В смутные времена разобщения, когда каждый в одиночестве страдал под тяжестью бремени своего, явился некто с благостной идеей единения.
И говорил он:
– Придите мне и объединимся в печалях наших!
Но столь велика была у каждого своя собственная печаль, что не пожелал никто взваливать на плечи свои иных невзгод.
Видя это, выходил брат его и говорил:
– Придите мне и объединимся в трудах наших.
Но глядел друг на друга, а брат на брата и не желал никто делать первого шага навстречу.
И памятуя о неудачах предтеч своих, явился некто третий.
В одночасье завалил он самое большое дерево и, выдолбив из ствола огромное корыто, доверху наполнил его кормом и отрубями и возопил:
– Жаждущие и страждущие! Алчущие и взалкавшие! Придите мне и всяк получит удовлетворение по потребностям своим!
И пришли они к нему и стали преклоняться, ибо сумел он сделать то, чего они желали, но не могли. А он смог, ибо знал – как!
Он их всех принял и накормил, но сперва сам наелся, дабы превосходство свое над ними подчеркнуть.
И ел он больше всех, ибо знал цену себе.
Стали молить они его:
– Будь отцом нашим, а мы будем дети твои!
– Не должно так поступать, – отвечал он отказом, – ибо не гоже мне родниться с вами, но буду я вам учитель, а вы мне ученики!
Учил он их строго, но справедливо, но как сурово не поступал, стойко все они переносили, в познаниях желая преуспеть.
Он же им главного не открывал, и они весьма печалились.
– Учитель! Открой нам истину! – подступились они однажды к нему.
– Открывшее истину, стану я вам не нужен! – отвечал он ученикам, – И через это от вас же свою погибель поимею! Вы же истину познавши и меня погубивши, себя на вечные муки и страдания обречете, ибо всяк по–своему учение мое понимая, стараться будет лишь собственные воззрения канонизировать!
Учение мое живо, покуда жив я!
А после смерти моей умрет и оно, уподобившись засохшему анчару над источником животворящей влаги…
И они смутились, правоту его слов понимая, однако, каждый в душе обиду затаил…