Это моя первая проба что-нибудь изложить письменно.
Документально.
Не судите строго.
Спасибо.
Элю я заметил еще в Шереметьево, при посадке.
Среднего роста, с собранными в пучок смоляными волосами и серебряным браслетом, усеянным разноцветными камнями на руке. Она стояла у стеклянной витрины и курила, не задерживая на окружающих пассажирах взгляда.
Предстоял долгий перелет в Коломбо. Посадка на судно и дальний путь с остановками, по названиям, взятым из прочитанных в детстве книг. До Африки, до самой, что ни на есть настоящей.
Двенадцать дней плавания. Каждый день - как двенадцать прожитых жизней, отсчитанных неторопливым ходом тропического солнца.
За все это время я к Эле ни разу не подошел.
Лишь взаимная пикировка глазами и мое скрытое желание постоянно быть рядом в зоне ее пребывания. Помню, сильно переживал когда в разгар «Праздника Нептуна» меня не оказалось в числе подкопченных экватором, спортивных молодцев, наливающих на палубе шампанское обольстительной предводительнице русалок. А ей была именно она.
Кения. Момбаса. Порт. Предстоящее пятидневное сафари.
Нас рассадили по автобусам, напомнивших мне желтых четырехколесных монстров, развозящих детей по школам в голливудском кино лишь с небольшой разницей: на наших - примерно треть стекол отсутствовала.
Я оказался на сиденье рядом с Элей. Как? Не знаю. Похоже, было уготовано. Кем? Да нами обоими, видно.
Состоялось официальное знакомство. Завершилась встречная церемония демонстрации сандаловых слоников и жирафов, купленных в порту за бесценок и последующие бесконечные пять часов езды до приюта в национальном парке Амбосели. Ехали молча, незаметно соприкоснувшись плечами.
За окном, словно сговорившись между собой в очередности выхода на живописный подиум, появлялись и исчезали в низкорослых деревьях то антилопы «Гну», то зебры с пятнистыми газелями.
У въезда в отель нас радостно встретила группа, растерявших былую воинственность, приматов. Многочисленные мартышки суетились, а несколько «утомленных солнцем» гиббонов, напоминающих судей в строгом жюри выставляющих оценки приезжающим, неподвижно восседали на стриженом газоне у ворот. Необычному отряду явно не хватало большого канцелярского стола с «амбарной» книгой.
Заселение. Почти библейский сюжет посадки в Ноев Ковчег. Шум, крики, гогот. Возможность очутиться на легальном положении в одном номере с избранницей или избранником казалось логическим завершением окольцовки, выполненной миссией, прогулочной палубы круизного судна.
Пока шли бои за постель, мы с Элей мирно расхаживали по песчаным красным дорожкам отельного парка, постоянно натыкаясь на невозмутимых жуков-рогоносцев с неприметным хитиновым покровом. Вне сомнения, здесь они чувствовали себя полноценными постояльцами и дороги нам не уступали. Эля бесстрашно поддевала их своими синими шлепанцами, отбрасывая бедолаг, не умеющих летать, в ухоженные цветочные клумбы.
Холл опустел. Только представительница турфирмы возилась за журнальным столиком с паспортами постоянно их пересчитывая и раскладывая по стопочкам. Увидев нас натянуто произнесла сжав губы:
- У меня один двухместный остался.
- Один, так один. - невозмутимо отчеканила Эля, глядя ей в глаза.
- А там одна кровать, ну, и диванчик гостевой есть - в ответ.
Эля молчала. Я же после секундного замешательства бросил:
- Ключ где?
Номер заставил замереть на пороге. Огромная кровать с прозрачным нейлоновым куполом, свисающим с потолка, с мягкими фалдами окутывающими белый квадрат одеяла. Вроде бы и простая марля от москитов, а до чего же, волнующе. Но на восторги времени не было - всем желающим перед ужином устраивали вечернюю поездку по саванне. Мы желали.
Темнело. Черный континент чернел.
Остывающий раскаленный воздух и земля, источающая совершенно незнакомые нам, обволакивающие ароматы. Звуки, непривычные и изумляющие. Только чужеродное пиканье видеокамер с жужжанием фотоаппаратов нарушало природное равновесие.
Прокололи колесо.
На мой вопрос к иссиня-черному с бритой головой толстяку, достающему запаску:
- Проблема?
Сверкающая в сумерках ослепительной белизной улыбка ответила:
- Масса, ноу проблем! Назад я и по звездам доеду!
Из автобуса никто не выходил. Осторожничали. Всего минуту назад - любовались львиным прайдом с замечательными «малышами».
Я с Элей вышел. Не осознавая, что этот шаг на кирпично-пыльную почву сыграет со мной в «африканскую рулетку».
Эля закурила и присев стала разглядывать маленькие кусты с зелено-красной листвой и большими темно-вишневыми ягодами.
- Вот бы такую красоту на даче посадить. - произнесла она почему-то полушепотом.
Я наклонился и сорвал кенийскую «вишенку» размером с большую оливу. Плод оказался прохладным на ощупь и очень плотным. Попытался вскрыть его ногтями. Не получалось.
Словно из железа шкурка. Я чуть согнулся, сжав руки между коленей, и снова надавил. Оболочка «вишенки» лопнула и… в левый глаз ударила упругая струя темно-зеленой, вязкой жижи.
- ПУАЗЗОН!!!- пронзительно закричал, отбрасывая в сторону домкрат, наш черный «звездочет».
От этого крика утихомиренная закатывающимся солнцем и готовящаяся к ночи незнакомая вокруг жизнь вздрогнула и задышала демоническими вздохами.
Случилось плохое и непонятное. Как говорит мой двоюродный братец, живущий в Луизиане и изредка прилетающий в Москву: «Я сделал аварию!»
Уже дома, перелистывая «Вокруг света», я прочитаю о разнообразных семействах пасленовых содержащих алкалоиды которыми изобилует африканская саванна и о степени опасности их ядов для животных и человека.
Но это будет потом.
Сейчас же, произошедшее ввело меня в полный ступор. Острая, пульсирующая боль и темнота. Какие-то мгновения назад - волнующее ожидание предстоящей ночи и ощутимые лишь мне, встречные Элины знаки желания. Все было просто.
Раскрыть инстинктивно закрытые глаза мешал девственный, давно забытый страх, с которым познакомился в Ногайских степях под Ачикулаком после укуса в щиколотку степного щитомордника. Страх я тогда переиграл словно в «сочинку» преферансную. Не один, правда, а с осетинским чабаном, он на раскладе в партнерах был. Правильно сбрасывал. Выдавил кровь, да успел довезти до санчасти в Каясуле с сывороткой аминазина.
А здесь.
Приоткрытым глазом наблюдал как, лепеча: «Сафари ноу! Сафари ноу!», наш «автопилот», вытирая здоровые капли пота с блестящего чернотой затылка, видимо, действительно по Млечному пути, неожиданно быстро доехал к вспыхнувшему в темноте огнями отелю.
Переполох, шум. Нелепые доносящиеся фразы:
- А страховка - то у него есть?
- Да, похоже не повезло парню. А прививку–то он делал?
Вот бред. Прививка здесь причем? Хотя сразу внутренне отчитал себя за виски, выпитые после выстрела под лопатку, произведенного грудастой медсестрой на Неглинке. А предупреждали – неделю спиртного ни, ни!
Половина лица превратилась в заплывшее месиво. Можно смело принимать без маски участие в Хэллоуине.
Африка меня, словно Сократа, пытается казнить «Соком Рипсалиса», сцеженным с наркотического кактуса.
Африка, зачем?
Стою в холле как назидательный экспонат для окружающих. Эля рядом. Цепко сжимает мой локоть и повторяет:
- Сейчас, сейчас. Что-нибудь придумаем. Прости.
Спутник мой желанный, да кто винит тебя? Руки начинают дрожать, а мозг совсем выключается после лаконичного вердикта метрдотеля:
- Это яд. Не будет больше глаза. В Найроби Вам надо.
Найроби...
До него же верст 500 по ночной саванне. Кто-то из сочувствующих, глубокомысленно изрек:
- Может вертолет вызвать?
Все. Я начинаю думать. Быстро думать.
Так. Прошло минут десять от смены координат существования тела. Отсчет времени начался. Или–или. Спокойно. Я же в прошлой жизни, вроде как, лекарем был, на Папэте, в Полинезии. Вспомнил! Точно! Мне это новоявленные перестроечные экстрасенсы на Старом Арбате доказывали.
Ладно, соображай. Ты же в людской популяции особь высокоразвитая.
Делать-то что?
Почему-то в голове поселился крик обезумевшей матери Тиля Уленшпигеля - «Пепел Клааса стучит в мое сердце! Пепел Клааса!»
Бросок в туалет. Зеркало. Ну и красавец!
Появившаяся с минутной паузой вода из массивного хромового крана встречает бурым, земельным цветом. От черт! Попал! Вспомнил, про воду нас гиды предупреждали.
Эля срывается в бар и следуя моим наставлениям, приносит питьевую воду, 100 грамм «Смирновской» и горсть пластиковых коктейльных трубочек.
Трубочки вставлены друг в друга. Так. Шланг есть. Водка разбавляется водой. Набираю в рот знакомый на вкус раствор. Конец импровизированного самодельного брандспойта зажимаю губами. Одной рукой выворачиваю веко, другой, направляю выдуваемую изо рта струю, со всей своей «пролетарской ненавистью» в глазное яблоко.
Терпи дружище, терпи.
Плотная густая корка ленивыми струпьями падает в раковину. Еще чуть. Так. Тщательно. Как бы глаз не вывалился.
Вроде все... Точно, все. Чисто.
Обожженная кенийской «вишенкой» и водкой роговица - кровавого цвета. Но вижу! Пусть и расплывчато. Нашелся атропин. Закапал. Что еще? Большего не знаю и не сделаю. Только ледяная повязка. Остудить страдальческое око.
Сердце стучит в ритм звуков «там-тама» с террасы. Местный фолк. Туристов ублажают «артисты» - здешние портье и повар.
Праздник продолжается.
Передразнивая окрестных гиен, сквозь зубы тихо подвываю, лежа на «чарующем» спальном ложе. Эля сидит рядом, не выпуская мою руку. Аккуратно складывает бантиком губы и нежно дует на застывший нейлоновый полог. К рассвету засыпает, укутав «одноглазого» своими чуть жестковатыми распущенными волосами.
Лежу на спине, прислушиваясь к пульсирующим ниточкам на лице.
Мышцы исполняют хаотичный танец, под едва различимый аккомпанемент мелодий, звучащих извне, за окном бунгало.
Это я горю, или теплота Эли возводит все в двойную степень?
Аранжированная природой ночная фуга затихает, уступая место еще не сыгранным в унисон новому дню пассажам…
Утро.
Отгоняя длинным 3-х метровым тонким шестом настойчивых мартышек, норовящих стащить хоть что-нибудь с накрытых к завтраку столов, увидев меня, наш «ночной рейсер» расплылся в улыбке и многозначительно изрек:
- По глупости ты это сделал, случайно, масса… Африка простит.
Так и получилось.
Простила.
Впереди ждала пропитанная фурациллином повязка и четыре дня дорожной паутины вокруг Килиманджаро с неловко отснятыми на видео кадрами. И титры скрытые - «Кения – «одним глазком».
Повязку снял при посадке у трапа.
Дома предстал полноценным зрячим.
Элю за пролетевшие пять лет я ни разу не видел и не звонил.
Р.С. А в Африку влюбился. Хотя второе с ней свидание в Сенегале разыграло со мной новую партию на выживание.