Обстановка комнаты была скудна и всем своим видом говорила о царящей здесь нищете. От былого некогда достатка и благополучия не осталось и следа. Обшарпанный деревянный пол, с трещинами, давно утративший лаковое покрытие, стены оклеенные обоями с нелепым рисунком в виде ангелов потускнели и потеряли бывший оригинальным ещё пять лет назад лоск. Старинный девятнадцатого века дубовый сервант был пуст. Сервиз, когда-то так радующий глаз хозяев и бывший предметом особой гордости, доставшийся в наследство Галине от прабабки, давно был продан за сущие гроши, чтобы иметь хоть сколько- нибудь денег на пропитание. Стекло серванта разбилось, и теперь он напоминал ненужную громадину лишь занимавшую значительное место этой комнаты. Все остальные предметы мебели: диван, грубый угловатый стол, пара колченогих стульев, составлявшие незамысловатый интерьер, казались как будто выдернутые из другого мира, являя собой нынешнее положение дел обитателей этого дома. А их к этому времени осталось трое: Галина и двоё её детей - Полина,девочка пяти лет, и четырехгодовалый Иван.
Галина - женщина тридцати лет, с утонченными чертами лица, в её жестах и манерах читался угасающий аристократизм, канувший в лету вместе с ушедшей эпохой и произошедшими событиями. В этой женщине в изношенной одежде с изможденным голодом телом и осунувшимся лицом уже с трудом узнавалась светская дама, жена профессора Ленинградского института культуры, а когда-то и подававшая большие надежды актриса. Судьба распорядилось её жизнью далеко не так, как хотелось молодой студентке театрального ВУЗа.
Семья Галины, как принято говорить, составляла русскую интеллигенцию. Отец трудился в научном институте, занимаясь разработками, которые не принято было обсуждать дома. Единственное, что знала Галина, что вся его жизнь была связана с физикой. И семья никогда не в чём не нуждалась. Любая игрушка увиденная маленькой Галей в магазине тут же покупалась, и не могло быть даже и речи о том, чтобы в чем-то отказать капризному ребёнку. Мать же была женщиной статной, властной, но часто возникавшее в ней недовольство и приступы гнева никогда не распространялись на единственное и горячо любимое чадо. Поэтому, когда в девятнадцать лет Галина с уверенностью заявила, что хочет стать актрисой, мать скрепя сердце сказала, что одобрит её выбор только, если она будет учиться под началом Никольского. Молодого, но уже имевшего в кругах богемы некоторую известность человека. При этом она делала всё, чтобы казавшийся ей выгодной для дочери партией молодой человек выбрал именно её из среды облепивших его молоденьких актрис, идя на всяческие уловки и ухищрения. Вскоре её труды увенчались успехом, и Галина вышла замуж, поселившись с мужем в отдельной квартире. Не сказать, чтобы Галина любила Николая, но пойти против воли матери не могла. Она и сама понимала, что столь выгодное замужество во многом может ей помочь и сулит многообещающее будущее, но вышло иначе…
Дверь со скрипом отварилась, и в неё вошёл мужчина. По внешнему виду возраст его было сложно определить, ему было где-то немногим более пятидесяти .Он был небольшого роста коренастый, одетый в потертые брюки галифе и ватную фуфайку. Лицо было обросшим щетиной и от него веяло грубой мужской силой. При виде него дети испугано прижались к подолу матери, как будто чувствуя надвигающуюся опасность.
- Здравствуй, Галина,- сказал он, по-хозяйски проходя в комнату и сев на один из стульев.
- Что уже не ждала меня?- спросил он низким голосом.
- Нет, что ты такое говоришь Глеб,- произнесла она еле слышно.
- Пошутил я,- продолжил мужчина, без тени улыбки глядя на неё.- Вот принёс вам, что смог достать.
Он развернул кулёк, который до сих пор держал в руках и положил на стол. В нём оказалась половинка чёрного хлеба, пачка чая и два кусочка сахара. Дети с жадностью смотрели на лежащую, на столе еду, но не двигались с места.
- Сейчас, я воды накипячу,- бросилась на кухню женщина.
Дети так и остались стоять на том же месте.
-Ну, что стоите,- произнёс Глеб всё тем же низким басом, обращаясь к ним. – Берите.
Девочка неуверенно сделала шаг вперед, боясь приблизиться к страшному гостю. Он уже не первый раз приходил, и всякий раз при его появлении мать выпроваживала их за дверь. Но в тоже время появление его означало, что в этот день они не останутся голодными. Обычно пробыв с матерью в комнате не более часа, он уходил, но они ещё долго не решались войти туда из-за раздающихся за дверью всхлипов. Успокоившись она сама выходила к ним, прижимала к себе и говорила такие слова : «Всё хорошо мои дорогие, скоро это должно закончиться и будет всё хорошо». Она твердила эту фразу по нескольку раз, словно пытаюсь убедить себя в верности сказанных ею слов. Бывало и такое, что Глеб оставался в их доме на ночь. Тогда Полине с братиком приходилось ночевать одним в другой комнате. В такие моменты они спали на полу лишь на тонком матрасе, прижимаясь друг к другу от холода и страха.
Вдруг в углу комнаты рядом со столом послышался шорох и возня. Девочка сразу отскочила назад, испугавшись взявшейся, будто из ниоткуда, крысы.
-Пошла отсюда,- крикнул мужик, занося над ней кирзовый сапог.
Крыса с необычайной юркостью увернулась и побежала в сторону дивана.
-Наплодись, твари,- со злостью прогудел он.
В комнату вошла Галина и радостно сообщила:
- Полина, Ваня пойдёмте на кухню, налью вам чая.
Дети поспешили выйти. Галина же взяла принесённое со стола, с нескрываемым аппетитом глядя на хлеб.
- Почему в этот раз так мало?- всё так же тихо как при встрече произнесла она, обращаясь к Глебу.
- Сколько досталось,- буркнул он.- Ты, что недовольна, могу и это забрать.
- Что ты, - испугано проговорила женщина, прижимая желанную еду к груди.- Я то ладно, а дети как же.
Несмотря на мучивший её голод, она понесла, принесённую добычу им, лишь отломив небольшой кусок себе.
- Я сейчас, только детей покормлю,- сказала она.
- Не задерживайся там,- ответил Глеб, расстегивая фуфайку.- Не люблю долго ждать.
Галина быстро выскользнула из комнаты. Вернувшись обратно, она застала Глеба уже по пояс раздетым. Без верхней одежды он казался уже совсем не таким массивным, как на первый взгляд: немного сутулый с выпирающими рёбрами и костлявыми руками он не производил впечатления человека обладающего силой. Но это было не так. Он обращался с Галиной со всей жестокостью, которой только мог, чем доставлял ей боль.
Она плотно закрыла дверь, защелкнув её на замок.
-Спасибо тебе… что заботишься о нас,- прошептала она, подходя к нему.
- Ты же знаешь, я тебя не оставлю,- ответил он, расстегивая ремень на своих брюках.
Мужчина набросился на неё ведомый зверским желанием обладать ею. Галина не противилась, а лишь покорно исполняла всё то, что он хотел. После таких свиданий она чувствовала себя совершенно разбитой и униженной, но лишь благодаря Глебу они всё ещё оставались живы, ведь стоять огромную очередь за продуктами ей изможденной не было никаких сил. А Глеб…она знала, что он был подонком. Ещё тогда в её светлой юности он пытался ухаживать за ней, но она не обращала на него внимания. Конечно, взрослый мужчина, да ещё и с сомнительной репутацией, не мог быть парой для неё. Он был не её круга, да и слава за ним тянулась недобрая. А теперь ей приходится терпеть все издевательства, чтобы сохранить жизнь, нет, даже не себе. Будь Галина одна, она бы давно уже наложила на себя руки не задумываясь. Но она не могла видеть страданий своих детей и позволить им умереть на её глазах. Он приходил часто и практически насиловал её. Ему доставляло неимоверное удовольствие причинять ей боль, от ощущения собственной безграничной властью над ней, его возбуждение лишь нарастало, и он мучил её снова и снова, пока она совсем не лишалась сил и умоляла его остановиться.
Если бы она знала, что будет так, то ещё бы в первый день после того как Николая забрали на фронт, продала бы всё и уехала в самую глухую деревню подальше от страшных событий не щадящей всех и вся войны. Но тогда она ещё не предполагала, что родители в одночасье погибнут от взрыва сброшенной ночью на город бомбы, а муж так и не напишет ни одного письма, потому что будет убит сразу же случайной пулей, так и не доехав до места боевых действий.
- Ненавижу тебя!- в исступлении закричала она, когда Глеб, наконец, успокоился и стал одеваться.
- Я знаю,- произнёс он спокойно.- Но если хочешь есть, я приду к тебе завтра, так что будь готова.
Он хлопнул дверью и вышел вон. Она смотрела в окно, на дворе начало смеркаться и пошел небольшой пушистый снег.
Шёл тысяча девятьсот сорок четвертый год…