Бурдель (Bourdelle) Эмиль Антуан (30.10.1861, Монтобан, — 1.10.1929, Ле-Везине), французский скульптор.
Телефонная трубка шепелявила мужским голосом. Иностранный акцент говорившего врезался в мою память навсегда. Незнакомец с трудом выдавил мое имя, затем, сделав долгую паузу, видимо, тщательно подбирая слова произнес:
- Я ваш друг, я се называм Тадеуш Щука и имею до пани може добрэй информации!
"Какая ещё щука", - успела подумать я, не совсем понимая, что происходит, - "Кто-то разыгрывает меня".
Но голос со странным акцентом продолжал, коверкая русские слова и комично шепелявя:
- Я приехал из Голландии, меня посылает моя пани - пани тётя!
- Чья тётя?, - спросила я, начиная давиться от смеха.
- Пани тётя, - повторила трубка.
- Тётя какой пани?, - сострила я, решив чуток поиздеваться над навязчивым иностранцем, посмевшим разбудить меня так рано, да ещё на самом интересном месте эротического сна.
- Пани тётя, - терпеливо повторял голос. Я села в постели, предчувствуя, что пустой разговор с шепелявым иностранцем, не сулит скорого завершения.
- Итак, что же хочет от меня эта "пани тётя"?, - спросила я, как можно серьёзнее, зажимая рот и боясь расхохотаться прямо в трубку.
- Ваша тётя, которая живёт в Амстердаме, посылает меня к пани.
Наконец-то, я сообразила, что "пани" - это я, и что у меня есть тётя, которая живёт в Амстердаме!
Странное, я вам скажу, ощущение неожиданно приобрести тётю! Вчера я засыпала с уверенностью, что у меня нет ни одной тёти, но проснувшись, я узнаю, что она у меня есть и ни где-нибудь, а в Голландии!
Шепелявый иностранец перешел на более правильный русский язык, мне показалось, что он читает по бумажке.
Из всего сказанного им следовало, что он, Тадеуш Щука, действующий по поручению своей госпожи, которая очень долгое время разыскивает родственников в России, отыскал наконец меня, её племянницу со стороны бабушки по отцу. Он просил меня встретиться с ним, уверял, что имеет очень важные документы, веские и неоспоримые доказательства родства, семейные реликвии, фотографии.
- Меня смущает единственный и немаловажный нюанс - все пани, паны и именующие себя ими, живут в Польше, но не в Голландии, уважаемый, пан Тадеуш!, - выразительно продекламировала я, окончательно проснувшись.
- Правильно замечено! Но мы, поляки, живущие за границей, продолжаем титуловать себя и обзывать "панами", так как это звук голоса нашей крови, которая течет в жилах наших, впрочем, так же, как и в ваших, милейшая, пани Алина!
- Что? Да, как вы смеете! Я - русская!, - захлебнулась я от возмущения, совершенно не обратив внимания на то, что иностранец произнёс последнюю тираду, на чистейшем русском языке.
- Ах..., многого вы не знаете, пани Алина! Но я развею все ваши сомнения при встрече!
Я пыталась сослаться на занятость, с помощью веских аргументов доказать, что тёти у меня нет и быть не может, но не тут-то было!
Иностранец умолял, просил, убеждал, что я ничем не рискую, что это легко доказать и, что не встретившись со мной, он не может вернуться в Амстердам.
И я, к моему большому сожалению, согласилась на встречу с ним, тихо надеясь отделаться от него раз и навсегда.
На злосчастную встречу с иностранцем я согласилась исключительно для того, чтобы убедить этого проходимца, что не состою ни в каком родстве с его госпожой и ещё, чтобы развеять свои собственные сомнения по этому поводу.
Был ли это тот самый миг, когда я, выйдя из насиженного уютного гнёздышка, добровольно шагнула с отвесной скалы прямо в пропасть, тем самым, круто изменив свою судьбу? Знаю одно, что круговерть природы и жизни слились тогда воедино - наступала пора глубокой осени и обильного листопада.
Но, забыв обо всём на свете, даже о шепелявом иностранце, я погрузилась в воспоминания о вчерашнем вечере.
Да, вчера я была в ударе! Никогда мой голос не звучал так чисто, звонко, убедительно. Я достигла вершин перевоплощения, слившись воедино с песней. Я уносилась ввысь к звёздам и падала вниз, как раненная птица на дно глубокого ущелья. Мои голосовые связки издавали трели флейты, созывающие овец на сочных горных пастбищах, но совсем неожиданно для слушателей, моя глотка вдруг начинала петь виолончелью - волшебными звуками, извлекаемыми смычком талантливого музыканта.
Словом, пела я так, будто прощалась со сценой навсегда, хотя только неделю тому назад, мне удалось продлить контракт с группой Стаса ещё на полгода.
Ресторанная сцена тонула под зелёным долларовым дождём. Бумажки, с изображениями американских президентов, поспешно собирались Стасом, после чего, он бережно определял их в огромную сумку.
Смею заметить, что сумка была его собственностью, а все его действия необыкновенно раздражали меня - я предпочитала топтать эти самодовольные американские морды подошвами своих туфелек, а ещё лучше - сверлить каблучком, стараясь делать вид, что не замечаю испепеляющих взглядов, которые вонзал в меня этот скупердяй и подонок.
Заказы на песни сыпались крупным градом. Стас ликовал. Это было написано на его мерзкой физиономии. Наконец, под рёв пьяного контингента, мне удалось с достоинством удалиться со сцены и юркнуть в маленькую подсобку.
Едва отдышавшись, я с упоением прикурила сигарету. Но эта мразь, Стас, тотчас же вбежал, вращая глазами.
- Я что, не могу уединиться на секунду и передохнуть?, - не дав ему открыть рта, возмутилась я.
- Можешь, дорогая, конечно же, можешь!, - произнёс он елейным голосом и с одной из тех омерзительных размазанных улыбок, которые держал в своём арсенале и применял в соответствии с ситуацией. Я их знала все наперечёт, и посему, сразу же насторожилась, но он уже успел повернуть ключ в дверном замке и приблизиться ко мне на довольно-таки опасное расстояние.
- Я тебе не "дорогая"!, - пригвоздила я его взглядом, и, полагая, что этого достаточно, отвернулась, чтобы стряхнуть пепел с сигареты.
О, негодяй!... Я почувствовала его мокрую дрожащую ладонь у себя под юбкой. И он ещё пытался сунуть её как можно глубже в мою промежность!
Надо сказать, что характерец у меня прескверный. Несносный нрав всегда был причиной моих бед. Я забыла о данном себе слове быть лапочкой и разыгрывать из себя податливую особу. Уж слишком долго я сдерживала свои эмоции по отношению к этому неотёсанному хаму. И вот, я сорвалась! Гнев моментально ослепил меня и я забыла о том, кем должна быть или казаться, чтобы не потерять работу, что материально завишу от этого морального урода, а так как я далеко не робкого десятка и с детства владею каратэ, моя реакция была мгновенной: молниеносный удар коленом между ног по его мужскому достоинству и он корчась от боли, зажав его руками стоит на полусогнутых. Моментальный прыжок назад и моя правая нога, прямая как струна, стрелкой на циферблате, улетает вверх. Юбка задрана до талии, и эта скотина имеет возможность лицезреть мои чудные трусики, которые выгодно подчёркивают точеные формы зада и идеальную форму ног. Но мне плевать, что он видит меня почти голой. Мой острый каблучок направлен точно в его переносицу. Я застываю в этой позе и смотрю в его посоловевшие от боли глаза. Опускаю ногу и ограничиваюсь тем, что тушу окурок о его грязную шевелюру.
- Подонок!, - бросаю я и выхожу, прикрывая за собой дверь.
Возле сцены отирается один из завсегдатаев ресторана и моих воздыхателей - продавец лука из какой-то азиатской республики. Но несмотря на то, что я меряю его коротконогую фигуру презрительным взглядом, он продолжает масляно улыбаться и невероятно ловким движением заскорузлых рук, ухитряется сунуть за вырез моего глубокого декольте, внушительную пачку зелёных.
Будь я в добром расположении духа, я непременно бы вернула ему под самым благовидным предлогом, эту пропитанную запахом луковой шелухи, грязную замызганную зелень. Но я растягиваю рот до ушей и прячу их как можно глубже в узенький желобок моего пышного бюста.
- Куда?, - спрашиваю я.
- Номер 325, - еле выговаривает он цифру и смотрит на меня сальным взглядом.
- Приду, только сбегаю за сигаретами!, - бросаю я и уношусь вниз по ступенькам, не обращая внимания на его пьяное "мля-мля-мля".
Выбегаю на улицу, сажусь в машину, завожу мотор и еду домой. Далеко за полночь. Паркуюсь у дома . Вокруг ни души. Город спит. Буквально грежу о тёплой постели, тишине и одиночестве.
А утром рано этот телефонный звонок и шепелявый иностранец, свалившийся на мою голову в явно недобрый час.
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/11/17/1144