Камни и песок или история одной экспедиции 3

7
Виктор безбожно проспал. Будильника в палатке не оказалось. Вопрос  его местонахождения был покрыт мраком неизвестности. В палатке было достаточно светло. Виктор, надел кроссовки и  пулей выскочил из палатки. Первый луч солнца, встающего над горами, ударил ему в глаза и он на мгновение ослепил, поэтому Виктор, зацепившись за крепеление палатки растянулся во весь рост на мокрой о росы траве.
Удар лбом о землю привел его в чувство, окончательно разбудив. Он действительно проснулся. Кругом раздавался богатырский храп и сопение. Все дрыхли. Он посмотрел на часы. О Боже!!! Он действительно проспал. Виктор представил перед собой грозного Сатина, стоящего  скрестив волосатые руки на груди, мрачно щелкающего пальцами. И понял, что прощения не будет. Выход был один - варить вермишель, причем срочно. Он бросился к печке в поисках бумаги. Но близ печки  не оказалось даже намека на бумагу. Виктор начал лихорадочные поиски. Он начал ползать на четвереньках, по территории кухни, переворачивая кастрюли, гремя чашками и ложками, попутно стукая головой о скамейку и царапая руки о валяющийся на земле нож. Бумага, ведь где-то была. Как на зло, ни одного клочка бумаги, не говоря уже о ворохе старых газет, не появлялось  перед его благородным взором. Правда, через какое-то время бумага для растопки таки обнаружилась, и причем на самом видном месте. На столе, рядом с остатками вчерашего праздничного ужина, валялись несколько подранных журналов с кроссвордами. «Йес! Нашел!» - оптимистически подумал Виктор. Но все оказалось не так все просто – предательсткая роса обильно смочила растопочный материал.  Хоть нашел – это плюс, зато измазался, это минус. На чистой, в экспедиционных уловиях чистота конечно понятие относительное, футболке появляются грязные пятна… Виктор взял кастрюлю, наполнил ее водой и поставил на печку. Затем схватил топор и бросился к дровам. В этот миг, кастрюля трагически звякая переворнулась и упала на земь, залив живительной влагой хворост и ветки. Виктор со злостью ударил по ней ногой. Кастрюля, жалобно звякнув, откатилась в сторону, зато острая боль пронзила пальцы правой ноги. Поганая катрлюля!. Больно, конечно. Виктор вновь стал на колени пополз по земле в поисках сухих, или отностительно сухих, веток, по-тоньше. Но их как раз, как на зло оказывается очень  мало. Зато под руки подвернулось большое полено. Это выход! И Виктор началстрогать его кухонным ножом. Надо сказать, что кухонные ножи, в целом не предназначены для таких манипуляций, и резали дерево подозрительно слабо. Виктор не нашел ничего лучшего, как поругать сталь ножа, производителей ножа, родственников производителей ножа,  плохую и тупящуюся сталь, тупизну лезвия. Конечно от этого процесс резки не улучшился, зато в какой-то момент, тупой нож, подозрительно легко, сорвавшись с полена, как бы в отместку за оскорбления, вонзился в палец Виктора. Округу огласил нечеловеческий вой. Но этот крик души не разбудил никого из спящих после веселого праздника. Виктор жалобно скуля прижал к футболке израненный палец. На его одежде рядом с двумя черно-зелеными полосами, и пятнами от грязи, появилось и ярко-красное кровяное пятно. Первой попыткой Виктора, было нестись в Юстиновку, в местный медпункт, шить страшную рану, а заодно и сделать прививку от столбняка. Виктор  в панике заметался по лагерю. Кровь как известно, имеет свойство сворачиваться, если человек не страдает гемофелией, конечно. Но наш герой, этой напастью конечно не страдал, и в самый ответственный момент, когда он собирался накладывать жгут, на руку, он обнаружил, что кровь не идет.   Виктор, перекрестился, как его учил папа, правильно или нет это другой вопрос и понял что надо заниматься приготовлением завтрака. Надо было расжигать. Но чем разжигать? Вопрос банальный. Банальным был и ответ. – огнем. Тогда возник следующий вопрос, как добыть огонь. Как человек испорченный цивилизацией, Виктор знал, что для этого нужны спички или зажигалка. А где они родимые? Он помнил, что лежат они на столе. Внутренне он похвалил себя: «Ай да Виктор, ай да сукин сын! Молодец! Память – алмаз!». Коробок действительно мирно лежал – на столе. Виктор открыл его. Хе-хе. Где-то с половины коробка. Да с половиной коробка можно зажечь двадцать печек. Тут же одна. Виктор засунул в печку бумагу, сверху аккуратно сложил ветки и  стружки, хило смоченные его кровушкой и чиркнул спичкой по коробку. Чирк. Чирк. – первая спичка чахло мигая потухла. Хорошо. Есть вторая. Чир-чирк. И эта гаснет. Третья и четвертая сломались.  Лишь, двадцать вторая спичка начала хило гореть. Виктор стараясь не дышать занес ее в жерло печки и поднес к бумаге. Бумага то и не думала гореть – лишь хило тлела. Виктор в панике дожег остаток спичек, и запихнул в печку практически весь остаток бумаги. Из жерла печки пошел вонючий дым, заставивший Виктора закашляться. Огонь с трудом разгорался. Процесс пошел. Так, пришло время полечить травмированный палец. Виктор бросился в палатку за  зеленкой, попутно натупив на причинной место безмятежно спящего Кирилла. Тот ойкнув вскаккочил, не понимая что случилось – на лагерь напало стадо баранов или началось землетрясение. Виктор сказал, , что все нормально и стукнул ногой по голове извинился, а затем полез в сумку и достал флакон со спасительным лекарством, и помчался снова к печке,  угодив ногой в пах соседу и на этот раз. Вскоре выясняелось, что огонь еще та падлюка, практически погас, сожрав лишь бумагу. Виктор опрокинул на палец зеленку, окропив ею за компанию и футболку, по ходу вытирая пот и заново начал разжигать огонь. В этот по момент, по закону подлости, закончились спички. Снова начинается поиск спичек. Да и снова находится коробок, который был неосмотрительно кем-то забыт на столе, среди перевернутых кружек и мисок. Но он, хе-хе, мокрый от росы, и спички там отсыревшие. Но разжечь печку то надо. Виктор вновь стал на четвереньки перед жерлом печки и снова со всех сил начал дуть. За несколько минут его физиономия покрылась пеплом и копотью. После десяти минут работы слабосильным кузнечным мехом, огонь медленно разгорелся. Слабый  язычок пламени осторожно лижет тонкие изламанные ветки. Теперь самое время нарубить дров. Имеющиеся в наличии полена были какие-то толстые. Какое же выбрать для рубки?. А вот под ногами подаернулось подходящее полено. Виктор схватил топор и нанес изо всех своих сил по нему удар.  И мимо. Еще удар. Мимо. Еще удар. Лезвие топора вонзается в бревно. И что? И все. И ни туда и ни сюда. Они буквально срослись друг с дргугом - топор и полено. Виктор стал бить бревном о землю, обухом топора о дрова, а изменений нет. Виктор разозлился и был готов крушить все вокруг. И вдруг нежданная победа. Бревно раскололось, правда один из отколовшихся осколков ударил Виктора в лоб. Он, в очередной раз выругался, послал все к какой-то матери, забил печку каким-то деревянным хламом, поставил на печку с водой кастрюлю, безсильно повернулся, что бы пойти и умыться но вновь за что-то зацепившись упал в мусорную яму. Виктор вылез из ямы, сбрасывая с себя картофельные лушпайки и шкурки от огурцов. Виктор замаетрился трехэтажным матом. И именно в таком виде, в саже, в зеленке, крови, его застал Сатин.
Сатин помятый, с всклокоченными волосами на голове и бородой, отчаянно зевая шел на кунню. Увидев Виктора, его глаза округлилсь, и он озабоченно поинтересовался:
- Что-то случилось.
- Да вот завтрак готовлю?
- Тебе часом местные по морде, не дали? - озабоченно посмотрел на Виктора Сатин, и более весело добавил. – Хотя, в такой-то ранний час вряд ли.
- Нет, - ответил Виктор.
- Вермишель - Бормешель уже варишь?
Сатин подошел к плите, открыл крышку кастрюли и заглянул в нее. Затем поморщился, со звоном закрыл ее крышкой и зевая сказал:
- Тогда посоли, и бросай макароны. Кстати, чего ты вскочил не свет ни заря?
- Идти на раскоп, же надо.
- Да? А я думал сделать всем выходной. И мне то самому отдохнуть хотелось. Ну ничего, раз вариться бормешель, пойдем на работу. Буди всех.
В проснувшиеся с бодуна археологи интересовались, что дескать с Виктором случилось, и садились вяло тыкать вилками в бормешель с тушенкой. Новость о том, что Виктор, своим «подвигом» украл у них выходной, отнюдь не подавали им оптимизма. Многие из них сказали, ему пару ласковых слов. Иные, смотрели на него как Ленин на буржуазию. Единственное, кто ему мило улыбались, это вновь прибывшие иностранцы. Они видимо думали, что так должно и быть.
Во время завтрака Сатин еще раз напомнил, что сегодня все идут на раскоп работать и показывать оный Вернеру, Мариусу и его дражайшей супруге. После просмотра раскопа, Вернер и Мариус, будут отведены Еременко, на еще один потенциальный раскоп, где в свое время тот работал. Заодно Сатин поинтересовался у Мариуса, может ли тот оставить на хозяйстве тещу. Мариус утвердительно кивнул головой, но высказал одно условие. Оно заключалось в том, что та будет следить и за его котами-пушистиками. Тещи, надо сказать, в этот момент не было рядом – она богатырски храпела в своей палатке.
В это время, возле стола появился Еременко. Лицо его было помято, волосы на голове всклочены, на его помятой ветровке и штанах, висели стебельки высохшего сена, а на плече висел черный шнурок от кроссовка. Да и вообще, выглядевший всегда солидным Еременко, смотрелся так, будто им всю ночь играли, как футбольным мячом. Зато в его руках был маленький букет из каких-то полевых цветов, напоминавший маленький веник. Все вопросительно глянули на вновь прибывшего:
- Что с вами поручик? – поинтересовался Сатин таким тоном, словно такой вид Еременко был делом обычным.
- Штабс-капитан, - отряхнулся от прицепившегося мусора Еременко, - штабс-капитан, я был вчера пьян, и вел себя не достойно гордого звания поручика.
- Цветы что мне?
- Обижаешь, командир, у тебя имеются сомнения в моей ориентации?
- Поводов сомневаться не было.
- Вот-вот, иначе можно схлопотать по морде.
- Противный, - жеманно сказал Сатин и громко захохотал. – Цветы зачем!
Еременко подошел к Изольде и протянул ей, букет.
- Изольда, - сказал он, скромно потупив глаза, на грязные  сандалии и кроссовки ее соседей по столу,  - Я всего не помню, но по-моему, я вчера сделал что-то не то. И мое поведение, было отнюдь не безукоризненно для выпускника,  Кадетского корпуса имени поручика Ржевского. Вобщем, извини, если что.
Изольда в это время уплетала за обе щеки солидольные макароны – растущему организму ведь надо питаться! Во время короткого спича Еременко, он остановила на полпути ко рту вилку на которую были намотаны макароны, словно нитки на катушку. Затем уронила ее в миску и проворно протянула, свою правую ручку, за подарком, блеснув, попутно парой-тройкой золотых колец. Девушка и приняла букет. Она нарочито громко вдохнула аромат полевых цветов цветов, и с энтузиазмом, с которым женщина обычно прижимает к себе  изделие из песцовой шкурки, прижала букет к своей груди:
- Учитесь, мужчины, как нужно завоевывать сердце женщины.
- Следующий раз я упьюсь, что бы достичь твоего благорасположения, - язвительно прокомментировал Горовой.
- Есть такая традиция. - подсуммировал Сатин, - Витя, на будущее, что бы в следующий раз подарил эдельвейс.
Через двадцать минут Мариус заскочил в палатку к теще. Оттуда раздались какое-то возмущенное ворчание. Но Мариус вылез довольный, и красноречиво показал жест, которым римские сенаторы спасали жизнь раненым гладиаторам. Но скорее всего. Несчастная теща была просто поставлена перед фактом. Затем все пошли на раскоп. Сатин и Еременко были в авангарде с иностранцами. Кирилл, Виктор и Аня, шли в арьергарде, напивая то Santa Lucia, то седьмую Симфонию Шостаковича.
Потом была работа. Иностранцы с умным видом ходили по раскопу, попивая воду из фляжек,  вертя в руках отщепы, микролиты и нуклеусы. Вскоре Леша отыскал, скорее чуть не разбил киркой кусок челюсти древнего козла, жившего этак 25 – 30 тысяч лет назад. Данная находка произвела на Мариуса огромное впечатление. Он почти запрыгал на своих коротких волосатых ногах, торчащих из коричневых шорт. Вернер, снисходительно улыбнулся, и наклонился буквой «Г», рассматривая находку. Благоверная же супруга, зевнула так, что чуть не вывернула свою челюсть, и недовольно забурчала. Надо сказать, что она видимо, была чертовски далека от истории и археологии тем более. Она со скучающим видом, бродила по раскопу и его окрестностям, сбивая колышки и срывая бечевки,  служившие границами раскопа.
После того, как Сатин и Еременко, десятый раз забили колышек, и натянули шнур он прекратили недовольно гримасничать, и делавшие очень деликатные замечания на английском. Они стали говорить супруге Мариуса нежными голосами на своем родном языке: «Дубина ты стаеросовая, дура набитая, блондинка дебильная… « и прочее, и прочее в этом духе. Супруга в ответ непонимающе хлопала глазами. И мелодично говорила:
- I`m sorry…
В ответ широко улыбающийся Санин, нежно басил:
- Как-то исправил, корова неуклюжая.
Последние слова, она видимо воспринимала по интонации, как комплимент, и что-то щебетала в ответ то по-французски, то по-английски.
Вскоре Сатин понял, что от заморской гостьи нужно было по скорее избавиться. К тому же стало припекать солнце и была выпита почти вся вода. Повод их отправить был, что называется железобетонный.
- Виктор, обратился он к Еременко, - не желаешь ли ты показать дорогим гостям, твой потенциальный раскоп?
- Яволь, - понимающе кивнул головой Еременко, - я возьму в помощь Горового.
Через десять минут небольшая группа изнывающих от жары иностранцев,  под чутким руководством Еременко и Горового тяжело топая ногами, медленно потащились по склону, покрытому обломками песчаника и скрылась за куцыми соснами
Остаток рабочего дня прошел в ставшей уже привычной тяжелой работе. Как раз активно пошли находки обломков кремня. В этом были большие плюсы. Когда в всколоченном грунте мелькало черное пятнышко кремня, подбегали Ира, Аня и Изольда, с картой, длинной линейкой и бечевкой. Они минут пять отмеряли месторасположение кремня на раскопе, отмечали его на карте, и делали метку на находке. Виктор, как и другие пользовались этой паузой отдыха. Они опирались на лопату и стояли тяжело дыша под палящими солнечными лучами, как слоны после бега по выгоревшей саванне. К концу рабочего времени Сатин  торжественно сообщил, что с завтрашнего дня они будут перейдут на снятие грунта тонкими слоями и что будет легче.
Ближе к двум вернулся Еременко, но один. Он сдвинул на затылок широкополую соломенную шляпу, и стал похожий на добродушного бородатого чумака, приехавшего в Крым за солью.
- Вернер мужик нормальный, Мариус тоже. Но его жена  - это что-то, - сказал он усевшись на край раскопа.
- Чистить лопаты, - отдал долгожданный приказ о завершении работы Сатин.
- Витя, иди сюда, пойдем в Юстиновку, за электроплитой. Боря, ты же меня отпускаешь на собственный раскоп?
- Конечно отпускаю, господин подпоручик.
Виктор подошел к Еременко и уселся рядом, вытирая со лба пот, оставляя на лице грязные разводы.
- Виктор Алексеевич, вы что женоненавистник?- поинтересовалась стоящая рядом Ира.
- Я лесбиян, а не женонавистник, - ответил Еременко, - простоя не ненавижу  женскую тупость и глупость. Чего притащилась сюда жена Мариуса, да еще с тещей?
- А может это подвиг?
- Какой подвиг?
- Ехать в такую дыру, жить в палатке, в антисанитарных условиях, и все делать ради мужчины? Это очень решительный и благородный поступок, сделанный ради сильного пола.

- Ну как сказать, я например, не люблю оперу, балет и выставки картин. Но когда меня туда тащит, моя вторая половина, я не возмущаюсь и не несу чушь. Была б моя воля, я вообще бы туда не шел – пуская супруга идет с подругами, знакомыми, ценителями прекрасного. Но если я и попадаю на такое культурное мероприятие, то не отравляю присутствующим настроение.
- Это две разные вещи. Одно дело пойти на концерт на несколько часов, другое дело на месяц ехать  в лес и жить в палатке.
- Это работа. Я на работу к жене не хожу, не ною и ничего не комментирую. И тебе в будущем не советую это делать, когда выйдешь замуж.
- Она поступила как жена декабриста, - не унималась Ира, и обратилась за поддержкой к еще одной  представительнице прекрасного пола в экспедиции, - правда Аня?
Но Еременко не дал девушке сказать и слова. Он театрально развел руками, словно чтец, декламирующий стихи и заговорил:
- Кстати, а нужно ли это было бедному декабристу? Данный случай в пример приводят многие, но как там они в ссылке жили – вопрос более чем туманный. Вот попал некий офицер-дворянин по убеждениям или по пьянее, на Сенатскую площадь. Его, разумеется арестовали, посадили в какой-то равелин, судили и шлют в Сибирь, на каторгу. Жена его тут как тут. Говорит, что едет, дескать, с ним. Села она в телегу, едет, сто верст, двести, тысячу, а климат все хуже, дороги все страшнее, культуры все меньше. И тут в ее очаровательную головку лезет червь сомнения. Она же не то ожидала? Может быть стоит развернуться и ехать назад? Но пока она терпит. Тем временем, прибывают они в какую-то дыру в Сибири, селят их в какой-то дубовый сруб,  площадью метров десять. Условия жизни не такие как во дворце в Санкт-Петербурге или в имении в Орловской губернии. Слуг нет, климат – десять месяцев зима, сорокоградусные морозы, остальное лето. А летом мошкара кусачая, лезет под одежду, и кусает везде. Приходится привыкать к быту - самой надо еду варить, мужу портянки латать. Она, знаете ли, привыкла, что вокруг нее суетятся десяток служанок, решают за нее все проблемы. Ей только отдать приказ, или наказать розгами за плохо выполненную работу. Да и она за свою жизнь, ничего тяжелее веера не держала. Начинает супруга-декабристка тосковать по мягким перинам, вкустным деликатесам, поездкам в Бадан-Баден на воды, по Петербургским балам, игрой в карты с подруженьками, великосветским сплетням. Тут же ничего общего нет. Тут ее все общество вечно пьяный комендант крепости, и его жена, которая не отличит Баден-Бадена от Гомель-Гомеля. Возвращаться уже поздно, будет неправильно сопринято великосветским обществом – играет в ней дворянская гордыня. Начинает тогда она пилить своего благоверного. Утром, ночью и вечером, говорит, что испоганил ей жизнь, что она неизвестно зачем потратила на него свои лучшие годы, и все в таком духе. И вот, несчастный декабрист, уже сам встает не свет не заря, рысью бежит на рудник, долбать породу киркой, а уходит с рудника последний. Еще у охранника просит задержаться на часок-другой. Охраннику чего лишний час быть на работе? Охранник с издевкой ему говорит, нельзя, дескать, начальство накажет и гонит домой. Покушался на царя-батюшку – вот и мучайся. Дома его уже ожидает жена со скалкой. Топчится он по пол-часа у дома не решаясь постучать в дверь. И Герой-декабрист начинает пить. Жена его за это, этой же скалкой полбу – достался муж непутевый и в придачу алкоголик. Он уже готов ее убить – все равно пожизненный срок мотает, но прирожденная интеллигентность и воспитание не дают совершить грех смертоубийства. Тогда он начинает заниматься просветительской деятельностью, что бы отвлечь свои мозги от проблем насущных. Потом находит каких-то якуток-малолеток, которые абсолютно не понимает по-русски. Заканчивается тем, что он пьет с ними огненную воду, изливает по пьянее душу. Они его не понимают и им далеки проблемы человека просвещения. Затем он показывает им секс, с особенностями и тонкостями Камасутры, образованный же, чем приводя их в неописуемый восторг, короче занимается спаиванием и развращением малых народов Севера.
По окончании своего монолога Еременко и Сатин встали на ноги и пошли вниз  к дороге, за молодежью, которая с радостью уходила с раскопа. Виктор с представительницами слабого пола экспедиции пошли за ними. Виктор попытался играть роль джентльмена, помогая девушкам спускаться по крутой части склона, в результате чего нарвался на слова благодарности в свой адрес. Аня, громко, что бы было слышно шедшим впереди Сатину и Еременко, сказала, что они как джентельмены перевелись, и молодежь их значительно лучше. На что Сатин, ответил, подняв вверх указательный палец, подобно римскому сенатору ответил, что они дескать, уже играющие тренеры. Кода они спустились на дорогу, и пошли в лагерь, Аня продолжила прерванную тему разговора.
- Она ему может помочь в работе, приготовит бутерброд, что бы не было язвы, постирает и погладит рубашку. Она приехала, что бы помогать ему в работе. – громко сказала она, перекрикивая шум ЗИЛа, проехавшего не спеша мимо них.
- Кто она? – недоумевающее переспросил Сатин, мысли которого были вероятно далеки от мыслей девушки.
- Жена Мариуса.
- Эта принцесса на бобах? -  улыбнулся Еременко, готовясь, разбить критикой постулаты Ани. - Скорее наоборот. Тогда рисуется картина еще более страшная. Приходит жена на работу. Ничего она там  полезного не делает. Только снует то туда, то сюда, нос сует, туда куда не надо, сплетни слушает. Делать ей там по большому счету нечего.  Видит она, например, что сотрудница Лена, общается с ним не на «Вы», а на «Ты», что под столом, его сотрудника Вадика, стоят несколько бутылок пива, а шеф, в сердцах поговорил с ее мужем матом. Вот она слушает, впитывает в себя и у нее в голове складывается какой-то безумный винегрет. Она пытается разобраться в существующих раскладах и не может. Наконец, напрягается, начинает что-то выхватывать, анализировать и додумывать, как это умеют женщины. И начинается! Одному ляпнула одно, другому другое, третьему третье, и как правило, все не в тему. Мужу начинает капать на мозги, опять же. У мужа начинаются какие-то столкновения с коллегами на ровном месте. Коллеги говорят ему, что бы он забрал жену с работы, как–то в ее присутствии разлад получается. Ведь не понять жене, что у Лены есть и муж и любовник, и не спит она с ее благоверным, манера общения такая – вот и все. Вадик не алкоголик, а просто любит иногда выпить пиво. У шефа же, просто манера разговаривать матом, и все к этому привыкли. В остальном он человек замечательный. Начинают сотрудники приводить ему в пример битлов, которые развалились, когда к ним внедрилась хитрая японка Йоко Оно. И складывается парадоксальная, я бы сказал патовая ситуация: надо что-то с женой делать, а что не понятно. Вот уберет он жену с работы, а она обидится и будет пилить его всю оставшуюся жизнь и обвинять во всех смертных грехах. Не выгонишь - напрочь портятся отношения со всеми сотрудниками, даже с теми кто являются друзьями. Эффекта в работе, тем временем, нет, и заканчивается тем, что тебя увольняют, а если повезет, то уходишь сам.
- Одна не декабристка, а Августиста. Все гораздо проще. Думала, что надурняк отдохнет и покупается в море, - сказал Сатин.
Аня  разочарованно махнула рукой, а Ира сделала такую забавную мину, что Еременко, Сатин, и Виктор, дружно засмеялись. Нет заржали.
- Женоненавистники! – разочарованно сказала Ира. – Ну, эти то потятно, - кивнула она в сторону Еремнеко и Сатина, - а ты, молодое поколение тоже с ними.
Последние слова прозвучали, так как наверное две тысячи лет назад, говаривал Юлий Церарь: «И ты Брут!», обращаясь к группе дружески настроенных сенаторов, с кунжалами и табуретками в руках, во главе с Брутом, собирающихся отправить к праотцам диктатора. Иру поддержала Аня, которая эмощионально загогворила:
- Вы мужики просто не замечаете что женщины для вас делают. Когда окольцевались и вовсе, забыли. Женщина для вас мужиков старается - еду готовит, белье стирает, квартиру убирает, создает уют, словом все для комфорта. А вы? Привожу типичный пример. Обычный летний день.
- Твой? – хитро улыбнулся Еременко.
- Абстрактный, который имеет под собой реальную основу.
- Ну-ну, хитро улыбнулся Сатин.
- Приходит муж домой с работы, снял одежду. Нет, разбросал – обувь в разных концах прихожей, рубашка на диване, брюки на кресле, галстук на письменном столе, а носки посреди ковра, в центре комнаты. Разделся и ходит в трусах не первой свежести мокрый от пота требуя ужин. На предложение принять душ, следует наивный вопрос: «Что я вспотел?». Конечно, вспотел, и дурно пахнешь, что ж тут не понятного, на километр разит. Лето ведь, солнышко припекает. Мужчина, же говорит, что мылся вчера вечером, а до вечера осталось, не много пять часов и тогда перед сном он помоется. Затем он присаживается за сервированный стол, ест одно блюдо, другое, третье, пьет чай, смачно срыгивает и говорит, что он нажрался. Зевает, гладит свое пузо, и говорит, что пойдет, полежит на диване. Устал, видите ли. Помыть за собой тарелку-другую не может. И ему невдомек, что жена тоже работала, и то же устала. Пришла с работы все приготовила, разогрела, не сервировала. Теперь она на кухне драит посуду, пока он валяется на диване и счелкает пультом программы телевизора. Ладно, говорит женщина, действительно устал любимый. Все помыла, приходит и спрашивает, а купил ли он шампунь и бальзам для ополаскивания жирных волос? Мужчина хлопает себя полбу и говорит, что дорогая забыл. Зато он, говорит, что купил пиво, и оно холодное и предлагает его выпить. И ему видите ли невдомек, как женщине идти завтра на работу, с немытой головой. Но что-то у него в мозгах забитых всем, что угодно, кроме здравого смысла, все же что срабатывает. Понимает, что какая-то доля вины у него есть и делает комплимент, говорит, что она прекрасна с любой прической, и напоследок, предлагает перед выходом на работу смочить волосы водой, что бы они не торчали. Мужчине предлагают выйти из дому, пройти сто метров, зайти супермаркет и купить шампунь и ополаскиватель для волос. А он мне протягивает пиво и говорит, что у нас в ванной комнате есть хорошее мыло, и он мыл им руки. И на хрена мне это пиво, когда я вообще его не люблю! И у меня от него изжога. Мыло же предназначено, для мытья рук а не женской головы. Когда я возмущаюсь, он надувает губы, делает кислую рожу, словно съел целый лимон,  закатывает глаза, и идет в супермаркет, как на казнь.
- Так это было часом с тобой? – осторожно поинтересовался Сатин.
Аня механически помахала головой в знак протеста и с жаром продолжила:
- Это абстрактная история. В супермаркет идти пять минут, минут десять там, обратно пять минут. А его нет два часа. Женщина теряется в догадках, что же случилось? Но через два часа он является но не один, а с двумя тремя приятелями, шестью литрами пива, чипсами, таранькой, не с тем шампунем, который просили и без ополаскивателя. Приятелей естественно ни кто не ждал, в квартире нет образцового порядка, женщина в косметической маске. Они мне хором говорят: «Ну ты мать даешь!», словно такую процедуру видят в первый раз. Глаза округляют, бровки домиком поднимают. Естественно у гостей складывается впечатление, что я неаккуратная и бесхозяйственная. И они расскажут это подругам. Все будут говорить, какая я шлепарка. Далее мне сообщают, что сегодня Лига чемпионов, и они будут смотреть футбол. Ему наплевать, что я хочу глянуть совой любимый сериал. Вместо сериала я смотрю как одиннадцать идиотов полтора часа бегают за мячом.
- Двадцать два и судья, - осторожно поправил Аню Виктор.
Хорошо пусть двадцать два. Зато мне разрешают посмотреть сериал, в перерыве между таймами, целых пятнадцать минут. Я переключаю и вижу титры. Я снова как дура смотрю футбол, а они видят, что мне не интересно, и по-дурацки меня пытаются приободрить, предлагая выбрать наиболее красивых футболистов, которых я просто ненавижу. После матча под воздействием алкоголя, начинаются бессмысленные философствования о смысле жизни, о справедливости, которые существуют только в американских фильмах, и это затягивается за полночь. И им наплевать, что мне завтра рано вставать. В два ночи они вспоминают, что дескать вечереет. Толкаясь мужчины несут грязную посуду на кухню и пытаются мыть. С мытьем не складывается, зато бьется тарелка и режется палец. Море крови, вопли, оказание медицинской помощи, наконец уходят. Женщина в ужасе - ей же еще надо собраться на работу. Ставиться  будильник на шесть. В половину второго ложимся, и женщина с ужасом понимает, что не выспится и пойдет с синяками под глазами на работу, и никакая косметика скрыть их не поможет. Перед тем как заснуть задается вопрос, можем ли мы пройтись погулять завтра после работы. Мужчина чешет затылок и говорит, что завтра у него в пять баня. А баня это святое – каждую пятницу, хоть снег, дождь, новый год, землетрясение – баня. Хорошо, а в субботу зайдем к родителям. Субботу – нельзя. В субботу игра в футбол, а потом третий тайм – литр болл. Зато ночью, он требует секс, потный вонючий, дыша перегаром, и не понимает, что после такого вечера, я не то что не хочу, просто не могу выполнить  так называемый супружеский долг.
- Кстати, - продолжила Аня, - мы в Крыму. А на море еще небыли. 
- Вот-вот. Зачем ехать, что бы отравлять жизнь себе и другим?
- Вы не съезжайте с темы, - с игривым возмущением сказала Аня.
- Никто не съезжает. Но, когда я познакомился со своей женой, я любил заниматься рафтингом, -  поправляя на плече планшет, сказал Сатин,  - помнишь Еременко?
Еременко согласно кивнул головой.
- Так вот, - продолжил Сатин, - один раз она со мной сходила, поплавала на байдарке, промочила ноги, посадила пару синяков,  пожалуй и все. Договорился я идти в другой раз. Она конечно за рафтинг двумя ногами и руками. Но вечером, на кануне выезда, у нее вдруг поднимается температура и она, естественно, не может ехать. Я звоню к друзьям и делаю отбой. И вот не следующее утро набюлюдается картина дивного выздоровления. Тогла договариваюсь я на следующие выходные, но наблюдается та же история. Потом третий и четвертый раз.
- Вас захомутали, и взяли хитростью. Женщины умные! И чем же все закончилось? – звонко рассмеялась Аня.
- Мы поженились. И теперь разлуку воспринимаем нормально. Ты представь, Аня, одного и того же человека видеть двадцать четыре часа в сутки, это ж с ума можно сойти. Мелькает перед тобой то в макияже, то без макияжа, то в огуречной маске. Мужик не лучше - в трусах, не бритый, плохо выбритый, разбрасывающий везде свои носки. В добавок женщина загружает мужчину различными разговорами. Спрашивает советы, а когда предлагаешь какое-то решение, еще возмущается, по голове ложкой может стукнуть. Если работаешь с ней вместе, это большая проблема. Так мы на месяцок-другой расстались , отдохнули друг от друга, и через месяц сливается в экстазе. Надо находить в этом плюсы. И я Еременко, тебя поддерживаю.
- Может она боится его потерять. Вдруг он встретит здесь какую-то фифочку, закрутит с ней роман и придет к ней со словами, забирай вещички, и выли отсюда.
- Завести роман на стороне, можно и дома. И кольцо на безымянном пальце, и жена рядом не поможет. Аня, ты же взрослая девочка. Ну заведет Мариус так называемый курортный роман, получит новые ощущения, но терять семью из-за краткого увлечения он не будет. А женщина, кстати, может отомстить.
- Мы не агитируем за распущенность. Но при такой поездке, она испортит настроение себе, ему, нам, теще и ни в чем не повинным котам. Наоборот, эта поездка может получить развалом капиталистической ячейки общества, - сказал Еременко.
- Что скажет по этому молодое, не испорченное жизнью и предрассудками поколение? – поинтересовался у Виктора Сатин.
- Не поддавайся ни из провокации! – звонко сказала Ира.
Виктор шмыгнул носом, и неопределенно замычал в ответ.
- Есть такая притча. Моисей сказал, что истина на небесах. Соломон сказал, что истина в голове. Христос сказал, что истина в сердце.  Маркс сказал, что истина в желудке. Фрейд сказал, что истина, ну ниже пояса. А Энштейн сказал, что ребята, все это относительно.
- Дипломат, ты сукин сын! – весело рассмеялся Сатин. – И вашим и нашим.
- Надо становиться на нашу сторону, - нравоучительно сказала Аня.
- Все заканчиваем бесплодную дискуссию, - произнес Еременко. – Девочки с шефом на лево, а мы с Витей прямо, за электроплитой.
- Какая элеткроплита? – удивленно поинтересовался Виктор.
-Металлическая, работающая от сети в 220 вольт, - наивно ответил Еременко.
Они разошлись. Еременко планировал реанимировать раскоп, который он копал пару лет назад. Он был хорош тем, что находился чуть ли не на территории соседнего с Юстиновкой села. Там Еременко планировал снять за сущие копейки комнату или пол-дома (как получиться). Но был один недостаток – в доме не было плиты. А как известно, человеческий организм нуждается, даже требует горячей пищи. Поэтому, Еременко и запланировал маршбросок в Юстиновку за плитой. Однако поход за электроплитой затянулся до вечера. В супермаркете Юстиновки электроплиты не оказалось и знакомая Виктору продавщица, тщетно пыталась построить глазки Еременко. Одержимый идеей фикс ученый, не обратил внимание на томные взгляды, девушки и направился в соледнее село – под гордым названием Партизаны. В Партизанах их так же преследовала неудача. Лишь в третьем по счету, исключительно плоском населенном пункте, под названием Горное, была найдена электроплита. В магазине, претендующем на цивильность, их встретила равнодушная пышная продавщица лет сорока. Встретила, это было слишком сильно сказано. Она сидела за прилавком, скучающе читая женский роман,  закрыв лицо от взоров покупателей книгой. На мягкой засаленной бумажной обложке книги, были изображены множество цветов и полуголый мускулистый мужчина, держащий в мощный руках, изогнувшуюся от страсти красотку.
- Здравствуйте красавица, - весело  поприветствовал продавщицу Еременко.
На продавщицу комплимент не произвел никакого впечатления. Она нехотя оторвала взгляд от книги и лениво поинтересовалась.
- Вам чего?
- Видите ли мадемуазель, нет ли у Вас электроплиты?
- Нет.
- Точно нет?
- Есть, но поломанная. Я ее продавать не буду.
- Можно мне глянуть?
- Зачем?
- Мне очень нужна плита. Может я ее починю. В округе плиты не продаются.
- Естественно. Их все раскупили. Едте в Симферополь.
- Можно я ее посмотрю, - не унимался Еременко.
- Нет, - отрезала продавщица и уткнулась взглядом в книгу.
Еременко почесал затылок, и растерянно посмотрел на прилавок. Складывалось впечатление, что у продовца не было ни малейшего желания включиться в формулу Товар-деньги-товар, придуманную старым евреем Карлом Марксом, или попросту продать товар. Виктор моментально почувствовал себя назойливой мухой, которая пытается чего-то добиться.
- И не думайте. Я дальше не пойду, - предупредил его Виктор, - кроме того уже вечереет.
- Логично - согласился Еременко.
У него в голове видимо крутился ворох мыслей, относительно решений данной ситуации. И какое-то из решений, наиболее здравое нужно было выбрать. Он облокотился руками о прилавок и наморщил лоб.
- Девушка, а вам кто-то говорил, что у вас прекрасные васильковые глаза?
- У меня карие глаза, - не отрываясь от книги сказала продавщица.
- Вы само очарование, - пришел на помощь Еременко Виктор и достал и кармана брелок, с фонариком, - мы вам можем презентовать замечательную вещь, которую используют во всех мегаполисах мира…
Виктор помахал перед собой брелком и продемонстрировал действие диодового фонарика, который хило посветил на прилавок. Это не произвело на дородную женщину абсолютно никакого впечатления. Она равнодушно посмотрела на старания Виктора, и небрежно бросила:
- Мелко берете. Я читала про Эллочку Людоедку.
- Может спонсировать ваш магазин? – с потаенной надеждой в голосе спросил Еременко.
- Я взяток не беру. И меценатов мне не надо.
 - Что же мне сделать что бы помочь Вам. Пугачеву или Леонтьева привести, что ли.
Фамилии певцов, произвели на продавщицу, какое-то впечатление. Она отложила книжку в сторону, и внимательно посмотрела в глаза Еремнеко.
- Да, - уверенно сказала она, - я  хочу увидеть этих певцов и попасть на их концерт. Но сюда они наверняка не приедут, а купить я билет не могу, в силу сложившихся обстоятельств.
Вдруг Еременко театрально хлопнул себя полбу и насмешливо улыбнулся и зашевелил усами, как таракан. Он наклонился над прилавком, поставив на него локти, и приблизил свою голову к ее лицу. Еременко хмыкнул и заговорил уверенным и насмешливым тоном.
- Валера, вас познакомить с Валерой? Валерой  Леонтьевым?
- Какой он вам Валера! Он Валерий Яковлевич Леонтьев! Великий певец и звезда в одном лице! Только не говорите мне, что вы с ним, что знакомы?– подозрительно сказала продавщица.
Еременко улыбнулся и четко сказал:
- Конечно знаком. Он для меня не Валерий Яковлевич, а Валера. Сколько мы с ним бухалиБ а по бабам ходили…Ой.
Слово «ой» было сказано испуганным тоном, словно он сболтнул чего-то лишнего.
В глазах продавщицы мелькнул уже не поддельный интерес. Но червь недоверия еще глубоко сидел в ней. Она вновь отложила книгу в сторону и встала, опершись ладонями на прилавок.
- Вот врешь же, и не покраснеешь, - сказала она уже не так уверенно, - откуда тебе голодранцу его знать?
- Если я в рабочей робе сейчас, это не значит, что я не ношу одежду от гуччи или хьюго босс. Я просто сейчас на работе, в земле ценности ищу. А в остальное время, я вращаюсь в высоких материях. Внешний вид, о человеке ничего не говорит.
- Ну врешь же, врешь.
- Нет! Что б я сдох.
- Докажи.
Еременко положил на стол планшет, висевший у него через плечо и медленно открыл его. Продавщица уже с неподдельным интересом наблюдала за манипуляциями его рук.  Археолог минуту-другую покопался в планшете, с напряженным лицом. Но вот Еременко вытащил из пачки каких-то сложенных бумаг фотографию. Виктор не преминул на нее взглянуть. Действительно на ней был изображен Леонтьев, Еременко и еще какой-то мужчина, в костюме с пестрым галстуком. Продавщица протянула руки к фотографии.
- А у вас руки чистые? – строго, как учитель нерадивую ученицу, спросил продавщицу Еременко.
- Да, - сказала опешившая продавщица, спешно вытирая ладони юбку, видневшуюся под фартуком. – Я грязными руками книги не беру.
Продавщица трепетно взяла фотографию, и осторожно поднесла ее к глазам. Она близоруко прищурилась, рассматривая фотографию, а затем устремила недоуменный взгляд на Еременко.
- А он настоящий? – спросила она с восхищением.
- А то! – небрежно ответил Еременко.
- Балдеж! А откуда вы его знаете?
- Еще с тех пор, когда он пел «Дельтоплан».
Виктор напряг память лихорадочно пытаясь вспомнить  когда он впервые услышал эту песню. Его воспоминания ограничились мыслью – очень давно, в детстве, лет десять назад.
- Балдеж, - тем временем с восхищением повторила продавщица. – Меня кстати, зовут Елена. Можно Лена или Алена.
- Красивое имя, Алена. Я Виктор, а это тоже Виктор, но младший. Вы можете встать между нами и загадать желание, и оно сбудется.
- Балдеж! Где это вы?
- Где-где, в Ка…, на одном мероприятии, презентации.
- У меня есть много плакатов с Леонтьевым, вырезки из газет и журналов. Вы его ведь хорошо знаете.
- Конечно, - без тени сомнения сказал Еремнко и выпрямился и довольно улыбнулся, - у меня и другие есть. Кстати, можно глянуть плиту?
У Лены радостно заблестели глаза.
- Да, конечно. Подарите мне фотографию, у вас же их много. У моих подруг и знакомых нет ни одной настоящей фотографии Леонтьева, вырезки не в счет. У меня же – будет. Всех задавит жаба.
Еременко замялся, в нетерпении посматривая по сторонам.
- Елена…
- Можно Лена.
- …Лена, зачем вам она, к тому же вас на фотографии нет.
- Ничего, у меня будет фотография Леонтьева с моим хорошим знакомым. Нет, я даже могу приклеит вместо того мужика или вас свою фотографию.
Перспектива расстаться с фотографией, Еременко видимо не прельщала. Он протянул руку за ней руку, но Елена, прижала фотографию к груди.
- Видите ли, эта фотография мне дорога не из-за Леонтьева, а того, как вы сказали мужика, который рядом с ним. К сожалению этот человек, от нас очень далеко…
Еременко набожно сложил руки, и посмотрел на засиженный мухами потолок, словно молящийся монах на небеса.
- Но я обещаю вам достать билет на его концерт, и после концерта, отвести вас за кулисы, и познакомить с вашим кумиром.
- Честно-честно… - с надеждой в голосе сказала Лена.
- Конечно, дорогая моя. Разве я похож на обманщика хорошеньких женщин?
Похож, - скромно потупила глаза Лена.
- Значит так.Напишите мне ваши координаты, а я вам напишу свои. В ближайшие пару месяцев, я буду общаться с Валерой. Гарантирую билет на концерт и фотографию с ним. Но только на ваш фотоаппарат, и вы сами будете их распечатывать. Времени у меня маловато, и деньги все же. Я не миллионер ведь. Можно глянуть плиту.
- Конечно.. Я сейчас.
Лена не смотря на свои крупные габариты проворно рванула в подсобку и принесла объемную картонную коробку с наполовину содранной этикеткой. Она поставила коробку на стол, а Еременко  открыл ее и вытащил плиту на прлавок. Плита была новая и блестела никелированной поверхностью. Еременко внимательно осмотрел ее со всех сторон. Лена тем временем, проворно что-то царапала ручкой на тетрадном листе бумаги.
- А какой он, Леонтьев? – радостно смотря на Еременко, спросила она.
- Нормальный, простой, без понтов. Можно удлинитель?
Лена вновь исчезла в подсобке и вышла уже с удлинителем в руках. Она вставила штепсель в вилку и подключила плиту. Светодиод, который должен был загореться, упорно не светился. Еременко несколько раз включил и выключил плиту, словно это могло исправить плиту. Чуда естественно не произошло.
- А какой он в нормальной жизни. Есть ли у него жена? Какая она? Я о его женщина слышала только противоречивые слухи
- Витя, ты технарь? – спросил Еременко Виктора, проигнорировав вопрос Лены.
- Ну да…
- Тогда чини. Вот отвертка, - достал из планшета инструмент Еременко.
- Я вообще-то технолог, а не электрик, - попробовал протестовать Виктор.
- Я вообще историк, гуманитарий, и далек от электрики, как Земля до Марса. Ты к ней ближе. Чини. Чини, а я пока расскажу замечательной Елене Прекрасной, о моем большом друге Валере…
- У меня в контракте не было сказано ничего о ремонте плит.
- Зато было сказано, о выполнении личных поручений руководства. Давай трудись, великий юрист. Я тебе подарю Юстинианов кодекс.
Виктор покорился и молча раскрутил плиту. После снятия крышки его взору предстала индукционная катушка, и какие-то провода. Виктор, покрутил разобранную плиту вокруг своей оси.
Еременко тем временем, в красках рассказывал о любимых блюдах певца, о его любимой зубной пасте, и шнурках на ботинках. Видимо знание мелочей быта великого артиста, поднимало акции Еременко в глазах Лены, все выше и выше. Даже когда в магазин попытался зайти какой-то посетитель, она по-командирски гаркнула:
- Закрыто на обед!
И посетитель испуганно удалился.
Через пятнадцать минут, Виктор таки разобрался в простом, механизме плиты, отыскав поломку. Он нашел отошедший контакт. Еще пятнадцать минут он зачищал провод, и прикручивал его. Когда по окончании ремонта плитка заработала, он с удовольствием потер руки.
- Доллар.
- Чего? - Возмущенно прервал свой монолог Еременко.
- Тогда два.
- Не дам.
- Тогда несите сами, товарищ командир.
- Пойдет.
- Мы берем плиту. И еще сделайте нам бутербродиков с кока-колой.
Когда они вышли из магазина, с покупкой и пакетов бутербродов, Виктор поинтересовался, откуда Еременко знает Леонтьева. Еременко, сделал большой глоток кока-колы, поудобнее взял под мышку электроплиту, и зевая заявил:
- Не знаю, я никакого Леонтьева.
- Как же фотография?
- Случай. Сидел я в больнице, что бы сделать рентген-снимок. И тут приходит он. Короче на гастролях в нашем городе, что-то со здоровьем случилось. Пришлось ему делать снимок. Все на него бросились, как мухи на мед. Он, кстати честно, всем раздал автографы. У меня был с собой фотоаппарат, вот и счелкнулся с ним. Таскал я эту фотку года два в планшете. Как балласт Но хоть раз в жизни, но пригодилась.
- А Елена?
- Что Елена, она хочет быть обманутой и живет в иллюзиях.
- Она поймет, что будет обманута.
- Нет. Я уронил возле прилавка листок с ее телефонами, а свои номера не оставил. Зато, у нее сегодня были минуты позитива, и я ей их подарил. Конечно, потом будет и разочарование, но плюсов больше. Кроме того мы заполучили электроплиту. Без этой маленькой хитрости, она бы вряд ли нам ее продала. Так, что мы сделали, все как надо. Ты кстати, не плохой парень.
Виктор скромно потупил глаза и зардел. Еременко похлопал его по плечу и сказал:
- Поможешь понести плиту.
- Да, - с готовностью сказал Виктор. После таких слов он был готов нести ее до самого лагеря.
Перекусывая по дороге бутербродам, и запивая их кока-колой, они дошли до лагеря. Было уже ближе к семи вечера, когда они зашли на территорию перед ними показались брезентовые шатры палаток. Лагерь поразил своей пустотою. За столом, под навесом сидел только Леша и курил сигарету, стряхивая с нее пепел в пустую консервную банку, служившей пепельницей. Возле клеток с котами, которые располагались посреди лагеря, стояла теща у ног которой лежал топор. Увидев вновь прибывших, она подняла его своими холеными, непривычными к тяжелой работе руками, и воинственно посмотрела на обоих Викторов. Еременко и Виктор, вежливо  поздоровались с женщиной, и подошли к столу.
- А вот и мы, - сказал Виктор, поставив на стол покупку, - что это значит?
Коробка глухо грюкнула по столу. Виктор потряс руками, пытаясь прогнать из них усталость и красноречиво кивнул в сторону тещи. Та поймала его взгляд и еще сильнее сжала в руках рукоять топора, причем так, сто на ее без того бледных руках, стали видны костяшки пальцев.
- Привет дружище, - присел рядом с Лешей Еременко, - куда все подевались. Зачем ей топор?
Еременко, присел неудачно, так как солнце, садившееся за горы его ослепило. Он выругался и по – кошачьи зажмурился, потирая руками щеки и шею. 
- Чаю не хотите, - небрежно бросил он теще, - бросайте топор и идите к нам.
Теща никак не среагировала, только подозрительно прищурила свои водянистые глаза.
- В милиции, - ответил Леша пуская кольцами дым.
- Мы что-то пропустили? – поинтересовался Виктор, сразу навострив уши.
- Что  у вас случилось? – повернулся спиной к солнцу Еременко.
Леша, видимо хотел  потянуть интригу. Он затушил окурок в импровизированной пепельнице и достал еще одну сигарету. Затем он помял ее пальцами с грязными ногтями, и не спеша прикурил.
- Ну не тяни резину, боец, - не терпиливо, спросил Еременко.
Виктор, просто, слегка, стукнул его локтем в бок. Леша,  изогнулся, и теартрально с тяжелым стоном растянулся на скамейке, держа сигарету навесу, подобно факелу. Лежал он не долго несколько секунд. Он вновь уселся и хитро улыбнувшись, сказал:
- Нас ограбили.
- Козья морда, - беспокойно выругался Еременко.
Виктор, просто сказал слово, созвучное с названием одного пушного зверька, шуба из шкурок которого, является предметом мечтаний многих женщин, и поинтересовался когда это случилось.
- Когда мы были на раскопе. Но не все так страшно, - успокаивающе сказал Леша, - дело в том, что в лагере мы оставили, как известно только, тещу. Она проснулась и уселась возле своей палатки в позе лотоса. Мимо проходили дети, пионэры. Он зашли на территорию лагеря, увидели тетку и попросили попить. Она сидит как Будда, на ее лице даже ни один мускул не дрогнул. Казалось, она была высечена их  гранита, нет базальта.
- Нет мрамора, она же бледная как спирохета, - попрпавил его Виктор.
- Короче дети помахали руками  перед ее глазами, но никакой ее реакции не последовало. Тогда они сперли все, что блестит. Зеркальце, фонарик, бритвенный станок, фотоаппарат «Агат» и прочую мишуру. Денег они не взяли, или взяли самую малость, но самое главное они сперли кошачий корм. Пришли мы с раскопа, а котов кормить нечем. Для справки, когда котов перевозили через таможню, за них пришлось заплатить по 11 долларов, за килограмм живого веса. Вместе они весят примерно четырнадцать кило. Вдруг Вернер и говорит, что у них в Баварии, какое-то хорошее мясо, стоит примерно столько же и предлагает их съесть, пока коты не похудеют. Мариус и все его семейка в ужасе. Мариус хватает топор и стоит с ним на страже у клеток, минут сорок. Поднимается шум, начинаются разборки. Тут мимо проходит чабан с отарой овец, и в руках у него наш фонарь. Через него и вычислили грабителей. Сейчас все потерпевшие в Юстиновке, разбираются с грабителями, и возвращают украденные вещи.
- А ты? – поинтересовался Виктор.
- У меня ничего не украли. Как говорил классик: «Все свое ношу с собой».
- А она, чего охраняет?
- Как чего, вдруг мы их сожрем, с голоду.
- Говорят, коты по вкусу как кролики, их даже на рынке с лапками продают.
- Пускай стоит, отрабатывает свои ошибки, - садистки сказал Леша. Он демонстративно облизнулся, высунув язык почти до самого подбородка, и крикнул, - I`m hungry!
Теща, было опустившая топор, снова прижала его к груди, и с не скрываемой злобой посмотрела на Лешу:
- Non! – хрипло сказала она.
Еременко и Виктор понимающе переглянулись и полезли в свои палатки, проверять результаты кражи. Виктор обнаружил в своем чемодане, перемешанными все вещи. Деньги у него валялись в спальнике, когда он их туда бросил, Виктор, хот убей не помнил. Но у него пропала ручка, гребешок и мелкие деньги, которые у него были рассованы по карманам. Когда он вернулся к столу, там уже сидел Еременко, который грустно сообщил, что у него пропал армейский компас и набор карандашей. Компас, по его словам был ему очень дорог, но к потерям, надо относится философски. Бог дал – Бог взял.
- Значит мы откупились от большого несчастья, - стал успокаивать, в большей мере себя Виктор.
- Надо бы убрать часового, от главного поста, - кивнул в сторону тещи Еременко.
- Виктор Алексеевич, пусть стоит, ничего с ним не будет.
- Не любишь ты тещ. Кстати, еще ты не женат. Что же будет потом? – нравоучительно сказал Еременко.
- За что их любить?
- Would you like a cap of tee or cofe? – вкладывая в слова всю ласку и нежность, предложил теще Еременко.
Теща отрицательно замахала головой.
- Теща удивительное существо. Если к ней найти ключик, то будешь ты кататься как сыр в масле. И блинами накормит, на твою сторону в  споре с женой станет, и с деньгами поможет. Только одно условие – общаться надо на расстоянии и дозировано. Но если не взлюбит – то мужайся! Готовься к классике жанра. Будет капать жене на мозги, гадости всякие делать. Одна будет у тебя надежда – на тестя. Не надо быть категоричным.
Отсутсвующие участники экспедиции пришли в лагерь только к восьми. Теща ушла с поста только после появления Мариуса. Проблема питания домашних любимцев разрешилась сама собой. Им честно предложили есть куриные кости, принесенные из Юстиновки. Поначалу коты гордо отказались от предложенных объедков. Но ночью многие проснулись от хруста пережевываемых куриных останков, и аппетитного чавканья.

8.
Жизнь шла своим чередом. Мариус быстро понял, что присутствие жены и тещи в лагере ему основательно подпортит жизнь. Поэтому он отправил их с котами в придачу на ЮБК,  или попросту Южный Берег Крыма. Все вздохнули с облегчением, а Мариус в первую очередь. Он стал ходить королем по лагерю, и даже пытался строить ребят, но это у него получалось бездарно, в первую очередь, из-за отсутствия знания языка. На попытки объяснить Станину, что начальник тут он, и все должны слушать его, Сатин двусмысленно улыбнулся, а Вернер спроцитировал средневековую пословицу: «Вассал моего вассала не мой вассал».
Мариус как говорилось, ходил по лагерю королем, и каждый день, в более или менее торжественной обстановке, выбрасывал грязные носки  где-то в лесу. Сатин и Еременко честно пытались его убедить их стирать в близлежащем озере. Однако Мариус периодически доставал из сумки, болтавшейся у него на пузе, пачку долларов, и веером махал им перед лицами присутствующих.
Вернер тем временем, откровенно, скучал. Он ходил по раскопу, что-то отмечал в блокноте, и готовился ставить датчики, для выяснения возраста стоянки. Но для этого нужно было найти  челюсти козла, который жил этак тысяч пятьдесят лет назад, и непременно с зубами. Но челюсть упорно не находилась. Точнее нужная челюсть не находилась. Встречались челюсти без зубов, с разломанными зубами, а некоторые челюсти безжалостно ломала суровая лопата землекопа или его тяжелая кирка.
Тем временем, у Мариуса закончились носки, и прихватив собой Вернера, они поехали в Симферополь за носками.  Когда теплым летним утром, оба иностранца вышли из лагеря, в направлении железнодорожной станции, все участники экспедиции достали кто платки, кто тряпки, кто носки, и помахали им вслед. Кирилл глубокомысленно сказал, что их нельзя выпускать на волю, как белых лабораторных крыс или волнистых попугаев, - непременно сожрут.
- Они люди адекватные, даже с высшим образованием, найдут дорогу домой. Я Мариусу, даже план нарисовал…- зевнул Гриневич, - даже ступеньки на лестнице на вокзале, и то нарисовал. И он мне обещал привезти план…
К вечеру они не вернулись. Когда стало смеркаться, Сатин выругался, накинул на плечи телогрейку, и на пару с Еременко,  прошелся к Юстиновке, в надежде встретить заблудших овец, как выразился Гриневич.
К десяти вечера появился только Мариус. Он был не многословен. Как выяснилось, он вернулся без пресловутых долларов. Оказавшись в лагере, иностранец только попросил свечку и спички. Ему, конечно, предложили и фонарь, но он почему-то от него отказался. В течении часа, с зажженной свечой в руках Мариус бродил вокруг лагеря собирая выброшенные им самим носки. Каждый найденный им носок приносился к столу и торжественно клал на него. Через час на углу стола выросла небольшая куча носков, преимущественно разных. Аня, кутаясь в куцую холщовую куртку, философски заметила:
- С практической точки зрения, выгоднее покупать только одинаковые пары носков. Тогда если теряется один или другой носок, можно найти замену.
- Э нет, - возразил Гриневич. - Носки, бывают на левую и правую ног. Теоретически, если теряется два правых носка, их заменяют двумя левыми носками. Тогда на правой ноге будет левый носок, а это может вести к образованию хронической травмы ноги. Ведь размеры ног у человека разные.
- Тогда есть два варианта, - заметил Виктор, - нужно отрезать ногу и тогда решается вопрос с непарными носками. Либо найти человека с одной ногой и продать ему носки.
- Резать легче, - вздохнул Виталя, и достал из кармана складной нож.
Он повертел его в руках, словно принамериваясь, его вонзить в ногу Мариуса, когда тот подойдет снова к столу и резать, пилить, кромсать ее. Вдобавок он заскрежетал зубами. Виктор закрыл глаза и представил Мариуса почему-то в белых стригнах, отчаянно выдирающего из рук Витали свою ногу.
– Один мой знакомый, - тем временем продолжил Виталя, который воевал наемником в одной горячей точке, попал в засаду. Его товарищу по оружию была нанесена тяжелая рана ноги, и ногу пришлось отрезать, прямо в каком-то лесу.
- Ты предлагаешь адресок или нанести ноге Мариуса травму, требующую ампутацию ноги? – спросил Виктор.
- Если партия прикажет, отрежем, - воинственно воткнул складной нож в стол Виталя, - он наверняка застрахован от несчастных случаев.
- Врядли. Он же не Джулия Робертс.
- Вообще-то да.
- Я предлагаю все-таки бизнес. Неизвестно какую ногу то ему резать.
- Как какую? Ту на которую носков больше.
- А если их поровну? – задал вопрос Кирилл.
- Ну…
- Только не говори, что надо резать две.
- Они грязные, - поморщилась Аня, - и ложить из на стол.
- Ты правильно сказала «ложить», а не «класть», - заметил Кирилл.
Носки напомнили Виктору, его сессию и он без ностальгии вздохнул.
- Резать это жестоко, - протяжно сказал Гриневич, - ибо как завещал Господь – возлюби ближнего своего, как самого себя.
- Ты спас Мариусу ногу. Правую или левую, правда мы еще не решили.
- Обе, - подмигнул Виктор, - мы могли бы ошибиться. Кстати, если сложить людей только без правой и только без левой ноги… их же больше чем только без одной ноги.
- Правильно, можно предложить Мариусу бизнес.
- И кто с ним будет говорить?
- Я сказал Гриневич.
Он подошел  показавшемуся возле палаток Мариусу и тихо с ним заговорил. Все внимательно следили за ними. В темноте, естественно не было видно выражений их лиц, но через минуту Гриневич вернулся, и сообщил, что Мариус не готов дать ногу на отрезание, но продать носки европейского качества за соответственные деньги он готов. Мало того, Мариус пообещал Гриневичу процент от сделки. Кроме того, он попросил выпить самогона.
Виктор не стал ожидать пьянки, и пошел спать, так как снова был дежурным.
В этот раз он проснулся вовремя, без приключений приготовил «бормешель» и принялся всех будить. Побудка состояла из нескольких этапов. Первый выл словесный. Не него как правило никто не реагировал кроме Еременко, Сатина и иностранцев (чувствовалась закалка или дисциплина). Второй состоял в похлопывании спящего по ноге. Тогда из спальника показывалась чья-то заспанная рожа, которая недовольно кривилась. Таким образом вставали еще пару – тройку человек. Третий этап состоял в легких, не травматических ударах по мягкому месту, ногами руками и другими подручными средствами с последующим встряхиванием  спящих из спальников.
Виктор прошел первых два этапа, которые не увенчались ожидаемым успехом. Тогда он приступил к третьему. Процесс побудки давался тяжело. Ему правда удалось увернуться от пары – тройки ударов, возмущенных участников экспедиции. Но неожиданно грубо разбуженный Юра, сквозь сон схватил его за ногу и содрал кроссовок, которым и запустил ему в след. Когда он заглянул в палатку к Изольде, то увидел мирно тело крепко спящей девушки, полностью скрытой в спальнике, от его взоров. Он грустно вздохнул. Он понимал, что бить девушку нельзя, тем более, что она, с точки зрения Виктора, претендовала на роль королевы экспедиции. Но будить то ее было надо! Поэтому Виктор еще, на этот раз обреченно вздохнул, ухватился за край спальника, со стороны ног и бешено затряс им пытаясь вытряхнуть из него спящую девушку. Раздался приглушенный писк и из спальника, вывалилась, маленькая изящная брюнетка, с узкими глазами. Она в панике завращала черными зрачками и попыталась что-то сказать. У нее, видимо с перепугу ничего не получилось, и до ужей Виктора дошел звук, похожий на бормотанье и писк одновременно.
«Японка», - подумал Виктор и почему-то сказал:
- Хенде хох, то есть Гитлер Капут.
Чем ввел японку в полнейшее недоумение. Она схватила спальник и попыталась прикрыть им свое щуплое тельце.
- Who are you? – фальцетом сказала она.
- Зачем тебе х..ю? – машинально сказал Виктор, - где Изольда?
- What do you whant?
Японка однако быстро пришла в себя. Она схватила валявшуюся рядом палку, видимо служившую посохом, и достала складной нож. Виктор понял, что этот потомок самураем, не будет бросать кроссовок в его зад, а может даже сделать харакири.
-  Я не дую. Мир, дружба, фестиваль, - скороговоркой сказал он, - это пардон, пис- пис-пис.
У японки снова округлились глаза.
- Пиэс, а не пис-пис. Пис- пис делать не надо. Вы слышите пиэс, пиэс,  пи-эс понятно, пиэс.
- Что ты бузишь, - раздался позади голос Сатина.
- Чего? – повернулся Виктор.
- Ты что не знаешь где туалет, или на худой конец кустики.
- Я бужу…
- Пошла она в баню, пусть спит. Это Вернер, Ален Делон новоявленный, в Симфи девку надыбал. Ты с ней поосторожнее. Бормешель сварил?
- Да!
- Пошли отведаем.
На раскоп все пошли по графику. Вернер с Японкой конечно туда не попали. Еременко, поехал снимать квартиру. Виктор, попытался улизнуть, от работы, предложив помощь Ане, но Сатин сказал, что сегодня он пойдет на раскоп.
Рабочий день проходил традиционно. Виктор, как и прочие участники экспедиции. Стояли в позе буквой «Г» и снимали грунт тонкими слоями. С одной стороны, такая работа была легче, чем работа с киркой. С другой стороны, Виктор понял, где у него находиться поясница. В спине появилась ноющая боль и он испытывал дискомфорт, когда выпрямлялся или наоборот нагибался. Был, конечно, компромисс – сидеть на четвереньках или стоять на коленках. Но это не решало проблемы. Кроме того отвал возле раскопа все рос и рос. Виктор вскоре заметил, что каждая лопата земли, выброшенная им из раскопа, тоненькими грунтовыми ручейками засыпается назад в яму. И вот, Сатин, почесав голову и сдвинув на затылок панаму от солнца, громко спросил:
- Кто хочет быть королем отвала?
Все люди на раскопе почувствовали подвох, разумеется, за исключением Иры и Изольды. Они опустили свои взоры в сторону земли и интенсивнее заработали лопатами. Сатин внимательно послушал скрежет лопат о каменистый грунт, отложил в сторону большой нож, которым ковырялся в земле и сказал:
- Виктор, пришел твой час!
- А почему я? – возмутился он.
- Потому, что ты чуть не изнасиловал японку, напугал ее до…
- Это наглая ложь!
- И хотел увильнуть от работы.
- Мне требуется бонусы, я плиту починил!
- Вот тебе и бонус. Сдвинешь отвал в сторону. Ты представь, они все стоят на карачках, во главе со мной. Мы сидим в яме, а ты как древнегреческий бог, стоишь над нами махаешь лопатой.
- Чего я а не Кирилл?
- Борис Евгеньевич, я нашел резец, - помахал рукой Кирилл.
- Юра?
Вместо Юры ответил Горовой:
- Борис Евгеньевич, а с вас бутылка, мы кажется вышли на границу грота.
Сатин тихо присвистнул,  подошел к Горовому и Юре, и присел на корточки возле них.
- А Виталя?
Виталя, сидящий на корточках, встал и выпрямился. Он был загоревший, лишь через весь его торс проходила белая полоса, от сумки. Виталя лихорадочно искал какую-то отмазку. Но сатин его опередил:
- Наш наемник забыл патронташ. Как он будет  работать без патронташа – ни как. Поэтому трудитесь мой юный друг.
Виктор медленно вылез из раскопа, и тяжело полез волоча за собой лопату, на отвал. Он взобрался на него, и лениво заработал лопатой. Сатин, говоривший о чем-то с Горовым, поднял голову и посмотрел на Виктора.
- Вот ты знаешь, в чем твоя проблема? Работаешь ты без души, формально. И поэтому мозоли натираются, земля летит не далеко, ноги заплетаются. Ты с душой работай, с душой. Вонзай лопату с любовью. А выбрасывай грунт с ненавистью, как можно дальше. Считай про себя: «рраз-два-три-четыре».
- Вот, - назидательно произнес Виталя, - нельзя за собой на подвиг тащить людей!
- Виталя, где твой патронташ? – живо поинтересовался Сатин.
Виталя отложил в сторону лопату, и засунул руки в карманы, которые до неприличия оттопырились.
- В лагере, ждут кулемета.
- Вот поэтому ты следующий на очереди. Ты чего бросил лопату. Это для тебя как автомат!
Солнце пекло несчадно. Виктор с минут двадцать помахал лопатой. Он с ног до головы покрылся слоем пыли, и почувствовал легкое головокружение. Он швырнул в сторону лопату и пошел в куцую тень.
- Перерыв, двадцать минут, - крикнул  Сатин.
Все бросились  к бутылкам и флягам, лежавших на каменистой земле, в тени  куцых деревьев. Первый до них добрался Виталя. Он быстро по тряс тару, выбрал одну с водой и ее залпом выпил. Первым желанием всех присутствующих было набить Витале морду, поскольку как оказалось, он выпил последнюю воду. Виталя попытался оправдаться, сказав, что там было сто пятьдесят, ну двести миллилитров воды, и всем бы всеравно не хватило. Гриневич, рассудительно  привел из пример жизни:
- Путники идущие по пустыне, страдающие от жажды, давали в первую очередь воду больным и раненым, - протяжно сказал он.
- Ты что ранен? - логично поинтересовался Виталя.
- Да, - ответил Гриневич и протянул ему перебинтованный палец, порезанный накануне.
- У тебя рана в голове, - разумно заметил Виталя.
- Согласен. Но можно было, поделиться с окружающими, ты же не жлоб, - сказал Кирилл.
- Как ты это представляешь? – не сдавался Виталя.
- Вот, у меня есть пустая пластиковая бутылка. У нее есть крышка. Мы откручиваем крышку и наполняем ее водой. Пьем по очереди.
- Погоди, - остановил его Стас, – в какой очередности мы тогда бы пили.
- Кстати, вопрос существенный, - согласился Кирилл.
- Я предложил бы по алфавиту. У меня фамилия начинается на «А». Так что…
- Почему тогда  не с конца алфавита? – возразил Кирилл. – Или не с середины?
- Можно по тяжести работы и по степени  вклада в нее, - сказал Стас, и громко крикнул, обратившись к Стину.  – Борис Евгеньевич, кто сегодня лучше всего работал?
- Все херово, - сказал Сатин сидящий в раскопе и ковыряющий вместе с Мариусом, ножом грунт, - ползаете тут как мухи. Мы не вкладываемся в график.
- Борис Евгеньевич все таки, - не унимался Стас, - кто?
- Зачем это вам? - оторвался от работы Сатин.
Он  поднялся на ноги, достал из кармана брюк клетчатый платок, и вытер им лицо.
- Вот у нас вышел спор, в какой очереди пить воду, по алфавиту или по вкладу в работу? Вот я думаю, что по вкладу в работу.
- Мне по фиг. Как хотите, так и пейте.
- Так воды мало?
- Точнее уже нет, - вклинился в беседу Виктор.
Сатин посмотрел на группу здоровых молодых людей, стоящих вокруг пустых бутылок из под воды в руках и округлил глаза.
- Не понял, - сказал он.
- Видите ли, - решил прояснить ситуацию Гриневич, - по ходу работы, мы все по не многу пили воду. А когда вы назначили перерыв, мы все решили ее попить. Но так сложилось, что осталась вода именно в одной бутылке. Осталось ее немного - грамм вести. Один из нас бросился к ней и всю ее выпил.
- Да на здоровье,
- Конечно, но претендовали на нее все! И я в том числе! Вот мы пытаемся выяснить очередь, в которой бы чисто теоретически мы могли выпить выпитую Виталей воду.
У Сатина округлились глаза еще больше, и казалось, они были готовы выскочить из орбит. Он демонстративно покрутил пальцем у виска. Сидевшая несколько в стороне с Изольдой и Горовым Ира, молча наблюдала за оживленным диспутом. Но вот она встала и, подошла к молодым людям:
- Вы пить хотите? – поинтересовалась она.
- Конечно, - за всех ответил Гриневич, - чего бы мы тогда говорили об этом.
- Может проще пойти и принести воду, а не вести бессмысленную дискуссию.
- Почему бессмысленную. Мы выясним очередь.
- Кстати, верно, - сказал Виктор, - мысль здравая. Но где ее взять.
- Видите, - указала Ира, на частные дома стоявшие вдоль дороги, - там вода есть. Может быть проще спуститься кому-нибудь и принести воду.
Присутствующие нерешительно переглянулись. Идея, она то была здравая, но кому идти? Идти ни кто не хотел. Это ж нужно было спуститься в низ, попросить воды, потом с тяжелой сумкой на плечах с ней карабкаться на верх. И это все в сорокоградусную жару! С другой стороны все знали – пить будут все.
- Я не пойду, - сразу заявила Ира.
- Оно понятно, - сказал Виктор.
Стас, схватился за голову, и со стоном сказал, что у него кружиться голова. Гриневич вновь помахал своим перевязанным пальцем. Виктор решил брать ситуацию под контроль и предложил тянуть жребий. Сразу как-то нашлись спички. Одна из них была поломана пополам. Началась жеребьевка. Виктор вытащил короткую спичку.
- Справедливость торжествует, - злорадно сказал Виталя, почесывая белую полосу от «патронташа».
- Заткнись, в следующий раз пойдешь ты. Грузите бутылки в рюкзак.
Кирилл и Гриневич, проворно стали складывать в сумки пластиковые бутылки. Виктор тем временем  с нескрываемой злобой смотрел по сторонам. На пологий у дороги и крутой у раскопа склон, по которому ему предстояло карабкаться и спускаться, на обломки известняка и окаменевшие раковины, мусором валяющиеся у его ног, на треногу теодолита, стоящую у раскопа, на выжженную траву, колючий кустарник, и хилые сосны. К нему подошли Кирилл и Гриневич. Они нацепили на его плечи сумки с пустыми пластиковыми бутылками.
- Сын мой, - по-отечески сказал Кирилл, - благословляю тебя на подвиг ратный, на спасения твоих собратьев по лопатам, киркам, и палатками.
Он обнял Виктора и трехкратно, крепко поцеловал.
- Если б я был генеральный секретарь какой-то коммунистической партии, я бы тебя поцеловал взасос! – произнес Гиневич.
- Я не гей.
- Гей, славяне! Если б я мог, я бы сыграл тебе прощание сливянки.  Ира, не хочешь поцеловать, на дорогу гонца.
- Только в щечку, - улыбнулась та.
- Без воды не возвращайся – убьем, - добавил на последок, моментально пришедший в норму  Стас.
- Иди те вы…- и начал спускаться вниз.
- Он отверг женщину и нас! – крикнул вдогонок Кирилл.
Спуск оказался традиционно легче, чем подъем. Вскоре он казалось игрушечные дома и автомобили, приобрели реальные размеры, так как наш герой оказался у трассы. Он перешел дорогу, оказавшись возле частных домиков, стоящих в аккуратных двориках. Виктор осмотрелся вокруг. Картина банальная, выгоревшая трава, измученные жарой деревья, местная шавка, которая валялась в тени одного из кустов, спасаясь от жарких лучей солнца, и грустная корова с одним рогом на голове, обгладывающая  вишневую ветку. К этому времени корова сожрала всю траву, листья и обглодала кусты, в радиусе длины веревки, которой она была привязана, и теперь довольствовалась сохранившимися остатками. Виктор поинтересовался у коровы, куда ему идти. Та ответила ему меланхоличным взглядом, полным нелегкой коровьей участи. Виктор, подумал, что хорошо бы попасть в дом, где живет молодая и красивая девушка, желательно не замужняя. Заодно можно завести полезные знакомства. Но в каком из домов она живет? И живет ли вообще? Из состояния размышления его вывела корова, которая боднула под зад. Он вспомнил, что как-то по телевизору видел выступления тореадора, который пытался заколоть быка, тонкой шпагой. Быка видимо это не смутило, и он  весело поднял на рога в панике болтающего руками и ногами тореадора. Инстинкт самосохранения, сработал быстро, он бросился в ближайший двор. Благо калитка была открыта. Оказавшись в безопасности, он закрыл  калитку на крючок, и смело показал корове язык. Корова бессильно  замычала, повернулась задом, и видимо в знак своего презрения наложила кучу. Виктор поморщился и обернулся. Двор был пустынный. Только в будке у калитки лениво лежала большая, мохнатая дворняга. Она равнодушно подняла голову, посмотрела на гостя и опустила ее, закрыв глаза. Виктор осторожно пошел к двери дома. Вдруг он услышал тихое звяканье цепи и инстинктивно отпрянул. И вовремя!  Хитрая тварь прыгнула, щелкнув у его плеча острыми, не тронутыми собачьим кариесом зубами, и залилась хриплым лаем. Она бы видимо попыталась его от души покусать, но крепкая ржавая цепь и ошейник, не дали ей завершить ее праведное дело. На шум из дома вышел мужик, с немаленьким пузиком, и в линялых джинсовых шортах и футболке с надписью «В Греции все есть».
- Вы кто? – грозно поинтересовался он.
- Я археолог. Мы копаем там, на верху, на горе.
- На горе? Так вы историк? – сказал он уже мягче.
- В некотором роде да. Можно попить?
- Разумеется, - сказал толстяк и открыл кран, на металлической трубе, торчавшей из-под земли. На бетонный желоб, звонко полилась вода. Виктор приложился к крану, и стал жадно глотать холодную воду.
- Я тоже, знаете ли историк, и являюсь член- корреспондентом Прогрессивной Независимой академии культурных и исторических наук и парамагнетизма. Слышали о такой?
- Что-то на слуху, не отрываясь от питья, - соврал Виктор и понятия не имевший о такой организации.
- Я был бы и академиком, но эти проходимцы мне не дали. Ну да ладно. А что вы ищете? – он не стал уточнять кто такие проходимцы, и коротко спросил - Золото?
- Каменный век. Неандертальцы, или еще что-то в этом роде. Кремень, кости, горных козлов, и другое.
-  Да, - погладил себя по пузу толстяк. - Я Михаил Ипполитович Перебейкопыто-Терский, член-корреспондент.
Он протянул Виктору руку для пожатия. Виктор, напившейся к тому времени, протянул свою ладонь и пожал ему руку. Затем он стал наполнять пластиковые бутылки живительной влагой.
- Юстиновка очень древнее место. Вы знаете от кого мы произошли? – вальяжно спросил Перебейкопыто-Терский.
- От обезьян…нет! Инопланетян…нет!  От родителей, как я сразу не догадался! – хлопнул себя полбу Виктор.
Перебейкопыто-Терский, снисходительно поморщился, сверкнув мокрым от пота двойным подбородком.
- Молодой человек, мы произошли от древних греков. Не знаю как другие люди, в том смысле население окрестностей, но мы тут в Юстиновке, произошли от древних греков. У меня есть своя теория, базирующаяся на доказательствах.
- Какие? – вежливо поинтересовался Витя наполняя очередную бутылку.
- Ну во первызх множество слов, которые мы употребляем в повседневной речи. Например  возьмем слово «понт». От него пошли такие слова как «понты», «понтовать». Нет это не то, что вы подумали. Корни растут из Древней Греции. «Понт» - это море, и это слово недалекие люди не правильно употребляют. На самом деле они прославляют морскую стихию – море. Или возьмем выражение «на фиг». Не это не легализация матерного слова, то есть от на…Ну я не буду продолжать. Это значит, человек идет собирать инжир. Инжир или фиги очень благородное растение, которое дает вкусные и полезное! И это надо понимать, как идти на работу или собирать урожай. А еще – антилох. Это значит не  противоположность глуповатому человеку, а производное от эллинистического имени – Антиох. Таких примеров много, я бы сказал даже миллионы.
- Спасибо, это очень познавательно…
- Теперь моя теория, о Юстиновке. В те далекие времена сюда заезжали аргонавты, во главе с Ясоном и основали укрепление. После него, сюда заезжал и Одиссей, о чем говорится в 10 главе «Одиссеи». «И они двинулись в глубь благословенной Тавриды»...
Перебейкопыто-Терский встал в позу подобно оперному певцу, развел в сторону руки, словно пытаясь охватить всю округу, и повернул голову в профиль, что бы был виден его римский нос. Затем он вернулся в прежнее положение и продолжил:
- Они, кстати, восстановили именно в этом месте, крепость основанную аргонавтами, откуда  Одиссей и совершал свои  походы в поисках руна. В подтверждение этого могу служить фамилии некоторых наших жителей: Язов, Одискин. Эти фамилии трансформированные от имен Ясон или Язон и Одиссей. 
- Простите… ну, мне казалось, что руно искали Аргонавты, а Одиссей с приятелями пытались вернуться в Грецию, после взятия Тори, – вежливо возразил Витя.
- Молодой человек, вы просто меня не внимательно слушаете, – назидательно заговорил  Перебейкопыто-Терский.  Это распространенная измененная идеологией различных народов точка зрения, котрым противна слава Юстиновки. Ибо кому хочется признать, что Юстиновка старше и знаменитее Херсонеса, Киева, Москвы. Когда на территории Лондона и Парижа бегали волки и медведи, когда на месте Берлина и Нью-Йорка были буреломы и густой лес, тут в Юстиновке процветали живопись, поэзия, архитектура. Именно здесь жил Геродот когда он бывал в Крыму, и тут в дали от олигархов, и царей писал свою знаменитую «Историю». Но тогда она назывались не Юстиновка, а  Гестия. Именно отсюда, из Юстиновки пошли Кирилл и Мефодий нести христианство славянам. И именно тут был центр славянской письменности. Киевской Руси, молодой человек, кстати не было, это идеологическая мишура. Были территории подчиненные Тмутараканскому княжеству, где сидели греческие правители. Возраст же Киева, Новгорода и прочих городов придуман  спустя столетия – нельзя же допустить, что культурный и административный центр государства охватывавшего земли от Балтики и Белого до Черного и Азовского морей, был тут. в Юстиновке. Здесь сидели могущественные князья. Святослва, Владимир, Мстислав и их потомки. Это лживая младшая ветвь, могущественного рода, которая обманом захватила власть, развалила все, бежала на Север и ввергла Юстиновку в упадок. «И бежали они от страха в дремучие леса, и уже там, им повезло», - как писал хронист.. Это слишком долгая история, для нашей короткой беседы. Потом, купленные историки и археологи искусственно создали старину, Киева, Полоцка, Новгорода, Ладоги всякой. Моска вообще молчу состарили ее лет на двести. А как это делается? Нащли видите ли какое-то городище, подбросили монету пятого века. Все – столица. Приписали в летописи, как какой-то князь пригласил другого побухать, в какую-то дыру, вот тебе и день рождения Москвы.
Виктор, потер руки, готовясь нести тяжелые сумки с водой в гору.
- Вон там, - театрально ткнул грязным пальцем в гору в сторону раскопа, собеседник Виктора,  - там стоял храм, где была жрицей знаменитая Ифгения. 
- Там у нас раскоп… И вообще как Гестия стала Юстиновкой.
- А очень просто. В конце седьмого века в Византии правил императов Юстиниан II. Он был свергнут и подвержен ссылке в Крым. И жил он тут. Так вот в честь его пребывания, это населенный пункт и был переименован в Юстиновку. Улавливаете связь Юстиниан…Юстиновка. Тут любой лингвист это признает. Я вам вкратце изложил осеновы моей теории. Знаете ли откуда она взялась?
- Спасибо. Но мне нужно идти.
- Я же вам помог, - всплеснул толстыми ручонками Перебейкопыто-Терский. – Вы мне должны!
- Истоки корнями уходят в те далекие времена, когда  в Крыму полыхала гражданская война. К двадцатому году в Крым отступили все сочувствующие Белому движению. Но удержаться там они не смогли, когда Красная армия ворвалась в Крым, белогвардейцы и им сочувствующие, бежали. Но удалось это, естественно не всем. Кое-кто и остался. Моего деда, командовавшего, в те времена полком, как раз послали сюда, в Юстиновку с секретным заданием. В день его прибытия в Юстиновку, как раз проходила национализация имущества местного помещика, какими – то красногвардейцами. Помещика не было, а его его приспешники ни как не хотели отдавать нажитые не честным путем богатства. Они говорили, что все, что возможно и невозможно реквизировали еще в 1917 году революционные матросы. И в качестве доказательства показывали расписку, состоящую из 37 пунктов, подписанную комиссаром Корячкиным, на которой вместо подписи стоял отпечаток большого пальца. То имущество, которое осталось, по их словам, было разворовано в последующие три года. Красный командир, руководивший эти мероприятием, не верил им ни на грош и хотел выяснить правду. Бойцы Красной армии были известны своим гуманизмом - они никого не пытали в отличие от белых. Потому командир решил, не прибегая к рукоприкладству выяснить истину. Ее найти было просто. Около дома помещика на телеге лежала чудом уцелевшая полная, литров на 30, бочка спирта. Логика была проста: что у трезвого на уме то у пьяного на языке. Из всех «бывших», находившихся в Юстиновке, он выбрал одного монаха и под недовольный ропот рядового состава стал вливать монаху спирт в глодку. Но монах пил спирт плохо (видимо сказалось изнеженное барское воспитание). Он сопротивлялся, кашлял и просил Бога о помощи.  Спирт обильно проливался на землю. В этот момент в Юстиновку въехал мой дед с отрядом красных кавалеристов. Когда он увидел, как проливается спирт, то очень расстроился. Дед арестовал командира, судил военно-полевым судом и расстрелял за разбазаривание народной собственности. Эта процедура заняла пятнадцать минут. Далее он спас монаха выпив за него остатки спирта вместе со своими подчиненными. Утром ему, и другим красноармейцам было очень плохо. Но вдруг кто-то протянул ему граненый стакан с рассолом. Это был монах. Выпив рассол дед захотел писать приказ. Он взял бумагу, карандаш. Он долго сидел соображая, что ему мешает это сделать, пока не вспомнил, что не умеет писать. Выручил снова монах. Под диктовку  деда монах написал приказ. Дед понял, что без монаха ему и не туды и не сюды. Он оформил монаха как писаря под именем Иван Монахов, и стал с ним не разлучным. В беседах с ним он узнал, о существовании Греции и узнал о теории Ивана Монахова влияния Греции на развитие России. Он внимательно изучил исписанную писарем тетрадь и стал развивать эту теорию в пролетарском духе. Я ее конечно переосмыслил, отбросив идеологическую мишуру…
Виктор понял, что у него «едут мозги». Он наклонился  схватил сумки с водой, приготовившись ретироваться, но Перебейкопыто-Терский, схватил его за рукав продолжая изливать на него поток информации. В этот миг откуда-то из далека, до  него долетели крики, в которых преобладали идиоматические выражения. Виктор повернул голову и увидел как на склоне горы, возле раскопа толпятся несколько человек, отчаянно махающие куртками и футболками.
- Извините, но мне нужно идти, - сказал Виктор и вырвался из цепких лап местного краеведа.
- Рассказ, рассказ,  теория, они вас, что не интересуют? – почти, что кричал Перебейкопыто-Терский.
- Да, очень, интересно. Но меня ждут коллеги.
- Еще минуту.
- Увы!
- Еще просьба. Не могли бы вы внести посильную финансовую помощь, в развитие нашей академии…
- Не могу. Я без денег.
- Хоть не много.
- Тогда совсем чуть-чуть. – приблизился к его уху Перебейкопыто-Терский обдав его запахом перегара, и тихо  сказал, - мне бы немного на бутылочку пива. Жена, собака, не дает денег.
Виктор выскочил за пределы двора и красноречиво кивнул головой:
- В другой раз.
- Ну тогда заходите, в другой раз, а вам расскажу свою теорию по подробнее.
Однако Виктор к этому времени, уже перебежал дорогу. Не спеша он карабкался к раскопу. К нему на помощь, выдвинулись наиболее страдающие от жажды и одновременно наименее линивые. Ими оказались Кирилл и Юра. Они взяли у него сумки, достали из нее бутылки и приложились к ним.
- Э, - не выдуйте  всю воду! – крикнул Виталя, почесывая след от «патронташа».
- Твои проблемы, - злорадно улыбнулся Виктор, - мог бы и помочь.
Назревавшую перепалку прервал Сатин:
- Бойцы, за работу, вы сидите без дела уже полчаса, двадцати минут.
Затем была снова работа. Единственное, что усилилась жажда.
По дороге назад, Сатин обрадовал, Виктора и Юру тем, что они едут работать у Еременко. После купания в озере, Виктор шел в лагерь вместе с Юрой. Перед ними, в нескольких шагах впереди шли Изольда с Горовым. Виктор пытался обсудить с Юрой предстоящую работу с Еременко, но тот отвечал  невпопад, беззастенчиво уставившись на ягодицы девушки.
- Интересно, где же мы будем жить. Наверное в доме? – поинтересовался Виктор.
- А у нее не плохая попочка. Мечтательно сказал Юра.
- Ау! Где ты? Какая попочка?
- Изольды, - мечтательно вздохнул Юра.
- Так у нее же пласты целлюлита!
- Да практически нет.
- Ноги кривые.
- Изящные.
- И она пользуется вонючим дезодорантом.
- Кстати, дезодорант. Ты же бывал в магазине. Там есть мужской дезодорант?
- Мужик же должен пахнуть потом!
- Потом, потом, а сейчас дезиком. Так там был дезодоратн?
- Честно, не обратил внимания. Но там работает красивая продавщица.
- Может сходим завтра.
- Облом подкрался незаметно. Завтра мы едем к Еременко!