Сказка первая о том, как Kашка перестал быть чумазым
Котенок Кашка весь розовый. Только лапы и хвост, ушки и кончик носа – черные, будто чумазые. Кашка не читал «Мойдодыра», но умываться любит и делает это утром, вечером, днем и даже ночью. Кашка моется, а лапы, хвост и ушки все темнеют. И уже не кончик, а весь нос стал черным, точно его обмакнули в ночь.
- Почему я такой чумазый? – думает котенок, облизывая черные лапки.
- Может быть, надо с мылом? – вздыхает котенок, натирая лапками черный нос.
Кашка бежит к зеркалу – не стал ли нос снова розовым?
Нет! Мало того – ночь уже залила всю мордочку – и на ней, как мокрые звезды, хлопают Кашкины глазки.
- Это потому, - решает котенок, что я умывался черной лапой.
И Кашка трется о желтую скатерть, радушные шторы, белые чулочки маленькой хозяйки – но не становится ни белым, ни радужным, ни желтым.
Кашка обиделся. Весь день он лежал, зажмурившись, и думал, что спит. Он презирал все четыре свои чумазые лапки и пятый – надоевший черный хвост. Вечером котенок уснул, а ночью ему приснилась мама.
Кашка обрадовался, и не сразу рассмотрел, какая она:серо-голубая, как сумерки, а лапы, хвост и вся голова – чёрные. Черные, как тысяча ночей сразу!
- Глупый, -– сказала мать, – ты вовсе не чумазый. Ты – сиамский. Твои лапы черные, как черна трава по ночам. Твой хвост не темнее ночных веток, а голова смугла, как смуглы ночью самые светлые камни. Ты можешь весь раствориться во тьме, и лишь глаза – твои звездные глаза – прокричат всему лесу, что ты – здесь!
- Тот, кого ты поймаешь сегодня, не должен видеть их. – сощурь глаза! И она сощурилась так, буд-то рядом был тот, чьи следом они шли с самых сумерек
- А кто он…кого я поймаю? – спросил Кашка, чувствуя, как под его розовую шерстку забирается черная дикая ночь…
- Это ты никогда не узнаешь, -– вздохнула мать. Даже прадедушка моей прабабушки не мог ничего вспомнить толком. Но знай: наши предки прыгали по черным лесам на черных лапах и пружинили черными хвостами. Глупенький! Они гордились тем. Что их головы чернее самой черной из всех ночей!
Утром Кашка долго разглядывал себя: лапки и хвостик ему очень понравились. А подбежав к зеркалу, он нашел, что черная мордочка просто восхитительна! Кашка умывался очень осторожно и все осматривал лапки – не исчез ли с них цвет ночных трав? И даже понюхал хвостик.
Теперь Кашка шагает мимо зеркала. А если и заглядывает иногда – не стала ли шерстка серо-голубой, а голова – чернее тысячи ночей, черней, чем у мамы? – то очень-очень редко.