Вскочил с дивана и начал расхаживать из угла в угол, - Больше не капли… - и снова в каюту постучали.
- Потапыч?! Какими судьбами? – Да, пред Алексеем предстал доктор Потапыч, спасавший в прошлом рейсе старпома от укусов стармеховского зверя. Алексею так хотелось изобразить радость от встречи, но он только скривился.
- Вот такими судьбами! – довольно произнес Потапыч, – Все по кругу ходим. И чем дольше ты в это море проходишь, тем чаще будешь встречать знакомых тебе людей! А че ты хмурной такой?
- Да так… - Алексей махнул рукой.
- Значит, вчера у тебя гости были, верно?
- Верно… - согласился Алексей, но про гостей ему вспоминать совсем не хотелось.
- А мы это сейчас поправим
- Нет, - Алексей отрицательно закачал головой, - я больше не пью…
- И правильно! И не надо! Я дам тебе пару таблеток, и все пройдет! – и доктор Потапыч умчался за таблетками.
Старший помощник Виктор Викторович, сдав вахту третьему помощнику Сметанину Леве, пошел делать обход по судну. Судно готовится выходить в море, а в море - осенне-зимний период, так называется время с сентября по март. И по этому поводу у кого на судне больше всех дел и забот? Ясно, у старпома. Все обойти, все осмотреть, в каждую щель заглянуть, все проверить: закрыто ли, задраено ли, закреплено ли, привязано ли, примотано ли… Несколько дней завозили снабжение разное, а успел ли боцман да старший мастер лова, да технолог, напрягая матросов, все по местам разложить да так, чтобы ни при какой качке не открылось, не сдвинулось, не опрокинулось. Короче, куча дел и забот. И боцман Гурий Федорович, как самая правая рука старпома тут же рядом следует, смотрит, трогает, дергает, пинает и тут же крякает довольно: «Все, Викторович, сделали, сам видишь, все до ума довели, не в первый раз в море идем…» А если какого матроса встретят, то его боцман тут же вдруг возникшей проблемой озадачивает, можно даже сказать, озабочивает: «Что стоишь, черт патлатый, без дела прохлаждаешься?! Не видишь что ли, бобинец откатился и, не привязанный, в снежке на палубе спрятался?! Вяжи немедленно! И все сугробчики проверь, нет ли там еще чего! Раззява!»
- Гурий Федорович, а что ж ты кранцы-то не закрепил? Не порядок.
Глянул боцман на кранцы, а они, «курские», как жирные киты разлеглись на кормовой палубе, будто ждут, чтобы судно посильнее на корму накренило, и уплывут в море и ищи их свищи.
- Эй, черт патлатый! – это боцман уже другого матроса кличет, - вяжи, давай кранцы! – У боцмана все «черти патлатые», потому что сам лыс, как тот же «вологодский» кранец или железный бобинец, зарывшийся в сугроб, или кухтыль, к верхней подборе трала подвязанный. А матросик, которого боцман кликнул, стоит себе в стороне на верхней палубе, смотрит и никак не реагирует, только нос свой в воротник дубленки плотнее укрывает, да глазами хлопает. Какому же боцману такое понравится?
- Глухой, значит? Ничего, щас я тебе ухо прочищу! – и двинулся боцман к матросику, и Виктор Викторович за ним. А поближе подошли и засомневались оба: а, может, и не матросик это, не было такого матросика на судне, - мелковатый, щупленький, волосики белобрысые из-под черной вязаной шапочки выбиваются, глазки голубые.
- Кто ж тебя, такого урода, сюда направил?! – боцман, как черная орущая гора перед ним, - А ты знаешь… (трудно переводимый набор матерных слов)
- Во-первых, не кричите, а во–вторых, не надо при женщинах матом ругаться… - а голос, вроде, мальчишеский, подростковый какой-то…
- При женщинах?! – боцман быстрым взглядом обвел черно-бело-матовое пространство и, не заметив женщин, вдохнул в легкие такое количество кислорода, что на одном выдохе мог бы прокричать все матерные слова, которые знал, что, кстати сказать, он и собрался сделать…
- Подожди, Гурий Федорович! – интеллигентный Виктор Викторович жестом руки остановил боцмана, - я сам разберусь, а ты иди кранцы крепи… - Ох, как бешено сверкнули глаза боцмана, и выдохнул он из легких углекислый газ, который проходя через гортань, прогудел «Уууух!», и грозно застучали сапоги боцманские по палубе в направление «вологодских» кранцев.
- Простите, - мягко сказал старпом, - а вы к нам кем направлены?
- Буфетчицей! – сказала и приоткрыла лицо: маленький носик, голубые глазки, белая челка, белые реснички, - девчонка!
- Буфетчицей? – переспросил старпом, и сердце его упало, - Ну, что ж, пойдемте в каюту, я вас должен проинструктировать.
Суворин Михаил Дмитриевич на судне оказался в первый раз. И как человек опытный, прошедший долгую военную службу, сразу решил ознакомиться с местом своей новой дислокации. Выйдя из своей каюты, он робко пошел по жилой палубе, боясь заблудиться. Куда ему идти, он еще не знал, а потому надеялся, что обязательно кого-нибудь должен встретить, а там уже видно будет. И первым, кого он встретил, оказался вахтенный помощник Лева Сметанин, спешащий на мостик заниматься штурманскими делами.
- Постойте, молодой человек! - остановил Михаил Дмитриевич третьего помощника, - Скажите, куда вы так спешите?
- На мостик! – Лева остановился и улыбнулся, он уже был наслышан о новом первом помощнике.
- А чего улыбаемся? – ласково спросил Михаил Дмитриевич.
- Так чего ж грустить? В море скоро уходим, Михаил Дмитриевич!
- Вы даже знаете, как меня зовут? – первый помощник был приятно удивлен.
- Конечно, знаю! Начальство нужно знать! – сказал, как отрубил, еще больше радуя Михаила Дмитриевича.
- Тогда и вы представьтесь, я, простите, еще не знаю всех в лицо, но, уверяю вас, не далее, как через день буду знать о каждом все, - потом сделал паузу и далее пояснил, - так сказать, издержки бывшей профессии, ну, знать обо всех все…
- А мы ничего и не скрываем! – бодренько ответил Лева, - Я третий помощник капитана Лев Яковлевич Сметанин! – отчеканил, - Не хотите ли посмотреть мостик?
- С удовольствием… - чутье Михаила Дмитриевича не подвело: он встретил на своем пути человека, и человек этот ему все покажет и расскажет, и таким образом, первая информация о данном судне и, возможно о людях, у первого помощника капитана уже будет.
Далее в течение трех часов Лев Яковлевич водил Михаила Дмитриевича по судну.
- Это промысловая палуба! – рассказывал Лева, - А это на ней лежат орудия лова, пелагические тралы. Их два, - объяснял третий помощник, - один за бортом тащим, из другого, только что поднятого из воды, рыбу берем и засыпаем ее вот в эти ящики, а из ящиков она поступает в рыбцех…
- Это рыбцех! – продолжал экскурсию Лева, - вот из этих щелей рыба ссыпается на транспортер, где ее обрабатывают моряки...
- А как обрабатывают? – иногда Михаил Дмитриевич позволял себе задавать незначительные вопросы.
- Все зависит от рыбы! – Лева говорил четко, как на экзамене, ничего не добавляя лично от себя, мол, «вот мне думается» или «я считаю», или «мне кажется», и тем все больше и больше нравился первому помощнику капитана.
- А что за люди у вас? – как бы между прочим спросил Михаил Дмитриевич. Лева понял вопрос и подвох в этом вопросе усмотрел, а потому как бы скинул с себя бодрое настроение, даже будто погрустнел и с тяжелым вздохом ответил:
- Разные у нас люди… - И первый помощник капитана сразу заметил эту перемену настроения и на ус себе намотал, и улыбнулся ободряюще и ласково промурлыкал:
- Ничего, разберемся…
И в этот момент к проходящей экскурсии подкатился пузатый человек с глазами протухшего окуня и представился:
- Захаров Захар Петрович! Консервный мастер… - если бы это был не рыболовный цех, а столовая-забегаловка прошлого века, то человек этот непременно бы добавил: «к вашим услугам!» - и непременно бы поклонился, придерживая рукой полотенце, свисающее с плеча.
- Очень приятно! – сказал Михаил Дмитриевич, протягивая Захару Петровичу руку, и далее уже Захар Петрович продолжил экскурсию по рыбцеху…
Зайдя в свою каюту, Виктор Викторович скинул дубленый полушубок, повесил на вешалку рядом с дверью и устало плюхнулся на стул: «А вы тоже снимайте дубленку, - разрешил он буфетчице, - жарко тут…» - «Ничего, я потерплю, надеюсь недолго…» – ответила она, положив перед старпомом документы и направление на судно. Только после этого она расстегнула на дубленке две верхние пуговицы и сняла с головы капюшон и черную шапочку. Теперь она стояла против стола старпома как раз около календаря, на котором зазывно улыбалась Мэрелин Монро.
- Светлана Игоревна, - прочитал старпом, - «направляется буфетчицей на МБ – 0017», - Виктор Викторович оторвался от документов и снова окинул взглядом Светлану Игоревну: «С такой короткой прической совсем на пацана похожа!» – подумал он.
- Распишитесь вот здесь и здесь! – и старпом показал, где надо расписаться, - В море раньше были?
- Работала в военном вспомогательном флоте! – «Держится просто, отвечает спокойно» – подумал старпом, - А почему ушли? – Мало платят! – и глаза блеснули как-то дерзко. - «Не очень-то разговорчива!» – снова подумал старпом, - Водку пьете, шашни заводите? – и какой черт дернул его за язык задать такой вопрос? Старпом уже пожалел об этой глупости. Ну, при чем здесь она? Это ему не везет, это на себя надо злиться…
- Смотря с кем… - тихо ответила Светлана Игоревна, - и старпому показалось, что она читает все его мысли, и что от нее исходит невероятной силы и энергия.
- Можете идти… - Виктор Викторович протянул документы, - О ваших будущих обязанностях поговорим позже, а пока обживайтесь… - И когда дверь за буфетчицей закрылась, старпом подошел к переборке, и долго и пристально стал рассматривать календарь, потом поправил его и снова сел на стул в грустной задумчивости.
Анатолию Адамовичу еще не успели сообщить, что судно должно как можно скорее покинуть порт и следовать на промысел, а весть эта уже облетела судно. На судне всегда так: один только подумал, а другой уже все знает. Общее энергетическое поле висит над пароходом, а может, сам пароход создает вокруг себя энергетическую и информационную ауры.
Капитан собрал совещание старшего командного состава.
- Завтра после обеда выйдем в море! – сообщил Анатолий Адамович, всем уже известную новость.
- Раньше выйдем, раньше вернемся! – усмехнулся старший механик.
- Правильно решили! – вставил свое слово первый помощник.
- А мне все равно, как скажете… - Виктор Викторович пожал плечами.
- У нас все готово? – задал общий вопрос капитан.
- Тару получили! – ответил технолог.
- Тралы готовы! – ответил мастер лова.
- Топливо получим ночью! – добавил старший механик.
- Воду тоже! – подтвердил старпом.
- Политическую литературу и инструкции получили! – отчеканил первый помощник, бросая на стармеха и старпома критический взгляд.
На этом и закончили.
Весь день у Алексея на душе оставался какой-то нехороший осадок, и домой идти почему-то не хотелось. Какая-то тревожная мысль все время пыталась выбраться из его головы наружу, но то и дело путалась, а потом и вовсе терялась. «Синдром похмелья! - успокаивал себя Алексей, - чувство вины и все такое прочее…» - и стал искать себе оправданье, но оправданья не находил, потому что и само чувство вины представлялось не совсем ясно. Что плохого он сделал? Ничего… Ну, посидели с другом, ну выпили, ну перебрали малость и все… Так и проходил Алексей весь день в задумчивости, ища себе какое-нибудь дело, чтобы мысли не путались. И хотя дел и на самом деле было невпроворот, мысли все равно путались. И только к вечеру голова прояснела, и тогда Алексей совсем неожиданно для себя решил: «Надо больше времени уделять дочери! Да, дочери!» И стал повторять про себя: «Буду больше времени уделять дочери!» И на душе веселее стало. И ноги уже сами понесли его домой. «Надо больше времени уделять дочери!» – повторял про себя Алексей от «Петушинки» до самого дома…
Настя еще не спала. Она сидела на ковре возле кроватки и играла в свои игрушки. Жена Ирина сидела возле нее. - «А симпатичная у меня жена, – подумал Алексей, входя в комнату, - а Настя вообще прелесть…»
- Где ты опять шлялся? – Ирина была явно не в духе.
- Как всегда, - миролюбиво ответил Алексей, - на судне…
- И чего вы там делаете, на этом судне, если судно у причала стоит? У тебя что, семьи нету?
- Есть семья, - Алексей тоже сел на ковер, - Настя, давай в куклы играть!
- Больше ничего не придумал?! – Ирина вскочила на ноги, подхватила Настю, - ребенку спать пора, а он «давай в куклы играть!» – Настя заплакала. Жена начала ходить с ней по комнате взад и вперед, качая на руках и бросая на Алексея презрительные взгляды.
- Завтра в море уходим! - Алексею вдруг невыносимо захотелось сочувствия и понимания, и чтобы его пожалели, поэтому он и сказал «завтра в море уходим!», - Вот сейчас жена поставит Настю в кроватку и бросится к нему на шею, и скажет: «Прости, я не знала…» – и сама заплачет. А Настя, наоборот, перестанет плакать. И все вернется: и покой, и радость, и любовь. И он будет помнить об этом весь рейс: о радости, покое и любви, которые ждут на берегу.
- Скатертью дорога! Или как там у вас говорят: семь футов под килем! – Вот так и сказала. И остановилась. И долгим изучающим взглядом посмотрела на Алексея, а потом:
- Иди, Настенька, спать… - и положила дочку в кроватку, и оперлась обеими руками о кроватку эту, и стояла так молча, не оборачиваясь.
- Прости меня… - тихо произнес Алексей.
- За что? За то, что с Веркой целовался?
- С какой Веркой? – тревожная мысль, весь день пытавшаяся вырваться наружу, снова зашевелилась в голове Алексея, - С какой Веркой? – Алексей вскочил с ковра: вспомнил! Он все вспомнил! И сердце защемило. Но подавил в себе волнение:
- А зачем сюда Витька Морозов приходил? – спросил спокойно, вернее, стараясь быть спокойным, как если бы спрашивал о чем-то совсем обыденном, например: а зачем сегодня такой мороз? Но вопрос этот оказался сильнее слов его «завтра в море уходим!» – Обернулась Ирина, глазами злющими, полными презрения и ненависти посмотрела на Алексея и прошипела:
- А он сюда не приходил! Слышишь?! Не приходил!!!
МОРЕ
У1
Сурово Баренцево море в осенне-зимний период. Собирает над головой своей черные тучи, дует студеными ветрами, несущими хлопья белого снега, гонит крутую волну с белой пеной. Черное и белое сливаются воедино, и нет между ними никакой разницы: черное для того, чтобы отчеркнуть белое, белое для того, чтобы замазать черное, а вместе – серое, серое, серое…
Группа судов, куда прибыл МБ-0017 «Сергей Макаревич» насчитывала более ста судов. В полярную ночь со стороны вся группа смотрится, как один большой город, расцвеченный белыми и разноцветными огнями. Огни постоянно перемещаются: суда ставят тралы, выбирают тралы, идут с тралами. Для неискушенного человека смотрящего со стороны, это похоже на хаус огней, где нет строгости и порядка, где все зависит от воли случая.
Михаил Дмитриевич, первый помощник капитана стоял на мостике и в иллюминатор смотрел на эту картину. И восторг, и тревога переполняли его сердце:
- Неужели мы будем здесь работать? - спросил он капитана, стоящего рядом и смотрящего в том же направлении.
- Не знаю, - уклончиво ответил Анатолий Адамович, - подъемы в группе не ахти какие, десять тонн за три часа траления, в результате чего после подъема большой процент рвани и лопанца, а такая рыба годится только на муку…
- И что же будем делать? – снова поинтересовался Михаил Дмитриевич.
- Свою рыбу искать надо! – твердо заявил Анатолий Адамович, - надо чтобы траление было не больше часа, а подъемы бы при этом составляли двадцать и более тонн!
- И тогда не будет рвани и лопанца? – поинтересовался первый помощник.
- Обязательно будет! – заверил Анатолий Адамович, - Но когда двадцать и более – это другое дело!
- И где же мы ее будем искать?
- Там! – твердо выпалил капитан и указал в неопределенном направлении, - Вот туда и пойдем! – снова подтвердил он, отвечая уже каким-то своим мыслям, а потом, повернувшись к Леве, стоящему на вахте, добавил, - Уходим от группы на север! Если обнаружите косяки, немедленно докладывать мне!
В ноль часов Алексей сменил Леву. Судно шло на север. Группа уже осталась позади. Динамик «Рейда» бесперебойно трещал, докладывая всем, кто слышит о новых подъемах и уловах.
Между тем самописец эхолота все реже и бледнее прожигал бумагу: судно все дальше уходило от косяков.
- Что я говорил! – Лева, уже сдавший вахту, теперь смотрел в корму на удаляющиеся огни судов, - Боится наш кэп группы! Свою рыбу искать будем! – передразнил он капитана, - А разве это наше дело рыбу искать? Наше дело ловить! А ищет пусть «Севрыбпромразведка», у них здесь аж три парохода!
- Наверное - уклончиво ответил Алексей, - Пусть ищут!
- Ну-ну! – подытожил Лева, - Пусть ищут! – но с мостика уходить он явно не собирался, - Спать что-то не хочется, - объяснил Лева.
- А я бы еще поспал, стоянка совсем вымотала, - вставил Алексей, зевая и не отрывая взгляда от самописца. Подошел Лева и тоже посмотрел на самописец:
- Да! – снова констатировал он, - Денег мы здесь не заработаем!
Плакала моя квартира!
- Какая квартира? – не понял Алексей.
- Моя квартира! Кооперативная! Осталось внести последний взнос…
- Молодец! – похвалил Алексей, - А у меня на квартиру денег вообще никогда не было…
- Куда ж ты их девал?
- Не знаю даже, - Алексей на секунду задумался, припоминая, куда девал, но ничего не вспомнил, - Я оставляю доверенность на получение зарплаты жене, а когда с моря прихожу, денег уже и нет…
- Не ты один такой… - Лева явно хотел добавить еще одно слово, объясняющее, какой такой, но передумал, а добавил, - Поэтому я и не женюсь!
На мостик поднялся заспанный Хасан сменить рулевого Чижика.
- Почти вовремя! – сделал ему замечание Алексей.
- Всего на пять минут опоздал, отработаю, - Хасан это сказал, больше обращаясь к Чижику, - или сгущенкой отдам…
- Я тебе дам сгущенкой! – рыкнул второй помощник. Но артельный, дождавшись, когда Чижик уйдет, тут же перевел тему:
- Видел, - спросил он Алексея, - какую нам бабу прислали? – На Леву Хасан не обращал внимания.
- Какую имеешь в виду? – не понял Алексей, - нам их четыре прислали. Или бабка Вера не в счет?
- Какая бабка Вера? Прачка что ли? Нет, я имею в виду Вику…
- И что? – снова не понял Алесей.
- Ну, классная телка, скажи?!
- Не знаю, - уклончиво ответил 2 помощник, - по-моему, обыкновенная.
- Не скажи! – и Хасан задумался о своем.
- Ты что же, выходит один живешь? – это Алексей снова обратился к Леве.
- Есть у меня подруга, Люба, пока у нее живу. Пока! – Лева сделал ударение на последнем слове.
- Не нравится, что ли?
- Нравится, не нравится, это все ерунда! – в глазах третьего помощника блеснула злая искорка, - Уже три года живу, привык. У нее своя комната в трехкомнатной квартире. Еще курсантом познакомился. Вроде, сначала любовь была, а теперь… требует расписаться… Перед рейсом поставила в известность, что беременна. Я ей говорю, вот квартиру построю…
- Да! – согласился Алексей, - тебе квартира позарез нужна!
- Ты меня не понял, - усмехнулся Лева, - построю квартиру и пошлю ее куда подальше! Курсантская любовь кончилась.
- А как же ребенок? – желание спать с Алексея, как ветром сдуло.
- Пусть аборт делает, дура! Я ей так и сказал! – теперь Лева говорил, не скрывая злости на ту далекую неизвестную Алексею Любу. И даже холодом повеяло от слов этих. И желание продолжать этот разговор улетучилось. Алексей отошел от самописца и подошел к кормовым иллюминаторам рубки, посмотрел на удаляющиеся огни группы, потом на промысловую палубу, где рядышком лежали два пелагических трала, полностью вооруженные, готовые в любую минуту ринуться в воду, разинуть пятидесятиметровые пасти, раскинуть стовосьмидесятиметровые крылья и глотать, глотать в свое безмерное нутро мойву…
- Ладно, пошел спать! – крикнул Лева. Алексей ничего не ответил.
- Вот, такая она, жизнь! – промяукал Хасан, широко зевая и улыбаясь каким-то своим мыслям.
В четыре утра Алексея сменил Виктор Викторович и Гриша, они почти одновременно поднялись на мостик и сразу подошли к самописцу.
- Что, - спросил старпом, - ушли от группы?
- Ушли! – доложил Алексей.
- Да-а… - вздохнул Виктор Викторович и Гриша поддержал старпома тяжким вздохом:
- Что будем делать? – спросил четвертый помощник обреченно.
- Ставь чайник! Будем чай пить! – бодро ответил старпом.
В восемь утра Капитан Анатолий Адамович поднялся на мостик, посмотрел на самописец и дал новое распоряжение:
- Поворачиваем на запад! Идем пятьдесят миль, смотрим! Потом, если ничего не найдем, поворачиваем на восток и идем сто миль! – И ушел. В восемь утра капитан, первый помощник Михаил Дмитриевич и начальник радиостанции Лев Ноевич мирно сидели в радиорубке и молча смотрели друг на друга. В восемь утра начинался утренний совет капитанов, на котором все капитаны докладывали начальнику промрайона о своих победах и проблемах. Начальник промрайона Александр Александрович, старейший работник «Мурманрыбпрома, бывший капитан, расположивший свой штаб на большом морозильном рыболовном траулере-мукомоле «Пассат» принимал эти доклады, давал советы, обещал помочь, короче – руководил. Анатолий Адамович слушал все доклады внимательно, не пропуская ни слова. И из этих докладов он сделал вывод, что подъемы в группе уменьшились, время траления увеличилось, все больше стало рвани и лопанца, что три судна «Севрыбпромразведки» разбежались в разные стороны в поисках ушедших косяков мойвы. И это его радовало. Последним докладывал он сам.
- А я думаю, куда ты пропал?! – протрещал динамиком начальник промрайона, - Это ведь не твое дело рыбу искать! Тебе план давать надо!
- Я тут чуток еще посмотрю, и если ничего не найду, вернусь в группу! – заверил Анатолий Адамович.
- Я не смогу тебе дать поисковых! – протрещал снова Сан Саныч и добавил, - Если за сутки не найдешь…
- Обойдусь! – пообещал капитан, - Или найду!
На этом совет завершился. Михаил Дмитриевич, для которого все было в первый раз, после совета увязался в каюту за Анатолием Адамовичем.
- Что такое, «не смогу дать поисковые»? – первым делом спросил он.
- Все очень просто, - капитан примостился в кресло за столом, а первому помощнику кивком головы предложил сесть напротив, - Все очень просто. У нас по плану суточный вылов составляет восемьдесят тонн мойвы, из которых сорок тонн должны быть заморожены, так сказать, готовая продукция, а остальные сорок тонн должны пойти на муку. Понял?
- Пока понял, - кивнул Михаил Дмитриевич.
- Но при сегодняшней рыбалке это почти нереально. Согласен?
- Согласен! – кивнул первый помощник.
- Поисковые сняли бы с нас суточный план, оставляя стопроцентную зарплату экипажу. То есть в деньгах мы бы ничего не потеряли.
- Здорово! – Одобрил Михаил Дмитриевич, - Но ты ведь отказался?
- От этого только дурак может отказаться! – не согласился Анатолий Адамович.
- Но я ведь слышал…
- Ты слышал ничего не значащие слова, а наше дело не говорить, а действовать! – поучительно отчеканил капитан. Над начальником промрайона есть Главк «Севрыба», а там, думаю, посмотрят иначе.
- О! – восхищенно проворковал первый помощник, - Это по-нашему!
Анатолий Адамович открыл нижний ящик стола, вытащил оттуда общую тетрадь, довольно потрепанную, и бросил ее на стол:
- Здесь мои записи по промысловой обстановке за последние десять лет! - с победным видом произнес он, - Здесь и есть наша мойва!
- О! – еще раз восхищенно произнес Михаил Дмитриевич. А капитан перевел разговор в другое русло:
- Значит, ты служил в особом отделе?
- Заместителем начальника особого отдела летного полка! – доложил первый помощник, - Отправлен на пенсию…
- Нам такие люди нужны! – заверил Анатолий Адамович, - А на пенсии пусть сидят пенсионеры! – и он весело засмеялся. И Михаил Дмитриевич поддержал смех, но как-то натянуто и настороженно.
- Давай, разворачивай свою агентурную сеть! Собирай собрания коммунистов, комсомольцев, профсоюзников! Мобилизуй людей на беспрекословное подчинение интересам Родины, на выполнение рейсового плана и на все остальное! Действуй, мой первый помощник!
- Будет исполнено! – отчеканил Михаил Дмитриевич, встав с кресла и вытянувшись по стойке смирно.
У11.
Сменившись с вахты, старпом проследовал в кают-компанию на завтрак. Нет, есть не хотелось, но завтрак есть завтрак, а кают-компания, это место где собирается командный состав и иногда о чем-нибудь разговаривает от нечего делать, просто сидя за столом и прихлебывая чай. И сейчас в кают-компании сидели трое: начальник радиостанции Лев Ноевич, старший механик Петр Афанасьевич и четвертый помощник Гриша. Все ели молча, думая о чем-то о своем. Виктор Викторович бухнулся на свое место и просто так стал крутить головой по сторонам, ни о чем не думая. И вдруг его взгляд застыл и принял осмысленное выражение. Цветы! Да, в кают-компании появились бумажные цветы, которые выглядывали из двух графинов, укрепленных в штатных местах на переборках. Раньше он их не видел, их просто не было. «Откуда они здесь?» - мелькнуло в голове Виктора Викторовича, и в этот момент из буфетной вышла Светлана Игоревна, новая буфетчица, и сразу подошла к нему.
- Яичницу есть будете? – мягко спросила она.
- …, - старпому хотелось сказать, что он сыт, просто попьет чаю, но голова сама качнулась в утвердительном ответе, а губы промолвили «Да!». – Буфетчица повернулась и снова пошла в буфетную. А Виктор Викторович посмотрел ей вслед, не отрывая взгляда.
- Я думал ты на ней взглядом дыру протрешь! – хихикнул Лев Ноевич, когда Светлана Игоревна скрылась за дверью, - Я на этом судне можно сказать старожил, давно с Адамовичем хожу, много буфетчиц повидал, а такое чудо в перьях вижу в первый раз! – констатировал Лев Ноевич. «Чудо в перьях? - мелькнуло в голове старпома, - А, может, просто чудо? При чем здесь перья?» - На Светлане Игоревне был очень красивый костюм и красивые туфли, как заметил старпом, и весь вид ее был такой праздничный, что ему показалось, что она излучала свет. И цветы! Вот кто принес и поставил цветы!
Снова появилась буфетчица и поставила перед старпомом тарелку с яичницей:
- Приятного аппетита! – так же мягко сказала она, - На что Виктор Викторович снова кивнул и снова ответил «Да!», продолжая рассматривать Светлану Игоревну, широко распахнув глаза и не отрывая взгляда от ее голубых глаз, которые, как теперь казалось старпому, излучали тепло и доброту. Но и буфетчица продолжала стоять около Виктора Викторовича:
- Виктор Викторович! – наконец после короткой паузы, видимо на что-то решившись, сказала она, - У меня есть вопрос, можно? – И снова старпом кивнул и сказал «Да!», готовый немедленно решить любую проблему, возникшую у новой буфетчице.
- А можно здесь в кают-компании повесить картину?
- Картину? – Виктор Викторович ожидал любого вопроса и на любой вопрос, как человек много лет проходивший в море, мог дать правильный ответ, но такого вопроса он не ожидал, а потому еще шире распахнул глаза.
- Ну да, картину! Очень красивая!
- А что на ней изображено? – уже встрял Лев Ноевич, который давно позавтракал, но уходить никуда явно не собирался.
- Кошки! – ответила буфетчица и улыбнулась. И улыбка у нее была такая детская и приятная!
- Кошки?! – Петр Афанасьевич чуть не подавился, - Почему кошки?!
- Они красивые и всем будут напоминать о доме! – ответила Светлана Игоревна, повернувшись к старшему механику, продолжая улыбаться. И встретившись с ее взглядом, Петр Афанасьевич как-то стушевался, опустил взгляд в тарелку и пробормотал:
- Я ничего, я просто спросил… Просто мне больше нравятся собаки!
- А у меня есть и собаки, и эту картину тоже можно повесить!
- А крокодилов нет? – заржал Лев Ноевич и обвел всех бодрым взглядом, мол, смешно пошутил. Но на него даже никто не взглянул. А у старпома дрогнуло сердце, так как Светлана Игоревна перестала улыбаться.
- Ну, - сказал Петр Афанасьевич, - если и кошки, и собаки, тогда хорошо!
- Да! – поддержал Виктор Викторович, - Хорошо! Вы их принесите, а я скажу боцману, чтобы повесил.
- Спасибо! – буфетчица снова улыбнулась и снова скрылась в буфетной.
- Все-таки собаки надежней! – снова заговорил Афанасьевич, - Вот у меня был Альфуня… - Но его перебил Лев Ноевич:
- Да что собаки! Для нас, моряков, главные животные – волки!
- Это почему же? – не понял старпом.
- Да потому, что мы сами – волки! В смысле, морские волки! – И Лев Ноевич снова засмеялся, так как ему показалось, что этот главный довод был неотразим.
- Ошибаешься! – парировал стармех, - Морских волков придумали англичане!
- И что с того?! – не понял Лев Ноевич.
- А то с того! Ты знаешь, как на английском языке называются морские волки? – старший механик отодвинул от себя тарелку и теперь с победным видом глядел на начальника радиостанции.
- И как?
- See dogs! Понял?!
- И что с того?! – Лев Ноевич ничего не понял.
- А ты переведи то, что я сказал! Переведи дословно!
- See, - это море, - зашевелил губами начальник радиостанции, вспоминая английские слова, - а dogs, это… – собаки?!
- Вот это да! – проговорил изумленный Гриша, который до этого молчал, внимательно следя за беседой старших, - Выходит, мы – морские собаки?
- То-то! – победно и громко провозгласил Петр Афанасьевич, - А вообще, время покажет, кто мы есть на самом деле! - и встал из-за стола. И все тоже встали, так как поняли, что на сем разговор закончен.
В это же утро Михаил Дмитриевич решил активно поработать с личным составом. Он уже знал, что судовой ролью на судне ведает четвертый помощник капитана, а потому с него решил и начать. Первый помощник позвонил на мостик и приказал, поднявшему трубку Леве:
- Вызовите ко мне четвертого помощника капитана с судовой ролью!
После того, как над всем судном по громкой трансляции прогремело это объявление, четвертый помощник капитана Гриша Орлов предстал перед первым помощником.
- Григорий Орлов! Имя-то какое знатное! – сказал Михаил Дмитриевич, расплываясь в радушной улыбке, - Не родственники будете?
- Что вы… шутите… я – рабоче-крестьянского происхождения, - Ответил четвертый, слегка покраснев.
- Это радует! – Михаил Дмитриевич стер улыбку с лица, - У нас и партия рабоче-крестьянская. Живем по завету Ленина. Честно. Просто. Образцово. Не так ли? – Теперь Михаил Дмитриевич насквозь прожигал глазами Гришу Орлова.
- Все именно так! – отрапортовал четвертый, - Я вам роль принес, как было объявлено, - И он протянул роль, - Могу быть свободным?
Михаил Дмитриевич взял роль и положил перед собой:
- А что? Торопитесь? Я думал, поговорим чуть-чуть, познакомимся. Я ведь людей своих должен знать? Должен?
- Должны… - согласился Гриша.
- Тогда присаживайся! – разрешил первый помощник и когда Гриша сел на противоположный стул, Михаил Дмитриевич пододвинул к краю стола пепельницу, - Кури, если хочешь…
- Не курю!
- Я тоже. Здоровье надо беречь. Так вот, продолжая начатую тему при полном согласии и взаимопонимании… - первый помощник сделал паузу и дождался, когда Гриша кивнет головой, подтверждающей согласие и взаимопонимание, продолжил – Вы мне должны помочь! – Михаил Дмитриевич молниеносно переходил с «вы» на «ты» и наоборот, ведомый внутренним чутьем, - Согласен?
- Согласен! – согласился четвертый помощник, - Все, что надо, сделаю!
- Молодец! – похвалил первый помощник, - А надо мне знать, что происходит в экипаже. Кто чем недоволен. Кто самогон гонит. Кто на правительство ропщет. Кто слаб до женского полу. Кто ворует. И что ворует. Короче, все! Понял? – Теперь глаза Михаила Дмитриевича излучали леденящий холод.
- Понял! – Гриша все понял и потому почувствовал себя и самогонщиком, и диссидентом, и бабником, и вором одновременно, так ему стало не по себе, - Только не смогу я… - добавил он приподнимаясь со стула с виноватым видом.
- Сможешь! – рявкнул первый помощник, - Еще как сможешь! Это проще, чем спать на вахте в порту, когда приходят проверяющие. Это совсем легко, когда вспомнишь, что все под партией ходим и только она одна решает, кто есть достойный, а кто есть враг! Это она одна решает, кому дать допуск на суда загранплавания, а кому закрыть! Ого-го, как сможешь! И о нашем разговоре – ни кому! – и Михаил Дмитриевич стукнул кулаком по столу, что означало не иначе, как договор завершен и печать на договор поставлена.
Гурий Федорович получил от старпома приказание повесить картины в кают-компании. «Нет проблем! Повесим!» - ответил боцман и пошел в свою каюту. Первым делом он открыл рундук и погладил свое хозяйство – три ящика водки стояли один над другим, олицетворяя собой морское богатство и достаток. Довольный увиденным, боцман похлопал рукой начатый верхний ящик, выхватил оттуда очередную бутылку и захлопнул рундук. Снял с переборки двухсотграммовый стакан, закрепленный там на штатном месте, налил его до верху и опорожнив одним махом, снова поставил на место. Довольно крякнув, открыл ящик стола, взял оттуда очищенную луковицу, принесенную с камбуза, разрубил ее пополам шкерочным ножом и одну половину засунул в рот, а вторую вернул на место. «Порядок!» - вслух произнес боцман и пошел в кают-кампанию вешать картины, прихватив по дороге ручную дрель, отвертку и горсть шурупов. Навстречу ему попалась официантка Вика, закончившая убирать салон после завтрака и спешащая в свою каюту. Гурий Федорович перегородил рукой узкий коридор, нарисовав на лице радостную улыбку:
- Куда летишь, красавица? – выдыхая на нее запах свежего лука и водки. Вика остановилась и посмотрела на боцмана злобно и испуганно.
- Водку не пью и шашней не завожу! – отчеканила она заученную фразу.
- Это ты то?! – не поверил Гурий Федорович, - Да я людей насквозь вижу! Да ты самая последняя (матерное слово) на флоте!
- Скажу старпому! – пробормотала официантка, отступая на шаг назад.
- Скажи! Пожалуйся! А я тебя потом буду весь рейс по переборке размазывать!
- Ладно, пустите! – сказала Вика, но уже другим тоном, даже пытаясь изобразить улыбку.
- Другое дело! – самодовольно улыбнулся боцман, - Беги, коза драная! – и убрал руку с переборки. И когда официантка прошмыгнула мимо него, успел своей лапой шлепнуть ее по заду. После чего, уверенный и ободренный, проследовал в кают-кампанию.
Это были не картины. Это были небольшие репродукции картин. Они лежали на столе. Светлана Игоревна намывала палубу кают-компании, мурлыча под нос какую-то песню. Гурий Федорович перешагнул комингс, ступив на мокрый пол:
- Привет, красавица! – громко поприветствовал он буфетчицу, на что та резко выпрямилась и обернулась.
- Разве можно так людей пугать? – с укором спросила Светлана Игоревна. Боцман громко заржал, он был доволен, - Эти что ли картинки вешать надо? – Спросил деловито Гурий Федорович, прошлепав по мокрому полу к столу.
- Эти! – подтвердила буфетчица, - Но прежде, Гурий Федорович, я бы попросила вас переобуться! У нас в кают-компанию в кирзовых сапогах не ходят.
Боцман посмотрел на свои сапоги, потом на Светлану Игоревну и замер, ища подходящего ответа. Наконец нашел:
- У кого это «у нас»? – спросил он грозно, бухая на стол дрель, отвертку и горсть шурупов, - Кто здесь вообще главный?! Может ты, курица ощипанная? Да я тебя… - но он не договорил, буфетчица перебила его:
- Все оставьте и можете быть свободны, я сама все повешу!
- Что?! – заорал Гурий Федорович и его глаза налились кровью, -
Да я тебя по переборке размажу! Не боишься?! Или старпому побежишь жаловаться?!
- Не боюсь. И не побегу! – совершенно спокойно ответила Светлана Игоревна. Боцман зверски посмотрел в ее голубые глаза, но страху там не увидел. На какую-то минуту он задумался, продолжая буравить буфетчицу взглядом, соображая, что предпринять. Потом, сообразив, прочертил подошвой сапога по линолеуму жирную черную черту, и со словами: «Жди! Я вернусь!», вышел из кают-компании.
Гурий Федорович направился в каморку, прозванную матросами «хоревкой», где обычно они сами и сидели, пили чай или брагу, ели струганину или балык, разговаривали или бранились. И теперь там находились трое, которые от нечего делать играли в карты.
- Боб, Феликс и Чума! – скомандовал боцман, - За мной!
- А в чем дело?! – за всех ответил Боб, - Мы свою работу сделали…
- Тем более! – сурово сказал Гурий Федорович, - Настало время потехи!
- А похмелиться нальешь? – с надеждой спросил Феликс.
- Может, и налью… - обнадежил боцман.
- Тогда пошли! – сказал Чума.
Гурий Федорович привел матросов в коридор, в который был выход из кают-компании:
- Сейчас увидите цирк! – сказал он им, - только стойте чуть подальше и не мешайтесь и не вмешивайтесь, что бы не увидели и не услышали. Я вам покажу, как надо правильно обращаться с женщинами и научу вас, как надо вести себя так, что бы они не смогли вам отказать ни при каких обстоятельствах.
Матросы заняли позицию в дальнем конце коридора, делая вид, что изучают аварийное расписание, висевшее на переборке. Сам Гурий Федорович занял позицию в коридоре ближе к кают-компании, в том самом месте, где до этого напугал Вику. Ждать пришлось долго. Пока буфетчица домыла пол, пока повесила на переборку картины. Матросы уже собрались было уходить, но тут появилась она…
- Стоять! – скомандовал боцман и звериной лапой перегородил узкое пространство коридора. Буфетчица спокойно остановилась и голубыми глазками взглянула в колючие глаза Гурия Федоровича.
- Стоять, - повторил боцман, уже спокойней, - Сейчас я проверю твою профессиональную подготовку. Не возражаешь?
- Уберите руку, пожалуйста! – еще более спокойно ответила Светлана Игоревна. На том конце коридора хихикнули, отчего глаза боцмана снова налились кровью. И в этот момент он и впрямь стал похож на черта, с того конца коридора матросам показалось, что на голове у боцмана появились рога, а кирзовые сапоги приняли очертания копыт, и даже хвост появился, которым боцман яростно замахал.
- А ты знаешь, кто на судне для тебя самый главный?! Ты знаешь, кому ты должна в первую очередь подчиняться?! Мне! – выдохнул Гурий Федорович порцию перегара с лучным привкусом, - Иначе, сука… - боцман замахнулся и…
Никто из матросов ничего не заметил. Ну, ничего такого, что бы заставило боцмана глухо ойкнуть, отступить на шаг назад, навалиться всей спиной на переборку и медленно начать сползать по ней на палубу, широко открыв рот и жадно хватая им воздух. Матросы только поняли, что что-то случилось и первым желанием было броситься к Гурию Федоровичу на помощь, в которой он явно нуждался, но матросы не забыли и о том наставлении, полученном перед этим «не мешаться и не вмешиваться». «А, может, вот в этом и состоит цирк?», - подумали они.
- А классно он изображает умирающего лебедя! - бухнул Боб.
- Правдоподобно! – поддержал Феликс.
- На жалость давит! – согласился Чума.
Между тем, Светлана Игоревна перешагнула через боцмана, уже приземлившегося пятой точкой на палубу, и спокойно пошла в свою каюту. Прошла минута, а Гурий Федорович все продолжал сидеть, теперь жадно дыша и мотая головой. Матросы переглянулись и бросились к боцману.
- Все! – заворковали они, - Цирк кончился, она ушла! – На что боцман обвел всех мутным взором и прошептал:
- Если кому-нибудь расскажете, убью!!! – Это было сказано таким шепотом, что матросы поверили.
Как только за Гришей закрылась дверь, в каюту первого помощника робко постучали.
- Входи! – крикнул Михаил Дмитриевич, - Кто там?!
Вошел пузатый человек с глазами протухшего окуня.
- О! – первый помощник выразил неподдельную радость, - Заходи, заходи, Захар Петрович! Заходи, дорогой консервный мастер!
Захар Петрович даже растерялся, не зная как реагировать на такую встречу.
- А ты не стесняйся, садись! – продолжал демонстрировать радушие и гостеприимность Михаил Дмитриевич.
- Я по делу… - наконец промолвил консервный мастер, когда приземлился на стул.
- Ну вот! – сделал обиженное выражение лица первый помощник, - Опять по делу! А что, просто так, чайку попить, по душам поговорить, разве ко мне и зайти нельзя? – И сузил хитрые глазки-буравчики и слушать приготовился.
- Хотя, может, и просто так зашел, дело ведь такое, небольшое…
- Ну, говори, говори свое дело… - Михаил Дмитриевич вдруг стал деловым и серьезным.
- Да-а… - протянул Захар Петрович, теперь уже не зная, как начать, - да-а… Короче говоря, - наконец решился он, - мы ведь продукты на рейс получили…
- Так, так! – теперь первый помощник был весь во внимании.
- Получили, - консервный мастер приобрел уверенности, - Между прочим, получили бочку соленой селедки…
- Ну, ну! – нетерпеливо поторопил Михаил Дмитриевич.
- А почему, я спрашиваю, второй помощник Котов, эту селедку вчера на обед не дал?
- Почему? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Вчера не дал и сегодня не планирует давать, я у поваров спрашивал…
- Так почему?! – первый помощник напрягся, жила вздулась на лбу.
- Не знаю! – сокрушенно выдохнул Захар Петрович и развел в сторону руками, - Не знаю!
- Так! – подвел черту Михаил Дмитриевич, полностью потеряв интерес к начатому разговору. Возникла минутная пауза. Теперь первый помощник соображал, как выйти из затянувшегося молчания.
- Значит, так! – наконец проговорил он, - Спасибо за сигнал! С селедкой я разберусь. А ты мне вот что лучше скажи: ты консервы умеешь делать?
- Как?! – прошептал испуганный Захар Петрович, - Я же их всю жизнь делаю!
- Всю жизнь? – и в интонации Михаила Дмитриевича консервный мастер услышал столько сомнения, что еще больше испугался.
- Почти… - еще тише прошептал он и побледнел.
- А печень трески делать умеешь?
- Умею! – обрадовался Захар Петрович.
- Ужас, как люблю печень трески! – мечтательно произнес первый помощник и погладил себя по животу, - Сделаешь?! – наклонился он ближе к консервному мастеру, протыкая того взглядом насквозь, отчего Захар Петрович снова побледнел:
- А из чего? – снова спросил он шепотом.
- Как из чего? – снова не понял Михаил Дмитриевич, - Печень трески в банках, я думал, делается из печени трески? Или нет?! – теперь в его голосе точно появилось сомнение.
- Так-то оно так! – согласился консервный мастер, - А где взять печень трески?!
- Поймаем! – заверил первый помощник. Но Захар Петрович сокрушенно покачал головой и выразил крайнюю неуверенность:
- Треска, - сказал он, - рыба придонная, то есть плавает около грунта, ее, в основном, ловят донным тралом, а мойва – рыба пелагическая, то есть плавает в средних слоях воды, ее ловят пелагическими тралами… То есть трудно нам будет поймать треску…
- Значит, шансов нет? – разочарованно проговорил Михаил Дмитриевич.
- Шанс всегда есть! – философски заметил Захар Петрович, - Например, если мойва расположится ближе к грунту, и трал будет идти недалеко от него, то и треска может попасться…
- Другое дело! – обрадовался первый помощник, - А теперь ты мне скажи: чего ты больше всего любишь? – и он как бы доверительно наклонился вперед, располагая консервного мастера к чистосердечному признанию.
- Я сыр люблю! И селедку! – мечтательно произнес Захар Петрович и радостно улыбнулся.
Судно уже прошло пятьдесят миль на запад, а теперь шло на восток, но показаний мойвы все не было. Лева Сметанин на этот раз по быстрому сдал вахту, он явно куда-то торопился. Алексей встал у самописца и мысленно стал повторять: «Ну, давай, давай же!» - Но это не помогало. Пару раз на вахту прибегал Анатолий Адамович, так же молча подходил к самописцу, смотрел и убегал. Один раз в начале вахты поднялся и Михаил Дмитриевич, тоже подошел к самописцу:
- Что вы здесь смотрите? – мягко спросил он.
- Если появятся косяки рыбы, то здесь, - И Алексей показал на бумагу самописца, - будут рисоваться серые или черные полосы, вот эти полосы и будут рыбой, расположенной под нами!
- Ясно! – сказал первый помощник, - А вы, что же на собрания не пойдете?
- Какие собрания?
- Вот и объявите: всему личному составу собраться в салоне команды на профсоюзное собрание! А потом я попрошу вас объявить комсомольское собрание и потом – партийное.
- Хорошо! – ответил Алексей, - Но с вахты я уйти не могу!
- Это понятно… - И Михаил Дмитриевич ушел с мостика.
На профсоюзном собрании председательствовал сам Михаил Дмитриевич. Капитан Анатолий Адамович сидел рядом. Избрать надо было Председателя судового комитета, членов судкома, Председателя Ревизионной комиссии и ее членов.
- Какие будут предложения? – спросил первый помощник у собравшегося народа. Но народ молчал. Народ, состоящий в основной массе своей из матросов и мотористов, не отошел еще от береговой пьянки, хотя запасы водки уже закончились. Не до собраний. Капитан чиркнул авторучкой маленькую записку и передал ее Михаилу Дмитриевичу. Тот беглым взглядом прошелся по ней:
- Тогда есть предложение избрать Председателем судового комитета рефмеханика Бойко Бориса Иосифовича! Есть возражение? Возражений нет! Принято единогласно!
- Кого предлагаете на Председателя ревизионной комиссии? – и первый помощник посмотрел на капитана, но тот молчал, вертя в руках авторучку. Тогда Михаил Дмитриевич посмотрел на народ, - Чего молчите? – спросил он в нетерпении. И в этот момент в зале поднялась рука.
- Предлагайте, Захар Петрович! – разрешил первый помощник консервному мастеру. Захар Петрович вышел на середину.
- Я не по поводу кандидатуры, - начал он, - Вот я хочу сказать, что мы получили на судно селедку в бочке, но народ, - и он обвел рукой сидящий напротив народ, - ее еще не видел!
- Правильно! – закричали в народе, - Мы селедки еще не видели! И луку надо на столы к обеду давать и чесноку! Правильно! Вот его и назначайте председателем! Он дело говорит!
Захара Петровича и выбрали. На следующем собрании секретарем комсомольской организации Михаил Дмитриевич предложил третьего помощника Леву Сметанина, за которого комсомольцы и проголосовали, а секретарем партийной организации уже на следующем собрании избрали начальника радиостанции Вайсмана Льва Ноевича. Началась общественная жизнь.
У111.
Боцман Гурий Федорович на собрание не пошел. Он лежал на койке, заложив руки за голову, и думал. Сначала он думал о том, что - как такая пигалица смогла уложить его одним ударом в солнечное сплетение? «Случайность!» - решил он, а потом вспомнил свои же слова, сказанные Котову еще на берегу о том, что случайностей не бывает, потому что их просто нет. «Значит, - решил боцман, - все правильно!» Злости на буфетчицу он не испытывал, и чувство обиды в нем не было. И все же, какое-то огромное чувство поднималось со дна его сознания и не давало покоя. Он стал вспоминать, как после службы на Северном флоте, пришел в «Мурмансельдь», как первый раз пошел в море, как женился, как у него родился сын, а потом дочь. Все эти картины плыли одна за другой и последней картиной были собаки, которых он кормил, сидя на причале возле трапа. Это были бездомные собаки, какие-то помятые и худые и их ему было жалко. И теперь он понял, что это было за чувство, поднявшееся из глубины и не дающее теперь покоя. Чувство вины! За все! За всех! И за себя тоже. Пару раз Гурий Федорович срывался с кровати, подходил к рундуку и распахивал его. Но тут же захлопывал и снова ложился. И снова думал…
Один раз в каюту постучали. Это был Феликс.
- Гурий, - робко попросил он, - Ты обещал дать похмелиться…
Боцман сел на кровати и долгим изучающим взглядом стал буравить матроса:
- Дать?! – наконец проговорил он сквозь зубы, Так говоришь: дать?!
От этого взгляда и интонации Феликс окончательно стушевался:
- Ну, продай хотя бы…
Когда Алексей сменился с вахты, возле каюты его уже поджидала целая делегация, в состав которой входили вновь избранные Борис Иосифович, Захар Петрович, Лев Ноевич и Лева Сметанин.
- Можно к вам? – ласково спросил Захар Петрович.
- Заходите! – ответил Алексей, - Что привело ко мне столь почтенную публику, - Алексей хотел пошутить, но лица представителей народа вдруг стали суровыми.
- Мы, - за всех ответил консервный мастер, - хотели бы проверить по накладным полученные на судно продукты!
- А в чем дело? – не понял Алексей, - Что-то случилось?
- Пока ничего не случилось, - заверил Захар Петрович, - но это, как бы наша обязанность…
- Ясно! – сказал Алексей, - Проверяйте!
- Возьмите накладные и давайте спустимся в провизионки! – предложил Лев Ноевич. Второй помощник взял накладные, и все проследовали в провизионные кладовые.
- Сегодня проверим мясную! – сообщил всем Захар Петрович, беря из рук Алексея накладные, - Я буду называть продукт, а вы его ставьте на весы! – скомандовал он. Сначала Алексею показалось, что все это какая-то глупая шутка, но лица делегации были сосредоточены и суровы. Особенно усердствовали двое: Захар Петрович и Лева.
- Колбаса копченая! – объявлял Захар Петрович, - Сто килограмм! – Колбасу копченую в четырех ящиках поставили на весы. Оказалось девяносто пять килограмм.
- Странно, - улыбнулся консервный мастер, - очень странно, потому что копченую колбасу на стол еще не давали! Как так может быть?
- Не знаю… - Алексею это тоже показалось странным.
- Вы при получении продуктов колбасу взвешивали? – спросил Лев Ноевич.
- А как же! – Загорячился второй помощник, - Только взвешивали не мы, а кладовщица! Давайте сюда позовем артельного! – предложил Алексей, который сам за ним и сбегал пока комиссия накладывала на весы свинину.
- Все взвешивали! – подтвердил Хасан, - А что случилось?
- Пока ничего! Если не считать, что копченой колбасы уже не достает пять килограмм.
- Так она же усыхает! – заверил артельный, - Посмотрите на нее, какая она сморщенная! Это на ящике написано пятьдесят килограмм, а на самом деле там ее меньше! А весы кладовщицы могут врать! – Хасан говорил, как опытный артельный, - Давайте взвешивать каждый ящик в отдельности! Если кто-то брал колбасу, то брали из одного ящика, а не изо всех! Так?!
- Так! – за всех ответил до этого молчавший рефмеханик Борис Иосифович. Сняли с весов свинину. Взвесили каждый ящик в отдельности. Оказалось, что во всех ящиках не хватает почти одинаковое число килограмм.
- Что я говорил! – поднял вверх руку Хасан.
- Поехали дальше! – предложил Борис Иосифович, - Здесь холодно, еще простудимся!
- Ладно! – согласился Захар Петрович, - Это бестолковое дело, проверять продукты, которые усыхают, - и он недобро посмотрел на рефмеханика, - пойдемте считать апельсины! – Все перешли в кладовые сухофруктов.
- Начинайте считать! – приказал Захар Петрович.
- Зачем их считать? – удивился Хасан, - взвесьте, и все дела! Мы ведь их тоже на вес брали!
- Считайте! – снова приказал консервный мастер, не обращая внимание на реплику артельного. Алексей стоял молча и наблюдал, как Лева Сметанин переворачивал ящики с апельсинами, рассыпая их по палубе, а Лев Ноевич и Борис Иосифович складывали их туда обратно, яростно шевеля губами.
- Сколько? – наконец спросил Захар Петрович, когда был опрокинут и собран последний ящик.
- Девятьсот два! – доложил Лев Ноевич.
- Хорошо! – сказал консервный мастер, передавая накладные Алексею, - Теперь делите на восемьдесят шесть человек экипажа! – снова приказал он, - Это по сколько будет?
- По десять! – ответил Борис Иосифович.
- Но еще остаются сорок два! – добавил услужливый Лева, - А с ними что будем делать?
- Не знаю! – И Захар Петрович посмотрел на молчащего Алексея. Но тот продолжал молчать.
- Я предлагаю, - сказал Хасан, - поделить их между членами вашей комиссии, как людьми заботящимися о здоровье экипажа! А оставшихся два отдать первому помощнику, как человеку на судне новому, еще не привыкшему к суровой судовой пище! – Алексею захотелось захохотать, настолько нелепым и смешным показалось предложение Хасана, да и в самом предложении было столько иронии и неподдельного издевательства…
- Правильно! – согласился Захар Петрович, - Предложение артельного принимается! Делите оставшиеся апельсины!
Перед тем, как покинуть провизионные кладовые, комиссия пересчитала еще головки сыра, которых оказалось ровно десять, как и было указано в накладных.
- Мы будем проверять часто! – заверил Захар Петрович Алексея и Хасана, - И не забудьте о селедке!
В то время, как комиссия считала апельсины, Виктор Викторович и Гриша стояли на вахте. Оба молча смотрели в самописец. Судно уже прошло сто миль на восток, а теперь развернулось и снова шло на запад, но показаний мойвы так и не было. Гриша думал о первом помощнике, Виктор Викторович думал о буфетчице. Нет, он не влюбился в нее с первого взгляда, как о том пишут в романах, да она и не соответствовала тому внешнему образу, который в мечтах рисовал себе старпом до этого, но в ней было что-то такое, что притягивало его, а что, он сам себе не мог объяснить. Красота? Нет, ее нельзя назвать красивой, скорее, приятная, милая. Ее короткая стрижка без прически, худенькое сложение, какая здесь может быть красота? Глаза? Да, глаза голубые, но старпом никогда бы не сравнил их с двумя блюдцами или озерами. Улыбка? Да, пожалуй, улыбка. Детская и добрая. И вспомнив ее улыбку, он вдруг понял, чем притягивала она к себе его внимание. В ней не было фальши! Наверное, она по жизни очень надежный и домашний человек, - думал Виктор Викторович, - А почему домашний? Потому что она сказала, что кошки всем будут напоминать о доме. Значит, она человек домашний. Наверное, у нее есть большой дом, где живет много кошек…В это время Гришу мучила только одна мысль: рассказать Виктору Викторовичу о разговоре с помполитом или нет? Если я не расскажу, - рассуждал Гриша, - значит, я принял предложение Михаила Дмитриевича и теперь должен буду стучать на своих. Но на своих я стучать никогда не буду, и тогда первый помощник добьется, чтобы мне закрыли визу, и тога - прощай суда загранплавания!
- Что вздыхаешь? – спросил Виктор Викторович, наконец оторвавший глаза от самописца.
- О жизни думаю… - ответил Гриша.
- А почему так не весело думаешь? Я бы на твоем месте так не думал!
- А на своем месте почему так вздыхаете? – парировал четвертый помощник.
- А и вправду… давай чай пить! Ставь чайник! – Гриша подошел к столику, налил в чайник воды, воткнул вилку в розетку. Виктор Викторович отошел к кормовым иллюминаторам, стал разглядывать готовые к спуску тралы. Чайник уже вовсю кипел, а Гриша все думал: рассказать или не рассказать? Потом, очнувшись, выдернул вилку из розетки, всыпал в чайник маленькую пачку заварки, подошел к старпому:
- Виктор Викторович! – заговорил Гриша, - Мне надо вам кое-что рассказать…
- Рассказывай, - разрешил старпом, выходя из потока собственных мыслей, - Случилось что?
- Нет, - ответил четвертый помощник, - просто… просто.. а давайте чайку попьем! Все готово!
- Давай! – согласился старпом. Чай снова пили молча, пока, наконец, старпом не унюхал запах гари.
- Что-то горит, тебе не кажется? – И потянул носом воздух.
- Вроде… - согласился Гриша. Закрутили головами – что здесь может гореть?
- Самописец горит! – крикнул Гриша. Оба молниеносно подбежали к самописцу. От бумаги поднимался легкий дымок.
- Что это?! – снова закричал четвертый помощник.
- Это – мойва! – глаза старпома впились в самописец. Между тем, перо самописца прожигало бумагу почти насквозь.
- Много мойвы! - закричал обрадованный старпом, - Звони капитану!
Алексей сразу из провизионных кладовых зашел в каюту старшего механика. Петр Афанасьевич курил трубку и о чем-то разговаривал с доктором Потапычем. Второй помощник бухнулся в свободное кресло:
- Не помешаю? – устало спросил он.
- Да мы просто так о жизни балакаем, присоединяйся! – добродушно разрешил стармех.
- Вот я и говорю, Афанасьевич, - продолжал доктор, начатую, по-видимому, до этого тему, - что все люди талантливы, абсолютно все!
- Я не уверен в этом! – не соглашался старший механик, - Даже собаки и те не все поддаются дрессировки…
В каюту постучали. Дверь приоткрылась и в распахнутую щель просунулась голова Левы:
- Можно зайти?
- Заходи! – ответил Петр Афанасьевич.
- А я Алексея ищу! – сказал третий помощник, как бы извиняясь.
- Да здесь он, здесь. И ты присаживайся, - старший механик демонстрировал гостеприимность и радушие, - Мне тут одному нашего доктора не переспорить, так, может, вы мне подсобите.
- При чем тут собаки?! – не унимался доктор, обращаясь конкретно к Петру Афанасьевичу и не собираясь уступать ему даже в малом, - И при чем тут дрессировка? Если допустить, просто допустить, что религия не врет, и всех людей создал Господь по своему образу и подобию, то он просто обязан был всех создать талантами…
- Вон куда тебя понесло! – засмеялся Петр Афанасьевич, - Хорошо, что первый помощник не слышит! А то бы он дал тебе «Господь»!
- А поскольку я допускаю, что религия не врет, то выходит, что мы все – таланты! – Потапыч не обратил внимания на реплику стармеха, - Другое дело, что у каждого свой, только ему присущий талант! Ну, вот, допустим, - и доктор показал на второго помощника, - Алексей пишет стихи, он талант! А ты, дед, любишь собак, ты тоже талант!
- Тогда скажи, какой талант, у нашего Михаила Дмитриевича? – Петр Афанасьевич решил не сдаваться.
- Не знаю! Я не знаю! – искренне признался доктор, - Но это знает Создатель! Он это должен знать, поскольку он всех нас создал! И в этом и состоит весь фокус!
- В чем? – не понял старший механик.
- В этом! Смотри: талантливые люди ищут вокруг себя понимания и не находят его! Ведь так?
- Так! – вздохнул Петр Афанасьевич. Похоже было, что он наконец начал сдаваться, по крайней мере он вздохнул так, что у Алексея не осталось сомнения, что старший механик – талант.
- И поэтому все талантливые люди обречены на одиночество!
- Да! – согласился дед.
- И в этом опять великий промысел Создателя! – продолжил доктор.
- В чем? – снова не понял Афанасьевич.
- Вот в этом! В самом Создателе собраны все таланты, и только Он Один может понять каждого, а значит, избавить от одиночества! То есть Он рассчитывал, что люди в поисках понимания придут к Нему…
- Я понял! – перебил старший механик, который теперь уже, похоже, на самом деле все понял, - Но люди не пошли за Ним и поэтому до сих пор…
- Правильно… – продолжил судовой врач, - обречены на одиночество!
- Классно! – восхитился Лева и радостно заулыбался, а потом, повернувшись к Алексею, сказал уже серьезно, - Мне с тобой поговорить надо, давай зайдем в твою каюту…
Вообще-то с Левой разговаривать Алексею почему-то не хотелось, тем более, что в каюте старшего механика шел интересный разговор, который очень заинтересовал второго помощника, но если человек просит… Зашли в каюту Алексея.
- Ты, Алексей, извини! – начал без обиняков Лева, - Я не хотел проверять твои провизионки…
- Я понимаю…
- Но мне, можно сказать, приказали. Я отказывался, а он говорит: иди, смотри, учись, тебе в скором времени самому быть вторым помощником…
- Кто «он»? – не понял Алексей. И заметил, как Лева осекся. Беспокойный блеск мелькнул в его глазах, но тут же прошел.
- Консервный мастер! – выпалил третий помощник на одном дыхании.
- Ясно! – сказал Алексей, ему действительно все стало ясно.
Анатолий Адамович не вбежал, а влетел на мостик. Глаза его горели, как бумага того самописца. Вслед за ним вбежал первый помощник капитана.
- Вот она! – обрадовано закричал капитан и ткнул палец в самописец, - Я же говорил! – Он обвел всех победным взглядом, - Сейчас сделаем пробное траление, и если получится удачно… - но он не договорил, что будет, если все закончится удачно, а поднял вверх руку и потряс кому-то невидимому кулаком, - Все по местам! – Скомандовал Анатолий Адамович, - Ставим трал!
1Х
Старший мастер лова Гаврилов Наум Венедиктович вывел полупьяную команду на палубу.
- Шевелись, рогали! – крикнул он, - Ставим трал! – Но матросы шевелиться никак не хотели.
- Слушай, Боб! – шепотом пробасил Чума, - Хотя бы стаканчик! Пока я тут кручусь, достань где-нибудь!
- А где?! Где я достану? У тех, у которых что-то было, уже все выпили… - Ему казалось, что он отвечает шепотом, но Феликс, с расстояния трех шагов услышал и подошел:
- Я знаю, у кого есть водка! – сказал Феликс, - Но…, - тут он с большим сомнением обвел всех мутным глазом, - он слишком дорого продает!
- Как дорого? – обрадовался Чума, но не дороговизне, а самой информации, что водка есть.
- Двадцать рублей за бутылку! – доложил Феликс.
- Вот, гад! – возмутился Боб, - Но надо брать, а то и такой не будет…
- Такая будет! У него ее много! – заверил Феликс.
Когда трал был наконец поставлен, и у Виктора Викторовича и у Грише настроение быстро поднялось. Все мысли куда-то улетучились, остался только азарт рыбалки.
- Травим еще сто пятьдесят метров ваеров! – кричал старпом старшему матросу, управляющему траловой лебедкой, и тут же объяснял Грише, - Вот, видишь, этот косяк стоит на сто метров от грунта! Видишь? А трал сейчас идет, согласно показанию ИГЭКА на глубине сто пятьдесят метров от грунта! Видишь? Значит, опускаем его ниже еще на пятьдесят метров!
- Есть заход! – в ответ орал радостный четвертый помощник, - ИГЭК пишет заход мойвы в трал!
Прибежавший Анатолий Адамович тоже от радости потирал руки:
- Какие заходы! Какие заходы! Пол часа траления, - приказал он, - и поднимаем трал! – И снова убежал.
Через полчаса начали подъем трала. Когда мешок подошел к слипу, на мостик снова поднялся Анатолий Адамович, за ним – первый помощник:
- Вот это да! – восхищенно произнес капитан, - Да тут тонн пятьдесят будет, не меньше!
Мешок вытянули на палубу двумя гинями.
- Второй трал за борт! – закричал капитан мастеру лова, который прыгал вокруг мешка, - Потом будете выливать, потом!
Когда второй трал был поставлен, мастер лова открыл оба бункера, дернул гайтян, и мойва серебряным ручьем потекла по палубе в бункера, а оттуда – в рыбцех, где ее уже ждали матросы. В рыбцеху заработал конвейер. Запах свежих огурцов распространился по всему судну, так прекрасно пахла мойва. Остальную мойву мастер лова рассыпал по ящикам обоих бортов, теперь из этих ящиков она будет подаваться в бункера, а оттуда опять же прямым потоком – в рыбцех. В рыбцеху – по конвейеру – на заморозку. Вдоль конвейера – матросы, которые следят за качеством мойвы, рвань и лопанец – в сторону, на другой конвейер, который гонит рвань эту, и лопанец этот в рыбомучную установку, где машинисты этой установки получат из рвани и лопанца уже готовую продукцию в виде муки. Но заморозить пятьдесят тонн за пол часа, это просто невозможно, так как морозильные камеры «эльбэаш» в лучшем случае могут морозить семьдесят тонн в сутки, и то при условии нарушения всех технологий, а если без нарушения, то меньше. Значит оставшаяся в ящиках мойва, скорее всего вся пойдет на муку… Первый помощник Михаил Дмитриевич молча ходил за капитаном. Смотрел, лишних вопросов не задавал. И только когда мойва заполнила ящики, осторожно спросил:
- А трески там нет?
- Откуда там может быть треска? – засмеялся Анатолий Адамович, - Только пинагоры! Кстати, ты икру любишь?
- Какую? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Допустим, красную!
- Люблю! – сознался первый помощник, - Кто же не любит красную икру?
- Так вот! – продолжил капитан, - Хоть пинагор и похож на лягушку, но икра у него крупнее и вкуснее, чем красная!
- Шутите? – не поверил Михаил Дмитриевич.
- Да спроси у кого хочешь! – и Анатолий Адамович пошел в свою каюту, а первый помощник – за ним. Когда капитан сел в кресло за столом, Михаил Дмитриевич тут же примостился напротив:
- Доложить хочу! – сказал он.
- Докладывай! – разрешил Анатолий Адамович.
- Агентурная сеть создана и работает, как часы!
- Ну и что она говорит, твоя агентурная сеть? – Видно было, что капитан всерьез это сообщение первого помощника не воспринимал.
- Многое говорит… - Михаил Дмитриевич засомневался, а обо всем ли стоит докладывать, и тут же про себя решил: не обо всем! – Твой старший помощник очень возмущался и выражал недовольство по поводу того, что мы вышли из группы! – И первый помощник победно взглянул на капитана и понял, что попал в самую десятку, так как капитан весь резко напрягся, и в глазах его промелькнула дикая злость. Да, самолюбие Анатолия Адамовича было задето не на шутку…
- Спишу, к чертовой матери при первом же заходе! – в сердцах выпалил он, - Что еще?
- Проверка показала, что у твоего второго помощника Котова недостача в продуктах, не хватает пять килограмм копченой колбасы! – продолжил Михаил Дмитриевич.
- Ну, это ерунда! – Анатолий Адамович слегка расслабился, - Ее, наверное, просто сожрали!
- Как?! – не понял первый помощник, - А если это хищение?
- Да какое там хищение?! Просто сожрали! Забудь!
- Но…
- Сказал: забудь! Что еще?
- Матросы никак не могут слезть со стакана, им кто-то продает водку!
- А вот это уже твоя работа, Михаил Дмитриевич! – нравоучительно заметил Анатолий Адамович, - Выясни, кто не может слезть со стакана и кто продает. И всех наказать! – приказал капитан.
- Сделаю! – заверил первый помощник. На этом доклад Михаил Дмитриевич решил приостановить. Теперь остались вопросы:
- Что дальше-то делать будем? – спросил он.
- В смысле?
- Я имею в виду, ты доложишь начальнику промрайона о том, что мы нашли большие скопления мойвы? – и опять Михаил Дмитриевич увидел, как напрягся капитан, как по лицу его скользнула тень.
- Во-первых, - процедил сквозь зубы Анатолий Адамович, - нашли не «мы», а нашел я! А во-вторых, я не буду никому и ничего докладывать! Вот возьмем пол груза, тогда и доложу…
- Я извиняюсь, - первый помощник понял, что на этот раз сильно промахнулся, - Конечно же ты нашел! А как долго надо брать пол груза?
- При такой рыбалке за неделю возьмем! – заверил капитан.
- А что будешь докладывать на совете? – не унимался Михаил Дмитриевич.
- Скажу, что ищем… - устало ответил Анатолий Адамович. Вопросы первого помощника его и в самом деле сильно утомили, - Кстати, - вдруг спросил капитан, - ты знаешь, чем отличаются гальюны командного состава от гальюнов рядового состава?
- Чем? – искренне задался вопросом Михаил Дмитриевич.
- А тем, что в гальюнах рядового состава читают художественную литературу, а в гальюнах командного – политическую!
- Я проверю! – пообещал первый помощник, не поняв шутки.
- Шел бы отдыхать! – не скрывая раздражения, проговорил капитан, - А то я что-то от тебя устал!
- Слушаюсь! – и Михаил Дмитриевич по давней привычке встал в стойку «смирно!».
Алексей Котов позвал в свою каюту Хасана.
- Слушай, Хасан, - сказал он задумчиво, - а куда все таки делось пять килограмм копченой колбасы?
- Сам ума не приложу! – развел руки в стороны артельный, - Может, и вправду усохла, а, может, стащил кто…
- Мы с тобой на причале ей водку закусывали…
- Это максимум триста грамм! – перебил Хасан.
- Ну, допустим, что не усохла, а ее у нас стащили…
- Допустим! – согласился артельный.
- А кто мог это сделать? Повара?
- Если считать, что ключи от наших кладовых есть только у меня и у повара Яши, то получается, что колбасу взял либо я, либо Яша…, - подтвердил Хасан, - Но, если учесть, что я колбасу не брал, то, выходит, что ее взял Яша. Так?
- Так! – согласился Алексей.
- Но у него я уже спрашивал, - продолжил рассуждение вслух артельный, - и он заверил меня, что колбасу не брал…
- И чего тогда ты так долго рассуждал? – обиделся второй помощник, - сказал бы сразу, что не ты, не повар колбасу не брали!
- Я просто хотел продемонстрировать тебе свою логику! – тоже обиделся Хасан, - Но дело ведь не только в колбасе, ты ведь еще не все знаешь!
- А что еще я должен знать? – насторожился Алексей.
- Я пересчитал все консервы, которые мы получили…
- И что?! – второй помощник аж с места подскочил.
- А то, что не хватает пять банок тушенки, пять банок шпрот и пять банок тунца. Усекаешь? Ровно по пять банок! Повар их тоже не брал! Значит, их взял кто-то другой…
- Так-так… - Алексей не на шутку расстроился и задумался, из задумчивости его вывел Хасан.
- Я думаю, что у кого-то еще есть ключи…
- Я тоже так думаю! – согласился Алексей, - Вот только, у кого?!
Целый день Гурий Федорович пролежал на кровати, глядя в потолок и думая о жизни. Он не ходил не на обед, не на собрание. Он слышал, как ставили трал, и как поднимали его. А он все думал, задавая себе только один вопрос: «Как жить дальше?» - и не находил на него ответа. И только когда до его каюты добрался запах мойвы – запах свежих огурцов, его осенило. «Мне всего пятьдесят два года! – сказал себе боцман, вскочив с кровати, - Я в расцвете сил! Куплю дом в деревне под Воронежем и уеду туда со своей старухой, буду выращивать огурцы и помидоры в своем огороде, а внуки будут приезжать ко мне на лето! Все! Начинаю новую жизнь!» - так решил Гурий Федорович и сразу же почувствовал смертельный голод. Посмотрел на часы – время, когда уже заканчивался ужин. Натянул кирзовые сапоги, накинул полинялую куртенку и двинулся к двери. Но возле двери, проходя мимо раковины, остановился. Посмотрел на себя в зеркало и удивился. Провел ладонью по подбородку, обросшему трехдневной щетиной и улыбнулся. Включил воду, достал из шкафчика бритву, побрился. Стянул с себя кирзовые сапоги, полез в подкроватный ящик, достал лакированные ботинки и надел их. Скинул полинялую куртенку, достал из рундука старый пиджачок и надел его. Снова посмотрел в зеркало и снова улыбнулся. «Волк!» - сказал сам себе Гурий Федорович и вышел за дверь. Но двинулся не в салон команды, а в кают-компанию. Сначала осторожно заглянул вовнутрь, убедился, что за столами никого нет. Потом прошел в буфетную. Светлана Игоревна что-то переставляла внутри полки, стоя к боцману спиной. Гурий Федорович негромко кашлянул. Она обернулась. В ее глазах не было ни страха, ни удивления. Она окинула боцмана взглядом с головы до ног и улыбнулась:
- Ну, слава Богу! – сказала она, - А то я начала беспокоиться, вы куда-то пропали…
- Прости меня! – сказал Гурий Федорович, - Я был не прав!
- Это вы меня простите! – ответила она, - Я тоже была не права.
- Забыли! – сказал боцман.
- Забыли! – согласилась буфетчица.
И повеселевший Гурий Федорович, сваливший огромный валун с души, двинулся в салон команды. И сел на свое законное место. И радостно закрутил головой.
- А вы опоздали, боцман! – сказала, выпорхнувшая из раздаточной Вика, - Я уже все убрала! Посмотрите на часы, уже половина девятого!
И насупился Гурий Федорович, и слетело с него в миг хорошее настроение.
- Слушай, курица! – сурово сказал он, - ты знаешь, кто здесь в салоне рядового состава для тебя самый главный?
- Вы, боцман самый главный! – бодро ответила уборщица, - Но это не дает вам права…
- Тогда слушай! – перебил Гурий Федорович, - Что бы к утру салон блестел так, как блестит кают-компания! Что бы в раздаточной к утру я не нашел не единой крошки! Что бы на завтрак, ты, курица ощипанная, явилась не в грязном фартуке, а в чистом красивом белье! И что бы на голове у тебя была повязана белая косынка! И что бы так было всегда! Отныне, присно и вовеки веков! – сказал боцман, стукнул огромным кулачищем по столу и вышел из салона команды, не оборачиваясь на застывшую, испуганную и растерянную Вику.
Виктор Викторович сменился с вахты в хорошем настроении. На его вахте нашли мойву, на его вахте подняли первый трал с пятидесяти тонным уловом. На ужине он ел молча, стараясь не смотреть на буфетчицу, которая то и дело появлялась из буфетной, разнося командному составу еду. Он старался не смотреть на нее, но глаза сами ее находили. Вот она появилась, вот она поставила тарелку, вот она кому-то улыбнулась. Все просто. Искренне. Без фальши. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова. Старпом поел быстро, поблагодарил и ушел в свою каюту. Сел за стол, взял книгу Валентина Пикуля «Фаворит», открыл на месте закладки, начал читать, но тут же отложил книгу в сторону, оставив закладку на том же месте. Рука сама машинально потянулась к телефону, а глаза побежали по телефонному списку, висевшему сбоку на переборке. Он набрал номер буфетной.
- Да, это буфетная! – прозвучало на том конце, - Я слушаю!
- Светлана Игоревна, - старпом старался говорить спокойно, - а вы не могли бы ко мне зайти?
- Хорошо, Виктор Викторович! – ответили из буфетной, - Через пять минут, только немного домою здесь.
Виктор Викторович повесил трубку. «Вот дернул черт! - подумал он, - Что я ей скажу? Чем объясню приглашение в столь позднее время? - И посмотрел на часы, - «Хотя не такое и позднее, всего без пятнадцати девять…» В дверь постучали.
- Можно войти? – это была она.
- Да-да, входите… - старпом вдруг засуетился, - садитесь, пожалуйста. – Она села на стул и прямо в глаза посмотрела Виктору Викторовичу:
- Водку не пью, шашней не завожу! – сказала она и засмеялась, искренне и весело. И старпом засмеялся, вспомнив, что именно об этом он ее сам спросил, повторив слова Вики. И ему стало легко и спокойно. И это спокойствие и легкость исходили именно от нее. Но вот она перестала смеяться и возникла пауза и опять она же вышла из нее:
- А вы решили со мной по душам поговорить? – спросила. Да, именно это он и решил!
- А как вы догадались, что я вас вызвал не по работе?
- Догадалась! А вы не молчите, спрашивайте, что вас интересует…
- Кошки! – сказал старпом.
- Люблю ли я кошек? Очень люблю! Иметь кошку – моя давняя мечта!
- Как? – удивился старпом, - У вас нет кошки?!
- Пока нет, - грустно сказала она и объяснила, - Кошка, это домашнее животное, так что пока завести ее не имею права…
- А! – кивнул головой Виктор Викторович, - У вас пока нет дома! Я понял…
- Пока нет… - подтвердила она, - А вот когда будет, заведу пять кошек, вернее заведу одну, а она мне родит еще четыре котенка! – и снова засмеялась.
- А родители где живут? – старпом тоже улыбался, ему было очень приятно говорить с ней о совсем простых и всем понятным вещах. Она так мило улыбается! Но… что это? Светлана Игоревна вдруг перестала улыбаться и посмотрела на Виктора Викторовича серьезно и с укором.
- У меня нет родителей… – грустно ответила она, - я из детдома…
«Вот! Вот! Вот! Вот почему мечта о доме и кошках! Ведь те, у кого это все есть, даже не представляют, чем они владеют!» - эти мысли молнией мелькнули в голове старпома.
- Извините, - попросил он, - я ведь не знал…
- Да ничего страшного! – ответила она и снова улыбнулась, - Я привыкла… Ну, я пойду? – спросила она, - А то сегодня что-то устала…
- Конечно, конечно.. – снова засуетился Виктор Викторович, - Если когда-нибудь будет свободное время, заходите, пожалуйста, не стесняйтесь, по всем вопросам и… просто так!
Она встала со стула и повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась и подошла к календарю с Мэрелин Монро, висевшему на стене, а потом обернулась и, как показалось старшему помощнику, прожгла его своим взглядом насквозь, прочитав разом все его мысли:
- Красивая! – сказала она и вышла.
Старпом подошел к календарю, минуту смотрел на него, а потом снял с переборки, разорвал и клочки швырнул в корзину для мусора.
Михаил Дмитриевич поднялся на мостик. Подошел к Леве, стоящему у самописца. Заглянул через плечо.
- А вчера тут только один самописец работал, сегодня работают два! – сказал вслух все замечающий первый помощник.
- Да! – подтвердил Лева, - Этот самописец показывает нам глубину под нами и рыбу под нами, а этот самописец показывает нам высоту раскрытия трала, заходы мойвы в трал и глубину под верхней подборой трала! – объяснил он.
- Здорово! – причмокнул губами Михаил Дмитриевич, - А на каком расстоянии сейчас трал идет от грунта? – спросил между прочим.
- Сто метров! – доложил Лева.
- А если его опустить ближе к грунту? – опять же между прочим спросил первый помощник.
- Тогда мойва пройдет над тралом и мы ничего не поймаем! – снова объяснил третий помощник.
- А жаль… - вздохнул Михаил Дмитриевич и повернулся, чтобы уйти, но задержался, - А, правда, что у пинагора икра крупнее, чем у семги и вкуснее? – вдруг спросил он.
- Не знаю! – честно сознался Лева, - Не пробовал!
- А вызовите ко мне консервного мастера! – приказал первый помощник.
- Хорошо! – сказал Лева, - Только не по громкой связи, а по телефону, а то уже люди спят… - Первый помощник в знак согласия кивнул головой и вышел.
На мостик поднялся капитан. Посмотрел на показания приборов. Прошелся взад-вперед по мостику:
- Через полчаса – подъем трала! – приказал Анатолий Адамович, - И передайте по вахте всем штурманам: на связь с другими судами не выходить! Соблюдать полное молчание!
- Ясно! – ответил третий помощник.
Михаил Дмитриевич разложил перед собой для создания делового вида протоколы собраний и стал ждать консервного мастера. Тот явился быстро. Робко постучал и на крик из каюты: «Заходи! Кто там?!» - зашел и, не дожидаясь разрешения садиться, сел на противоположный стул. Деловой и сосредоточенный.
- Что?! – спросил первый помощник, - Консервы из мойвы уже начали делать?
- Не консервы, а пресервы! – уточнил Захар Петрович, - завтра начнем!
- А какие они будут, пресервы эти? – Михаилу Дмитриевичу было все равно, какими будут эти пресервы, но он из давнего опыта знал, что с человеком надо говорить на темы, ему близкие и интересные.
- Как килька! – доложил консервный мастер.
- А, правда, что у пинагора икра крупнее и вкуснее, чем у семги? – как бы между прочим спросил первый помощник.
- Правда! - заверил Захар Петрович. И Михаил Дмитриевич сразу оживился. И вид сделал добродушный.
- А ты и икру делать можешь? – снова спросил он.
- Могу! – и консервный мастер оживился, - Чего ее там делать-то?! Кинул в тузлук и через пару минут готова! – сообщил он радостно.
- Так сделай! – очень мягко приказал Михаил Дмитриевич, - Хоть попробовать, что это такое…
- Не вопрос! - Захар Петрович был доволен, что он может и многое может, что интересно первому помощнику капитана. А первый помощник уже снова сосредоточился, стал хмурым и деловым:
- Ты же понимаешь, я тебя не за этим позвал! – и в глаза посмотрел, чтобы страху побольше нагнать.
- Понимаю! – согласился консервный мастер и всем видом своим показал, что слушает и готов исполнить любое приказание.
- Проверь завтра еще раз провизионки! – приказал Михаил Дмитриевич, - Чует мое сердце, что есть там хищение!
- С радостью проверю! – ответил Захар Петрович и оживился, - Ужас, как люблю проверять! Особенно, продукты эти… Я на них собаку съел… - «Ой, что-то я не то ляпнул!» - мелькнуло в голове. А у первого помощника уже ушки на макушке зашевелились:
- Где же это ты собаку съел? – улыбнулся, а глаза колючие в консервного мастера так и вонзил, - Только говори, как на духу! – приказал, - Все равно проверю! – пригрозил. Надо говорить, все равно проверит, сам узнает – хуже будет…
- Десять лет назад на плавбазе «Памяти Кирова» я был начальником продовольствия!
- Продолжай! – разрешил Михаил Дмитриевич, поудобнее на стуле усаживаясь, - Люблю детективные истории!
- Под Новый Год привезли мы на промысел продукты для большой группы судов…
- Так-так! – подбодрил первый помощник.
- Ну, а когда вернулись назад, попали под контрольную проверку ОБХСС, стуканул кто-то, короче, недостача и тому подобное…
- И сколько дали? – чисто профессиональный вопрос задал.
- Пять лет общего режима, из которых два года отсидел, а потом на свободу с чистой совестью! Но… без допуска к материальным ценностям… А ведь, это не правильно…
- Верю, что собаку съел! – доверительно промурлыкал Михаил Дмитриевич.
- Спасибо за доверие! – Захар Петрович почти растрогался.
- Вот и примени накопленный опыт на деле защиты социалистической собственности! Искупи делом, так сказать…
- Вот об этом только и мечтал!
- Тогда действуй!
Гурий Федорович, сурово насупясь, сидел за столом, подперев руками подбородок. Ужасно хотелось есть, но он знал, что даже за горбушкой хлеба с места не двинется, так как никогда и никого ни о чем не просил. В дверь постучали и, как показалось боцману, постучали ногой. «Что за черт!» - подумал Гурий Федорович. В дверь снова постучали. «Да заходи уже!» - крикнул боцман, встал и рывком распахнул дверь. На пороге стояла Вика с подносом в руках. Боцман развернулся, подошел к столу и снова сел на свое место. Вика услужливо поставила перед ним поднос, на котором были борщ в тарелке, котлета с макаронами и компот:
- Приятного аппетита! – сказала она.
- И стоило выпендриваться, чтобы потом тащиться сюда с подносом?! – с укором проговорил Гурий Федорович.
- Я извиняюсь, - ласково сказала Вика и села на соседний стул. Боцман стал есть, не обращая на нее внимания.
- Что же, и рюмочку перед ужином не выпьете? – снова пропела Вика, пытаясь заглянуть боцману в глаза.
- Завязал! – ответил Гурий Федорович.
- А я бы поддержала компанию! – и официантка деланно засмеялась.
- У тебя до утра, конечно, много времени, - сказал боцман, - Но, думаю, если сейчас начнешь исполнять мое приказание, то еще и поспать успеешь.
- До утра можно и более приятными вещами заняться! – прошептала Вика и рукой коснулась боцманского загривка.
- Брысь! – ответил Гурий Федорович, - Поищи дураков среди молодежи! А я не пью и шашней не завожу! А утром все проверю, как было сказано. – Вика резко подпрыгнула и выскочила из каюты, громко хлопнув дверью.
- Дура! – вослед ей сказал боцман, но не злобно, а просто, как имеющий место факт.
Х
За ночь еще три раза трал поднимали. И все уловы – по пятьдесят тонн, как близнецы. Уже и бункера забиты, и ящики полные и два не развязанных мешка на палубе лежат и, как ленивые серебряные пузыри, от качки с боку на бок переваливаются. И мойва вся толстая, жирная, откормленная. Радость, да и только! Анатолий Адамович, утром проснувшись, по телефону с технологом связался, тот доложил, что заморозка идет полным ходом, мука мелется, рвани и лопанца почти нет, но мукомолка работает бесперебойно и рыбий жир топится, танк заполняется. Все в норме и выше нормы! Все в ажуре и больше ажура! А потом, еще не позавтракав, капитан сам на мостик поднялся. Радостный, в хорошем приподнятом настроении. Только старпома видеть не хочется, но пока куда ж от него денешься? А при первом заходе можно будет и расстаться…
- Что это?! – не понял Анатолий Адамович и в иллюминатор глаза вытаращил, - Откуда они здесь?! – почти закричал. А старший помощник и Гриша посмотрели на него удивленно и ближе к приборам подошли.
- Откуда они взялись?! – снова закричал капитан и пальцем в иллюминатор показал.
- Кто? – не понял Виктор Викторович.
- Пароходы эти?! Кто группу навел?!
- Я навел, - совершенно спокойно ответил старпом, - мойвы на всех хватит…
- Как?! – снова закричал Анатолий Адамович, - а потом, в руки себя взяв, уже сказал спокойнее, - Вы, Виктор Викторович, нарушили мой приказ о полном молчании, о том, что на связь с группой не выходить…
- Не было такого приказа! – ответил старпом, - Вы мне ничего не говорили!
- Я вам ничего не говорил, но я приказал третьему помощнику передать мое распоряжение по вахте!
- Я принимаю вахту у второго помощника капитана Котова, он мне ничего не передавал! – Виктор Викторович ответил спокойно, уверенно, и Гриша рядом стоя, головой кивнул, слова старшего помощника подтвердил.
- Вызвать сюда на мостик Котова! – приказал Анатолий Адамович.
- Сейчас разбудим! – ответил Виктор Викторович, а Гриша уже номер телефона Алексея набрал. Не прошло и минуты, как второй помощник появился на мостике, заспанный, но сосредоточенный. Только успел сказать: «Доброе утро!», как на него уже капитан глаза злющие вылупил и крикнул в самое ухо:
- Почему вы не передали по вахте мое распоряжение о полном радио молчании?! .
- Я такого распоряжения не получал! – ответил Алексей и удивленно посмотрел на старпома, пожимая плечами.
- Вызвать сюда третьего помощника! – снова Анатолий Адамович отдал распоряжение.
- Да он уже идет, - ответил старпом, - Сейчас его вахта!
И тут как раз третий помощник Лева Сметанин поднялся на мостик. Несколько секунд капитан молчал, беря себя в руки, и когда, наконец, взял, постарался говорить спокойно, без крика, прямо к Леве обращаясь:
- Почему вы не передали мое распоряжение о том, что бы на связь с другими судами не выходить? – и посмотрел прямо в глаза. И побледнел Лева, и голову опустил, как бы вину свою признавая, а потом вдруг резко выпрямился и ответил, тоже в глаза капитану глядя:
- Я передавал! Может, Котов забыл? Но я передавал!!! – И Алексей от слов этих весь в лице изменился и даже кулаки сжал, и шаг вперед по направлению к Леве сделал. Но Виктор Викторович положил ему руку на плечо и негромко так сказал: «Спокойно! Не сейчас!» А Анатолий Адамович больше ничего спрашивать не стал, обвел суровым взглядом всех штурманов, и ни к кому не обращаясь, произнес вслух:
- Я разберусь с вами со всеми после совета капитанов! – и ушел с мостика в радиорубку, где его уже ждали Лев Ноевич и Михаил Дмитриевич, перед радиопередатчиком расположившись. На совете капитанов все капитаны говорили, к начальнику промрайона обращаясь, только благодарственные слова в адрес Анатолия Адамовича. Хвалили и восхищались. И последним держал ответ сам Анатолий Адамович:
- Я обещал найти мойву в течение суток, и я ее нашел! – скромно так сказал. На что ему начальник промрайона ответил:
- Ты, Анатолий Адамович, молодец! Я присоединяюсь ко всему тому, что здесь капитаны о тебе говорили. Найти мойву, это проще, чем группе судов об этом доложить. Знаешь ведь, как многие капитаны в таких случаях поступали? Найдут себе хорошие показания и молчок! Черпают до дальше некуда, а никому – ни слова! А ты нашел и группу позвал! Спасибо тебе! В связи с этим я хочу переместить свой штаб на твое судно. Пусть твои штурмана дадут моим твои координаты, а мы сами к тебе подойдем и я к тебе перееду! Не возражаешь?
- Не возражаю! – ответил Анатолий Адамович
- Тогда готовь закуску!
- Вот! – сказал капитан, уже к своим приближенным обращаясь, - Слышали?
- Слышали! – грустно ответил Лев Ноевич, - Мне теперь работы прибавится! Каждый день совет капитанов обслуживать…
- Так ведь за это и доплата будет! – счастливо засмеялся Анатолий Адамович.
- А мы теперь будем флагманским кораблем? – Михаил Дмитриевич почему спросил, он вспомнил книжку, которую в детстве о флагманском корабле прочитал.
- Будем! – заверил Анатолий Адамович.
Капитан прошел к себе в каюту, сел за стол и сразу вызвал к себе старпома. Виктор Викторович не замедлил явиться.
- Сейчас свяжитесь с «Пассатом», - приказал Анатолий Адамович, дайте ему наши координаты!
- Ясно! – ответил старпом.
- К нам едет начальник промрайона! – капитану очень хотелось, чтобы об этом все знали.
- Хорошо, что не ревизор! – и Анатолию Адамовичу показалось, что Виктор Викторович держится слишком спокойно и высокомерно, а этого капитан не любил. «Ничего! – подумал Анатолий Адамович, - Сейчас я с тебя спесь собью!» - и он снова перешел на «вы».
- У вас в службе непорядок! – сказал капитан, - Матросы палубной команды, а это ваше заведование, так вот матросы палубной команды до сих пор в нетрезвом состоянии! Чем вы это объясните?
- С ними мной уже проведена беседа! – доложил старпом, - Они мной предупреждены!
- Значит, плохо предупреждены! Значит, вы где-то не дорабатываете!
- Согласен! – согласился Виктор Викторович и виновато опустил голову, - Какая-то сволочь им продает водку! – доложил он. Вот такая позиция старпома Анатолия Адамовича устраивала больше. Теперь можно быть и помягче.
- Найдите эту сволочь! Водку конфискуйте в пользу начальника промрайона…
- Постараюсь, Анатолий Адамович! – старпом все так же и стоял, не поднимая головы. «Да он, вроде, и ничего…» - мелькнуло в голове капитана.
- Скажи мне, Виктор Викторович, - зачем ты возмущался, когда мы из группы судов вышли на поиск мойвы? – да, именно это и хотелось знать Анатолию Адамовичу, а то, что матросы пьют, так ведь это дело проходящее, водка кончится и пить перестанут…
- Я не возмущался! – старпом поднял голову и удивленно посмотрел на капитана, - Мы с четвертым помощником ваши приказы не обсуждаем! – и смотрит прямо и честно. «Нет, старпом не тот человек, который будет хитрить и изворачиваться! – снова подумал Анатолий Адамович, - Ведь и сегодня, когда я наехал на него по поводу того, что он позвал группу, он не стал юлить, а прямо сказал: группу позвал я!».
- Хорошо! – сказал Анатолий Адамович, - А к проверке ревизора все же будьте готовы, что у этого Сан Саныча на уме, один Бог знает!»
Старпом ушел, а капитан вызвал к себе Михаила Дмитриевича и Бориса Иосифовича. Те пришли.
- Слушай, Михаил Дмитриевич, - начал он, - откуда у тебя информация о том, что старпом был недоволен…
- Я понял! – перебил первый помощник и посмотрел на рефмеханика.
- Говори, здесь все свои! – приказал Анатолий Адамович, и при этих словах Борис Иосифович самодовольно улыбнулся и свысока посмотрел на помполита.
- Информация секретаря комсомольской организации Сметанина Льва Яковлевича! – четко доложил Михаил Дмитриевич.
- Ты мне тут тень на плетень не наводи, - мягко пожурил капитан, - тебе болтанул сплетню третий помощник, а ты называешь это информацией?!
- Виноват! – тут же признал первый помощник.
- А теперь слушай ты, - и Анатолий Адамович обратился к Борису Иосифовичу, - к нам едет начальник промрайона…
- Слышал уже! – радостно подтвердил рефмеханик.
- Вот и хорошо, что слышал! – довольно улыбнулся капитан, - Гулять будем! Понял?
- Как не понять! – обрадовался Борис Иосифович.
- Закусью обеспечь! – приказал Анатолий Адамович, - Ну, сначала все то, что повара сготовят, а потом, все то, что сам добудешь, понял!?
- Понял! – сказал понятливый Борис Иосифович, - То есть, как всегда? Колбаски? Консервов? Еще чего-нибудь?
- Как всегда! – согласился капитан. Михаил Дмитриевич слушал молча, крутя головой от одного к другому и до его сознания начал доходить смысл сказанного:
- Простите, - извиняющимся тоном решил поинтересоваться первый помощник, - а где же вы все это берете?
- А что, и ты хочешь?! – засмеялся Анатолий Адамович, - И тебе достанется!
- В провизионке! – поддержал смех капитана Борис Иосифович, - Ключик-то, вот он! – и он показал первому помощнику ключ от провизионных кладовых и тут же пояснил, - Мне, как рефмеханику, по должности приходится проверять эти кладовые на предмет температуры! Я обязан иметь ключ, чтобы день и ночь следить за состояние рефрижераторных камер…
- Понял! – кивнул головой Михаил Дмитриевич, - Но вы ведь берете продукты, никого не предупреждая…
- А кого я должен предупреждать?! – искренне возмутился капитан, - Я могу приказать, мне и так притащат все, что я захочу! Ведь так? Так! А зачем мне людей от дела отрывать? Пусть работают, а все, что мне надо принесет вот он! – и Анатолий Адамович указал пальцем на рефмеханика. И тот согласно кивнул.
- А, может, ты, Михаил Дмитриевич, решил меня повоспитывать или бочку на меня накатить? – капитан вдруг стал серьезным и пронзил Михаила Дмитриевича огненным взглядом.
- Что вы, что вы! – первый помощник даже в лице переменился, упаси Бог! Я больше на начальство не катаю…
- Ясно! – сказал Анатолий Адамович, - Ясно, за что тебя из органов попросили! – и он снова засмеялся, и Борис Иосифович захохотал, и Михаил Дмитриевич, глядя на них, тоже не удержался.
- А, может, за то, что в Бога веришь? – капитан продолжал смеяться, теперь держась за живот.
- А я не верю! – вторил ему первый помощник, - Просто к слову пришлось! А вот твой доктор точно верит и занимается на судне религиозной пропагандой! Я вынужден буду доложить…
- Хватит ржать! – Анатолий Адамович вдруг стал серьезным, - Разошлись готовиться к встрече начальника промрайона!
- Есть! – сказал Михаил Дмитриевич. И все разошлись.
Алексей Котов сидел в каюте и курил сигарету за сигаретой. До вахты еще было три часа, можно было бы и поспать, но весь сон улетучился. Он с нескрываемой ненавистью думал о третьем помощнике Леве. «Ну, надо же такое сказать: я передал Котову, а он забыл! Гад! Натуральный гад!». В каюту постучали?
- Можно? – и просунулась голова Славы, пекаря. Вот появление кого угодно Алексей мог себе представить, но только не Славы.
- Одеколона нет! – крикнул Алексей.
- А я не по поводу одеколона! – извиняющимся тоном проговорил пекарь, - я по другому поводу, можно?
- Можно! – ответил второй помощник. Слава прошел в глубь каюты и сел напротив Алексея на диван, - Я слушаю… - нетерпеливо поторопил второй помощник.
- Я хочу посоветоваться по очень важному вопросу! – решительно начал Слава. Алексей понял, что пекарь давно хотел посоветоваться, но до этого не решался.
- Так вот я хочу спросить, если я умру, кому достанутся мои деньги?! – и посмотрел в глаза Алексею, ожидая ответа.
- Не понял! – Алексей даже растерялся, - Какие деньги?
- Мои! – настаивал пекарь.
- А ты что, умирать собрался? – второму помощнику почему-то стало весело.
- Нет, не собрался! Но этот вопрос меня беспокоит, можно сказать, теоретически…
- Если ты имеешь в виду зарплату, то она достанется близкому родственнику после начисления…
- Я имею в виду все мои деньги! – решительно проговорил Слава.
- Ну, тогда жене! – твердо ответил второй помощник.
- Я с ней в разводе!
- Тогда сыну или дочери! – еще тверже проговорил второй помощник.
- Сын еще несовершеннолетний, он живет с бывшей женой…
- Ну, тогда отцу или матери… - теперь Алексей не был так уверен, потому что на все предложенные кандидатуры пекарь давал отвод.
- Матери? – переспросил он, - Понимаете, в чем дело, - теперь Слава задумался, как проще объяснить второму помощнику сложную ситуацию, - дело в том, что моя мать очень старая женщина, почти выжившая из ума, ей деньги вообще не нужны, она просто отдаст их бывшей жене…, - и на лице Славы проступило отчаяние.
- Напиши завещание на того, на кого ты хочешь! – нашелся Алексей, - Тому и отдадут! – При этих словах пекарь оживился и с надеждой посмотрел на Алексея:
- Я не хочу, чтобы мои деньги достались бывшей жене! – твердо заявил он, - Я бы оставил их сыну, но пока сын вырастит, та сволочь их все истратит на себя и на своих любовников!
- А у тебя больше никого нет? – обреченно спросил Алексей, поняв, что данная ситуация безвыходная.
- А если я завещаю деньги государству, скажи мне, государство их получит?! – Слава был абсолютно серьезен, - Бывшей жене они не достанутся?!
- Знаешь, Слава, - Алексею почему-то стало жаль бедного пекаря, - ни одна жена не сможет тягаться с государством. На счет этого можешь быть спокоен. Но, понимаешь, государство большое! Что ему твои деньги? Твои деньги - это малюсенькая слезинка в большом оке. Если ты ставишь вопрос таким образом, то завещай свои деньги какому-нибудь детскому дому, поверь мне, будет больше пользы…
- Правильно! – согласился Слава, и лицо его оживилось, - Я знал, что ты сможешь мне посоветовать, я почему-то верю только тебе…
- А почему? – Алексей искренне удивился.
- Не знаю, - ответил пекарь, - верю и все!
Пекарь ушел, а Алексей задумался. А, может, Бог и в самом деле есть? Ведь пекарь пришел к нему в такую трудную минуту, можно сказать, минуту отчаяния, и ведь пришел с дурацким глупым теоретическим вопросом, а уходя сказал: «Верю и все!» - сказал то, что Алексей и хотел услышать. Второй помощник улыбнулся, на душе стало легче, и мысли о третьем помощнике Леве сразу улетучились. И когда в дверь снова постучали, с легким сердцем распахнул ее навстречу хорошим вестям. В дверях стоял Лев Ноевич:
- Тебе, Алексей, телеграмма! - сказал как-то нерадостно, скорее тускло, и когда второй помощник взял телеграмму, поспешил ретироваться. Алексей сел на диван и раскрыл вдвое сложенный листок: «Подала развод Ира» - прочитал он. «Но почему, почему, когда на человека обрушивается несчастье, оно начинает валиться на него снежным комом?!» - это первые мысли, которые пришли в голову. А потом понеслись другие… Да, конечно, он жену уже не любил. Более того, он подозревал ее в измене и сам был готов подать заявление на развод. Но весть эта от жены не радовала, а пугала его, потому что весть эта выбивала его из привычного потока, из привычной колеи, заставляя переосмысливать и переиначивать всю его жизнь и, возможно, начинать ее с начала.
И в каюту снова постучали. Теперь это были Захар Петрович и Лева. Захар Петрович улыбался, как мясник, готовый разделать тушу барана, а Лева, напротив, был хмур и зол, и бросал на Алексея ненавистный взгляд.
- Мы бы еще раз хотели проверить провизионные кладовые, - очень вежливо сказал консервный мастер.
- Почему не на вахте? – строго спросил Алексей, обращаясь к Леве.
- Тебя забыл спросить! – третий помощник и не скрывал своей ненависти. Но Захар Петрович не хотел скандала, он миленько ответил за Леву:
- Так ведь в дрейф легли! Полные мешки рыбы! Там четвертый помощник Гриша сам управится, капитан разрешил. Так мы идем в провизионки?
- А где же остальные члены вашей комиссии? – спросил Алексей, теперь к консервному мастеру обращаясь.
- Оч-чень заняты! – виновато ответил Захар Петрович, - Так мы идем?
- Нет, не идем! – резко ответил второй помощник, - Раз вы не в полном составе, то и мы будем не в полном составе! Одного артельного на вас двоих хватит! – сказал и набрал номер телефона Хасана, негромко что-то проговорил в трубку, а потом уже повернулся к консервному мастеру, - Можете идти! Хасан ждет вас уже там!
Что он сказал артельному? - «После проверки придешь и доложишь!» - И все. А про себя подумал: «Сейчас они пересчитают консервы, найдут недостачу… да и черт с ней!» - и снова сел на диван, обхватил голову руками и задумался…
И снова в каюту постучали. «Видать, день такой!» - подумал Алексей. Зашел доктор Потапыч, просто так зашел, хорошее настроение, вот и зашел. И сел на стул напротив Алексея и посмотрел внимательно. Второй помощник молчал, уставясь в одну точку, и Потапыч молчал, устремив свой взгляд на Алексея и ждал. Наконец, Второй помощник посмотрел на доктора, взял со стола вдвое сложенный листок и протянул ему. Потапыч взял листок и, не читая его, снова положил на стол:
- Я все знаю! – сказал он, - Мне начрации сказал… - и снова замолчал, потому что и Алексей молчал. Но молчать так долго было просто бессмысленно.
- Ты ее любишь? – наконец спросил доктор.
- Не знаю! – и Алексей пожал плечами, - Наверное, не люблю…
- Ну, слава Богу! – вздохнул судовой врач, - Уже легче. Знаешь, я тебе сейчас ничего говорить не буду, ты мне сейчас все равно не поверишь, но запомни одну вещь: нам не дано знать, что для нас лучше, а что хуже, все в руках Господних. И еще мы не знаем, на что даны нам испытания, на проверку крепости нашей или в наказание за грехи наши. Просто знай, что крепость духа вознаградится, а грех будет наказан! – И Алексей посмотрел осмысленно в глаза доктору:
- Потапыч, - спросил он, - а вы что, в самом деле, в Бога верите?
- Все люди во что-то верят! – ответил судовой врач, - Кто-то в партию и правительство, кто-то в профсоюз, а кто-то в Бога. Но, если честно, я просто много читаю, и оттуда ума набираюсь. Ты ведь знаешь, мне на судне почти делать нечего, все люди здоровые, крепкие, так что я читаю…
- Спасибо, доктор! – сказал Алексей и улыбнулся, - Со мной все в порядке, уверяю вас…
Перед самым обедом на судно прибыл штаб начальника промрайона во главе с самим начальником промрайона. Но не было с ним не инженера по технике безопасности, не флагманского технолога, короче, никого. Весь его штаб состоял из него самого, и это радовало. Капитан встречал Александра Александровича у шторм-трапа. Вернее, его встречала целая делегация, в состав которой входили Михаил Дмитриевич, Лев Ноевич и Борис Иосифович. Когда начальник промрайона поднялся на борт, он очень тепло обнялся с капитаном, при этом Анатолию Адамовичу пришлось несколько наклониться, так как Александр Александрович роста был небольшого. Затем весь кортеж проследовал в каюту капитана. Там уже все было готово для встречи высокого гостя, вернее, начальника. Разные закуски стояли на столе вперемежку с бутылками водки и коньяка.
- Прошу к столу! – сказал Анатолий Адамович и указал начальнику промрайона на почетное место.
- Нет-нет! – запротестовал Александр Александрович, - Давайте пообедаем в кают-компании, а это от нас никуда не убежит!
- Как?! – удивился капитан.
- Я, - ответил начальник промрайона, - никогда не был на большом автономном траулере! Я почти всю жизнь проходил в море на посольносвежевых траулерах типа «Союз», и поэтому я хочу все тут увидеть своими собственными трезвыми глазами! А вот когда увижу, тогда сядем здесь и будем пить с вами хоть целую неделю, даю вам честное слово! – и, видя, что все присутствующие смотрят на него с явным изумлением и недоверием, добавил, - Боюсь, что у вас водки не хватит, вот сколько будем пить! А сейчас идемте в кают-компанию, хочу все-все посмотреть! – Спорить было бесполезно, все проследовали в кают-компанию. Обед Александру Александровичу понравился, кают-компания тоже и вообще по поводу всего он выражал одобрение и восхищение:
- Если бы у нас раньше были такие суда, сколько бы мы селедки ловили!
- Да вы и без таких судов всю селедку выловили! – напомнил Анатолий Адамович.
- Это точно! – согласился начальник промрайона.
Выйдя из кают-компании, Александр Александрович, решил лично поблагодарить поваров за вкусный обед:
- Вы пока идите в каюту или по другим своим делам, а я к вам потом присоединюсь! – сказал он капитану и пошел на камбуз. На камбузе его ожидала неожиданная встреча:
- Слава! – радостно воскликнул начальник промрайона, увидев пекаря, - Вот это встреча!
- Здравствуйте, Александр Александрович! – ответил скромный пекарь, засмущавшись.
- Значит, вот теперь где работаешь!
- Работаю… - так же скромно ответил пекарь.
- Всем спасибо за вкусный обед! – сказал начальник промрайона и лично каждому, а именно повару Яше, повару Марии и Славе пожал руку. И, выйдя с камбуза, Александр Александрович не пошел в каюту капитана, а поднялся на мостик.
- Здравствуйте! – поприветствовал начальник промрайона Алексея Котова, заступившего на вахту. Алексей ответил таким же приветствием, - Красота! – сказал Александр Александрович, пройдясь по мостику и осмотрев все приборы, - Хорошо вам, молодым, которые только недавно пришли во флот начинать работу на таких судах! – вслух подумал начальник промрайона.
- Хорошо! – согласился Алексей, - Правда, я начинал не на этих!
- А на каких?
- МИ-720 «Пингвин», может, слышали?
- Слышал?! – обрадовался Александр Александрович, - Да я на этом СРТРе пять лет капитаном ходил! Вот еще одна приятная встреча! – засмеялся начальник промрайона, - Всегда приятно встречать своих в море! – философски заметил он.
- То есть я свой? – улыбнувшись, спросил Алексей. Ему было очень приятно услышать такую характеристику от самого начальника промрайона.
- Конечно, свой! Подтвердил Александр Александрович, - Для меня все, кто на «малышах» работал, свои! Вот возьми к примеру Славу –миллионера…
- Какого Славу-миллионера? – переспросил Алексей, - Я, наверное, его не знаю, в море не встречались…
- Да как же не встречались! – снова засмеялся начальник промрайона, - Он у тебя здесь на камбузе работает!
- Слава? – удивился Алексей, - А, понял! Слава-пекарь? Но почему он миллионер?
- О! – сказал Александр Александрович, - Ему эту кличку еще десять лет назад наши матросы дали!
- Как самому бедному на флоте? – попытался догадаться второй помощник.
- Ошибаешься! – поправил Александр Александрович, - Как самому богатому человеку на флоте!
- Слава? – не поверил Алексей.
- У него уже десять лет назад на книжке было более пятидесяти тысяч рубле! – проинформировал начальник промрайона, - Ты даже себе представить не сможешь, но он из всех заработанных в море денег, не истратил не единой копейки!
- Вот это да! – еще больше удивился второй помощник и даже присвистнул от удивления.
- Бывает…, - как-то сокрушенно кивнул головой Александр Александрович, - поэтому у него и личная жизнь не сложилась…
- Да…, - согласился Алексей, - бывает…, - его мысли снова вернулись к полученной от жены телеграмме.
- Ну, я пошел! – сказал начальник промрайона, улыбнулся и подмигнул второму помощнику, - Еще увидимся! – пообещал он, - Поэтому не прощаюсь… Александр Александрович пошел в каюту капитана, зато на мостик поднялся Хасан. Он был хмур и взволнован:
- Только закончили! – доложил он, - Они меня замотали! Но нет худа без добра! Они пообещали, что это была последняя проверка…
- Значит, все в порядке? - внимательно глядя на артельного, спросил Алексей.
- В том-то и дело, что не все! Они пересчитали все консервы, и оказалось, что не хватает пятнадцать банок шпрот и пятнадцать банок тунца. Представляешь? Вчера не хватало только по пять банок. Значит, кто-то сильно любит консервы! – сделал вывод Хасан.
- Почему же они пообещали тебе, что это последняя проверка, если столько всего не хватает?
- Во-первых, по тому, что консервный мастер сказал мне, что для того, чтобы и тебя и меня посадить в тюрьму, этого уже достаточно! – и на удивленный и расстроенный взгляд Алексея, продолжил, - А во-вторых, я купил их!
- Как купил?
- Спросил конкретно, что они любят есть и чего хотят от меня получить?!
- Ну, и что?! – второму помощнику стало интересно: а что любит есть консервный мастер.
- Они попросили сыр! – доложил Хасан, - Я им прямо на месте разрезал головку сыру пополам и дал каждому по половине! Это по килограмму на рыло! Пусть, гады, подавятся! Все! Больше не придут!
- Да, - задумчиво произнес Алексей, - звучит, как приговор.
Когда все расселись вокруг стола, и стаканы были налиты, тост попросили произнести начальника промрайона. Анатолий Адамович был уверен, что тост этот будет поднят за него и это приятно радовало.
- За тебя, капитан! – сказал Александр Александрович, и одним махом опрокинул все содержимое стакана в себя. И все посмотрели на него с удивлением и восхищением, - Смотри, - отправив шпротину в рот, продолжил начальник промрайона, - Кто не выпьет за тебя до дна, тот тебя не уважает!, – и обвел всех насмешливым взглядом, - самого тебя это не касается! – разрешил Александр Александрович. Всем пришлось доказать, что капитана они уважают.
- Через десять дней, - сказал Анатолий Адамович, - я наберу груз. Максимум – через две недели. При такой рыбалке это реально, - сказал капитан, обращаясь к начальнику промрайона и обводя всех критическим взглядом, и на ком он останавливал свой взгляд, тот кивал головой в подтверждение сказанной мысли, - Поэтому, прошу тебя Александр Александрович, забей мне очередь на плавбазу! – На просьбу капитана Александр Александрович усмехнулся:
- При такой рыбалке у всех судов через десять дней, а у кого и раньше, будет полный груз! Поэтому плавбаз на всех не хватит! Улавливаешь? – и посмотрел в глаза Анатолия Адамовича.
- Но ты ведь поможешь!? – капитан верил, что начальник промрайона, расположивший свой штаб на его судне, поможет.
- С плавбазой помогать не буду! – решительно заявил Александр Александрович, - увидев, что все расстроено опустили головы, добавил, - Пойдем в порт «по зеленой»! Выгрузимся у причала и вернемся назад! Только вернешься уже без меня. Мое время на этой путине вышло, а в порту уже ждет замена…
- Так ведь это еще лучше! – закричал обрадованный Анатолий Адамович, - Предлагаю тост за Александра Александровича! Кто не выпьет до дна, тот меня не уважает! – Все дружно закивали головами…
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ
Гурий Федорович тщательно брился, критически осматривая себя в зеркале над умывальником, и мурлыкал под нос какой-то мотив. Он уже знал, что ровно через сутки будет дома, и эта весть его радовала. В каюту постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это были матросы Боб, Феликс и Чума. Чума в руках держал ящик с замороженной мойвой, весь расписанный подписями матросов с рыбфабрики и с палубы. Чума шлепнул ящик на боцманский стол:
- Распишись, Гурий! – сказал он, - Ты один только и не расписался! – Матросы Феликс и Боб, не дожидаясь приглашения, сели на диван и закурили. Боцман не торопясь вытер лицо полотенцем и подошел к ящику, взял фломастер, услужливо протянутый Феликсом и размашисто расписавшись на ящике, произнес вслух:
- Традиции надо уважать! Значит, хотите отнести этот последний ящик капитану?
- Да! – дружно закивали матросы головами.
- Думаете, что по давней традиции он даст вам бутылку водки?
- Да, должен дать! – уверенно забубнили матросы.
- Я не очень вас разочарую, если скажу вам, что у Анатолия Адамовича нет водки? – спросил Гурий Федорович, обведя матросов внимательным взглядом, - Он уже пять дней, как у меня водку занимает! - Матросы молча смотрели на боцмана, ждали, что он еще скажет. Минуту Гурий Федорович молчал, как бы обдумывая свои дальнейшие действия.
- Да! – наконец произнес он, - Традиции надо уважать! – распахнул рундук, выдернул из ящика бутылку водки, протянул ее Феликсу:
- Это вам от капитана! – сказал он, - Анатолий Адамович просил меня лично передать ее вам! – Феликс бережно принял бутылку из рук боцмана:
- Спасибо, Гурий! – сказал он от лица всех матросов, - Мы, собственно, на это и рассчитывали…, - и матросы двинулись к выходу.
- А ящик?! – крикнул им вослед боцман, - Ящик-то заберите, хоть и немного, а все-таки тридцать килограмм готовой продукции! – Чума загреб ящик и вся троица удалилась.
Виктор Викторович сидел в кают-компании, дожидаясь, пока уйдет последний из пришедших на завтрак. Последним был доктор Потапыч, он ел, не торопясь и похоже, быстро уходить не собирался.
- Что у нас с третьим помощником? – спросил старпом, обращаясь к судовому врачу. Тот оторвался от тарелки и посмотрел на Виктора Викторовича:
- Еще не знаю! – сказал доктор, - Мне ведь только что сообщили, что он не вышел на вахту! Сейчас пойду его осмотрю!
- У него высокая температура! – сказал Виктор Викторович, - Это сказал четвертый помощник, который ходил его будить…
- Может, простудился? – пожал плечами Потапыч, - Сейчас я пойду его проверю! – снова заверил он. Из буфетной вышла Светлана Игоревна, подошла к старпому:
- Что-нибудь еще, Виктор Викторович? – спросила она.
- Нет, спасибо! – ответил старпом, продолжая сидеть, в упор разглядывая доктора. Потапыч скосил глаза в сторону Виктора Викторовича и улыбнулся.
- Спасибо! – сказал он, вытер руки и губы салфеткой, медленно встал из-за стола и так же не спеша двинулся к выходу.
- Может, все-таки что-нибудь еще? – снова спросила Светлана Игоревна, когда спина доктора скрылась за углом переборки.
- Завтра придем в Мурманск! – ответил старпом.
- Я знаю! – подтвердила буфетчица.
- Я вас приглашаю куда-нибудь сходить, - решительно проговорил Виктор Викторович.
- Куда, например?
- Например, в кино! – ответил старпом, - А вообще, разве это имеет значение? Просто вместе, понимаете? Вместе!
- Понимаю! – сказала Светлана Игоревна и улыбнулась, - Я согласна…
Первый помощник Михаил Дмитриевич сидел за столом и тяжело вздыхал. Он уже считал себя счастливым тем, что, наконец, вырвался из каюты капитана, сославшись на дела. А дел действительно было невпроворот. Надо было подготовить к приходу в порт все протоколы собраний, рапорта, докладные. И делать все это очень не хотелось. И, когда в каюту постучали, он даже обрадовался, что дела отодвигаются на какое-то время. Зашел Захар Петрович. Наверное, Михаил Дмитриевич его давно не видел, но первому помощнику показалось, что консервный мастер как-то изменился. Он стал еще толще, глаза стали еще краснее, и при этом он почему-то тяжело дышал:
- Я по делу! – сказал консервный мастер и быстро приземлился на стул, - Вот акт последней проверки наличия продуктов в провизионке! – сказал он и протянул первому помощнику бумаги, - Налицо факт хищения! – кивнул консервный мастер головой на вопросительный взгляд Михаила Дмитриевича. Теперь первый помощник задумался. Как он мог забыть предупредить Захара Петровича, что бы тот больше не устраивал никаких проверок! Забыл. Все начисто вылетело из головы с прибытием этого начальника промрайона!
- Хорошо, оставьте! – сказал Михаил Дмитриевич, - Я с этим разберусь!
- Нет! – и Захар Петрович очень проворно загреб свои бумаги со стола первого помощника, - Я сам отнесу их в ОБХСС! Я сам… - и упал со стула, теряя сознание.
- Доктора! – закричал первый помощник.
Когда третий помощник Лева Сметанин позвонил на мостик и сказал, что не может выйти на вахту, старпом приказал четвертому помощнику Грише Орлову заступить на вахту третьего. Но на всякий случай разбудил Алексея Котова, объяснив, в чем дело. Алексей умылся и пошел на камбуз к шеф-повару. Тот сидел и чистил картошку, а второй повар Марий что-то ела, напевая при этом какой-то мотив.
- Ты составил заявку на продукты?! – спросил Алексей, обращаясь к шефу.
- А как же! – подскочила веселая Мария, - Все сделано, Алексей Петрович!
- Где она? – снова спросил второй помощник.
- Вот! – и Мария протянула Алексею листок бумаги, на котором был написан перечень продуктов. Второй помощник быстро пробежался по нему глазами: лук, чеснок, селедка в бочке…
- Хорошо! – сказал он, намереваясь уйти.
- Подождите! – Остановила его Мария, - вы ведь не знаете о главной новости.
- Что за новость? – Алексей перевел взгляд с Марии на Яшу, те оба счастливо улыбались.
- Мы решили пожениться! – сказал повар Яша и покраснел от смущения.
- Надеюсь, на свадьбу пригласите? – второму помощнику передалось веселое настроение поваров.
- Обязательно, Алексей Петрович! – сказала Мария, - После этого рейса!
Алексей зашел к Леве Сметанину, узнать, что с ним стряслось. Третий помощник лежал на кровати, укрывшись одеялом, упершись взглядом в подволок. Его бил озноб. На Алексея он даже не посмотрел. Второй помощник положил ладонь Леве на лоб и от неожиданности отпрянул руку – лоб горел. Наконец третий помощник повернул голову:
- А, - протянул он, - это ты, Алексей? – но ни его слова, ни интонация не выражали никаких чувств или эмоций.
- Это я! - Подтвердил второй помощник.
- Прости меня! – сказал еле слышно Лева.
- За что?
- За все! Я бы хотел как-то искупить… - снова проговорил третий помощник, - открой мой рундук! – Алексей распахнул рундук: три пустых и два полных ящика стояли один над другим:
- Водка?! – удивился второй помощник.
- Водка! – подтвердил Лева, - Забирай себе! Продашь потом по двадцать рублей за бутылку… Деньги ведь и тебе нужны…
- Значит, это ты водку матросам продавал?
- Я! – сознался Лева, - И помполиту всех закладывал тоже я!
- Дурак ты, Лева! – мягко сказал Алексей и захлопнул рундук, - Сейчас я позову врача! – Но в каюту уже не вошел, а влетел доктор Потапыч, одного его взгляда было достаточно, что бы он все понял:
- И у этого то же, что и у консервного мастера! – сказал доктор.
На мостике собрались все штурмана и старший механик, стали ждать доктора. Всех волновал и очень волновал один только вопрос: что случилось с третьим помощником Левой и консервным мастером Захаром Петровичем. От нечего делать, стали разговаривать. Естественно, что за сутки до прихода в Мурманск, все говорили только об этом:
- А у меня снова есть собака! – сказал Петр Афанасьевич, - Бассет! Представляете?! Вчера получил телеграмму от жены, пишет, что купила очень породистого щенка! И знаете, как она его назвала?
- Альф! – догадался Алексей.
- Точно! – подтвердил старший механик, - Пишет: приду встречать тебя вместе с ним! Так я ей успел ответить: не вздумай! Не морозь мне щенка!
- Правильно! – согласился старпом, - Еще не известно, поставят нас сразу к причалу или нет! Может, на рейде задержат…
- Надо придумать что-то такое, что бы сразу поставили! – предложил Гриша.
- А я завтра в кабак иду! – радостно доложил Хасан, поднимаясь на мостик. Но радости его никто не поддержал.
- Догадываемся, с кем ты идешь в кабак! – грустно предположил старпом.
- Правильно! – подтвердил Хасан, - А что такие не веселые?
- Доктора ждем! – ответил Алексей.
- А, слышал… - Хасан все понял и тоже сделал серьезное лицо.
Вслед за Хасаном на мостик поднялся начальник промрайона:
- Мечтаете? – весело спросил он.
- Мечтаем! – кивнули все головами.
- Мельчает народ! – отвечая своим каким-то мыслям, вслух произнес Александр Александрович, но уже не весело, а грустно - Уходят старые моряки, приходят новые, но уже какие-то другие. Не сказать, что хуже, но все равно не такие, какие были раньше! А когда все старики уйдут, кто останется?! – его, похоже, потянуло на философию.
- Думаю, что к тому времени подрастут новые старики, и все будет, как раньше! – предположил Петр Афанасьевич, - Главное, чтобы флотские традиции не изменялись и была бы преемственность поколений!
- Может быть… - согласился Александр Александрович и снова засмеялся, - Да вы не обращайте внимания на мысли старика, продолжайте мечтать! Мы ведь домой идем, а это всегда было у моряков самой большой радостью!
На мостик, наконец, поднялся доктор. Вид у него был серьезный и озабоченный:
- Плохи дела! – сказал Потапыч, - Десять дней назад консервный мастер и третий помощник съели большое количество сыра, - он сделал паузу и обвел всех вопросительным взглядом, - И где они его только достали?!
- Бог послал! – буркнул Хасан, но никто не отреагировал на шутку.
Между тем, доктор продолжил:
- Так вот, сыр является таким продуктом, который закрепляет стул хуже всяких таблеток. Понятно? – спросил он, но все продолжали молчать, - Десять дней они не ходили в туалет! Теперь понятно?!
- Понятно! – за всех ответил Виктор Викторович, - И что делать?!
- У них у обоих очень высокая температура, - доложил судовой врач, - началась интоксикация. Я дал им каждому выпить по стакану касторки, теперь ждем… - тревожно вздохнул он.
- А чего ждем? – снова за всех спросил старпом.
- Они должны опорожниться! – ответил судовой врач, - Это снимет интоксикацию, но создаст другие проблемы…
- Какие? – теперь вопрос задал Гриша Орлов.
- Им предстоит не просто сходить в туалет! – ответил Потапыч, - Им предстоит родить! Да-да! – подтвердил он, - Именно родить через жопу футбольный мяч! А теперь представьте, что этот мяч каменный! – Все представили, и всем стало не по себе… - Виктор Викторович, - попросил доктор, - свяжитесь, пожалуйста, с берегом, скажите им, что бы нас встречала машина скорой помощи на причале…
- Свяжусь! – ответил старпом.
- Оказывается, и придумывать ничего не надо, - заметил старший механик, - сразу поставят к причалу!
- Это точно! – подтвердил начальник промрайона.
ЭПИЛОГ ИЛИ ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Научно-исследовательское судно «Профессор Полшков» шло полным ходом, держа путь из Киркинесса на Кюросао. На мостике стоял капитан Котов Алексей Петрович и смотрел вдаль на очертания появившихся из-за горизонта кораблей.
- Впереди большая группа рыболовных судов! – доложил третий помощник капитана, - С какой стороны будем обходить группу? – спросил он.
- Нам дали мало времени на переход! – ответил Алексей Петрович, - Каждая минута дорога, поэтому пройдем через группу.
- Но…, - засомневался третий помощник Миша, - давняя пословица гласит: бойся военных моряков и пьяных рыбаков!
- А ты не бойся! – успокоил капитан, - Я ведь с тобой!
- Чего они здесь ловят? – поинтересовался Миша.
- Наверное, мойву…, - ответил Алексей Петрович, - Поставь УКВ на сканирование, посмотрим, на каком канале они ведут переговоры.
- На девятом! – доложил третий помощник. Капитан стал слушать. Вызывая друг друга по названиям судов, моряки обменивались информацией по уловам, заходам рыбы в тралы, по показаниям приборов. При одном из очередных вызовов, капитан вздрогнул и улыбнулся, а потом, дождавшись, когда суда закончат свои переговоры, позвал:
- Сергей Макаревич ответьте Профессору Полшкову!
- На приеме! – ответил большой автономный траулер.
- Простите за беспокойство, - выдохнул в трубку Алексей Петрович, - Не скажете, кто у вас на судне капитан?
- Остроголовый Виктор Викторович! – ответили на том конце.
- А вы не могли бы пригласить его к трубочке? – попросил капитан.
- Он здесь на мосту, - ответили с траулера, - передаем трубку!
- Здравствуй, Виктор Викторович! Тебя побеспокоил капитан научного судна Алексей Котов!
- Алексей! – раздался на том конце радостный голос, - Я о тебе тысячу лет ничего не слышал, с тех самых пор, как ты куда-то перевелся…
- В нефтегеофизику! – подсказал Алексей.
- Здорово! – снова радостно прохрипел динамик, - Так, может, состыкуемся? Бросим на воду катер? Приедешь к нам в гости?!
- Я бы с радостью, да не могу, очень торопимся на контракт с норвежцами!
- Ясно…, - разочарованно вздохнул Виктор Викторович, - Ну тогда хоть расскажи, как у тебя дела?
- Нормально! – ответил Алексей Петрович, - Работаем, нефть и газ ищем! Женился второй раз. Теперь у меня два сына! А у тебя как?
- Тоже все нормально! – рассмеялся Виктор Викторович, - Ты ведь мою Светку помнишь? Ну, буфетчицу нашу Светлану Игоревну?! Так вот: у меня уже двое детей, мальчик и девочка!
- Здорово! – сказал Алексей, - А еще о тех, кто ходил с нами что-нибудь знаешь?
- Знаю, но, может быть, не о всех… После того рейса наш боцман Гурий Федорович еще семь лет проходил в море, кстати, вместе и ходили, а потом он ушел на пенсию, купил с женой дом в деревне под Воронежем, очень любит копаться в огороде. Я иногда к нему летом всем семейством наведываюсь.
- Лева Сметанин и Захар Петрович целый год в больнице провалялись, по три операции перенесли. Мы их там после рейса навещали. А когда Лева из больнице вышел, женился, его жену, кажется, Любой зовут. От кого-то слышал, что теперь у него трое детей и что в море он больше не ходит. Захар Петрович потом какое-то время сторожем на складе работал, теперь на пенсии.
- А как Петр Афанасьевич? – спросил Алексей.
- Собак разводит! У него самый элитный в области собаководческий клуб. Мы иногда перезваниваемся. Недавно предлагал мне щенка бассета, но Светлана отказалась, говорит: куда нам щенок, он нам всех кошек перепугает?!
- А доктор Потапыч?
- Преподает морякам правила оказания первой помощи. Каждой новой группе рассказывает про опасность переедания сыра!
- А Михаил Дмитриевич?
- Три года назад задержала его портовая милиция при выносе с территории порта пяти банок печени трески. Скандал поднимать не стали, тихо отправили на пенсию.
- А капитан Анатолий Адамович?
- А он теперь большой начальник, начальник «Севрыбпромразведки»!
- То-то в магазине мойва пропала! – пошутил Алекесй.
- Зато путассу, хоть завались! – поддержал шутку Виктор Викторович, - Да, еще… Помнишь Славу, пекаря нашего? К сожалению, он умер два года тому назад, царство ему небесное! Как потом оказалось, у него на сберкнижке осталась очень большая сумма денег и все эти деньги, согласно его завещанию, были отданы детскому дому.
- Да! – согласился Алексей, - Царство ему небесное! А тебе – счастливой рыбалки!
- Ну и тебе желаю нефть норвежцам найти! Кстати, скажи, это очень сложно?
- Если честно, то очень! Но не так интересно, как мойву…
- Понимаю!
- Спасибо тебе, Виктор Викторович! – грустно сказал Алексей Петрович, - Жалко расставаться, но не буду тебя больше отвлекать. Может, Бог даст, когда-нибудь увидимся?
- И тебе спасибо! Обязательно увидимся! – уверенно ответил Виктор Викторович, а потом добавил, - Если Бог даст!
М О Р С К И Е С О Б А К И
Игорь Козлов
ПРОЛОГ
Два моринспектора смотрели на Алексея Котова с полным непониманием и изумлением:
- Может, вы не поняли? – Спросил, наконец, первый, решил сыграть роль доброго дяди, - Мы вас направляем вторым штурманом, понимаете, вторым?
- Я понимаю, - Алексей продолжал держаться ранее занятой позиции, - но я не хочу уходить со своего судна…
- У вас нет своего судна! – второй моринспектор был явно дядей злым, - У нас только капитаны закреплены за судами, а все остальные идут туда, куда пошлют!
- Но я еще мало ходил в море… я и третьим-то штурманом был всего один рейс…
- Не скромничайте, - снова заговорил первый, - вот у нас лежат на вас две положительных характеристики: одна с «Пингвина», другая с «Елькина», и в обеих характеристиках вы рекомендуетесь на должность второго помощника капитана!
- Короче, вопрос закрыт! – сказал второй, - И обсуждать здесь больше нечего! Вот вам направление… Идите…
К удивлению Алексея, весть эту дома восприняли с явным удовольствием. Теща Нина Никитична, пришедшая навестить внучку, сразу помчалась на кухню:
- Отметим это дело! – крикнула она на ходу. А жена Ирина даже в ладоши захлопала:
- А ты сам-то чего не рад? Ну, подумаешь, не отдохнул до конца отпуска, ерунда это! Главное, что теперь у тебя зарплата будет больше! Да и на продуктах сидеть будешь и деньги выдавать! Продукты сейчас в дефиците, а ты, глядишь и домой чего-нибудь вкусненького принесешь…
- Ты шутишь? – Алексей посмотрел на жену внимательно.
- Ничего она не шутит! – теща встряла как всегда, выпорхнув с кухни и приземлившись тут же рядом, - семью кормить надо, а на одну моряцкую зарплату не проживешь!
- Это почему же не проживешь? – Алексей начал заводиться, - Все живут, а мы не проживем?
- Так ведь, по-разному живут… - и обе женщины пронзили Алексея искрометными взглядами…
ПОРТ
1
- Кур брать будете? – спросила женщина, выписывающая накладные.
- Обязательно! – ответил Алексей.
- Сколько? – снова спросила женщина и тут же поторопила - Отвечайте быстрее, за вами еще три парохода, и все хотят успеть получить продукты сегодня!
Алексей посмотрел на повара Яшу, тот поправил очки, заглянул в блокнот:
- Восемьсот килограмм!
- Каких? – женщина спокойно смотрела на Алексея, а Алексей снова повернулся к повару, на что женщина усмехнулась, - в первый раз, что ли продукты получаете?
- Я в первый раз… - ответил Алексей и смутился. Женщина заметила это.
- Куры есть по рубль сорок копеек, по рубль восемьдесят и по три десять. Какие будете брать?
- Самые дешевые! - нашелся Алексей.
- Выписываю… - сказала женщина, - двести килограммов…
- Мы сказали: восемьсот… - уточнил Алексей.
- Лимит! - отрезала женщина, - Берите других!
- Тогда по рубль восемьдесят еще шестьсот килограммов! - сказал повар Яша.
- Тоже только двести! – ответила женщина и вписала цифру в накладную, - А по три десять берите сколько угодно! – милостиво разрешила она, - На них лимита нет!
- Спасибо… - усмехнулся Алексей.
- Картофель выдаем только в ваши мешки! Принесли? – спросила женщина.
- Принесли! – ответил Алексей.
- А сметану только в ваши бидоны! Есть?
- Есть!
Продукты выписывали больше двух часов. Благо, что приехали за три часа до открытия склада, то есть в пять утра и оказались в очереди первыми. Пока выписывали продукты, выяснили, что лимит распространяется и на свинину, и на говядину – только по сто килограмм! Но на каждую дополнительно взятую тонну курей можно получить дополнительно и по сто килограмм говядины и свинины.
- Кур им девать некуда, что ли?! – возмутился Алексей, когда продукты были выписаны, и они вчетвером: второй помощник капитана Алексей, повар Яша, матрос-артельный Хасан и матрос Чижик пошли их получать, следуя туда, куда их повела женщина-кладовщица.
- По тридесять – некуда! Так было всегда! – сказал повар Яша, - Я уже сколько лет продукты получаю, и всегда одно и то же: «Сгущенного молока только сто банок!» – передразнил он женщину, выписывавшую накладные.
- Я буду вам показывать, что брать, а вы сами грузите на тележки и сразу вывозите на улицу! – сказала женщина-кладовщица.
- Хорошо! – согласился Алексей.
- Сначала мясо! – снова сказала женщина и открыла мясную камеру.
Сколько здесь было мяса! Огромные туши свисали с потолка до пола. Маленькие туши лежали на стеллажах.
- Смотрите, сколько у вас говядины! – возмутился Алексей, - А вы только по сто килограмм выдаете?!
- Это не говядина, - спокойно возразила женщина, - это конина! Сколько хотите взять?
Все переглянулись и замотали головами.
- Не надо… - выдал общее мнение Алексей.
Продукты получали еще четыре часа, потом ждали машину, потом грузили. На одну машину все не влезло. Отправили Чижика и Яшу с первой машиной на судно. Хасан и Алексей остались сторожить полученные продукты, которые в машину не уместились.
В Мурманске стоял февраль. Месяц ветреный и морозный. Огромные сугробы снега лежали вдоль всей Траловой улицы, на которой расположился склад. То и дело подъезжали машины, ребята с других судов грузили и увозили продукты.
- Холодно! – сказал Хасан, все глубже зарываясь в ватник, - машина вернется не раньше, чем через два часа, - Алексей сидел на мешке с картошкой и молчал.
- Может, я за пузырем сбегаю? - предложил Хасан, - здесь недалеко, а то ведь замерзнем?!
- Сбегай… – согласился Алексей.
Хасан убежал. Алексей достал сигарету, закурил. «Вот уже и курить начал, - подумал он, - скоро и пить начну…» Было действительно холодно. Алексей встал с мешка, прошелся по скрипучему деревянному настилу, заглянул в тамбур, где выписывали продукты. Там пожилой второй помощник с какого-то судна, небрежно навалясь на стойку, диктовал:
- Тамарочка, десять банок растворимого кофе, двести банок сгущенного молока, конфет разных в ассортименте…
Тамарочка улыбалась и записывала:
- Что еще будете брать, Петр Петрович? Все есть… - у нее даже голос изменился. Алексей отошел, снова сел на мешок с картошкой. Прибежал Хасан.
- Взял! – сказал он, - «московская» вологодского разлива!
- Дрянь! – произнес Алексей.
- Согласен, - согласился Хасан, - но другой не было. – Открыл бутылку, достал из кармана стакан.
- А закусывать чем? – поинтересовался Алексей.
- Колбасой! – развеселился матрос-артельный, - смотри у нас ее сколько, целые ящики! - и он выдернул из ящика палку копченой колбасы.
Машина вернулась через два с половиной часа. Алексей все так же сидел на мешке, Хасан прыгал по настилу, согреваясь:
- Чего так долго?! - закричал он, выпрыгнувшему из машины матросу Чижику.
- Выгружали… - сказал Чижик.
- Теперь грузите! – скомандовал Алексей, - а мы пойдем с Хасаном судовую лавочку выписывать!
На получение продуктов и судовой лавочке, на их погрузку и выгрузку ушел весь день. Алексей вернулся домой только поздно вечером, уставший и закоченевший. Открыл дверь своим ключом. Две комнаты в трехкомнатной квартире, которые занимал Алексей с семьей, располагались в разных концах. Одна комната была большая, другая маленькая. Алексей прошел в маленькую, чтобы не будить жену и дочь, которые, как он был уверен, уже спали. Но жена не спала. Как только Алексей улегся на кровать и закрыл глаза, она вошла в комнату и включила свет.
- Где ты так долго был? – спросила, и Алексей сразу уловил в ее интонации недовольство и раздражение.
- Продукты на судно получали, ты же знаешь…
- До одиннадцати ночи? – ответ мужа ее явно не устроил, - Ты меня что, за дурочку считаешь?
- Мы правда получали продукты, потом грузили, выгружали и разносили по провизионкам! Я ведь говорил тебе…
- Ты не говорил, что явишься в одиннадцать! – Она стояла в халате, запахнув его и полы придерживая руками, и пристально смотрела на Алексея. Алексей заметил, что губы у нее дрожат.
- Не обижайся, Ир, мы правда грузили продукты, - он протянул руку, ухватил жену за полу халата и притянул к себе, - Ты же знаешь, я люблю тебя и только тебя, - Она не удержалась на ногах и села на край кровати, - Ну, поцелуй меня, - попросил Алексей.
- Да от тебя водкой пахнет! Вы что там пили?! – Ирина рванулась, желая высвободится из объятий мужа, но Алексей уже крепко держал ее.
- Пусти! – потребовала она строго, - Пусти, а то начну кусаться…
- Кусайся, - сказал Алексей, все крепче прижимая жену к себе, - а водку мы пили, чтобы не замерзнуть…
- А с Настей завтра погуляешь? – спросила Иринка, слегка ослабив сопротивление.
- Погуляю, - смеясь, ответил Алексей, - у меня завтра суточная вахта, а вот послезавтра с вахты приду и погуляю…
- А ты из продуктов этих домой чего-нибудь принес? - прошептала она, уже полностью сдаваясь. Но Алексей пропустил этот вопрос мимо ушей.
11
Капитан Каплан Анатолий Адамович после каждого рейса списывал почти весь экипаж, оставляя на борту лишь некоторых, по-видимому, приглянувшихся ему. А тех, кого он не списывал, зачастую уходили сами. Лишь два человека оставались с Анатолием Адамовичем из рейса в рейс - начальник радиостанции Вайсман Лев Ноевич да рефмеханик Бойко Борис Иосифович. Все остальные сменялись. Как Анатолий Адамович объяснял такую обвальную текучесть кадров с судна береговому начальству? Только одному ему и известно. Почему начальство никак не реагировало на этот факт? Тоже остается загадкой…
Под эту кампанию смены экипажа и попал Алексей Котов на большой автономный траулер «Сергей Макаревич», но уже в должности второго помощника капитана.
Суточная вахта в порту начинается в восемь утра и заканчивается в восемь утра, но уже следующих суток. Вдоволь померзнув на автобусной остановке, затем потолкавшись в переполненном автобусе, пахнущем гарью и перегаром, следующем на южные причалы мурманского рыбного порта, называемыми “Петушинкой”, к указанному времени, Алексей Котов прибыл на судно для заступления на эту самую вахту.
- Ну, что здесь за ночь новенького произошло? – спросил Алексей между прочим четвертого помощника капитана Гришу Орлова, сидящего в каюте в помятом состоянии, в не выспавшемся виде в грустной задумчивости.
- А ты откуда знаешь? – отозвался четвертый помощник.
- Об этом уже весь флот знает и Мурманск тоже, в утренних новостях передавали… - пошутил Алексей,
- А! – Гриша безнадежно махнул рукой, - Пусть будет, что будет! – И снова впал в задумчивость.
- Это точно! – подтвердил Алексей, - А теперь скажи мне, что тут все-таки произошло? – Алексей уже успел раздеться и теперь с учительской готовностью сел на диван напротив Гриши. Теперь до Гриши дошло, что Алексей ничего не знает.
- Проверяющие… - тихо произнес он.
- Ясно! – кивнул Алексей, - Ночью пришли проверяющие, не встретив вахты у трапа, поднялись на мостик, не обнаружив пожарного матроса, прошли по каютам и обнаружили тебя спящим… так?
- Так! – подтвердил четвертый помощник капитана.
- Они записали в вахтенный журнал замечание и сказали, что доложат начальнику мореплавания… так? – снова спросил Алексей.
- Так! – снова согласился Гриша, - И что теперь будет? – в голосе появилась надежда.
- Получишь выговор от начальника мореплавания, раз! – Алексей стал загибать пальцы, - Раздалбон от капитана, два! Отпуск в зимнее время, три! В очередь на квартиру – последним, четыре! Путевку в “Рыбак Заполярья” за полный счет, пять! Минус тринадцатая зарплата, шесть! Героя Советского Союза не получишь никогда, восемь! Лауреата Нобелевской премии…
- Ладно, хватит! – перебил Гриша. Несмотря на перечисленные Алексеем карательные санкции, настроение его явно поползло вверх, - Есть у меня квартира, с женой живу, а “Рыбак Заполярья” мне и даром не нужен! А выговор через год снимут!
- Правильно! – согласился Алексей, - Держи хвост пистолетом! Такова наша жизнь!
К десяти утра на судно прибыл капитан Анатолий Адамович:
- Вызвать ко мне четвертого помощника капитана! – приказал он Алексею, встречающему его у трапа.
- Иди… - сказал Алексей Грише, - получай подарок номер два!
В течение последующего часа в присутствии старшего помощника капитана Остроголового Виктора Викторовича, второго помощника капитана Алексея Котова, третьего помощника капитана Сметанина Левы, успевшего прибыть на судно к этому времени, четвертый помощник капитана Гриша Орлов размазывался капитаном по переборке. В смысле, воспитывался, в самых страшных выражениях и интонациях, из чего Гриша сам сделал вывод, что штурман он никакой, человек непорядочный, гражданин продажный. Таким образом, осознав свою ничтожность, как в профессиональном, так и в общечеловеческом смысле, четвертый помощник капитана Гриша Орлов чистосердечно раскаялся и пообещал впредь не допускать подобных и других проступков. Короче, всего за один час Гриша Орлов приобрел такой жизненный опыт, который, бывает, не приобретается и за долгие годы, а кроме того, по словам старпома, опыт такой ни за какие деньги не купишь и, уж тем более, в последующем ни за что не пропьешь. После растирания четвертого помощника капитана по переборке и преобразования его в забортный мусор, немного успокоившись, капитан провел короткое совещание:
- Отходим в море через пять суток! – доложил он, - Идем под мойву в Баренцево море! Рейс четыре с половиной месяца… Сегодня должны доукомплектовать экипаж… Кстати, новый стармех прибыл? – вопрос адресовался ко всем.
- Нет! – за всех ответил старпом.
- А врач? – снова поинтересовался Анатолий Адамович.
- И врача нет! – снова ответил старпом.
- Странно… - вслух подумал капитан, - очень странно…
- И обслуживающего персонала нет! И матросов еще не всех прислали, и мотористов тоже! Это не порядок… – старпом решил показать обеспокоенность в кадровом вопросе.
- Ясно! – подвел черту капитан, - Все ясно! Сегодня все вопросы решим. В крайнем случае, завтра… Время еще есть… Заодно зайду в партком! – сказал и хлопнул ладонью по столу, что означало: совещание окончено!
- А кто у нас первым будет? – решил поинтересоваться Виктор Викторович. Он не спросил: «первым помощником капитана», потому что на судне не принято полностью обозначать должность капитанских помощников. Тут принято так: первый помощник – первый или помполит, поскольку он является помощником капитана по политической части, второй помощник – второй, третий помощник – третий, четвертый, естественно, – четвертый, и только старший помощник капитана – старпом. Капитан, естественно, - кэп, старший механик – дед, а старший мастер лова – майор. Так уж принято. А кто так придумал и почему, уже давно позабылось, кануло в лету…
- Вот по этому вопросу я и пойду в партком! – уклонился от ответа Анатолий Адамович, но потом, чуток помедлив, добавил, - Говорят, что первый помощник будет самый-самый…
Капитан ушел, не дав никаких напутствий, что означало – заниматься текущими делами, готовиться к отходу!
Алексей пошел в свою каюту и за ним увязался третий помощник Лева:
- Да, не завидую я четвертому, - радостно сообщил он Алексею, вольготно разваливаясь на диване.
- Со всяким бывает… - неохотно отозвался Алексей. Радость третьего он не разделял. Возникла пауза, в течение которой Лева достал пачку «Мальборо» и закурил.
- Кури, если хочешь… - предложил он Алексею.
- Спасибо, я такие дорогие не курю…
- Ерунда! – тут же вставил свое слово третий, - Кури!
- Сказал же: не курю! – Второй раз отказался Алексей. Не из вредности отказался и не для того, чтобы обидеть, а просто: не курю и все! Ну, не понравилось Алексею радостное настроение третьего помощника, тем более, что радость эта была по поводу неудачи товарища. Хотя, может быть, Лева и не считает четвертого помощника Гришу своим товарищем, но тем еще хуже. Да, конечно, разными судьбами собрались штурмана с разных судов на одно судно, и не знают друг друга вовсе, так как прежде не встречались, но ведь впереди – рейс и работа, и море, и будни, - в одном котле вариться, одно дело делать, одну кашу хлебать. Значит, по воле или по неволе – товарищи! А в последствии, может быть, друзья…
- Я вот такие курю… - сказал Алексей примирительно, доставая болгарские «Родопи», - Даже не курю, а балуюсь… А вообще, бросать надо! – И Алексей улыбнулся.
- Согласен! – поддержал Лева, - А про нашего кэпа слышал? – Снова задал вопрос третий, и снова эти слова Левы не понравились Алексею, потому что почувствовал Алексей, что вопрос этот неспроста задан, а смысл какой-то скрывает, а потому Алексей молча затянулся и медленно дым в потолок выпустил.
- Кэп наш, - продолжил свою информацию третий, - самый плохой рыбак на флоте! Рыбу ловить не умеет! Группы судов боится, все время в стороне держится! А тех, кто на судне этим недоволен, выявляет и потом списывает… И так обстоит дело из рейса в рейс! А тех, кого он списывает, потом в конторе в черном теле держат. У кэпа нашего в Главке – лапа! – На одном дыхании Лева всю информацию выдал. Или сплетню. И умолк и стал ждать реакцию Алексея, на диване откинувшись и сладко затягиваясь.
- Лапа в Главке, это – хорошо! – наконец выдал Алексей, - Лапа она и есть, лапа! – и тоже в кресле откинулся и тоже затянулся. И снова возникла пауза, в которой штурмана друг друга только глазами прощупывали, да дым пускали. И первым не выдержал Лева. Затушил сигарету, усмехнулся, мол, понял шутку Алексея, и о деле заговорил:
- Колбасою поделишься? – начал он без обиняков, - Сыром, там, консервами какими?
- Какой колбасой? – не понял Алексей.
- Обыкновенной! – снова усмехнулся третий, - Ты же на продуктах сидишь? Сидишь! Продукты на рейс получил? Получил! Не все ж себе заберешь? Или все? А с товарищами делиться надо… - и выжидательно на Алексея уставился.
- Я понял! – мягко сказал Алексей, гася свою сигарету, - Но я продукты не раздаю и себе не беру!
- Зря ты так! – разочарованно произнес Лева, вставая, - Я думал, мы подружимся, тем более, что все по кругу хотим. Представь себе, что в следующий рейс ты пойдешь старпомом, а я вторым? Тебе все сторицей вернется…
- Это почему же я в следующий рейс пойду старпомом? – насторожился Алексей.
- Да потому что нашего Виктора Викторовича сюда специально прислали, чтобы его Анатолий Адамович спалил! – твердо ответил Лева. Нет, не Лева, а Лев Яковлевич! И блеск нехороший в глазах появился и злость какая-то.
- Бабник наш старпом! – продолжил Лева, - Не любят его в конторе, терпеть не могут, говорят, что он дисциплину распустил, только бабы на уме… - сказал и вышел. С обидой вышел, какую-то тоску в душе затаив. Алексей это сразу увидел, но не стал останавливать: пусть идет! Не хорошо это, штурманам сплетни по судну разносить. Да и не по-мужски это. Обижен человек чем-то. Сильно обижен…
Алексей пошел совершать обход по судну, как вновь заступивший на вахту вахтенный штурман. И каково же было его удивление, переходящее в радость, когда он увидел восходящим по трапу старшего механика Руденко Петра Афанасьевича. Стармех поднимался медленно, внимательно глядя себе под ноги. И прежде чем поставить ногу на следующую ступеньку, он стряхивал с той ступеньки снег, занесенной уже вверх ногой.
- Идите, не бойтесь! – крикнул сверху Алексей, - Трап почищен! Не поскользнетесь!
- Знаю я, как вы трапы чистите… - в ответ пробурчал Руденко. Он был недоволен. И весь вид его выражал недовольство. И черная борода его была покрыта инеем, и тоже выражала недовольство.
- А где же ваш Альфуня? – снова крикнул Алексей, на что стармех Руденко остановился, поднял вверх голову и глаза его сверкнули:
- Алексей, ты что ли?! – спросил Петр Афанасьевич и стал подниматься быстрее, не сводя с Алексея глаз, - И тебя, значит, сюда?! Вот так встреча! И тебе, значит, отпуск догулять не дали? Ах, гады! Что б им пусто было! Я ж им говорю, не пойду я на этот пароход, у меня свой есть! А они: производственная необходимость! Ух, гады! А у меня уже путевка в кармане... - Радостно сообщил стармех, но радость его тут же угасла, - Пропала путевка, вот так! – Он уже стоял на палубе и печально и молча смотрел на второго помощника, а потом, что-то вспомнив и спохватившись, добавил - Убежал Альфуня! Убежал! – И снова замолчал и снова глаза опустил, и Алексей понял, что наступила торжественная минута молчания в память о пропавшей собаке, которая и Алексею была не посторонней, а вроде как даже родной, - Вот такие дела! – прервал минуту молчания стармех и снова посмотрел на Алексея и снова добавил, но уже отвечая своим каким-то мыслям, - А, может, и украли… Бывает… Но об этом после, после… - Петр Афанасьевич хлопнул Алексея по плечу, - Провожай, давай, в каюту…
Старшего механика, сдающего дела, в каюте не оказалось.
- Он, наверное, в машинном отделении, - сделал вывод Петр Афанасьевич, - Ладно, пусть пока погуляет, а я тебе пока про Альфа расскажу, - И Петр Афанасьевич поведал свою историю про Альфа.
- Ты же помнишь, я говорил, что всего в Советском Союзе было три таких собаки: две суки в Риге и мой Альф в Мурманске, - начал печальную повесть старший механик и после недолгой паузы, дав Алексею возможность вспомнить и представить себе эту собаку, продолжил, более не прерываясь, - Возил я его в Ловозеро. В поселке этом саамском каждую зиму охотники натаскивают собак на медведя. Привязали, значит, огромного медведя к дереву, а собаки вокруг него тявкают, рвутся с поводков, мол, сейчас загрызем. А собаки-то, в основном, так, мелюзга, лайки там всякие. Тяв-тяв! Тяв-тяв! А медведище на них свысока поглядывает, подходите, мол, я вам покажу! Ну тут охотники своих собак, спускают значит с поводков… А те: тяв-тяв! Тяв-тяв! А подойти бояться! А охотники на них орут! Травят, значит… Начали собачки к медведю приближаться, а тот нехотя лапой – швырк! И все собачки – кто куда! Завизжали! Да разве это собаки?! И тут я спускаю с поводка своего Альфа… - Стармех сделал внушительную паузу и внимательно посмотрел на Алексея, - Я ему даже команды «Фас!» не давал… А он как бросится! Как вцепится в медвежью шкуру! И не отпускает… Медведь и так, и сяк крутиться, а высвободиться не может, Альфуня держит! Представляешь?!
- Представляю! – подтвердил Алексей, - Я помню, как ваш Альф чуть старпома не загрыз…
- Что старпома?! – обиделся Петр Афанасьевич, - Он чуть медведя не загрыз! Еле оттащили. Охотники сказали, что не для того они медведя поймали, чтобы моя собака его насмерть загрызла. Убирай, мол, свою таксу и проваливай! Таксу, понимаешь… Это специально, чтобы меня обидеть. Но я не обиделся! Я был горд! Я гордился… - На этом месте стармех глубоко вздохнул, - Домой вернулись, а на следующий день жена пошла с ним погулять… И… все! Жена говорит, что ни с того ни с сего, как рванул с поводка! Ты же знаешь, это гончая собака! Разве, догонишь? Убежал… - Дверь каюты распахнулась и на пороге образовался старший механик сдающий дела:
- Привет! – громко поздоровался он, - Добро пожаловать в ад! – И громко рассмеялся, радуясь своему избавлению от судна, на котором могут работать только «самые-самые»…
Алексей оставил старших механиков передавать дела, а сам пошел к повару Яше. Повар Яша работал на камбузе. Вернее, он не работал, а наслаждался работой. Он чистил картошку, сидя на комингсе, и смотрел влюбленными глазами на второго повара, только что присланного на судно, - крупную, грудастую хохлушку Марию, сидящую на низенькой табуретке. Мария с завидным аппетитом поглощала один за другим бутерброды с колбасой, приготовленные поваром Яшей, видимо, специально для нее, и то и дело томно вздыхала:
- Хорошо-то у вас как! Лафа! Полная лафа… - На что повар Яша отвечал:
- Сработаемся, Мариечка… Обязательно сработаемся.
Повару Яше лет было далеко за тридцать. Но при своей худобе, такой несвойственной шеф-поварам, он выглядел значительно моложе, поэтому его никогда и не называли по отчеству, а только Яша. А вообще всей своей внешностью он напоминал морковь, забытую в морозильной провизионке еще с прошлого рейса. От этой моркови его отличали только круглые очки с толстыми стеклами.
- Ну, полная лафа…
- Сработаемся, Мариечка…
Алексей вынужден был прервать камбузную идиллию:
- Я, конечно, извиняюсь, - сказал Алексей, - но нам, Яша, надо пройтись по провизионкам, посмотреть, как там разложили продукты.
- А что там смотреть? – очень мягко промурлыкал повар, - Никто и ничего еще не расскладывал…
- А вы не беспокойтесь, Алексей Петрович, - вставила свое слово повар Мария, - я щас доем бутербродик и сама все разложу, я ух какая бойкая! – и очень радостно и кокетливо засмеялась, подморгнув при этом Алексею подведенным глазом, и, видя, что Алексей смутился, добавила, - а хотите, вместе с вами все разложим, вдвоем-то веселее! – и снова захохотала…
Повар Яша вмиг перестал улыбаться. Как будто розовая пелена свалилась с его очков. Наверное, ему показалось, что из его стойла уводят любимую кобылицу. Он вскочил на ноги и отчеканил:
- Сегодня все сделаем, Алексей Петрович! Не беспокойтесь! Все пересчитаем и разложим! Мы тут сами…
- Ну-ну, - улыбнулся Алексей, - не сомневаюсь …
К восемнадцати часам весь экипаж, находящийся на рабочем дне, отбыл домой. На судне осталась только вахта да те моряки, у которых не было ни дома, ни семей и идти которым никуда не хотелось. Северное сияние повисло над судном, над Мурманском, над Заполярьем, предвещая на завтрашний день крепкий мороз.
Алексей сидел в своей каюте и думал о стармеховой собаке, о предстоящем рейсе, о продуктах, о том, что дома сейчас смотрят телевизор… И вдруг он поймал себя на мысли о том, что на судне лучше, чем дома, потому что вся жизнь на судне регламентирована Уставом, отметающим всякую суету, устраняющем всякие проблемы. А дома надо все решать самому, а потом спорить и доказывать, что ты прав, хотя это, наверное, не всегда так бывает, что прав. А потом снова поймал себя на мысли, что все, о чем он думает, - бред сивой кобылы. Никакой Устав тут вовсе ни при чем, а просто дома чего-то не хватает. А чего? Наверное, любви… И как же так вышло, что любви вдруг не стало хватать? И куда она делась? А, может, ее и вовсе не было? Так он сидел и думал, а время уже подошло к десяти вечера…
- Надо проверить вахтенного у трапа… - решил второй помощник, глядя на часы, - скоро пожалуют проверяющие… -
И вовремя спохватился, так как вахтенного у трапа матроса не оказалось на месте. Не оказалось на месте и пожарного матроса. Алексей пошел по судну их искать.
Боцман Волков Гурий Федорович всей своей внешностью напоминал черта. И характер при такой внешности имел соответствующий. Поэтому, когда он рассказывал матросам, что на всех судах, где он был, буфетчицы принадлежали только ему, никто не верил. Тогда Гурий Федорович начинал вдаваться в интимные детали, активно жестикулируя руками, которые более походили на огромные клешни, заставляя слушателей поверить ему, но матросы при этом только следили за этими руками, не представляя, как женское хрупкое создание могло находиться в этих лапах и еще больше не верили. Но боцмана это не смущало, он только ухмылялся. Вот и сегодня, собрав матросов в своей каюте, он снова и снова рассказывал о прошлых похождениях и мечтал о будущих:
- Я не настаиваю, - говорил он, - можете не верить. Но когда на судно придет буфетчица, вы сами удостоверитесь.
- А если она тебе не понравиться? – спросил матрос Чижик.
- Такого не может быть! – твердо обрубил боцман.
- А если ты ей не понравишься? – спросил Хасан.
- Тем более не может быть! – снова отрезал боцман.
- А если… - но Чижик не успел договорить, в дверях боцманской каюты появился Алексей:
- Чижик! Хасан! – Алексей был суров, - В чем дело? Где ваше место?!
- Уже идем, Алексей Петрович! – и Чижик, и Хасан, прошмыгнув мимо второго помощника, побежали на вахту.
- Что, Гурий Федорович, развлекаемся? – мягко спросил Алексей, - почему домой не идем?
- Дома скучища! – так же мягко ответил боцман, - Телевизор, что ли смотреть?! – потом секунду подумал, как бы соображая: говорить - не говорить? - Жена думает, что мы уже в море ушли, я ей так сказал…
- Ясно! – произнес Алексей, намереваясь уйти.
- Вряд ли тебе ясно, - вставил боцман, продолжая разговор, - а вот походишь в море с мое, - поймешь, что никому ты на берегу не нужен! Не жене, не детям, если дети большие… - боцман задумался…
- По-вашему выходит, что на берегу и любви нет? – Алексея заинтересовал начатый разговор, так как разговор этот со снайперской точностью попадал в его собственные мысли.
- Любовь есть! – не согласился Гурий Федорович, - Но любовь вещь проходящая, если её не поддерживать отношениями. А какие у тебя могут быть отношения, если ты пол года в море и двадцать суток на берегу? То-то! – боцман решил, что он сказал главное, не подлежащее сомнению…
- И поэтому вы предпочитаете случайные связи в море? – Краем уха Алексей слышал разговор между боцманом и матросами.
- Ты еще молод! – ухмыльнулся боцман, - Случайных связей не бывает вообще потому, что ничего случайного вообще нет. В этом мире все продумано и закономерно. Кому что! Кому берег, а кому море…
- Значит, не любите берег? – спросил Алексей.
- Берег есть суета! – профилософствовал боцман, - Скорей бы в море!
- Скоро уже… - вслух подумал Алексей.
111
Старший помощник капитана Остроголовый Виктор Викторович, который заступил на суточную вахту, сменив Алексея, был человеком интеллигентным. Всегда гладко выбрит, аккуратно одет и подтянут, при своей невероятной худобе и задумчивости, он напоминал птицу цаплю, застывшую в ожидании лягушки. Старпому Остроголовому было около сорока лет. Характер он имел флегматичный, но при этом Виктор Викторович был романтиком, романтиком женских сердец. Да, он любил женщин. Он любил их так же искренне и целеустремленно, как искренне и целеустремленно они пользовались этим. Дважды женатый и дважды разведеный, Остроголовый не терял надежды встретить, наконец, свою единственную богиню, свою мечту. Как встретить и где, он не задумывался, потому что всегда находился в море или у причала, а значит, и встретить царевну-лягущку он мог только на своем рабочем месте, то есть на судне. Поэтому всех женщин, приходящих на пароход старпом Остроголовый Виктор Викторович рассматривал, как претенденток на свою худую руку и львиное сердце. И все же – в его душе жил идеал. Каков он был, идеал этот, старпом и сам представлял расплывчато. «Главное – красота! А остальное – дело наживное» - так думал Виктор Викторович. В каюте напротив его стола на переборке висел календарь с Мэрэлин Монро, может, она наиболее соответствовала тому идеалу красоты, который мечтал встретить Виктор Викторович?
Экипаж только формировался, и поэтому все новые люди ежедневно поступали на судно и представали пред ясными очами старпома. Старпом окидывал всех голубым изучающим взглядом и, тяжело вздыхая, куда-нибудь отправлял:
- Идите, работайте… - это были не те люди, о которых мечтал и думал старпом, - те, о которых он мечтал и думал, еще не появлялись…
- Здравствуйте… - и в дверях старпомовской каюты застыл пузатый человек пятидесяти с лишним лет, - здравствуйте… - повторил он, когда старпом поднял на него глаза, - вот мое направление к вам… - и человек протянул направление. Но не столько солидный возраст человека и его серьезный вид привлекли внимание старпома, сколько его большие красные выпуклые глаза, глаза протухшего окуня.
- Консервный мастер! – между тем доложил человек, - Захаров Захар Петрович! – и натянуто улыбнулся, два раза хлопнув маленькими ресницами, глаза при этом еще больше округлились.
- Мы что, будем делать консервы? – равнодушно спросил Виктор Викторович, уже потерявший всякий интерес к консервному мастеру.
- Не знаю, - уклончиво ответил Захар Петрович, - но банкотару получать будем, а там как Бог даст…, - и как человек опытный и знающий за чем сюда пришел, добавил, - Скажите, где расписаться?
- Вот здесь! – и старпом пододвинул консервному мастеру два журнала, - за технику безопасности и пожарную безопасность!
- Готово! – доложил Захар Петрович, - Я могу идти?
- Идите! Каюта технолога по коридору направо, он сам определит вам работу…
Консервный мастер ушел, а старпом еще раз взглянул в его направление: «…направляется консервным мастером…» - «Значит, кроме всего прочего, будем делать консервы!» – решил старпом.
- К вам можно? – это был явно женский голос и Виктор Викторович быстро поднял свой взгляд, но – увы! В дверях стоял маленький щуплый человечек в старом видавшим виды пальто, сжимая в руках вязаную шапочку, - Я к вам направлен пекарем! – добавил человечек, - Безродный Вячеслав Васильевич! Но можно просто Слава…
«Пекарем могли бы и женщину прислать…» – подумал старпом: - И хлеб печь можете? – спросил Виктор Викторович, не скрывая досады.
Человечек смутился, потупил глаза:
- Мне сорок девять лет, из них я тридцать лет хожу в море, а хлеб пеку всю свою жизнь, и никто из моряков никогда не жаловался…
- Ладно, я так… - старпому вдруг стал симпатичен скромный геройский пекарь, который всю жизнь печет хлеб, захотелось исправить собственную бестактность, - Сами знаете, пекарь на рыболовном судне первый человек, будь шеф-повар хоть семи пядей во лбу, а если хлеба нет, то и еды нет, ведь так?!
- От шеф-повара тоже много зависит, - человечек улыбнулся, ему понравились слова старпома.
Уже было десять утра, а Хасана, несшего вахту у трапа, еще не сменили. Хасан кутался в зимний тулуп, нервно расхаживал по палубе вдоль релингов и постоянно смотрел на часы. Скоро должен был открыться «Альбатрос» – магазин для моряков, где жены моряков покупают иностранные тряпки пока их мужья пашут в море. Хасан там спекулировал валютой, а вернее, чеками «внешторгбанка», в морской среде называемыми «бонами»: скупал, как можно дешевле и продавал, как можно дороже. Но сменщик не появлялся, и это сильно нервировало Хасана, тем более, что он даже не знал, кто должен его менять. Всякому, всходящему по трапу вверх, Хасан с надеждой заглядывал в глаза и приветливо улыбался. Но все, кто уже поднялись, прошли мимо, зарывая головы в теплые воротники, даже не взглянув в сторону Хасана. По трапу поднялась женщина. Хасан заметил ее еще издали, и от нечего делать все гадал, на какой пароход она идет. «Если на наш, - решил про себя Хасан, - то, значит, сменный матрос появится скоро…» Она поднялась на «Сергей Макаревич».
- Вы к кому? – спросил Хасан, как можно более равнодушно.
- Я сюда направлена, - ответила женщина, раздвигая воротник искусственной шубки, открывая при этом лицо. Хасану женщина понравилась. Ему вообще нравились женщины круглолицее, чуть полноватые и обязательно со светлыми волосами.
- Конфеты любишь? – вдруг ни с того ни с сего снова спросил Хасан.
- Люблю конфеты, - ответила женщина и добавила, - шоколадные…
- Мы как раз такие и получили, «Вика» называются…
- «Вика»? – женщина мило улыбнулась, - а меня, между прочим, Викой зовут..
- Очень приятно, - театрально поклонился Хасан, - а меня Хасаном, - ему действительно стало очень приятно, он даже забыл про сменного матроса, который уже летел по парадному трапу вверх…
Старпом Виктор Викторович продолжал сидеть в каюте и думать о женщинах. Его первая жена была врачом. Очень красивая женщина. Он ее любил, носил на руках. Но они развелись. Почему? Она его не любила. Почему? Он слишком много уделял ей внимания, баловал. Значит, женщины этого не любят? Любят! Ох, как любят! И слишком быстро к этому привыкают. А что потом? А потом – море! Разлука! Отсутствие всякого внимания… Вот к этому женщины вовсе привыкать не хотят. Не хотят… И вторую жену он любил. Но и она разошлась с ним. Как-то так вышло…Почему? Сто тысяч «почему» крутились в голове старпома…
В каюту вошла женщина. Старпом смерил ее оценивающим взглядом: нет, не радость наполнила сердце старпома, а еще большее уныние. Хотя женщина была и не дурна, и лет ей было около тридцати семи, но что-то в ней было не так, что-то было не то.
- Вика! – представилась женщина, - буду у вас официанткой! – И на долгий задумчивый взгляд старпома, строго добавила, - Водку не пью! Шашней не завожу! Мое дело – мыть и убирать!
« Впрочем, месяцев через шесть она покажется королевой Марго и будет пользоваться огромным вниманием уставших мужиков…» – мысли старпома рассеялись…
- Чего вы молчите? Где моя каюта? Где я буду жить? Что я должна делать?
- Мыть и убирать! – старпом очнулся, принял деловой озабоченный вид, - Только мыть и убирать! И все! А то, что водку не пьете, это правильно! От водки людям только вред! Идите! Живите! Каюта сто двадцать семь! Все! «Все надоело…» – на старпома снова наплывало отчаяние…
После вахты Алексей остался на судне. Так было принято, - из штурманов домой сразу никто не уходил, надо было обязательно дождаться капитана, получить информацию о предстоящих делах, а потом уже, если таковых дел не окажется, идти домой. От нечего делать Алексей стал перебирать накладные на продукты, просматривать цены.
К десяти утра на судно пожаловал Анатолий Адамович. Но не один. А в сопровождении очень серьезного лица, лет, эдак, пятидесяти с небольшим. Весьма солидного. Вслед за капитаном лицо неуклюже поднялось по трапу и задержалось возле вахтенного матроса, сменившего Хасана. Лицо окинуло матроса долгим изучающим взглядом и доложило:
- Я первый помощник капитана Суворин Михаил Дмитриевич! А вы кто будете?! – поинтересовалось, на что Анатолий Адамович нетерпеливо оглянулся и хотел, было сказать: « Да, на хрена он тебе сдался, матрос этот?!» – но вовремя спохватился и только махнул рукой. Матрос на секунду замешкался, а потом отрапортовал:
- Вахтенный матрос у трапа! – И в струнку вытянулся так, что даже распахнулись полы полушубка. Но этот ответ первого помощника капитана не удовлетворил, потому что он с той же серьезностью продолжил:
- А звать-то как?! – на что Анатолий Адамович негромко выдавил: «Пойдемте, Михаил Дмитриевич! Ну, его! Лучше я вам судно покажу!» - но Михаил Дмитриевич даже не оглянулся в сторону капитана, продолжая пристально рассматривать матроса. Матрос был молод. А потому смутился неимоверно и сразу виноватым себя почувствовал и вообще человеком, не оправдавшим надежды старших товарищей:
- Михаилом зовут! - И ощутил, как морозом дохнуло и ветерок под полушубок шмыгнул.
- Тезки, значит?! – Удовлетворенно констатировал Михаил Дмитриевич, - Ну-ну! – А призывались откуда?! – не унимался первый помощник. Похоже, этот вопрос не на шутку расстроил капитана, так как он закатил глаза в небо и начал его рассматривать, нервно переступая с ноги на ногу. Но неба не было видно, так как сплошная темно-серая полоса висела над полярным утром, черными чернилами вписанным в полярную ночь. И вахтенный матрос не уразумел вопроса, а потому приоткрыл рот.
- Я говорю: призывались откуда? – снова повторил свой вопрос первый помощник капитана и, ухмыльнувшись, повернулся к капитану: смотри, дескать, народ какой непонятливый, на простой вопрос ответить не могут. Но Анатолий Адамович уже повернулся в другую сторону, делая вид, что его здесь вовсе нет, и не слушает он, о чем там разговор идет…
- С Украины я! – выпалил матрос. Ему даже жарко стало от напряжения.
- Хорошо! – удовлетворенно крякнул Михаил Дмитриевич, - Очень хорошо! Продолжайте нести службу! – разрешил первый помощник и тронулся, наконец, за капитаном, который уже не шел, а летел в свою каюту.
Уже через час судно облетела весть, что прибыл новый первый помощник капитана, сам из бывших вояк, моря в глаза не видел, самый-самый настоящий дурак - дураком…
1У.
Только к вечеру Алексей добрался до дома. Открыл дверь своим ключом, вошел в коридор и сразу услышал в большой комнате музыку и громкие разговоры. Алексей замер и прислушался. Чей-то мужской голос, взлетев над музыкой, прокричал:
- А чем плохо на берегу? Чем мне плохо?! – И тут же два женских голоса, один из которых явно принадлежал Ирине, наперебой затарахтели:
- А ты не о себе должен думать, а о семье! – Алексей усмехнулся, повесил на вешалку полушубок и вошел в комнату.
За большим столом сидели: Вася, бывший однокашник Алексея, Ирина и, по-видимому, Васина жена, молодая симпатичная женщина.
- О! – закричал Вася, увидев Алексея, - Явился, наконец! А то мы тебя уже заждались… - Алексей беглым взглядом окинул стол: на столе стояла начатая бутылка шампанского и начатая бутылка водки, и там и там уже не было половины. Вася вскочил со стула и бросился обнимать Алексея.
- А он всегда так поздно является, - вставила Ирина, - не иначе любовницу себе завел… - Но все пропустили эти слова мимо ушей. Все, кроме Алексея.
- В море готовимся, - Алексей улыбнулся, отстраняя Васю, как бы рассматривая его со стороны, - А ты не изменился ничуть…
- Какое там не изменился! Растолстел, как боров!
- Это моя жена! – представил Вася, оборачиваясь на голос, - Вера!
- Вера! – кивнула головой симпатичная женщина.
- Наливай! – скомандовал Вася, - штрафную ему!
- Штрафную! – подхватили остальные. Алексей взял фужер и одним махом опрокинул содержимое в рот.
- Во дает! – с восхищением отметил Вася, - а в мореходке таким тихоней был, выпить не допросишься! А насчет женщин и вообще - тише воды ниже травы…
- Так ведь учимся помаленьку… – Алексей улыбнулся: «Я жить учусь – я вниз качусь!» – процитировал он первые пришедшие на ум стихи какой-то поэтессы.
- Сам написал?
- Давно не пишу… - соврал Алексей.
- А зря! Ты же хорошие стихи писал! – Вася вдруг вспомнил времена мореходного прошлого, - И в газете тебя печатали «Рыбный Мурман»! Точно! Помнишь? Помнишь, как мы всем кубриком в читальный зал бегали, все эту газету ждали? Все думали: вот напечатают твои стихи, и все мы разбогатеем, водки купим, колбасы…
- Помню, Вася. И не копейки мы за это не получили! Не сбылась мечта голодных курсантов.
- Зато теперь говорят: «Растет Алексей, как гриб осенний! Из рейса – в рейс, из должности – в должность!»
- Зато ты все по ремонтам околачиваешься! – вставила свое слово Вера, - из дома не выгонишь…
- Радовалась бы, дура… - Вася незлобиво улыбнулся и обнял жену, - Сколько нас в мореходку поступило в тот год? Двести пятьдесят? А сколько закончили? Сто двадцать пять? А сколько теперь в море ходят? Ну, допустим, восемьдесят. А сколько потом станет капитанов? То-то! – подытожил Вася, - каждому свое! Алексею – рейсы, мне – ремонты… Чем плохо жене, когда муж под боком?
- Лучше под каблуком! – сострила Вера и весело рассмеялась.
- А Гена Лыхин, друг твой закадычный, между прочим, на девяносто второй базе пристроился, тоже в море не ходит, - Вася не обратил внимания на шутку, он, похоже, уже вообще ни на что не обращал внимания, - А Витька Морозов теперь большим человеком стал, вторым секретарем Октябрьского райкома ВЛКСМ. Избрали… - продолжил Вася информацию, - И снова подвел черту: каждому свое! - и снова наполняя фужеры, доставая из дипломата вторую бутылку водки, - За тех, кто в море! – поднял тост Вася, и все его поддержали. Вася захмелел очень быстро, но и Алексей, похоже, не отстал далеко, он даже не заметил, как начались танцы, как симпатичная Вера подхватила его, прижалась крепко, обхватила шею руками и медленно стала двигаться по комнате. Сознание Алексея туманилось и куда-то уплывало. Он все пытался зафиксироваться на каком-нибудь моменте, но моменты быстро сменяли один другой. Вот они курят с Васей на кухне…
- Ты как меня нашел? – спрашивает Алексей.
- Витька Морозов адрес дал.
- А он откуда знает?
- Был, говорит у тебя, понравилось…
- Но он здесь не был…
А вот уже и улица, и пар изо рта валит. И Васю все время приходится тащить, так как он постоянно пытается сесть в сугроб. А рядом скачет Вера, такси ловит.
- Приходите к нам с Иришкой! Как договаривались! – это говорит Вера и почему-то крепко прижимается к Алексею и долго целует его в губы, и Алексею делается от этого приятно, и мысли улетучиваются вообще…
У
Кто не ездил на Петушинку в утреннем автобусе, тот не дышал фабричным дымом и перегаром, тот и моряком, наверное, не был. Рабочий день на судне начинается в восемь утра, и поэтому все, кто даже не стоит на вахте, должны прибыть на судно к этому времени.
Алексей сразу прошел в свою каюту, сел на диван и схватился за голову. Голова трещала. Но он знал, что все эти муки продляться не дольше, чем до обеда. Потом станет легче. А пока не видеть никого, не разговаривать не хотелось. И именно поэтому, по закону всегдашней подлости, в каюту постучали. Это был пекарь Слава. Тихий и застенчивый Слава, вошел в каюту робко с потупленным взглядом:
- Петрович! – жалобно простонал Слава, - Дай одеколону!
Алексей машинально вскочил с дивана, пошарил по умывальнику и протянул Славе только начатый пузырек с одеколоном. И снова сел на диван, и снова схватился за голову. Алексей был уверен, что Слава уже ушел. Но - «Буль-буль-буль…» – прожурчало в каюте, и сразу запахло одеколоном. Алексей с трудом приподнял голову и увидел, как пекарь уже выплеснул содержимое пузырька в стоящий на умывальнике стакан и все это опрокинул в себя.
- Ты что?! – закричал Алексей, и в голове загудело еще сильнее.
- А что? – удивился Слава, - спасибо тебе, выручил…
- Ты что?! – снова повторил Алексей, но уже спокойней, - на берегу одеколон не пьют!
- Пьют! – не согласился Слава, - когда денег нет, то все пьют, - поклонился благодарственно, поставил стакан и вышел.
- Все! – зарычал Алексей, - больше не капли! - Вскочил с дивана и начал расхаживать из угла в угол, - Больше не капли… - и снова в каюту постучали.
- Потапыч?! Какими судьбами? – Да, пред Алексеем предстал доктор Потапыч, спасавший в прошлом рейсе старпома от укусов стармеховского зверя. Алексею так хотелось изобразить радость от встречи, но он только скривился.
- Вот такими судьбами! – довольно произнес Потапыч, – Все по кругу ходим. И чем дольше ты в это море проходишь, тем чаще будешь встречать знакомых тебе людей! А че ты хмурной такой?
- Да так… - Алексей махнул рукой.
- Значит, вчера у тебя гости были, верно?
- Верно… - согласился Алексей, но про гостей ему вспоминать совсем не хотелось.
- А мы это сейчас поправим
- Нет, - Алексей отрицательно закачал головой, - я больше не пью…
- И правильно! И не надо! Я дам тебе пару таблеток, и все пройдет! – и доктор Потапыч умчался за таблетками.
Старший помощник Виктор Викторович, сдав вахту третьему помощнику Сметанину Леве, пошел делать обход по судну. Судно готовится выходить в море, а в море - осенне-зимний период, так называется время с сентября по март. И по этому поводу у кого на судне больше всех дел и забот? Ясно, у старпома. Все обойти, все осмотреть, в каждую щель заглянуть, все проверить: закрыто ли, задраено ли, закреплено ли, привязано ли, примотано ли… Несколько дней завозили снабжение разное, а успел ли боцман да старший мастер лова, да технолог, напрягая матросов, все по местам разложить да так, чтобы ни при какой качке не открылось, не сдвинулось, не опрокинулось. Короче, куча дел и забот. И боцман Гурий Федорович, как самая правая рука старпома тут же рядом следует, смотрит, трогает, дергает, пинает и тут же крякает довольно: «Все, Викторович, сделали, сам видишь, все до ума довели, не в первый раз в море идем…» А если какого матроса встретят, то его боцман тут же вдруг возникшей проблемой озадачивает, можно даже сказать, озабочивает: «Что стоишь, черт патлатый, без дела прохлаждаешься?! Не видишь что ли, бобинец откатился и, не привязанный, в снежке на палубе спрятался?! Вяжи немедленно! И все сугробчики проверь, нет ли там еще чего! Раззява!»
- Гурий Федорович, а что ж ты кранцы-то не закрепил? Не порядок.
Глянул боцман на кранцы, а они, «курские», как жирные киты разлеглись на кормовой палубе, будто ждут, чтобы судно посильнее на корму накренило, и уплывут в море и ищи их свищи.
- Эй, черт патлатый! – это боцман уже другого матроса кличет, - вяжи, давай кранцы! – У боцмана все «черти патлатые», потому что сам лыс, как тот же «вологодский» кранец или железный бобинец, зарывшийся в сугроб, или кухтыль, к верхней подборе трала подвязанный. А матросик, которого боцман кликнул, стоит себе в стороне на верхней палубе, смотрит и никак не реагирует, только нос свой в воротник дубленки плотнее укрывает, да глазами хлопает. Какому же боцману такое понравится?
- Глухой, значит? Ничего, щас я тебе ухо прочищу! – и двинулся боцман к матросику, и Виктор Викторович за ним. А поближе подошли и засомневались оба: а, может, и не матросик это, не было такого матросика на судне, - мелковатый, щупленький, волосики белобрысые из-под черной вязаной шапочки выбиваются, глазки голубые.
- Кто ж тебя, такого урода, сюда направил?! – боцман, как черная орущая гора перед ним, - А ты знаешь… (трудно переводимый набор матерных слов)
- Во-первых, не кричите, а во–вторых, не надо при женщинах матом ругаться… - а голос, вроде, мальчишеский, подростковый какой-то…
- При женщинах?! – боцман быстрым взглядом обвел черно-бело-матовое пространство и, не заметив женщин, вдохнул в легкие такое количество кислорода, что на одном выдохе мог бы прокричать все матерные слова, которые знал, что, кстати сказать, он и собрался сделать…
- Подожди, Гурий Федорович! – интеллигентный Виктор Викторович жестом руки остановил боцмана, - я сам разберусь, а ты иди кранцы крепи… - Ох, как бешено сверкнули глаза боцмана, и выдохнул он из легких углекислый газ, который проходя через гортань, прогудел «Уууух!», и грозно застучали сапоги боцманские по палубе в направление «вологодских» кранцев.
- Простите, - мягко сказал старпом, - а вы к нам кем направлены?
- Буфетчицей! – сказала и приоткрыла лицо: маленький носик, голубые глазки, белая челка, белые реснички, - девчонка!
- Буфетчицей? – переспросил старпом, и сердце его упало, - Ну, что ж, пойдемте в каюту, я вас должен проинструктировать.
Суворин Михаил Дмитриевич на судне оказался в первый раз. И как человек опытный, прошедший долгую военную службу, сразу решил ознакомиться с местом своей новой дислокации. Выйдя из своей каюты, он робко пошел по жилой палубе, боясь заблудиться. Куда ему идти, он еще не знал, а потому надеялся, что обязательно кого-нибудь должен встретить, а там уже видно будет. И первым, кого он встретил, оказался вахтенный помощник Лева Сметанин, спешащий на мостик заниматься штурманскими делами.
- Постойте, молодой человек! - остановил Михаил Дмитриевич третьего помощника, - Скажите, куда вы так спешите?
- На мостик! – Лева остановился и улыбнулся, он уже был наслышан о новом первом помощнике.
- А чего улыбаемся? – ласково спросил Михаил Дмитриевич.
- Так чего ж грустить? В море скоро уходим, Михаил Дмитриевич!
- Вы даже знаете, как меня зовут? – первый помощник был приятно удивлен.
- Конечно, знаю! Начальство нужно знать! – сказал, как отрубил, еще больше радуя Михаила Дмитриевича.
- Тогда и вы представьтесь, я, простите, еще не знаю всех в лицо, но, уверяю вас, не далее, как через день буду знать о каждом все, - потом сделал паузу и далее пояснил, - так сказать, издержки бывшей профессии, ну, знать обо всех все…
- А мы ничего и не скрываем! – бодренько ответил Лева, - Я третий помощник капитана Лев Яковлевич Сметанин! – отчеканил, - Не хотите ли посмотреть мостик?
- С удовольствием… - чутье Михаила Дмитриевича не подвело: он встретил на своем пути человека, и человек этот ему все покажет и расскажет, и таким образом, первая информация о данном судне и, возможно о людях, у первого помощника капитана уже будет.
Далее в течение трех часов Лев Яковлевич водил Михаила Дмитриевича по судну.
- Это промысловая палуба! – рассказывал Лева, - А это на ней лежат орудия лова, пелагические тралы. Их два, - объяснял третий помощник, - один за бортом тащим, из другого, только что поднятого из воды, рыбу берем и засыпаем ее вот в эти ящики, а из ящиков она поступает в рыбцех…
- Это рыбцех! – продолжал экскурсию Лева, - вот из этих щелей рыба ссыпается на транспортер, где ее обрабатывают моряки...
- А как обрабатывают? – иногда Михаил Дмитриевич позволял себе задавать незначительные вопросы.
- Все зависит от рыбы! – Лева говорил четко, как на экзамене, ничего не добавляя лично от себя, мол, «вот мне думается» или «я считаю», или «мне кажется», и тем все больше и больше нравился первому помощнику капитана.
- А что за люди у вас? – как бы между прочим спросил Михаил Дмитриевич. Лева понял вопрос и подвох в этом вопросе усмотрел, а потому как бы скинул с себя бодрое настроение, даже будто погрустнел и с тяжелым вздохом ответил:
- Разные у нас люди… - И первый помощник капитана сразу заметил эту перемену настроения и на ус себе намотал, и улыбнулся ободряюще и ласково промурлыкал:
- Ничего, разберемся…
И в этот момент к проходящей экскурсии подкатился пузатый человек с глазами протухшего окуня и представился:
- Захаров Захар Петрович! Консервный мастер… - если бы это был не рыболовный цех, а столовая-забегаловка прошлого века, то человек этот непременно бы добавил: «к вашим услугам!» - и непременно бы поклонился, придерживая рукой полотенце, свисающее с плеча.
- Очень приятно! – сказал Михаил Дмитриевич, протягивая Захару Петровичу руку, и далее уже Захар Петрович продолжил экскурсию по рыбцеху…
Зайдя в свою каюту, Виктор Викторович скинул дубленый полушубок, повесил на вешалку рядом с дверью и устало плюхнулся на стул: «А вы тоже снимайте дубленку, - разрешил он буфетчице, - жарко тут…» - «Ничего, я потерплю, надеюсь недолго…» – ответила она, положив перед старпомом документы и направление на судно. Только после этого она расстегнула на дубленке две верхние пуговицы и сняла с головы капюшон и черную шапочку. Теперь она стояла против стола старпома как раз около календаря, на котором зазывно улыбалась Мэрелин Монро.
- Светлана Игоревна, - прочитал старпом, - «направляется буфетчицей на МБ – 0017», - Виктор Викторович оторвался от документов и снова окинул взглядом Светлану Игоревну: «С такой короткой прической совсем на пацана похожа!» – подумал он.
- Распишитесь вот здесь и здесь! – и старпом показал, где надо расписаться, - В море раньше были?
- Работала в военном вспомогательном флоте! – «Держится просто, отвечает спокойно» – подумал старпом, - А почему ушли? – Мало платят! – и глаза блеснули как-то дерзко. - «Не очень-то разговорчива!» – снова подумал старпом, - Водку пьете, шашни заводите? – и какой черт дернул его за язык задать такой вопрос? Старпом уже пожалел об этой глупости. Ну, при чем здесь она? Это ему не везет, это на себя надо злиться…
- Смотря с кем… - тихо ответила Светлана Игоревна, - и старпому показалось, что она читает все его мысли, и что от нее исходит невероятной силы и энергия.
- Можете идти… - Виктор Викторович протянул документы, - О ваших будущих обязанностях поговорим позже, а пока обживайтесь… - И когда дверь за буфетчицей закрылась, старпом подошел к переборке, и долго и пристально стал рассматривать календарь, потом поправил его и снова сел на стул в грустной задумчивости.
Анатолию Адамовичу еще не успели сообщить, что судно должно как можно скорее покинуть порт и следовать на промысел, а весть эта уже облетела судно. На судне всегда так: один только подумал, а другой уже все знает. Общее энергетическое поле висит над пароходом, а может, сам пароход создает вокруг себя энергетическую и информационную ауры.
Капитан собрал совещание старшего командного состава.
- Завтра после обеда выйдем в море! – сообщил Анатолий Адамович, всем уже известную новость.
- Раньше выйдем, раньше вернемся! – усмехнулся старший механик.
- Правильно решили! – вставил свое слово первый помощник.
- А мне все равно, как скажете… - Виктор Викторович пожал плечами.
- У нас все готово? – задал общий вопрос капитан.
- Тару получили! – ответил технолог.
- Тралы готовы! – ответил мастер лова.
- Топливо получим ночью! – добавил старший механик.
- Воду тоже! – подтвердил старпом.
- Политическую литературу и инструкции получили! – отчеканил первый помощник, бросая на стармеха и старпома критический взгляд.
На этом и закончили.
Весь день у Алексея на душе оставался какой-то нехороший осадок, и домой идти почему-то не хотелось. Какая-то тревожная мысль все время пыталась выбраться из его головы наружу, но то и дело путалась, а потом и вовсе терялась. «Синдром похмелья! - успокаивал себя Алексей, - чувство вины и все такое прочее…» - и стал искать себе оправданье, но оправданья не находил, потому что и само чувство вины представлялось не совсем ясно. Что плохого он сделал? Ничего… Ну, посидели с другом, ну выпили, ну перебрали малость и все… Так и проходил Алексей весь день в задумчивости, ища себе какое-нибудь дело, чтобы мысли не путались. И хотя дел и на самом деле было невпроворот, мысли все равно путались. И только к вечеру голова прояснела, и тогда Алексей совсем неожиданно для себя решил: «Надо больше времени уделять дочери! Да, дочери!» И стал повторять про себя: «Буду больше времени уделять дочери!» И на душе веселее стало. И ноги уже сами понесли его домой. «Надо больше времени уделять дочери!» – повторял про себя Алексей от «Петушинки» до самого дома…
Настя еще не спала. Она сидела на ковре возле кроватки и играла в свои игрушки. Жена Ирина сидела возле нее. - «А симпатичная у меня жена, – подумал Алексей, входя в комнату, - а Настя вообще прелесть…»
- Где ты опять шлялся? – Ирина была явно не в духе.
- Как всегда, - миролюбиво ответил Алексей, - на судне…
- И чего вы там делаете, на этом судне, если судно у причала стоит? У тебя что, семьи нету?
- Есть семья, - Алексей тоже сел на ковер, - Настя, давай в куклы играть!
- Больше ничего не придумал?! – Ирина вскочила на ноги, подхватила Настю, - ребенку спать пора, а он «давай в куклы играть!» – Настя заплакала. Жена начала ходить с ней по комнате взад и вперед, качая на руках и бросая на Алексея презрительные взгляды.
- Завтра в море уходим! - Алексею вдруг невыносимо захотелось сочувствия и понимания, и чтобы его пожалели, поэтому он и сказал «завтра в море уходим!», - Вот сейчас жена поставит Настю в кроватку и бросится к нему на шею, и скажет: «Прости, я не знала…» – и сама заплачет. А Настя, наоборот, перестанет плакать. И все вернется: и покой, и радость, и любовь. И он будет помнить об этом весь рейс: о радости, покое и любви, которые ждут на берегу.
- Скатертью дорога! Или как там у вас говорят: семь футов под килем! – Вот так и сказала. И остановилась. И долгим изучающим взглядом посмотрела на Алексея, а потом:
- Иди, Настенька, спать… - и положила дочку в кроватку, и оперлась обеими руками о кроватку эту, и стояла так молча, не оборачиваясь.
- Прости меня… - тихо произнес Алексей.
- За что? За то, что с Веркой целовался?
- С какой Веркой? – тревожная мысль, весь день пытавшаяся вырваться наружу, снова зашевелилась в голове Алексея, - С какой Веркой? – Алексей вскочил с ковра: вспомнил! Он все вспомнил! И сердце защемило. Но подавил в себе волнение:
- А зачем сюда Витька Морозов приходил? – спросил спокойно, вернее, стараясь быть спокойным, как если бы спрашивал о чем-то совсем обыденном, например: а зачем сегодня такой мороз? Но вопрос этот оказался сильнее слов его «завтра в море уходим!» – Обернулась Ирина, глазами злющими, полными презрения и ненависти посмотрела на Алексея и прошипела:
- А он сюда не приходил! Слышишь?! Не приходил!!!
МОРЕ
У1
Сурово Баренцево море в осенне-зимний период. Собирает над головой своей черные тучи, дует студеными ветрами, несущими хлопья белого снега, гонит крутую волну с белой пеной. Черное и белое сливаются воедино, и нет между ними никакой разницы: черное для того, чтобы отчеркнуть белое, белое для того, чтобы замазать черное, а вместе – серое, серое, серое…
Группа судов, куда прибыл МБ-0017 «Сергей Макаревич» насчитывала более ста судов. В полярную ночь со стороны вся группа смотрится, как один большой город, расцвеченный белыми и разноцветными огнями. Огни постоянно перемещаются: суда ставят тралы, выбирают тралы, идут с тралами. Для неискушенного человека смотрящего со стороны, это похоже на хаус огней, где нет строгости и порядка, где все зависит от воли случая.
Михаил Дмитриевич, первый помощник капитана стоял на мостике и в иллюминатор смотрел на эту картину. И восторг, и тревога переполняли его сердце:
- Неужели мы будем здесь работать? - спросил он капитана, стоящего рядом и смотрящего в том же направлении.
- Не знаю, - уклончиво ответил Анатолий Адамович, - подъемы в группе не ахти какие, десять тонн за три часа траления, в результате чего после подъема большой процент рвани и лопанца, а такая рыба годится только на муку…
- И что же будем делать? – снова поинтересовался Михаил Дмитриевич.
- Свою рыбу искать надо! – твердо заявил Анатолий Адамович, - надо чтобы траление было не больше часа, а подъемы бы при этом составляли двадцать и более тонн!
- И тогда не будет рвани и лопанца? – поинтересовался первый помощник.
- Обязательно будет! – заверил Анатолий Адамович, - Но когда двадцать и более – это другое дело!
- И где же мы ее будем искать?
- Там! – твердо выпалил капитан и указал в неопределенном направлении, - Вот туда и пойдем! – снова подтвердил он, отвечая уже каким-то своим мыслям, а потом, повернувшись к Леве, стоящему на вахте, добавил, - Уходим от группы на север! Если обнаружите косяки, немедленно докладывать мне!
В ноль часов Алексей сменил Леву. Судно шло на север. Группа уже осталась позади. Динамик «Рейда» бесперебойно трещал, докладывая всем, кто слышит о новых подъемах и уловах.
Между тем самописец эхолота все реже и бледнее прожигал бумагу: судно все дальше уходило от косяков.
- Что я говорил! – Лева, уже сдавший вахту, теперь смотрел в корму на удаляющиеся огни судов, - Боится наш кэп группы! Свою рыбу искать будем! – передразнил он капитана, - А разве это наше дело рыбу искать? Наше дело ловить! А ищет пусть «Севрыбпромразведка», у них здесь аж три парохода!
- Наверное - уклончиво ответил Алексей, - Пусть ищут!
- Ну-ну! – подытожил Лева, - Пусть ищут! – но с мостика уходить он явно не собирался, - Спать что-то не хочется, - объяснил Лева.
- А я бы еще поспал, стоянка совсем вымотала, - вставил Алексей, зевая и не отрывая взгляда от самописца. Подошел Лева и тоже посмотрел на самописец:
- Да! – снова констатировал он, - Денег мы здесь не заработаем!
Плакала моя квартира!
- Какая квартира? – не понял Алексей.
- Моя квартира! Кооперативная! Осталось внести последний взнос…
- Молодец! – похвалил Алексей, - А у меня на квартиру денег вообще никогда не было…
- Куда ж ты их девал?
- Не знаю даже, - Алексей на секунду задумался, припоминая, куда девал, но ничего не вспомнил, - Я оставляю доверенность на получение зарплаты жене, а когда с моря прихожу, денег уже и нет…
- Не ты один такой… - Лева явно хотел добавить еще одно слово, объясняющее, какой такой, но передумал, а добавил, - Поэтому я и не женюсь!
На мостик поднялся заспанный Хасан сменить рулевого Чижика.
- Почти вовремя! – сделал ему замечание Алексей.
- Всего на пять минут опоздал, отработаю, - Хасан это сказал, больше обращаясь к Чижику, - или сгущенкой отдам…
- Я тебе дам сгущенкой! – рыкнул второй помощник. Но артельный, дождавшись, когда Чижик уйдет, тут же перевел тему:
- Видел, - спросил он Алексея, - какую нам бабу прислали? – На Леву Хасан не обращал внимания.
- Какую имеешь в виду? – не понял Алексей, - нам их четыре прислали. Или бабка Вера не в счет?
- Какая бабка Вера? Прачка что ли? Нет, я имею в виду Вику…
- И что? – снова не понял Алесей.
- Ну, классная телка, скажи?!
- Не знаю, - уклончиво ответил 2 помощник, - по-моему, обыкновенная.
- Не скажи! – и Хасан задумался о своем.
- Ты что же, выходит один живешь? – это Алексей снова обратился к Леве.
- Есть у меня подруга, Люба, пока у нее живу. Пока! – Лева сделал ударение на последнем слове.
- Не нравится, что ли?
- Нравится, не нравится, это все ерунда! – в глазах третьего помощника блеснула злая искорка, - Уже три года живу, привык. У нее своя комната в трехкомнатной квартире. Еще курсантом познакомился. Вроде, сначала любовь была, а теперь… требует расписаться… Перед рейсом поставила в известность, что беременна. Я ей говорю, вот квартиру построю…
- Да! – согласился Алексей, - тебе квартира позарез нужна!
- Ты меня не понял, - усмехнулся Лева, - построю квартиру и пошлю ее куда подальше! Курсантская любовь кончилась.
- А как же ребенок? – желание спать с Алексея, как ветром сдуло.
- Пусть аборт делает, дура! Я ей так и сказал! – теперь Лева говорил, не скрывая злости на ту далекую неизвестную Алексею Любу. И даже холодом повеяло от слов этих. И желание продолжать этот разговор улетучилось. Алексей отошел от самописца и подошел к кормовым иллюминаторам рубки, посмотрел на удаляющиеся огни группы, потом на промысловую палубу, где рядышком лежали два пелагических трала, полностью вооруженные, готовые в любую минуту ринуться в воду, разинуть пятидесятиметровые пасти, раскинуть стовосьмидесятиметровые крылья и глотать, глотать в свое безмерное нутро мойву…
- Ладно, пошел спать! – крикнул Лева. Алексей ничего не ответил.
- Вот, такая она, жизнь! – промяукал Хасан, широко зевая и улыбаясь каким-то своим мыслям.
В четыре утра Алексея сменил Виктор Викторович и Гриша, они почти одновременно поднялись на мостик и сразу подошли к самописцу.
- Что, - спросил старпом, - ушли от группы?
- Ушли! – доложил Алексей.
- Да-а… - вздохнул Виктор Викторович и Гриша поддержал старпома тяжким вздохом:
- Что будем делать? – спросил четвертый помощник обреченно.
- Ставь чайник! Будем чай пить! – бодро ответил старпом.
В восемь утра Капитан Анатолий Адамович поднялся на мостик, посмотрел на самописец и дал новое распоряжение:
- Поворачиваем на запад! Идем пятьдесят миль, смотрим! Потом, если ничего не найдем, поворачиваем на восток и идем сто миль! – И ушел. В восемь утра капитан, первый помощник Михаил Дмитриевич и начальник радиостанции Лев Ноевич мирно сидели в радиорубке и молча смотрели друг на друга. В восемь утра начинался утренний совет капитанов, на котором все капитаны докладывали начальнику промрайона о своих победах и проблемах. Начальник промрайона Александр Александрович, старейший работник «Мурманрыбпрома, бывший капитан, расположивший свой штаб на большом морозильном рыболовном траулере-мукомоле «Пассат» принимал эти доклады, давал советы, обещал помочь, короче – руководил. Анатолий Адамович слушал все доклады внимательно, не пропуская ни слова. И из этих докладов он сделал вывод, что подъемы в группе уменьшились, время траления увеличилось, все больше стало рвани и лопанца, что три судна «Севрыбпромразведки» разбежались в разные стороны в поисках ушедших косяков мойвы. И это его радовало. Последним докладывал он сам.
- А я думаю, куда ты пропал?! – протрещал динамиком начальник промрайона, - Это ведь не твое дело рыбу искать! Тебе план давать надо!
- Я тут чуток еще посмотрю, и если ничего не найду, вернусь в группу! – заверил Анатолий Адамович.
- Я не смогу тебе дать поисковых! – протрещал снова Сан Саныч и добавил, - Если за сутки не найдешь…
- Обойдусь! – пообещал капитан, - Или найду!
На этом совет завершился. Михаил Дмитриевич, для которого все было в первый раз, после совета увязался в каюту за Анатолием Адамовичем.
- Что такое, «не смогу дать поисковые»? – первым делом спросил он.
- Все очень просто, - капитан примостился в кресло за столом, а первому помощнику кивком головы предложил сесть напротив, - Все очень просто. У нас по плану суточный вылов составляет восемьдесят тонн мойвы, из которых сорок тонн должны быть заморожены, так сказать, готовая продукция, а остальные сорок тонн должны пойти на муку. Понял?
- Пока понял, - кивнул Михаил Дмитриевич.
- Но при сегодняшней рыбалке это почти нереально. Согласен?
- Согласен! – кивнул первый помощник.
- Поисковые сняли бы с нас суточный план, оставляя стопроцентную зарплату экипажу. То есть в деньгах мы бы ничего не потеряли.
- Здорово! – Одобрил Михаил Дмитриевич, - Но ты ведь отказался?
- От этого только дурак может отказаться! – не согласился Анатолий Адамович.
- Но я ведь слышал…
- Ты слышал ничего не значащие слова, а наше дело не говорить, а действовать! – поучительно отчеканил капитан. Над начальником промрайона есть Главк «Севрыба», а там, думаю, посмотрят иначе.
- О! – восхищенно проворковал первый помощник, - Это по-нашему!
Анатолий Адамович открыл нижний ящик стола, вытащил оттуда общую тетрадь, довольно потрепанную, и бросил ее на стол:
- Здесь мои записи по промысловой обстановке за последние десять лет! - с победным видом произнес он, - Здесь и есть наша мойва!
- О! – еще раз восхищенно произнес Михаил Дмитриевич. А капитан перевел разговор в другое русло:
- Значит, ты служил в особом отделе?
- Заместителем начальника особого отдела летного полка! – доложил первый помощник, - Отправлен на пенсию…
- Нам такие люди нужны! – заверил Анатолий Адамович, - А на пенсии пусть сидят пенсионеры! – и он весело засмеялся. И Михаил Дмитриевич поддержал смех, но как-то натянуто и настороженно.
- Давай, разворачивай свою агентурную сеть! Собирай собрания коммунистов, комсомольцев, профсоюзников! Мобилизуй людей на беспрекословное подчинение интересам Родины, на выполнение рейсового плана и на все остальное! Действуй, мой первый помощник!
- Будет исполнено! – отчеканил Михаил Дмитриевич, встав с кресла и вытянувшись по стойке смирно.
У11.
Сменившись с вахты, старпом проследовал в кают-компанию на завтрак. Нет, есть не хотелось, но завтрак есть завтрак, а кают-компания, это место где собирается командный состав и иногда о чем-нибудь разговаривает от нечего делать, просто сидя за столом и прихлебывая чай. И сейчас в кают-компании сидели трое: начальник радиостанции Лев Ноевич, старший механик Петр Афанасьевич и четвертый помощник Гриша. Все ели молча, думая о чем-то о своем. Виктор Викторович бухнулся на свое место и просто так стал крутить головой по сторонам, ни о чем не думая. И вдруг его взгляд застыл и принял осмысленное выражение. Цветы! Да, в кают-компании появились бумажные цветы, которые выглядывали из двух графинов, укрепленных в штатных местах на переборках. Раньше он их не видел, их просто не было. «Откуда они здесь?» - мелькнуло в голове Виктора Викторовича, и в этот момент из буфетной вышла Светлана Игоревна, новая буфетчица, и сразу подошла к нему.
- Яичницу есть будете? – мягко спросила она.
- …, - старпому хотелось сказать, что он сыт, просто попьет чаю, но голова сама качнулась в утвердительном ответе, а губы промолвили «Да!». – Буфетчица повернулась и снова пошла в буфетную. А Виктор Викторович посмотрел ей вслед, не отрывая взгляда.
- Я думал ты на ней взглядом дыру протрешь! – хихикнул Лев Ноевич, когда Светлана Игоревна скрылась за дверью, - Я на этом судне можно сказать старожил, давно с Адамовичем хожу, много буфетчиц повидал, а такое чудо в перьях вижу в первый раз! – констатировал Лев Ноевич. «Чудо в перьях? - мелькнуло в голове старпома, - А, может, просто чудо? При чем здесь перья?» - На Светлане Игоревне был очень красивый костюм и красивые туфли, как заметил старпом, и весь вид ее был такой праздничный, что ему показалось, что она излучала свет. И цветы! Вот кто принес и поставил цветы!
Снова появилась буфетчица и поставила перед старпомом тарелку с яичницей:
- Приятного аппетита! – так же мягко сказала она, - На что Виктор Викторович снова кивнул и снова ответил «Да!», продолжая рассматривать Светлану Игоревну, широко распахнув глаза и не отрывая взгляда от ее голубых глаз, которые, как теперь казалось старпому, излучали тепло и доброту. Но и буфетчица продолжала стоять около Виктора Викторовича:
- Виктор Викторович! – наконец после короткой паузы, видимо на что-то решившись, сказала она, - У меня есть вопрос, можно? – И снова старпом кивнул и сказал «Да!», готовый немедленно решить любую проблему, возникшую у новой буфетчице.
- А можно здесь в кают-компании повесить картину?
- Картину? – Виктор Викторович ожидал любого вопроса и на любой вопрос, как человек много лет проходивший в море, мог дать правильный ответ, но такого вопроса он не ожидал, а потому еще шире распахнул глаза.
- Ну да, картину! Очень красивая!
- А что на ней изображено? – уже встрял Лев Ноевич, который давно позавтракал, но уходить никуда явно не собирался.
- Кошки! – ответила буфетчица и улыбнулась. И улыбка у нее была такая детская и приятная!
- Кошки?! – Петр Афанасьевич чуть не подавился, - Почему кошки?!
- Они красивые и всем будут напоминать о доме! – ответила Светлана Игоревна, повернувшись к старшему механику, продолжая улыбаться. И встретившись с ее взглядом, Петр Афанасьевич как-то стушевался, опустил взгляд в тарелку и пробормотал:
- Я ничего, я просто спросил… Просто мне больше нравятся собаки!
- А у меня есть и собаки, и эту картину тоже можно повесить!
- А крокодилов нет? – заржал Лев Ноевич и обвел всех бодрым взглядом, мол, смешно пошутил. Но на него даже никто не взглянул. А у старпома дрогнуло сердце, так как Светлана Игоревна перестала улыбаться.
- Ну, - сказал Петр Афанасьевич, - если и кошки, и собаки, тогда хорошо!
- Да! – поддержал Виктор Викторович, - Хорошо! Вы их принесите, а я скажу боцману, чтобы повесил.
- Спасибо! – буфетчица снова улыбнулась и снова скрылась в буфетной.
- Все-таки собаки надежней! – снова заговорил Афанасьевич, - Вот у меня был Альфуня… - Но его перебил Лев Ноевич:
- Да что собаки! Для нас, моряков, главные животные – волки!
- Это почему же? – не понял старпом.
- Да потому, что мы сами – волки! В смысле, морские волки! – И Лев Ноевич снова засмеялся, так как ему показалось, что этот главный довод был неотразим.
- Ошибаешься! – парировал стармех, - Морских волков придумали англичане!
- И что с того?! – не понял Лев Ноевич.
- А то с того! Ты знаешь, как на английском языке называются морские волки? – старший механик отодвинул от себя тарелку и теперь с победным видом глядел на начальника радиостанции.
- И как?
- See dogs! Понял?!
- И что с того?! – Лев Ноевич ничего не понял.
- А ты переведи то, что я сказал! Переведи дословно!
- See, - это море, - зашевелил губами начальник радиостанции, вспоминая английские слова, - а dogs, это… – собаки?!
- Вот это да! – проговорил изумленный Гриша, который до этого молчал, внимательно следя за беседой старших, - Выходит, мы – морские собаки?
- То-то! – победно и громко провозгласил Петр Афанасьевич, - А вообще, время покажет, кто мы есть на самом деле! - и встал из-за стола. И все тоже встали, так как поняли, что на сем разговор закончен.
В это же утро Михаил Дмитриевич решил активно поработать с личным составом. Он уже знал, что судовой ролью на судне ведает четвертый помощник капитана, а потому с него решил и начать. Первый помощник позвонил на мостик и приказал, поднявшему трубку Леве:
- Вызовите ко мне четвертого помощника капитана с судовой ролью!
После того, как над всем судном по громкой трансляции прогремело это объявление, четвертый помощник капитана Гриша Орлов предстал перед первым помощником.
- Григорий Орлов! Имя-то какое знатное! – сказал Михаил Дмитриевич, расплываясь в радушной улыбке, - Не родственники будете?
- Что вы… шутите… я – рабоче-крестьянского происхождения, - Ответил четвертый, слегка покраснев.
- Это радует! – Михаил Дмитриевич стер улыбку с лица, - У нас и партия рабоче-крестьянская. Живем по завету Ленина. Честно. Просто. Образцово. Не так ли? – Теперь Михаил Дмитриевич насквозь прожигал глазами Гришу Орлова.
- Все именно так! – отрапортовал четвертый, - Я вам роль принес, как было объявлено, - И он протянул роль, - Могу быть свободным?
Михаил Дмитриевич взял роль и положил перед собой:
- А что? Торопитесь? Я думал, поговорим чуть-чуть, познакомимся. Я ведь людей своих должен знать? Должен?
- Должны… - согласился Гриша.
- Тогда присаживайся! – разрешил первый помощник и когда Гриша сел на противоположный стул, Михаил Дмитриевич пододвинул к краю стола пепельницу, - Кури, если хочешь…
- Не курю!
- Я тоже. Здоровье надо беречь. Так вот, продолжая начатую тему при полном согласии и взаимопонимании… - первый помощник сделал паузу и дождался, когда Гриша кивнет головой, подтверждающей согласие и взаимопонимание, продолжил – Вы мне должны помочь! – Михаил Дмитриевич молниеносно переходил с «вы» на «ты» и наоборот, ведомый внутренним чутьем, - Согласен?
- Согласен! – согласился четвертый помощник, - Все, что надо, сделаю!
- Молодец! – похвалил первый помощник, - А надо мне знать, что происходит в экипаже. Кто чем недоволен. Кто самогон гонит. Кто на правительство ропщет. Кто слаб до женского полу. Кто ворует. И что ворует. Короче, все! Понял? – Теперь глаза Михаила Дмитриевича излучали леденящий холод.
- Понял! – Гриша все понял и потому почувствовал себя и самогонщиком, и диссидентом, и бабником, и вором одновременно, так ему стало не по себе, - Только не смогу я… - добавил он приподнимаясь со стула с виноватым видом.
- Сможешь! – рявкнул первый помощник, - Еще как сможешь! Это проще, чем спать на вахте в порту, когда приходят проверяющие. Это совсем легко, когда вспомнишь, что все под партией ходим и только она одна решает, кто есть достойный, а кто есть враг! Это она одна решает, кому дать допуск на суда загранплавания, а кому закрыть! Ого-го, как сможешь! И о нашем разговоре – ни кому! – и Михаил Дмитриевич стукнул кулаком по столу, что означало не иначе, как договор завершен и печать на договор поставлена.
Гурий Федорович получил от старпома приказание повесить картины в кают-компании. «Нет проблем! Повесим!» - ответил боцман и пошел в свою каюту. Первым делом он открыл рундук и погладил свое хозяйство – три ящика водки стояли один над другим, олицетворяя собой морское богатство и достаток. Довольный увиденным, боцман похлопал рукой начатый верхний ящик, выхватил оттуда очередную бутылку и захлопнул рундук. Снял с переборки двухсотграммовый стакан, закрепленный там на штатном месте, налил его до верху и опорожнив одним махом, снова поставил на место. Довольно крякнув, открыл ящик стола, взял оттуда очищенную луковицу, принесенную с камбуза, разрубил ее пополам шкерочным ножом и одну половину засунул в рот, а вторую вернул на место. «Порядок!» - вслух произнес боцман и пошел в кают-кампанию вешать картины, прихватив по дороге ручную дрель, отвертку и горсть шурупов. Навстречу ему попалась официантка Вика, закончившая убирать салон после завтрака и спешащая в свою каюту. Гурий Федорович перегородил рукой узкий коридор, нарисовав на лице радостную улыбку:
- Куда летишь, красавица? – выдыхая на нее запах свежего лука и водки. Вика остановилась и посмотрела на боцмана злобно и испуганно.
- Водку не пью и шашней не завожу! – отчеканила она заученную фразу.
- Это ты то?! – не поверил Гурий Федорович, - Да я людей насквозь вижу! Да ты самая последняя (матерное слово) на флоте!
- Скажу старпому! – пробормотала официантка, отступая на шаг назад.
- Скажи! Пожалуйся! А я тебя потом буду весь рейс по переборке размазывать!
- Ладно, пустите! – сказала Вика, но уже другим тоном, даже пытаясь изобразить улыбку.
- Другое дело! – самодовольно улыбнулся боцман, - Беги, коза драная! – и убрал руку с переборки. И когда официантка прошмыгнула мимо него, успел своей лапой шлепнуть ее по заду. После чего, уверенный и ободренный, проследовал в кают-кампанию.
Это были не картины. Это были небольшие репродукции картин. Они лежали на столе. Светлана Игоревна намывала палубу кают-компании, мурлыча под нос какую-то песню. Гурий Федорович перешагнул комингс, ступив на мокрый пол:
- Привет, красавица! – громко поприветствовал он буфетчицу, на что та резко выпрямилась и обернулась.
- Разве можно так людей пугать? – с укором спросила Светлана Игоревна. Боцман громко заржал, он был доволен, - Эти что ли картинки вешать надо? – Спросил деловито Гурий Федорович, прошлепав по мокрому полу к столу.
- Эти! – подтвердила буфетчица, - Но прежде, Гурий Федорович, я бы попросила вас переобуться! У нас в кают-компанию в кирзовых сапогах не ходят.
Боцман посмотрел на свои сапоги, потом на Светлану Игоревну и замер, ища подходящего ответа. Наконец нашел:
- У кого это «у нас»? – спросил он грозно, бухая на стол дрель, отвертку и горсть шурупов, - Кто здесь вообще главный?! Может ты, курица ощипанная? Да я тебя… - но он не договорил, буфетчица перебила его:
- Все оставьте и можете быть свободны, я сама все повешу!
- Что?! – заорал Гурий Федорович и его глаза налились кровью, -
Да я тебя по переборке размажу! Не боишься?! Или старпому побежишь жаловаться?!
- Не боюсь. И не побегу! – совершенно спокойно ответила Светлана Игоревна. Боцман зверски посмотрел в ее голубые глаза, но страху там не увидел. На какую-то минуту он задумался, продолжая буравить буфетчицу взглядом, соображая, что предпринять. Потом, сообразив, прочертил подошвой сапога по линолеуму жирную черную черту, и со словами: «Жди! Я вернусь!», вышел из кают-компании.
Гурий Федорович направился в каморку, прозванную матросами «хоревкой», где обычно они сами и сидели, пили чай или брагу, ели струганину или балык, разговаривали или бранились. И теперь там находились трое, которые от нечего делать играли в карты.
- Боб, Феликс и Чума! – скомандовал боцман, - За мной!
- А в чем дело?! – за всех ответил Боб, - Мы свою работу сделали…
- Тем более! – сурово сказал Гурий Федорович, - Настало время потехи!
- А похмелиться нальешь? – с надеждой спросил Феликс.
- Может, и налью… - обнадежил боцман.
- Тогда пошли! – сказал Чума.
Гурий Федорович привел матросов в коридор, в который был выход из кают-компании:
- Сейчас увидите цирк! – сказал он им, - только стойте чуть подальше и не мешайтесь и не вмешивайтесь, что бы не увидели и не услышали. Я вам покажу, как надо правильно обращаться с женщинами и научу вас, как надо вести себя так, что бы они не смогли вам отказать ни при каких обстоятельствах.
Матросы заняли позицию в дальнем конце коридора, делая вид, что изучают аварийное расписание, висевшее на переборке. Сам Гурий Федорович занял позицию в коридоре ближе к кают-компании, в том самом месте, где до этого напугал Вику. Ждать пришлось долго. Пока буфетчица домыла пол, пока повесила на переборку картины. Матросы уже собрались было уходить, но тут появилась она…
- Стоять! – скомандовал боцман и звериной лапой перегородил узкое пространство коридора. Буфетчица спокойно остановилась и голубыми глазками взглянула в колючие глаза Гурия Федоровича.
- Стоять, - повторил боцман, уже спокойней, - Сейчас я проверю твою профессиональную подготовку. Не возражаешь?
- Уберите руку, пожалуйста! – еще более спокойно ответила Светлана Игоревна. На том конце коридора хихикнули, отчего глаза боцмана снова налились кровью. И в этот момент он и впрямь стал похож на черта, с того конца коридора матросам показалось, что на голове у боцмана появились рога, а кирзовые сапоги приняли очертания копыт, и даже хвост появился, которым боцман яростно замахал.
- А ты знаешь, кто на судне для тебя самый главный?! Ты знаешь, кому ты должна в первую очередь подчиняться?! Мне! – выдохнул Гурий Федорович порцию перегара с лучным привкусом, - Иначе, сука… - боцман замахнулся и…
Никто из матросов ничего не заметил. Ну, ничего такого, что бы заставило боцмана глухо ойкнуть, отступить на шаг назад, навалиться всей спиной на переборку и медленно начать сползать по ней на палубу, широко открыв рот и жадно хватая им воздух. Матросы только поняли, что что-то случилось и первым желанием было броситься к Гурию Федоровичу на помощь, в которой он явно нуждался, но матросы не забыли и о том наставлении, полученном перед этим «не мешаться и не вмешиваться». «А, может, вот в этом и состоит цирк?», - подумали они.
- А классно он изображает умирающего лебедя! - бухнул Боб.
- Правдоподобно! – поддержал Феликс.
- На жалость давит! – согласился Чума.
Между тем, Светлана Игоревна перешагнула через боцмана, уже приземлившегося пятой точкой на палубу, и спокойно пошла в свою каюту. Прошла минута, а Гурий Федорович все продолжал сидеть, теперь жадно дыша и мотая головой. Матросы переглянулись и бросились к боцману.
- Все! – заворковали они, - Цирк кончился, она ушла! – На что боцман обвел всех мутным взором и прошептал:
- Если кому-нибудь расскажете, убью!!! – Это было сказано таким шепотом, что матросы поверили.
Как только за Гришей закрылась дверь, в каюту первого помощника робко постучали.
- Входи! – крикнул Михаил Дмитриевич, - Кто там?!
Вошел пузатый человек с глазами протухшего окуня.
- О! – первый помощник выразил неподдельную радость, - Заходи, заходи, Захар Петрович! Заходи, дорогой консервный мастер!
Захар Петрович даже растерялся, не зная как реагировать на такую встречу.
- А ты не стесняйся, садись! – продолжал демонстрировать радушие и гостеприимность Михаил Дмитриевич.
- Я по делу… - наконец промолвил консервный мастер, когда приземлился на стул.
- Ну вот! – сделал обиженное выражение лица первый помощник, - Опять по делу! А что, просто так, чайку попить, по душам поговорить, разве ко мне и зайти нельзя? – И сузил хитрые глазки-буравчики и слушать приготовился.
- Хотя, может, и просто так зашел, дело ведь такое, небольшое…
- Ну, говори, говори свое дело… - Михаил Дмитриевич вдруг стал деловым и серьезным.
- Да-а… - протянул Захар Петрович, теперь уже не зная, как начать, - да-а… Короче говоря, - наконец решился он, - мы ведь продукты на рейс получили…
- Так, так! – теперь первый помощник был весь во внимании.
- Получили, - консервный мастер приобрел уверенности, - Между прочим, получили бочку соленой селедки…
- Ну, ну! – нетерпеливо поторопил Михаил Дмитриевич.
- А почему, я спрашиваю, второй помощник Котов, эту селедку вчера на обед не дал?
- Почему? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Вчера не дал и сегодня не планирует давать, я у поваров спрашивал…
- Так почему?! – первый помощник напрягся, жила вздулась на лбу.
- Не знаю! – сокрушенно выдохнул Захар Петрович и развел в сторону руками, - Не знаю!
- Так! – подвел черту Михаил Дмитриевич, полностью потеряв интерес к начатому разговору. Возникла минутная пауза. Теперь первый помощник соображал, как выйти из затянувшегося молчания.
- Значит, так! – наконец проговорил он, - Спасибо за сигнал! С селедкой я разберусь. А ты мне вот что лучше скажи: ты консервы умеешь делать?
- Как?! – прошептал испуганный Захар Петрович, - Я же их всю жизнь делаю!
- Всю жизнь? – и в интонации Михаила Дмитриевича консервный мастер услышал столько сомнения, что еще больше испугался.
- Почти… - еще тише прошептал он и побледнел.
- А печень трески делать умеешь?
- Умею! – обрадовался Захар Петрович.
- Ужас, как люблю печень трески! – мечтательно произнес первый помощник и погладил себя по животу, - Сделаешь?! – наклонился он ближе к консервному мастеру, протыкая того взглядом насквозь, отчего Захар Петрович снова побледнел:
- А из чего? – снова спросил он шепотом.
- Как из чего? – снова не понял Михаил Дмитриевич, - Печень трески в банках, я думал, делается из печени трески? Или нет?! – теперь в его голосе точно появилось сомнение.
- Так-то оно так! – согласился консервный мастер, - А где взять печень трески?!
- Поймаем! – заверил первый помощник. Но Захар Петрович сокрушенно покачал головой и выразил крайнюю неуверенность:
- Треска, - сказал он, - рыба придонная, то есть плавает около грунта, ее, в основном, ловят донным тралом, а мойва – рыба пелагическая, то есть плавает в средних слоях воды, ее ловят пелагическими тралами… То есть трудно нам будет поймать треску…
- Значит, шансов нет? – разочарованно проговорил Михаил Дмитриевич.
- Шанс всегда есть! – философски заметил Захар Петрович, - Например, если мойва расположится ближе к грунту, и трал будет идти недалеко от него, то и треска может попасться…
- Другое дело! – обрадовался первый помощник, - А теперь ты мне скажи: чего ты больше всего любишь? – и он как бы доверительно наклонился вперед, располагая консервного мастера к чистосердечному признанию.
- Я сыр люблю! И селедку! – мечтательно произнес Захар Петрович и радостно улыбнулся.
Судно уже прошло пятьдесят миль на запад, а теперь шло на восток, но показаний мойвы все не было. Лева Сметанин на этот раз по быстрому сдал вахту, он явно куда-то торопился. Алексей встал у самописца и мысленно стал повторять: «Ну, давай, давай же!» - Но это не помогало. Пару раз на вахту прибегал Анатолий Адамович, так же молча подходил к самописцу, смотрел и убегал. Один раз в начале вахты поднялся и Михаил Дмитриевич, тоже подошел к самописцу:
- Что вы здесь смотрите? – мягко спросил он.
- Если появятся косяки рыбы, то здесь, - И Алексей показал на бумагу самописца, - будут рисоваться серые или черные полосы, вот эти полосы и будут рыбой, расположенной под нами!
- Ясно! – сказал первый помощник, - А вы, что же на собрания не пойдете?
- Какие собрания?
- Вот и объявите: всему личному составу собраться в салоне команды на профсоюзное собрание! А потом я попрошу вас объявить комсомольское собрание и потом – партийное.
- Хорошо! – ответил Алексей, - Но с вахты я уйти не могу!
- Это понятно… - И Михаил Дмитриевич ушел с мостика.
На профсоюзном собрании председательствовал сам Михаил Дмитриевич. Капитан Анатолий Адамович сидел рядом. Избрать надо было Председателя судового комитета, членов судкома, Председателя Ревизионной комиссии и ее членов.
- Какие будут предложения? – спросил первый помощник у собравшегося народа. Но народ молчал. Народ, состоящий в основной массе своей из матросов и мотористов, не отошел еще от береговой пьянки, хотя запасы водки уже закончились. Не до собраний. Капитан чиркнул авторучкой маленькую записку и передал ее Михаилу Дмитриевичу. Тот беглым взглядом прошелся по ней:
- Тогда есть предложение избрать Председателем судового комитета рефмеханика Бойко Бориса Иосифовича! Есть возражение? Возражений нет! Принято единогласно!
- Кого предлагаете на Председателя ревизионной комиссии? – и первый помощник посмотрел на капитана, но тот молчал, вертя в руках авторучку. Тогда Михаил Дмитриевич посмотрел на народ, - Чего молчите? – спросил он в нетерпении. И в этот момент в зале поднялась рука.
- Предлагайте, Захар Петрович! – разрешил первый помощник консервному мастеру. Захар Петрович вышел на середину.
- Я не по поводу кандидатуры, - начал он, - Вот я хочу сказать, что мы получили на судно селедку в бочке, но народ, - и он обвел рукой сидящий напротив народ, - ее еще не видел!
- Правильно! – закричали в народе, - Мы селедки еще не видели! И луку надо на столы к обеду давать и чесноку! Правильно! Вот его и назначайте председателем! Он дело говорит!
Захара Петровича и выбрали. На следующем собрании секретарем комсомольской организации Михаил Дмитриевич предложил третьего помощника Леву Сметанина, за которого комсомольцы и проголосовали, а секретарем партийной организации уже на следующем собрании избрали начальника радиостанции Вайсмана Льва Ноевича. Началась общественная жизнь.
У111.
Боцман Гурий Федорович на собрание не пошел. Он лежал на койке, заложив руки за голову, и думал. Сначала он думал о том, что - как такая пигалица смогла уложить его одним ударом в солнечное сплетение? «Случайность!» - решил он, а потом вспомнил свои же слова, сказанные Котову еще на берегу о том, что случайностей не бывает, потому что их просто нет. «Значит, - решил боцман, - все правильно!» Злости на буфетчицу он не испытывал, и чувство обиды в нем не было. И все же, какое-то огромное чувство поднималось со дна его сознания и не давало покоя. Он стал вспоминать, как после службы на Северном флоте, пришел в «Мурмансельдь», как первый раз пошел в море, как женился, как у него родился сын, а потом дочь. Все эти картины плыли одна за другой и последней картиной были собаки, которых он кормил, сидя на причале возле трапа. Это были бездомные собаки, какие-то помятые и худые и их ему было жалко. И теперь он понял, что это было за чувство, поднявшееся из глубины и не дающее теперь покоя. Чувство вины! За все! За всех! И за себя тоже. Пару раз Гурий Федорович срывался с кровати, подходил к рундуку и распахивал его. Но тут же захлопывал и снова ложился. И снова думал…
Один раз в каюту постучали. Это был Феликс.
- Гурий, - робко попросил он, - Ты обещал дать похмелиться…
Боцман сел на кровати и долгим изучающим взглядом стал буравить матроса:
- Дать?! – наконец проговорил он сквозь зубы, Так говоришь: дать?!
От этого взгляда и интонации Феликс окончательно стушевался:
- Ну, продай хотя бы…
Когда Алексей сменился с вахты, возле каюты его уже поджидала целая делегация, в состав которой входили вновь избранные Борис Иосифович, Захар Петрович, Лев Ноевич и Лева Сметанин.
- Можно к вам? – ласково спросил Захар Петрович.
- Заходите! – ответил Алексей, - Что привело ко мне столь почтенную публику, - Алексей хотел пошутить, но лица представителей народа вдруг стали суровыми.
- Мы, - за всех ответил консервный мастер, - хотели бы проверить по накладным полученные на судно продукты!
- А в чем дело? – не понял Алексей, - Что-то случилось?
- Пока ничего не случилось, - заверил Захар Петрович, - но это, как бы наша обязанность…
- Ясно! – сказал Алексей, - Проверяйте!
- Возьмите накладные и давайте спустимся в провизионки! – предложил Лев Ноевич. Второй помощник взял накладные, и все проследовали в провизионные кладовые.
- Сегодня проверим мясную! – сообщил всем Захар Петрович, беря из рук Алексея накладные, - Я буду называть продукт, а вы его ставьте на весы! – скомандовал он. Сначала Алексею показалось, что все это какая-то глупая шутка, но лица делегации были сосредоточены и суровы. Особенно усердствовали двое: Захар Петрович и Лева.
- Колбаса копченая! – объявлял Захар Петрович, - Сто килограмм! – Колбасу копченую в четырех ящиках поставили на весы. Оказалось девяносто пять килограмм.
- Странно, - улыбнулся консервный мастер, - очень странно, потому что копченую колбасу на стол еще не давали! Как так может быть?
- Не знаю… - Алексею это тоже показалось странным.
- Вы при получении продуктов колбасу взвешивали? – спросил Лев Ноевич.
- А как же! – Загорячился второй помощник, - Только взвешивали не мы, а кладовщица! Давайте сюда позовем артельного! – предложил Алексей, который сам за ним и сбегал пока комиссия накладывала на весы свинину.
- Все взвешивали! – подтвердил Хасан, - А что случилось?
- Пока ничего! Если не считать, что копченой колбасы уже не достает пять килограмм.
- Так она же усыхает! – заверил артельный, - Посмотрите на нее, какая она сморщенная! Это на ящике написано пятьдесят килограмм, а на самом деле там ее меньше! А весы кладовщицы могут врать! – Хасан говорил, как опытный артельный, - Давайте взвешивать каждый ящик в отдельности! Если кто-то брал колбасу, то брали из одного ящика, а не изо всех! Так?!
- Так! – за всех ответил до этого молчавший рефмеханик Борис Иосифович. Сняли с весов свинину. Взвесили каждый ящик в отдельности. Оказалось, что во всех ящиках не хватает почти одинаковое число килограмм.
- Что я говорил! – поднял вверх руку Хасан.
- Поехали дальше! – предложил Борис Иосифович, - Здесь холодно, еще простудимся!
- Ладно! – согласился Захар Петрович, - Это бестолковое дело, проверять продукты, которые усыхают, - и он недобро посмотрел на рефмеханика, - пойдемте считать апельсины! – Все перешли в кладовые сухофруктов.
- Начинайте считать! – приказал Захар Петрович.
- Зачем их считать? – удивился Хасан, - взвесьте, и все дела! Мы ведь их тоже на вес брали!
- Считайте! – снова приказал консервный мастер, не обращая внимание на реплику артельного. Алексей стоял молча и наблюдал, как Лева Сметанин переворачивал ящики с апельсинами, рассыпая их по палубе, а Лев Ноевич и Борис Иосифович складывали их туда обратно, яростно шевеля губами.
- Сколько? – наконец спросил Захар Петрович, когда был опрокинут и собран последний ящик.
- Девятьсот два! – доложил Лев Ноевич.
- Хорошо! – сказал консервный мастер, передавая накладные Алексею, - Теперь делите на восемьдесят шесть человек экипажа! – снова приказал он, - Это по сколько будет?
- По десять! – ответил Борис Иосифович.
- Но еще остаются сорок два! – добавил услужливый Лева, - А с ними что будем делать?
- Не знаю! – И Захар Петрович посмотрел на молчащего Алексея. Но тот продолжал молчать.
- Я предлагаю, - сказал Хасан, - поделить их между членами вашей комиссии, как людьми заботящимися о здоровье экипажа! А оставшихся два отдать первому помощнику, как человеку на судне новому, еще не привыкшему к суровой судовой пище! – Алексею захотелось захохотать, настолько нелепым и смешным показалось предложение Хасана, да и в самом предложении было столько иронии и неподдельного издевательства…
- Правильно! – согласился Захар Петрович, - Предложение артельного принимается! Делите оставшиеся апельсины!
Перед тем, как покинуть провизионные кладовые, комиссия пересчитала еще головки сыра, которых оказалось ровно десять, как и было указано в накладных.
- Мы будем проверять часто! – заверил Захар Петрович Алексея и Хасана, - И не забудьте о селедке!
В то время, как комиссия считала апельсины, Виктор Викторович и Гриша стояли на вахте. Оба молча смотрели в самописец. Судно уже прошло сто миль на восток, а теперь развернулось и снова шло на запад, но показаний мойвы так и не было. Гриша думал о первом помощнике, Виктор Викторович думал о буфетчице. Нет, он не влюбился в нее с первого взгляда, как о том пишут в романах, да она и не соответствовала тому внешнему образу, который в мечтах рисовал себе старпом до этого, но в ней было что-то такое, что притягивало его, а что, он сам себе не мог объяснить. Красота? Нет, ее нельзя назвать красивой, скорее, приятная, милая. Ее короткая стрижка без прически, худенькое сложение, какая здесь может быть красота? Глаза? Да, глаза голубые, но старпом никогда бы не сравнил их с двумя блюдцами или озерами. Улыбка? Да, пожалуй, улыбка. Детская и добрая. И вспомнив ее улыбку, он вдруг понял, чем притягивала она к себе его внимание. В ней не было фальши! Наверное, она по жизни очень надежный и домашний человек, - думал Виктор Викторович, - А почему домашний? Потому что она сказала, что кошки всем будут напоминать о доме. Значит, она человек домашний. Наверное, у нее есть большой дом, где живет много кошек…В это время Гришу мучила только одна мысль: рассказать Виктору Викторовичу о разговоре с помполитом или нет? Если я не расскажу, - рассуждал Гриша, - значит, я принял предложение Михаила Дмитриевича и теперь должен буду стучать на своих. Но на своих я стучать никогда не буду, и тогда первый помощник добьется, чтобы мне закрыли визу, и тога - прощай суда загранплавания!
- Что вздыхаешь? – спросил Виктор Викторович, наконец оторвавший глаза от самописца.
- О жизни думаю… - ответил Гриша.
- А почему так не весело думаешь? Я бы на твоем месте так не думал!
- А на своем месте почему так вздыхаете? – парировал четвертый помощник.
- А и вправду… давай чай пить! Ставь чайник! – Гриша подошел к столику, налил в чайник воды, воткнул вилку в розетку. Виктор Викторович отошел к кормовым иллюминаторам, стал разглядывать готовые к спуску тралы. Чайник уже вовсю кипел, а Гриша все думал: рассказать или не рассказать? Потом, очнувшись, выдернул вилку из розетки, всыпал в чайник маленькую пачку заварки, подошел к старпому:
- Виктор Викторович! – заговорил Гриша, - Мне надо вам кое-что рассказать…
- Рассказывай, - разрешил старпом, выходя из потока собственных мыслей, - Случилось что?
- Нет, - ответил четвертый помощник, - просто… просто.. а давайте чайку попьем! Все готово!
- Давай! – согласился старпом. Чай снова пили молча, пока, наконец, старпом не унюхал запах гари.
- Что-то горит, тебе не кажется? – И потянул носом воздух.
- Вроде… - согласился Гриша. Закрутили головами – что здесь может гореть?
- Самописец горит! – крикнул Гриша. Оба молниеносно подбежали к самописцу. От бумаги поднимался легкий дымок.
- Что это?! – снова закричал четвертый помощник.
- Это – мойва! – глаза старпома впились в самописец. Между тем, перо самописца прожигало бумагу почти насквозь.
- Много мойвы! - закричал обрадованный старпом, - Звони капитану!
Алексей сразу из провизионных кладовых зашел в каюту старшего механика. Петр Афанасьевич курил трубку и о чем-то разговаривал с доктором Потапычем. Второй помощник бухнулся в свободное кресло:
- Не помешаю? – устало спросил он.
- Да мы просто так о жизни балакаем, присоединяйся! – добродушно разрешил стармех.
- Вот я и говорю, Афанасьевич, - продолжал доктор, начатую, по-видимому, до этого тему, - что все люди талантливы, абсолютно все!
- Я не уверен в этом! – не соглашался старший механик, - Даже собаки и те не все поддаются дрессировки…
В каюту постучали. Дверь приоткрылась и в распахнутую щель просунулась голова Левы:
- Можно зайти?
- Заходи! – ответил Петр Афанасьевич.
- А я Алексея ищу! – сказал третий помощник, как бы извиняясь.
- Да здесь он, здесь. И ты присаживайся, - старший механик демонстрировал гостеприимность и радушие, - Мне тут одному нашего доктора не переспорить, так, может, вы мне подсобите.
- При чем тут собаки?! – не унимался доктор, обращаясь конкретно к Петру Афанасьевичу и не собираясь уступать ему даже в малом, - И при чем тут дрессировка? Если допустить, просто допустить, что религия не врет, и всех людей создал Господь по своему образу и подобию, то он просто обязан был всех создать талантами…
- Вон куда тебя понесло! – засмеялся Петр Афанасьевич, - Хорошо, что первый помощник не слышит! А то бы он дал тебе «Господь»!
- А поскольку я допускаю, что религия не врет, то выходит, что мы все – таланты! – Потапыч не обратил внимания на реплику стармеха, - Другое дело, что у каждого свой, только ему присущий талант! Ну, вот, допустим, - и доктор показал на второго помощника, - Алексей пишет стихи, он талант! А ты, дед, любишь собак, ты тоже талант!
- Тогда скажи, какой талант, у нашего Михаила Дмитриевича? – Петр Афанасьевич решил не сдаваться.
- Не знаю! Я не знаю! – искренне признался доктор, - Но это знает Создатель! Он это должен знать, поскольку он всех нас создал! И в этом и состоит весь фокус!
- В чем? – не понял старший механик.
- В этом! Смотри: талантливые люди ищут вокруг себя понимания и не находят его! Ведь так?
- Так! – вздохнул Петр Афанасьевич. Похоже было, что он наконец начал сдаваться, по крайней мере он вздохнул так, что у Алексея не осталось сомнения, что старший механик – талант.
- И поэтому все талантливые люди обречены на одиночество!
- Да! – согласился дед.
- И в этом опять великий промысел Создателя! – продолжил доктор.
- В чем? – снова не понял Афанасьевич.
- Вот в этом! В самом Создателе собраны все таланты, и только Он Один может понять каждого, а значит, избавить от одиночества! То есть Он рассчитывал, что люди в поисках понимания придут к Нему…
- Я понял! – перебил старший механик, который теперь уже, похоже, на самом деле все понял, - Но люди не пошли за Ним и поэтому до сих пор…
- Правильно… – продолжил судовой врач, - обречены на одиночество!
- Классно! – восхитился Лева и радостно заулыбался, а потом, повернувшись к Алексею, сказал уже серьезно, - Мне с тобой поговорить надо, давай зайдем в твою каюту…
Вообще-то с Левой разговаривать Алексею почему-то не хотелось, тем более, что в каюте старшего механика шел интересный разговор, который очень заинтересовал второго помощника, но если человек просит… Зашли в каюту Алексея.
- Ты, Алексей, извини! – начал без обиняков Лева, - Я не хотел проверять твои провизионки…
- Я понимаю…
- Но мне, можно сказать, приказали. Я отказывался, а он говорит: иди, смотри, учись, тебе в скором времени самому быть вторым помощником…
- Кто «он»? – не понял Алексей. И заметил, как Лева осекся. Беспокойный блеск мелькнул в его глазах, но тут же прошел.
- Консервный мастер! – выпалил третий помощник на одном дыхании.
- Ясно! – сказал Алексей, ему действительно все стало ясно.
Анатолий Адамович не вбежал, а влетел на мостик. Глаза его горели, как бумага того самописца. Вслед за ним вбежал первый помощник капитана.
- Вот она! – обрадовано закричал капитан и ткнул палец в самописец, - Я же говорил! – Он обвел всех победным взглядом, - Сейчас сделаем пробное траление, и если получится удачно… - но он не договорил, что будет, если все закончится удачно, а поднял вверх руку и потряс кому-то невидимому кулаком, - Все по местам! – Скомандовал Анатолий Адамович, - Ставим трал!
1Х
Старший мастер лова Гаврилов Наум Венедиктович вывел полупьяную команду на палубу.
- Шевелись, рогали! – крикнул он, - Ставим трал! – Но матросы шевелиться никак не хотели.
- Слушай, Боб! – шепотом пробасил Чума, - Хотя бы стаканчик! Пока я тут кручусь, достань где-нибудь!
- А где?! Где я достану? У тех, у которых что-то было, уже все выпили… - Ему казалось, что он отвечает шепотом, но Феликс, с расстояния трех шагов услышал и подошел:
- Я знаю, у кого есть водка! – сказал Феликс, - Но…, - тут он с большим сомнением обвел всех мутным глазом, - он слишком дорого продает!
- Как дорого? – обрадовался Чума, но не дороговизне, а самой информации, что водка есть.
- Двадцать рублей за бутылку! – доложил Феликс.
- Вот, гад! – возмутился Боб, - Но надо брать, а то и такой не будет…
- Такая будет! У него ее много! – заверил Феликс.
Когда трал был наконец поставлен, и у Виктора Викторовича и у Грише настроение быстро поднялось. Все мысли куда-то улетучились, остался только азарт рыбалки.
- Травим еще сто пятьдесят метров ваеров! – кричал старпом старшему матросу, управляющему траловой лебедкой, и тут же объяснял Грише, - Вот, видишь, этот косяк стоит на сто метров от грунта! Видишь? А трал сейчас идет, согласно показанию ИГЭКА на глубине сто пятьдесят метров от грунта! Видишь? Значит, опускаем его ниже еще на пятьдесят метров!
- Есть заход! – в ответ орал радостный четвертый помощник, - ИГЭК пишет заход мойвы в трал!
Прибежавший Анатолий Адамович тоже от радости потирал руки:
- Какие заходы! Какие заходы! Пол часа траления, - приказал он, - и поднимаем трал! – И снова убежал.
Через полчаса начали подъем трала. Когда мешок подошел к слипу, на мостик снова поднялся Анатолий Адамович, за ним – первый помощник:
- Вот это да! – восхищенно произнес капитан, - Да тут тонн пятьдесят будет, не меньше!
Мешок вытянули на палубу двумя гинями.
- Второй трал за борт! – закричал капитан мастеру лова, который прыгал вокруг мешка, - Потом будете выливать, потом!
Когда второй трал был поставлен, мастер лова открыл оба бункера, дернул гайтян, и мойва серебряным ручьем потекла по палубе в бункера, а оттуда – в рыбцех, где ее уже ждали матросы. В рыбцеху заработал конвейер. Запах свежих огурцов распространился по всему судну, так прекрасно пахла мойва. Остальную мойву мастер лова рассыпал по ящикам обоих бортов, теперь из этих ящиков она будет подаваться в бункера, а оттуда опять же прямым потоком – в рыбцех. В рыбцеху – по конвейеру – на заморозку. Вдоль конвейера – матросы, которые следят за качеством мойвы, рвань и лопанец – в сторону, на другой конвейер, который гонит рвань эту, и лопанец этот в рыбомучную установку, где машинисты этой установки получат из рвани и лопанца уже готовую продукцию в виде муки. Но заморозить пятьдесят тонн за пол часа, это просто невозможно, так как морозильные камеры «эльбэаш» в лучшем случае могут морозить семьдесят тонн в сутки, и то при условии нарушения всех технологий, а если без нарушения, то меньше. Значит оставшаяся в ящиках мойва, скорее всего вся пойдет на муку… Первый помощник Михаил Дмитриевич молча ходил за капитаном. Смотрел, лишних вопросов не задавал. И только когда мойва заполнила ящики, осторожно спросил:
- А трески там нет?
- Откуда там может быть треска? – засмеялся Анатолий Адамович, - Только пинагоры! Кстати, ты икру любишь?
- Какую? – не понял Михаил Дмитриевич.
- Допустим, красную!
- Люблю! – сознался первый помощник, - Кто же не любит красную икру?
- Так вот! – продолжил капитан, - Хоть пинагор и похож на лягушку, но икра у него крупнее и вкуснее, чем красная!
- Шутите? – не поверил Михаил Дмитриевич.
- Да спроси у кого хочешь! – и Анатолий Адамович пошел в свою каюту, а первый помощник – за ним. Когда капитан сел в кресло за столом, Михаил Дмитриевич тут же примостился напротив:
- Доложить хочу! – сказал он.
- Докладывай! – разрешил Анатолий Адамович.
- Агентурная сеть создана и работает, как часы!
- Ну и что она говорит, твоя агентурная сеть? – Видно было, что капитан всерьез это сообщение первого помощника не воспринимал.
- Многое говорит… - Михаил Дмитриевич засомневался, а обо всем ли стоит докладывать, и тут же про себя решил: не обо всем! – Твой старший помощник очень возмущался и выражал недовольство по поводу того, что мы вышли из группы! – И первый помощник победно взглянул на капитана и понял, что попал в самую десятку, так как капитан весь резко напрягся, и в глазах его промелькнула дикая злость. Да, самолюбие Анатолия Адамовича было задето не на шутку…
- Спишу, к чертовой матери при первом же заходе! – в сердцах выпалил он, - Что еще?
- Проверка показала, что у твоего второго помощника Котова недостача в продуктах, не хватает пять килограмм копченой колбасы! – продолжил Михаил Дмитриевич.
- Ну, это ерунда! – Анатолий Адамович слегка расслабился, - Ее, наверное, просто сожрали!
- Как?! – не понял первый помощник, - А если это хищение?
- Да какое там хищение?! Просто сожрали! Забудь!
- Но…
- Сказал: забудь! Что еще?
- Матросы никак не могут слезть со стакана, им кто-то продает водку!
- А вот это уже твоя работа, Михаил Дмитриевич! – нравоучительно заметил Анатолий Адамович, - Выясни, кто не может слезть со стакана и кто продает. И всех наказать! – приказал капитан.
- Сделаю! – заверил первый помощник. На этом доклад Михаил Дмитриевич решил приостановить. Теперь остались вопросы:
- Что дальше-то делать будем? – спросил он.
- В смысле?
- Я имею в виду, ты доложишь начальнику промрайона о том, что мы нашли большие скопления мойвы? – и опять Михаил Дмитриевич увидел, как напрягся капитан, как по лицу его скользнула тень.
- Во-первых, - процедил сквозь зубы Анатолий Адамович, - нашли не «мы», а нашел я! А во-вторых, я не буду никому и ничего докладывать! Вот возьмем пол груза, тогда и доложу…
- Я извиняюсь, - первый помощник понял, что на этот раз сильно промахнулся, - Конечно же ты нашел! А как долго надо брать пол груза?
- При такой рыбалке за неделю возьмем! – заверил капитан.
- А что будешь докладывать на совете? – не унимался Михаил Дмитриевич.
- Скажу, что ищем… - устало ответил Анатолий Адамович. Вопросы первого помощника его и в самом деле сильно утомили, - Кстати, - вдруг спросил капитан, - ты знаешь, чем отличаются гальюны командного состава от гальюнов рядового состава?
- Чем? – искренне задался вопросом Михаил Дмитриевич.
- А тем, что в гальюнах рядового состава читают художественную литературу, а в гальюнах командного – политическую!
- Я проверю! – пообещал первый помощник, не поняв шутки.
- Шел бы отдыхать! – не скрывая раздражения, проговорил капитан, - А то я что-то от тебя устал!
- Слушаюсь! – и Михаил Дмитриевич по давней привычке встал в стойку «смирно!».
Алексей Котов позвал в свою каюту Хасана.
- Слушай, Хасан, - сказал он задумчиво, - а куда все таки делось пять килограмм копченой колбасы?
- Сам ума не приложу! – развел руки в стороны артельный, - Может, и вправду усохла, а, может, стащил кто…
- Мы с тобой на причале ей водку закусывали…
- Это максимум триста грамм! – перебил Хасан.
- Ну, допустим, что не усохла, а ее у нас стащили…
- Допустим! – согласился артельный.
- А кто мог это сделать? Повара?
- Если считать, что ключи от наших кладовых есть только у меня и у повара Яши, то получается, что колбасу взял либо я, либо Яша…, - подтвердил Хасан, - Но, если учесть, что я колбасу не брал, то, выходит, что ее взял Яша. Так?
- Так! – согласился Алексей.
- Но у него я уже спрашивал, - продолжил рассуждение вслух артельный, - и он заверил меня, что колбасу не брал…
- И чего тогда ты так долго рассуждал? – обиделся второй помощник, - сказал бы сразу, что не ты, не повар колбасу не брали!
- Я просто хотел продемонстрировать тебе свою логику! – тоже обиделся Хасан, - Но дело ведь не только в колбасе, ты ведь еще не все знаешь!
- А что еще я должен знать? – насторожился Алексей.
- Я пересчитал все консервы, которые мы получили…
- И что?! – второй помощник аж с места подскочил.
- А то, что не хватает пять банок тушенки, пять банок шпрот и пять банок тунца. Усекаешь? Ровно по пять банок! Повар их тоже не брал! Значит, их взял кто-то другой…
- Так-так… - Алексей не на шутку расстроился и задумался, из задумчивости его вывел Хасан.
- Я думаю, что у кого-то еще есть ключи…
- Я тоже так думаю! – согласился Алексей, - Вот только, у кого?!
Целый день Гурий Федорович пролежал на кровати, глядя в потолок и думая о жизни. Он не ходил не на обед, не на собрание. Он слышал, как ставили трал, и как поднимали его. А он все думал, задавая себе только один вопрос: «Как жить дальше?» - и не находил на него ответа. И только когда до его каюты добрался запах мойвы – запах свежих огурцов, его осенило. «Мне всего пятьдесят два года! – сказал себе боцман, вскочив с кровати, - Я в расцвете сил! Куплю дом в деревне под Воронежем и уеду туда со своей старухой, буду выращивать огурцы и помидоры в своем огороде, а внуки будут приезжать ко мне на лето! Все! Начинаю новую жизнь!» - так решил Гурий Федорович и сразу же почувствовал смертельный голод. Посмотрел на часы – время, когда уже заканчивался ужин. Натянул кирзовые сапоги, накинул полинялую куртенку и двинулся к двери. Но возле двери, проходя мимо раковины, остановился. Посмотрел на себя в зеркало и удивился. Провел ладонью по подбородку, обросшему трехдневной щетиной и улыбнулся. Включил воду, достал из шкафчика бритву, побрился. Стянул с себя кирзовые сапоги, полез в подкроватный ящик, достал лакированные ботинки и надел их. Скинул полинялую куртенку, достал из рундука старый пиджачок и надел его. Снова посмотрел в зеркало и снова улыбнулся. «Волк!» - сказал сам себе Гурий Федорович и вышел за дверь. Но двинулся не в салон команды, а в кают-компанию. Сначала осторожно заглянул вовнутрь, убедился, что за столами никого нет. Потом прошел в буфетную. Светлана Игоревна что-то переставляла внутри полки, стоя к боцману спиной. Гурий Федорович негромко кашлянул. Она обернулась. В ее глазах не было ни страха, ни удивления. Она окинула боцмана взглядом с головы до ног и улыбнулась:
- Ну, слава Богу! – сказала она, - А то я начала беспокоиться, вы куда-то пропали…
- Прости меня! – сказал Гурий Федорович, - Я был не прав!
- Это вы меня простите! – ответила она, - Я тоже была не права.
- Забыли! – сказал боцман.
- Забыли! – согласилась буфетчица.
И повеселевший Гурий Федорович, сваливший огромный валун с души, двинулся в салон команды. И сел на свое законное место. И радостно закрутил головой.
- А вы опоздали, боцман! – сказала, выпорхнувшая из раздаточной Вика, - Я уже все убрала! Посмотрите на часы, уже половина девятого!
И насупился Гурий Федорович, и слетело с него в миг хорошее настроение.
- Слушай, курица! – сурово сказал он, - ты знаешь, кто здесь в салоне рядового состава для тебя самый главный?
- Вы, боцман самый главный! – бодро ответила уборщица, - Но это не дает вам права…
- Тогда слушай! – перебил Гурий Федорович, - Что бы к утру салон блестел так, как блестит кают-компания! Что бы в раздаточной к утру я не нашел не единой крошки! Что бы на завтрак, ты, курица ощипанная, явилась не в грязном фартуке, а в чистом красивом белье! И что бы на голове у тебя была повязана белая косынка! И что бы так было всегда! Отныне, присно и вовеки веков! – сказал боцман, стукнул огромным кулачищем по столу и вышел из салона команды, не оборачиваясь на застывшую, испуганную и растерянную Вику.
Виктор Викторович сменился с вахты в хорошем настроении. На его вахте нашли мойву, на его вахте подняли первый трал с пятидесяти тонным уловом. На ужине он ел молча, стараясь не смотреть на буфетчицу, которая то и дело появлялась из буфетной, разнося командному составу еду. Он старался не смотреть на нее, но глаза сами ее находили. Вот она появилась, вот она поставила тарелку, вот она кому-то улыбнулась. Все просто. Искренне. Без фальши. Ни одного лишнего движения. Ни одного лишнего слова. Старпом поел быстро, поблагодарил и ушел в свою каюту. Сел за стол, взял книгу Валентина Пикуля «Фаворит», открыл на месте закладки, начал читать, но тут же отложил книгу в сторону, оставив закладку на том же месте. Рука сама машинально потянулась к телефону, а глаза побежали по телефонному списку, висевшему сбоку на переборке. Он набрал номер буфетной.
- Да, это буфетная! – прозвучало на том конце, - Я слушаю!
- Светлана Игоревна, - старпом старался говорить спокойно, - а вы не могли бы ко мне зайти?
- Хорошо, Виктор Викторович! – ответили из буфетной, - Через пять минут, только немного домою здесь.
Виктор Викторович повесил трубку. «Вот дернул черт! - подумал он, - Что я ей скажу? Чем объясню приглашение в столь позднее время? - И посмотрел на часы, - «Хотя не такое и позднее, всего без пятнадцати девять…» В дверь постучали.
- Можно войти? – это была она.
- Да-да, входите… - старпом вдруг засуетился, - садитесь, пожалуйста. – Она села на стул и прямо в глаза посмотрела Виктору Викторовичу:
- Водку не пью, шашней не завожу! – сказала она и засмеялась, искренне и весело. И старпом засмеялся, вспомнив, что именно об этом он ее сам спросил, повторив слова Вики. И ему стало легко и спокойно. И это спокойствие и легкость исходили именно от нее. Но вот она перестала смеяться и возникла пауза и опять она же вышла из нее:
- А вы решили со мной по душам поговорить? – спросила. Да, именно это он и решил!
- А как вы догадались, что я вас вызвал не по работе?
- Догадалась! А вы не молчите, спрашивайте, что вас интересует…
- Кошки! – сказал старпом.
- Люблю ли я кошек? Очень люблю! Иметь кошку – моя давняя мечта!
- Как? – удивился старпом, - У вас нет кошки?!
- Пока нет, - грустно сказала она и объяснила, - Кошка, это домашнее животное, так что пока завести ее не имею права…
- А! – кивнул головой Виктор Викторович, - У вас пока нет дома! Я понял…
- Пока нет… - подтвердила она, - А вот когда будет, заведу пять кошек, вернее заведу одну, а она мне родит еще четыре котенка! – и снова засмеялась.
- А родители где живут? – старпом тоже улыбался, ему было очень приятно говорить с ней о совсем простых и всем понятным вещах. Она так мило улыбается! Но… что это? Светлана Игоревна вдруг перестала улыбаться и посмотрела на Виктора Викторовича серьезно и с укором.
- У меня нет родителей… – грустно ответила она, - я из детдома…
«Вот! Вот! Вот! Вот почему мечта о доме и кошках! Ведь те, у кого это все есть, даже не представляют, чем они владеют!» - эти мысли молнией мелькнули в голове старпома.
- Извините, - попросил он, - я ведь не знал…
- Да ничего страшного! – ответила она и снова улыбнулась, - Я привыкла… Ну, я пойду? – спросила она, - А то сегодня что-то устала…
- Конечно, конечно.. – снова засуетился Виктор Викторович, - Если когда-нибудь будет свободное время, заходите, пожалуйста, не стесняйтесь, по всем вопросам и… просто так!
Она встала со стула и повернулась, чтобы уйти, но на секунду задержалась и подошла к календарю с Мэрелин Монро, висевшему на стене, а потом обернулась и, как показалось старшему помощнику, прожгла его своим взглядом насквозь, прочитав разом все его мысли:
- Красивая! – сказала она и вышла.
Старпом подошел к календарю, минуту смотрел на него, а потом снял с переборки, разорвал и клочки швырнул в корзину для мусора.
Михаил Дмитриевич поднялся на мостик. Подошел к Леве, стоящему у самописца. Заглянул через плечо.
- А вчера тут только один самописец работал, сегодня работают два! – сказал вслух все замечающий первый помощник.
- Да! – подтвердил Лева, - Этот самописец показывает нам глубину под нами и рыбу под нами, а этот самописец показывает нам высоту раскрытия трала, заходы мойвы в трал и глубину под верхней подборой трала! – объяснил он.
- Здорово! – причмокнул губами Михаил Дмитриевич, - А на каком расстоянии сейчас трал идет от грунта? – спросил между прочим.
- Сто метров! – доложил Лева.
- А если его опустить ближе к грунту? – опять же между прочим спросил первый помощник.
- Тогда мойва пройдет над тралом и мы ничего не поймаем! – снова объяснил третий помощник.
- А жаль… - вздохнул Михаил Дмитриевич и повернулся, чтобы уйти, но задержался, - А, правда, что у пинагора икра крупнее, чем у семги и вкуснее? – вдруг спросил он.
- Не знаю! – честно сознался Лева, - Не пробовал!
- А вызовите ко мне консервного мастера! – приказал первый помощник.
- Хорошо! – сказал Лева, - Только не по громкой связи, а по телефону, а то уже люди спят… - Первый помощник в знак согласия кивнул головой и вышел.
На мостик поднялся капитан. Посмотрел на показания приборов. Прошелся взад-вперед по мостику:
- Через полчаса – подъем трала! – приказал Анатолий Адамович, - И передайте по вахте всем штурманам: на связь с другими судами не выходить! Соблюдать полное молчание!
- Ясно! – ответил третий помощник.
Михаил Дмитриевич разложил перед собой для создания делового вида протоколы собраний и стал ждать консервного мастера. Тот явился быстро. Робко постучал и на крик из каюты: «Заходи! Кто там?!» - зашел и, не дожидаясь разрешения садиться, сел на противоположный стул. Деловой и сосредоточенный.
- Что?! – спросил первый помощник, - Консервы из мойвы уже начали делать?
- Не консервы, а пресервы! – уточнил Захар Петрович, - завтра начнем!
- А какие они будут, пресервы эти? – Михаилу Дмитриевичу было все равно, какими будут эти пресервы, но он из давнего опыта знал, что с человеком надо говорить на темы, ему близкие и интересные.
- Как килька! – доложил консервный мастер.
- А, правда, что у пинагора икра крупнее и вкуснее, чем у семги? – как бы между прочим спросил первый помощник.
- Правда! - заверил Захар Петрович. И Михаил Дмитриевич сразу оживился. И вид сделал добродушный.
- А ты и икру делать можешь? – снова спросил он.
- Могу! – и консервный мастер оживился, - Чего ее там делать-то?! Кинул в тузлук и через пару минут готова! – сообщил он радостно.
- Так сделай! – очень мягко приказал Михаил Дмитриевич, - Хоть попробовать, что это такое…
- Не вопрос! - Захар Петрович был доволен, что он может и многое может, что интересно первому помощнику капитана. А первый помощник уже снова сосредоточился, стал хмурым и деловым:
- Ты же понимаешь, я тебя не за этим позвал! – и в глаза посмотрел, чтобы страху побольше нагнать.
- Понимаю! – согласился консервный мастер и всем видом своим показал, что слушает и готов исполнить любое приказание.
- Проверь завтра еще раз провизионки! – приказал Михаил Дмитриевич, - Чует мое сердце, что есть там хищение!
- С радостью проверю! – ответил Захар Петрович и оживился, - Ужас, как люблю проверять! Особенно, продукты эти… Я на них собаку съел… - «Ой, что-то я не то ляпнул!» - мелькнуло в голове. А у первого помощника уже ушки на макушке зашевелились:
- Где же это ты собаку съел? – улыбнулся, а глаза колючие в консервного мастера так и вонзил, - Только говори, как на духу! – приказал, - Все равно проверю! – пригрозил. Надо говорить, все равно проверит, сам узнает – хуже будет…
- Десять лет назад на плавбазе «Памяти Кирова» я был начальником продовольствия!
- Продолжай! – разрешил Михаил Дмитриевич, поудобнее на стуле усаживаясь, - Люблю детективные истории!
- Под Новый Год привезли мы на промысел продукты для большой группы судов…
- Так-так! – подбодрил первый помощник.
- Ну, а когда вернулись назад, попали под контрольную проверку ОБХСС, стуканул кто-то, короче, недостача и тому подобное…
- И сколько дали? – чисто профессиональный вопрос задал.
- Пять лет общего режима, из которых два года отсидел, а потом на свободу с чистой совестью! Но… без допуска к материальным ценностям… А ведь, это не правильно…
- Верю, что собаку съел! – доверительно промурлыкал Михаил Дмитриевич.
- Спасибо за доверие! – Захар Петрович почти растрогался.
- Вот и примени накопленный опыт на деле защиты социалистической собственности! Искупи делом, так сказать…
- Вот об этом только и мечтал!
- Тогда действуй!
Гурий Федорович, сурово насупясь, сидел за столом, подперев руками подбородок. Ужасно хотелось есть, но он знал, что даже за горбушкой хлеба с места не двинется, так как никогда и никого ни о чем не просил. В дверь постучали и, как показалось боцману, постучали ногой. «Что за черт!» - подумал Гурий Федорович. В дверь снова постучали. «Да заходи уже!» - крикнул боцман, встал и рывком распахнул дверь. На пороге стояла Вика с подносом в руках. Боцман развернулся, подошел к столу и снова сел на свое место. Вика услужливо поставила перед ним поднос, на котором были борщ в тарелке, котлета с макаронами и компот:
- Приятного аппетита! – сказала она.
- И стоило выпендриваться, чтобы потом тащиться сюда с подносом?! – с укором проговорил Гурий Федорович.
- Я извиняюсь, - ласково сказала Вика и села на соседний стул. Боцман стал есть, не обращая на нее внимания.
- Что же, и рюмочку перед ужином не выпьете? – снова пропела Вика, пытаясь заглянуть боцману в глаза.
- Завязал! – ответил Гурий Федорович.
- А я бы поддержала компанию! – и официантка деланно засмеялась.
- У тебя до утра, конечно, много времени, - сказал боцман, - Но, думаю, если сейчас начнешь исполнять мое приказание, то еще и поспать успеешь.
- До утра можно и более приятными вещами заняться! – прошептала Вика и рукой коснулась боцманского загривка.
- Брысь! – ответил Гурий Федорович, - Поищи дураков среди молодежи! А я не пью и шашней не завожу! А утром все проверю, как было сказано. – Вика резко подпрыгнула и выскочила из каюты, громко хлопнув дверью.
- Дура! – вослед ей сказал боцман, но не злобно, а просто, как имеющий место факт.
Х
За ночь еще три раза трал поднимали. И все уловы – по пятьдесят тонн, как близнецы. Уже и бункера забиты, и ящики полные и два не развязанных мешка на палубе лежат и, как ленивые серебряные пузыри, от качки с боку на бок переваливаются. И мойва вся толстая, жирная, откормленная. Радость, да и только! Анатолий Адамович, утром проснувшись, по телефону с технологом связался, тот доложил, что заморозка идет полным ходом, мука мелется, рвани и лопанца почти нет, но мукомолка работает бесперебойно и рыбий жир топится, танк заполняется. Все в норме и выше нормы! Все в ажуре и больше ажура! А потом, еще не позавтракав, капитан сам на мостик поднялся. Радостный, в хорошем приподнятом настроении. Только старпома видеть не хочется, но пока куда ж от него денешься? А при первом заходе можно будет и расстаться…
- Что это?! – не понял Анатолий Адамович и в иллюминатор глаза вытаращил, - Откуда они здесь?! – почти закричал. А старший помощник и Гриша посмотрели на него удивленно и ближе к приборам подошли.
- Откуда они взялись?! – снова закричал капитан и пальцем в иллюминатор показал.
- Кто? – не понял Виктор Викторович.
- Пароходы эти?! Кто группу навел?!
- Я навел, - совершенно спокойно ответил старпом, - мойвы на всех хватит…
- Как?! – снова закричал Анатолий Адамович, - а потом, в руки себя взяв, уже сказал спокойнее, - Вы, Виктор Викторович, нарушили мой приказ о полном молчании, о том, что на связь с группой не выходить…
- Не было такого приказа! – ответил старпом, - Вы мне ничего не говорили!
- Я вам ничего не говорил, но я приказал третьему помощнику передать мое распоряжение по вахте!
- Я принимаю вахту у второго помощника капитана Котова, он мне ничего не передавал! – Виктор Викторович ответил спокойно, уверенно, и Гриша рядом стоя, головой кивнул, слова старшего помощника подтвердил.
- Вызвать сюда на мостик Котова! – приказал Анатолий Адамович.
- Сейчас разбудим! – ответил Виктор Викторович, а Гриша уже номер телефона Алексея набрал. Не прошло и минуты, как второй помощник появился на мостике, заспанный, но сосредоточенный. Только успел сказать: «Доброе утро!», как на него уже капитан глаза злющие вылупил и крикнул в самое ухо:
- Почему вы не передали по вахте мое распоряжение о полном радио молчании?! .
- Я такого распоряжения не получал! – ответил Алексей и удивленно посмотрел на старпома, пожимая плечами.
- Вызвать сюда третьего помощника! – снова Анатолий Адамович отдал распоряжение.
- Да он уже идет, - ответил старпом, - Сейчас его вахта!
И тут как раз третий помощник Лева Сметанин поднялся на мостик. Несколько секунд капитан молчал, беря себя в руки, и когда, наконец, взял, постарался говорить спокойно, без крика, прямо к Леве обращаясь:
- Почему вы не передали мое распоряжение о том, что бы на связь с другими судами не выходить? – и посмотрел прямо в глаза. И побледнел Лева, и голову опустил, как бы вину свою признавая, а потом вдруг резко выпрямился и ответил, тоже в глаза капитану глядя:
- Я передавал! Может, Котов забыл? Но я передавал!!! – И Алексей от слов этих весь в лице изменился и даже кулаки сжал, и шаг вперед по направлению к Леве сделал. Но Виктор Викторович положил ему руку на плечо и негромко так сказал: «Спокойно! Не сейчас!» А Анатолий Адамович больше ничего спрашивать не стал, обвел суровым взглядом всех штурманов, и ни к кому не обращаясь, произнес вслух:
- Я разберусь с вами со всеми после совета капитанов! – и ушел с мостика в радиорубку, где его уже ждали Лев Ноевич и Михаил Дмитриевич, перед радиопередатчиком расположившись. На совете капитанов все капитаны говорили, к начальнику промрайона обращаясь, только благодарственные слова в адрес Анатолия Адамовича. Хвалили и восхищались. И последним держал ответ сам Анатолий Адамович:
- Я обещал найти мойву в течение суток, и я ее нашел! – скромно так сказал. На что ему начальник промрайона ответил:
- Ты, Анатолий Адамович, молодец! Я присоединяюсь ко всему тому, что здесь капитаны о тебе говорили. Найти мойву, это проще, чем группе судов об этом доложить. Знаешь ведь, как многие капитаны в таких случаях поступали? Найдут себе хорошие показания и молчок! Черпают до дальше некуда, а никому – ни слова! А ты нашел и группу позвал! Спасибо тебе! В связи с этим я хочу переместить свой штаб на твое судно. Пусть твои штурмана дадут моим твои координаты, а мы сами к тебе подойдем и я к тебе перееду! Не возражаешь?
- Не возражаю! – ответил Анатолий Адамович
- Тогда готовь закуску!
- Вот! – сказал капитан, уже к своим приближенным обращаясь, - Слышали?
- Слышали! – грустно ответил Лев Ноевич, - Мне теперь работы прибавится! Каждый день совет капитанов обслуживать…
- Так ведь за это и доплата будет! – счастливо засмеялся Анатолий Адамович.
- А мы теперь будем флагманским кораблем? – Михаил Дмитриевич почему спросил, он вспомнил книжку, которую в детстве о флагманском корабле прочитал.
- Будем! – заверил Анатолий Адамович.
Капитан прошел к себе в каюту, сел за стол и сразу вызвал к себе старпома. Виктор Викторович не замедлил явиться.
- Сейчас свяжитесь с «Пассатом», - приказал Анатолий Адамович, дайте ему наши координаты!
- Ясно! – ответил старпом.
- К нам едет начальник промрайона! – капитану очень хотелось, чтобы об этом все знали.
- Хорошо, что не ревизор! – и Анатолию Адамовичу показалось, что Виктор Викторович держится слишком спокойно и высокомерно, а этого капитан не любил. «Ничего! – подумал Анатолий Адамович, - Сейчас я с тебя спесь собью!» - и он снова перешел на «вы».
- У вас в службе непорядок! – сказал капитан, - Матросы палубной команды, а это ваше заведование, так вот матросы палубной команды до сих пор в нетрезвом состоянии! Чем вы это объясните?
- С ними мной уже проведена беседа! – доложил старпом, - Они мной предупреждены!
- Значит, плохо предупреждены! Значит, вы где-то не дорабатываете!
- Согласен! – согласился Виктор Викторович и виновато опустил голову, - Какая-то сволочь им продает водку! – доложил он. Вот такая позиция старпома Анатолия Адамовича устраивала больше. Теперь можно быть и помягче.
- Найдите эту сволочь! Водку конфискуйте в пользу начальника промрайона…
- Постараюсь, Анатолий Адамович! – старпом все так же и стоял, не поднимая головы. «Да он, вроде, и ничего…» - мелькнуло в голове капитана.
- Скажи мне, Виктор Викторович, - зачем ты возмущался, когда мы из группы судов вышли на поиск мойвы? – да, именно это и хотелось знать Анатолию Адамовичу, а то, что матросы пьют, так ведь это дело проходящее, водка кончится и пить перестанут…
- Я не возмущался! – старпом поднял голову и удивленно посмотрел на капитана, - Мы с четвертым помощником ваши приказы не обсуждаем! – и смотрит прямо и честно. «Нет, старпом не тот человек, который будет хитрить и изворачиваться! – снова подумал Анатолий Адамович, - Ведь и сегодня, когда я наехал на него по поводу того, что он позвал группу, он не стал юлить, а прямо сказал: группу позвал я!».
- Хорошо! – сказал Анатолий Адамович, - А к проверке ревизора все же будьте готовы, что у этого Сан Саныча на уме, один Бог знает!»
Старпом ушел, а капитан вызвал к себе Михаила Дмитриевича и Бориса Иосифовича. Те пришли.
- Слушай, Михаил Дмитриевич, - начал он, - откуда у тебя информация о том, что старпом был недоволен…
- Я понял! – перебил первый помощник и посмотрел на рефмеханика.
- Говори, здесь все свои! – приказал Анатолий Адамович, и при этих словах Борис Иосифович самодовольно улыбнулся и свысока посмотрел на помполита.
- Информация секретаря комсомольской организации Сметанина Льва Яковлевича! – четко доложил Михаил Дмитриевич.
- Ты мне тут тень на плетень не наводи, - мягко пожурил капитан, - тебе болтанул сплетню третий помощник, а ты называешь это информацией?!
- Виноват! – тут же признал первый помощник.
- А теперь слушай ты, - и Анатолий Адамович обратился к Борису Иосифовичу, - к нам едет начальник промрайона…
- Слышал уже! – радостно подтвердил рефмеханик.
- Вот и хорошо, что слышал! – довольно улыбнулся капитан, - Гулять будем! Понял?
- Как не понять! – обрадовался Борис Иосифович.
- Закусью обеспечь! – приказал Анатолий Адамович, - Ну, сначала все то, что повара сготовят, а потом, все то, что сам добудешь, понял!?
- Понял! – сказал понятливый Борис Иосифович, - То есть, как всегда? Колбаски? Консервов? Еще чего-нибудь?
- Как всегда! – согласился капитан. Михаил Дмитриевич слушал молча, крутя головой от одного к другому и до его сознания начал доходить смысл сказанного:
- Простите, - извиняющимся тоном решил поинтересоваться первый помощник, - а где же вы все это берете?
- А что, и ты хочешь?! – засмеялся Анатолий Адамович, - И тебе достанется!
- В провизионке! – поддержал смех капитана Борис Иосифович, - Ключик-то, вот он! – и он показал первому помощнику ключ от провизионных кладовых и тут же пояснил, - Мне, как рефмеханику, по должности приходится проверять эти кладовые на предмет температуры! Я обязан иметь ключ, чтобы день и ночь следить за состояние рефрижераторных камер…
- Понял! – кивнул головой Михаил Дмитриевич, - Но вы ведь берете продукты, никого не предупреждая…
- А кого я должен предупреждать?! – искренне возмутился капитан, - Я могу приказать, мне и так притащат все, что я захочу! Ведь так? Так! А зачем мне людей от дела отрывать? Пусть работают, а все, что мне надо принесет вот он! – и Анатолий Адамович указал пальцем на рефмеханика. И тот согласно кивнул.
- А, может, ты, Михаил Дмитриевич, решил меня повоспитывать или бочку на меня накатить? – капитан вдруг стал серьезным и пронзил Михаила Дмитриевича огненным взглядом.
- Что вы, что вы! – первый помощник даже в лице переменился, упаси Бог! Я больше на начальство не катаю…
- Ясно! – сказал Анатолий Адамович, - Ясно, за что тебя из органов попросили! – и он снова засмеялся, и Борис Иосифович захохотал, и Михаил Дмитриевич, глядя на них, тоже не удержался.
- А, может, за то, что в Бога веришь? – капитан продолжал смеяться, теперь держась за живот.
- А я не верю! – вторил ему первый помощник, - Просто к слову пришлось! А вот твой доктор точно верит и занимается на судне религиозной пропагандой! Я вынужден буду доложить…
- Хватит ржать! – Анатолий Адамович вдруг стал серьезным, - Разошлись готовиться к встрече начальника промрайона!
- Есть! – сказал Михаил Дмитриевич. И все разошлись.
Алексей Котов сидел в каюте и курил сигарету за сигаретой. До вахты еще было три часа, можно было бы и поспать, но весь сон улетучился. Он с нескрываемой ненавистью думал о третьем помощнике Леве. «Ну, надо же такое сказать: я передал Котову, а он забыл! Гад! Натуральный гад!». В каюту постучали?
- Можно? – и просунулась голова Славы, пекаря. Вот появление кого угодно Алексей мог себе представить, но только не Славы.
- Одеколона нет! – крикнул Алексей.
- А я не по поводу одеколона! – извиняющимся тоном проговорил пекарь, - я по другому поводу, можно?
- Можно! – ответил второй помощник. Слава прошел в глубь каюты и сел напротив Алексея на диван, - Я слушаю… - нетерпеливо поторопил второй помощник.
- Я хочу посоветоваться по очень важному вопросу! – решительно начал Слава. Алексей понял, что пекарь давно хотел посоветоваться, но до этого не решался.
- Так вот я хочу спросить, если я умру, кому достанутся мои деньги?! – и посмотрел в глаза Алексею, ожидая ответа.
- Не понял! – Алексей даже растерялся, - Какие деньги?
- Мои! – настаивал пекарь.
- А ты что, умирать собрался? – второму помощнику почему-то стало весело.
- Нет, не собрался! Но этот вопрос меня беспокоит, можно сказать, теоретически…
- Если ты имеешь в виду зарплату, то она достанется близкому родственнику после начисления…
- Я имею в виду все мои деньги! – решительно проговорил Слава.
- Ну, тогда жене! – твердо ответил второй помощник.
- Я с ней в разводе!
- Тогда сыну или дочери! – еще тверже проговорил второй помощник.
- Сын еще несовершеннолетний, он живет с бывшей женой…
- Ну, тогда отцу или матери… - теперь Алексей не был так уверен, потому что на все предложенные кандидатуры пекарь давал отвод.
- Матери? – переспросил он, - Понимаете, в чем дело, - теперь Слава задумался, как проще объяснить второму помощнику сложную ситуацию, - дело в том, что моя мать очень старая женщина, почти выжившая из ума, ей деньги вообще не нужны, она просто отдаст их бывшей жене…, - и на лице Славы проступило отчаяние.
- Напиши завещание на того, на кого ты хочешь! – нашелся Алексей, - Тому и отдадут! – При этих словах пекарь оживился и с надеждой посмотрел на Алексея:
- Я не хочу, чтобы мои деньги достались бывшей жене! – твердо заявил он, - Я бы оставил их сыну, но пока сын вырастит, та сволочь их все истратит на себя и на своих любовников!
- А у тебя больше никого нет? – обреченно спросил Алексей, поняв, что данная ситуация безвыходная.
- А если я завещаю деньги государству, скажи мне, государство их получит?! – Слава был абсолютно серьезен, - Бывшей жене они не достанутся?!
- Знаешь, Слава, - Алексею почему-то стало жаль бедного пекаря, - ни одна жена не сможет тягаться с государством. На счет этого можешь быть спокоен. Но, понимаешь, государство большое! Что ему твои деньги? Твои деньги - это малюсенькая слезинка в большом оке. Если ты ставишь вопрос таким образом, то завещай свои деньги какому-нибудь детскому дому, поверь мне, будет больше пользы…
- Правильно! – согласился Слава, и лицо его оживилось, - Я знал, что ты сможешь мне посоветовать, я почему-то верю только тебе…
- А почему? – Алексей искренне удивился.
- Не знаю, - ответил пекарь, - верю и все!
Пекарь ушел, а Алексей задумался. А, может, Бог и в самом деле есть? Ведь пекарь пришел к нему в такую трудную минуту, можно сказать, минуту отчаяния, и ведь пришел с дурацким глупым теоретическим вопросом, а уходя сказал: «Верю и все!» - сказал то, что Алексей и хотел услышать. Второй помощник улыбнулся, на душе стало легче, и мысли о третьем помощнике Леве сразу улетучились. И когда в дверь снова постучали, с легким сердцем распахнул ее навстречу хорошим вестям. В дверях стоял Лев Ноевич:
- Тебе, Алексей, телеграмма! - сказал как-то нерадостно, скорее тускло, и когда второй помощник взял телеграмму, поспешил ретироваться. Алексей сел на диван и раскрыл вдвое сложенный листок: «Подала развод Ира» - прочитал он. «Но почему, почему, когда на человека обрушивается несчастье, оно начинает валиться на него снежным комом?!» - это первые мысли, которые пришли в голову. А потом понеслись другие… Да, конечно, он жену уже не любил. Более того, он подозревал ее в измене и сам был готов подать заявление на развод. Но весть эта от жены не радовала, а пугала его, потому что весть эта выбивала его из привычного потока, из привычной колеи, заставляя переосмысливать и переиначивать всю его жизнь и, возможно, начинать ее с начала.
И в каюту снова постучали. Теперь это были Захар Петрович и Лева. Захар Петрович улыбался, как мясник, готовый разделать тушу барана, а Лева, напротив, был хмур и зол, и бросал на Алексея ненавистный взгляд.
- Мы бы еще раз хотели проверить провизионные кладовые, - очень вежливо сказал консервный мастер.
- Почему не на вахте? – строго спросил Алексей, обращаясь к Леве.
- Тебя забыл спросить! – третий помощник и не скрывал своей ненависти. Но Захар Петрович не хотел скандала, он миленько ответил за Леву:
- Так ведь в дрейф легли! Полные мешки рыбы! Там четвертый помощник Гриша сам управится, капитан разрешил. Так мы идем в провизионки?
- А где же остальные члены вашей комиссии? – спросил Алексей, теперь к консервному мастеру обращаясь.
- Оч-чень заняты! – виновато ответил Захар Петрович, - Так мы идем?
- Нет, не идем! – резко ответил второй помощник, - Раз вы не в полном составе, то и мы будем не в полном составе! Одного артельного на вас двоих хватит! – сказал и набрал номер телефона Хасана, негромко что-то проговорил в трубку, а потом уже повернулся к консервному мастеру, - Можете идти! Хасан ждет вас уже там!
Что он сказал артельному? - «После проверки придешь и доложишь!» - И все. А про себя подумал: «Сейчас они пересчитают консервы, найдут недостачу… да и черт с ней!» - и снова сел на диван, обхватил голову руками и задумался…
И снова в каюту постучали. «Видать, день такой!» - подумал Алексей. Зашел доктор Потапыч, просто так зашел, хорошее настроение, вот и зашел. И сел на стул напротив Алексея и посмотрел внимательно. Второй помощник молчал, уставясь в одну точку, и Потапыч молчал, устремив свой взгляд на Алексея и ждал. Наконец, Второй помощник посмотрел на доктора, взял со стола вдвое сложенный листок и протянул ему. Потапыч взял листок и, не читая его, снова положил на стол:
- Я все знаю! – сказал он, - Мне начрации сказал… - и снова замолчал, потому что и Алексей молчал. Но молчать так долго было просто бессмысленно.
- Ты ее любишь? – наконец спросил доктор.
- Не знаю! – и Алексей пожал плечами, - Наверное, не люблю…
- Ну, слава Богу! – вздохнул судовой врач, - Уже легче. Знаешь, я тебе сейчас ничего говорить не буду, ты мне сейчас все равно не поверишь, но запомни одну вещь: нам не дано знать, что для нас лучше, а что хуже, все в руках Господних. И еще мы не знаем, на что даны нам испытания, на проверку крепости нашей или в наказание за грехи наши. Просто знай, что крепость духа вознаградится, а грех будет наказан! – И Алексей посмотрел осмысленно в глаза доктору:
- Потапыч, - спросил он, - а вы что, в самом деле, в Бога верите?
- Все люди во что-то верят! – ответил судовой врач, - Кто-то в партию и правительство, кто-то в профсоюз, а кто-то в Бога. Но, если честно, я просто много читаю, и оттуда ума набираюсь. Ты ведь знаешь, мне на судне почти делать нечего, все люди здоровые, крепкие, так что я читаю…
- Спасибо, доктор! – сказал Алексей и улыбнулся, - Со мной все в порядке, уверяю вас…
Перед самым обедом на судно прибыл штаб начальника промрайона во главе с самим начальником промрайона. Но не было с ним не инженера по технике безопасности, не флагманского технолога, короче, никого. Весь его штаб состоял из него самого, и это радовало. Капитан встречал Александра Александровича у шторм-трапа. Вернее, его встречала целая делегация, в состав которой входили Михаил Дмитриевич, Лев Ноевич и Борис Иосифович. Когда начальник промрайона поднялся на борт, он очень тепло обнялся с капитаном, при этом Анатолию Адамовичу пришлось несколько наклониться, так как Александр Александрович роста был небольшого. Затем весь кортеж проследовал в каюту капитана. Там уже все было готово для встречи высокого гостя, вернее, начальника. Разные закуски стояли на столе вперемежку с бутылками водки и коньяка.
- Прошу к столу! – сказал Анатолий Адамович и указал начальнику промрайона на почетное место.
- Нет-нет! – запротестовал Александр Александрович, - Давайте пообедаем в кают-компании, а это от нас никуда не убежит!
- Как?! – удивился капитан.
- Я, - ответил начальник промрайона, - никогда не был на большом автономном траулере! Я почти всю жизнь проходил в море на посольносвежевых траулерах типа «Союз», и поэтому я хочу все тут увидеть своими собственными трезвыми глазами! А вот когда увижу, тогда сядем здесь и будем пить с вами хоть целую неделю, даю вам честное слово! – и, видя, что все присутствующие смотрят на него с явным изумлением и недоверием, добавил, - Боюсь, что у вас водки не хватит, вот сколько будем пить! А сейчас идемте в кают-компанию, хочу все-все посмотреть! – Спорить было бесполезно, все проследовали в кают-компанию. Обед Александру Александровичу понравился, кают-компания тоже и вообще по поводу всего он выражал одобрение и восхищение:
- Если бы у нас раньше были такие суда, сколько бы мы селедки ловили!
- Да вы и без таких судов всю селедку выловили! – напомнил Анатолий Адамович.
- Это точно! – согласился начальник промрайона.
Выйдя из кают-компании, Александр Александрович, решил лично поблагодарить поваров за вкусный обед:
- Вы пока идите в каюту или по другим своим делам, а я к вам потом присоединюсь! – сказал он капитану и пошел на камбуз. На камбузе его ожидала неожиданная встреча:
- Слава! – радостно воскликнул начальник промрайона, увидев пекаря, - Вот это встреча!
- Здравствуйте, Александр Александрович! – ответил скромный пекарь, засмущавшись.
- Значит, вот теперь где работаешь!
- Работаю… - так же скромно ответил пекарь.
- Всем спасибо за вкусный обед! – сказал начальник промрайона и лично каждому, а именно повару Яше, повару Марии и Славе пожал руку. И, выйдя с камбуза, Александр Александрович не пошел в каюту капитана, а поднялся на мостик.
- Здравствуйте! – поприветствовал начальник промрайона Алексея Котова, заступившего на вахту. Алексей ответил таким же приветствием, - Красота! – сказал Александр Александрович, пройдясь по мостику и осмотрев все приборы, - Хорошо вам, молодым, которые только недавно пришли во флот начинать работу на таких судах! – вслух подумал начальник промрайона.
- Хорошо! – согласился Алексей, - Правда, я начинал не на этих!
- А на каких?
- МИ-720 «Пингвин», может, слышали?
- Слышал?! – обрадовался Александр Александрович, - Да я на этом СРТРе пять лет капитаном ходил! Вот еще одна приятная встреча! – засмеялся начальник промрайона, - Всегда приятно встречать своих в море! – философски заметил он.
- То есть я свой? – улыбнувшись, спросил Алексей. Ему было очень приятно услышать такую характеристику от самого начальника промрайона.
- Конечно, свой! Подтвердил Александр Александрович, - Для меня все, кто на «малышах» работал, свои! Вот возьми к примеру Славу –миллионера…
- Какого Славу-миллионера? – переспросил Алексей, - Я, наверное, его не знаю, в море не встречались…
- Да как же не встречались! – снова засмеялся начальник промрайона, - Он у тебя здесь на камбузе работает!
- Слава? – удивился Алексей, - А, понял! Слава-пекарь? Но почему он миллионер?
- О! – сказал Александр Александрович, - Ему эту кличку еще десять лет назад наши матросы дали!
- Как самому бедному на флоте? – попытался догадаться второй помощник.
- Ошибаешься! – поправил Александр Александрович, - Как самому богатому человеку на флоте!
- Слава? – не поверил Алексей.
- У него уже десять лет назад на книжке было более пятидесяти тысяч рубле! – проинформировал начальник промрайона, - Ты даже себе представить не сможешь, но он из всех заработанных в море денег, не истратил не единой копейки!
- Вот это да! – еще больше удивился второй помощник и даже присвистнул от удивления.
- Бывает…, - как-то сокрушенно кивнул головой Александр Александрович, - поэтому у него и личная жизнь не сложилась…
- Да…, - согласился Алексей, - бывает…, - его мысли снова вернулись к полученной от жены телеграмме.
- Ну, я пошел! – сказал начальник промрайона, улыбнулся и подмигнул второму помощнику, - Еще увидимся! – пообещал он, - Поэтому не прощаюсь… Александр Александрович пошел в каюту капитана, зато на мостик поднялся Хасан. Он был хмур и взволнован:
- Только закончили! – доложил он, - Они меня замотали! Но нет худа без добра! Они пообещали, что это была последняя проверка…
- Значит, все в порядке? - внимательно глядя на артельного, спросил Алексей.
- В том-то и дело, что не все! Они пересчитали все консервы, и оказалось, что не хватает пятнадцать банок шпрот и пятнадцать банок тунца. Представляешь? Вчера не хватало только по пять банок. Значит, кто-то сильно любит консервы! – сделал вывод Хасан.
- Почему же они пообещали тебе, что это последняя проверка, если столько всего не хватает?
- Во-первых, по тому, что консервный мастер сказал мне, что для того, чтобы и тебя и меня посадить в тюрьму, этого уже достаточно! – и на удивленный и расстроенный взгляд Алексея, продолжил, - А во-вторых, я купил их!
- Как купил?
- Спросил конкретно, что они любят есть и чего хотят от меня получить?!
- Ну, и что?! – второму помощнику стало интересно: а что любит есть консервный мастер.
- Они попросили сыр! – доложил Хасан, - Я им прямо на месте разрезал головку сыру пополам и дал каждому по половине! Это по килограмму на рыло! Пусть, гады, подавятся! Все! Больше не придут!
- Да, - задумчиво произнес Алексей, - звучит, как приговор.
Когда все расселись вокруг стола, и стаканы были налиты, тост попросили произнести начальника промрайона. Анатолий Адамович был уверен, что тост этот будет поднят за него и это приятно радовало.
- За тебя, капитан! – сказал Александр Александрович, и одним махом опрокинул все содержимое стакана в себя. И все посмотрели на него с удивлением и восхищением, - Смотри, - отправив шпротину в рот, продолжил начальник промрайона, - Кто не выпьет за тебя до дна, тот тебя не уважает!, – и обвел всех насмешливым взглядом, - самого тебя это не касается! – разрешил Александр Александрович. Всем пришлось доказать, что капитана они уважают.
- Через десять дней, - сказал Анатолий Адамович, - я наберу груз. Максимум – через две недели. При такой рыбалке это реально, - сказал капитан, обращаясь к начальнику промрайона и обводя всех критическим взглядом, и на ком он останавливал свой взгляд, тот кивал головой в подтверждение сказанной мысли, - Поэтому, прошу тебя Александр Александрович, забей мне очередь на плавбазу! – На просьбу капитана Александр Александрович усмехнулся:
- При такой рыбалке у всех судов через десять дней, а у кого и раньше, будет полный груз! Поэтому плавбаз на всех не хватит! Улавливаешь? – и посмотрел в глаза Анатолия Адамовича.
- Но ты ведь поможешь!? – капитан верил, что начальник промрайона, расположивший свой штаб на его судне, поможет.
- С плавбазой помогать не буду! – решительно заявил Александр Александрович, - увидев, что все расстроено опустили головы, добавил, - Пойдем в порт «по зеленой»! Выгрузимся у причала и вернемся назад! Только вернешься уже без меня. Мое время на этой путине вышло, а в порту уже ждет замена…
- Так ведь это еще лучше! – закричал обрадованный Анатолий Адамович, - Предлагаю тост за Александра Александровича! Кто не выпьет до дна, тот меня не уважает! – Все дружно закивали головами…
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ СПУСТЯ
Гурий Федорович тщательно брился, критически осматривая себя в зеркале над умывальником, и мурлыкал под нос какой-то мотив. Он уже знал, что ровно через сутки будет дома, и эта весть его радовала. В каюту постучали и, не дожидаясь ответа, вошли. Это были матросы Боб, Феликс и Чума. Чума в руках держал ящик с замороженной мойвой, весь расписанный подписями матросов с рыбфабрики и с палубы. Чума шлепнул ящик на боцманский стол:
- Распишись, Гурий! – сказал он, - Ты один только и не расписался! – Матросы Феликс и Боб, не дожидаясь приглашения, сели на диван и закурили. Боцман не торопясь вытер лицо полотенцем и подошел к ящику, взял фломастер, услужливо протянутый Феликсом и размашисто расписавшись на ящике, произнес вслух:
- Традиции надо уважать! Значит, хотите отнести этот последний ящик капитану?
- Да! – дружно закивали матросы головами.
- Думаете, что по давней традиции он даст вам бутылку водки?
- Да, должен дать! – уверенно забубнили матросы.
- Я не очень вас разочарую, если скажу вам, что у Анатолия Адамовича нет водки? – спросил Гурий Федорович, обведя матросов внимательным взглядом, - Он уже пять дней, как у меня водку занимает! - Матросы молча смотрели на боцмана, ждали, что он еще скажет. Минуту Гурий Федорович молчал, как бы обдумывая свои дальнейшие действия.
- Да! – наконец произнес он, - Традиции надо уважать! – распахнул рундук, выдернул из ящика бутылку водки, протянул ее Феликсу:
- Это вам от капитана! – сказал он, - Анатолий Адамович просил меня лично передать ее вам! – Феликс бережно принял бутылку из рук боцмана:
- Спасибо, Гурий! – сказал он от лица всех матросов, - Мы, собственно, на это и рассчитывали…, - и матросы двинулись к выходу.
- А ящик?! – крикнул им вослед боцман, - Ящик-то заберите, хоть и немного, а все-таки тридцать килограмм готовой продукции! – Чума загреб ящик и вся троица удалилась.
Виктор Викторович сидел в кают-компании, дожидаясь, пока уйдет последний из пришедших на завтрак. Последним был доктор Потапыч, он ел, не торопясь и похоже, быстро уходить не собирался.
- Что у нас с третьим помощником? – спросил старпом, обращаясь к судовому врачу. Тот оторвался от тарелки и посмотрел на Виктора Викторовича:
- Еще не знаю! – сказал доктор, - Мне ведь только что сообщили, что он не вышел на вахту! Сейчас пойду его осмотрю!
- У него высокая температура! – сказал Виктор Викторович, - Это сказал четвертый помощник, который ходил его будить…
- Может, простудился? – пожал плечами Потапыч, - Сейчас я пойду его проверю! – снова заверил он. Из буфетной вышла Светлана Игоревна, подошла к старпому:
- Что-нибудь еще, Виктор Викторович? – спросила она.
- Нет, спасибо! – ответил старпом, продолжая сидеть, в упор разглядывая доктора. Потапыч скосил глаза в сторону Виктора Викторовича и улыбнулся.
- Спасибо! – сказал он, вытер руки и губы салфеткой, медленно встал из-за стола и так же не спеша двинулся к выходу.
- Может, все-таки что-нибудь еще? – снова спросила Светлана Игоревна, когда спина доктора скрылась за углом переборки.
- Завтра придем в Мурманск! – ответил старпом.
- Я знаю! – подтвердила буфетчица.
- Я вас приглашаю куда-нибудь сходить, - решительно проговорил Виктор Викторович.
- Куда, например?
- Например, в кино! – ответил старпом, - А вообще, разве это имеет значение? Просто вместе, понимаете? Вместе!
- Понимаю! – сказала Светлана Игоревна и улыбнулась, - Я согласна…
Первый помощник Михаил Дмитриевич сидел за столом и тяжело вздыхал. Он уже считал себя счастливым тем, что, наконец, вырвался из каюты капитана, сославшись на дела. А дел действительно было невпроворот. Надо было подготовить к приходу в порт все протоколы собраний, рапорта, докладные. И делать все это очень не хотелось. И, когда в каюту постучали, он даже обрадовался, что дела отодвигаются на какое-то время. Зашел Захар Петрович. Наверное, Михаил Дмитриевич его давно не видел, но первому помощнику показалось, что консервный мастер как-то изменился. Он стал еще толще, глаза стали еще краснее, и при этом он почему-то тяжело дышал:
- Я по делу! – сказал консервный мастер и быстро приземлился на стул, - Вот акт последней проверки наличия продуктов в провизионке! – сказал он и протянул первому помощнику бумаги, - Налицо факт хищения! – кивнул консервный мастер головой на вопросительный взгляд Михаила Дмитриевича. Теперь первый помощник задумался. Как он мог забыть предупредить Захара Петровича, что бы тот больше не устраивал никаких проверок! Забыл. Все начисто вылетело из головы с прибытием этого начальника промрайона!
- Хорошо, оставьте! – сказал Михаил Дмитриевич, - Я с этим разберусь!
- Нет! – и Захар Петрович очень проворно загреб свои бумаги со стола первого помощника, - Я сам отнесу их в ОБХСС! Я сам… - и упал со стула, теряя сознание.
- Доктора! – закричал первый помощник.
Когда третий помощник Лева Сметанин позвонил на мостик и сказал, что не может выйти на вахту, старпом приказал четвертому помощнику Грише Орлову заступить на вахту третьего. Но на всякий случай разбудил Алексея Котова, объяснив, в чем дело. Алексей умылся и пошел на камбуз к шеф-повару. Тот сидел и чистил картошку, а второй повар Марий что-то ела, напевая при этом какой-то мотив.
- Ты составил заявку на продукты?! – спросил Алексей, обращаясь к шефу.
- А как же! – подскочила веселая Мария, - Все сделано, Алексей Петрович!
- Где она? – снова спросил второй помощник.
- Вот! – и Мария протянула Алексею листок бумаги, на котором был написан перечень продуктов. Второй помощник быстро пробежался по нему глазами: лук, чеснок, селедка в бочке…
- Хорошо! – сказал он, намереваясь уйти.
- Подождите! – Остановила его Мария, - вы ведь не знаете о главной новости.
- Что за новость? – Алексей перевел взгляд с Марии на Яшу, те оба счастливо улыбались.
- Мы решили пожениться! – сказал повар Яша и покраснел от смущения.
- Надеюсь, на свадьбу пригласите? – второму помощнику передалось веселое настроение поваров.
- Обязательно, Алексей Петрович! – сказала Мария, - После этого рейса!
Алексей зашел к Леве Сметанину, узнать, что с ним стряслось. Третий помощник лежал на кровати, укрывшись одеялом, упершись взглядом в подволок. Его бил озноб. На Алексея он даже не посмотрел. Второй помощник положил ладонь Леве на лоб и от неожиданности отпрянул руку – лоб горел. Наконец третий помощник повернул голову:
- А, - протянул он, - это ты, Алексей? – но ни его слова, ни интонация не выражали никаких чувств или эмоций.
- Это я! - Подтвердил второй помощник.
- Прости меня! – сказал еле слышно Лева.
- За что?
- За все! Я бы хотел как-то искупить… - снова проговорил третий помощник, - открой мой рундук! – Алексей распахнул рундук: три пустых и два полных ящика стояли один над другим:
- Водка?! – удивился второй помощник.
- Водка! – подтвердил Лева, - Забирай себе! Продашь потом по двадцать рублей за бутылку… Деньги ведь и тебе нужны…
- Значит, это ты водку матросам продавал?
- Я! – сознался Лева, - И помполиту всех закладывал тоже я!
- Дурак ты, Лева! – мягко сказал Алексей и захлопнул рундук, - Сейчас я позову врача! – Но в каюту уже не вошел, а влетел доктор Потапыч, одного его взгляда было достаточно, что бы он все понял:
- И у этого то же, что и у консервного мастера! – сказал доктор.
На мостике собрались все штурмана и старший механик, стали ждать доктора. Всех волновал и очень волновал один только вопрос: что случилось с третьим помощником Левой и консервным мастером Захаром Петровичем. От нечего делать, стали разговаривать. Естественно, что за сутки до прихода в Мурманск, все говорили только об этом:
- А у меня снова есть собака! – сказал Петр Афанасьевич, - Бассет! Представляете?! Вчера получил телеграмму от жены, пишет, что купила очень породистого щенка! И знаете, как она его назвала?
- Альф! – догадался Алексей.
- Точно! – подтвердил старший механик, - Пишет: приду встречать тебя вместе с ним! Так я ей успел ответить: не вздумай! Не морозь мне щенка!
- Правильно! – согласился старпом, - Еще не известно, поставят нас сразу к причалу или нет! Может, на рейде задержат…
- Надо придумать что-то такое, что бы сразу поставили! – предложил Гриша.
- А я завтра в кабак иду! – радостно доложил Хасан, поднимаясь на мостик. Но радости его никто не поддержал.
- Догадываемся, с кем ты идешь в кабак! – грустно предположил старпом.
- Правильно! – подтвердил Хасан, - А что такие не веселые?
- Доктора ждем! – ответил Алексей.
- А, слышал… - Хасан все понял и тоже сделал серьезное лицо.
Вслед за Хасаном на мостик поднялся начальник промрайона:
- Мечтаете? – весело спросил он.
- Мечтаем! – кивнули все головами.
- Мельчает народ! – отвечая своим каким-то мыслям, вслух произнес Александр Александрович, но уже не весело, а грустно - Уходят старые моряки, приходят новые, но уже какие-то другие. Не сказать, что хуже, но все равно не такие, какие были раньше! А когда все старики уйдут, кто останется?! – его, похоже, потянуло на философию.
- Думаю, что к тому времени подрастут новые старики, и все будет, как раньше! – предположил Петр Афанасьевич, - Главное, чтобы флотские традиции не изменялись и была бы преемственность поколений!
- Может быть… - согласился Александр Александрович и снова засмеялся, - Да вы не обращайте внимания на мысли старика, продолжайте мечтать! Мы ведь домой идем, а это всегда было у моряков самой большой радостью!
На мостик, наконец, поднялся доктор. Вид у него был серьезный и озабоченный:
- Плохи дела! – сказал Потапыч, - Десять дней назад консервный мастер и третий помощник съели большое количество сыра, - он сделал паузу и обвел всех вопросительным взглядом, - И где они его только достали?!
- Бог послал! – буркнул Хасан, но никто не отреагировал на шутку.
Между тем, доктор продолжил:
- Так вот, сыр является таким продуктом, который закрепляет стул хуже всяких таблеток. Понятно? – спросил он, но все продолжали молчать, - Десять дней они не ходили в туалет! Теперь понятно?!
- Понятно! – за всех ответил Виктор Викторович, - И что делать?!
- У них у обоих очень высокая температура, - доложил судовой врач, - началась интоксикация. Я дал им каждому выпить по стакану касторки, теперь ждем… - тревожно вздохнул он.
- А чего ждем? – снова за всех спросил старпом.
- Они должны опорожниться! – ответил судовой врач, - Это снимет интоксикацию, но создаст другие проблемы…
- Какие? – теперь вопрос задал Гриша Орлов.
- Им предстоит не просто сходить в туалет! – ответил Потапыч, - Им предстоит родить! Да-да! – подтвердил он, - Именно родить через жопу футбольный мяч! А теперь представьте, что этот мяч каменный! – Все представили, и всем стало не по себе… - Виктор Викторович, - попросил доктор, - свяжитесь, пожалуйста, с берегом, скажите им, что бы нас встречала машина скорой помощи на причале…
- Свяжусь! – ответил старпом.
- Оказывается, и придумывать ничего не надо, - заметил старший механик, - сразу поставят к причалу!
- Это точно! – подтвердил начальник промрайона.
ЭПИЛОГ ИЛИ ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
Научно-исследовательское судно «Профессор Полшков» шло полным ходом, держа путь из Киркинесса на Кюросао. На мостике стоял капитан Котов Алексей Петрович и смотрел вдаль на очертания появившихся из-за горизонта кораблей.
- Впереди большая группа рыболовных судов! – доложил третий помощник капитана, - С какой стороны будем обходить группу? – спросил он.
- Нам дали мало времени на переход! – ответил Алексей Петрович, - Каждая минута дорога, поэтому пройдем через группу.
- Но…, - засомневался третий помощник Миша, - давняя пословица гласит: бойся военных моряков и пьяных рыбаков!
- А ты не бойся! – успокоил капитан, - Я ведь с тобой!
- Чего они здесь ловят? – поинтересовался Миша.
- Наверное, мойву…, - ответил Алексей Петрович, - Поставь УКВ на сканирование, посмотрим, на каком канале они ведут переговоры.
- На девятом! – доложил третий помощник. Капитан стал слушать. Вызывая друг друга по названиям судов, моряки обменивались информацией по уловам, заходам рыбы в тралы, по показаниям приборов. При одном из очередных вызовов, капитан вздрогнул и улыбнулся, а потом, дождавшись, когда суда закончат свои переговоры, позвал:
- Сергей Макаревич ответьте Профессору Полшкову!
- На приеме! – ответил большой автономный траулер.
- Простите за беспокойство, - выдохнул в трубку Алексей Петрович, - Не скажете, кто у вас на судне капитан?
- Остроголовый Виктор Викторович! – ответили на том конце.
- А вы не могли бы пригласить его к трубочке? – попросил капитан.
- Он здесь на мосту, - ответили с траулера, - передаем трубку!
- Здравствуй, Виктор Викторович! Тебя побеспокоил капитан научного судна Алексей Котов!
- Алексей! – раздался на том конце радостный голос, - Я о тебе тысячу лет ничего не слышал, с тех самых пор, как ты куда-то перевелся…
- В нефтегеофизику! – подсказал Алексей.
- Здорово! – снова радостно прохрипел динамик, - Так, может, состыкуемся? Бросим на воду катер? Приедешь к нам в гости?!
- Я бы с радостью, да не могу, очень торопимся на контракт с норвежцами!
- Ясно…, - разочарованно вздохнул Виктор Викторович, - Ну тогда хоть расскажи, как у тебя дела?
- Нормально! – ответил Алексей Петрович, - Работаем, нефть и газ ищем! Женился второй раз. Теперь у меня два сына! А у тебя как?
- Тоже все нормально! – рассмеялся Виктор Викторович, - Ты ведь мою Светку помнишь? Ну, буфетчицу нашу Светлану Игоревну?! Так вот: у меня уже двое детей, мальчик и девочка!
- Здорово! – сказал Алексей, - А еще о тех, кто ходил с нами что-нибудь знаешь?
- Знаю, но, может быть, не о всех… После того рейса наш боцман Гурий Федорович еще семь лет проходил в море, кстати, вместе и ходили, а потом он ушел на пенсию, купил с женой дом в деревне под Воронежем, очень любит копаться в огороде. Я иногда к нему летом всем семейством наведываюсь.
- Лева Сметанин и Захар Петрович целый год в больнице провалялись, по три операции перенесли. Мы их там после рейса навещали. А когда Лева из больнице вышел, женился, его жену, кажется, Любой зовут. От кого-то слышал, что теперь у него трое детей и что в море он больше не ходит. Захар Петрович потом какое-то время сторожем на складе работал, теперь на пенсии.
- А как Петр Афанасьевич? – спросил Алексей.
- Собак разводит! У него самый элитный в области собаководческий клуб. Мы иногда перезваниваемся. Недавно предлагал мне щенка бассета, но Светлана отказалась, говорит: куда нам щенок, он нам всех кошек перепугает?!
- А доктор Потапыч?
- Преподает морякам правила оказания первой помощи. Каждой новой группе рассказывает про опасность переедания сыра!
- А Михаил Дмитриевич?
- Три года назад задержала его портовая милиция при выносе с территории порта пяти банок печени трески. Скандал поднимать не стали, тихо отправили на пенсию.
- А капитан Анатолий Адамович?
- А он теперь большой начальник, начальник «Севрыбпромразведки»!
- То-то в магазине мойва пропала! – пошутил Алекесй.
- Зато путассу, хоть завались! – поддержал шутку Виктор Викторович, - Да, еще… Помнишь Славу, пекаря нашего? К сожалению, он умер два года тому назад, царство ему небесное! Как потом оказалось, у него на сберкнижке осталась очень большая сумма денег и все эти деньги, согласно его завещанию, были отданы детскому дому.
- Да! – согласился Алексей, - Царство ему небесное! А тебе – счастливой рыбалки!
- Ну и тебе желаю нефть норвежцам найти! Кстати, скажи, это очень сложно?
- Если честно, то очень! Но не так интересно, как мойву…
- Понимаю!
- Спасибо тебе, Виктор Викторович! – грустно сказал Алексей Петрович, - Жалко расставаться, но не буду тебя больше отвлекать. Может, Бог даст, когда-нибудь увидимся?
- И тебе спасибо! Обязательно увидимся! – уверенно ответил Виктор Викторович, а потом добавил, - Если Бог даст!