Снега было очень много.
Он падал и падал, но тут же таял, и ноги мои давно уже промокли. Было только шесть часов, но темнота давно уже окутала город. В Москве вообще очень рано темнеет в это время года. Подходя к своему дому, машинально посмотрела на окна. Окна тоже были тёмными. Я по привычке сдержала вздох. Наверное, это - смешно. Вот уже три года, как я живу одна, и свет в доме зажигать некому, и ждать меня некому. Скорее, следовало бы испугаться, если бы окна светились. Но я каждый раз смотрела на окна и гасила зарождающийся вздох. Впрочем, если не кривить душой, вздыхала я больше по поводу немытой посуды, которая всегда хранила мне верность и безропотно скучала в раковине. Хотя, если разобраться, то кому же ещё ей хранить свою верность, если изменить не с кем. Никто, кроме меня, её не вымоет, не перетрёт и не расставит по полочкам. Зато никто и не испачкает. Гости у меня бывают редко. Интересно, топили ли сегодня? Утром батареи еле теплились. Но вот уже и порог. Достаю зябнущими пальцами ключ. Вернее, начинаю искать его в сумке. Я всегда делаю это очень долго, а в итоге нахожу его в боковом кармашке. Вхожу в подъезд, ковыряюсь в разинутой пасти почтового ящика, достаю кучу бумажек: остекление, озеленение, автошкола, холодильники, только у нас, а у нас лучше, а у нас дешевле, и бумажку из домоуправления - задолженность по квартплате срочно погасить. Чёрт, опять забыла зайти в сбербанк!
Поднимаюсь по лестнице и натыкаюсь на собаку. Большую, мокрую, той породы, что в народе называют двортерьер. Короче, бездомную дворнягу. Она пронзительно смотрит на меня, я - отчаянно на неё. Глаза мои увлажняются, и я почти искренне верю, что эта собака дожидается именно меня. И - не поверите - это греет !
- Ты моя хорошая, замёрзла, бедненькая, - склоняюсь я над собакой,и умиляясь своей чуткости и лихорадочно соображая, чего бы пустить на угощение неожиданной гостье, лепечу: Сейчас я тебя покормлю!
Наверное, я совсем дошла до ручки, но открыв дверь, произнесла добрым-добрым ( оказывается, умею ещё, если захочу) голосом:
- Заходи. Заходи-заходи, моя хорошая.
Собака наклонила голову, осмысливая услышанное, потом нерешительно подошла к двери и, наконец, вошла в квартиру. Вернее, переступила через порог и растянулась у двери на коврике. Дальше она так и не прошла, хотя я в ту минуту готова была пропустить её даже до кухни. Но собака была умная. Она научилась не доверять двуногим. Место у порога казалось ей самым безопасным. А, может, она не хотела злоупотреблять моим гостеприимством.
Я полезла в холодильник, нашла остатки воскресного супа, разогрела его в микроволновке, накрошила туда целую гору чёрствого хлеба - чего-чего, а этого добра у меня всегда навалом. Получилось неплохо. Потом, слегка поколебавшись, залезла в свою сумку, достала колбасу, купленную в обеденный перерыв в соседнем супермаркете, и отхватила добрую треть. Тоже положила в миску, куда налила суп. На мой взгляд, для собаки без дома и без породы получилось славное угощение. Примерно, как для меня обед в «ёлках-палках», а, может, и ещё круче. Поставила перед собакой. Та встала. Посмотрела на меня вопросительно.
- Кушай, - елейным голосом произнесла я и искренне испугалась, что она откажется. Но собака была вежливой. Она съела всё без остатка и ещё облизала миску. Правда, перед едой всё же сначала обнюхала мой гастрономический подарок. И ела довольно деликатно. Иногда взглядывала на меня, мол, ничего, что не развлекаю Вас светской беседой.
Собака поела. Я понимала, что следует её выпустить. Я знала, что нельзя оставлять собаку. Но на улице так холодно, - говорила я себе, - я выпущу её завтра утром.
Мне жаль её, - твердила я мысленно, прекрасно понимая, что не жаль мне никого, кроме себя, и что эта подвернувшаяся собака нужна мне сегодня гораздо больше, чем я ей. Пусть кто угодно, хоть эта озябшая дворняжка, будет сегодня в моём пустом и промёрзшем доме.
Собака осталась. Я легла спать и уснула почти мгновенно, как никогда скоро и спокойно. Я была не одна.
Утром я поделилась с собакой оставшейся колбасой, и оставив её без кофе, выпроводила на улицу. Она ушла до обидного легко. Обошлись без слёз, поцелуев и тягостных прощаний.
Рабочий день вовлёк меня в свою карусель и пролетел довольно быстро. Опять иду домой, опять промокли ноги, опять не горят мои окна и никто меня не ждёт.
О боже! Собака... Смотрит на меня и виляет хвостом. Ну нет, так мы не договаривались! Действительно, никакое доброе дело не остаётся безнаказанным. Но сегодня - никаких гостей. Приучу, а потом что делать?
- Нет - нет, - строго говорю я собаке, - уходи!
Прохожу мимо и закрываю за собой дверь подъезда. Дома включаю чайник, достаю пирожное, которое отказывается лезть мне в горло - а ведь это - моё любимое, миндальное, - обжигаюсь чаем и чуть не реву. Думаю о собаке. А ведь вчера знала, что так будет. Ведь читала же Экзюпери, да что там, читала - наизусть знала про тех, кого приручаем. Ещё кто кого приручил, - пыталась мысленно шутить я, но неудавшуюся затею с чаем пришлось оставить.
Долго не могла уснуть, ворочалась, а под утро мне приснилась моя собака. Она лежала в золотых подсолнухах, под синим небом и ярким солнцем, и ела вискас прямо из банки, залезая в неё лапой.