Знаете ли вы что такое ад?... если вы читали Данте и прочих его последователей… отбросьте стереотипы… ад… совсем не пекло… ад это хуже…страшнее… ад – это вечная мерзлота.
Представьте себе бескрайние льды…температуру воздуха с таким минусом, что живой человек замерзнет с первым вздохом… пустыня покрытая снегом… и я иду по ней в полном одиночестве… видя православный крест на возвышение… и кажется идти осталось совсем немного… но с каждым шагом все холоднее… а крест не приближается… оглядываясь я вижу свои следы на милю позади... я иду день за днем… год за годом… век за веком… и это мой АД…
Спустя пару веков я научился контролировать мысли и абстрагироваться от холода, хотя бы на долю сознания… я медленно выстраивал картину всей своей земной жизни… пытаясь вспомнить каждую деталь… каждое ощущение… мельчайшую вещь… едва уловимый аромат… мне казалось, что только это позволяет сохранить мне разум… и не сдаться упав на колени… так и не прильнув губами к кресту… не получив прощения…
Считается, что когда ребенок рождается, его слепит нереально яркий свет, который он видит, вылезая из утробы. Но меня не ослепил, меня больше удивило, что руки мои, были в крови. Я помню это ощущение холода по всему телу от маминой крови. Мне так хотелось попросить у нее прощения, чтобы она поняла, что я не хотел причинять ей боль, но с меня смыли все следы моего «преступления» и завернув во фланелевую тряпку унесли в светлую комнату с неприятным искусственным запахом (это лишь спустя много лет я стал называть его – больничный)…
Первый раз попробовав еду, которую мне принесла нянечка, я расплакался и захотел умереть. Ах…что это была за гадость… после нее еще заболел живот… потом между ног стало мокро… и запахло отвратно… все тут же забегали вокруг меня… стали меня мыть… называть нелепыми кличками…
К маме меня принесли лишь на второй день. Она была очень бледная, но улыбалась так, что я неожиданно для себя засмеялся. Мама широко распахнула глубокие голубые глаза от удивления. Прижала меня к груди и заплакала, намочив мне щеку солеными слезами.
Почти всю жизнь я коллекционировал женские слезы в своей памяти. Истерические, радостные, прощальные, дождливые, ранимые, искусственные, театральные, утренние, обиженные, самокритичные, несправедливые… и еще тысячи разных слез я ощутил за жизнь на своей щеке… но мамины слезы в тот момент были самым бесценными за все мое никчемное существование. Потому что в них было ее прощение, за боль, что я причинил своим рождением. Жаль… что в них не было тогда прощения… за боль, которую я причинил ей своей жизнью…
Детство у меня было банальным, но счастливым. Я был единственным и очень поздним ребенком в семье. Меня любили, сюсюкались со мной и не чаяли во мне души. Отец был военным, поэтому нам часто приходилось переезжать. Мама не работала, полностью посвящала мне всю свою жизнь. Первое время папа сильно ревновал, но потом смирился, осознав, что этой ревностью он сделает только хуже. Нужно отдать ему должное, существует очень мало мужчин, которые осознают это. Точнее осознают вовремя.
Уже в 5 лет я умел читать и писать. Читал я в основном стихи. Память у меня была по истине уникальна. Столько стихов сколько знал я к окончанию начальной школы, знал не каждый профессор филологии со специализацией в русской поэзии. Меня хотели отдать в специализированную школу. Но очередное повышение папы спасло меня от столь незавидной участи.
Ребенком я был замкнутым и необщительным. Все свободное время проводил в школьной библиотеке. Но в девятом классе учительница по литературе, Зоя Михайловна, заложила меня с потрохами директрисе, и та стала отправлять меня на конкурсы чтецов, олимпиады… Наверное если бы не длинный язык моей литераторши, я стал бы учителем, или профессором. Но увы на одной из областных олимпиад я познакомился с Верой. Помню каждое мгновение проведенное с ней…
Она сидела в фойе школы, в которой проходила олимпиада. На ней были одеты синие джинсы и белая блузка, с едва просвечивающим сквозь ткань розовым бюстгальтером. Длинные вьющиеся светло-русые волосы раскинулись по хрупким плечам. Почувствовав мой пристальный взгляд, девушка обернулась и взмахнув длинными ресницами поселилась в моем сердце уже навсегда.
Собрав всю храбрость из пяток в кулак, я подошел к ней и представился. Девушка покраснела, отвернулась в пол оборота, но по блеску в ее глазах, я понял, что тоже симпатичен ей. Вот так и начался мой первый роман в жизни.
Верочка…Ах…Верочка… сколько в ней было нежности, любви, детской непосредственности… Я любил каждую веснушку на бледной щеке, каждый волос на голове. Каждый вздох, вырывающийся из ее груди, запоминал в памяти с маниакальной жадностью.
Мы встречались каждый день после школы и гуляли по парку дотемна. Я гладил ее по лицу кончиками пальцев, а она прижималась к моей ладони и мурлыкала словно кошка. Первое время я несмел даже коснутся ее губ своими губами, мне казалось это осквернит ее чистоту. Верочка…эта девочка осталась самым светлым воспоминанием в моей жизни.
Мы ходили за ручку до выпускного балла, почти два года и я не позволял себе ничего лишнего, даже помыслить не мог о чем-то более откровенном, чем поцелуй. Все вышло само собой, на квартире у нашего одноклассника, ночью после выпускного. Я помню ее испуганные и в то же время решительные глаза в тот момент, сбитое страхом, болью и нежностью дыханье. Мои руки скользили по ее обнаженному телу, которое я будто узнавал заново.
После мы лежали на кровати, крепко прижавшись к друг другу, будто боялись, что нас разлучат, и только шептали, раз в несколько минут «я люблю тебя»…
Когда моя Верочка заснула, я оделся и побежал в ночной магазин. За спиной у меня выросли крылья, и я не чувствовал ног. Купив двадцать одну чайную розу я так же несся к любимой обратно и не заметил красный светофор.
Я лежал на асфальте и не чувствовал боли…лишь сломанные розы под колесами машины причиняли мне боль. Я думал о том как проснется Верочка и не найдет меня рядом, о том как ей будет больно от этого. С этими мыслями я погрузился в черноту.
В бреду мне чудился белый город, по которому я ходил и оставлял за собой красные кровавые следы. Звучала мелодия, и кто-то в голове все время напевал мерзким голоском строки из моего стихотворение «Черные мысли кровавые строки по умершим розам на рваной груди. Все кончено, милая, болью итоги подчеркнуты сбив к свету наши пути…»
Я выжил…
А Верочку я больше никогда не видел…
Через неделю после нашей ночи, она уехала на юг. Не имея понятия, куда я делся и где меня искать. С моими родителями она всегда боялась общаться, слишком строгие они были и считали, что любовь это блажь, особенно в столь юном возрасте.
Я скучал… писал ночами стихи, зажав ручку во вру, так как обе руки были сломаны. Думал о ней. Ах, наивное детство. Как мне было тогда хорошо и как жаль, что я не понимал своего счастья в этом страдание.
Спустя два месяца я узнал, что Верочка умерла во время аборта…
Я не был на ее похоронах… побоялся…посмотреть ее родным в глаза…
Я пришел на ее могилу усыпанную еловыми ветками. Шел дождь и капли стекали по ее фотографии в черной рамочке. Будто она плакала, смотря на меня. И я плакал вместе с ней.
Так умерла моя вера.
***
Холодно…как же мне холодно…
До боли сжимаю твои руки и как умалишенная кричу «Не уходи»… но ты будто не слышишь… ты уходишь все дальше и дальше с каждой секундой…
Ты ушел… но вся моя жизнь была посвящена тебе… весь ее смысл был в том, чтобы найти тебя… ощутить тепло твоих губ, услышать грубую нежность голоса… А теперь у меня не осталось ничего…
Вожу тебе по волосам, по привычке зачесывая их пальцами, так как я всегда любила. С тяжелым прерывистым вздохом из моей груди вырываются последние слезы. Все…я больше не заплачу, никогда… Кончиками пальцев глажу тебя по щеке, оставляя на ней следы твоей крови. Нужно закрыть тебе глаза, а я боюсь, что больше не увижу их черноту.
В квартиру ворвались какие – то люди, стали кричать…все словно в тумане…
Они загораживают тебя от меня…НЕТ!!!...еще минуту…дайте нам еще минуту!!!...
Кусаю запястье, чтобы сдержать эмоции и сумасшествие раздирающие меня изнутри…
Ну вот и все любимый… больше не страшно…
***
Странное, тяжелое время осень. Время смерти…
Я всегда ждал ее именно осенью…
Поэтому когда она подошла ко мне на набережной Фонтанки и села рядом попросив прикурить, я не удивился, только взглянул в ее глаза и все понял.
Ее знали Надя. Она была наркоманкой со стажем в шесть лет. Когда-то в прошлой жизни окончила театральное училище, знала всего «Онегина» наизусть и часто цитировала… Ей казалось, что у нее с Татьяной есть нечто схожее, ну а я ее не разочаровывал…
У нее были черные короткие волосы слегка спадающие на хрупкие плечи, глаза будто бы изведавшие все виды горя на земле и очень красивые руки. Я мог лежать рядом с ней и целовать ее руки часами, а она улыбалась в пьяном забытье.
Я практически не сопротивлялся тому, чтобы уйти в ее мир и начал пробовать различные виды наркотиков. Признаюсь было странно… будто ты получаешь все о чем мечтал, но тебе не хватает еще большего… и ты уходишь все глубже и глубже пытаясь отыскать это загадочное «ВСЁ», теряя его с каждым погружением все больше… но я этого как и все другие не осознавал…
С Надей я прожил пять коротких, практически мгновенных лет. А потом мы решили завязать. Я не помню, откуда на нас свалилось это решение. Мы просто устали. Денег не было, родители не пускали нас на порог, воровать в состояние «от дозы до дозы» мы уже практически не могли.
Я достал через друзей много «фаназепама», отдал школьному другу мобильники и попросил нас запереть в его гараже.
Мы переламывались неделю. Я содрал себе кожу на руках и спине. Надя разбила голову и сломала руку, когда билась о дверь, пытаясь ее пробить…но казалось все прошло…
Я устроился на работу грузчиком при небольшом магазине, а Надя продавщицей в нем же. Так мы могли контролировать друг друга и не боятся, что сорвемся.
У нас стали появляться деньги и мы тут же расписались, устроив скромную свадьбу. Мои родители поздравили нас сухой смс с пожеланием счастья. Признать, что их единственный сын стал самой большой неудачей, в жизни они не могли, или же просто не хотели. Я для них умер.
Помню, как мы пошли на оперу «Евгений Онегин». На моей жене было прекрасное черное платье в пол и золотые серьги с крошечными рубинами, которые подарил ей на новый год. Я смотрел на нее и не мог поверить своему счастью, настолько она была прекрасна. Надя как маленький ребенок смотрела на сцену открыв рот. А я знал, что она представляет себя там. В жаре кулис и душной гримерной, в тесном платье Лариной упивающейся своим счастливым несчастьем. Ловит каждую ноту музыки и дрожит от восторга смешенного с завистью. Она плакала, теми слезами, в которых смешана боль с кровью обиды. А я ничем не мог ей помочь.
Выйдя из Мариинки Надя все еще дрожала и одними губами повторяла заученный до боли текст письма Татьяны, в глазах у нее было отчаянье. Вдруг она резко повернулась ко мне, сняла с себя серьги положив их мне в ладонь и молча ушла.
Я не останавливал ее. В душе все в секунду оледенело и упало вниз, разлетевшись тысячами осколков по асфальту.
Через три месяца она умерла от передозировки.
Моя надежда…
***
Четыре серых стены, такой же серый поток и жесткие нары. Запах гниющей ткани смешанный с запахом пота. Совсем не страшно, мне совсем не страшно. Я просто хочу к тебе.
***
Мамина жизнь самого начала не задалась. Бабушка родила от своего начальника, и он тут же, чтобы не узнала его жена, перевел ее работать в другой город. Бабушка назвала дочь Любовью, просто потому что ей хотелось всем доказать, что не смотря не на что - любовь есть. Им дали комнату в общежитии, но справится с ребенком одной бабушке было не под силу, поэтому мама сначала была все время в садике на сутках, а потом училась в детдоме, откуда ее забирали только на выходные. Когда Любе было двенадцать, ее мама вышла замуж. Чтобы им не мешать, девочка уехала в Иваново после окончания восьмого класса поступать в швейное училище. Там и осталась.
Три года проработала на фабрике. На танцах познакомилась с моим отцом. Он учился в военной академии и должен был окончить ее через три месяца. Свадьбу сыграли уже через два. С тех пор мама ездила за ним по всей стране. Я родился лишь пятнадцать лет спустя.
Вся мамина жизнь была посвящена двум мужчинам - мне и отцу. Когда я ушел из дома и стал жить с Надей, мама пыталась покончить с собой, но отец вовремя пришел домой и не дал совершить глупость. С тех пор вся жизнь ее изменилась. Когда я звонил, то слышал в ее голосе только метал и грубость. Мне хотелось закричать, упасть на колени, просить прощения, но гордыня не позволяла.
Увидел я ее лишь спустя семь лет, когда отец лежал в реанимации. Мама сидела в глубоком коричневом кресле у палаты. Я молча подошел и обнял ее, а она облокотилась на мою руку. Я не помню, сколько длилось это мгновение... час, два, или может быть несколько дней... Я смотрел в ее бездонные голубые глаза, как в детстве, и не могу высказать всей любви что раздирала душу. Она не плакала, совсем не плакала. Даже когда папа умер, она держала лицо и ходила еще больше чем обычно выпрямив спину. Казалось, что внутри нее натянутая струна, которая вот-вот лопнет.
Вокруг суетились соседи, друзья семьи, сослуживцы папы. Все рассказывали смешные и не очень истории из его жизни. Каждый хотел приблизить себя к моменту, когда он был жив. Странное словосочетание вышло... «моменту жизни»... а ведь и правда после смерти человек остается лишь моментом в жизни другого...
Я много пил в тот день, очень много. Как разошлись гости, и как оказался в кровати я не помню. Потом пил еще один день, и еще... очнулся я на утро после сорокового дня. Все тело ломило, и ноги слушались с трудом. Я вошел в гостиную и увидел маму лежащую на полу. Рядом лежала разбитая рамка с фотографией отца. Видимо струна все же лопнула.
После похорон мамы я больше не пил... никогда...
Но вместе с ней умерла моя любовь...
***
Знаете ли Вы, что такое ад? Ад - это вечное ожидание, вечная мерзлота души разъедающая изнутри.
Я сижу на возвышение подле креста уже много веков и вижу, как он идет ко мне. Хочу закричать, позвать его, но мне не разомкнуть губы, хочу броситься к нему на встречу, но не могу пошевелиться. Я могу лишь ждать, и смотреть в даль, стоя коленями на стегу.
***
Утром после смерти мамы я проснулся от звона посуды доносившегося с кухни. По дому витал аромат выпечки и чего-то родного, будто из детства. Я накинул халат и вышел из комнаты. У раковины стояла моя соседка Сонечка, и мыла посуду. Милая непосредственная девочка, которая странным образом за время моего отсутствия превратилась в красивую женщину. Короткая стрижка под мальчика из густых темно-русых волос предавала ей необычную элегантность. Ярко зеленые глаза и очень тонкие губы. Когда я смотрел на нее, невольно вспоминал Цветаевскую Сонечку, с ее необычной чистотой. Мне совсем не было удивительно, что она пришла в мою квартиру и помогает. Даже пироги испекла, мои любимые, с капустой, по маминому рецепту. Я ел их зажмурившись от удовольствия, забыв на несколько минут все горе, что свалилось на меня. А Сонька сидела, напротив подперев подбородок кулачками и смотрела на меня, не отрываясь.
Она приходила ко мне часто, почти каждый день, готовила поесть, прибиралась. Мы вместе смотрели глупые шоу по телевизору и смеялись. В этом простом и уютном счастье мне было так хорошо, будто совсем нет моего прошлого. Я гладил ее по волосам, целовал каждую прядку и растворялся в необычном спокойствие.
Все испортил я сам. Однажды она пришла ко мне, а я в постели с другой. Я никогда не смогу забыть выражение ее глаз. В них было столько разочарования, что я захотел умереть, тут же, сию секунду. Соня вышла за порог моего дома, молча, без слов, и на тот момент я думал, что больше никогда ее не увижу. Не увижу ее своей. Только потеряв Соню, я понял, как сильно ее люблю.
Она была младше меня на пятнадцать лет. Где-то внутри я понимал, что у нее вся жизнь впереди, а я лишь слою ей душу, и буду ходить по осколкам, но я не мог без нее. Это была одержимость, сродни героину. Я ждал ее у подъезда каждый день, приносил ей цветы. Она брала их у меня из рук, прижимала к груди и молча бежала вверх по лестнице к себе домой. Это был странный ритуал, но с каждым днем я чувствовал ее тепло все больше и больше.
Спустя три месяца она просто пришла ко мне домой как обычно, приготовила обед пока я спал, и легла рядом со мной в кровать.
Я не понимал чем заслужил ее любовь, но дороже ее у меня никого не было.
Через год выяснилось, что я не могу иметь детей, но даже тогда не ушла от меня. Просто тихо сидела каждый вечер рядом, и давала мне силы жить.
Но однажды я опять сорвался. Устал от постоянства и спокойствия, мне нужен был глоток морозного воздуха, и я начал спать с бывшей одноклассницей, но она не стала молчать, и очень скоро эта новость дошла и до Сони.
В этот день она ждала меня на диване в полной темноте, играла какая-то заунывная музыка, и горело несколько свечей на столе. Сонечка была одета в откровенное красное платье. Мне почему-то стало страшно. Это была будто не она.
Любимая подошла ко мне, поцеловала в губы, очень долгим и нежным поцелуем. Потом резко отстранилась и спросила - люблю ли я ее. Я ответил, что люблю больше жизни. Она закрыла глаза и из-под ресниц скатилась слеза отчаянья, самая красивая и ужасная одновременно слеза из моей коллекции. В руке у нее был нож который она воткнула мне в сердце пробив грудь с одного удара. Казалось бы такая хрупкая девушка, а смогла убить разорвав мне сердце с первого раза.
Ее глаза... ее зеленые глаза... это последнее воспоминание моей жизни...
Так умер я…
***
Знаете ли вы что такое ад?... если вы читали Данте и прочих его последователей… отбросьте стереотипы… ад… совсем не пекло… ад это хуже…страшнее… ад – это вечная мерзлота.