СЧАСТЛИВЧИК
Просто здорово, что в нашем доме предусмотрели широкие лоджии. Весной я выношу туда кактусы. Люблю их с детства. Минимум ухода, максимум пользы. Верю, что они поглощают радиацию. Особенно дорожу двумя экземплярами. Первый я самолично, в пятилетнем возрасте, посадила в глиняный горшок, хотя мамуля так и норовила помочь. Еле отбилась. Когда-то невзрачный колючий заморыш вымахал и возвышается над своими сородичами сантиметров на шестьдесят. Каждый год дает десятки отростков, которые я безжалостно выбрасываю. Нечего пить соки из моего любимца! Но высокий красавец цвел всего лишь один раз. Зато как! Утром на макушке показались мохнатые наросты цвета медвежьих шапок старой наполеоновской гвардии. К полудню из них вытянулись темно-зеленые стрелы с черными бутонами. Вечером бутоны раскрылись, обнажив бело-розовые лепестки, по форме напоминающие цветок декоративной лилии. Я до сих пор жалею, что не сфотографировала этакое чудо. К утру следующего дня кактус представлял собой жалкое зрелище. Роскошные гвардейские шапки полиняли, а некоторые валялись на полу, словно сметенные картечью безжалостных пушек Веллингтона или изрубленные конницей Блюхера. Стрелы склонились в поклоне престарелого артиста, отмечающего на сцене последний юбилей. Цветки пожелтели, а по изгибам лепестков пробежала темно-коричневая нить. Но напрасно кокетка подводит губы и красит брови. Увядание и тлен неизбежны.
Второй кактус, напротив, круглый год радует мелкими красными цветочками. Приземистый, ромбовидный, ощетинившийся противотанковыми ежами мелких острых шипов, он мог бы послужить отличной натурой для кубистов и авангардистов. Жаль, Малевич и Кандинский вроде бы покинули нас. Или нет? Стоит уточнить у Федечки. Федечка – это мой муж-энциклопедист.
А еще я храню на лоджии старые ненужные вещи. Зачем? Не знает никто. Впрочем, как-то я отыскала там вполне добротные осенние башмаки для Бориса.
Борис – это бомж среднего возраста, который с апреля по конец сентября проживает под одной из лоджий первого этажа. Он ночует на прожженном папиросами трухлявом тюфяке. Старый зеленый рюкзак, набитый тряпьем, служит ему подушкой. Рядом ютится бродячий пес. Соседи придерживаются враждебного нейтралитета. Будучи в подпитии, Борис иногда шугает собаку. В отместку та однажды в клочья растрепала его матрас, так что дворничиха тетя Клава еще долго выметала куски желтой ваты со всего двора. Я подкармливаю и жалею обоих.
Как-то по весне в соседнем подъезде затеяли капитальный ремонт. Чума! Беда пришла во двор. Грохот отбойных молотков разносился по округе. Это рабочие вскрывали асфальт, добираясь до труб. Работали ударно, до сумерек, словно их обуяла золотая лихорадка, и именно в нашем дворе они отыскали вожделенное Эльдорадо. На детской площадке сгрудилась мрачная поленница чугунных батарей, изъеденных ржавчиной. Зачем-то с улицы принесли четыре мусорных бака, которые поставили по периметру цветочной клумбы. Отважные сварщики метали снопы искр в спешащих по своим делам жильцов. Не иначе, ощущали себя Прометеями. Цементная пыль заслонила солнце. Зевнул Везувий, и Вторая Конная ринулась на штурм Перекопа. Одно слово - Содом и Гоморра.
Нехристи работали и по субботам. Лишь в воскресенье двор окутывала благодатная тишина. Именно в воскресенье со мной случился внеочередной приступ доброты. Я принесла Борису кусок хрустящей шарлотки, которую испекла по случаю второй годовщины свадьбы.
Борис сидел на тюфяке, скрестив ноги, и блаженно улыбался солнечному свету. Легкий ветерок с Москвы-реки спутал его русые волосы. Улыбка шла ему необычайно. Глаза лукаво искрились, треснутые губы сужались, и явственно проступала пикантная ямочка на левой щеке.
- Приветик, - сказала я.
- Салют, - откликнулся он.
- Вот, угощайся, - я протянула ему сверток.
- Спасибо, - он благодарно кивнул.
- Как настроение? - поинтересовалась я. Спросила просто так, лишь бы не молчать.
- Великолепное.
Видно, мое личико вытянулось в недоумении, отчего Борис скинул улыбку и тоном школьного учителя по математике пояснил, загибая пальцы:
- Во-первых, у меня есть крыша над головой, - и он кивнул вверх на бетонную плиту, из которой торчала бурая железная скоба, - во-вторых, я обут и одет. В-третьих, после того, как строители принесли помойку, я получил регулярный заработок. Вчера, например, собрал сорок шесть пустых бутылок.
- Ты этим счастлив? – отчего-то спросила я.
- Почти, - нехотя сознался Борис.
- Почему почти?
- Откровенно говоря, достали местные нищие! Вечно шныряют у приемного пункта и садятся на хвост. Приходится делиться, - горестно вздохнул он.
- Се ля ви, - сказала я.
- Де жа вю, - поддержал Борис.
Пока мы беседовали, ветер пригнал в город грозовую тучу и успокоился. Ни дуновения, ни шелеста веток дворовой липы. Воздух припал к земле. Освободившееся пространство заполнила духота. Я заторопилась домой. У подъезда, повинуясь какому-то наитию, оглянулась. Борис, прищурив правый глаз, любовался Булгаковской радугой. Та пила воду из Москвы-реки.