Арена

- Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
- Я хочу быть солдатом.
- Подумай хорошенько, ведь солдата могут убить.
- Кто?
- Неприятель.
- Тогда я лучше буду неприятелем.

Древний анекдот




Из нашего окошка открывался неплохой вид на Арену.
Издалека она была похожа на большущий песчаный блин. Еще утром песок аккуратно разровняли, но сейчас он уже был истоптан десятками ног - ног наших предшественников. Скоро, очень скоро он будет истоптан и нашими ногами... А завтра утром его снова аккуратно разровняют.
Местами песок был чуть темнее. Это усиливало сходство с блином. Как раз сейчас над одним из таких мест колдовали служители Арены.
По периметру Арену опоясывала каменная стена. Отсюда она не выглядела очень высокой, но я знал, что ее высота. - два человеческих роста. Наверху она закруглена, острых граней нет. Ухватиться не за что.
Они все предусмотрели.
Дальше за стеной начинались зрительные ряды. Причудливой лесенкой они поднимались к небу, охватывая с двух сторон роскошную Императорскую ложу. Полог в ней, как обычно, был задернут, и невозможно было понять, есть ли там кто-то или нет. Зато зрительные ряды были переполнены. В широких проходах между рядами суетились запоздалые зрители, букмекеры и торговцы пирожками.
Спектакль должен был продолжиться с минуты на минуту.
- Интересно, нам так же будут аплодировать? - спросил Кейн за моей спиной.
- Мне - меньше, - сказал Лас. - А вам - посмотрим...
Зрители неистовствовали.
Бойл гордо расхаживал по Арене, принимая аплодисменты. Он и вправду хорошо себя показал в бою, так что овации были вполне заслужены. Почтенные господа рукоплескали, дамы бросали на Арену цветы. Бойл демонстративно поднял один цветок и понюхал.
Зрители взревели в воодушевлении.
Все правильно, подумалось мне. Ты заслужил свою славу, парень. Свою минуту славы перед тем, как появится Железный.
Служители Арены закончили свое дело и удалилась через специальную дверцу в стене, Бойл проводил их взглядом. Эта дверца была не для него. Теперь он остался на Арене один.
Служитель Арены ударил в гонг, возвещая начало следующего боя.
Красные ворота открылись, и на Арену вступал следующий поединщик. Разумеется, это был Железный.
Издалека я плохо видел лицо Бойла и не могу сказать, что он чувствовал в этот миг. Могу только догадываться. Смотреть на Железного отсюда, из окошка - это одно, а стоять перед ним на арене...
Это большая разница.
Служитель Арены снова ударил в гонг. Противники пришли в движение. Бойл осторожно направился к врагу, двигаясь мягко, как большая кошка, плавно перетекая из позиции в позицию. Его движения были точны и уверенны. Все это уже не имело никакого значения, но он вел себя так, будто не знал об этом. Даже теперь он оставался воином.
Железный медленно раскручивал над головой шипастое ядро на цепи. Он никуда не торопился.
Мы следили за ними, затаив дыхание, каждый из нас знал будущее и надеялся на чудо.
железный атаковал внезапно. Тяжелое ядро взметнуло вверх фонтан песка в том месте, где только что стоял Бойл. Бойла в этом месте уже не было. Он налетел снизу и слева, стремясь поразить то место, где броня левой верхней руки соединялась с броней панциря. Это была неплохая идея - вывести из строя хотя бы одну руку...
Железный отбил клинок левой средней рукой - клинок глухо звякнул о металл брони, - и тут же попытался защемить его нижней. Бойл едва успел отдернуть клинок, избежав серьезной опасности - Железный вполне мог сломать клинок пальцами.
Бойл атаковал голову Железного, точнее - узкую прорезь в шлеме, в том месте, где у человека обычно располагаются глаза, Железный отвел голову, приняв удар по касательной, и выстрелил в противника из пружинного самострела, спрятанного в корпусе средней руки. Бойл успел увернуться, но за это время Железный успел поднять в воздух ядро.
Очередной фонтан песка взметнулся в воздух. Гладиатор опять умудрился отскочить. Он был чертовски ловок, как никто из людей... Вот я уже и говорю - "был"...
Людям, даже самым ловким и умелым, свойственно уставать.
Кажется, Железный решил не ждать, пока противник устанет. Он модифицировал нижнюю пару рук, заменив пальцы на серповидные резаки. Затем его ладони начали вращаться, превратившись в сверкающие круги. Да, императорские механики всегда находили, чем удивить гладиатора...
Бойл ушел в глухую защиту, отражая мечом  атаки сверкающих кругов и время от времени уворачиваясь от стрел и гарпунов противника. Я понял, что долго он так не продержится. Человеческим возможностям есть предел.
Вот Железный уже и пустил ему кровь, задев сверкающим кругом - увы, Бойл был обычным гладиатором. Ему доспехи не полагались.
Вот он выстрелил одновременно из обеих рук. Бойл сумел увернуться только от одной стрелы.
Все это время во мне еще жила какая-то смутная надежда... не знаю, на что. На ужасное везение, на последний шанс проклятого и обреченного смертника... На худой конец, на то, что Император прекратит поединок ввиду явного превосходства одного из бойцов. Это был крошечный, но все же шанс.
Бойл опустился на одно колено, опираясь на меч. Он не отступил, не бросил оружия. Он готов был продолжать бой. У него не осталось нечего, кроме этого боя. Внезапно я почувствовал смутную гордость оттого, что находился рядом с этим человеком. Пусть и недолго.
Железный замер как будто в нерешительности. Затем он остановил и сложил резаки, втянул цепь в корпус руки, превратив ядро в шипастый кулак. В его железном теле что-то заурчало, и черный дым повалил из всех щелей.
Неужели?..
Очень быстро дымом заволокло вою Арену. Я слышал раздраженные реплики зрителей, поскрипывания железных шарниров и стук собственного сердца.
А потом я услыхал крик.
Груда ходячего железа вряд ли могла так кричать.
Когда дым развеялся, мы увидели лежащее на песке изломанное тело. Железная гора, стоявшая над ним, пошевелилась и подняла вверх руки заученным жестом победителя.
Публика рукоплескала, дамы бросали на арену цветы.
Кейн за моей спиной смачно выругался.
Цветы падали к ногам Железного. Он не обращал на них внимания, он с достоинством принимал аплодисменты. В этот миг он был до странности похож на человека.
К его противнику уже спешили Служители Арены. Обычно их задача заключалась в том, чтобы подобрать побежденного и оказать ему помощь, если она нужна. В данном случае их задача сводилась только к выносу тела. Как правило, люди-гладиаторы довольствовались победой и не убивали поверженного противника. С Железным это не проходило. Он всегда сражался насмерть. И всегда не на свою.
- Опять мы не дождались чуда, - грустно заметил Лас. Я понял, что он имеет в виду. К сожалению, чудо и гладиатор - две вещи, которые крайне редко совмещаются в нашем мире. А чудо и Железный - это вообще было невозможное сочетание. Железный был полной противоположностью какому бы то ни было чуду. Он просто был убийцей чудес.
- Говорят, что в этих доспехах сражается сам Император, - сказал Рейф. - Правда, Лас?
Лас считался у час настоящим экспертом по всем вопросам, так или иначе связанных с Императором. Не так давно он занимал какую-то должность при дворе и видел Императора чуть ли не каждый день. Правда, он не очень охотно рассказывал об этом. И еще менее охотно он говорил о том, из-за чего он впал в немилость и был сослан на Арену.
- Глупости, - сердито отвечай Лас. - Как ты можешь верить в эту ерунду?
- За что купил, за то и продаю, - парировал Рейф. - От себя нечего не добавил.
- Но ведь это немыслимо! - вмещался Кейн. - Подумать, будто божественный Император, повелитель сверхъестественных сил, прячется в этой жестянке от почти не вооруженного воина! У тебя с головой все в порядке?
Рейф пожал плечами, дескать, уважаю вашу точку зрения, но себе оставлю свою.
- Я другое слышал, - продолжил Кейн. - Что никакого человека там вообще нет. Это целиком и полностью машина. И то, что я вижу, заставляет меня прислушаться к этой версии.
- Я не очень интересовался Ареной в те времена, - сказал Лас. - Было много другого... Извините,  но вы не понимаете... Ничего не понимаете. Железный - это личный боец императора. Он сражается за честь государя. Поэтому он не может проиграть.
- Он или оно? - спросил Кейн.
- Я же говорю, я не очень интересовался этими вещами, пока они меня не затрагивали... Я точно знаю, что сначала это был человек.  что от него осталось сейчас...  Не спрашивайте меня, хорошо? Я просто не знаю.
- Извиняюсь за непонятливость, - вмещался Рейф, - а по какому признаку ты отличаешь человека от машины?
- Человек может изменяться от того, что с ним происходит, - ответил Кейн. - Машина - не может. Она всегда действует одинаково.
- Ну, тут ты не прав, - возразил Рейф. - У него каждый день что-нибудь новенькое. Нельзя сказать, что он не меняется.
- Ты невнимательно слушал. Меняется только орудие, его арсенал. Сам он остается таким же. И каждый раз, когда он выходит на арену, он действует одинаково. Я ведь не первый раз вижу его выступления. Я наблюдал за ним и раньше. И, поверь мне, если не считать арсенала, он ничуть не изменился.
- У меня вертится на языке еще один вопрос. Себя ты считаешь человеком или машиной? И нас - кем ты нас считаешь?
Кейн наморщил лоб.
- Поделом мне, нечего мудрствовать... Хотя я, наверное, все-таки отвечу... Есть два ключевых слова - "почему" и "зачем". Так вот, машина всегда действует "почему". У нее приказ, у нее программа... Ее существование представляет из себя последовательность событий, каждое из которых жестко определяет следующее. Иными словами, машина пассивно исполняет то, к чему ее побуждают обстоятельства... Человек действует иначе. Его действиями управляет некое представление о том, как должно быть - это самое "зачем". Так что каждый раз, когда мне говорят, что делает что-либо "почему", я точно знаю, что передо мной машина...
- Ты не ответил, - сказал Рейф. - Вот я, например, машина? Или человек?
- Почему ты здесь, Рейф?
- Потому что... Мы гладиаторы. Мы сражаемся на Арене. И потом, если я захочу уйти - кто меня выпустит?
- Что ты хочешь сказать этим... Мы же все гладиаторы...
- Зачем ты здесь, Рейф?
Он не ответил. Он промолчал.
Молчи, гладиатор. Мечом ты владеешь лучше, чем словами, а могущество меча имеет предел. Сегодня мы еще не раз успеем в этом убедиться.

Кейн стоял у окна и смотрел вниз.
- Есть одна вещь, которой я не понимаю.
- Какая? - спросил я, подходя и тоже глядя на Арену.
- Его меч, - сказал Кейн. - Он что, бросил его?
Тело уже унесли, и теперь Служители Арены были заняты восстановлением ровной поверхности песка. Я поискал глазами меч. Он лежал довольно далеко, невероятно далеко от того места, где умер Бойл.
Это было странно.
- Меч, выпавший из руки, так далеко не упадет, - сказал Кейн.
- Неужели он пытался метнуть его и попасть в уязвимое место? Если так, он сделал ошибку.
- Возможно, в последнюю минуту его рассудок помутился.
- Возможно.
Мы обменялась настороженными взглядами. На Арене не было места для чего бы то ни было непонятного и необъяснимого. Это было неподходящее место для чудес.
- Все это фигня, - вмещался Рейф. - Все, о чем вы тут болтаете,  не имеет ни малейшего значения. Потому что эта штука там, внизу  плевать хотела на все эти разговоры о смыслах и значениях. Ей нет дела до ваших правил и ваших кодексов чести, ей начхать на мастерство и красоту боя... Она приходит не состязаться в мастерстве! Она приходит убивать...
- Личный убийца Императора? - уточнил я.
- Да перестаньте вы! - воскликнул Лас. - Вы ничего не знаете про Императора! Это такой же человек, как я или вы, и совсем он не кровожадный! Просто он несет бремя ответственности за все, что происходит в нашем мире, поэтому с него нельзя спрашивать, как с обычного человека...
- И все его слуги и чиновники разделяют с ним бремя ответственности, - хмуро добавил Кейн, - поэтому ни с кого из них ни за что спрашивать нельзя.
- Ты защищаешь его даже после того, что он с тобой сделал? - спросил Рейф.
- Я патриот, - буркнул Лас.
- Так и запишем, - подытожил Рейф. - Патриот - это человек, который любит свою страну... несмотря на то, как она с ним обращается.
Скрипнула дверь, вошли Служители Арены.
- Ты, - сказали они Рейфу.
Из-за их широких, спин несмело выглядывал служитель Официального Культа. Предполагалось, что они приходят давать утешение душе перед вероятным ее отправлением в мир иной. Но я думаю, они тоже люди... И тоже любят зрелища.
Когда его уводили, он спросил:
- Можно мне в качестве орудия ножик для консервов?
Ему ответили, что положены меч и кинжал.

Гонг возвестил о начале боя.
Я поймал себя на том, что мне невероятно трудно отвести взгляд от Арены. Любопытство целиком овладело мной - несмотря на то, что исход этого действа был решен заранее. Несмотря на то, что нечего интересного или достойного внимания там уже не могло произойти. Может, и я уже начинаю получать удовольствие от механического повторения заранее предреченных событий? Может,  и во мне проснулось что-то от машины?
Рейф атаковал и уходил в блок. Железный размахивал многочисленными конечностями с шипами, резаками и крючьями, метал дротики и плевался самострелами. Искусство владения мечом бросало вызов могуществу императорской механики.
Потом я заметил, что Рейф сражается как-то вяло. Нет, техника была на высоком уровне. Движения были точны и уверенны.
Механически уверенны. В них не было души.
Не было жестокого натиска, заставляющего противника все время находиться в напряжении. Не было спокойной защиты, терпеливо ожидающей допущенной противником ошибки, не было хитроумных комбинаций и неожиданных контратак. Не было ничего... и стоит ли упрекать его в этом? Мастерство бессильно против железа. Искусство бессильно против железа, вдохновение, порывы души и озарения одинаково бессильны... Все, что мы ценим, все, чему посвящаем свою жизнь, бессильно против железа. Возможно, поэтому мы и должны умереть.
Кейн внимательно наблюдал за схваткой.
- Рейф проигрывает, - сказал он задумчиво. - Он действует, как машина. А слабая машина всегда уступает сильной. Он должен был оставаться человеком. Это был его единственный шанс.
- Что может человек против этой кучи железа? - спросил я. Кейн пожал плечами.
- Человек может не сдаваться, всегда есть шанс, пусть один из миллиона.
- У тебя будет возможность проверить эту гипотезу на практике, - ответил я.
Тем временем Железный пустил в ход чугунное ядро на цепи, и поднял над Ареной сплошную тучу пыли. Я бы сказал, что этим он больше помог противнику, чем себе: его грузная фигура без особого труда угадывалась среди поднявшейся пыли, тогда как маленький верткий гладиатор совершенно пропал из виду. Хотя - кто знает, возможно, императорские механики снабдили его каким-то иным способом восприятия реальности, наподобие собачьего нюха, и пыль нисколько ему не мешает... Тогда в его действиях есть смысл... В действиях машины всегда есть смысл.
- Похоже, я тоже не верю,  что там есть что-то живое, - сказал я.
- Тогда чем ты лучше его? - спросил Лас.
Это было неожиданно, я не сразу нашелся, что ответить.
- Наварное, тем, что у меня бывает и другая точка зрения. Более того, я обычно с нее начинаю, и только потом...
На Арене постепенно развеялась поднятая пыль, и Железный предстал перед публикой во всей своей красе. Убедившись,  что его хорошо видно, он демонстративно поднял над головой меч, - не свой, разумеется, - и сломал его. Трибуны взорвалась аплодисментами.
Маленького верткого гладиатора - точнее, то, что от него осталось, - я заметил не сразу.
- Есть шанс уцелеть, - сказал Рейф.
Я вздрогнул, его не могло быть здесь, ведь он был там, на Арене.
- В любом случае ты можешь остаться в живых. Способ очень простой: нужно относиться к происходящему так, будто это только понарошку, и ни к чему тебя не обязывает. Умер - встал - раскланялся - ушел пить пиво. Боль не настоящая, опасность не настоящая, смерть... Игра, не более того. Не нужно принимать это близко к сердцу.
Значит, так?.. И очень даже просто... И нет ни боли, ни ран, ни отчаяния, все понарошку, все не смертельно... Все, что произошло, мы переживем, переварим и выплюнем, и будем жить-поживать - те, кто был втоптан в песок Арены, и те, до кого не дошла очередь... И Железный. И его далекий дорожащий своей честью Император. И все его бравые механики...
- Я так не смогу, - сказал я.
- Что? - переспросил Кейн.
Рейфа не было. И ни Кейн, ни Лас не подавали вида, что слышали хоть слово. Возможно, ничего этого в действительности не произошло, просто мое воображение сыграло со мной злую шутку? Или голос Рейфа в самом деле прорвался из какой-то параллельной реальности,  в которой все происходящее с нами не имело ни малейшего значения?.. Вряд ли я когда-нибудь это узнаю.
- Нет, ничего.
Следующим они позвали Ласа.
Я смотрел, как его уводили, я не знал, что сказать ему на прощание. Пожелать удачи? Покоя? Забвения? Слова никогда не были моим коньком, особенно те, которые должны были что-то значить.
Он сражался с сетью и трезубцем. Его тактика заключалась в том, чтобы подобраться как можно ближе к корпусу Железного, избегая его страшных орудий. Возможно, это имело смысл. Вдруг да удастся найти на корпусе уязвимое место?
Железный уже успел продемонстрировать несколько впечатляющих достижений имперской механики, которые произвели неописуемое впечатление на публику, но совершенно не повредили противнику. Лас сделал ставку на ловкость. Пока у него все получалось. Но, хотя превзойти в ловкости Железного было несложно - с этим оправился бы сонный бегемот, - долго так продолжаться не могло. Железный не уставал, и слабого места в его броне пока не находилось
- Ты не думаешь, что однажды машины станут сильнее людей? - опросил я Кейна.
- Не знаю, - ответил Кейн. - Похоже, что они уже сейчас сильнее... Но все равно люди должны их контролировать. Машина имеет железный корпус и железные инструменты, но человек управляет машиной... По крайней мере, так было до сих пор. По приказу машина включается и делает работу. По приказу она отключается, когда работа сделана. Не наступил ли момент, когда они перестали воспринимать приказы? Ты это имел в виду?
- Примерно, - сказал я. - Понимаешь, здесь происходит что-то странное, и в рамках человеческой логики это невозможно объяснить. Зачем эти безнадежные бои, эта жестокость? Либо смысл происходящего в том, что машины снова и снова демонстрируют свое превосходство над людьми, и этот смысл задан не человеком... Либо смысла нет вообще.
- Есть еже третий вариант, - заметил Кейн. - Люди не в состоянии обеспечить себя зрелищами, и поэтому они используют такие машины - чтобы развлечься.
- Кейн, а мы с тобой кто? Кто же тогда мы? Мы не люди, потому что нас тошнит от этих зрелищ. И мы не машины, потому что машинам все равно...
- Не знаю, - сказал Кейн. - Я не говорил, что знаю ответы на все вопросы.
Мы замолчали, глядя на Арену.
Лас уже испробовал несколько мест на корпусе Железного, но уязвимым не было ни одно из них.
Среди зрительских рядов интенсивно сновали букмекеры. Ставки на Железного пошли в рост. Также заметно вырос спрос на пирожки и благословения жрецов Официального Культа.
Не могу оказать, что я отношусь с одобрением к идее устраивать распродажи на таких мероприятиях. И особенно мне неприятны эти жрецы. В мирное время, когда людям ничего не угрожает, жрецы мало что могут им предложить. Но здесь, где смерть буквально витает в воздухе, жрецы имеют успех. Благословения в рассрочку и спасение души со скидкой. И впечатляющие заупокойные ритуалы.
Официальный Культ гласит, что всего у нас по девять жизней. Предполагается, что, пожертвовав одну из них на благо Императора, мы сможем располагать остальными по своему усмотрению. Только я что-то не очень верю в эти дела. И хорошо еще, если там просто ничего не будет - ну, пустота, и все... А если там действительно все восемь жизней - таких же, как эта? Не для себя, а для Арены? Для Железного?..
Нет уж, спасибо. Не хочу я такого продолжения. Если мне суждено умереть сегодня, то навсегда. Я больше не вернусь сюда.

Железный споткнулся.
Я смотрел, не веря своим глазам... Он слишком сильно замахнулся своим ядром на цепи, и не устоял на ногах... Это был настоящий подарок судьбы, и Лас не замедлил им воспользоваться. Он быстро подскочил к противнику - и накрыл его сетью.
Трибуны взревели. На Арену полетели цветы, букмекеры в ужасе носились между рядами, а в воздухе летали какие-то головные уборы... Я поискал взглядом Императорскую ложу. Там по-прежнему не наблюдалось никакого движения, занавеси висели ровно... Вот будет жаль, если Император этого не увидит!
Железный медленно шевелился в сети. Лас с сияющим лицом отсалютовал и поклонился публике. Публика впала в экстаз.
Неужели это все?
Так просто?
Это было недопустимо и немыслимо. Жрецы Официального Культа встревожено шушукались у самого парапета. По трибунам прокатился ропот. Я знал, о чем переговариваются зрители. Средоточие сил и гордости Империи повержено в прах. Повержено в прах почти не вооруженным рабом. Это знак, говорили они. Очень значительный знак.
Все произошло мгновенно. Я ничего не успел заметить, и, конечно же, ничего не услышал. Только что маленькая бронзовая фигурка гладиатора стояла посреди Арены, - и вот она уже оседала на песок, переломившись пополам, а из спины у нее торчало что-то длинное и узкое, чего еще мгновение тому назад там не было.
Трибуны разом затаили дыхание. Только один букмекер, не растерявшись, выкрикнул новую котировку.
А потом я увидел, как поднимается железная волна, как вращаются блестящие резаки, и обрывки сети падают на песок.
Лас пытался подняться, опираясь на трезубец. Толку в этом было немного, потому что основание трезубца погружалось в песок.
Государев поединщик уже встал во весь рост и двигался к упавшему противнику. Исход поединка уже не вызывал ни малейшего сомнения.
Трибуны хором выдохнули затаенный воздух. Кто вздохнул с ужасом, а кто и с облегчением.
Железный медленно подошел к лежащему на песке гладиатору и замер. Теперь противник полностью находился в его власти; он мог втоптать его в песок, изрубить на куски или проломить ему голову своим ядром... Да мало ли еще было способов, имперские механики снабдили его неограниченными возможностями, отчего бы не использовать их, раз они есть?
Я вспомнил один из своих первых дней на Арене.
Я был молод и самонадеян, а моим противником оказался Бойл. Не прошло и минуты, как я лежал на песке, зажимая рукой рану, а Бойл стоял надо мной - в точности таи, как теперь стоит на Арене Железный. Я тогда о многом успел подумать, и был готов ко всему... Но только не к тому, что произошло.
Бойл протянул руку и помог мне встать.
Потом мы даже подружились. В том смысле, в каком это слово применимо к гладиаторам. Я кое-чему научился у него, и, смею надеяться, сам его кое-чему научил. Это был сильный и суровый человек. Я считал его жестоким. Пока не увидел Железного.
Я старался быть таким, как Бойл. Другие на Арене не задерживались. Но как это было непросто...
Ты должен перестать быть добрым.
Ты должен перестать чувствовать боль. Как свою, так и чужую.
Ты должен научиться держать удар.
Ты должен превратиться в безупречного носителя смерти. И вместе с тем - остаться человеком...
Я одерживал победы, но не стал мясником. Я забрал только одну жизнь, и не горжусь этим. Мой противник знал, что бой может кончиться так, и в какой-то мере согласился на это, раз уж полез драться. Возможно ли было нам обоим остаться в живых? Сейчас это не самый важный вопрос, но я все равно о нем думаю.
Я надеюсь, что не смогу к этому привыкнуть.
Кто сказал, что весь мир – театр?
Мир – это арена.
Его арена.

Кейн выглядывал что-то в окне.
- Что ты хочешь там увидеть? - опросил я.
- Я смотрю на Императорскую ложу, - ответил он. Я кивнул.
- Его нет. И, наверное, никогда не будет.
- Почему это? - поинтересовался Кейн.
- Вряд ли происходящее доставляет ему особенное удовольствие. Эти победы поддерживают его престиж в глазах черни. Но, в сущности, достойному человеку это не делает чести.
Кейн невесело усмехнулся.
- Честь и достоинство - это не одно и то же.
- Для тех, кто сидит на трибунах, одно, - возразил я.
Кейн кивнул.
- Поэтому они и сидят на трибунах, а мы выходим на Арену. Никто из них не пойдет сюда за нами. По крайней мере, добровольно. Слава, конечно, штука приятная, но здесь и умереть можно.
- Кейн, как ты думаешь... там что-нибудь есть?
- Сначала ты.
- Я думаю, что если верить, то есть. А если не верить, то ничего.
- Ты романтик, - сказал Кейн. - А я думаю так: снова будет Арена. Может быть, не эта, а какая-нибудь другая... И снова будет Железный. Снова и снова. Пока ты его не победишь.
- Тогда мы будем воевать вечно, - оказал я.
- Ну да, - оказал Кейн. - А они будут вечно смотреть.
Это было настолько жутко, что даже похоже на правду. Я поежился.
- Все готово, - сообщил Кейн, выглядывая в окошко. - Интересно, кто будет следующим?
- Ты или я. Больше некому.
- Тогда прощай. Возможно, когда мы встретимся в следующий раз, у нас будут другие имена и лица.
- Возможно... Но это будет снова Арена. Не думаю, что кто-нибудь из нас сможет усидеть на трибунах.
- Согласен, - оказал Кейн, протягивая руку. Я с удовольствием пожал ее. Мне очень нравился Кейн. Если бы мы встретились при других обстоятельствах, мы могли бы стать друзьями. К сожалению, здесь и сейчас мы были гладиаторами. Мы должны были сражаться друг с другом.
Так было вплоть до этой минуты.
Теперь все будет по-другому.
За моей спиной отворилась дверь. Я обернулся - и встретился взглядом со Служителями Арены.
- Ты, - сказали они.
Мне дали меч и кинжал.

Мое появление на Арене сопровождалось аплодисментами. Зрители заранее благодарили меня за то зрелище, которым я порадую их через несколько минут.
Букмекеры выкрикивали ставки, торговцы предлагали пирожки, жрецы - благословения и спасение души. Жизнь шла своим чередом.
Так же она продолжится и без меня.
Я стал взрослым в тот день, когда понял это.
Занавес Императорской ложи оставался неподвижным. Что ни капельки меня не удивило. Будь я Императором, я бы тоже не пришел на это смотреть. Я бы тоже оставил такие победы тому, кому они нужны.
За решетчатым окошком я видел бледное лицо Кейна. Он не мог меня слышать, но должен был знать, что я хочу оказать ему.
Сломай его, слышишь?
Если меня постигнет неудача... Ведь это более чем возможно.
Тогда ты останешься единственным, кто может...
Сломай его, слышишь? Не ради меня. Мне уже все равно... Сломай его ради тех, кто придет за мною. Ведь они придут - юные и наивные... Они будут искать славы, и приключений, и замечательных побед над всеми, начиная о себя, и заканчивая собой же... Нет более достойной победы, чем победа над собой. Они будут думать так - и придут на Арену. А ничего этого здесь не будет. Будет только Железный. И пустая Императорская ложа... И пирожки со скидкой...
Сломай его, слышишь?
Служитель Арены ударил в гонг, возвещая начало боя.
В следующий миг я успел отскочить с того места, на которое со свистом обручилось чугунное ядро с шипами.
Он начинает повторяться.
Я прокатился у него между ногами и попробовал на прочность коленные суставы. Они оказались прочными.
Затем я увернулся от его самострела и отбил мечом вращающийся резак.
Суставы таза тоже были хорошо защищены.
Он остановился и начал раскручивать ядро над головой.
Точнее, над декоративным шлемом, изображавшим голову.
Что это он задумал?
Ответ на этот вопрос я узнал очень скоро. В его железном нутре что-то звякнуло, и цепь начала удлиняться. С каждым оборотом ядро описывало все более широкие круги.
Он будет стравливать цепь, пока кольцо вращающейся смерти не покроет всю Арену. Или не достанет меня.
Может быть, это удастся использовать. Когда цепь станет длиннее, промежутки между оборотами ядра увеличатся. Если мне удастся увернуться от ядра, у меня будет время, чтобы добежать до него.
Будто услышав мои мысли. Железный двинулся вперед. Круг смерти больше не увеличивался, он просто приближался ко мне.
Он действовал рационально.
И тогда я бросился бежать. Мне удалось проскочить перед ядром, поднырнуть под летящую над песком цепь, и пока все это барахло заходило на следующий вираж, я подбежал к противнику почти вплотную.
Щелчок! - он отстрелил цепь, и ядро врезалось в песок где-то сбоку. Он выставил вперед железные лапы, пытаясь охватить меня загнутыми крючьями-пальцами.
Я отбил левую руку мечом, поднырнул под правую и воткнул кинжал в узкую щель между пластинами брони - там, где его рука соединялась с телом. Там что-то хрустнуло, и из щели вырвался яркий сноп искр. Тогда я нажал сильнее - и клинок сломался.
Его левая рука очертила в воздухе сияющий полукруг отточенными когтями. Я едва успел увернуться. Он замер. В его корпусе что-то искрило, поврежденная рука повисла плетью.
Это был небольшой, но приятный успех.
На трибунах воцарилась гробовая тишина.
Железный несколько раз сжал и разжал пальцы левой руки, затем перевел взгляд на правую. Она не двигалась.
Потом он посмотрел на меня. Я почти физически ощутил этот взгляд. Он обещал очень многое.
Воодушевление потихоньку проходило, и я понял, что потерял половину оружия, а противник - только одну из шести рук. Еще один такой успех, и я проиграю.
Должен быть другой способ.
Железный снова двинулся вперед. Его средняя пара рук видоизменялась на глазах, выпуская длинные блестящие лезвия. Он явно собирался прижать меня к стене и порубить, как капусту.
Если и существует на свете способ победить эту махину, то мне пора находить этот способ. Самое время, можно сказать.
Клинки описывали в воздухе сверкающие круги. Я стоял и смотрел, как его ноги переступают по песку.
По песку...
Какая-то мысль забрезжила в моей голове. Я наклонился и коснулся Рукой Арены. И зачерпнул горсть песка.
Оббежать вокруг него было нетрудно. Силы у меня еще были, а противник был все так же неповоротлив. Он только начал поворачиваться в мою сторону, а я уже подбежал к его корпусу сзади. Только теперь я не стал совать в промежутки брони на суставах лезвие клинка - теперь я просто насыпал туда песку.
Песок быстро просочился в щели. В этот момент, почуяв неладное, Железный начал оседать на Арену, намереваясь раздавить меня всем своим весом. Это, правда, было уже совсем не зрелищно по сравнению с тем, что он делал раньше, но зрелищность его уже не волновала - он просто хотел получить свою победу.
Каким-то чудом мне удалось выбраться из-под его корпуса. Пока он не понял, что я уцелел, и не начал вставать, я отбросил меч и заработал обеими руками, загребая песок с Арены и загружая его в каждую видимую щель. Особенное внимание я уделил тем местам, где руки крепились к корпусу.
Железный начал вставать. Именно тогда мои труды увенчались успехом: в его железном корпусе раздался адский скрип, его нога подвернулась, и он начал заваливаться вперед. Падая, он выставил перед собой руки. Это оказалось не лучшей идеей, потому что клинки ушли глубоко в песок, а пара крючьев сломалась под его весом.
Пока он барахтался в песке, как большой блестящий жук, я успел загрузить ему в корпус еще пригоршню-другую песка. Трибуны неистовствовали, Служители Арены сновали туда-сюда, как застигнутые врасплох тараканы, да и жрецы притихли.
Железный начал вставать. Каждое его движение сопровождалось лязгом и скрежетом, то одна, то другая конечность застывала в самом нелепом положении. Поврежденная рука, болтаясь, стучала о корпус. Непобедимый боец Императора выглядел неважно.
Я подобрал оружие и внимательно следил за противником. Даже такой, покалеченный и с трудом стоявший на ногах, он все еще был смертельно опасен. Несмотря на свое бедственное положение, он не потерял ни своей брони, ни своей силы, ни желания топтать и давить.
Я должен все сделать правильно. У меня нет права на ошибку. Если он уцелеет после этого боя, в следующий раз его защитят от песка - закроют чем-нибудь щели, или заменят песок на опилки... И игра начнется заново.
Все должно решиться сейчас.
Железный снова пришел в движение. Нащупав действующей рукой поврежденную, он резко дернул ее и выдернул с мясом... точнее, с рычагами, пружинами и прочей требухой, которая свисала теперь из отверстия в корпусе; руку он бросил на песок, и переступил через нее, пошатываясь.
Со второй попытки он запустил вращающиеся лезвия и двинулся ко мне, явно намереваясь окончательно выяснить наши с ним отношения.
На полдороге у него заглох один круг лезвий, и он остановился. Он стоял посреди Арены, застыв в на редкость нелепой позе. Он выглядел жалко, но я не мог дать волю чувствам. Ведь до меня здесь стояли другие гладиаторы, и он никого не пожалел, когда сила была на его стороне. Я не могу думать о нем, как о человеке. Это всего лишь машина, которую нужно сломать.
Сломать любой ценой.
По трибунам пополз неясный ропот. Зрители и торговцы повторяли одно и то же слово. Мне понадобилось некоторое время, чтобы разобрать его, и еще какое-то, чтобы поверить...
Император.

Занавесы Императорской ложи были раздвинуты, и зрители оглядывались в ту сторону.
Значит, он все-таки пришел...
Как любезно с его стороны.
Устал нести бремя ответственности за все бестолковое сущее, и заглянул на Арену развеяться. А тут как раз незадача, любимый государев поединщик на ладан дышит... Ай-яй-яй!
Где же ты был раньше, повелитель нечестной игры? Предводитель непобедимых и сокрушитель обреченных, где ты был? Когда искусство боя было втоптано в песок, и твоим именем вершились недостойные победы - где ты был, зараза?
И зачем ты пришел сюда?
Император встал. И мне показалось, что земля уходит из-под ног... Это был Кейн. Невероятно. Немыслимо... Но это был он.
Сердце успело отсчитать три удара, пока я задавал себе очевидный вопрос и пытался отмахнуться от очевидного ответа. Я должен был верить тому, что вижу. Ведь, если не верить тому, что видишь, то чему вообще можно верить?
Я должен был... но как я мог в это поверить?
Я перевел взгляд на окошко камеры гладиаторов, но там было пусто.
Его там не было.
А был ли он вообще?
Может, ничего и не было на самом деле? Только химеры, порождения скучающего ума, отупевшего от созерцания и осмысления самого себя? Призрачные иллюзии - единственные обитатели мертвой души, провалившейся внутрь себя подобно черной дыре? Мороки, отражения в кривом зеркале, каждое из которых уродливо и безобразно, и каждое отражает тебя?..
Может, это был только сон?
Может, я проснусь, и все будет по-другому... А?
Нет, это не сон. Сны бывают смешными и странными, глупыми и бестолковыми, в них можно увидеть все, что угодно... Но сны принадлежат тебе, и в них не может появиться ничего чужого. Например, во снах не бывает лжи и предательства. Это самый верный признак, по которому их можно отличить от реальности.
Сны могут путать, но они не могут причинить настоящей боли.
Это явь.
Это здесь и сейчас.
Я смотрел на всесильного Императора, повелителя сверхъестественных сил, которого по неосторожности считал своим другом. Это была ужасная ошибка, ведь у Императора не может быть друзей. У него могут быть только слуги... И враги. Так мало ролей для этой сцены. Одна не исключает другую.
Я пытался выйти за рамки этого закона. И за это я заплачу все, что причитается.
Повелитель сверхъестественных сил...
Пленник своей роли...
Раб своего могущества.
Мне жаль, что нам не дано иного.
Сильный удар швырнул меня на песок. В глазах потемнело, и мир отдалился в какую-то дальнюю даль. Там было темно, и медленно, и больно, и разум метался в черепной коробке. Как будто в клетке. Как будто в гробу.
Затем их крики стали слышнее, и света стало больше, и песок струился под руками... И эта штука торчала между ребер.
Ну, конечно. Он сохранил самострелы.
Какой умница.
Лязг и скрежет возвестил о его приближении. Он ковылял по Арене, как смертельно раненый бульдозер.
Он шел ко мне...
Да. Пожалуй, пора заканчивать.
Интересно, каковы шансы на то, что Император остановит бой?
Я поискал его глазами. Нашел не сразу. Трибуны гудели. Служители и жрецы поздравляли друг друга. Пирожки шли нарасхват.
Он стоял в своей ложе и смотрел на меня. Наши взгляды встретились. И в этот краткий миг я понял его.
Император не мог остановить бой.
Железный не был символом его силы - он был САМОЙ силой. Поэтому он не стал бы слушать никаких приказов. Сила слепа и глуха ко всему, кроме самой себя.
И вместе с тем Императору нужна была сила.
Свою первую побуду Железный одержал над Императором. И тот не мог ничего ему приказать. Он только мог выпускать его на Арену вместо себя. Этого было достаточно, чтобы спектакль шел как надо.
Интересно, зачем он приходил и разговаривал с нами? Зачем он вел себя как один из нас?
Может, он ждал того, кто разрушит эту цепь и освободит его? Тогда он снова стал бы повелителем всего...
А может, он хотел научиться сам? Чтобы однажды выйти на Арену и самому отвоевать назад свою власть?
Это было бы здорово. Только я уже не увижу, что будет дальше.
Ты очень близко подошел к своей свободе. Железный сегодня слаб, и ты можешь уничтожить его. Если захочешь. Ты ведь хочешь снова править сам, не правда ли?
Но, разумеется, починить его ты тоже сможешь. Или даже нового сделать - сильнее, толще, красивее... Еще одно чудо имперской техники... Еще один непобедимый кошмар во славу Твоего Величества...
Сможешь ли ты остановиться?
Сможешь ли ты царствовать сам? Отказаться от чужой силы и стать истинным владыкой?
Сможешь ли ты победить Железного?
Мне уже не узнать этого. Как жаль. Но я должен покинуть Арену.
Нет, я не пошлю тебе проклятий. Хватит с тебя и того, что есть. Но я думаю - может случиться, правда? - что где-то там, за гранью, мы встретимся снова... На этой Арене, без Железного, один на один.
Может, это и глупая мечта. Но это большее из того, что у меня есть.
А пока - прощай.
Железный был уже здесь. Покачиваясь и загребая песок, со скрипом и лязгом, он подошел и встал надо мной, как большая железная башня. Вряд ли это могло выглядеть как триумф. И вряд ли он этого не понимал.
И тогда ко мне пришла странная мысль.
Кто я такой на этой Арене? Если сейчас чудовищным усилием он сомнет мое тело, что сомнется в его руках - плоть и кости? Или рычаги и шестеренки? Что я пролью на Арену - кровь? Или смазочное масло?
С тревогой смотрел я на Железного. В безмолвии стоял он надо мной.
А затем его колени подогнулись. Огромный и блестящий, он падал прямо на меня.
Сломать любой ценой...
Так все-таки кровь? Или масло?
Да?
Или нет?..

Темнота пришла слишком быстро.

- Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?
- Я хочу быть солдатом...


октябрь 2001 - июль 2003