Раз в месяц я езжу в наше тагильское отделение – инспектировать персонал. От Екатеринбурга это километров двести будет. Дорога извилистая, с «горками» - ехать не скучно. Да и пейзаж вокруг живописный: скалы, лиственницы и кедры. Я с удовольствием пользуюсь инспекциями, чтобы проветриться. В таких поездках есть только один подвох: встречные полосы разнесены далеко, местами на несколько километров, поэтому никто не предупредит миганием фар о засаде «гаишников».
Зато теперь у меня есть «антирадар». Благодаря этому устройству я могу наслаждаться скоростью под орущий компакт-диск с моим любимым сборником блюзов. Музыка пробивает до костей, я даже пытаюсь подпевать. Получается фальшиво, но учтем, что в этот момент существует только мой блюз, мой автомобиль и моя дорога. И это всё моё.
В тот день я выехал на полтора часа позже, чем обычно: семейные дела задержали. Поэтому тормознул возле магазина – унылого крашеного павильончика, которым заправлял какой-то джигит. Заведение так и называлось: «У абрека». На вывеске изображена бородатая рожа с выпученными глазами – очевидно, тот самый Абрек.
Стратегически расположена лавка идеально: в аккурат на повороте к федеральной трассе. Поневоле задумаешься: не забыл ли чего в дорогу? Правда, внутри противно пахнет мелким бизнесом и ещё чем-то прокисшим, от чего хочется не задерживаться.
Вот и я купил сигареты и вернулся к машине. Там-то меня и поймал этот пацан.
- Дяденька! – голос у него заметно дрожал. – А вы же в Тагил едете?
- Ну.
- Возьмите меня до Невьянска!
Я взглянул на него: щуплый, лет тринадцать-четырнадцать, одет в черную куртку и джинсы, грубо подрезанные снизу ножницами. Зачем он мне? И отказался наотрез:
- Я что, похож на таксиста?
- Но мне очень надо!
По щекам его лились вполне натуральные слезы.
- Мамка у меня после инфаркта лежит! – рыдал он. – Даже пошевелиться не может! Кто её напоит-накормит?
- А отец где?
- Здесь, в городе таксует… Денег немного заработал и отправил со мной.
- Кто же с матерью сейчас?
- Сосед…
- Мамку-то любишь?
- Люблю… - прерывисто всхлипнул он. – Очень люблю!
Короче, посадил я его. Пожалел, наверное. И вспомнил, как сам когда-то работал таксистом. Не официальным, с законопослушными «шашечками» на борту, а так… Частным извозчиком на «шестёрке, «бомбилой». Тогда у меня даже имени толком не было: «шеф» и «слышь, командир» - вот как меня звали. Не скажу, что «бомбёж» доставлял мне удовольствие, просто время было такое. На основной работе платили копейки, вот и приходилось выкручиваться.
В дороге пассажир вёл себя тише воды ниже травы. Лишь в самом начале он по достоинству оценил красные огоньки приборной панели и ревущий звук двигателя.
- Ого! Это с турбиной «Мазда»?
- Угу.
- А правда, что рвёт, как зверь?
Я вздохнул. «Эс икс семь» действительно зверюга, но и бензина жрёт соответственно – больше двадцати литров на сотню. Порою складывается такое ощущение, будто весь день кружишь возле заправки.
Я нажал на газ, и джип так резво скакнул вперёд, что нас прижало к спинкам кресел. Парнишка восхищённо выдохнул. Думаю, он очень хотел ещё поговорить про машину, но я не дал ему такой возможности: пощёлкал кнопками управления, добавил громкости в динамиках – блюз мощными гитарными риффами выплеснулся наружу.
До Невьянска долетели за час. Это не очень большой и очень сонный город. Значительную часть его составляют дома частной застройки. Хотя есть и «сталинские» дома, и современные многоэтажки, а по окраинам - потемневшие от времени двухэтажные купеческие особняки с вычурным декором. На главной улице можно запросто встретить мужичка в треухе, погоняющего буренку...
Обычно Невьянск рекламируют как место, где расположена «падающая» башня – почти как в итальянской Пизе. Сам башню не видел, но знаю, что когда-то здесь пролегал северный транспортный маршрут. Естественно, на дорожной теме кормилась масса тамошних предпринимателей: строились придорожные кафешки, гостиницы, «дальнобоев» обеспечивали женским теплом и лаской – городок цвёл.
Но когда северную трассу спрямили, пустили в стороне от города, бизнес сразу захирел, экономика пришла в упадок. Киоски, которыми была густо усыпана бывшая транспортная артерия, ещё какое-то время держались, затем один за другим стали стремительно закрываться.
Парнишка повернулся ко мне:
- А вы меня до самого-самого дома довезёте?
- Довезу, - благородно согласился я. – Только дорогу показывай.
Повинуясь жестам его руки, с главной улицы Ленина свернули на второстепенную, и так ещё несколько раз, пока не оказались на окраине. Жил мальчик в частном доме – классическая изба, где под окнами разбит палисадник, большущий открытый двор и ворота нараспашку.
Мальчуган по-хозяйски махнул рукой:
- Сюда!
Как только я оказался внутри, ворота закрыли: быстро и бесшумно. Мальчик отстегнул ремень безопасности и, ни слова не говоря, выбрался из машины.
Я тоже вышел. Думаю, что мои действия в следующую минуту объясняются приобретённым опытом таксиста. Каждый «бомбила» в принципе должен быть немного психологом. Потому что работа его непростая, а обитатели ночного города разительно отличаются от дневных. Они всегда целеустремленны, всегда в поиске, в охоте кто за чем - девочкой, бутылкой или мечтой... В них всегда присутствует алкоголь и склонность к авантюрным недоразумениям. С пассажирами, особенно выпившими, следует говорить ласково, вежливо внимая их полупьяному бреду, почаще поддакивать. Именно работа «бомбилой» приучила держать при себе монтировку, особенно в случае непредвиденных обстоятельств в малознакомой местности. Так, на всякий случай.
Услышав за спиной шорох, действовал интуитивно: развернувшись, наотмашь ударил монтировкой. Что-то хрустнуло, упало, я отскочил в сторону, оглянулся. На земле лежал худой белобрысый мужчина с очень высоким лбом и неприятно веснушчатой кожей. С виска его струилась алая струйка крови, в руках он сжимал бейсбольную биту. Я заметался по сторонам, пытаясь найти малолетнего подонка, который заманил меня в ловушку. Маленький врун! Мерзавец! Где ты?
Вокруг никого. Здесь даже собаки не было. Среди хлама заметил приоткрытую калитку, за которой, кажется, что-то мелькнуло. Сжал монтировку покрепче, ударом ноги высадил дверь с петель. Пространство, бывшее когда-то огородом, было завалено распиленными останками машин - своеобразная мини-свалка. По ржавым кускам металла угадывался характер деятельности семейной банды. «Огород» был довольно большой, с высоким забором, за которым начинался сосновый лес.
Я вернулся. Веснушчатый упырь пришёл в сознание: стонал, ворочался, в глазах мелькали осмысленные злобные искорки. Пинком я отшвырнул биту подальше, под машину. Расстегнул ремень на джинсах, рывком выдернул наружу. Глаза белобрысого изумлённо расширились, он попытался что-то прохрипеть, но я не стал его слушать – перевернул на живот и крепко-накрепко стянул руки ремнем за спиной, чтобы он и пошевелиться не смог.
И всё-таки нужно было объясниться с пацанёнком. Я подобрал монтировку, отыскал вход в дом. Только приоткрыл обитую дерматином дверь, сразу потянуло характерным деревенским теплом – дух хорошо натопленной печки.
Мальчишку нашёл в комнате. Он сидел у изголовья большущей кровати, на которой лежала женщина лет тридцати пяти. Резко пахло больницей.
«Вот как, - подумал я. – Неужели и вправду инфаркт?» Но вслух сказать ничего не успел – она заговорила сама.
- А я-то всё гадала, когда ты придёшь…
Она оживилась: глаза заблестели, на щеках заиграл болезненный румянец. Сумасшедшая?
- Я тебя сразу узнала! - продолжала она. – Хоть и пятнадцать лет прошло… Всё такой же, только седина появилась... Но она тебе идёт, да…
Пацан, похоже, тоже ничего не понимал.
- Всё ждала, ждала… Думала, хоть как-то отблагодарить смогу, хоть чем-то…
- Простите, мы знакомы?
- Не узнал… - она кокетливо поправила волосы, вздохнула. - Да что там говорить, пятнадцать лет прошло… Время-то, оно никого не красит… А я вот твои слова на всю жизнь запомнила, как мне внушал, что не надо жизнь абортом портить, что оставить надо ребёнка… И вот он какой вырос, сынок мой, Сашенька!
Она погладила мальчика по руке, тот болезненно сморщился, отвернулся.
Еле-еле я начал что-то соображать. После окончания медицинского института я проходил практику (интернатуру) в районной больнице. Рук катастрофически не хватало, поэтому я трудился сразу за всех: гинеколога, психолога, терапевта, даже хирурга. И, похоже, имел неосторожность уговорить эту мадам отказаться от аборта, мол, не гуманно лишать жизни ещё не родившееся дитя – по молодости лет я не скупился на подобные увещевания.
А дитё родилось, выросло и вышло на большую дорогу. Вместе со своим папенькой, или кто там хрипел связанный во дворе.
- Сашенька, дядю нужно отблагодарить! Ты ему жизнью обязан!
- Мама…
- И ты не перечь матери! – повысила она голос. - Выведи на улицу! И без ваших с Виктором фокусов! Вспомни, что такое любовь!
Пацан встал, исподлобья глянул на меня:
- Идём…
Я посторонился, пропуская мальчишку вперед – при любых раскладах мне не хотелось оказаться к нему спиной. А ну как пырнёт ножичком?
Мы вышли во двор. Я обогнул связанного белобрысого, малец же бесцеремонно перешагнул через.
- А это кто? – кивнул я на барахтающееся тело. – Отец что ли?
- Нет… - неохотно ответил он. – Так… Виктор… Сосед. Жена у него умерла…
- И что?
- Ничего. Просто я ему помог плакать.
- Как это? – изумился я.
- Я ещё маленьким был совсем, когда всё случилось. Виктор сидел во дворе и плакал, сильно плакал. Я забрался к нему на колени и сидел там до тех пор, пока он не перестал рыдать. Когда мама спросила, как я это сделал, я ответил, что просто помог ему плакать…
Белобрысый вдруг завертелся, как уж на сковородке. Но мальчик всё равно продолжал:
- Виктор – хороший. Странный только немного…
- А где же твой отец? Таксует?
- Может, и таксует… - он скинул засов на воротах, с усилием распахнул их. – Не знаю… Мать тогда на улице работала, всякого насмотрелась с «дальнобоями»…
Он немного помолчал.
- Ты это… Езжай уже. Хорош базарить.
Я сел в машину. Уже завёл двигатель, включил заднюю передачу, но опустил стекло, спросил:
- Слушай, а ты вспомнил, что такое любовь?
- Чего вспоминать-то… - хмуро ответил он. – Любовь – это мама. Кто ещё будет меня целовать на ночь?
Это было сказано таким рассудительно взрослым тоном, что я поразился: пацанёнку-то всего пятнадцать лет! А потом он удивил ещё больше. Наклонился, тихо сказал:
- Спасибо.
- Пожалуйста… Но лучше бы ты завязал с этим всем…
Я взглядом показал направление мини-свалки.
- Завяжу, - буркнул он. - Это всё равно Виктор придумал…
- Зачем?
- Мстит.
- Кому?
- Всем, - пожал он плечами. – Тем, кто ещё жив. И нас вот с мамкой втянул – у нас двор большой, удобно…
Когда выкатился назад, на дорогу, на глаза попалась табличка с адресом дома. И сразу въелась в память, как ржавчина.
Не совсем отчётливо помню, как долетел до Тагила. Кажется, я просто давил на газ, а в ушах стоял тот самый, вязкий, даже приторный блюз.
«Тоже мне, знаток, - думал я про пацанёнка. – Знает, что такое любовь… Откуда? Я, взрослый самостоятельный мужчина, и то не знаю, только догадываюсь… Так почему дети знают, что такое любовь, но, повзрослев, теряют знание? И этот вон знает… Вот позвоню сейчас в милицию да как скажу адресок, чтобы проверили…»
И вдруг меня осенило. Я даже остановился, чтобы без спешки проверить свою мысль. Так… Парню пятнадцать лет. Где я был в это время? Нет-нет, я ещё не работал интерном в районной больнице! Это произошло позже, года на два этак. А конкретно пятнадцать лет назад я учился в мединституте, по ночам «бомбил» на старой «шестёрке». Значит, она меня с кем-то перепутала? Или была другая ситуация? Помню, помог какой-то девчонке, отбил у озверелых «дальнобоев»… Помню, как она беспокоилась, не беременна ли. Рассказывала про порвавшийся презерватив, спрашивала, что делать. Помню, как утешал, уговаривал. Гладил по каштановым волосам. Как она повернула зарёванное лицо, потянулась ко мне - до сих пор помню вкус её губ…
Мы занимались любовью прямо в машине – долго, почти до рассвета. В магнитоле крутилась кассета со сборником блюзов, и мне хотелось, чтобы эта музыка звучала вечно, а сияющие бездонные глаза были навсегда рядом… Увы, эта ночь никогда не повторилась.
Воспоминания словно оглушили меня. Но одновременно стало легко - будто тяжёлый груз сбросил. Даже засвистел что-то легкомысленное. Сделав дела в Тагиле, собрался назад. Выезжая из города, увидел, как на обочине кто-то голосует. Остановился.
Молодая женщина, спросила:
- До Екатеринбурга довезете?
- Садитесь…
В пути спохватилась, открыла сумочку, достала деньги:
- Вот, возьмите!
- Не надо, - отказался я. – Я не таксист. Просто у меня такое настроение… Хочется совершенно бесплатно сделать доброе дело.
Она понимающе кивнула.
- Вам музыка не мешает?
- Нет.
Я прибавил громкость в динамиках до того предела, чтобы физически ощущать ритм блюза, тяжёлые вязкие басы, чёткий стук барабанов. Крис Ри хрипло блажил о загубленной любви, но сейчас я почему-то ему верил. Или хотел верить? Не знаю. В такой момент существуют только моя машина, дорога, стремительно исчезающая под капотом, и этот блюз, такой странный такси-блюз...