Итака. Памяти Инги

Джулиан Юля
Фиалка на подоконнике распустилась как раз в то самое утро, когда за окном стали пролетать первые хлопья январского снега. Итака подошла ближе, коснулась рукой замерзшего стекла – там, вдали, по небу ходили тяжелые свинцовые тучи и белый ветер раскачивал ветви деревьев. Она подумала о море, представила вмиг ледяные безумные волны, застывший во льду пирс, суровую и сильную красоту наступившей зимы.
А фиалка цвела, на вышитой скатерти стояли разноцветные чашки, и она принялась пить чай с испеченными булочками. В этом доме всегда было тепло и уютно, пахло медом и вкусной едой, которую она готовила с вдохновением, с легкостью, придумывая каждый раз новый вкус, и новые рецепты, дивясь, сколько всего можно придумать, когда делаешь это с любовью.
Она почти не выходила из дому последние годы из –за болезни, разве что с Соней, маленькой рыжей собачкой, пройтись рядом с домом, посидеть на скамейке, подставить лицо каплям дождя. Летом она открывала настежь окна, и порою ветер приносил с собою соленый запах моря, занавески развевались как паруса, и пахло далекими странами и путешествиями, и в мечтах своих, оттолкнувшись от нынешнего дня, она летела следом за ветром, летела над морем, легкая, призрачная, абсолютно свободная.
Так плавно перетекая изо дня в день, шло для Итаки время, несло с собой смену времен года, грусть и нежность, утраты и теплое касание любви, фиалку на окне и переписку с друзьями.
Из писем к подруге: «Милая, милая Джулиан! Иногда среди ночи я просыпаюсь и всей силой и тяжестью на меня наваливается серое и безысходное настроение, серый день, и серое небо, и я лежу и боюсь, что скоро и мое лицо и тело тоже потеряют свои краски, я растворюсь, стану бесцветной, исчезну в никуда. И тогда я начинаю сама разрисовывать этот день красками, я стараюсь добавить больше желтого и красного, я дышу цветом, по капелькам стекают с моей кисти эти краски – прямо на палитру дня. Мои разноцветные чашечки, вазы, безделушки, мои фиалки и хризантемы, быть может, кажутся смешными, но серое настроение съеживается и отступает…а я живу, живу дальше. Мой мир – он весь во мне, я закрываю глаза и вижу города и страны, в которых уже никогда не смогу побывать, я слышу звуки и музыку, вдыхаю горечь степной полыни и терпкий утренний кофе. Моя кошка, моя Капитошка лежит, свернувшись клубочком на мягкой овчинной лежанке, я глажу ее – и боль уходит, а кошка мурчит.»
Как такое могло случиться с ней в тот студеный январский день? Осталось непонятым, необъяснимым, почему Итака открыла дверь этому человеку и силуэт его, темный и нечеткий, отразился вмиг в зеркале большого встроенного шкафа. Из этого шкафа он достал и унес ту самую шкатулку с деньгами и безделушками Итаки, уже после того, как убил ее, ради этих денег, и бросил умирать в ванной, а сам вышел, проскользнул черной тенью по коридору, сквозь лестничные пролеты, прямо в ночь.
Она уже так и не смогла увидеть, как множество людей в серой форме заполнили собою ее небольшую квартиру, где почти никогда не бывало посторонних, как затоптали коридор, как вытаскивали из под дивана дрожащую, скулящую Соню и обмякшую Капитошку, как задетая неосторожным движением, разбежалась и треснула сотнями маленьких трещин ее любимая картина в коридоре и вмиг ее разноликий и красочный мир взорвался и рассыпался навсегда. Осталась чашка на кухонном столе и немного печенья на блюдечке, брошенный плед на кресле, кинутые тапочки в прихожей, в уже неживом, затихшем, умершем доме.
В долгих, бесконечных снах я все бегу по холодному ночному городу, бегу, чтобы схватить ее за руку, чтобы успеть остановить ее, предупредить, закричать как можно громче «Не открывай ему дверь, не открывай, не открывай!»
В одном из таких изматывающих снов, в одном из вероятных миров я все-таки успеваю раньше, и снова, как в прежние времена, мы сидим рядом, вместе с ней на маленькой синей кухне, заполненной цветами, пьем чай из ярких чашек, и пахнет так невероятно вкусно кренделями и печеньем, которые она испекла, Капитошка спит на ее коленях, и чарующий голос Пиаф поет нам о жизни в розовом цвете и о том, что мы обязательно будем счастливы когда-то. …