Туфельки
Из президиума мне ясно различались скучно-заинтересованные лица в зале. Свободных мест не было. Только в выступающие записались больше шестидесяти чудаков. День казался потерянным.
Под мерный рокот очередного говоруна я вдруг вспомнила оборот, зацепивший меня в выходные. Я читала книгу академика Лихачева «Заметки и наблюдения» 1989 года выпуска. Неожиданно увлеклась - не зря умыкнула ее у Лешика.
Лешик – мой институтский товарищ. Когда-то он был даже больше, чем однокурсник. Но любовь прошла, а некоторое послевкусие осталось. Ностальгия чертова. Лешкин теперь лыс и пузат, только глаза голубые и умные, как прежде. Он библиотечный человек, но перечитывает исключительно Гоголя и Лескова.
Изредка мы пересекаемся в кафешках. Вспоминаем, советуемся, жалуемся – дружим, в общем. Там-то я и заприметила потрепанную книгу, еле выцыганила с непременным условием возврата.
Автор, вспоминая юность, описывает дачную жизнь в Куоккале под Петербургом. Какое замечательное название – Куоккала! Закроешь глаза, и видишь белых хищниц низко над черной волной. Напрасно большевики переименовали поселение в Репино. Так вот, юный академик наведывался туда и осенью – «пошуршать листьями».
«Пошуршать листьями» - отличный оборот. Поэтический. Не избитый. Про себя решила сразу – украду. Вряд ли потомки сопоставят с забытым трудом забытого академика.
И как-то машинально ручка вывела на чистом листке (а стопкой бумаги я всегда запасаюсь на публичные мероприятия) – «Листьями шуршат».
Что же может шуршать листьями? Да обувь любая – ботинки, сапоги, туфли. Туфли, туфельки …Вдруг вспомнилась имперская октябрьская Вена, площадь оперного театра. Большой плазменный экран на фасаде позволял в режиме онлайн слушать «Любовный напиток». Напротив экрана выставили с десяток рядов стульев, за которыми разместились местные жители и многоязычные туристы. Сидели тихо, наслаждаясь музыкой и голосами, в необходимых местах откликались аплодисментами.
Я сразу приметила необычную девушку – девушку из оперы. Она стояла чуть в стороне, полубоком к экрану и вроде бы безразлично смотрела в глубину примыкающей улицы.
Черное, с отливом, бархатное платье, несмотря на погоду, выше колен, лайкровые чулочки, черные туфельки с серебристой пряжкой, блестящий лакированный клатч в миниатюрной ладошке, и вся этакая праздничность лишь оттеняла глубокие глаза. Безукоризненно уложенные волосы с локонами-завитушками придавали особе излишнюю и ненужную взрослость.
Мне бы такую дочку. Так нет, моя уродилась оторвой, дреды под ежиху, лицо пирсингом изуродовала. Не читает вовсе…
Да, забыла главное. Туфельки у девушки были на высоченных шпильках. Туфельки на шпильках листьями шуршат.
Нет, все-таки стыдно воровать. Не то у тебя, Ирина Александровна, воспитание. И происхождение подкачало – из дворян. Поэтому не «шуршат», а «ворошат». Итак: Туфельки на шпильках листья ворошат, слева от тропинки бабушки сидят.
Интересно, куда спешит девушка, да еще на шпильках по опавшим листьям, по неасфальтированной дороге? Вестимо куда – к другу сердечному.
Однажды я видела высеченное сердце. Давным-давно, блуждая с подружками по осеннему лесу в поисках грибов, наткнулись на заросшее кладбище. Растопыренные ограды,проржавелые кресты, остовы венков, много жухлой травы. На одной плите и увидела сердце. На нем растянулся червяк.
Бедная девушка. И старые старухи почему-то среди живых.
«Старух» и «живых» рифмовала с полчаса. Дальше пошло легче. Еще немного порассуждала про себя, оставлять ли старых старух, или все-таки лучше будет «древних»? А может, «ветхие старухи»?
Конференция затягивалась, и я переписала стихотворение набело, а то потом не не выплутать из завитушек и стрелочек. Почерк у меня не полкового писаря. Сама с трудом разбираюсь. Получилось вот что:
Туфельки на шпильках
Листья ворошат.
Слева у тропинки
Бабушки сидят.
Ветхие старухи -
И среди живых.
Черствые краюхи,
Прошлогодний жмых.
Пруд чернеет мутный,
Вербы подточил.
Изгороди гнуты
Стареньких могил.
Крестики раскланялись
Под гнездом скворцов.
Грешники покаялись
В ложах мертвецов.
Ветер листья кружит,
Туфельки бегут
К одному, кто нужен,
Кто зачем-то тут.
Ветер раздувает
Полы у плаща,
Усики сплетает
Желтого плюща.
Стильная, нарядная–
Он одобрит вид.
Осень безоглядная
Их не разлучит.
Перечитала. А ведь совсем недурственно. Есть общая идея, и душа присутствует, имхо. И рифмы качественные – прилагательное с существительным и глаголом, существительное с глаголом.
«Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
Ай да Ирка, ай да сукин сын!
А назвать-то как? «Осеннее кладбище»? Топорно. «Девушка на погосте»? Не то. Может быть, «Осень-неразлучница»? Совсем плохо.
Тогда пусть будет – ТУФЕЛЬКИ.