Изучение иностранных языков и формирование способности к иноязычному мышлению не может рассматриваться без учета неосознаваемых механизмов, представляющих собой не параллельно с сознанием протекающие процессы, а как бы изнаночную, неосознаваемую сторону самих процессов сознания. Между сознанием и неосознаваемыми процессами (бессознательным) постоянно происходит активное взаимодействие и обмен информацией, что говорит о сложных динамических взаимоотношениях сознания и бессознательного. Таким образом, бессознательное – это не изолированная психическая сфера, а часть операционального единства, часть единой системы «сознание – бессознательное».
Рассматривая роль неосознаваемых психических процессов в речевой деятельности (в том числе, иноязычной), следует обратить внимание на два основных аспекта проявления бессознательного: во-первых, как носителя автоматизированных действий, и, во-вторых, как источника интеграции новой информации.
Совершенно очевидно, что процесс автоматизации охватывает как моторные операции (например, артикуляцию или автоматическое письмо), так и речевые (автоматическая речь), и интеллектуальные операции. При постановке произношения, например, автоматизируются кинестетические (мышечные) движения, и, если эта техника доведена до максимальной автоматизации, мы впоследствии не задумываемся об артикуляции отдельных звуков. Моторные автоматизмы подчас оказываются явственнее сознательного действия: чтобы вспомнить, например, как пишется какое-нибудь слово, мы часто начинаем писать его, не глядя, т.е. автоматически.
Приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что автоматизмы могут выполняться быстрее сознательных действий. В то же время, их характерной чертой является то, что они не рефлексируются. Таким образом, автоматические действия экономят энергию, освобождают сознание от лишних нагрузок, позволяя одновременно решать другие задачи.
Однако, как отмечал П.Жане, автоматизм действий не предполагает их полной бессознательности. То же подчеркивал Н.А.Бернштейн, указывая, что высшие психические функции человека представляют собой континуум, расположенный между полюсами «сознание (мысль) – автоматизм». Действительно, в подсознательном, в котором протекает оперирование словесными представлениями, происходит в то же время связывание мыслей и чувств со словами-символами.
Более того, при вербализации на уровне развитой автоматической речи, могут по-новому осознаваться связи между явлениями, их порядок и соотношение, происходить отделение главного от второстепенного. Таким образом, автоматизированная речь не только напрямую связана с сознанием как генератором абстрактно-логического мышления, но и служит средством осознания явлений, особенно если это касается автоматизированной иноязычной речи, заставляющей взглянуть на мир с позиций иной, отличной по многим параметрам, языковой культуры.
Автоматизация иноязычных средств, как показывают наблюдения, происходит гораздо интенсивнее, когда в ее основе лежат сознательные операции. На развернутом (а, следовательно, сознательном) способе формирования автоматизмов справедливо настаивал П.Я. Гальперин, когда показывал, что любой процесс автоматизации при обучении должен начинаться замедленно, с развернутым выполнением всех этапов операции, что обеспечивает возможность быстрейшей и прочнейшей фиксации этой операции в виде автоматизма. В дальнейшем такое действие, включаясь в другое действие, более сложное по операционному составу, прокладывает путь к выполнению последующего действия и перестает осуществляться в качестве особого целенаправленного процесса.
Данная закономерность лишний раз убеждает нас в том, что сознательное формирование автоматизмов требует гораздо меньших затрат по времени, чем метод проб и ошибок. Впрочем, имитационные действия также могут приводить к образованию автоматизмов, но этот процесс оказывается на практике значительно более длительным и менее устойчивым по своим результатам.
То же отмечал А.А.Леонтьев, подчеркивая, что для формирования навыка необходимо вначале поставить осуществление определенной операции под контроль сознания и лишь затем, включая эту операцию в более сложную систему, постепенно переводить ее на более низкие уровни осознания. Таким образом, будучи сформированной как целостный акт деятельности, где осознание сосредоточено на цели, операция становится полностью автоматизированной, т.е. бессознательной. В этом случае мы всегда можем снова вывести ее в «светлое поле сознания», в отличие от другого пути, при котором навык формируется путем механического приспособления к условиям деятельности и вообще не поступает под контроль сознания.
Этот вывод полностью подтверждается данными нейрофизиологии. Как отмечает П.В.Симонов, в подсознательном фиксируются и обобщаются нормы, как нечто повторяющееся и устойчивое, целесообразное и гармоничное, экономно и системно организованное. Таким образом, именно благодаря подсознательному все, что было индивидуально усвоено, войдя в привычку, приобретает устойчивость, присущую безусловным рефлексам.
Не подлежит сомнению, что на каждом уровне иноязычной компетенции необходима максимальная автоматизация соответствующих языковых структур, что создает условия для свободы мыслительных преобразований и обеспечивает возможности для проявления языковой интуиции. При этом следует отметить, что к подсознанию относятся те проявления интуиции, которые вытекают из ранее накопленного опыта. В нашем случае это ставшее интуитивным употребление в речи грамматических структур, синтаксических конструкций и других лингвистических компонентов. Таким образом, применение автоматизированных приемов к решению то и дело изменяющихся условий речевого общения, через несколько месяцев после начала системного овладения иностранным языком начинает сопровождаться основанными на приобретенном опыте проявлениями языковой интуиции.
В этом может убедиться каждый, сравнив свои ощущения от первоначального опыта употребления в речи какой-либо языковой структуры и после многократного и вариативного ее повторения в постоянно изменяющихся условиях вербальной коммуникации. Во втором случае, наверняка, за собой будет вести чувство языка (или языковая интуиция), возникающее из сферы подсознательного, т.е. бессознательно-автоматического. Назовем языковую интуицию, формирующуюся посредством образования в подсознании иноязычных речевых автоматизмов языковой интуицией первого порядка.
Что же касается проявлений интуиции, возникающих при решении (в том числе в речевой деятельности) творческих задач, связанных с порождением новой информации, то они исходят из другой сферы бессознательного – сверхсознания. Нейрофизиологическую основу сверхсознания, как указывает П.В.Симонов, представляет трансформация и рекомбинация следов (энграмм), хранящихся в памяти субъекта, посредством чего возникают или раскрываются новые содержания. Таким образом, на проявление сверхсознания непосредственно влияет ранее накопленный опыт индивида, зафиксированный в его сознании и подсознании. Творческая интуиция возникает не вопреки, а на основе субъективного опыта, чему предшествует порой длительная подготовительная работа.
В результате такой работы, которая происходит как сознательно, так и бессознательно (а часто одновременно), достигаются новые содержательные синтезы, позволяющие продуцировать творческие решения. В этом процессе немаловажную роль может играть подпороговое восприятие информации, делающее ее до определенного этапа неосознаваемой. За счет такого рода информации, а также за счет неосознаваемых резервов органов чувств и происходит расширение диапазона получаемой информации, непосредственно влияющей на функции сознания и сверхсознания. При этом следует заметить, что деятельность сверхсознания ни при каких условиях не осознается, сознание же в состоянии уловить и зафиксировать результаты этой деятельности.
Какой бы вид интуиции, как порождения бессознательного в рамках познавательной деятельности, мы ни рассматривали, он неразрывно связан с субъективным сознанием индивида. Поэтому, как справедливо отмечает Д.И. Дубровский, познавательный процесс осуществляется в едином сознательно-бессознательно-сознательном контуре. Изучение иностранных языков не является исключением.
Рассматривая роль бессознательного в формировании языковой интуиции, мы видим, что ее источником, как было показано выше, могут быть две структуры бессознательного: подсознание и сверхсознание. В каждой из этих структур формирование интуиции происходит разными путями: в подсознательном – посредством автоматизации сознательных операций (языковая интуиция первого порядка), в сверхсознании – посредством реализации творческих задач (языковая интуиция второго порядка). Проявляясь в первую очередь в речевой деятельности, как процессе субъективного самовыражения, языковая интуиция, таким образом, является непосредственным выражением бессознательного, складываясь из речевых автоматизмов в их творческом преломлении в речи.
Для формирования языковой интуиции первого порядка, как было указано выше, необходима автоматизация языковых средств, причем это должна быть такая автоматизация, которая не была бы подвержена обратному процессу – деавтоматизации, возникающему по причине недостаточной упражненности иноязычных средств или интерференции родного языка. В самом общем виде, автоматизация, т.е. формирование навыков, оказывающих непосредственное влияние на проявление языковой интуиции (первого порядка) должно происходить с соблюдением ряда условий.
Во-первых, автоматизацию целесообразно проводить в системной последовательности, обеспечивающей осознание взаимосвязей между автоматизируемыми явлениями, во-вторых, автоматизация должна проводиться с осмыслением рассматриваемых языковых фактов посредством использования их в речи для выражения субъективного опыта, в-третьих, автоматизированные структуры или единицы должны включаться во все более и более сложные речевые действия (речевые умения и навыки).
В результате соблюдения указанных условий формирования автоматизмов, в речи овладевающего иностранным языком наблюдается появление «автоматической пробежки» (периода последовательного и точного использования языковых средств для выражения мысли) и все большее увеличение ее длительности, как результата априорного синтеза, хорошо знакомого нам на примере владения родным языком. Увеличивающиеся одновременно с этим комбинаторные возможности и гибкость в употреблении лексико-грамматических парадигм в речи, говорит об устойчивости автоматизмов и прогрессирующем проявлении языковой интуиции в коммуникативном акте.
Таким образом, проявлениям языковой интуиции первого порядка мы обязаны способностью к безошибочной и ускоренной по темпу иноязычной речи (спонтанной речи), готовностью к вероятностному прогнозированию при ее восприятии, адекватностью речевых реакций. Возникающее при описанных условиях чувство языка, основанное на устойчивости подсознания, говорит о той степени владения иностранным языком, которое считается показателем ее качества.
Формирование языковой интуиции второго порядка, связанной со сверхсознанием и характерной для этой структуры бессознательного творческо-познавательной интенцией, более знакомо нам по тем проявлениям, которые характерны для родного языка. Такого рода проявления исходят из образно-интуитивной составляющей знания; основой же их, по свидетельству Эйнштейна, являются чувственные впечатления, «согласованность которых с мыслительной системой может быть понята лишь по интуиции». Следовательно, проявлениями интуиции второго порядка можно считать выражение в мышлении и речи (независимо от того, на каком языке она продуцируется) индивидуального неосознаваемого чувственного опыта.
При этом следует отметить, что чувственные впечатления и связанные с ними иконические образы представляют собой невербальные и неструктурируемые когнитивные образования, имеющие холистический (целостный) характер. Такая целостность обуславливает и характер возникающего на их основе интуитивного мышления, являющегося одновременно эмоционально-образным, панорамным и прицельным (поскольку в нем отсутствуют пространственные и временные связи).
Современные исследования ученых показывают, что не так уж был не прав Ж.Лакан, последователь З.Фрейда, считавший, что бессознательное – это не вместилище хаотических инстинктивных влечений, а «…та часть конкретной речи в ее трансиндивидуальном качестве, которой не хватает субъекту, чтобы восстановить целостность его сознательной (дискретной) речи».
Вневременное и внепространственное интуитивно-образное (метафорическое) мышление генерируется, как известно, правым полушарием, опираясь на эмоционально-чувственный опыт индивида. Такое мышление, несмотря на отсутствие в нем логического развертывания в аналитико-синтетическом понимании, позволяет воспринимать и создавать целостные образы в речи, интуитивно угадывать их смысл, а также контролировать адекватность высказываний в целом.
Именно поэтому при овладении иностранным языком не может не учитываться фактор правополушарной психики, определяющий возможность образного мышления и проявлений творческой интуиции при порождении и восприятии речи. Как указывает Л.Р.Зенков], осознаваемость вербальных процессов бывает в норме тогда, когда происходит непрерывный отбор образов правого полушария в соответствии со значением вербальных символов левого. Более того, как отмечал известный американский психотерапевт М.Эриксон, коммуникация, в целом, идет по правополушарному типу с вытекающей отсюда тенденцией к образности и эмоциональности.
Все вышеизложенные соображения дают право отнести особенности метафорического правополушарного мышления к фактору, непосредственно влияющему на формирование творческой языковой интуиции, т.е. языковой интуиции второго порядка. Метафорическое мышление, как известно, являясь иконическим, создает цельные эмоционально-чувственные образы, выражаемые в языке посредством семантических изменений, заключающихся в переносе общеупотребительных значений слов на порой парадоксально сближаемые или контрастирующие сочетания. Так образы преобразуются в языковые метафоры, позволяющие иносказательно передавать глубинные смыслы и воспринимать понятия в новом семантическом значении .
Механизм правополушарного метафорического мышления направлен на осмысление неструктурируемых чувственных образов бессознательного в структурированных языковых значениях, соотносясь в речемыслительных процессах с более простыми для понимания средствами логического выражения. Так возникают метафоры, в которых, по определению И.Ричардса, проявляется «вездесущий принцип языка», поскольку они передают информацию о мире, позволяя представить неструктурируемое единство с помощью более очевидной системы языкового опыта. Именно метафора, как отмечал французский философ П.Рикёр, соединяет проникновение в инореальность с эмпирической, субъективно-психологической стороной нашего существования. Поэтому метафора, как соположение вербального и невербального, рассматривалась им на границе между семантической теорией и психологической теорией воображения и ощущения. Иконический образ, как указывал П.Рикёр, служит матрицей для нового семантического согласования: новое согласование возникает на обломках старых семантических категорий посредством переструктурирования семантических полей. Этот процесс, собственно, и представляет собой проявление языковой интуиции второго порядка.
Прежде чем остановиться непосредственно на способах формирования языковой интуиции второго порядка, необходимо задуматься о существовании многочисленных метафор, проявляющихся непосредственно и повсеместно в нашей обыденной речи. Таких метафорических средств интерпретации действительности множество, и они, как указывал В. фон Гумбольдт, служат источником нормативного знания, выступая как носители ориентационной и мирооткрывающей функции. Некоторые из таких фоновых метафор даже в языковых системах разных групп совпадают по семантике и способу употребления, другие при восприятии их носителями иного языка и культуры, кажутся нонсенсом.
Наличие в системах разных языков значительного количества подобного рода метафор объясняется отражением в когнитивных процессах специфики правополушарного мышления, исторически сопровождавшего вербализацию образов на пути освоения мира в его внешних и внутренних проявлениях. В этой связи мы можем соотнести наличие сходных метафор, в том числе, в разных языковых группах, к освоению коллективного бессознательного, как одного из источников формирования универсальных метафорических понятий.
Однако нельзя при этом не учитывать и тот факт, что новые метафорические образования в ходе исторического развития нации, как определенной культурно-исторической общности, появлялись на основе уже вошедших в употребление понятий, возникших в результате эмпирического опыта носителей языка. Этим объясняется наличие значительного числа фоновых метафор, эксклюзивно принадлежащих отдельным языковым системам в контексте их культурно-исторического развития. Будучи автоматизированными в процессе речевой практики, метафоры такого рода и в дальнейшем воспроизводятся в дискурсе автоматически, поскольку генерируются подсознательным, по вышеописанным особенностям проявления языковой интуиции первого порядка.
Другое дело – диафоры, т.е. живые метафоры, возникающие как интуитивное выражение в языке индивидуальных чувственных образов. В этом процессе налицо и взаимосвязь интуитивного и логического мышления, и творческое познание глубинных смыслов, и улавливание сходства с уже познанным, и выражение этого сходства посредством метафорического переноса с новым осмыслением языковых значений на уровне языковой компетенции. Для таких метафор, как отмечает Д.Дэвидсон, не существует инструкций, нет справочников для определения того, что они «означают» или «о чем сообщают». Такие метафоры динамичны, как жизнь и язык, они целостны и эмоциональны, они рефлексируемы (не логически, но эмоционально), и непосредственно связаны с индивидуальной картиной мира. А, следовательно, они интуитивно осознаваемы и воспринимаемы.
Х.Ортега-и-Гасcет образно определил рассмотренные нами виды метафор, как метафору «отпечатка» и метафору «содержимого сосуда». Возможность создания и восприятия живой метафоры, т.е. метафоры «содержимого сосуда», напрямую зависит, таким образом, от проявления творческой активности, от умения интуитивно улавливать сходства и различия, от способности устанавливать связи между возникающими образами (или ощущениями) и смыслом.
Эта способность связана не только с бессознательной рекомбинацией следов памяти, о чем мы говорили выше, но и с творческой рекомбинацией элементов языка, в результате чего возникают новые семантические образования. Следовательно, проявление образного мышления в речи сопровождается рекомбинацией ранее автоматизированных языковых средств и оборотов речи, с целью достижения максимальной образности и эмоциональной насыщенности текста высказывания. Этот процесс, который В.Н.Телия охарактеризовал, как «преодоление автоматизма в выборе языковых средств из числа уже готовых» требует, безусловно, наличия языкового чутья (или чувства языка) и при продуцировании, и при восприятии высказывания. Поэтому в этом случае мы можем говорить о проявлении языковой интуиции второго порядка, развивающейся как производное от образного мышления и языковой компетенции.
Таким образом, мы видим, что языковая интуиция второго порядка проявляется при двух условиях: творческом мышлении и наличии в подсознательном автоматизированных языковых средств, что создает возможность свободной, креативной рекомбинации лексико-грамматических единиц. Мы можем также допустить, что творческое мышление связано со сверхсознанием, деятельность которого обуславливает перевод интуитивной образной невербальной информации, первично содержащейся и обрабатывающейся в правом полушарии, в левополушарную систему выражения, определяющую и регулирующую новые сочетания элементов, необходимых для ее вербализации. За сознанием в этом процессе, как указывал П.В.Симонов, остается функция отбора гипотез путем их логического анализа и с помощью критерия практики в широком смысле слова.