Поселился я в теплушке при одном предприятии. Туда рабочие приходили курить, обедать, просто отдыхать. Я-то бездомный-безродный, вот и нашел себе приют. Летом там не жарко и от дождя укрытие, а зимой рабочие включали обогреватели и было тепло-тепло. Сначала меня пытались выгнать, но я все равно туда возвращался, прятался где-нибудь в уголке и сидел тихонько. Так и рабочие ко мне привыкли, даже кинули мне старую фуфайку в угол, чтобы спать было мягче. Самые сердобольные подкармливали меня остатками от их обедов, другие просто не замечали, но не гнали – и на том спасибо. Я у них за это кем-то типа ночного сторожа стал. Я ж совсем молодой еще, юнец, можно сказать, но крепкий. А у них-то бывали раньше случаи, что малолетки взламывали теплушку и безобразничали там. Теперь не решаются: я свой хлеб старательно отрабатываю и сторож я строгий: чужого не пущу.
А еще была там одна девушка. Самая добрая: она меня не объедками подкармливала, а настоящими обедами. Видимо уже дома на двоих готовила: на себя и на меня. Когда она меня угощала, я прям себя королем каким чувствовал – настоящие блюдА мне подавали. Она же мне и посуду красивую принесла, а старую полупроржавевшую миску выкинула. Ох и полюбил я ее! Готов был ноги ей лизать. И слова-то она мне всегда какие-то ласковые говорила, успокаивающие, и так тепло становилось от слов этих, прям не передать. Ждал я ее каждый день как бога. Приближение ее уже за версту чувствовал и голос из тысячи узнавал.
Вот как-то лежу я себе в углу своем фуфаечном, подремываю, слышу шум какой-то. Выскакиваю на улицу, а там из открытого окна начальника такие крики и ругань раздаются, что аж ушам больно стало. Начальник воспитательную работу видимо с кем-то проводил. Я уже было пошел обратно – дело привычное, - да ее голос услышал: тоненький, плачущий. Ух, как я разозлился! Рванул было во внутрь, да вахтер на меня как рявкнет, я и развернулся. Под окнами начальника туда-сюда бегаю, все слушаю, когда же это закончится. И вот, вроде утихомирился начальник. Тихо стало. А серде у меня так и щемит, что же это он так на мою любовь-то разошелся, чем она ему не угодила? Тут дверь здания резко распахнулась и выскочила она, все заплаканная, ладошкой глаза утирает - и в теплушку. Хвать там свои вещи и бегом в сторону проходной. А я так и остался стоять в недоумении: она же на меня даже не глянула. И бежать за ней не решался и понимал, что навсегда она уходит, не увижу ее больше. Растерялся я, что делать не знал, аж взвыл негромко. Услышала она, оглянулась, остановилась. Смотрели так друг на друга несколько мгновений. «Ну, иди сюда!», - крикнула она мне вдруг. А мне только этого и нужно было, рванул я к ней со всех ног. Подбежал, остановился, жду, что дальше будет. А она посмотрела так на меня и говорит: «Ну что, горемычный, выгнали меня с работы, не приду я больше сюда. Так что ты уж прощевай, хороший мой, уж не пропадешь, надеюсь», - и руку мне протягивает. Что тут со мной приключилось, даже и объяснить не могу, я в ее рукав как вцепился и не оторвать меня было никакими силами. Да она сильно-то и не пыталась, так пару раз рукой дернула, а потом сказала: «Да отпусти ты, дуралей, пойдем уже со мной, что ж поделаешь с тобой таким. Места у меня в доме хватает, вместе жить будем. Понравился ты мне, чертяка такой!»
И мы пошли. Подошли к остановке, встали, автобус ждем. «Слышь, красавчик, а звать-то тебя как?, - спросила она. И тут же сама себе и ответила, - а вот Красавчиком и будешь! Пёс ты красивый, я тебя отмою, вычешу, так мне еще все завидывать будут!» Тут подошел автобус и мы поехали ДОМОЙ.