"У каждого человека свой собственный организм"
( из армейского юмора )
Мачтовые сосны над песчаным обрывом. Внизу, среди заливных лугов извивается красавица Десна. Бескрайние просторы с разбросанными озерами, воздух, наполненный разогретой на солнце хвоей, редкие облака на бескрайнем голубом небе, гул шмелей, и еще молодость.
Глупая, беспечная и беззаботная молодость, до краев наполненная адреналином и полным непониманием того, что этот период в жизни и есть тот самый единственный и неповторимый, который и будет служить всю оставшуюся жизнь эталоном счастья.
В сосновом бору, прямо на берегу реки уютно разместились пионерские лагеря.
Утром по бескрайним просторам разносятся звуки пионерских горнов, переливы баянов и усиленные динамиками голоса пионервожатых, организовывающих уклад пионерской жизни.
Каждый год третьего июня открывается сезон. Заезд первой смены, к которому
сотрудники пионерского лагеря готовятся давно, еще с мая.
Красятся одноэтажные деревянные корпуса, вставляются недостающие оконные стекла, ремонтируются обветшалые и протекшие за зиму крыши, да и многое другое моется, чистится, подметается, красится и ремонтируется, чтобы достойно встретить приезд детворы.
За несколько дней до открытия сезона приезжает основной персонал вместе с директором и наводит окончательный порядок.
Бессменный директор лагеря « Смелый » Софья Викентьевна волнуется больше всех. Маленькая, похожая на колобок женщина грозно покрикивая со знанием дела руководит процессом. Ее звонкий голос раздается то в одном , то в другом месте:
- Ты куда матрасы тащишь? Нет, не туда! В пятый корпус! Ты что, не знаешь где пятый корпус?
Кто красил это окно? Кому руки с корнем вырвать?
Ворота красить только зеленой каской! Зеленой! Ты плохо слышишь? А звезду красным. Красным, говорю, а не желтым! А меня не интересует, ты завхоз, или я? Где хочешь, там и бери!
Хлорки для туалетов не жалеть!
Почему у меня до сих пор нет праздничного меню?
Особенно достается завхозу, который с утра слегка принял на грудь и на все директорские нападки благодушно улыбается и нехотя оправдывается:
- Викенть-на, ну че ты на меня наседаешь? Я и так ни дня, ни ночи покоя не знаю.
Устав от нападок строгой директрисы он ныряет в подсобку и через минуту выходит вытирая рот рукавом и покрякивая. Софья Викентьевна видит бесполезность дальнейшего диалога с завхозом, машет рукой и переключается на шеф повара, который изредка наведывается в ту же подсобку:
-Боря, будешь бухать как в прошлом году, выгоню к чертовой матери.
И зарплату не заплачу!
Повар делает вид, что не слышит, и бежит чистить огромные кастрюли.
Вся эта суета последних дней перед заездом идет по нарастающей, и к вечеру последнего дня доходит до апогея.
Все! Завтра утром заезд. Сил больше не осталось. В суматохе подготовки забыли о спиртном. Гена «поплавок» (так зовут инструктора по плаванию) сокрушается больше всех:
- Я вам еще в обед говорил, что бухла нет! - Обращается он с отчаянием в голосе к молодежному коллективу. А вы не реагируете! Мне что, больше всех надо?
Судя по его расстроенному лицу видно, что ему действительно надо. И даже больше всех.
Открытие сезона - это святое событие, которое просто необходимо отметить, но не чем. Магазин, расположенный в ближайшем селе давно закрыт, да и нет там ничего из спиртного.
Кто - то вспоминает, что в прошлом сезоне в тяжелую минуту покупали у цыган самогон. Тут же собираются деньги, и снаряжается экспедиция.
Через пять минут, прорезая сгущающуюся темноту фарами, и подпрыгивая на ухабах старенький лагерный газон устремляется в ближнее село на поиски волшебного зелья.
Место в кабине рядом с водителем занимает пионервожатая Лариса, а в брезентовой будке притянув себя руками к лавочке подпрыгивают и отталкивают ногами летающие по кузову бочки поплавок Гена, первый баянист Ваня и вожатый Вовка.
В темном кузове пустые железные бочки невидимыми привидениями больно бьют по коленкам. Баянист Ваня советует:
- Ребята, все дружно делаем ногами в воздухе «велосипед».
Попробовали - получилось.
Нога, крутя «педали» в темноте иногда
попадает по коварно подбирающейся бочке и с грохотом посылает ее подальше от себя...
- Ну, приехали.
Потирая ушибы команда вылезает из машины. Газон стоит возле сельского клуба, в который собираются местные кинолюбители.
«Поплавок» проворно ныряет внутрь клуба и через минуту выходит, почесывая набитую на ухабах задницу.
- Так! Гонят самогон все, но продавать боятся. Можно купить только у цыган. Они ничего не боятся. Продадут – Запыхавшись, отрывками, рассказывает он.
-Едем! Прямо, потом направо и еще раз направо. Красный дом с оцинкованной крышей .
Работяга газон нащупывая фарами ямы и разномастные заборы кружит по темным улицам села, пару раз останавливается, уточняя у редких прохожих дорогу и, наконец, тормозит у какого то дома.
В свете фар видны пожилые цыгане, очевидно, муж и жена, сидящие на скамеечке возле дома. Щурясь, они рассматривают ночных гостей.
-Самогон? Да без проблем. Заходите в калитку и идите по дорожке мимо дома во времянку. Там Бабуся, она и продаст вам сколько надо.
Воодушевленная компания наощупь пробирается в темноте к маленькой глинобитной покосившейся избушке. Дверь со скрипом открывается и, на пороге с керосиновым фонарем в руке появляется Бабуся.
В детских фильмах все видели Бабу Ягу Костяную Ногу. Так вот Милляру в гриме было далеко до Бабуси, стоящей на пороге избушки. Увидев ее, ребята остолбенели. И нужно признаться, было от чего
Широкая юбка грязно- серого цвета обтрепанная снизу до рваной бахромы множественными оборками спускалась до земли, и была подпоясана таким же рваным платком. Растрепанные длинные седые волосы жидкими прядями свисали до пояса, и были увенчаны полуистлевшим серым чепчиком.
Но, самым выразительным в этой композиции, конечно, было лицо обладательницы необычного наряда. Лицо "Бабуси" дало бы сто очков настоящей Бабе Яге. Почти черного цвета, с большим крючковатым носом, украшенным большой бородавкой, маленькими, глубоко посаженными горящими глазками и торчавшим вперед сухим подбородком, лицо старой цыганки выглядело страшной африканской маской.
Одинокий корявый зуб хищно прикусывал нижнюю губу.
Больше всего ребят поразил наряд, надетый старушкой выше пояса. На старом, худом, доведенном до состояния анорексии теле одежда отсутствовала. Одна тонкая рука с морщинистой кожей и черными скрюченными пальцами, держала керосиновую лампу, вторая придерживала покосившуюся открытую дверь.
Сквозь жидкие пряди волос просматривался костлявый сгорбленный торс с двумя, висевшими до пояса морщинистыми блинчиками, на каждый из которых было накручено подобие грязной бельевой веревки.
Освещенная чадящей керосиновой лампой фигура старой цыганки выглядела настолько зловеще, что ребята замерли не в силах оторвать от нее взгляд, и вымолвить хоть слово.
-Ну, чего стоите? Самогон нужен?
- Д-А-А - Севшим голосом, сглотнув слюну, вымолвил Генка.
– Нужен - Сказал он, и для убедительности мелко закивал головой.
-Ну, заходите.
Нагнувшись, ребята протиснулись за хозяйкой в низкие узкие двери. Потолок не позволял «юным следопытам» разогнуть спины, и поднять головы. Тусклый свет лампы выхватил из темноты убогую рухлядь, какое то тряпье и подобие колченогого стола, на котором стояли стеклянные банки с мутной жидкостью.
-Вот, выбирайте. А сколько у вас денег? - Подозрительно глядя, спросила старуха скрипучим голосом.
Ваня, не отрывая глаз от старухиных грудей протянул ей зажатые в кулаке деньги. Цыганка внимательно рассмотрела на просвет гордые профили Ильича и кивнула:
-Ну, ладно, берите три литра, я сегодня добрая - Прошамкала она беззубым ртом, и протянула трехлитровую банку мутной жидкости с плавающими в ней цитрусовыми корочками.
Обратно ехали медленно, объезжая ухабы, как будто в кузове был неразорвавшийся снаряд. Гена «Поплавок», сидел рядом с водителем бережно держа драгоценную банку, и цыкал зубами всякий раз, когда видел на дороге колдобину. Время от времени он открывал банку, нюхал ее содержимое и, передернув плечами, бережно закрывал капроновую крышку.
Компания дано поджидала гонцов спрятавшись от Софьи Викентьевны в коморке у «Поплавка» за сценой летнего театра. В комнатку с размерами полтора метра шириной и четыре длиной набился весь молодежный состав пионерского лагеря.
Вожатые, воспитатели и врач, по кличке «Земляникин», примкнувший к молодежи, нарезали нехитрую закуску, слушали песни под гитару и возбужденно обсуждали события, произошедшие за зиму. По середине стояли несколько письменных столов, и компания с трудом разместилась вокруг них, тесно прижавшись, друг к другу.
Второй баянист Юра перебирал струны новой гитары привезенной врачом, и напевал отрывки песен Высоцкого. Новая хорошая гитара отзывалась красивыми чистыми звуками.
На фоне молодых, незамужних учительниц и пионервожатых тридцатилетний врач "Земляникин" выглядел стариком. Кличку "Земляникин" он получил после того, как однажды, во время ночных посиделок уговаривал вожатую Светку сходить в лес за земляникой. На следующий день злая на язык Светка разнесла эту новость по лагерю и к врачу навсегда приклеилась кличка «Земляникин». Он знал об этом и даже не обижался.
И вот, наконец, посыльные прибыли.
Генка Поплавок лучезарно улыбаясь, под дружные аплодисменты на вытянутых руках внес банку и водрузил ее по середине стола.
-Цыганский! Проберет до печенок! - Генка осторожно разливал по стаканам мутную беловатую жидкость. Присутствующие опасливо понюхали загадочный напиток.
- Чем это так воняет? - Светочка скривила курносый носик и отодвинула от себя стакан.
- Б-р-р- Мы пас- Понюхав стакан дружно заявили сестрички Синицыны.
Земляникин ничего не сказал, но по лицу было видно, что пить он не будет.
- Я знаю, они туда для крепости карбид добавляют и голубиный помет - Авторитетно заключил Гена Поплавок, но стакан из рук не выпустил, давая понять, что эту гремучую смесь он все равно выпьет.
После некоторых раздумий к нему присоединились гармонисты Ваня и Юра.
Они долго и брезгливо принюхивались к своим стаканам, готовили себе закуску и собирали в кулак все свое мужество. Дружный коллектив замер, с искренним интересом наблюдая, что же будет дальше…
- Назвался Груздем, полезай в кузов - Ехидная Светочка произнесла это таким тоном, что отступление было равносильно позору.
Три богатыря замерли со стаканами в руках. Они смотрели друг на друга глазами водолазов, приготовившихся к глубинному разминированию стотонной бомбы.
- Все! Дальше тянуть было нельзя. Тройка отважных сдвинула стаканы, шумно выдохнула воздух и стала отчаянно заглатывать в себя мутную отраву, настоянную на цитрусовых корках.
В комнате застыла мертвая тишина, подчеркивающая глотательные звуки смертельной борьбы. После нешуточных усилий Гене Поплавку удалось справиться со своей порцией отравы. Скривив лицо, он громко крякал, хрустел соленым огурцом и с лютой ненавистью смотрел на банку мотая головой из стороны в сторону.
Баянисты такого жизненного опыта не имели, и им пришлось тяжелее.
Ваня глотнул половину стакана, выпучил глаза и стал бороться со зловредной жидкостью, пытающейся во что бы то ни стало вырваться на волю.
После изнурительной борьбы ему это удалось, и он пытался куском сала с хлебом отрезать для самогона путь к отступлению.
Юра разбирался в самодельных напитках еще меньше, и цыганский самогон, настоянный на апельсиновых корках, карбиде и голубином помете, положил его на обе лопатки.
Выпучив глаза и зажав рот руками, Юра какое то время удерживал его внутри организма, но силы были не равны. Вызвав несколько желудочных спазмов, жидкость радостно журча рванулась наружу.
Юра сидел в глубине комнаты, и от спасительной двери его отделяли плотно сидящие сотрудницы полностью перекрывая путь к отступлению. Положение было критическим, потому, что девать отраву было некуда.
Щеки не могли больше сдерживать напор, и Юра со страданием в глазах опорожнил измученный желудок в гитару.
Врач Земляникин жалобно посмотрел на новый инструмент с повисшими на струнах остатками обеда и тяжело вздохнул:
– Сотрудники на день рождения подарили - Ища сострадание в глазах присутствующих, растерянно сказал он.
Веселье в этот день не получилось. Все разбрелись по своим палатам, а три богатыря ( так их стали теперь называть) боролись с отравлением до утра.
Утром стали прибывать автобусы с пионерами, но напрасно Софья Викентьевна разыскивала исчезнувших баянистов и «поплавка».
Только через день, с фиолетовыми кругами под глазами они убедительно рассказывали директрисе о том, что отравились манной кашей в столовой.
2010 Фото автора.