(документальная повесть)
Терпеливо собирайте
свидетельства о тех, кто погиб
за себя и за вас …
Юлиус Фучик
ПРОЛОГ
Февраль 1918 года был лютым. Седая зима свирепела, сея вокруг холод. Мороз крепчал с каждым днём, да так, что в садах потрескивали деревья. Над маленьким городком Тюри воздух был почти недвижим.
В это время в одном из домов этого небольшого городка, над которым чуть шевелясь подымались прямые султаны дыма, раздался крик новорождённой девочки. Звонкий детский голос заглушался голосом канонады, слышавшимся уже за городом. Последний месяц зимы был и последним месяцем Советской власти. Эти три зимних месяца были самыми тёплыми днями для многих эстонцев.
В натопленной комнате, у постели жены, опустив голову и крепко стиснув кулаки, сидел мужчина в железнодорожном кителе. Молодая женщина, открыв глаза, слабо улыбнулась мужчине и протянула ему из-под одеяла руку. Слабые пальцы были горячими и нежными.
— Феликс, что за гром такой вдруг?
— Не гром это, Мариюшка, — тяжело вздохнув и припав губами к ладони жены, отозвался мужчина. — Это большая беда к нам идёт. Немцы уже оккупировали Таллин. Наводят старые порядки. Всюду мстят рабочим. Говорят, железнодорожников в Мыйзакюла согнали в вагоноремонтную мастерскую и по списку арестовали всех активных рабочих. В этот же день под конвоем отправили в Рижскую тюрьму. Не дают они нам по-человечески жить.
— Значит, конец всем нашим мечтам? Снова служанкой в имение? Как мне всё это надоело, Феликс! Думала, может нашей девочке достанется счастливая жизнь, но, видимо, всем нам на роду написано жить в бедноте.
— Успокойся, родная. Девочке достанется жизнь хорошая. Ведь родила-то ты её при Советской власти. Немцы долго не продержатся, мы уже знаем твёрдо, с кем нам сподручнее быть.
Успокаивая жену, Феликс Тарраск знал, что время это непременно наступит, но придёт оно не само по себе, как зима или лето, — впереди предстоит большая и жестокая борьба.
I.
На улице бушевала метель. По заснеженному и безлюдному тротуару шла девушка. Зло поскрипывал под ногами снег. Ветер хлестал острыми кристалликами снега по лицу. Не пригибаясь перед свистевшим ветром, который напирал на неё, девушка шла вперёд, ощущая себя сильнее этой стихии. Она чувствовала веру в себя и свои силы, и это было изумительным чувством.
В клубе рабочего союза по улице Суур-Пярну шло выездное заседание бюро Ярвамаского УКОМа комсомола. В комнате, где собирались комсомольцы, было жарко, только слышно было, как замёрзший ветер бился в окно.
Открыл заседание первый секретарь УКОМа комсомола Арвид Вильт.
— Сегодня мы, товарищи, принимаем в свои ряды железнодорожницу Ильзе Тарраск.
Секретарь повернул голову в сторону девушки и приветливо ей улыбнулся. Разом пропала растерянность, со щёк спала предательская краска. Появилось такое ощущение, словно изнутри рвалась наружу душа. Хотелось самой взлететь ввысь и в бескрайности парить.
— Расскажите нам, пожалуйста, свою биографию.
Ильзе никак не могла подобрать для начала слов. Хотелось начать с чего-то необыкновенно красивого, но получилось буднично.
— Я родилась… — с трудом начала она, — в рабочей семье. Когда мне было девять лет, мама тяжело заболела корью и вскоре умерла. Училась я хорошо, но это продолжалось недолго. На дальнейшую учёбу денег не было, и, закончив шесть классов, мне приходилось летом батрачить у кулаков на полевых работах, а осенью я уезжала в Таллин в надежде найти работу. Но там ждала нищета, голод.
21 июня, собираясь домой, я в Таллине на площади Свободы примкнула к демонстрации. Заняв здание правительства на Вышгороде, мы водрузили на башне «Длинный Герман» революционный красный флаг. Это были горячие дни. На следующий день в родном городе Тюри я уже участвовала в митинге. Так уж получилось, что я оказалась в колонне железнодорожников и познакомилась там со многими интересными людьми. Они мне и предложили пойти работать ученицей оператора на станцию. Работа мне понравилась, и я нисколько не жалею, что стала, как и отец, железнодорожником.
Ильзе растерянно замолчала и, словно ожидая поддержки секретаря, взглянула на него.
— Какая обстановка на станции? Как относятся железнодорожники к новой власти? — спросила девушка, сидящая рядом с секретарём.
Ильзе откинула за спину косу, еле заметно повела плечами. В глазах на мгновенье появилась растерянность.
— Сейчас у нас меняется старая система использования кадров. Раньше рабочих использовали годами подённо. Кто хоть и робко боролся за свои права, того предпочитали не зачислять в штат, чтобы в удобное время уволить. Но с приходом Советской власти всех подёнщиков зачислили в штат. Это создало у всех веру в новую власть. Вот, например, мой отец почти двадцать лет проработал помощником машиниста. Перед начальством спину не гнул, поэтому и просидел в помощниках столько лет, хотя знаний у него достаточно. Теперь он машинист. С товарищами интересуется работой машинистов в Советском Союзе. Прослышали о движении тяжеловесников, хотят попробовать и у себя водить такие поезда. Так что впереди у них много дел. Мне кажется, что железнодорожники самые надёжные люди у Советской власти.
Арвид Вильт встал, опёрся ладонями о стол, оглядывая всех присутствующих.
— Ну как, товарищи, кажется, всё ясно. Думаю, возражений не будет против приёма Ильзе Тарраск в комсомол?
II.
Перед первомайскими праздниками Ильзе вызвал начальник милиции. В кабинете сидела незнакомая девушка. Ильзе растерянно взглянула на неё.
— Меня зовут Лонни, — девушка встала и протянула Ильзе руку.
— Вам, девушки, поручается ответственное комсомольское поручение, — сказал начальник. — Канун праздника. До сих пор в городе ничего особенного не случалось, но осторожность не помешает. На всякий случай выдадим вам оружие. Но использовать его нужно будет лишь при крайней необходимости. Стрелять умеете?
Девушки переглянулись и дружно кивнули головами.
…Улица Вильянди. Девушки несколько раз прошлись по ней, так и не заметив ничего подозрительного. Неожиданно Ильзе остановилась, крепко схватив подругу за руку. Метрах в пятидесяти у дощатого забора неизвестный мужчина срывал красное полотнище.
— Надо его задержать, — шёпотом предложила Ильзе.
— Нет, я боюсь. Смотри, у него в руках железяка. Такой убьёт и глазом не моргнёт, — отозвалась Лонни.
— У нас же оружие, — напомнила ей Ильзе.
— Я не умею стрелять, — призналась девушка.
— Ладно, иди назад и сообщи в милицию. А я его постараюсь задержать, — твёрдо решила Ильзе и шагнула в темноту.
Услышав за спиной шаги, незнакомец обернулся. Увидев девушку, он хотел улыбнуться, но заметил направленный на него револьвер, сжал зубы. В левой руке он держал короткий металлический крюк.
— Брось крюк, гад! — приказала Ильзе. Мужчина разжал руку. Крюк ударился о камень, угрожающе звякнув.
— Теперь шагай, в милиции разберёмся, кто ты такой.
Ильзе отступила на шаг, пропустив его мимо себя.
Вдруг она почувствовала крепкий удар по голове сзади и отлетела в сторону. Бандиты подошли к ней и ударом сапога перевернули на спину.
— Готова, — пробасил один и, подобрав револьвер, скрылся в темноте.
Ильзе очнулась на следующий день в больнице. Открыв глаза, она облизнула потрескавшиеся губы. Увидев сидящую рядом Лонни, попросила пить и снова провалилась в пустоту.
Ильзе пролежала больше месяца. Каждый день за ней ухаживала новая подруга.
«Не было в Тюри, наверное, ни одной книги, представляющей хоть небольшой интерес, которые она бы не прочла. Она часто говорила мне: «Хочу всё знать».
(Из воспоминаний подруги Ильзе — Лонни Лииза).
Навещал Ильзе в больнице и начальник милиции.
— Ты запомнила этого бандита? — однажды спросил он.
— Его лицо я никогда не забуду!
— Мы его обязательно найдём. — Начальник милиции вынул из кармана два розовых билета. — Мы решили вас на праздник отправить в Таллин. Будете представлять нашу организацию. Ленинградским поездом из Москвы приезжает ансамбль Центрального Дома железнодорожников под руководством Покраса. Могу ещё сказать по секрету — завтра тебя, Ильзе, выпишут.
…В воскресенье Ильзе встала раньше обычного. Из сада в открытую форточку пробивались пьянящие запахи черёмухи. Вчера была гроза, и весь сад был какой-то посеребрённый.
Городок ещё спал, когда девушки первым поездом выехали в Таллин. Празднично и радостно было у них на душе. Но на праздничный концерт они не попали. В этот день началась война.
III.
Группа армий «Север» из отборных гитлеровский частей рвалась к Ленинграду. Части Красной Армии заняли позиции в самом центре Эстонии — в Тюри. Родному городу угрожала опасность. И Ильзе Тарраск пришла в военкомат. Протянула заявление. Военком, не читая, сказал:
— Не женское это дело воевать, дочка. Иди домой, мы уж как-нибудь сами справимся.
Ильзе домой не пошла. Через несколько минут она сидела в кабинете секретаря укома комсомола. Арвид Вильт прочитал заявление и положил его в папку.
— Как ты посмотришь, если мы рекомендуем тебя в истребительный батальон разведчицей? Ты хорошо знаешь языки. Подумай!
— Некогда думать, товарищ секретарь. Надо бить фашистов.
— Вот бить-то тебе и не придётся. Мало того: если немцы войдут в Тюри, тебе нужно остаться в городе. Партизанам нужен здесь надёжный человек.
— Раз так надо, жизни не пожалею, — решительно ответила Ильзе, глядя прямо в глаза секретарю.
В тот же день она была зачислена в истребительный батальон, которым командовал коммунист Адо Кинг. Первое время участвовала в патрулировании улиц. Однажды из-за поворота, поднимая тучи пыли, вылетела телега. Рабочий бумажной фабрики Эльмар Лойге, узнав девушку, резко осадил лошадь.
— Прыгай в телегу, по дороге объясню!
Ильзе быстро вскочила в повозку.
— Что случилось?
— Через несколько минут со станции должен отойти поезд с эвакуированными, — кричал Лойге. — А бандиты около Кулу устроили засаду.
На перрон выскочили в тот момент, когда дежурный уже дал сигнал к отправлению.
— Беги! Вели остановить поезд! — распорядилась разведчица. — А я найду командира бронепоезда.
В сущности это был не бронепоезд, а просто состав из двух классных вагонов и нескольких платформ, на которых взамен брони были штабелями уложены мешки с песком. Командовал этой крепостью на колёсах майор А. Беляев. В несколько минут пассажирский поезд с людьми осадили в тупик, а бронепоезд двинулся в путь. С его бойцами отправилась и Ильзе.
Бандитов заметили метров за двести. Засада была простой. Повалив на рельсы дерево, они ожидали поезд, спрятавшись за насыпью.
Схватка была короткой. Девушка вдруг увидела, как из-за кустов выскочил мужчина и, петляя, бросился к лесу. Ильзе рассмотрела его лицо и сразу узнала. Вспомнился длинный дощатый забор, изорванное красное полотнище и звонкий стук железа о камень. Она выстрелила, и бандит, взмахнув руками, повалился на землю. Девушка соскочила с платформы и побежала к сражённому врагу. Во внутреннем кармане его пиджака обнаружила свой старенький пистолет.
IV.
Враг яростно рвался к Тюри, стремясь захватить важное в стратегическом отношении шоссе и узел узкоколейной дороги. Город содрогался от взрывов, окутываясь серо-жёлтой пеленой дыма. Истребительный батальон вместе с частями Красной Армии оборонял юго-восточную часть городка. Соседний город Вильянди был уже в руках фашистов. В районе его гитлеровцы сосредотачивали свежие силы. Защитникам Тюри срочно нужны были сведения о противнике. В разведку пошла Ильзе Тарраск.
В Вильянди девушка остановилась у одинокой женщины на окраине города. Дом её стоял у дороги, из окна хорошо просматривалось всё вокруг. Боеприпасы и пополнение фашисты перебрасывали по ночам. Машины шли с большими интервалами и с потушенными фарами. Но Ильзе с чердака хорошо различала их и вела точный счёт.
На многих домах развевались сине-чёрно-белые флаги буржуазной Эстонии. У бандитов, ожидавших в засаде гражданский поезд, были точно такие же. Размахивая корзинкой с вишнями и кокетливо улыбаясь, Ильзе прогуливалась среди гитлеровцев. Фашисты угощались ягодами, предлагали встретиться, не подозревая в обаятельной девушке советскую разведчицу. А она подсчитывала живую силу врага, его технику и откладывала для памяти косточки в кармане.
Важные сведения были доставлены в штаб полка. Они помогли нашему командованию разработать план обороны, вывести части Красной Армии и бойцов истребительного батальона из окружения.
V.
К Тюри подтягивались немецкие войска, а истребительный батальон снялся с своих позиций и отошёл в тыл. Дел хватало и там. Буржуазные националисты, захватив городок Пылтсамаа, терроризировали жителей города, блокировали дороги в тылу советских войск, нападали на красноармейцев и местных активистов, совершали диверсии.
Ильзе, вернувшуюся из разведки, на эту операцию не взяли. Оставили отдохнуть у латышских красноармейцев. Но отдыхать не пришлось. Вечером фашиста приблизились к городу и до наступления темноты попытались прорваться на его улицы. Но, встреченные мощным огнём, они были отброшены. Ночь прошла тихо, но утром земля дрогнула, в воздухе что-то завыло, всё окуталось пылью и дымом. Противник всё усиливал артиллерийский и миномётный огонь. Ильзе с солдатом-связистом приказали корректировать огонь нашей артиллерии. Необходимо было пробраться вперёд, чтобы увидеть вражеские батареи. В одной из перебежек солдат, выронив катушку, упал, сражённый шальной пулей. Девушка, подхватив его снаряжение, уже ползком стала пробираться вперёд. В ветвях деревьев со звуком, похожим на выстрелы, щёлкали разрывные пули.
Приметив за лесом холм, Ильзе, разматывая катушку, взобралась на него. Отсюда просматривалась вся железнодорожная линия и постройки, среди которых были сосредоточены вражеские пушки и миномёты. Лёжа на животе, Ильзе торопливо подавала команды. Вначале у неё не получалось, но затем, через несколько минут, две батареи противника взлетели на воздух. Гитлеровцы, видимо догадавшись, что огонь советской артиллерии кто-то корректирует, начали прочёсывать минами окрестности. Возле холма разорвалось несколько снарядов, один из которых повредил провод. Ильзе плотнее прижалась к земле и пригнула голову. Вдруг позади что-то гулко шлёпнулось о землю. Девушка подняла голову и обернулась. В нескольких сантиметрах от неё торчала из земли неразорвавшаяся мина. Ильзе медленно сползла с холма и наткнулась ещё на одну. Встреча со второй миной уже не испугала разведчицу. Возвращаясь назад, Ильзе обнаружила ещё несколько таких. После боя, не веря рассказам девушки, бойцы пришли к этому месту и обнаружили 18 неразорвавшихся мин. Вывинтив взрыватели, увидели вместо взрывчатки песок, нашли и записки: «Помогаем чем можем. Чехословацкие рабочие».
После этого боя многие поверили в её солдатское счастье. Скоро возвратился на свой рубеж и истребительный батальон. Только не вернулся со своими бойцами командир тюриского отряда Адо Кинг.
В знойный полдень 23 июля гитлеровцы, поддерживаемые танками и самолётами, перешли в наступление. Несколько часов небосклон кипел, как в адском котле. Сразу после ожесточённой бомбёжки показались танки, а за ними — серые фигуры вражеских солдат. Вместе с товарищами по батальону приняла бой и Ильзе. С первого же выстрела она уложила вражеского солдата. Взяла на мушку второго. В этот момент в окоп попал снаряд…
VI.
Ильзе Тарраск пришла в себя уже во вражеском плену. Допрашивал её немецкий офицер.
— Как тебя зовут? — на эстонском языке спросил он.
Девушка назвала себя.
— Почему ты, эстонка, оказалась в окопе с красноармейцами?
— Я решила бомбёжку переждать в лесу. Но, к несчастью, наткнулась там на русских солдат. Приняв меня за лазутчицу, они не хотели меня отпускать, а тут подоспели и ваши солдаты.
— Врёшь! — офицер вскочил.
— Господин офицер, мне не верили русские, теперь не верите вы. Я — простая девушка, работаю на станции. И мне нет никакого дела до вашей войны. Отпустите меня домой.
Фашист не поверил, он позвонил на станцию. Разговор длился недолго.
— Хорошо, мы выдадим тебе пропуск и отпустим. Можешь продолжать работать на своей станции. Но чтобы из города ни шагу!
Только выйдя из дома и пройдя несколько шагов по улице, Ильзе поняла, что снова в Вильянди. На попутной машине доехала до Тюри. На улицах не было ни души. Сердце больно защемило, когда Ильзе подумала о тёте.
Дверь в дом была открыта настежь. Окликнула несколько раз тётю, но ей никто не отвечал. Обернулась. В дверном проёме, расставив широко ноги, стоял бывший хозяин дома Кыннусаар.
— А, красная эстоночка появилась?! Все бегут с потонувшего корабля. Тётка-то давно тебя в гестапо дожидается.
Её вдруг охватил страх, но, вспомнив, что при ней находится пропуск немецкого командования и что несколько часов назад её положение было намного хуже, она успокоилась. Оставаться в доме было опасно, и она отправилась в Самблику к отцу. Она не знала, что когда входила в дом отца, Кыннуссар с доносом был уже в комендатуре.
«По улице Толли жила мать моего мужа. В двадцатых числах июля 1941 года фашисты и омакайсте ворвались в этот дом и искали Ильзе. Всё перевернув в доме, взломав полы, они ушли, ничего не добившись…».
(Лонни Лиива — подруга Ильзе).
Часа через три в дом вломились омакайсте (местная военизированная организация). Ильзе не ощутила при виде их ни малейшего страха. В одном из них она узнала Кельдела Калью. Успев нацепить на рукава белые повязки, они держались нагло.
— Фамилия?
— Тебе что, Кельдел, память отшибло? Ведь это моя дочь! — вступился отец.
— Молчать! Тебя тоже не мешало бы арестовать.
— Ты не имеешь права на это, Кельдел. У меня есть пропуск от немецкого командования. Вот, взгляни.
Ильзе протянула ему документ, но рассвирепевший бандит, не читая, разорвал его на куски.
— Выходи!
В комнате, куда её втолкнули, сидел офицер. На столе лежала отшлифованная до блеска велосипедная цепь. Офицер резко встал и почти вплотную подошёл к Ильзе.
— Скажи нам, с каким заданием тебя оставили в Тюри, и мы сохраним тебе жизнь. Ты можешь её прекрасно устроить, если будешь лояльной.
Ильзе молча отвернулась. Она не думала о предстоящих пытках, хотелось в этот миг лишь, чтобы поскорее всё кончилось.
— Я заставлю тебе говорить, — с угрозой в голосе предупредил немец. — Подождём, пока твоё хорошенькое личико станет уродливым.
В его руке блеснула велосипедная цепь. Первый удар пришёлся в плечо. Ильзе почувствовала страшную боль, но на ногах устояла. Палач, злобно усмехнувшись, ударил второй раз уже выше. От удара потемнело в глазах. Очнулась на полу. Болело плечо, хотела подняться, но не смогла.
— Назови фамилии людей, которые остались с тобой в городе. Третьим ударом я превращу твоё лицо в кровавый комок.
— Страшные вы люди, всех вас надо уничтожать… — Ильзе хотела ещё что-то сказать, но офицер вскочил и ударом сапога в лицо заставил девушку замолчать. Она потеряла сознание, а немец осыпал ударами безжизненное тело разведчицы.
На следующее утро девушка пришла в себя. Приподнявшись на локте, почувствовала страшную боль. Из угла камеры доносился детский плач. Ильзе всмотрелась в темноту. В самом углу, прижавшись к стене, сидела женщина с грудным ребёнком. Ильзе сразу узнала её. Лаура Минна работала уборщицей на станции, а её муж в первые дни войны ушёл с истребительным батальоном.
«Я уже сидела в камере три дня, когда к нам бросили Ильзе. Она тихонько подозвала меня и сообщила мне о муже. У меня был на руках маленький ребёнок. Днём нас держали наверху, а к ночи загоняли в подвал, где сыро, холодно и водились мыши. У Ильзе болел зуб, и ей прямо в камере без всякого укола вырвал его немецкий врач».
(Лаура Минна — в июле 1941 года сидела с Ильзе в одной камере).
— Лаура, — прошептала Ильзе, — твоего мужа на машине привезли в Вильянди. А тебя-то за что сюда с ребёнком?
— Я трём русским солдатам дала напиться и ломоть хлеба, а потом указала им дорогу. Но кто-то выдал. Солдат расстреляли, а меня вот бросили сюда. Здесь и твоя тётя. Только её утром снова на допрос увели.
К вечеру в подвал, куда бросили девушку, фашисты втолкнули женщину. Это была тётя — Мета Карловна Тарраск.
— Они потребовали от меня, — тихо сказала она, — чтобы я уговорила тебя сознаться… Не делай этого, доченька.
Через час Ильзе вызвали на вторичный допрос. Гитлеровцы торопились. У неё уже не было сил стоять, но Ильзе на проронила ни слова.
«Ильзе была со мной в тюрьме 2–3 дня. Меня выпустили в субботу, а её увезли на расстрел в четверг, поздно вечером. До этого её несколько раз водили на допрос».
(Лийза Темп — в июле 1941 года сидела с Ильзе
в одной камере).
После допроса Ильзе пробыла в камере недолго. Поздно вечером дверь подвала открылась, раздалась команда:
— Ильзе Тарраск, на выход!
Как ни ждала Ильзе этих слов, но прозвучали они неожиданно. Стиснув зубы, прильнула к тёте. Подала руку Лийзе Темп и Лауре Минне. Она прощалась с ними, с той жизнью, которую не успела прожить.
«После того, как Ильзу увели, мы посмотрели в окно и увидели, как в машину вначале бросили лопаты, а затем погрузили людей. Среди них была и Ильзе. Тётя Мета стала плакать. Мы после этого вечера три дня не прикасались к пище».
(Паулина Прутва — в июле 1941 года сидела с Ильзе в
одной камере).
Во дворе стояла машина. Ильзе втолкнули в неё, в темноте она на кого-то натолкнулась. Нащупала руками свободное место и села. Громыхали по ухабам лопаты, брошенные на пол. Всю дорогу Ильзе сидела, как каменная. Но вот машина остановилась и последовала команда. Первой спрыгнула на землю Ильзе. За ней — заместитель председателя Тюриского исполкома Ханс Лагерист, секретарь комсомольской организации школы Лембит Кягу, машинист Ян Тюрк, коммунист Яан Круп, братья — комсомольцы Яан и Алфей Киммель и бойцы истребительного батальона Аугуст Эллер, Николай Эсранг и Эдуард Лууп.
На небольшой поляне немцы остановились, приказав мужчинам взять лопаты. К Ильзе подошёл, ухмыляясь, эсесовец.
— Может фрейлян поможет мужчинам?
Ильзе выпрямилась: — Ну, уж не дождётесь этого! — и повернувшись, обратилась к мужчинам: — Товарищи! Пусть уж трудится враг. — Мужчины бросали лопаты и, взявшись за руки, стали рядом. Немцы выбрали воронку и начали её расширять.
Наконец всё было готово. Пленных шеренгой поставили спиной к выстроившимся немецким солдатам и омакайсте. Щёлкнули за спиной затворы. Ильзе выпустила чью-то руку и повернулась лицом к палачам. От неожиданности они опустили стволы. Ильзе прямо смотрела на врагов, и взгляд её был страшнее всякого оружия.
— Не думайте, что, расстреляв нас, вы сможете уйти от возмездия. Придёт день, и за каждого из нас, за каждую каплю нашей крови вам придётся держать ответ. Помните об этом!..
Лихорадочно застрекотали автоматы. Короткие очереди извергали смерть. Словно в тире, оскалившись, фашисты, как по деревянным фигуркам, стреляли в людей. Слилось всё в сплошной, заполнивший весь этот лес смертельный вихрь. Десять человек лежало в судорожно скрученных позах. От одного тела послышался предсмертный хрип, зашевелились пальцы, пытавшиеся загрести землю. Два омакайсте отделились от строя и подошли ближе. Женское тело ещё дышало, сопротивляясь смерти. Грохнуло несколько выстрелов, и лицо превратилось в кровавое месиво.
— Живучая, недаром — баба, — проговорил один из них и столкнул ногой девушку в яму.
«Поздней осенью я вместе с несколькими жителями, у которых фашистами были расстреляны родные и близкие, взяв лопаты, отправились в Кыргесааре, чтобы по-человечески похоронить своих родных. Но прибежал полицейский и сказал, что здесь закопаны не люди, а лошади. Мы этого не хотели слушать, но он пригрозил оружием, добавив при этом: «Если не уберётесь отсюда, всех расстреляем».
(Из воспоминаний Меты Карловны Тарраск).
* * *
В Таллине в Центральном государственном архиве имени Октябрьской революции хранится документ:
«Комиссия, назначенная Тюриской комендатурой 28 июля 1941 года, рассмотрела обвинение Ильзе-Юханны Феликсовны Тарраск, рождения 12 февраля 1918 года, проживающей в Тюри по улице Лембите, 1, и нашла, что она поддерживала связь с русскими военными во время боёв, была тайным агентом ГПУ, разъезжала во время боёв с русскими за линией фронта и пленена вместе с русскими военными.
Комиссия приговорила Ильзе-Юханну Феликсовну Тарраск к смертной казни через расстрел».
Приговор был приведён в исполнение в Тюри 29 июля 1941 года.
Юхан Кыннуссар, по чьему доносу была схвачена отважная разведчица, всю войну активно сотрудничал с гитлеровцами. После войны был разоблачён и расстрелян.
Подруга Ильзе — Кярмас Лонни, теперь — Лиива Лонни. После войны работала в Тюри. Была директором Дома культуры в пятидесятых годах. Теперь живёт в Пярну.
Мета Карловна Тарраск умерла в 1967 году.
В советское время каждый год 13 февраля в Тюриской средней школе проводился день памяти комсомолки Ильзе Тарраск. Много лет назад красные следопыты 6 «а» класса по крупицам собрали сведения о жизни и трагической гибели своей землячки. В школе был создан музей.
Ребята всем классом возлагали красные гвоздики на могилу Ильзе. Цветы быстро вяли, но благодарная память ребят навечно сохранялась в их маленьких пионерских сердцах.
4 декабря 1968 года в день 50-летия Эстонской трудовой коммуны в километре от Тюри, в Кыргесааре, на месте гибели разведчицы-железнодорожницы и её товарищей был открыт мемориальный знак-камень.
Неизвестно, что сохранено сейчас. Скорее всего всё уничтожено.
г. Рига, 1987 год.