ПОЛУДЕННЫЙ МРАК
Пролог
Дождливым весенним днем 1618 года в почтовой карете, неспешно преодолевающей путь из Бирмингема в Лондон, ехали двое попутчиков. В то время на провинциальную Англию еще не отложились консервативно-аристократические привычки сдержанности англо-саксов. Поэтому двое путешественников, особо не церемонясь, преставились друг другу и вот уже на протяжении десяти часов вели светскую беседу, касаясь всех волнительных вопросов тогдашнего времени.
- Вот вы, сударь – литературный агент. Занятие не есть какое прибыльное, - говорил слегка располневший мужчина, одетый в добротный костюм из грубого твида. - Отчего же так? По вашим суждениям я могу понять, что вы многое повидали в жизни и могли бы многого добиться.
- Вы правы, сэр. Нынешнее положение меня не очень устраивает, - отвечал
подтянутый светловолосый мужчина лет тридцати. – Но я понял, что мое призвание литература. И торговать, как, к примеру, вы, у меня нет ни стремления, ни способностей.
- Ай, ну бросьте! Какие там способности нужны для торговли? – Довольно улыбаясь, запротестовал благополучный спутник. – Мне сейчас около сорока, и смею вас уверить, если вы займетесь перепродажей сейчас, то уже через пять лет сколотите себе небольшой капиталец. А это шанс, и хороший шанс, подобрать неплохую жену и завести, наконец, семью.
- Уважаемый мистер Горт, - именно так звали нашего торговца. – Я очень благодарен вам за такую дружескую заботу обо мне. Но право, я не настолько несчастен, как думается. У меня есть цель. Она несколько отличается от вашей, но по своему привлекательна и благородна.
- Уж и не знаю, мистер Кронкус, что возразить. Просто не вижу смысла в вашей профессии.
- Вы читали когда-нибудь Шекспира?
- Что-то не припоминаю, – замялся торговец. - У меня столько разных забот, что до книжек руки не доходят.
- Я вас не осуждаю за это. Но вы хоть знаете, что Шекспир считается лучшим поэтом Англии?
- О, да! Конечно! – неуверенно закивал головой мистер Горт. – Но я слышал, что он умер.
- Вы правы. И сейчас за его наследие развернулась настоящая драка, достойная великого пера. Какие страсти, оскорбления, интриги! Но не это волнует меня. Меня интересует, кто ему диктовал его творения?
- Простите?
- Ведь он не сам писал их! Разве что вначале. Вы посмотрите, как разительно меняется стиль письма «Укрощения строптивой» и того же «Отелло». Какой потрясающий сюжет «Ромео и Джульетта» и как проста история «Макбет»! Во всем этом есть что-то странное. Будто Шекспир перекладывал свои пьесы на бумагу под чью-то диктовку, не умея где надо углубить сюжетную линию. Да и сам стиль его письма! Где это так высокопарно выражались? И когда? Я изучил много древних книг и нигде не встречал такого слога.
- Не понимаю, - пожал плечами торговец, - какие дивиденды это вам принесет?
- А знаете, что вообще говорят про Шекспира? – Кронкус пригнулся к собеседнику.
- Что?
- Говорят, что он общался с дьяволом!
- Господи, помилуй! – перекрестился Горт.
- Не зря же его считают не от мира сего. Хотя никакой он не обезумевший старец. Просто общение с дьяволом и посещение ада подействовало на него.
- Как посещение ада?! – торговец весь сжался в углу кареты. – Вы говорите ересь!
- Так люди говорят, а я лишь повторяю. Но сейчас решился это проверить. Мне открылась старшая дочь умершего поэта. Она подметила, что отец иногда куда-то уезжал, пропадал на месяц, иногда на полтора. После этого возвращался исхудалый, нервный, с горящими глазами и тут же садился писать. Буквально через неделю рукопись была готова.
- У меня тоже случаются дни, когда я могу переделать кучу дел, до которых месяцами не доходят руки, - немного успокоился торговец.
- Это совсем другое дело! – возразил Кронкус. – К примеру, сколько времени вам потребуется, чтобы написать письмо какому-нибудь родственнику?
- Часа три, наверное.
- Но это всего лишь один листок. А чтобы написать десять писем вам понадобятся сутки. В книге пятьсот таких листов. И не просто писем о здоровье и погоде, а поистине нечеловеческой мысли, облеченной в странный слог. И все это за пять-семь дней?
- Ну, и куда же вы путь держите? – решил переменить тему неинтересного ему разговора мистер Горт.
- В ад!
- О, господи! – испугался торговец, - Уж не больны ли вы, сударь?
- Не беспокойтесь! Я не сумасшедший! Из кой-каких источников стало известно, куда таинственно исчезал Шекспир. Он посещал окраину Лондона на левом берегу Темзы. Там в отдалении стоит двухэтажный каменный дом. Именно туда и доставлял его возница.
- На левом берегу Темзы нет никакого каменного дома, – удивился перекупщик, - Там одни лачуги.
- В том-то и загадка, что дом там есть, но его не всегда можно найти и увидеть. Поэтому-то я и думаю, что это вход в преисподнюю, дорога к дьяволу!
- Вы хотите продать ему душу?
Дик Кронкус напряженно посмотрел на своего попутчика.
- Если это потребуется, чтобы стать таким же великим, как Шекспир, то да!
Переправа через Темзу заняла не более получаса. За десять пенсов лодочник, угрюмый бородатый старик, доставил Кронкуса на отмель заболоченного берега прямо к началу отлива реки. Стараясь не замочить ноги, Дик добрался до сухого склона и поднялся наверх. Как и рассказывал его вчерашний попутчик, он увидел одни лачуги, разбросанные тут и там и похожие скорее на обломки кораблекрушений, чем на людское жилье. Обитатели этих трущоб, изможденные, немытые, облаченные в замшелое тряпье, провожали его настороженными взглядами, украдкой оборачиваясь во след. Неуверенно и напряженно чувствуя себя под этими полудикими взглядами, Кронкус миновал жалкое поселение и, сверясь с планом на бумажном листе, двинулся к темнеющему вдалеке редколесью. Минут через двадцать он достиг невысокого холма, поднялся на него и оглядел окрестности.
Перед ним простиралась совершенно пустая слегка заболоченная местность. Ярдах в трехстах начинался лес. Царила странная тишина. Но только спереди. Позади раздавалось щебетанье утренних пташек, лягушачья перекличка, журчание воды в весеннем ручье. Впереди же царило напряженное безмолвие.
Дик сел на еще не просохшую от утреннего тумана траву и стал ждать. Дом должен быть здесь, под холмом... Но его не оказалось. Если бы не откровения пьяного возницы, который из любопытства украдкой наблюдал за своим странным пассажиром, то Кронкус уже повернул бы назад, проклиная россказни дочери Шекспира и свою буйную фантазию. Но месяц назад, как-то в кабаке, подвыпивший извозчик, поманив Дика пальцем, прошептал на самое ухо тайну этого дьявольского места.
- Я вам скажу, мистер, как на духу – нечистое это местечко. Будь я проклят! Дьявольские угодья!.. Ничего нет, и вдруг – бац! И дом!.. Да! Дом.… И не просто дом, а в два этажа. Но только двери и окна заколочены. Вот те, думаю, мать честная богородица! Откудова он взялся? Даже страшно подумать. Колдовство какое! А сэр Вильям встал и спокойно направился к дому. К двери подошел. И тут дверь... - старик сглотнул слюну и испуганными глазами посмотрел исподлобья по сторонам, - ...она его съела, мистер. Богом клянусь! Не открылась, а как бы съела сэра Вильяма. Я убежал. Но через две недели вернулся, как договаривались. Ведь сэр Вильям мне денег пообещал. И что вы думаете? Сидит он живой и здоровый на холме. Голову запрокинул и губами что-то шепчет, а из глаз – слезы текут. Но, слава Богу, хоть живой! И рассудком еще управлять умеет, так как про деньги мои не забыл. Только вы, мистер, - возница положил свою шершавую ладонь на руку Дика, - дали обещание никому не рассказывать, что от меня услышали. Я в случае чего отрекусь от своих слов. Мне на дыбу неохота.
Теперь Кронкус сидел на том же месте, где когда-то располагался Шекспир, и, облокотившись руками о землю, терпеливо ждал обещанного чуда. Он почему-то верил и дочери поэта и пьяному вознице и своему предчувствию. Он верил, что с появлением дома-призрака его жизнь полностью изменится, как верит малое дитя, что огненный конь однажды унесет его в сказочный мир, полный чудес и волшебства.
Время близилось к вечеру. Потянуло прохладой. Это южный ветер поменялся местами с северо-восточным. Дик натянул капюшон плаща и встал, чтобы размять затекшие члены. Он отошел от середины холма и вдруг почувствовал, что ему стало жарко. За спиной что-то промелькнуло. Бесшумно и мгновенно. Какая-то тень огромной птицы. Кронкус, дрожа всем телом, обернулся. Внизу холма стоял дом... Тот самый...
Строение как бы покачивалось в прозрачном мареве густого воздуха. От стен исходило удушающее тепло. Дышалось трудно, и Дик распахнул одежду, пытаясь избавиться от жара в своем теле.
Постепенно температура спала, ветер утих, дом перестал плавать в воздухе, и Кронкус рассмотрел его.
Длиною около тридцати ярдов здание имело два этажа без крыши. На первом этаже виднелась лишь дверь, сделанная из черного матового железа. На втором этаже располагалось четыре невысоких удлиненных окна, закрытых ставнями такого же материала.
Дик не решился обойти строение, чтобы осмотреть его со всех сторон. Ему достаточно было простого факта существования дома. Материал, из которого сделаны стены, напоминал розовый песчаник, но швов кладки не имел. Ни единой зацепки, ни единого карниза, ручки, крючка, щеколды не наблюдалось на этом странном сооружении.
Дика охватила безотчетная тревога. Сознание опасности при первом же взгляде на этот дом не покидала его. Преисподняя! Воистину, преисподняя! Дорога в логово дьявола! В ад, пышущий жаром!
Ноги налились неимоверной тяжестью, грудь рывками вздымалась над распахнутыми одеждами.
Самым большим желанием было убежать. Забыть обо всем этом. Очистить душу, покаяться и впредь никогда не возвращаться на дьявольское место. Но внезапно Кронкус поймал себя на мысли, что, однажды увидев таинственный дом, он не забудет его до конца своих дней. Как бы не старался, как бы не молился... Это видение будет преследовать сознание, не давая ни дня, ни часа покоя, изматывая разум и тело своей загадочностью и тайной. И Кронкус понял, что если не зайдет сейчас в эту черную дверь, то проклянет себя за трусость и слабость души.
«Что ж, надо идти», - сказал Дик сам себе. – «Не я первый». Сердце бешено билось в груди, отдавая в висках набатным гулом. Он медленно подошел к двери и встал на небольшую полукруглую ступеньку. Мелькнула тень, и дневной свет в мгновение перестал существовать. Бесконечная, безграничная темнота окутала Кронкуса. И было так жарко, что холодный пот, выступивший на лбу, испарился.
- Что привело тебя сюда? – раздался низкий женский голос, слегка отдаленный эхом пустого помещения.
По всему пространству зажглись маленькие голубые огни, окрашивая внутренность здания в нереальный потусторонний цвет. Перед Кронкусом стояла фигура, облаченная в блестящую накидку с высоким стоячим воротником. Голубой свет, отражаясь от неведомой ткани, придавал хозяину дома сказочный и в то же время ужасающий вид.
-Ты, путник, ищущий свободы?
Тебя преследуют враги?
Или, быть может, на пороге,
Стоишь неведомой беды?
Дика словно ударила молния! Вот он этот слог! Слог Шекспира! Значит все правда? Его предположения верны? Здесь сэр Вильям получал свои великие творения.
- Я к вам попал случайно... - дрожащим голосом проговорил Кронкус, но внезапно понял, что лгать не стоит. – Нет! Не случайно! Конечно, нет!
Он волновался страшно и не мог объясниться с женщиной в накидке.
- Мне посоветовал прийти сюда Шекспир, – опять соврал он и тут же проклял себя за это.
- Кто он такой - Шекспир?
- Поэт. Вильям Шекспир!
- Ах, Рыжий Вильям!
Забавный житель лондонских трущоб.
Его любила я.
Душа его наивна,
а помыслы чисты, как первый снег.
Таких людей немного в нашем мире.
Вот ты, к примеру, мутный человек.
Дик прямо оцепенел. Слова странной незнакомки вливались в него, как густой элей, пьянящий душу и лишающий рассудок ясности. Ему казалось, что тело сделалось прозрачным, словно стекло, под невидимым чуждым взглядом.
-Но в доме нашем иногда
встречали мы гостей и хуже.
Проси…
Мне помыслы твои ясны.
Так что не стоит здесь лукавить.
Сказать мечту – не миром править.
Обманом только навредишь
своей душе или рассудку.
Неискренность сыграет шутку
с твоей дальнейшею судьбой.
- Я понял все...
- Иди за мной...
Фигура в блестящем одеянии повернулась и двинулась в глубину помещения.
Открылась, как разверзлась пасть, невидимая дверь, и новая комната, залитая зеленоватым светом, встретила Дика своим пугающим убранством. Посередине зала находилось удивительно ложе. Оно напоминало застывшую морскую волну прибоя. Изголовье – пенный гребень, приподнят. Скат волны – опущен, но не до самого пола. Это застывшая волна светилась изумрудным стеклом. Справа от нее находился необычного вида стол, усыпанный разноцветными огоньками.
- Так что ты хочешь, странник, получить
от Дома Грез?
- Но вы же знаете... - растерялся Дик.
- Что я знаю? – склонила набок голову женщина.
Кронкусу никак не удавалось разглядеть лицо хозяйки. Даже блеска глаз невозможно было уловить. Будто это высохшая мумия с бесцветной плотью – призрак, наделенный голосом.
- Я хочу встретиться с духом.
- С духом?
- Да. С духом Гамлета.
- Какого Гамлета?
- Принца Датского Королевства.
- Но духа принца Гамлета нет!
- Как нет?
- Да очень просто! Раз никогда не существовало самого Гамлета, то и духа его не существует.
- Но Шекспир писал о нем!
- Ах, Рыжий Вильям!
Писал о принце Датском?
Может быть.
Но принца Датского все называли Чарльзом.
- А Гамлетом?
- Не знаю я такого.
- Тогда Отелло. Дух Отелло можно?
- Неведомо и это имя мне.
Где бродит, путник, разум твой?
Во сне?
В просторах звезд вселенной бесконечной?
Вернись в реальность Мира своего.
Над головой твоей лишь Путь наш Млечный.
Придуманных людей создать из ничего
не в силах я.
- Но как же Король Лир, Капулетти, Макбет? О них писал Шекспир. Или все это ложь?
- Откуда знаю я?
Все эти имена
Лишь звон в моих ушах.
- Скажи, незнакомка, Рыжий Вильям встречался с духом принца Датского – Чарльзом?
- С духом – нет, с принцем – да!
- Что ты подразумеваешь под этим ответом? – воскликнул, пораженный Дик.
- Сказала я как есть.
- Шекспир встречался с живым принцем Датским?
- Бессмысленно мне повторять свои слова,
раз у мужчины закружилась голова.
- Я могу тоже увидеть принца Чарльза?
Женщина в серебряном одеянии подошла к светящемуся столу. Минуту постояла в молчании.
- Увы. Тот путь закрыт на время.
Возможности послать вас нет.
- А когда?
- Почему вы хотите именно в Датское королевство? Я могу отправить вас во Фландию, Испанию, Скандинавию. Стоит только выбрать.
- А Шекспир? Куда он собирался... отправиться? – вдруг пробила мысль Кронкуса.
- Он собирался в Нидерланды.
В Антвертен
Или близ его
- Отправите меня туда?
- Момент чуть-чуть упущен.
Хоть коридор открыт
И трудно ошибиться
Возврата может не случиться.
Год 1390 от Рождества Христова.
- Да! Согласен я!
- Предупрежден в сознании странник.
Что ж собирайся в путь, ложись.
Хозяйка Дома указала на изумрудное ложе. Дик осторожно притронулся к стеклянной волне. Она оказалась жесткой и прохладной. Он вытянулся и почувствовал, что эта странная постель становится теплой и мягкой. Кронкус посмотрел на незнакомку, стоящую у черного стола. Она водила невидимой рукой над поверхностью, как ведьма колдует над своим зельем. Высокий звук врезался в уши. Перед глазами запрыгали огоньки. Все быстрее и быстрее, пока не слились в бесконечный, разноцветный круг. В сознании все поплыло, и Кронкус погрузился в забытье.
Продолжение пролога
Кронкус очнулся, как от внезапного толчка. Перед глазами плыло марево фиолетового тумана, кое-где вспыхивая яркими блестящими огоньками, моментально расплывавшимися в смутные, белесые пятна. Видение продолжалось бесконечно долго. Он знал, он чувствовал это. Может день, может месяц или год. Выйти из этого фиолетового тумана не было никаких сил. Но сейчас что-то подсказывало Дику об окончании безмолвного кошмара. Затылком он почувствовал холод сырой стены каземата, но эта морозная сырость даже радовала его. Сознание поднималось из заболоченного плена беспамятства и, если глаза еще ничего не видели, то разум начал постепенно обживать частички мозга.
Толчок. Еще толчок! Еще!
Конная Орда стремительно несется, подминая под себя ряды неплотной пехоты прямо на него, на его отряд из 120 всадников. Рядом сэр Тринальтон на тяжелом коне. Его взгляд полон ненависти и бесстрашия. Рука, в потемневших, давно нечищеных латах, сжимает копье.
- Сэр Бристоун! С нами Бог и Вера! Вы готовы умереть?! – Он поворачивает голову к отряду. – Все готовы умереть?!
- Да!!! – слышаться голоса, больше похожие на рычания загнанных зверей.
- Тогда вперед! – И рыцарь опускает забрало шлема.
«Господи! Где я?» - ужаснулся Кронкус. Орда все ближе. Уже виден пар из ноздрей горячих коней противника, и лава ударяет в их маленький отряд. «Господи! Где я?»
- Алекос! Сюда! Ко мне! – это кричит сэр Тринальтон.
Вдруг вражеское копье выбивает щит из моих рук. Я наклоняюсь, чтобы подхватить его. И ужасный удар сзади по голове! И темнота... темнота... Где я? Как холодно!
Фиолет... Темный, густой, как болотная жижа, фиолет. Он растекается по моему телу. Я это чувствую – и все. Даже не ощущаю, а просто чувствую каким-то внутренним сознанием.
Голоса. Как мычание. Что говорят? Чьи голоса? Слова растянуты. Ничего невозможно понять. Это мычание…
- Х..о..о..р..р..о..о..ш..ш..и..и..е..е л..л..а..а..т..ы..ы…
Что?.. Холодно… Очень! Фиолет!… Фиолет вдруг лопается! И ослепительное солнце! Желтое! Как слепит глаза! Не могу закрыть! Накройте меня! Я ослепну! Кто мычит?!
- Хорошие латы, говорю.
- Давай стаскивай...
- За такие латы можно пять гульденов выручить.
- Расстегивай панцирь.
- Да ты смотри! Он живой!
- Как живой? Да... Ну и черт с ним! До утра отдаст Богу душу.
- Ты подумай, Гримо. Если на нем такие доспехи, то не какой-нибудь пастух, а благородных кровей. Вдруг герцог какой?
- Да уж, герцог! Черта с два!
- Пусть не герцог. Все равно знатного рода. Представь, какой за него выкуп дадут.
- Хм… Не хочется с ним возится. Дадут, не дадут, кто знает? А кормить и выхаживать за чей счет?
- Да он не ранен! Целехонек весь, воробышек! Явно у него папа какой-нибудь герцог.
- Сдался тебе этот герцог! Не хочу с ним возится! Пусть подыхает! Мне и его лат хватит.
- Смотри, табличка на шее! Золотая... И написано что-то. Ты читать умеешь?
- Дай сюда! Хм...
- Ну, что там?
- Хм... Этот воробышек, так написано, сэр Алекос Бристоун.
- Я же говорил! Благородных кровей! Почти герцог!
- Черт! Неохота его тащить.
- Лошадей подгоним. Ну, Гримо! Сдадим его командору. Он нам гульденов двадцать отвалит.
- Тогда и табличку отдать придется.
- Да она и шиллинга не стоит.
- Ладно, уговорил. Вот, черт! Веди коней!
Я – Алекос Бристоун. Я – Алекос Бристоун. Нет! Я... Кто я? Как меня зовут? Я не Алекос Бристоун! Я... Кто?…
- Да, вижу, что это сэр Бристоун. Только где мне его родню разыскать? С кого откупные взять? И осталось ли что у них за душой после прохода наших войск? Его же кормить надо!
- Да, что так кормить! Вода и хлеб. Он крепкий, молодой, выживет.
- Да он полоумный! Мычит, да блюет на мой пол.
- Это от удара по голове. Мы у знахаря спрашивали.
- Так может отец мне за полоумного сынка и десятки не отвалит? А может у него падучая начнется, и сам в мир теней отойдет? В общем, больше пяти гульденов я не дам. Можете его забирать.
- Ну, хорошо, Гер командор. Пять так пять. И за табличку еще подкиньте.
- Я сказал – забирайте!
- Ладно. За табличку не надо.
- Вот и договорились. Отведите сэра Бристоуна в подвал. Позаботьтесь, чтобы не умер до нашей скорой победы.
Я – Алекос Бристоун. Я – Алекос Бристоун.
Фиолет растворяется в белесой каше. Каша мутнеет, светлеет, опять мутнеет... И чернота... Нет, не чернота... Мрак! Мрак подземелья... Я трогаю свое лицо, свои руки, тело. Ничего не видно, но я ощущаю их, и они чувствуют мои прикосновения. Я – Алекос Бристоун... Я – сэр Алекос Бристоун. Моя последняя битва была проиграна на заснеженном поле вблизи Фью-Лиана.
А К Т 1.
Сцена 1.
Действующие лица: Командор, Сэр Алекос, солдаты инквизиции, лекарь.
(комната в штабе войск Инквизиции)
Командор -
Какого черта я его кормил,
И обращался лучше, чем с собакой?
Коль род его безвременно почил,
А коих растреножили на плахе!
Лекарь -
Я вам сочувствую, Гер Командор,
Но все ж,
Гуманность ваша чести лишь достойна!
Командор -
Да ладно языком трепать,
Довольно!
Сто шиллингов пришлось за так отдать!
Лекарь -
Быть может кто-то из господ дворянских
И выкупит его по доброте своей?
Командор -
Кому же нужен, полоумный,
Хотя б и княжеских кровей?
Алекос(про себя) -
Вот почему я здесь!
Они меня считают полоумным
Пусть так!
Все ж лучше нежли умереть.
Я их разубеждать не стану.
И глупо – просто умереть
Не поквитавшимся с врагами.
Командор -
Убрать его отсюда!
Со двора!
И выкиньте за стены крепостные.
Пусть подыхает там!
Лекарь -
А может Бог с ним ныне
И сжалится над бедною душой?
(Солдаты поднимают Алекоса под руки и выводят из каземата)
Сцена 2.
Действующие лица: Алекос, крестьянин. (Алекос сидит на придорожном камне, подъезжает повозка)
Крестьянин -
Тпру-у!
День добрый, мирный человек!
Алекос -
Воистину сегодня добрый он!
Как в юности моей.
Со всех сторон
Сверкает солнце, птицы в небе кружат.
Крестьянин -
Но вид у вас, как будто в сердце стужа.
Ограбили, иль обокрали вас?
Алекос -
Нет, добрый человек!
Чего уж взять с меня
Окромь изъетого тряпья.
И боль, и грусть-
В разбитом сердце,
Убитой матери, отце,
А борозды от слез,
Засохших на лице-
По двум моим сестренкам.
Им играть
еще бы в куклы
На лужайке летней,
А не лежать в земле сырой,
Поруганными варварской Ордой.
Крестьянин -
Ужасные ты вещи говоришь,
Не знал такого на своем веку.
Ты молод, но такой судьбы
Не пожелать и старику.
Куда же держишь свой печальный путь!
Алекос -
В Антвертен, к дяде.
И молю я Бога,
Чтобы застать его еще живым!
Крестьянин -
Тогда садись!
Вдвоем легка дорога,
Чем одному.
К вечере поспешим!
Сцена 3.
Действующие лица: Алекос, дядя Фриип, Арника (дом Фриипа. Входит Алекос).
Дядя -
Бродяг и нищих я не принимаю.
Что мне подать им,
Если даже псу
Я лишней кости бросить не могу!
Алекос -
Фриип! Мой старый друг! Мой дядя!
Ужель не узнаешь меня?
Ну, вспомни!
Как в цветущем саде
С тобой игралося дитя!
Как ты учил стрелять из лука
Меня в залетных голубей.
Как мы играли в Робин Гуда
И стригли гривы лошадей.
Как я любил твои рассказы
О бравых войнах, и проказы
Устраивал тебе назло.
Не уж ли стар ты стал настолько,
Что и не вспомнишь про весло,
Которое...
Дядя -
Алекос! Сын мой!
Не верю я своим глазам!
Сынок!..
(Падает на колени. Алекос подбегает и поднимает его)
Алекос -
Ну, что! Успокойся!
Да, это я! Назло врагам
И вере чуждой жив остался!
Тогда, как вся моя семья…
Дядя -
Я знаю, слышал. Боль моя
Была огромна, словно чаша
Налитой магмы: тяжела
И горяча, что невозможно
Стерпеть ее в душе моей.
И больше всех на свете бренном
Я только о тебе жалел!
Мой мальчик! Это просто чудо,
Что ты живой! Хвала Богам!
Сегодня же в своей молитве
Я им все почести воздам!
Алекос -
Садись же, друг мой, старый ратник.
Нам есть друг другу что сказать.
Есть и ком погоревать.
А слово, сказанное вслух
Стократно исцеляет дух.
Дядя -
Как вырос ты, как возмужал!
А что одежда?...
Алекос -
В плен попал,
Сраженный я на поле брани.
Но, слава Богу! Моя рана
Не столь опасна уж была.
Дядя -
Сейчас! Сейчас! Пойдем, достану
Одежду. Куртку из сафьяна.
Ее хранил я для тебя.
(Обнявшись, уходят в другую комнату. Входит Арника. У нее в руках корзина с овощами и зеленью)
Арника -
Фриип! Ну, где вы? Отзовитесь!
И странно.
Где же он пропал?
Неужли, непоседа старый,
Опять поплелся на базар?
Что делать с этим чудо-старцем?
Он воплощение добра
И мудрости. Когда б он стался
Еще покладистей мула,
То б жизнь его другой была.
(Останавливается у окна)
Вот вы, небесные созданья,
И беззаботны и легки.
Весь день летаете в выси,
Но гнезда знаете свои.
(в это время в дверях появляется Алекос)
Ведь вас там ждут и вам там рады
Когда б и у меня
Гнездо такое было,
О, Боже! Как бы я любила
Его уют и тесноту!
Как я б лелеяла, холила
Своих птенцов.
И рано утром
Опять взмывала в высоту,
Свободным ветром наслаждаясь!
Но бабочек я б не ловила.
Они красивы и нежны.
Их крылья – словно две волны
Ласкают взгляд и будят трепет
В душе моей.
Одна беда: у бабочек короток срок.
То, что красиво – долго не живет.
Но где же вы, Фриип!?
(поворачивается и замечает Алекоса)
Алекос -
Вы кто, прекрасная наяда?
Я вспоминаю, хоть с трудом,
У моего родного дяди
Ни слуг, ни дочек
И потом...
В Анвертене... Такое чудо!
Арника -
Простите, рыцарь молодой,
Что я без стука вторглась в дом.
Я здесь живу неподалеку
И иногда сюда хожу
Прибраться, принести еду.
Ведь старику так одиноко.
(входит Фриип)
Фриип -
Ах, Арника! Дитя мое!
Какое счастье нынче в этом доме!
Племянник мой, Алекос, возвратился!
Я счастлив так, что слов не нахожу
ему поведать мою радость!
Он – все, что у меня осталось.
Он, ты и медленная старость.
Алекос -
Я вижу, ты удочерил русалку здешних вод прибрежных?
Фриип -
Ты, право, переоценил мои возможности Алекос.
Какой из бедного отец?
Кто в бедности родил – глупец!
У юной леди добрая душа.
А у меня в кармане – ни гроша.
Ни то, что хлеба, соли в доме нету.
И если б не она – давно б ушел со свету.
Алекос -
Ну и хитер ты, старый плут!
Однако же, как девушку зовут?
Арника -
Я – Арника.
Алекос -
Одно очарованье
От звуков этих. Просто не могу
не предложить вам с нами сесть к столу,
Отпраздновать событие такое,
Как возвращение мое к родным стенам.
Арника -
Простите, сударь. Ваше возвращенье –
Как солнца свет для милого Фриипа.
Так рада я. И ваше предложенье -
Большая честь для женщины любой.
Но столько важных дел еще, поверьте,
Что мне придется поспешить домой.
(кланяется и уходит)
Дядя (обращаясь к Алекосу)
- Спасибо, Арника! Ты – милая душа!
Теперь же, друг мой, сядем не спеша
И пир с тобой закатим до утра!
(Алекос задумчиво смотрит во след уходящей Арнике)
Алекос -
Чудное имя – Арника... Цветок
в горах у нас такой произрастает.
Пьянящий аромат его
Больному душу исцеляет.
Дядя -
Когда б в цветах ты разбираться стал,
Ведь только меч и щит в руках держал?
Алекос -
Война, мой старый друг, не только лишь калечит,
Но также дух и разум лечит
И учит жизнь вокруг любить
Цветы, траву, деревья, птиц...
Дядя -
Ты про людей забыл...
Их погибает больше птиц и всякой снеди.
Ведь даже волк волка не загрызет,
Пусть даже голоден он будет
Не то, что люди...
Алекос -
Ты прав. Все злей они с годами.
Враги осталися врагами.
Господь все терпит – и людей,
Что словом Божьим прикрываясь,
В грехах и преступленьях каясь,
Срубают головы друзей.
Но ты скажи, Фриип, откуда
Среди стервоз и упырей
Явилось здесь такое чудо,
как Арника…
Дядя -
Ты не глазей
На это чудо, друг мой юный.
И Арнике грозила смерть,
А если нет – насилие и рабство.
Ее отец, сэр Страйтон, бился насмерть
У стен своих владений и убил
Немало воинов, католиков по вере.
За что был мертвым поднят на дыбы.
Все сожжено, разграблено...
И царственник Орды
Отдал приказ – весь род их уничтожить.
Но Серджио спас Арнику и спрятал
в тюрьме своей, пока не улеглась
охота за чужими головами.
Теперь же, когда мир между врагами,
Он сделал из нее то божество,
Которому желает поклоняться.
Хотя скажу, святым аббатством
Связь эта не одобрена,
Но пост его оберегает
от Инквизиции чумы.
Доколе? Кто же это знает...
У всех людей свои умы.
Алекос(задумчиво) -
Поистине и в страшный год
кому-то счастье припадет.
Кто силой, кто берет деньгами,
Кто хитростью. Лишь у судьбы
Немного шансов дать любви
Почувствовать безумства пламя.
Дядя -
Очнись, мой друг! Ты молод и красив!
Зачем печалиться напрасно?
Давай-ка выпьем за наш праздник!
За то, что старику больному
Ты снова душу воскресил.
А К Т 2.
Сцена 1.
Действующие лица: Серджио – начальник тюрьмы, Арника. (дом Арники. Входит Серджио. Арника бросается ему на грудь).
Арника -
О, милый Серджио! Любимый!
Я так тебя ждала! Спала
и просыпалась от испуга,
Что не увижу вновь тебя.
Серджио (целует и обнимает Арнику) –
Ну, что ты, Арника! Родная!
Я снова здесь и весь я твой.
Оберегаю твой покой
И счастье наше...
Арника -
Мне приснилось,
Как черный ворон за окном
Терзал несчастную голубку,
Сдавив ее своим крылом.
Серджио -
Любимая!
Не верь полночным снам.
Они лишь нагоняют страху.
И воронам тебя я не отдам,
Хоть мне пришлось идти на плаху.
Ты счастлива со мной?
Арника -
И одинока...
Как ель среди дубравы. Почему
сложилась так судьба жестоко,
что с милым буду лишь в раю?
Серджио -
В каком раю? Мы рядом! Вместе!
Арника -
Но у тебя же дом, семья...
Твои я вижу беспокойства.
Зачем обманывать себя?
Серджио -
Забудь про это. Для меня
есть только ты. Ты – ночь моя!
И день ты мой!
К твоим ногам, моя царица
готов я бросить шар земной!
Одна ты радуешь меня
Своей любовью, красотой.
Я жалкий путник, средь пустыни
увидевший родник с водой,
не в силах влагой насладиться!
Арника -
Любимый! Я горю в огне! (снимает платье)
Давай быстрей устроим ложе.
Чтоб утолил ты жажду страсти
Свою безумную ко мне.
(уходят)
Сцена 2.
Действующие лица: Арника, Алекос. (Утро следующего дня. Сад в доме Арники. Арника босиком в ночной рубашке стоит на траве, раскинув в стороны руки, повернувшись к солнцу)
Арника -
О, солнце! О, восход любимый!
Я так тебя ждала всю ночь!
Быть может снова он придет
Ко мне, мой Серджио... (опускает руки)
Но знаю – моя любовь
Не властна над его семьей.
Я чувствую себя плутовкой,
Похитившей чужой покой...
И птицей,
что забилась в клетку своей судьбы...
Но изменить что-либо в жизни
Я не в силах .
Любовь моя так безгранична,
Что стать готова я рабой,
Лишь видеть взгляд его,
Улыбку и дыханье,
Когда во сне в нем царствует покой.
(Арника снова поднимает руки к солнцу. Из-за ограды появляется Алекос и останавливается пораженный)
Арника -
Прошу тебя, о солнце!
Дай мне силы!
Я счастлива, но одинока я.
О, небо голубое!
Я молитвы
Всю эту ночь шептала для тебя,
Чтоб донесло их ты своим Богам.
Они меня, я знаю, не осудят.
Не то, что люди... (опускает руки)
Я им кажусь развратницей...
Ведь так оно и есть...
Алекос (говорит в сторону) –
Зачем пришел я? Что хотел сказать?
Слова забыл... и весь дрожу
от страсти роковой.
Уж лучше бы не видеть ничего.
Но, Боже! Как она прекрасна
Своею неземною красотой!
Что даже дух во мне перехватило.
И дрожь в ногах, и кровь в висках.
Проклятие!
Немедленно, немедленно отсюда!
Прочь!
Иначе я сойду с ума!
(убегает)
Сцена 3.
Действующие лица: Оливия – жена Серджио, Литиция – старшая сестра Оливии, Серджио. (Дом Серджио. Оливия и Литиция сидят в креслах. Оливия вяжет)
Литиция -
Оливия, тебе я удивляюсь.
Ты так глуха, наивна, Боже мой!
Твой муж не приходил домой,
А ты сидишь и мирно вяжешь!
Оливия -
Быть может у него дела.
Литиция -
Да ты совсем уж оглупела!
Весь город знает, что свои дела
Твой муж вершит в постели
У блудницы рыжеволосой,
Что в доме под холмом живет.
Оливия -
Нет! Мне мой Серджио не врет!
Не верю я людским наветам.
От злобной зависти все это.
Литиция -
Чему завидовать? Что твой гуляет муж?
Уж лучше позавидовать калеке,
Что меньше денег он на обувь тратит.
Оливия -
Литиция! Довольно! Хватит
мне душу растравлять базарной болтовней.
Над Арникой он опекунство взял.
Литиция -
Ужели? Кто тебе сказал
такую ерунду?
Оливия -
Епископ Фариан
Литиция -
Еще бы!
Он и сам не прочь вкусить греха,
Урвать кусок, что пожирнее.
Не он ли мужа твоего
Начальником тюрьмы поставил?
Всех беженцев, что побогаче,
На площадь выгнали солдаты:
Иль скарбом с Церковью делись,
Или в тюрьму скорей садись.
Так даже лучше: есть предлог
Обчистить с головы до ног.
А если хороша девица,
То можно телом расплатиться.
Оливия -
Не может быть такого!
Литиция -
Ты не знала?
О, божия душа! Наивная сестра!
То опекунство – только избежанье кары
Прелюбодейство – страшная чума
в глазах Святого Ватикана.
Но я раскрою подлое злодейство.
Коль ты не можешь отстоять себя.
Сестра твоя готова это сделать. (уходит)
(Входит Серджио)
Серджио -
Опять твоя сестра к нам в гости приходила?
(говорит в сторону, снимая верхнюю одежду)
В своей лачуге усидеть не может.
Все зависть, желчность,
Сплетни, наговоры...
Как сучка злобная из своры:
полаять, кабелей стравить...
Кто б взялся стерву утопить?
Оливия -
Скажи мне, Серджио,
Ты ночь не ночевал.
Быть может, что случилось?
Серджио -
Что случилось?
С друзьями в карты допоздна играл
И проигрался в пух.
Но ты же знаешь,
Я не сторонник отступать.
Пришлось мне в кости отыграться.
А там уже заря видна.
И вот домой вернулся. Мне
распорядись обед подать.
Трапезничать я в зале буду.
Оливия -
А мне одни сказали люди,
Что видели тебя...
Серджио -
Все лгут!
Никто не мог меня там видеть!
Оливия -
Где там?
Серджио -
Что где?
Ты, черт возьми,
Привычку эту бабью бросишь:
Болтать, когда я ем?!
Чем не довольна? Может, не хватает
Нарядов, денег, перстней и колец?
Иль дети голодны?
Иль скучно, наконец?
Пойди, развейся у своей сестры
В убогой и сырой лачуге.
Оливия (плача)-
Прошу тебя, любимый, не кричи!
Слова твои мне больно слышать.
Ты стал так холоден ко мне,
А почему – не понимаю.
Ведь раньше было по-другому.
Всего шесть месяцев назад.
Серджио -
Я устаю. Работы много.
Могу я в карты поиграть?
Вина попить? Какого черта,
штаны мне дома протирать?!
Оливия -
Я так скучаю по тебе!
Серджио -
Займись детьми. Купи отрез на платье.
Ты – женщина,
А женщине предчертано судьбой
Создать уют и обрегать покой.
(Оливия уходит)
Серджио (в сторону) –
Сестрицыны проделки.
Тварь! Гадюка!
Сама без мужа скоро уж сгниет.
Быть может откупиться от нее?
Но праведница деньги вряд возьмет.
А мне на будущее осторожней надо…
И снова днем свиданья назначать.
А К Т 3.
Сцена 1.
Действующие лица: Арника, Алекос, дядя Фриип. (Дом Фриипа. В саду у дерева стоит Алекос).
Алекос -
Не в силах до сих пор я отдышаться.
И сердце так в висках стучит,
Как будто бы за мною гнался
Свирепый одичавший бык.
Предательски дрожат колени,
Сдавило сердце, в голове
сплошной сумбур и мыслей нету.
Лишь только тело молодое,
Залитое лучами солнца,
Прекрасное как у богини,
Все время вижу пред собой.
В моей душе удушья жар,
И загасить его не в силах.
Как будто жидкого огня
Опился я.
(Во двор входит Арника. В руках кувшин. Замечает Алекоса)
Арника -
День добрый, юный рыцарь!
Уже так спозаранку встали?
Вам отдохнуть бы не мешало
От ратных подвигов своих.
А я вот молока немного
К утру Фриипу принесла.
Алекос (сдавленным голосом) –
День добрый, сказочная фея!
Я благодарен вам за все,
Что сделали для старика вы.
Арника -
Ну, что вы! Это пустяки,
Мне это даже в радость.
Отец мой, царствие ему...
Свою не встретил старость.
Скучаю очень по нему...
Алекос -
Да, знаю я его судьбу.
Арника -
А вы решили насладиться
Весенним утром, ветерком,
несущим с гор прохладу мая?
Я вас прекрасно понимаю.
В стенах тюрьмы не видишь солнца,
Лишь только узкое оконце.
Алекос -
Все это так. Однако на свободе
Ты также можешь оказаться,
как в темнице.
Сверкает солнце,
В небе вьются птицы.
Но нет в душе покоя, только боль
Тебе пронзает сердце, что судьбой
своей не в силах ты распорядиться.
Арника (подходит ближе, смотрит в глаза Алекосу) –
Тебе знакомо это чувство?
А страсть, которую нельзя сдержать,
Ты тоже знаешь?
Что гложет день и ночь тебя
Пространство чувствам открывая?
Когда со мной случается такое
Я таю, как снежинка на стекле
И растекаюсь и сливаюсь с небом
И впитываю ветер в свое тело.
Я становлюсь и Солнцем и Луною,
Взрываюсь, словно пушечный удар,
И опадаю мягкою листвою.
Я в центр Земли стекаю сил набраться,
И водопадом шумным с гор спуститься.
Подняться в небо влагою морскою
И снова в лед, в снежинку превратиться.
Лишь стоит в страсть мою мне погрузиться,
Я забываю о своей тюрьме.
Алекос (потрясенно) –
Ты кто такая?! Кто тебя родил?!
Земной ли человек или Господь на небе?!
Арника (отходя в сторону) –
Алекос, ты меня прости
Я лишнее сейчас сказала.
Мне вдруг внезапно показалось,
Что нас роднит порыв души
И наши судьбы.
Алекос -
Нет! Постой же!
Богиня Утренней Зари!
Прошу тебя, не уходи!
Скажи еще хоть слово...
Арника -
Надо
бежать мне. Полдень на дворе.
Прощай Алекос.
(убегает)
Алекос -
Боже правый!
Я здесь стою, иль снится мне
Все, что сейчас происходило?
Какая внутренняя сила
Какая страсть в душе ее!
Я шага сделать уж не в силах
И в сердце воткнуто копье
любви безумной (закрывает лицо руками)
Ну, зачем?
Зачем все это?
(входит Фриип, подходит к кувшину)
Дядя -
Я вижу Арника сегодня забегала.
Прелестное дитя!
Как птичка райская она
Мне чувства радости приносит.
Алекос! На тебе же нет лица!
Что здесь случилось?
Алекос -
Это все пустое!
Дядя -
Ну, да! Пустое! Ты же сам не свой!
Пойдем-ка, братец мой, домой.
Догадываюсь, в чем тут дело.
Алекос -
Прошу тебя, друг старый, в душу мне не лезь.
Так плохо мне, что лучше бы прилечь.
Дядя -
Эх, юные сердца! Какие же безумства
Вершат они в порыве страсти безграничной!
Им кажется, что в мире нет преград.
Им мудрость не указ, и доводы бессильны.
Запретом не погасишь юный жар.
Господь так создал человека!
Высший разум!
А лучше б было человеку во сто крат,
Когда бы голову местами с сердцем поменять.
(обнимает Алекоса)
Забудь ее, сынок. Так лучше станет всем.
Она судьбою брошена на скалы,
И удержаться вряд ли хватит сил.
Алекос -
Еще тот день не наступил,
Когда я сдался бы без боя!
Фриип, ты друг мне или враг?
Дядя -
Я друг, сынок.
Алекос -
Раз друг – молчи.
И стань плечом к плечу.
Наш бой не проигран,
и мечи
не биты!
И щиты блестят!
И флаг наш реет в вышине!
Мы кровью города зальем!..
Дядя -
О, господи! Он бредит!
Как же так? (обнимает под руки)
Алекос, сын мой,
Ты пойди, приляг.
Вина я принесу.
Лишь хуже бы не стало.(говорит в сторону)
Она его околдовала!
Сцена 2.
Действующие лица: Епископ, Литиция, Серджио. (улица перед костелом. К епископу подходит Литиция).
Литиция -
Святой отец, могу ли я
К вам с бренной просьбой обратиться?
Епископ -
Конечно же, сестра моя.
За вас готов я помолиться.
Литиция -
Не обо мне здесь речь,
А о сестре моей, Оливии.
Она совсем страдает
И Господа так часто вспоминает,
Что должен, наконец, услышать он.
Епископ -
Обязанность моя всем людям помогать.
Мольбы о помощи Ему передавать...
Поведай мне, о чем
Твоя печалиться сестра.
Литиция -
Муж ее, Серджио, свой разум потерял.
Связался с блудницей,
Рыжеволосой девой.
И видно так его задело,
Что уж семьи не хочет знать.
Епископ -
Да... Это странно...
Литиция -
Я прошу
Поговорить с отцом семейства.
Ведь это просто же злодейство
Сестре так душу отравлять.
Епископ -
Сестра моя, серьезны ваши речи.
Их надо чем-то доказать.
Быть может при удачной встрече
Схватить их и суду предать
За любодействие в грехе?
Литиция -
Я не хочу стыда сестре.
Ее семья и для меня святыня.
Епископ -
Так что ж ты хочешь?
Наша жизнь отныне
Страшится каверзной молвы.
Литиция -
Скажите, не могли бы вы
На Серджио
Воздействовать Святою Верой,
Чтоб наказать его примерно,
Без осуждения толпы?
Епископ -
Но это невозможно!
Литиция -
Как же так?
Епископ -
В Писании слова «блудник» нет,
А только лишь «блудница».
Не лучше ли, сестра,
Чуть-чуть забыться
И на их разум положиться?
Литиция -
Какой же разум? Он влюблен!
Весь город уж об этом знает.
Боюсь, все кончится расправой
Или еще неизвестно, чем.
Епископ -
Господь нас учит быть к другим терпимей.
А это значит - время грешным дать
на исправленья. Здесь большая мудрость
заложена. Ведь первозданный грех
мы искупаем жизнью или смертью.
Грехи другие отпускает пастор,
А третьи лечит время. Так и здесь –
В любви...
Что есть любовь? Восторженность и страсть.
Все остальное – продолженье рода.
Восторженность? Она проходит.
И страсть водой в песок уходит.
И клятвы верности... А суть –
природу Мать не обмануть.
Литиция -
Не ожидала я отказа.
Вы покрываете разврат!
У вас никто не виноват!
Догадываюсь, в чем секрет.
В Церковный обращусь Совет.
И вас, епископ, я предупреждаю. (уходит)
(Епископ в задумчивости остается у костела. Подходит Серджио)
Серджио -
О чем печалится епископ Фариан?
Епископ -
О лютой ненависти, что людей заела.
Серджио -
Тогда, должно быть, это ваше дело
Смирением расправить их сердца.
Епископ -
Увы, не все так просто в мире нашем.
Коль баба заварила кашу,
Так всем ее придется есть.
Серджио -
Да, стерв и сволочей хватает.
Не могут жить – и сразу в вой.
Я тут ругался уж с одной –
Сестрой моей жены...
Епископ -
Я знаю,
И вас хочу предупредить,
Как можно осторожней быть
Она костер раздуть решила
Из малой искорки пустой.
Хотя сама не раз грешила,
Те времена прошли, а ныне
Вы знаете, как Церковь
Относится к блудливым псам,
Что нарушают прочность Веры.
Серджио -
Не верю я своим ушам!
Епископ -
Она решила обратиться
За помощью в Совет Церквей,
Чтоб разлучить вас с той блудницей.
Хвала терпимости моей,
Что выслушал ее...
Серджио -
Гадюка!
Сама залазила в постель
Ко мне, когда еще юнцом
Я приходил играться в дом
Ее родни...
Епископ -
Я ж говорю.
Те времена, увы, прошли.
Терпимость в Вере исчезает.
Католиком не просто быть,
Коль под другой звездой родился.
Аминь! (перекрестившись уходит)
Серджио (сжимая кулаки) –
Все рушится! Я Арнику теряю!
Любовь свою! Крылатую мечту!
Уже я вижу: руки обнимают
ее чужие, и ласкают грудь.
И новый опекун мостится уж на ложе,
В рот лезет языком! О, Боже!
В отчаянье рассудка я лишусь!
Как мне не потерять ее?
Цветок мой утренний и нежный
Что предпринять? Что сделать?
Подскажите, Боги!
Святой Совет...
Епископ не поможет...
Коль соберутся главы всех Церквей,
До крови доберутся до моей.
Литицию убить скорее надо!
Покуда не отправила прошенье
О рассмотренье дела моего.
Убить – и больше ничего!
Под вечер я в ее лачуге
Устрою страшную игру.
Ну, а сейчас к тебе бегу
Моя любимая, родная!
А К Т 3
Сцена 1.
Действующие лица: Среджио, Арника
(Дом Арники. Серджио нервно ходит из угла в угол. Появляется Арника)
Серджио -
О, милая! Ну, где ты пропадаешь?
Я весь измучился, не зная, что и думать!
Арника -
У старика Фриипа я была.
С его племянником, Алекосом отважным
Мы говорили о причудах разных.
Серджио -
Так ты уже с Алекосом сошлась?
Недолго ж новость до тебя неслась,
Что я стою над пропастью бездонной.
Вот это благодарность за любовь,
Которая во мне течет, как кровь!
А ведь клялась ты жизнею своей!
Арника -
О чем ты, милый Серджио?
Мы просто толковали о судьбе,
Превратностях людского мирозданья.
Ты думаешь, была я на свиданье?
Ревнуешь ты? (обнимает Серджио)
О, милый! Дорогой! Любимый!
Ты! Только ты в душе моей до гроба!
Серджио -
Я чувствую мы скоро оба
Сойдем с тобой в подземный ад.
Арника -
Что говоришь ты?! Ради Бога!
И обезумевший твой взгляд
Меня ввергает всю в смятенье.
Серджио -
Литиции известно стало
О нашей связи. А она
Коварством не обделена.
Письмо решила написать
в Совет Церквей.
Арника -
Я так и знала...
Ведь солнце не всегда нам светит
Подует вдруг внезапно ветер,
И грозовые облака
Сойдутся, молнии метая.
Нам надо переждать грозу,
любимый. И укрыться где-то.
Серджио -
От Инквизиции?
Куда бежать?
В леса? В болота? В горные снега?
А как же дом, поместья и луга,
Которые я кровью своей нажил?
Арника -
Но может быть в какую-то страну,
Где царствует закон Любви и Счастья?
Серджио -
О, милая, ну где ее найду?
Везде царят церковные ненастья.
Во Францию, где модно протестантство?
Иль в Англию, где Церковь не сильна?
Там будем мы такие же скитальцы,
Как те, которых выгнала война.
Нам с Церковью тягаться не по силам...
Литицию сурово накажу.
Не жить ей, коль разлучит нас...
Арника -
Не надо!
О, Серджио! Тебя я умоляю!
Все это ни к чему не приведет.
Ты ведь женат, и Церковь наша
Католикам не даст развод.
Серджио -
Да, да... Я полный идиот,
Раз думаю об этой твари!
(Отходит от Арники. Говорит в сторону)
Здесь надо действовать хитрее.
Литиция жить, ясно, не должна.
Но главное препятствие – жена.
Ее придется первою убить.
Нет! Лучше отравить.
Хоть так, хоть так,
Но ей не жить!
Арника -
О чем ты думаешь, любимый!
Серджио -
О нас с тобой...
Вдруг так случится,
Что разлучат нас ненадолго?
Арника -
Готова я всю жизнь прождать,
Чтоб ты от пут освободился!
Серджио -
А вдруг в тюрьму тебя посадят?
Арника -
Так что ж? Алекос в ней сидел
Почти что год. Но казематы
Лишь силу духа возродили
В его душе!..
Серджио -
Опять Алекос!
Ты изменила с ним уже!
Ты бредишь им на каждом слове!
В твоих глазах блестит огонь,
Который высечь я пытаюсь
с момента первой встречи. Он
заплатит мне своею кровью,
что подло вполз в мою постель!
Убью!
Арника –
...Клянусь своей любовью!
Серджио -
Не надо клятв! Я сам теперь
Могу поклясться чем угодно (выбегает из дома).
Арника -
Постой же, Серджио, постой!
Как получилось так, о боже,
Что я везде всему виной? (падает на постель)
Сцена 2.
Действующие лица: Алекос, Серджио, Фриип. (Дом Фриипа, Алекос задумчиво стоит у камина).
Алекос -
Я так печален без твоей улыбки!
Без глаз твоих и солнечных волос!
Без голоса, волшебного как флейта,
И доводящим до счастливых слез.
Я так желаю страстью той упиться,
Что в сердце твоем пламенном живет!
С твоей душой и юным телом слиться,
Чтоб уберечь тебя от всех невзгод.
И жизнь свою с тобой связать по праву!
(входит Серджио)
Серджио -
Вы – сэр Алекос Бристоун?
Алекос -
Без сомненья!
Серджио -
Вам, думаю, придется умереть
Всем для примера, чтобы впредь
Никто не становился на моей дороге (вынимает меч).
Алекос (отступая) –
С кем честь имею, разъяренный рыцарь?
И крови вы желаете зачем
моей? Вам просто не с кем драться?
Но стоит ли тогда кидаться,
Не зная всех последствий поединка?
Серджио -
Я – Серджио! Ты женщину мою
Пытаешься свести с ума,
Завлечь в постель. Она сама
Сегодня мне во всем призналась.
Алекос (с интересом разглядывая соперника) –
Ах, сэр! Какая, право, жалость,
Что все это совсем не так!
Серджио -
Так иль не так, но ты посмел
Ее коснуться. И она...
Алекос -
А кто она тебе? Жена?
А может дочь твоя родная?
Сейчас свой меч здесь обнажая,
Ты Арнику лишь оскорбляешь
Своим презренным поведеньем.
Серджио -
Умен ты слишком – потому опасен
Для нашей Церкви... Но не для меня.
Ведь женщины болтливых меньше любят,
Чем тех, кто страсть в них адскую разбудит.
Никто ее не заставлял
Силком ко мне в постель ложиться.
Она была уж не девица,
А львица, полная огня!
Алекос (обнажает меч) –
Сэр Серджио! Закройте рот!
Никто вам права не дает
Об Арнике так отзываться!
Не то придется нам сражаться!
А в битве вам не повезет!
(Скрещивают мечи. На звук ударов выбегает Фриип)
фриип -
О, Боже правый! В нашем доме
идет безумная борьба! (хватает секиру)
Остановитесь, господа!
Не то я вызову охрану! (разъединяет дерущихся)
Вы, Серджио, уйдите прочь!
Вам не пристало здесь сражаться.
Когда б за честь жены вступаться,
То ваша правда бы взяла.
Серджио -
Еще сквитаемся, Алекос! (уходит)
Фриип (смотрит в след) –
Боюсь, такого не случится.
Он обезумел. Выставляет
Себя на общее презренье.
Мораль и веру презирая,
Каноны Церкви в грош не ставя,
Добьется он лишь одного:
Суда над собственным безумьем.
Не может все так долго продолжаться.
Предлога Церковь ждет, чтобы вмешаться.
А он им козырь в руки сам дает.
Алекос -
Что будет с Арникой, Фриип?
Фриип -
Быть может, ничего.
А может быть гораздо хуже...
Сцена 3.
Действующие лица: Серджио, Оливия, Литиция, слуги, стража. (Дом Серджио. Серджио ходит по комнате).
Серджио -
Как много стало вдруг врагов:
Жена, ее сестра, Алекос.
Со всеми надо разобраться
И самому в живых остаться
И Арнику не упустить.
Литиция, болотная гадюка!
Куда запропастилась? Целый час
Я ждал ее у запертой лачуги.
Теперь придется планы все менять.
А впрочем...
Что здесь долго рассуждать?
Мне все равно, с кого начать. (достает яд)
Отраву мне дала старушка.
Горбатая, как серп, карга.
Она грибочками своими
Трех муженьков поизвела
И знает толк в опасном деле.
Сейчас подсыплю яд в вино.
Что быть должно – то суждено.
(достает чаши, наливает вино и бросает яд)
Оливия! Сегодня я
Вернулся рано, как просила.
Оливия -
О, Серджио, мой муж любимый!
Побудем вместе до рассвета,
Чтоб встретить утреннее солнце,
Как это было год назад.
Серджио -
Давай же выпьем, чтобы легче
Простили мы обиды наши.
Возьми же в руки свою чашу
И осуши ее до дна. (выпивают вино)
Оливия -
Пойду, постель я приготовлю.
О! Как кружится голова!
От выпитого мной вина?
Иль от вернувшегося счастья?
(Серджио смотрит в сторону, Оливия падает)
Оливия -
О, Серджио, дай руку мне...
(входит Литиция)
Литиция -
Оливия! Что здесь случилось?
(Оливия смотрит на Серджио)
Оливия -
Наверно, ядом отравилась,
Что муж в бокале преподнес.
(Серджио вытаскивает нож)
Литиция -
Убийца! Люди, помогите!
Он и меня сейчас убьет!
(вбегают слуги)
Презренный трус!
Подлец! Развратник!
Жену свою ты отравил!
Сестру мою! Зовите всех!
Пусть видят это злодеянье!
(Серджио пятится к двери)
Оливия -
Будь, Серджио, ты проклят! Ты
моих детей сиротами оставил!
С женою молодою прямо в ад
тебе дорога! (падает и умирает)
Крик - ...Вызовите стражу!
(заходят стражники и уводят Серджио)
Литиция -
И ту злодейку, ведьму, потаскуху
Взять не забудьте.
Церкви пусть ответит
За все свои развратные грехи!
А К Т 5.
Сцена 1.
Действующие лица: главный судья, 1-й судья, обвинитель, Арника, Алекос, Литиция. (Зал заседаний в костеле. В стороне стоят судьи в ожидании. Помещение забито толпой)
1 судья -
Сегодня судим ведьму, господа?
Гл. судья -
Для ведьмы не нашлось нам обвиненья.
Обвинитель -
Ах, обвиненья! Это не беда...
Всегда найдется парочка злодеев,
Готовых подтвердить вину в суде,
Лишь бы болтался кто-нибудь на рее
Или кричал на жертвенном костре.
Гл. судья -
В таких свидетелях всегда я сомневаюсь.
Сегодня скажут «да», а завтра – «нет».
Пред Богом мне держать за всех ответ
Кого мы нынче поведем на плаху.
Обвинитель -
Вы сомневаетесь? Что ж может быть и так.
Сомненьям не подвержен лишь дурак.
1 судья -
А как же Серджио?
Гл. судья -
Он полностью молчит.
1 судья -
Быть может на колу заговорит?
Или в подземных казематах наших?
Гл. судья -
Ему мы предлагали снисхожденье
За показанья против Арники, но он
Язык свой откусил. Теперь закон
Не в силах доказать вину злодейки.
Обвинитель -
Что ж, скоро его виселица ждет
Вот и епископ наш идет
Пора начать суда нам действо. (рассаживаются)
(вводят Арнику. Крики: «Ведьма! Блудница! На костер ее!»)
Гл. судья -
Я призываю к тишине и послушанью.
Прошу не оскорблять Совет
Своими криками из зала. (обращается к Арнике)
Как звать тебя? Скажи народу.
Арника –
Я – Арника, дочь сэра Страйтона,
Погибшего в бою,
Свою семью и дом свой защищая.
Гл. судья -
Ты знаешь, по какому обвиненью
Призвал тебя Священный Суд?
Арника -
Да, знаю я и ко всему готова...
Гл. судья -
Что ж, обвинению предоставим слово!
Обвинитель -
Я, наша Церковь,
Обвиняем тебя в том,
Что ты прелюбодейством занималась,
Закон Священный этим нарушала
И растлевала нравственности нормы.
Литиция есть первый мой свидетель...
Литиция -
Высокий Суд Церквей! Я подтверждаю
все обвинения. И вас прошу
За все, что эта сучка совершила
Ее предать священному костру!
Гл. судья -
Прошу не осквернять церковный свод
Такими богохульными словами.
Обвинитель -
Вина подтверждена! Теперь я вызываю
в свидетели Алекоса Бристоуна.
Алекос -
Высокий Суд! Антвертена народ!
Я Арнику недолго знаю.
Но честью сэра вам клянусь
Вина ее совсем другая!
В том, что она совсем одна,
Отец убит, а братьев нету.
Дом разорен, сожжен дотла,
И пепел разнесен по ветру.
В душе она – само дитя:
Наивна, беззащитна, слаба.
Ее возвышенность чиста.
Мечты и помыслы достойны
Лишь самой высшей похвалы.
Обвинитель -
Сэр Бристоун, что несете вы?
Какая чистота в разврате может быть?
Алекос -
Что вы развратом здесь зовете?
Нахальство правящих мужей?
Или законы первой ночи?
Или бесчинствия солдат?
Когда они моих сестер
Насиловали все подряд?
Над ними где ваш приговор?
Где суд Святой ваш, где закон?
Гл. судья -
Прошу вас говорить по делу,
Не то лишитесь слова вы.
Алекос -
Мисс Страйтон не виновна в том,
Что ставится в вину судом!
(обвинитель вскакивает с места)
Обвинитель -
Ведь эта ведьма и его околдовала!
Признайтесь, юноша, ведь в этом нет греха.
Алекос -
О, Господи! Какая чепуха!
Ужели полюбить – околдовать?
Вы сами, сэр, когда-нибудь любили?
Гл. судья -
Сэр Бристоун! Вы, мне кажется, забыли!
Здесь нам вопросы задавать!
Обвинитель -
Но я вопросов больше не имею.
Гл. судья -
Вам, Арника, есть, что суду сказать? (Арника встает)
Арника -
Спасибо, рыцарь мой, Алекос!
За то, что понял ты меня.
Твоя любовь придаст мне силы
Презреть пылание огня.
Прости меня, что не сумела
Тебе ответить тем же чувством.
Но отдана любовь моя
Была другому без остатка.
Лишь только Серджио один
Был над душой моею властен.
Я не жалею ни о чем!
Клинком он в сердце мне вошел!
Крики -
Развратница! Колдунья! Ведьма! Казнить ее! Живьем спалить!
Обвинитель -
Глаза народу не закрыть!
Он знает то, что говорит.
Гл. судья -
По обвинению в прелюбодействе
Суд признает тебя виновной.
К тремстам ударам плетью!
Таков наш приговор!
Алекос -
Опомнитесь! Ведь это смерть!
Гл. судья -
Казнь состоится завтра в полдень!
Суд кончен. Всем покинуть зал!
Сцена 2. Последняя.
Площадь перед тюрьмой заполнена народом. Два эшафота. На одном виселица. На втором два столба. С петлей на шее стоит Серджио. Арника растянута за руки на столбах. Судьи сидят на возвышении. Народ свистит и выкрикивает оскорбления приговоренным.
Гл. судья -
Кому пришла такая мысль
Вдвоем из сразу же казнить?
1 судья -
Епископу, ваше священство...
Гл. судья -
Он добрый, преданный католик
Ну, что же... С Серджио начнем
(Поднимает руку. Барабаны бьют глухую медленную дробь. Люк эшафота открывается и Серджио повисает на петле. Толпа орет: «А-а-а!». Арника теряет сознание)
Обвинитель -
Что нравится мне в казнях,
Это то:
Махнул рукой, и сразу же свершилось!
1 судья -
О, Боже милосердный! Что случилось?!
Как в полночь меркнет ясный день!
(В это время Луна закрывает диск Солнца)
Крики толпы -
Ведьма! Ведьма! Ведьма!
(Алекос стоит у колонны напротив эшафота)
Алекос -
Я муку вынести не в силах!
И сердце, кажется, сейчас взорвется
От ярости и боли нестерпимой!
Я чувствую – не жить мне и отныне
Без Арники – любви моей прекрасной!
Я видеть не могу, как это тело
В кровавые лохмотья превратиться.
И крик ее души заполнит город,
И сердце страстное вдруг перестанет биться!
(достает лук и натягивает тетиву)
Ее боготворю умом и сердцем!
Прощай, любовь моя! Умри!
(Отпускает стрелу и она пробивает Арнике сердце. Толпа испуганно замолкает. Потом раздается дикий вой)
Обвинитель -
Кто сделал это? Взять его!
Эй, стража! Отыскать злодея!
(стража хватает Алекоса)
Епископ -
Сэр Бристоун. Он испортил дело!
Обвинитель -
Как с ним теперь нам поступить?
Гл. судья -
Его судить не станем строго.
Он нас лишь зрелища лишил,
Но казнь святую совершил.
Запрем его недолго под замок,
Чтобы народ нам лютый приумолк.
(подбегает начальник стражи)
Нач. стражи -
Ваше священство!
Он ополоумел!
Гл. судья -
Кто?
Нач. стражи -
...сэр Бристоун
Он вдруг невменяем стал
Мычит, качается и пена изо рта.
Гл. судья -
Какой печальный, право же,финал...
(Все уходят. Конец действия)
Эпилог.
«Фиолет. Темный, тягучий фиолет. Все вокруг погружено в этот фиолет: лодка, река, скользкий берег, каменные дома, перекошенная мостовая, тени людей. Фиолет не рассеивается, он не проходит, он только сгущается. Я ничего не вижу! Где я? Кто я? Я… я… Я не знаю кто я!»
Из рапорта начальника стражи восточного района Лондона.
«При обходе вверенного мне участка, на площади у церкви Святого аббатства, был обнаружен человек по всем признакам лишенный рассудка. Документы, найденные при нем, свидетельствуют о том, что это мистер Дик Кронкус, литературный агент из Бермингема. На задаваемые вопросы отвечал глухим мычанием и постоянно повторял странное слово – АРНИКА.
Доставлен в приют для слабоумных Восточного района.
24 мая 1618 г. от Р.Х.»
конец