Записки Макара Мальчикова

Александр Лебедевъ
РАЗМЫШЛЕНИЕ I.

Втроем: пустая голова, тоска и я
 «Никогда бы не подумал, что можно так смеяться, глядя на себя в зеркало»
(Очень неизвестный автор).
Кто слышал когда-нибудь звучание гитары в полночь на кухне темной и пустой квартиры, при кипящем чайнике и свете Луны через незашторенное окно, при отсутствии сигарет на столе и писем в почтовом ящике, когда ужасно хочется спать и невозможно оторвать взгляда от пламени газовой конфорки, и если при этом шум соседской пьянки за стеной заглушается стуком собственного сердца, а в голове в это время звучит одновременно вся музыка и вся ругань, которая когда-либо звучала на этом свете, и если ты не идиот, но нормальный дурак, то ты никогда не вступишь в союз композиторов.
А если при этом у тебя есть еще и собака...


РАЗМЫШЛЕНИЕ II.
  (д’А здравствуем мы?)
Можно! Можно замордовать свою совесть, если хочешь быть красивым. А равно: богатым, счастливым, умным, остро-умным, даже смелым, если на то пошло! И особенно – сильным.
Сила и совесть – две вещи трудно – условно -  совместимые. Иногда с «не», иногда без «не». Но ни в коем случае не просто «...ные». Это как «...изм».
Где растет совесть? В какой части тела? И подвержена ли эта часть ампутации, но без таких последствий, когда руки, ноги или ... еще что?
Как быть, когда ужасно жмут ботинки, а снять их нельзя, и при этом ещё нужно много и быстро ходить? Или успевать? Или догонять? Если осмелишься сесть и снять -  это хорошо, но где, скажут, ваша совесть?
Я бы ответил так: «Там же, где ум и честь. Спросите обо этом у самой Нашей Эпохи».


РАЗМЫШЛЕНИЕ III.
 (постсемейное)
 «Счастливый ты человек! – сказал мне один псих, - У тебя нет ничего! А у меня!.. Жены – и тот две, и обе законные». Выпил человек, разоткровенничался, и пошел вразнос: как, мол, со всем этим хозяйством управляться? И то, дескать, надо, и это.
Долго я его слушал. Даже всплакнул. Так себе, ни почему, ни отчего, а так, сгоряча. Но когда он сказал, что у него спичек на двадцать лет запасено, то я дал ему по морде, плюнул в свой стакан, и ушел. Даже форточку, уходя, открыл. Пусть ему легче будет.
Я на него после того случая не в обиде, но все же, он – циник и скотина.
По сути. Какого черта в мой паспорт смотреть?! Не надо! Все моё очень холостое прошлое на моём же лице и написано – к бабке не ходи, все бледным по белому. Или коричневым по синему, это уж кому как видится.
А запасы такие мне ни к чему, потому как хорошо знаю, что на жизненной дороге всякого холостого, а особенно очень холостого мужчины чаще других встречается знак «Осторожно – дети!»
«Не научился тормозить – ходи голодный!» Я этот девиз у себя на заднем бампере оттрафаретил, и днем, когда светло, всем желающим показываю. Только если захочу. Некоторые хотели изподтишка подсмотреть, но у меня с этим делом строго.


РАЗМЫШЛЕНИЕ IV.
(сдрёмное)
Есть такая примета народная: если глаза чешутся, то это или читать хочется, или ячмень зреет. Реже, и то по одной примете на каждый глаз, когда плакать или смеяться. Ежели они, глаза то бишь, вдобавок ещё и красные, то знай – либо задремал, сам не заметил когда, либо пора по малой нужде...
Я вот сейчас на себя в зеркало глянул, и сужу теперь, недоумеваю – чего ж хочется-то? Все признаки налицо: и чешутся, и красные, и ещё такое чувство, будто кто пальцами на глаза мои давит. Ломит их, одним словом.
С час, наверное, гадал – что со мной?, чего хочу?
А потом на часы посмотрел, на часы глянул, прислушался – во всём доме тихо – и сразу всё понял.
Вот смешной-то я какой!


РАЗМЫШЛЕНИЕ V.
 (аутодафейное. Как бы).
 «Мы – полночные друзья:
Грусть – тоска моя и я.
Только вместе соберемся,
Чаю крепкого напьемся,
Тотчас парой сигарет
Отравляем кабинет,
И садимся – во, дружки!-
Злые сочинять стишки...»
Вот такие удивительные по красоте сочетания пошлости, бездарности, графоманства, безграмотности и отсутствию вкуса «перлы» возникают, если писать не отрывая пера от бумаги, после предыдущей беЗсонной ночи, а в голове при этом назойливо вертится: «Вот допишу – и покурю!..»
Чтобы сохранить русский язык в чистоте и неприкосновенности, нужно запретить продажу без талонов чернил, писчей бумаги, ручек и карандашей. А талоны давать только школьника,  и членам СП и СЖ. И то не всем. Студентам-то эти снасти и вовсе ни к чему.
А нам в назидание, знайте, мол... Ну, известное дело, кто уже пристрастился, тот, конечно, помучается для порядку, а потом и вовсе плюнет. Да и то, на газете не попишешь: строчки хоть и ровные, только места между ними маловато, и на чтение всё время сбиваешься. Обёрточной бумаги мало, однЕ кульки пластмассовые. На разных там коробках писать не дюже удобно, опять же неприятно. И потом, чем писать, ежели ручки, карандаши и чернила уже по талонам?
Самые ушлые, конечно, исхитрятся, но и  их можно к ногтю под флагом борьбы за чистоту языка русского, неча, мол, племя антиберово, язык поганить да брюхатить его словами нерусскими! На пальцах объясняйтеся, да по глазам, по глазам учитеся понимать.
А чтоб совсем язык в девственной чистоте соблюсти, то со временем можно и на разговоры талоны придумать. И выдавать их не всем, а только, к примеру, народным депутатам, прокурорам и артистам. Последним тоже осторожно, в зависимости от звания.
Но главное всё же – контроль и учёт. Чтоб ни-ни... Не дай Бог!.. А то... Это... Как его!.. Ну, по-русски-то!?. А не сохраним! Слава те!..
Зато тишиной насладимся...


РАЗМЫШЛЕНИЕ VI.
   (на больную тему).
Стал замечать, что иногда какой-то сам не свой делаюсь. Задумаешься так, даже страшно становится. Посидишь, покумекаешь, раскинешь мозгами, так и сяк прикинешь – не свой, и всё тут! Вообще ничейный. Никому не нужен: ни жене, ни стране. Нет, правда, жена - она как Советская власть: ну не любит она меня, и всё тут!
Мало того, только заснешь или отвлечешься на что-нибудь, так она карманы проверить норовит на предмет «а нет ли у тебя там чего лишнего?». Всё должен отдать, до копейки – и баста! А то и больше.
И насчет покормить – тоже не разбежишься. Каждый день, как работу идти, говорю: «Будешь ты меня кормить, или нет? Говори прямо!» «Буду, милый, буду!»- скажет. А сама принарядится, фасад намалюет, распоряжения по хозяйству мне отдаст, и  - шасть!, только я её и видел. Наутро всё сначала.
Уж про то, что одеть, что обуть – и не спрашиваю. Сапоги сам себе шью, как Лев Толстой. За свои спасённые – неизъятые. Бывает, что подарит кто, меня жалеючи. Так она и тут воду мутит, жить мешает. «Не бери, - говорит, - не позорь державу!» Так что ж мне, голым да босым ходить, что ли?
В отпуске который год уже не был. А она из «заслуженных отдыхов» не вылезает. Да ещё как праздник, так сама себя награждает чем-нибудь. Мне ж обидно! Кто, как ни я, знает – ни черта ж не делает! Разговоры одни да сплетни. А попробуй позволить себе расслабиться, ну там в смысле вина или другой женщины... Что будет, ежели дознается? То – и оно.
Вот и получается: за мой счет живёт, всё имеет, и я же у неё вроде служки. Мальчик для битья, половой, целовальник, или кто там ещё. Да как не назови, а один чёрт обидно.
Одним словом, аналогия полная. И как подумаю обо всём этом, представлю только, кого я себе на шею посадил – так аж заорать хочется. И в глаз!.. Ну на кой ляд мне такое счастье?! Нет правда, зачем мне такая ....... нужна?
Понятно теперь: потому-то я и сам не свой, что ничей.


РАЗМЫШЛЕНИЕ VII.
  (юбилейное).
Что-то я стал прямой как рельс. Не в смысле стати, а в смысле ежедневности, «и чувствую, и мыслю» по – прямому; делаю, поступаю, мечтаю и сочиняю так же. И никакой радости от этого, куда там, наоборот, одна головная боль. Вспомни те же рельсы: ну-ка, встань на одну, пройди вперед, глядя под ноги! Далеко ль уйдешь?
Вот клякса! На вид она круглая. А если внимательно всмотреться? Лупу взять? Края неровные, волнистые... При большем увеличении становится похожей на фигуру, состоящую из множества квадратов, положенных друг на друга и повёрнутых вокруг оси, проходящей через точку пересечения их диагоналей, на различный угол каждый.
Во, мышление! Далеко ль тут до беды?
Или, скажем, чувства. Захожу в магазин, к примеру, и вижу за прилавком красивую девушку. «Продавец»,- смекаю я.
Но верить не хочется. Иду прямо к ней. Стою у прилавка и дожидаюсь, пока она одна останется. Час жду, два, три. Всё это время делаю индифферентный вид, чтобы внимания к себе не привлекать. А сам всё на неё поглядываю и соображаю, чем это она, такая, занимается тут, и как у неё об этом спросить потактичнее.
Вдруг глядь – никого! Я к ней, натурально, только – было рот раскрыл... «Что смотрите-то как баран! Чек давайте!..»
Надо же! Всё-таки продавцом оказалась...
И вот так во всём: ну как паровоз! Наг вправо, шаг влево – приравнивается к побегу...
Далеко ль до беды?


РАЗМЫШЛЕНИЕ VIII.
 (ответственное).
А вот не буду, и всё!
Чего не буду? А ничего не буду! Даже если очень попросят.
Нет, ежели очень попросят, тогда ещё подумаю, но непременно скажу: «Ага, такие – сякие, пришли, поклонились!» Ну, покуражусь для порядку, немного, но так, чтоб страх помнили. А там и сделаю, так и быть. Глядишь, и премию дадут, а может и наградят даже...
Нет, ежели у них в руках награда будет, то они кланяться не станут. Как бы самому поклониться не пришлось. Да и чего куражиться, в самом-то деле? Всё ж по людски надо, с понятием. А может у людей горе какое? Или там, война? Или соседка по квартире любимая померла? У них, может, и без того жизнь страшная, а ещё я тут со своим жупелом получаюсь.
А если честно, то чем их застращаешь-то? Самому б не испугаться... Склонять ешё потом будут на каждом углу... До моих дойдёт...  А там – а?..
Нет, лучше пойду сделаю, пока никто не увидел, что я тут... Никто не подслушал?.. Кажется, никого... Слава Богу! А то как бы чего не...
Тсс!!! Кто-то идет...



РАЗМЫШЛЕНИЕ IХ.
 (отвлечённое).
Вот чем я, сейчас который сижу, от собаки отличаюсь?
Усы, нос, рот, глаза, уши, зубы – всё на месте и в том же количестве. Форма головы другая? Рожа голая? Так и собаки промеж себя  тоже не одинаковые бывают.
Собаки на четырёх, а мы на двух? Ну и что? Не говорю про то, когда лишнего схватишь: тут иногда не только что на четырех - вообще никак.  А вот ежели, к примеру, такое дело, когда жене так захочется? Ну, фантазия разыграется у бабы, хочу, мол, так - и всё. Где ж оно тут отличие? Что они – так, что мы – тоже так можем.
Лакают они, говорят. А ты, что, с блюдца чай не пьёшь? Или, скажешь, что ты ложкой проворнее, чем она языком? Говорить собаки не умеют? А мы умеем? Всё больше лаемся, хуже собак. А и то, слов-то от силы пяток. А у них одних поскулов  больше, на разные голоса, от воя до визга. А ещё лай, рык. Опять же она, сука, богаче!
Дык у неё ещё нос о-го-го какой! Да зрение, да слух, и бегает – куда там мне! Правда, живёт маловато, да при нашей собачьей-то жизни и эти пятнадцать за сто покажутся!
Так что нечего ей нам завидовать...
А кто сказал, что она нам завидует? Кто ей в душу заглядывал?
Тоже мне, психолог собачий! Ботаник! Сукин сын!


РАЗМЫШЛЕНИЕ Х.
 (лихорадочное. Ночью, в чужой квартире, поиск выключателя на предмет включения света в ...)
Говорила ж мама: «Не лазай по колодцам!» Не послушался, влез, идиот! Раз сам влез, сам и вылезать будешь. Не захочешь там остаться, так ПТУРСиком  выскочишь. На звезды глянуть не успеешь, даром, что их оттуда и днем видно. Да какие звезды на дне колодца могут быть!?. Только бы успеть, и ребят не разбудить... А ежели ты ночью туда упал, то до утра сиди и не рыпайся... Ой!.. Какой же дурак по ночам по колодцам лазает?! По колодцам – не знаю, а вот... Уй, идиоты!.. Понавешали велосипедов!.. Нормальные люди по ночам только из ведра, да и то в основном кружкой пьют!!. У-у-у-у-ух-х-х-х!
Tout comprendre, c’est tout pardoner.


РАЗМЫШЛЕНИЕ ХI.
  (скорбное).
Я тебя ненавижу! Сколько здесь всего... Стон отчаянья, горечь утраты, боль ушедших иллюзий, плачь о несбывшемся счастьи...
Я тебя ненавижу! Это гнев. Против своего некогда близкого человека (предал, бросил, оставил  на произвол...), против себя (не смогла удержать, не смогла быть нужной, оказаться достойной, близкой, равной, жизненно необходимой), против окружающих (не подсказали, не помогли вовремя увидеть, не помогли удержать, не посоветовали как быть, не остановили его, не пристыдили, не припугнули, не дали по морде).
Я тебя ненавижу! Сильнейший стресс; внешне выражается в самых разнообразных формах: голосом – от шипения сквозь зубы до звериного воя, с переливами и каденциями, сопровождается дрожанием или вскидыванием рук, а так же сжиманием  оных в кулаки, сотрясанием ими. Кроме того, характерно покраснение или побледнение кожи лица, появление слез, судорог лицевых мышц. Внутренне оформляется в какую-либо болезнь; диапазон весьма широк, от невралгии до рака чего угодно.
Я тебя ненавижу! Это увеличение мирового потенциала зла. А означает это, что и ты внесла свою долю в начало потенциальной Мировой войны, в которой погибнешь, возможно, и ты сама, и твой ещё не родившийся ребёнок. Или этот твой возглас переполнит чашу и положит начало стихийному бедствию – ведь в мире нет порванных связей, как нет и пустот.
Я тебя ненавижу! Это нож в спину тому, кому говорится. Я страдаю, ощущаю себя ненавистной, ибо ненавидя убивают частицу меня. А это значит и себя, потому что всё и все в этом мире связаны воедино. И потому «... не посылай узнать по ком звонит колокол – он звонит по тебе.»


РАЗМЫШЛЕНИЕ ХII.
 (астральное).
С изумлением замечаю что состояние моё, равно как и моих дел, сильно подвержено влиянию тел небесных и их взаимных отношений.
Вот нынче, к примеру, ясно сказано, что влияние неблагоприятное: сегодня ничем заниматься не стоит, всё равно ничего путного не выйдет. Особенно искусством и строительством.
И вот сижу, жму на мозги – ан, и не выходит! Да и как же ему выйти, искусству-то, если на него надавливают?
Астрология, брат, наука точная.
И не зряшная совсем...



РАЗМЫШЛЕНИЕ ХIII.
 (то, о чем все знают, но мало кто
 догадывается, что знает об этом).
Всем, кому я так или иначе нужен, в сущности, нужен не я, а то представление, которое они обо мне имеют, и то, что с этим представлением связано. Для каждого из них я – это я, один-единственный. Бедные, они и не подозревают, сколько разных «я» живет в той «я – оболочке», которую они ежедневно видят и принимают за величину постоянную («... знаешь он какой?..)
Родные мои, любимые до слез! Побудьте со мной всего один день, полдня, час, сумейте посмотреть на меня непредвзято, и вы поймете тотчас, со сколькими людьми вы имели дело в моём лице!
Неужели же и я так же близорук и необъективен в отношении окружающих меня людей!


РАЗМЫШЛЕНИЕ ХIV.
 (индифферентное).
«А нам всё равно!..»
Э нет, дорогие мои! Уже одна эта фраза говорит о том, что это не так. Только фраза, сама по себе. Ежедневно я вижу на улицах грязь, привыкаю к ней, и постепенно перестаю замечать её. Она мне безразлична, и я о ней не говорю.
Кто собирается повеситься, тот об этом не говорит. Он молча берёт верёвку, мыло, и ищет крюк покрепче. Он не хочет жить, и не хочет убеждать в этом кого бы то ни  было, он не хочет, чтобы ему помешали. Он уверен в том, что и так сделает это, без лишних разговоров.
Человек же, который блефует ил не уверен, будет говорить о своей предстоящей смерти всем и каждому, если не очень умён, и лишь немногим в противном случае...
Поэтому: если я по своей инициативе говорю, что мне что-то где-то «всё равно», то это не так хотя бы потому, что я говорю об этом; раз это занимает моё внимание, стало быть «это» значимо для меня. Иначе зачем бы я стал говорить об этом?
Значение слов в этом случае второстепенно, они являются следствием. Гораздо важнее не «что?» я говорю, а «как?» я говорю об одном и том же предмете. Слова, они, мало что стоят. «О людях судите не по словам их, но по делам их».



РАЗМЫШЛЕНИЕ ХV.
   (как бы любовное).
Любить человека... Что это – любить? Как это – любить? Можно ли любить «за что-то», или любят «просто так, и всё», не отдавая себе отчёта.
Думаю, мы любим за что-то конкретное, хотя и не подозреваем этого, за красоту, за ум, за силу, за нежность, за пренебрежение, за внимание, за честность и прямоту, за ... Да мало ли за что мы любим! Истоки этого чувства могут иметь совершенно парадоксальные качества: «чем меньше женщину мы любим, тем легче...», «любовь зла, полюбишь и...»
Можно не осознавать, за что любишь, не отдавать себе в том отчета. Но иногда это просто необходимо – знать «за что». Иначе «любовью» можно назвать всё что угодно, вплоть до ненависти. В самом деле, «мне нравится каждый день унижать его (её), это приносит мне удовольствие. Для меня это стало ежедневной необходимостью. Я без него (неё) жить не могу!» И вот, пожалуйста, готово дело – любовь! А как же? Субъективно, если «не могу жить», значит, любовь. Но что кроется за этим «не могу жить»? Осознай это, и будешь сбережён от многих ошибок.
В самом деле, ведь любовь – это не есть «мне хорошо с ним (с ней)», не только это. «Я хочу сделать так, чтобы ему (ей) было хорошо со мной, потому что мне хорошо с ним (с ней), и я не могу жить без него (без неё)». Только в этом случае «не могу жить» является признаком любви и имеет право на существование. Здесь же кроется и такое понятие, как «заслужить любовь», «быть достойным любви». Она не есть данность, раз и навсегда полученная нами в ощущения. Любовь нужно заслужить, завоевать (рыцарские турниры; речь шла о благосклонности дамы!), добиться, наконец!
«Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой...»

РАЗМЫШЛЕНИЕ ХVI.
  (природное).
Как-то с возрастом перестаёт замечаться смена времён года. Воспринимается не как событие, а как нечто обыденное, трудно различимое; волнует, скорее, смена одежды, а огорчают проблемы с переменой обуви, но не новая природная ипостась, не уходящее безвозвратно.
Помню, когда был мальчишкой, в это время года (конец ноября), каждое утро с волнением выглядывал в окно, прямо с постели – нет ли снега? – и огорчался, видя чёрную, мокрую, блестящую от грязи землю. И сколько радости было, когда ещё не вставая с постели, нет, даже только проснувшись, едва открыв глаза, уже знал, чувствовал:
есть снег!
Первый шаг по первой пороше! Что может быть волнительнее этого?!. Всегда где-то там, задним умом, имелось ввиду: перемены в природе – перемены в жизни. Белый снег – белые надежды.
Радость... Радость!.. Радость!!.
Ступаешь по первому, пронзительно белому снегу, и твердо знаешь: всё плохое позади, впереди только хорошее. Силы неисчислимые в душе поднимаются. Горы свернуть – раз плюнуть. Да и плюнуть-то страшно – под ногами Чистый Белый Снег...
День... И другой... И третий... Неделя долой. И не замечаешь снега. И всё в колее. До новых перемен. И опять ожидание...
Не вижу ничего – ни снега, ни перемен. Как в безумно быстро крутящейся киноленте: не успеваешь разглядеть жизнь. Пыль только. Сама в глаза летит. И кроет слоем.
Всё – песок и пепел...


РАЗМЫШЛЕНИЕ ХVII.
  (до и после).
Что изменится в моей жизни после моей смерти?
Многое.
Первое: не станет меня, то есть моего настоящего тела; оно остановится, остынет, обратится во прах, в «ничто» – в нечто, не похожее ни на что.
Второе: через некоторое время я перестану существовать как объект внимания окружающих; проще говоря, меня ждет забвение – та самая чёрточка между двумя датами на могильном камне.
Третье: ещё через некоторое время творения рук моих тоже перестанут существовать, что тоже можно будет отнести к забвению.
Четвертое: сразу же после моей смерти те, кто боялся или не любил меня при жизни, возрадуются, что, в общем-то не хорошо по нормам морали, но по сути - неплохо. Близкие же мне люди, любившие меня или просто питавшие привязанность, огорчатся, а иные некоторое время поплачут. По нормам морали это хорошо. Но плохо по сути.
Плакать обо мне нельзя и не нужно...


РАЗМЫШЛЕНИЕ ХVIII.
    (конечное, начальное).
С какого конца у конца конец? Очевидно, с конца, противоположного концу, у которого конца начало. Это двуединство незыблемо.
В природе всё находится в равновесии. Это аксиома. Сколько в мире начал, столько в мире концов. Нет начала без конца, как нет и конца без начала. Если что-то началось, значит, перед этим началом, на этом же самом месте что-то кончилось, потому как природа пустоты не терпит. Всё имеет свой конец, своё начало...
Разомлев от наслажденья, о годах забыв... Мы забываем о своём конце концов, потому что не помним своего начала. И, если помнить свой конец, то, рано или поздно, вспомнишь и начало.
Стоит лишь опустить проекцию.

1989 – 1990 гг.