Зико

Александр Шухгалтер-Гринблатт
               
          «Бедная, бедная Зико...» -  Дайнур запрокидывала голову и воздевала руки к небу... Несмотря на скопление народа, вокруг неё сохранялось свободное пространство: люди боялись приближаться к юродивой, которая, по слухам, наводила порчу.
          «Бедные! Бедные мы!» - горестно басил с двухметровой  высоты бородатый оборванец Торибал. Он скрёб подмышки и отирал руки о майку, пропитанную потом.
          «Ах, зачем ты бросила нас?» -  поочерёдно завывали три старые девы в чёрных платках, и тела их сотрясались от всхлипов.
          «Благородный мой… - Дайнур остановилась против бездомного пса, присевшего по нужде на кромке выгоревшей клумбы, - «воздай прощальные почести Зико! Ты же друг человечества...»
          «Я понимаю, почему молчал я, но почему молчали другие?» - возмущался мужчина в чёрном мундире перед катафалком. «Сначала они отобрали у меня власть, а теперь - мечту! Все, кому дороги...» Он понапрасну вертел головой. На него никто не обращал внимания.
           В середине процессии шествовал оркестрик из пяти человек и двух  попугаев, которые равномерно вздрагивали на жерди, переброшенной между правым плечом флейтиста и левым старика с литаврами. Дама в матросском костюме виляла контрабасом на колёсике и время от времени припадала к струнам верхней частью тела, отчего звуки застревали внутри дамы. По обе стороны контрабаса выдували из меди одинаковые ноты разнояйцовые близнецы. А поверх голов кружил шмель, выискивая нужное лицо...
          Толпа редела. На подходе к спуску продолжали скорбный путь лишь Дайнур и Торибал. За ними устало тянулись музыканты. Замыкал ход пёс. Он плёлся с опущенной головой, вынюхивал по дороге невидимые следы и качал хвостом. Иногда задирал морду и щёлкал челюстями, пытаясь ухватить жужжащего шмеля. Попугаи после каждого удара медных тарелок шумно били крыльями и вскрикивали разгульное «Опа!»
          Навстречу процессии по узкому спуску Милагро шёл Студент с томиком Монтеня. Поравнявшись с катафалком, он остановился. Шмель завис над головой студента, облетел его и сел на книгу.
          Монтень был подарком Филеты. Ей хотелось оставить себя Студенту, но у него за душой всего-то был университетский заём. Поэтому Филета себя оставила другим. При расставании она сунула Студенту книгу, залежавшуюся с прошлого года, когда в «блудоловку» попался университетский профессор.
          Филета со смехом вспоминала почтенного джентльмена в комичной позе на подоконнике. Едва он разделся и присел на край кровати, Бодин привычно грохнул кулаком по незапертой двери и заорал, что жутко отомстит за «оскорбление семейной постели». Учёный муж, как и многие предшественники, в страхе вскарабкался на подоконник распахнутого окна и прыгнул в спасительную темноту улицы... Филета притворно заметалась по комнате, подхватила в охапку одежду и выбросила её вдогонку жертве...
         Благодаря отработанному приёму, к парочке переходило  всё, что снималось с клиентов под пылкий шёпот и метания торопливых рук. Верхняя доска тумбочки, на которой ожидали хозяев часы, зажигалки, портмоне, посередине имела разрез; при повороте ручки на задней стенке тумбочки створки опускались вовнутрь, и все предметы на поверхности ссыпались в потайной ящик; затем пружина возвращала створки  в первоначальное положение. Идея «блудоловки» принадлежала Бодину, но успех предприятия обеспечивали прелести искусной Филеты.
          Монтень среди полезных приобретений был недоразумением, но не выбрасывать же его из-за того, что на него не было спроса. Вот подвернулся Студент, погрузился в творение француза, и щедрость Филеты получила неожиданное признание.
          Они cтолкнулись на лестничной площадке парадного, в котором снимала квартиру Филета, в тот памятный день, когда Студент съехал по перилам с третьего этажа, на котором проживал хозяин ресторана “Утоленное чрево”, нанявший Студента обучать сына латыни. На втором пролёте в его ягодицу вонзилась заноза от недавно вырезанного «здеся жевут суки». Корчась от боли, Студент оголил низ, чтобы вытащить щепку. Малейшее прикосновение к ране подвергало волю жуткому испытанию...
         Филета, войдя в парадное, нащупала ключ в сумочке и подняла глаза... С верхней площадки на неё испуганно глядел молодой человек со спущенными штанами и скрещёнными ладонями… Она медленно обошла замершее тело и, обнаружив израненную ягодицу, тут же извлекла занозу. Проступила кровь, и Филета настоятельно рекомендовала продезинфицировать повреждённую плоть. Со всё ещё спущенными штанами Студент робко последовал за ней... В спальне она велела ему лечь на живот. Наконец, разрешила перевернуться – и склонилась над ним в распахнутом пеньюаре.
   
       ...Знойный день сменился тихим вечером с легким бризом. Над побережьем океана разносилось завывание койотов,  спускавшихся с гор Санта Ольгасаны. При подходе к порту загорелся танкер, а на другом конце света, в Динонезии, прогремел взрыв в ночном клубе... Зико успела предсказать всё происходящее в мире, включая собственное исчезновение. И не было ничего нового в том, что армия рокейских студентов, уставших от выпивки и караоке,  перешла к национальной забаве -  уличному протесту против  чего-то риканского, а пластиковые щиты и дубины специальных отрядов полиции привычно молотили их рёбра. Лучше бы они пили... Но по Зико, им ещё предстояли коллективные подвиги разрушения...
         Зико, откуда ты взяла, что нас развращают твои услуги? Мы отвернулись от тебя потому, что ты отказалась пророчествовать и занялась политикой. Скажи, кому нужна мечта, которая перестала исполняться? Могла бы хоть притвориться, как это делают все, кто обещают несбыточное... Но ты надумала преобразить нас нравоучениями, забыв, что выбор за нами! Вот мы и выбрали не слышать тебя!
         Да, твои откровения вызывали интерес. В одном Уселе, которому ты едва уделила страницу, были проданы 3 миллиона твоих книг. Рокейцы всё не могут усвоить, как ты могла предугадать появление анти-мыслей именно у них, ведь кто, как не они, должны быть благодарны риканцам за помощь в войне против северной династиии? Но от одного упоминания об этом у молодёжи неприязнь к риканцам только растёт.
         Спустя год после твоих похорон риканский посол в Тепигете решил купить древний памятник твоей прапрабабке с такими же сросшимися бровями, как у тебя,  и перевезти его в Рику, но тепигтяне всегда играли двойную роль, и, кроме того, они  боялись продешевить. Потому отказали, сославшись на отсутствие разрешения от той самой прапрабабки. На самом деле наисправедливейшее правительство Дамаксинии воспротивилось установке памятника на твоей могиле. Дамаскиния на всякий случай организовала несколько взрывов на территории Зиариля в защиту мира и заявила, что такова была воля Всевышнего. И тогда все мые и немые планеты привычно осудили Зиариль за агрессивные действия в ответ на миролюбивые взрывы. А Рика оказалась в изоляции из-за собственной непоследовательности...
          Ты не поверишь, Зико, твою шутку «Прозрение в слепой вере!» мусуляне сделали своим главным лозунгом. Правда, они отказались переводить твои пророчества на рибабский, объявив их происками Зиариля, подкупившего тебя, твоих издателей  и тех, кто читает твои книги...

- Господин Студент, - Профессор откинулся на спинку кресла и снял очки, - Зико, она кто?
- Мечта, господин Профессор.
- Мечта? Хм... Зачем же её похоронили?
- От безысходности, господин Профессор... Она, как бы перестала работать... То есть мечтать в пустоту продолжали, только ничего из того не получалось...
- Ах, вон оно что... Понятно... Хотя, знаете, дорогой, в ваших размышлениях не улавливается... И потом, ссылки на Монтеня мало убедительны. Также не понятно, почему вы увлеклись чтением "Опытов", следуя за гробом по спуску вверх? Ведь вы шли вниз! И монолог о том, где любят риканцев, а где нет... достаточно банален. О том, что Рику невозможно любить вам пояснит любой профессор риканского университета! Далее, что общего между Соетией и Ронвегией?.. 
          Вы о Соетии почему-то пишете как о многовековом государстве... в то время как о ней следует писать как об историческом недоразумении...
          И, наконец, не кажется ли вам, что без мечты жизнь протекает нормальнее? Мечта, как бы это вам преподнести... Мечта – это всего лишь продукт распада действительности,  которая становится невыносимой... Этакое романтическое ускользание ума в надуманное, в то время как от жизни всего-то требуется терпимость к рутине. На мой взгляд, вы перестарались...
- Мне хотелось осмыслить... 
- Ах, милый мой, и вы решили предложить ваши выводы человечеству. Ну, почему вам думается, что человечество нужны ваши наставления? Человечество ни в чём не нуждается, кроме профилактического кровопускания для поддержания ужаса. Ведь только ужаснувшись, оно приходит в себя и клянётся, что больше никогда- никогда... Но проходят пять-шесть лет, и снова умиление пафосными словами затмевает сознание... Так о чём мы с вами вели речь? Ах да! На вашем месте я бы не бросался под колёса истории. Пишите про своё... Для того и заводят дневник. Про своё! Понимаете?  Про будоражащие плоть мысли... О первом свидании с женщиной... или, может, с мужчиной..?
- Нет-нет! Конечно, с женщиной... С удивительной женщиной... Профессор, я знаю, у всех влюблённых сознание вслед за плотью возносится к небесам, но мне кажется, что я счастлив по-особому...
- Насчёт счастья, позвольте будущему внести ясность... Испытание временем самый верный показатель. По той же причине ваши откровения лучше сжечь уже сегодня.
- Спасибо, Профессор... Я подумаю... Всего хорошего.
- До свиданья, дорогой... До свиданья...

           Зико, тебя хоронили на Ралитонском кладбище в тот самый момент, когда Президент поднял букет, сиротливо лежащий у мраморного столбика. Камера крупным планом  выхватила Президента, слёзно закусившего нижнюю губу, и устремилась к цветам, которые, по сценарию, президентская рука деликатно вставила в пластиковый стакан. Страна умилилась. Страна никогда не устаёт умиляться, глядя на закушенную губу!
           Съёмки Президента отвлекли нас, Зико, но едва отъехал его лимузин, мы вернулись к нашей скорби:  “Бедная, бедная Зико!.. Хотя тебе уже всё равно...”
Я всегда отмечал двусмысленность в твоих пророчествах. Ну, почему куцей Ронвегии ты дала так много, а великой Соетии не досталось ничего, кроме украденных Ягуаров и обещаний избыть обнищание! В Инцхвале нет света и тепла, а в Олсо жизнь течёт степенно и сыто даже холодной зимой... Неужели фьорды лучше южных гор? Твои доводы о том, что будущее строится на основе настоящего, никого не убеждают! Ты что же, винишь нас за то, что случится после нас?
          В одном из свитков твоей рукой написано, что в  Тикае надолго сохранится терминологическая шелуха бродячего Призрака, но её употребление - дань имперской традиции, а на самом деле тикайцев интересует исключительно капитал. Но  в другом твоём утверждении записано, что в Тикае власть разумна. Стало быть, ты сама себе противоречила, а раз так, то цена твоим пророчествам – сама понимаешь!
         Зико, тебе остаётся винить только себя! Для чего ты внушала, что перемены ведут к лучшему? Твои несостоятельные посулы оттолкнули тех, кто верил в тебя. И не притворяйся мёртвой оттого, что лежишь в гробу! Тебя похоронили, чтобы не раздражала... Зачем ты спрашивала, куда мы смотрим! Ты ведь знала, что наше мировоззрение отличается косоглазием. Иначе, как нам жить с постоянными изломами перед глазами? «Все в длинной очереди за счастьем, а товару мало...» Это твои слова!

- Господин Студент, я нашла в мусорной корзине вашу сказку про соловья и розу. Она мне так понравилась, что я решила не выбрасывать её...
- Спасибо, госпожа Смотрительница, но сказка не моя. Я переписал её у Оскара Уайльда. Думал, смогу набраться стиля и мыслей...
- Чего, вы сказали, набраться?..
- Стиля... Стиля и мыслей... Понимаете?
- Нет. Вы можете объяснить?
- Ах, если бы!

         Зико, ты была права!  В Будашпете лучшие пирожные опять пекут в кафе у Оперного театра. Как быстро вернулись из забытья рецепты кондитеров. Только на собственных мерзавцев не хватило памяти... И сооружают монументы жертвам на средства, сбираемые с их ненавистников... Сегодня пострадавшие от Призрака заняты ревизией истории с точки зрения политической выгоды. Этого в твоих предсказаниях не было, Зико.

           После похорон Дайнур отошла от могилы, у которой по-прежнему рыдал Торибал, и побрела к столбику с президентским букетом. Её опередил пёс. Он подбежал к цветам и поднял лапу. Дайнур кинулась к собаке и попыталась оттянуть её за хвост. Тогда-то и произошло теперь уже знаменитое событие, описанное во всех учебниках по психиатрии и обществоведению. Пёс зарычал, бросился на Дайнур и вонзил клыки в её икроножную мышцу.
          Дайнур вскрикнула... и полностью пришла в сознание! Она удивлённо разглядывала неухоженные руки, грязную блузу и шершавые ступни в босоножках разных моделей. Когда подоспел заплаканный Торибал и оттащил собаку, Дайнур в ужасе отпрянула от великана и побежала прочь. Остановилась она на углу далёкой улицы, на которой жил старший брат, но узнать его дом не смогла...
          В тот же день в «Старбаке» она подобрала газету, в которой необычное объявления о  найме привлекло её внимание: отелю в  курортном городке на берегу океана требовалась дама средних лет для демонстрации купальников.
          С клочком газеты она отправилась на Океанский Бульвар, где по уикендам очередная кинозвезда высаживала десант опеки над бездомными, обеспечивая их за свой счёт горячей едой  и мелкой наличностью на наркотики и презервативы.
          Ровно в четыре из рук мужчины в комбинезоне Дайнур получила коробку с тушеной курицей, рисом и овощами, а также бутылку содовой. Устроившись поудобней на скамье, она принялась за еду. Спустя несколько минут огляделась по сторонам и аккуратно свалилась на землю. Она орала от боли в животе, пока к ней не подбежала встревоженная Знаменитость, надзиравшая за раздачей продуктов, и приложила к её лбу тонкую руку в перчатке… Через двенадцать минут карета скорой помощи доставила бездомную в заново отстроенный  госпиталь Санта Ольгасаны.    
          На следующий день, так и не установив причину колик, врачи Дайнур выписали. За нею заехала сама Дива и повезла её в поместье, где всё уже было готово для съёмки фильма о попечительской деятельности хозяйки. Дайнур было отведено четыре минуты на воспоминания о дружбе с опекуншей. Затем ей вручили конверт с наличными, сумку с новой одеждой и водительское удостоверение на имя Исабель дель Прадо Гарсиа. Она подписала бумагу об отсутствии претензий к еде и обязалась увезти собаку, которая бегала вокруг поместья и безостановочно лаяла.
         «Пегая борзая»* доставила Дайнур и пса к южной границе штата, где расположился крохотный курорт на триста двадцать два дома и одну гостиницу.
           Название «Лазурное Вымя» городок получил за дивной голубизны рассветы и знаменитую породу коров,  копыта которых расходились на сувениры. Последние можно было купить с  видами городка, барышень в бикини и усопших президентов...  Благодаря копытному промыслу,  городской бюджет умудрялся держаться на ногах.
           Место купальной модели отошло тёще отельного менеджера ещё до объявления в газете. Тем не менее, Дайнур не пала духом. Городок ей понравился; она решила остаться. В сопровождении пса Дайнур посетила  мэрию, где  познакомилась  с заведующей отделом социального развития меньшинств, которой нагадала скорое замужество и бесплатную стиральную машину. Городской голова, брат заведующей, по её рекомендации подписал указ о создании муниципального агентства путешествий. Таким образом, Дайнур стала руководить новой службой, а затем и выпускать рекламный журнал «Лазурь и Вымя».


* Автобусная компания междугородних маршрутов 

           Рассуждая о нуждах города, Дайнур в одной из редакторских колонок предложила согражданам перекрасить дома в разные цвета и разрисовать фасады сценами из жизни, о которой внутри стен мечтали хозяева. Необычный проект должен был привлечь туристов и, таким образом, наполнить городскую казну средствами для возведения нового общественного коровника.
          Результаты превзошли ожидания. За пять месяцев город не только сумел построить новый коровник с мемориальной доской на фасаде в честь Исабель дель
Прадо Гарсиа, но и увеличил население на  девяносто семь человек. Лазурное Вымя стремительно рос благодаря меньшинствам, облюбовавшим городок, в котором до них никому не было дела. К концу первого года цены на недвижимость
увеличились на 24%,  прирост  населения  достиг  568  человек.   Из   них   процент этнических меньшинств возрос до 21.9%, из числа которых специфическое меньшинство составило большинство в 51.4%.
          С притоком средств в городскую казну мэрия отменила налог на моносекс, введённый на одинокое население в пору экономического спада, разрешила бытовую рекламу на порносайтах и удвоила плату за вывоз мусора.
          Местная фабрика игрушек, до недавних пор дышавшая на ладан, успешно освоила массовое производство фарфоровой группы под названием  «С любимым на рассвете». Статуэтка представляла собой две мужские фигуры в жёлтых шортах, сидящие лицом к друг другу в голубом седле на спине коровы розового цвета, стоящей в завитках бирюзовых волн.
         Именно такой сувенир Исабель дель Прадо Гарсия преподнесла Президенту и его второй Первой леди в Вушиконе,  когда избиратели послали её в Конгресс представлять разбухшее Лазурное Вымя.   

- Я пришёл проститься с Вами, Профессор, а также поблагодарить за совет и поддержку. Примите от меня том Монтеня с иллюстрациями Дали...
- Господин Сту...  Виноват! По привычке... Хе-хе... Господин Магистр,  очень тронут. Жаль, что вы решили нас покинуть, но, как говорится, птенцы вырастают и летят прочь из гнезда. Как я понимаю, вы осели в весьма популярном месте. Позвольте подлить вам ликёру?
- С большим удовольствием, Профессор. Вы правы, народ буквально помешался на Лазурном Вымени. И многим, надо сказать, повезло. После того, как я год назад прочёл статью в «Лазури и Вымени» о рассветах над городским коровником, меня не оставляла мысль о переезде. Как наваждение, знаете?
- Понимаю вас, дорогой, понимаю... Я в молодости пережил подобное увлечение японской хурмой, но всё же удержался от риска... Как видите, не прогадал... Хотя, кто его знает... Так вы теперь преподаёте в тамошней школе?
- Не совсем, Профессор... Я, видите ли,  поменял профессию.
- Поменяли? Вам же нравилось учительствовать? И школьники вас любили, как мне помнится...
- Ах, Профессор, при нынешней системе детям всё равно, с кем не учиться.
- Чему же вы отдали предпочтение?
- О-о-о... Вы не поверите... В Лазурном Вымени открывается ресторан под названием «Утолённая страсть», и хозяин предложил мне войти в долю без капитала! Редкой щедрости человек!
- Погодите... погодите... Не ему ли принадлежит другой с подобным..?
- Совершенно верно, Профессор. Я как раз приехал по его вызову для отгрузки оборудования... Заодно и вас решил навестить.
-  Ах, вот как! А ваши личные дела? У вас, я помню,  была особая любовь...
- Была, Профессор... Однако всё в прошлом ... Филета переехала вслед за мной, но потом бездумно пригласила кузена, который обосновался в нашем доме на правах командира. Кроме того, он почему-то решил, что я обязан оплачивать его страсть к лотерейнм билетам. С них-то и пошли трещины в наших отношениях...
- Стало быть у вашей Филеты есть кузен?
- Да, Бодин... Странный человек... Нигде не работает... Целыми днями выдумывает, что будет делать, когда выиграет... Причём, минимальная сумма его фантазии составляет десять миллионов...
- Хм! Поразительно!.. Ещё ликёру?
- Нет-нет... Благодарю вас, Профессор. Мне, пожалуй, пора двигаться. На всякий случай, оставлю мой номер телефона – вдруг надумаете посетить наши края - так сразу ко мне! В городе уйма гостиниц, но снять номер не просто, особенно теперь, когда отменили налог на моносекс. Настоящий бум! Приезжайте, буду искренне рад!
- Благодарю вас, мой дорогой. Может быть, когда-нибудь... Э-э... Кстати... Вам там не попадался на глаза перстень... с двумя изумрудами и рубином?
- Где, господин профессор?
- Ну, там... где был Монтень...
      
          Зико, тебя забыли даже те, у кого на груди вытатуировано твоё имя, а новому поколению ты вообще не ведома. Если бы не война в Арике, о тебе и не вспомнили бы. Старый пройдоха из  «Дэйли Кукука» раскопал твоё пророчество о сентябрьской трагедии и последующей войне. Непонятно только, та ли это война, которую предвидела ты, или же другая, под которую списали твоё предсказание. Политики восприняли арикскую войну как спортивное состязание, требуя рекордов и вопя о малейших потерях, не ведая, что все их потуги, как, впрочем, и победы риканской армии, превратятся в прах в результате религиозной распри и массового бегства арикских солдат с поля боя. Если бы страстные болтуны Рики поинтересовались твоими уроками, то знали бы, что после всех жертв и безумных затрат к власти в Арике сначала придут проходимцы, а затем фанатики, которые будут много опаснее свергнутого диктатора. Но кто в патриотическом экстазе станет интересоваться заплесневелой историей? Светлый взор левого президента Рики не замечает вздорной реальности, пятнающей его героическую биографию. 
          Зико, ты однажды предрекла, что восстанешь из небытия, но не для того, чтобы вернуться к прежнему, а чтобы наказать «назойливое вымогательство». Но когда же это будет? Мне так хотелось бы встретиться с тобой и обсудить несколько обещающих вариантов... Особенно раздражает, как другие умудряются нажить на тебе капиталец даже в твоё отсутствие.
          После публикации в  «Дэйли Кукука» телепрограмма Кэрри Линга пригласила Торибала на передачу о твоих пророчествах. Линг пожертвовал гостю один из своих костюмов, чтобы подать его в приличном виде. Честно говоря, мы думали, оборванец опозорится при первом же ответе, но его толкования публике пришлись по душе. Кэри Линга засыпали телефонными звонками, а когда Торибал сказал, что ты не умирала, передачу пришлось остановить... 
          Сегодня уже никто не помнит, Зико, почему тебя решили похоронить. Время остужает пыл. Даже катастрофа сегодня не вызывает прежнего возмущения. Напротив, нам старательно пытаются объяснить осмысленные мотивы террора. Оказывается, нас «проучили» за бесчувственность и высокомерие. Так что, Зико, ты была права насчёт «бесполезности разума».
          Торибал вспомнил твоё пророчество о пастилинцах и риадинцах,  в котором ты настаивала на том, что только массовое облучение может остановить  фанатизм. Его тут же обвинили в фашизме, но никто ни в чём не обвиняет пастилинцев, а риадинцев называют «друзьями».
          Кстати, после телепередачи Торибал начал сбор денег на создание твоего мемориала. Теперь он ищет место для постройки храма и центра по изучению твоего наследия. Только ведь, Зико, наследия у тебя никакого не было... Разве не так? Скорее всего, он решил построить кормушку с твоим именем... Да, все эти годы он поливал цветы на твоей могиле? Но отсюда вовсе не следует, что он должен стать главным жрецом. Я, между прочим, тоже шёл за твоим гробом...
         После кэррилинговской передачи Торибала пригласили в Министерство Обороны для секретных консультаций. В голове не укладывается - этот чумазый даёт советы Объединённому Штабу! Но самое любопытное произошло на Капитолийском Перевале, где он столкнулся с дель Прадо Гарсиа. Они, оказывается, были вместе ещё при тебе, Зико... Одним словом, Торибалу и здесь повезло - конгрессвумен ещё не замужем.

           В субботнем выпуске «Вушикон Стоп» публику заинтересовало сообщение о скандале в Конгрессе: «Исабель дель Прадо Гарсиа, представительница Лазурного Вымени, вынуждена была подать в отставку после того, как на встрече латянского кокуса в Конгрессе отказалась поддержать предложение сенатора Зуса Бастатонто о создании зон благоприятствования латянам, переползающим государственную границу в пустыне Мухабунга. Согласно предложению Бастатонто, через каждые две мили в пограничной зоне государство обязано было создать киоски с газировкой и бутербродами для ослабевших ползунов, а через каждые семь миль построить пункты первой легальной помощи, где ползуны могли бы ознакомиться со своими новыми правами и получить  защиту от покушений риканского правительства на их свободы.
           После того, как Исабель дель Прадо Гарсиа назвала предложение сенатора безумством, присутствовавшие единодушно проголосовали за исключение представительницы Лазурного Вымени из кокуса и поддержали законопроект о благоприятствовании ползунам. В ответ Исабель дель Прадо Гарсиа беспомощно пролепетала несколько обвинений в адрес бывших коллег в предательстве национальных интересов.»
           Когда Исабель паковала чемоданы, по телефону позвонил Торибал и предложил ей выступить в его радио токшоу. Она, не задумываясь, отказалась: «Тем, кто меня поддерживает, объяснять нечего, а тем, кто меня обвиняет – незачем.»
           Торибал хотел прилететь в Вушикон, чтобы помочь с переездом, но Исабель убедила его ничего не предпринимать. Они договорились свидеться в Лазурном Вымени. 
           В новом аэропорту Исабель встречали мэр, управляющий поместьем и пёс. Пока управляющий получал её багаж, мэр рассказал Исабель о лотерейном выигрыше в десять миллионов, доставшемся безработному жителю Лазурного Вымени. Кто-то остановился рядом с ними и поклонился. Мэр приподнял шляпу  и простёр руку в сторону незнакомцев:
-   Исабель, позволь представить тебе совладельца нового ресторана, господина Серли Надану. Завтра мы встречаемся в его «Утоленной страсти» на банкете. Простите, не представляю вашего спутника, так как не имею чести... 
-  Виноват, господа! Мой университетский наставник, профессор Шанторан. Приехал в гости познакомиться, так сказать, с воплощением заветного...  Госпожа дель Прадо, для нас будет огромной честью принять вас в «Утолённой страсти». Я надеюсь, что мы сможем доставить...
           Серли Надану умолк от растерянности... Исабель и профессор Шанторан    медленно, словно зачарованные, двигались навстречу друг другу. Через мгновение они обнялись. Исабель плакала, а профессор без конца целовал её лицо и руки. 
           Когда управляющий подоспел с багажом, Исабель оторвалась от профессора и повернулась к спутникам:
- Господа, это мой брат, с которым я не виделась двенадцать лет...
           Мэр поспешно пожал руку профессору. Исабель настояла, чтобы брат ехал к ней. Господин Надану понимающе кивал... 
           При выходе из здания их ожидала группа латянцев, которые дозировали свой гнев по команде толстого коротышки: латянцы сыпали проклятьями и размахивали плакатиками, на которых Исабель под кактусом жевала риканский флаг.
           К счастью, сразу подкатил лимузин, и конфронтации удалось избежать. Ехали молча. Исабель не выпускала руку брата из своей ладони.
           Машина неслась вдоль океана. Когда подъехали к Творожному Парку, вынуждены были остановиться из-за толпы, перекрывшей шоссе.
- В чём дело, Чарли? Почему здесь столько народу? – тревожно спросила Исабель мэра.
- Не волнуйся! Люди идут поклониться Зико. Они приписывают лотерейный выигрыш её покровительству. Торибал не рассказывал тебе о проекте? Странно! Видишь на холме храм? В нем находится деревянный саркофаг. Завтра Торибал прилетит прямо на банкет и объявит об открытии мемориального центра... Слушай, наверно я не должен был говорить об этом?  Может быть, он хотел, чтобы это было сюрпризом для тебя?
- Может быть...
            Когда доехали до поместья, быстро распрощались, и машина с мэром укатила в город. Исабель не могла объяснить охватившего её беспокойства... Ей казалось, что от океана исходит тревожный шёпот... К тому же, пропал пёс. Его искали, но не нашли... За ужином брат увлечённо рассказывал о своих приключениях в Веропе и смеялся собственным шуткам. Она была недовольна собой, слушала рассеянно и отвечала невпопад на его вопросы.      
           Ночью они проснулись от сильного землетрясения. На втором этаже упали большие часы. По дому прокатился стон искалеченных струн... Затем ещё один толчок. Раздался грохот падающих балок, звон битого стекла... Стены медленно поползли вниз... Здание содрогнулось и рухнуло...
           Океан вышвырнул на берег многоэтажную волну, которая объяла спящий город и поволокла его за собой в вечную темноту. Утром на зыбкой воде среди резиновых игрушек и обломков мебели качались резные доски саркофага...
           На пустынном берегу обнажённая женщина со сросшимися бровями нашла книгу «Монологи магистра наук Серли Надану» и положила её поверх ритуальной одежды, аккуратно сложенной на песке рядом с дремлющим псом. Когда солнце стало припекать, она подхватила «Монологи» и скрылась в тени за высоким валуном. Вслед за ней туда же подался пёс.