Ранний дневник 40 Больница. И. Нагишкин. Загорск

Галина Ларская
Ранний дневник 40 Больница. И. Нагишкин. Загорск

    Из дневников давних лет

эпиграф Ивана Алексеевича Бунина, цитирую по памяти: "Самое интересное - это дневники, остальное - чепуха."

1976 год

Я в больнице, у меня были обморочные состояния

То дерево, на котором был распят Христос, как оно выдержало эту муку? Мысль о том, что Богу всё открыто, и Он пронизывает Собой всё творение, потрясла меня.
И писать об этом невозможно.

5 октября 1976 г. Андрею снился сон, что я поправилась.

6 октября. Звонки друзьям на меня плохо действуют. Значит, рано. Мой врач мне велел есть мясо, я его не ем. Долго смотрела на котлету, вечером съела её. Не моя еда.

Читаю мало, память плохая. Рассказывала соседкам по палате о Пушкине, была удивлена своим косноязычием. На душе хорошо.

7 октября. Врач мой говорит о своём практицизме, скепсисе, йогов он считает бездельниками. Отец В. молится обо мне в храме.

У меня в течение дня было 7 человек: папа, Лариса Танаева, Ольга Моисеевна Грудцова-Наппельбаум, Юля Татарченко, Лина, Лариса Акимова, жена моего брата Германа Марина Маркова.

9 октября. 11 лет со дня моего крещения. Обещал придти Андрей, не пришёл. Я гуляла одна, терзалась от невыносимых мыслей. Нет сил нести грусть.

Разговоры в палате становятся всё ужасней и вульгарней. Врач, которого я встретила в коридоре, дал мне совет: «Не копайтесь в себе, копайтесь в других,  наблюдайте...»

Хочу научиться играть на лютне, клавесине, органе.

Откуда во мне сходство с Клеопатрой, с доньей Жуанитой? Клеопатра не была красива.

Невозможно проститься с надеждой. Я - только половина. Моё страдание уменьшится, если я встречу своё второе «я». Вот моя неутомимая жажда.
 
Те, которые сейчас убивают меня непристойными рассказами, когда-нибудь будут изумлять своей святостью, добротой, чистотой, мудростью. Но пока огромный мир творчества для них закрыт, мир сужен до мелкого быта, еды, дремания. В этом есть нечто трагическое. Это взрослые дети, в которых мысль замерла, не развившись. Здесь в больнице надо держать язык за зубами. Мой народ меня не поймет.

10 октября. Приходили Лида Савченко, Лариса Карпова, Лина. Мой врач сказал: «Вам не надо заниматься самоуничижением».  «Я этим не занимаюсь», - ответила я.

«Ты боишься жизни», - сказала мне Лина. Всё время во мне что-то меняется. Моя болезнь началась давно, она обострилась 2 сентября от равнодушия Андрея, от его холодного тона.

11 октября. Есть тайные трагедии в человеке. Медицина их отчасти угадывает. Мой врач говорит, что мне надо было жить в 17 веке. «Я согласна и на 19 век», - сказала я. Он называет себя циником. Он говорит, что друзья бросят. Он говорил о печальной участи героев Золя и Стендаля. «Я - антихрист», - сказал он о себе.

Я рассказала ему о владыке Антонии Блуме, он и психиатр был, и хирург. «Мне жаль его», - сказал Владимир Степанович. «А мне жаль Вас», - сказала я. В конце разговора он извинился по-английски.

Как грустно после разговора с ним. «У меня часто меняется настроение. Что это?», - спросила я врача. «Это неврастения», - был ответ. «Вы живёте внутренней жизнью», - чуть ли не с осуждением сказал врач.

Я умру без Андрея, я не поправлюсь без него.

Долго говорили по телефону с Екатериной  Николаевной, мамой Андрея. Она сказала, что надо рожать детей. «Женщина должна быть пассивна, должна ждать», - заметила я. «Должна брать», - сказала она. Андрей работает, лёжа на диване, не гуляет,  спорт его не интересует.

Приходила ко мне Валя Акимова. У неё прекрасное лицо, глаза чисты, как у ребёнка.
 
Моцарта, Пушкина, Цветаеву унижали. Что же ты ропчешь, что тебя унижают?

Валя сказала, что я очень красивая, что я высказываю мысли для неё новые, что я человек духовный.

Мне колют инсулин, чтобы у меня появился аппетит. (такое было в те годы лечение нервов и сосудов...) Я безумно страдаю в это время, теряю сознание. Зачем меня так терзают?

Наверное врачи, входя в палату к больным, начинают играть, испытывая смущение.

Я сказала Вале А., что моё тщеславие – протест против тех унижений, которых было много в моей жизни.

Мне хотелось бы долго жить. Жизнь изумляет меня. Мне хотелось бы найти на земле радость. Я хочу обрести семью.

12 октября. «Я о Вас соскучилась», - сказала я врачу. «Так говорить врачу нельзя», - сказал он. Я говорила с ним свободно, смеялась даже. Он сказал, что души у человека нет. «Где она душа – в пятке?» И добавил: «Мы с Вами не поймём друг друга». Я ответила: «Я это вчера поняла».

Папа сказал мне: «Мы мало чтим Некрасова и плохо его знаем». Блок писал в дневнике: «Мистика – пустота. Религия – стояние на страже».

13 октября. «Писателем Вы не будете. Вас не будут печатать из-за Вашего пессимизма... Вы дилетант», - сказал мне врач.

Он не щадит меня, он отрицает религию. «У нас с Вами нет ничего общего», - говорит он. «Скепсис врачей является самозащитой...?», - не успела спросить я.  «От населения», - подхватил он. «Купите себе трёхтомник по медицине и изучайте человеческое мясо», - сказал он. Ещё он сказал, что упование имеют только убогие люди, на что я ответила: «Я могу Вам назвать массу знаменитых имён, которые тоже имели упование». «Что мне до них?», - возразил он.

14 октября. У меня бывают тончайшие интересные мысли, но они посетили меня в темноте, я не могла их записать и забыла.

Я встретила Инну Витальевну, того врача, которая устроила меня в больницу благодаря хлопотам Наташи Диваковой. «Вам надо скорее выходить замуж», - сказала она. Такое же мнение и у моего врача. Они оба говорили это Наташе.

Меня убивает одиночество, меня пугает брак. Если бы я могла быть ангелом.
 
Юля говорит мне: «Не изменяй изяществу своей речи».

Андрей пошёл на день рождения Миши. Стоит ли соединять свою жизнь с человеком,  для которого я на одиннадцатом месте? Мне больно, не этого я хочу.

Я звонила Марине Винецкой, сказала, что мне ужасно грустно. «А может быть, ты сейчас кому-нибудь помогаешь?», - сказала она. Я согласна терпеть эту тоску, но я так слепну от неё, что теряю разум.

Андрей замёрзший, заколдованный мальчик. Я – Герда. Растопится ли сердце Кая в этой реальной жизни? Разве я виновата перед ним?

15 октября. Господи, мне не должно быть дела до моего будущего. Оно – у Тебя.

Я долго говорила по телефону с Наташей, пожаловалась на Андрея. Она сказала: «Все мужчины одинаковы. У них нет женской нежности, глубины, способности к самопожертвованию».

Родины у нас нет, её убили. Народ пьющий, это уже народ протестующий. Крест очень тяжел, мы задыхаемся. Но нам дал его Христос. Имеем ли мы право отклонить его?

Почему мне так хочется сказки и красоты?

16 октября. Господи, дай мне красивую душу. Андрей не был у меня 12 дней.

20 октября. Вот и конец пытке. Всё разрешилось. Пришёл Игорь Нагишкин и сказал: «Андрей никогда на тебе не женится». «Что же делать, я погибну», - первое, что сказала я.

Я стала благодарить Бога за это известие. 15 октября Игорь говорил с А., А. сказал Игорю, что не любит меня такой любовью, какой я его люблю, что он много думал и решил, что мне надо сказать правду, чтобы у меня не было никаких иллюзий. «А сказки никакой не будет?», - спросила я Игоря. «Какие сказки, жизнь так серьезна», - ответил он.

Я боюсь сойти с ума.

21 октября. Ещё глубже Ты смиряешь меня и из земных драгоценностей самую драгоценную отнимаешь. Надежды больше нет, мечты нет. Есть реальность: половину моей души у меня отняли. Как Игорь не подумал, что я ещё больна, нахожусь в больнице, страдаю, зачем он поспешил с этой вестью? День прошёл в слезах.

22 октября, 23 октября...

24 октября. Меня выписали из больницы. Я узнала, что А. не уполномочивал Игоря говорить со мной, он просто доверил Игорю своё отношение ко мне, сказав: «Ну, ты сам подумай, помолись». «Галя ценит отношения с тобой и не хочет их порывать».  А. согласился с тем, что всё должно остаться, как было.

Игорь был у меня весь день. «Я веду себя ужасно?», - спросил он. «Ты ведёшь себя прекрасно, ты творишь волю Божию», - сказала я. «С тобой хорошо, в твоей комнате очень хорошо. Ты любишь свой дом?». – спросил Игорь. «У меня нет дома, мой дом везде, мой дом - Бог», - ответила я. Ещё он сказал: «Ты хочешь покоя, а я пью его с твоего лица уже 5 часов". Почему я такой счастливый, мне очень хорошо».  Я: «Это для того,  чтобы ты раздавал счастье другим». Игорь: «Почему же ты не берёшь у меня?» Я: «Сегодня я уже взяла, и мне стало легче».

Мы молились друг о друге. Игорь сказал: «Ты здорова, ты исцелена. Здоровье – это пребывание в Боге. Мы молимся Духом Святым, значит с тобою Бог. Даже твоя богооставленность свидетельствует о том, что Бог с тобой, потому что те, кто живут без Него не знают, что такое богооставленность».

Игорь сказал Андрею: «Я передал Гале то, о чём ты просил меня». Андрей ответил: «Я тебя не просил». Когда пришёл Игорь, кто-то тяжелый впился в мою душу и мучил её.

Внешне мы с Андреем не ссорились и не прощались. Почему он сам не поговорил со мной? Игорь опередил его? С какой целью?

Володя Литвяк из Ленинграда прислал прекрасное письмо, он очень глубокий и умный человек. Я его люблю.

25 октября. Марина Винецкая почувствовала, что она оставлена отцом Владимиром, но не оставлена Богом.

Я не умею управлять своей неистовой природой, своей пылкой душой.

27 октября. Сон: два мнимых мертвеца: мужчина и женщина. Они прикидываются мёртвыми. Вокруг много людей. Я выбираю себе больничную рубаху. Полина сказала,  что этот сон про меня, пугаться его не надо.

Мне предлагают жениха Сашу, меня потрясает мысль о том, что я могу выйти замуж не за Андрея. Открылась рана в душе. У меня очень сильная душевно-духовная связь с А. Во мне ещё сильна надежда, и я жду его.

29 октября. Спрашиваю себя утром: «Какая есть на свете радость? Отвечаю: «Христос и Божия Матерь». Дай мне покой, Господи. Жизнь так печальна, что смерть почти перестала меня пугать.

1 ноября. Марина В. говорит мне: «Оставь надежду. Пушкин в стихах к Чаадаеву называл себя страдальцем утомлённым».

Три моих подруги видели сон о том, что я выхожу замуж.

Письмо Андрею: «Откуда в тебе эта страшная тоска и желание умереть? Почему мне невыносимо больно, когда люди говорят, что мы не будем вместе? Что знают люди? Разве они любят тебя так, как я? Слёзы Богородицы могли бы растопить лёд твоей души, а я не умею так плакать». Не послала, конечно. Люди учат меня играть с Андреем, я не смогу.

2 ноября. Какие мы были страстные в 15, 16 лет, какие неистовые, какой романтизм в нас трепетал.

3 ноября. Дважды за эти дни я звонила Андрея. Во второй раз он выразил желание встретиться втроём, с Игорем. Голос у него был робкий, осторожный. Он передал привет Герману.

Наши настроения непостоянны, наши чувства обманчивы.

«Внутренний мир наш интересен не многим». (Грин Александр)

7 ноября. Загорск. Гуляла в поле недалеко от дома Алёны Майданович. Любовалась жёлтыми травами. И каждый стебель мыслью о Тебе пронизан. Разговаривала с мальчиком Федей Трубецким. Дети не знают, что такое грусть, они сравнивают её со скукой. Я не помню, чтобы я скучала в детстве. Как редко в сердце горит огонь любви христианской, как долго надо трудиться, чтобы огонь этот был постоянным.

10 ноября. В поезде по дороге в Москву напротив меня сел мужчина с красивым лицом. Я так впечатлительна и таким воображением обладаю, что мне опасно смотреть на подобные лица. Садилась я в поезд с ощущением парализованности в чувствах и мыслях, наблюдения за людьми этот паралич сняли.

Нет, я не хочу, чтобы мои дети жили в этом мире. Пусть они живут только в моих мечтах.

11 ноября. Все люди ищут наслаждений – одни более изысканных, другие более примитивных. Кто ищет страданий? Только святые, очевидно, некоторые из них.  Остальные ищут удовольствий, которые приводят к страданиям.

Мысли о разлуке с А. невыносимы. Он мне не звонит. Какая жестокость. Играла полтора часа на фортепьяно. Шопен тоже поёт о любви, а я опять не знаю, что это такое. В полноте чувств я живу обычно вечером.

Андрей, ты окончательно меня бросил. Я была твоим растением, цветком, твоим ребёнком. Господь меня от тебя оторвал. Или демоны? Что ты плачешь, Галя, ты хотела исполнить волю своего Царя, вот она – исполняй.

Моя будущая жизнь скрыта от меня непроницаемой стеной. Только смерть моя кажется мне более зримой. Я должна умереть тихой спокойной смертью, благословляя час своей кончины.

Мой неистощимый романтизм скрашивает мою серую жизнь. Представляю себе, что люди - барашки в коробке, нарисованной Экзюпери. Более того, в каждом из них Моцарт,  и они о том не ведают.

Сказки и стихи, и детские песни – я хочу их писать, но Музы нет в мох руках.  Гуляя в поле, я воображала себя странником.

Где взять человека, который полюбит меня? Во мне пылает огонь. Даже холод,  который мучит меня временами - следствие отступления огня.
 
Какое наслаждение,  наверное,  испытывал Пушкин в минуты вдохновения.