На фото: Владимир Иванович Маслов с двоюродной сестрой Камой (Коммунарой) Александровной Моисеевой. 1954 год.
*****
Тётя Нюра и тётя Дуся (сёстры моей матери)
Тётя Нюра — по мужу Бунаева Анна Егоровна. Вышла замуж за угрюмого, дикого, своенравного человека — Бунаева Николая Ивановича. Прожила с ним всю свою жизнь на бакенах, на Ямышевском перекате. Это километрах в четырёх от села Ямышево ниже по течению, или почти в тридцати километрах от Ермака вверх по течению Иртыша. В молодости очень красивая и голосистая. Часто бывала у нас в гостях. Пели вдвоём с нашей матерью, а иногда им подпевали мужики.
Жили они богато. Он был большой мастер делать кошёвки*. К нему приезжали делать заказы со всей Павлодарской области. Тётка была очень добрая, не был скупым и Бунай (Бунаем Николая звали все родные). Когда приезжал, всех нас оделял деньгами по десять рублей. Ну, мы после, конечно, деньги отдавали матери. Сладкого почти ничего не привозил, да и откуда было взять. Жили в очень глухом месте, но любил он покуражиться. Детей у них не было. Все считали, что это Нюра неспособна родить ребёнка. Когда же она умерла, он женился на другой женщине и, будучи ещё не старым (чуть больше сорока лет), так и не смог обзавестись ребёнком. У второй жены имелось двое детей от первого брака. Вторая жена взяла правление в свои руки, а когда подросли её дети, то стали бить Николая Ивановича. Он приезжал, жаловался матери:
— Нет никакой жизни, замордовали.
— Это тебе Нюрины слёзы отливаются, терпи теперь Николай Иванович, ведь ты был виноват, что у вас не было детей. За что же ты мучил мою сестру? Бог вам всем судья.
Когда умерла тётя Нюра, на похороны поехала наша мать. Вернее, не поехала, а пошла. Приехал сын тёти Дуси Гена Голяшов верхом на Савраске. Обратно Гена ехал опять верхом, а мать шла рядом пешком. Около Чебундинского затона они чуть не сгорели и спаслись чудом. Был сильный ветер, горел камыш. Скорость движения пламени где-то километров десять в час. Убежать невозможно, спрятаться негде. И только чутьё матери подсказало: «Остановись, Гена! Видишь, пламя впереди горит?»
Горение камыша, как правило, не ровным фронтом движется, а в виде отдельных языков. Кое-где сгорает быстрее и движется с большей скоростью. Из-за дыма не только дышать было нечем, но и почти ничего не видно и не слышно. Шум и треск стоял такой силы, что объясняться приходилось с помощью жестов. Впереди неслось что-то красное, чёрное, с треском и шумом. А на них надвигалось несущееся удушающее пламя. И они кинулись в прогорающее пламя. Фронт пламени, движущийся поперёк ветра, был не так опасен, и ширина его была метра три. У Савраски обгорела шерсть на ногах, а маму и племянника спасла кое-какая одежда. Вечером пришли измученные. Утром рано пошли выбирать место, где хоронить. Нашли место на высоком незатопляемом берегу на клубничной гриве, где-то в километре от Иртыша и от дома.
В этом месте пойма Иртыша образовалась очень давно, несколько десятков, а может быть и сотен лет назад, и поэтому земля имела толстый слой чернозёма. Только в этих местах на гривах и росла клубника. Скорее всего, это была земляника, но все называли её у нас клубникой.
Когда уходили, около покойницы никого не оставили, да и оставаться было некому. Дверь закрыли на палочку, которую воткнули в петлю замка.
Выбрали место, стали копать могилу. Женщины говорят Бунаю:
— Помучил ты, Николай Иванович, свою жену. Хорошо, что место подобрали ей такое красивое. Может теперь она отдохнет от тебя. Бог тебя не простит за её муки.
— Ну, ладно, вы тут поговорите без меня, а мне надо пойти гроб доделать.
Повернулся и пошёл в сторону дома. Дом был небольшой, состоящий из двух комнат и сеней коридорного типа, то есть, двери шли одна за другой по прямой линии. Все двери комнат были открыты, и только дверь в сени закрыта на палочку. Рядом с домом шли дворовые постройки и заканчивались столярной мастерской и баней. Гена с матерью и тёткой остались рыть могилу, а Николай Иванович шёл домой, и на душе его было тяжело: в мыслях пробегала вся его жизнь. «И зачем только я обижал Нюру всю жизнь? Ведь такая она была безропотная, такая работящая, и в счастливые минуты, и в невезенье таких, как она, в жизни встретить трудно. И в самом деле, плохой, видно, я человек, и Бог мне не простит. Пойду сейчас, зайду к Нюре, попрошу у неё прощения и поплачу, пока некого нет».
С этими мыслями Бунай подошёл к дверям сеней и уже хотел взяться за палочку, чтобы открыть дверь, как услышал, что по комнате кто-то идёт. Глаза его замерли, глядя в одну точку на петлю для замка с контрольной палочкой. «В доме никого не должно бать, кроме покойницы!». Уши вытянулись, нижняя губа начала отвисать, по лицу разлилась бледность. В испуге подумал: «Нюра поднялась!». В это время кто-то за дверью стукнул, Бунай отскочил и был уже на грани потери сознания. Вдруг что-то завыло и ударило в дверь ещё раз. Палочка не выдержала, сломалась, дверь распахнулась, и двухметровый кобель, овчарка, кинулся на грудь хозяину. Бунай упал. Около часа его тошнило и рвало, но услужливый пёс аккуратно облизывал ему лицо, и следов тошноты не осталось. Когда же пришли женщины, чтобы заканчивать похоронный обряд, он медленно вышел из столярной мастерской бледный, как полотно. Сказал только: «Та-та-та-там всё!», указывая рукой на столярную мастерскую. Пошёл, лёг под салкын** и долго лежал с вытаращенными глазами, глядя в потолок. В этот день он больше ничего не говорил. При разговоре Бунай и раньше заикался, но после этого случая стал заикаться сильнее. Иногда было трудно понять его.
Похоронили Анну, поставили крест, и место стало зарастать. Рядом была похоронена и сестра её, Евдокия, мать Геннадия и Камы Голяшевых.
Тётя Дуся, Евдокия Егоровна Голяшова по мужу, была самой красивой из сестёр. Строгий профиль лица, прямой нос. Кипенно-белое лицо без каких-либо изъянов, к тому же мягкий бархатный голос. Училась в школе классов где-то до семи и против остальных братьев и сестёр, совершенно не имеющих образования или окончивших по одному классу, выглядела образованной и интеллигентной. Примерно в 1928 году вышла замуж за Голяшова Александра Михайловича, который был родом из Ямышева. Муж её тоже имел какое-то образование, был партийным. Работал на руководящей работе в совхозе в селе Черноярском (под Павлодаром), был председателем совхоза. Ещё до войны, пытаясь спасти скот от падежа, пошёл на какие-то нарушения, за что был осуждён. Когда началась война, был одним из первых добровольцев. Погиб в 1944 году в Белоруссии под Оршей. У них родилось двое детей: Гена (1930 года рождения, мой однолеток) и Кама (Коммунара — такие имена было модно давать своим детям — родилась до войны - в 1935 году). Гена окончил пять классов. После гибели отца, Гена стал работать вместе с Бунаевым на бакенах. К ним переехала и тётя Дуся сразу же вначале войны.
Последние годы своей жизни тётя Дуся работала лесником. Участки глухие, ездить приходилось много. Беспрерывно простывала и умерла от туберкулёза лёгких. Перед смертью Евдокия уже не могла ходить, её возили на коляске. Умерла она весной, в ледоход, из-за ледохода её не смогли похоронить на общем кладбище, поэтому могилка у неё почти одинокая, рядом только могилка её сестры Анны. Умер и Бунай.
Гена после смерти матери некоторое время жил в семье Марии Ивановны Якименко, моей старшей сестры. Михаил Иосифович, её муж, работал заведующим нефтебазой в Ермаке, а после - у нас на бакенах. Геннадий, повзрослев, поехал к дяде в Ямышево, там в 1951 году женился на Марии. В 1952 году у них родилась дочь Галина. В 1955 году Мария умерла. Вскоре Геннадий познакомился с Екатериной, по национальности немкой. У них родилось ещё семь детей - Зинаида (1957), Надежда (1958), Александр (1960), Александра (1962), Владимир (1965), Екатерина (1970) и Наталья (1975). Сам Геннадий слыл незаурядным мастером столярных дел (краснодеревщик). Умер в 1989 году. После смерти Геннадия Екатерина уехала в Германию. С ней уехало несколько детей (Надежда, Александр, Владимир и Наталья).
Кама с тётей Паной жили в Ермаке. Кама закончила педтехникум и заочно пединститут, работала учителем биологии. Вышла замуж за шофёра Геннадия Моисеева. Родила двух детей — Олега (1957) и Леонида (1959). После развода с Моисеевым, детей воспитывала сама. Когда дети выросли, Кама Александровна некоторое время жила у старшего сына Олега в Новосибирске. Когда у Олега в 1983 году умерла жена Нина (от рака), Кама с внуком Мишей уехала в Ермак и там его воспитывала. Второй сын Камы, Леонид, был женат на Татьяне, имел двух детей (Наташу и Иру). В восьмидесятых годах уехал работать на север Тюменской области, работал слесарем по вентиляции в Лабытнангах. С первой семьёй жизнь не сложилась, какова сейчас его жизнь — неизвестно***. А Кама Александровна в Ермаке вышла на пенсию, по-прежнему воспитывала внука, в связи с этим имела материальные затруднения (приходилось на местном базарчике приторговывать пирожками). Уже на пенсии заинтересовалась парапсихологией****.
***
Притча о Каме
Мать поехала в Павлодар в больницу с воспалением лёгких. Лечилась или не лечилась, но встретила свою сестру Дусю (Евдокию). Та приехала в Павлодар делать аборт. Не виделись сёстры лет семь, обрадовались друг другу. «Поехали, Ульяна, ко мне в Черноярку, посмотришь, как мы счастливо живём». Мать бросила лечиться, а Дуся, не сделав аборт, вернулась домой. Мать погостила с неделю у Голяшовых и вернулась домой, а Дуся так и не поехала в Павлодар. После родилась Кама.
***
_________________
*Кошёвка (кошева)— широкие и глубокие сани с высоким задком.
** Салкын (каз.) — навес, тень, прохлада.
*** В 2009 году Леонид купил квартиру в Тюмени и живёт там с женой Ириной. Работает начальником участка на предприятии, связанным с вентиляционным производством (примечание Леонида Маслова).
**** Прошли годы. в 2003 году внук Миша выучился на юриста и живёт и работает в Новосибирске. Пока не женат. Кама (Коммунара) Александровна в 2008 году продала в Ермаке свою квартиру и, взяв российское гражданство, переехала жить к Мише в Новосибирск. В Новосибирске живёт и старший её сын (отец Миши) - Олег. У Коммунары есть страница на Прозе.ру: http://www.proza.ru/avtor/kama35 (прим. Л.М.)
***