Рецензия на книгу «Песнь о моей Мурке» Александра Сидорова
"Газета.ру" 8.10.10 - http://www.gazeta.ru/culture/2010/10/08/a_3426882.shtml
Владимир Цыбульский
В документальной книге «Песнь о моей Мурке» Александра Сидорова история создания блатных хитов «Мурка»», «Гоп со смыком», «Цыпленок жареный» etc. оборачивается историей гражданской войны, ментовской доблести, воровского конформизма и всех сближающего ехидного противостояния власти.
В книге знатока языка и быта блатного мира Александра Сидорова любовь к «муркам» самая искренняя, а критерий ценности текста и мотива один: нет такого русского, который это хоть раз бы не спел. Пусть даже без слуха, голоса и хором. По этому признаку и подобрались в один том исследований хулиганская и недостойная честного вора «Мурка», профессионально воровская «Гоп со смыком», жалостливый «Цыпленок жареный» и разухабистый романс про «Шарабан мой, американку».
Филолог легко отдает «Песнь…» историку, умолчав о качестве рифм и слов. Историк пасует перед бытописателем.
В долговечности приблатненных куплетов прозревается торжество по-детски непорочного материально-телесного низа и карнавальной культуры протеста. Все вместе складывается в историю российско-советского Общества любви к блатной песне длиною дольше века. История взаимоприкладная не более, чем любая другая составленная из примет времени и вневременных примет. Например, история штанов, транспорта или кофе с чаем.
Трансформации песен и отношения к ним во времени Сидоров не касается. В книге вообще очень мало причин и размышлений не в пример фактам. Они срываются вдруг и по самому ничтожному поводу: двух слов в куплете или вопроса автора к себе, публике, тексту достаточно.
Например, был ли у Мурки прототип?
И если двух возможных дам с этим именем в истории советских блатных без натяжки не сыскать, то сродственных им Марусек и Машек хватит на целый мыльный сериал. Всплывает коварная двурушница, одесская жестокая и подлая Дора Явлинская. За ней каторжанка, беглянка, террористка, взрывавшая Ленина с Троцким и Деникина заодно и расстрелянная в конце концов, белыми Мария Никифорова. Вспоминается и сотрудница ленинградского угро Мария Евдокимова, внедренная в бандитское гнездо «Бристоля» в двадцатые… И то, что Мурка была в кожаной тужурке, тянет за собой целую историю чекистских кожанок, с тем чтобы перейти к пародийным вариациям по мотивам приключений героев-челюскинцев с ерническими куплетами, как отзыв на доставшую всех пропаганду:
Шмидт сидит на льдине, словно на малине,
И качает сивой бородой.
Если бы не Мишка, Мишка Водопьянов,
Припухать на льдине нам с тобой!
Есть повод поговорить о перетекании вольного духа блатняка в сатирическое неподконтрольное народное творчество, за участие в исполнении которого люди получали реальные срока.
«Песнь о Мурке» – исследование полновесное, со всеми научными приметами – поиском возможных авторов, с историей и географией, где на звание родины Мурки или дерибасовской пивной претендуют территории от Амура до Ростова, Питера и Одессы. Но все это как бы между прочим, без перебора в ненавязчивом подрагивании ностальгических струн.
Книга Сидорова – она для тех и о тех, кто слушал и пел «мурок» с «шарабном-американкой» в детсаду, дворе, школе и на кухне в шестидесятые-восьмидесятые.
Помимо театрализации исполнения по ходу куплетов исполнитель-слушатель представлял себя и слегка блатным, и слегка героем жестокого романса – песенки содержали некую скрытую правду об истории двадцатых, тридцатых, сороковых. А потом они пережили и выжили из себя реалии, на которых создавались. И вот теперь открываются подробности и детали, представляющие любимый легкомысленный шедевр в ином свете заодно со временем, его создавшим.
Критерий общеизвестности при подборе для исследования столь разножанровых творений гарантирует интерес и некоторое разочарование от недосказанности, недовыбранности темы. В сущности, масштаб событий и потрясений, возникающих в этих заметках, предмету мало соответствует. И сколь ни были бы любопытны подробности о том, что девушка с шарабана-американки и в самом деле бежала из Самары, и звали ее Маша Глебова, и была она любовницей атамана Семенова, а позже замужней и многодетной дамой в городе Париже, никак они не помогут желающему получить ответ на вопрос, почему все же эти куплеты оказались реально столь живучи в столь разных и не похожих друг на друга поколениях в России и за ее пределами.
Исследованием по поводу Сидоров на самом деле задвигает сам повод.
Предмет исчезает в толкованиях обстоятельств появления.
Известность всем, собравшая под обложку слабые стихи, связанные шаблонной мелодией, – единственный ответ на все вопросы без ответа. Как это возможно, чтоб такая мелочь вмещала в себя такую глубину и разнообразие восприятия от звериной эмигрантской тоски в исполнении Дианы Верни до подмеченной автором мелодраматической театральщины пятидесятых, глумливого подтрунивания над болливудской серьезностью блатных страстей в студенчестве восьмидесятых и ресторанного декаданса нулевых.
Подобные вопросы что к песням, что к книге Сидорова – чистейшее занудство. И пусть зануда канает отсюда, а то мы ему пасть порвем и рога поотшибаем. Читать эти истории следует, как слушать и петь то, о чем они написаны. Хором, с восторгом, театральной слезой и лучше б даже вполпьяна…
Александр Сидоров. «Песнь о моей Мурке». М.: ПРОЗАиК, 2010.
ПОСТ СКРИПТУМ АВТОРА.
Довольно странно читать о том, что Сидоров-де не объясняет самого феномена уголовно-арестантской песни, того, отчего её поют до сих пор и почему она столь популярна.
О том, что очерки об уголовно-арестантских песнях "не помогут желающему получить ответ на вопрос, почему все же эти куплеты оказались реально столь живучи в столь разных и не похожих друг на друга поколениях в России и за ее пределами".
Между тем именно этому посвящено практически полностью ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ.
Возможно, Цыбульский приступил к чтению, не утруждая себя тем, чтобы прочесть вступление?
Кроме того, не очень корректно упрекать автора не за то, что он НАПИСАЛ В КНИГЕ, а за то, что хотелось бы прочесть критику. Книга посвящена истории "блатных" песен, а не истории Советской России. Конечно, неплохо бы показать в ней руководящую роль компартии или упомянуть о биографии Ференца Листа. Наверное, это тоже многим интересно. Но в кулинарной книге не учат секретам боевых искусств Шаолиня.
Теперь насчёт того, что автор "Песни" "умолчал о качестве рифм и слов". О том, что собраны "под обложку слабые стихи, связанные шаблонной мелодией".
И опять возникает вопрос: ЧТО ЧИТАЛ КРИТИК?
Понятно, что тексты к блатным песням писал не Пастернак. Хотя "Марсель" сочинил рафинированный филолог Ахилл Левинтон, а "Одесский кичман" - поэт Борис Тимофеев, создавший ряд известнейших романсов. Да и аргентинское танго "Эль Чокло", созданное Анхелем Виллольдо, вряд ли можно назвать "шаблонной мелодией".
Но следует напомнить уважаемому критику, что вообще любой фольклор, переживший века, зачастую не отличается ни изысканной мелодией, ни тем паче отточенными текстами.
"Во поле берёза стояла,
Во поле кудрявая стояла" -
это, прямо скажем, можно назвать "примитивом" и с точки зрения мелодии, и с точки зрения стихов, а уж с глубиной смысла и вовсе швах...
Или "Барыня ты моя, сударыня ты моя", или "Камаринский мужик".
Поются же лучшие блатные песни до сих пор именно потому, что они КРОВНО СВЯЗАНЫ ИМЕННО С НАРОДНОЙ ПЕСНЕЙ. Если уж критик сам этого до сих пор не понял.
Наверное, к этой области народной культуры следует подходить с несколько иными мерками.
Какой смысл Пиросманашвили сравнивать с Рафаэлем или Дега? Это -лукавство, и лукавство дурного тона.
Но нет смысла продолжать спор здесь. Достаточно ясно моя позиция изложена именно в предисловии к "Песни" -
http://proza.ru/2010/10/08/1030