О-ёрой
Сколько помнил себя Киеда Минору, эти доспехи всегда стояли на почётном месте в углу небольшой комнаты, считавшейся местом для реликвий рода. На перегородке справа от этой сверкающей всеми цветами радуги пирамиды был подвешен стальной боевой веер, украшенный старыми ленточками. Слева резала глаз пустая стойка для дайсё. С детства на мальчика сиаршие возложили обязанность - стирать пыль с кабуто, хайдатэ, татэ-огэ, кусадзури, всего того, что называлось "Кодзан-до*1". Но, как рассказывал Минору ещё дед, это не был просто классический доспех самурая. У стены на специальной конструкции из деревянных реек хранилась сама история клана Адзаи – лёгкие, но прочные латы О-ёрой (Большой доспех).
Семья Минору не принадлежала к прямым потомкам Адзаи. Прадеды Минору были рядовыми самураями в клановом замке Одани. Киеда Кийоши оказался единственным, кто уцелел после штурма крепости армией коварного Ода Нобунага*2. А до этого в решающей битве при Анэгава войска Адзаи потерпели сокрушительное поражение. Знатные самураи и большое число воинов пали в бою. Остальные погибли при защите родового гнезда. Самые стойкие совершили сеппуку. Прадед Минору, носивший славное имя Киеши Киеда, готов был последовать примеру остальных, но глава клана запретил ему ритуальное самоубийство, приказав спасти дайсё, доспехи и мальчика, последнего из Адзаи.
Правда, всей храбрости и силы самурая не хватило, чтобы сохранить жизнь десятилетнему ребёнку. Пока Киеши прятал оружие князя в лесу, малолетний Адзаи Нагамаса был схвачен и распят воинами Нобунага.
Несмываемое пятно позора легло на верного вассала даймё. И только долг и обещание сохранить ради былой славы рода пару мечей и О-ёрой клана Адзаи, не позволили ему закончить путь воина.
Минору осторожно прикоснулся к кабуто. Полусфера из двенадцати сегментов, шести декоративных заклёпок и пластины ваки-датэ (настоящие рога) придавали шлему грозный вид. Несколько серебряных накладок говорили о скромном достоинстве и тонком вкусе бывшего владельца кабуто. Маска вызывала ужас. От пустого взгляда глазных щелей вдоль спины мальчика к его пяткам посыпались мурашками холода. Элементы защиты шеи сикоро - сегментный назатыльник из изогнутых тонких стальных пластин всё ещё хранил следы цветного лака. Шёлковые соединительные шнурки выцвели от времени и кое-где заменены на кожаные ремешки.
Мальчик взял небольшую кисточку из пушистых мягких перьев цапли и осторожно стал сметать пыль с наплечников, кирасы, латной юбки, набедренников, наплечников. Фамильный доспех когда-то стоил немалых денег своему хозяину. Но и без того было ясно, что эти латы оставались для многих поколений рода Адзаи знаком власти и высокого положения в табели самурайских рангов.
«Этот О-ёрой участвовал во всех знаменитых сражениях периода Сэнгоку*3», - вспомнил Минору рассказы отца.
Тонкие стальные кольца и пластинки при каждом прикосновении перьев тихо и мелодично звенели, вторя звукам капель дождя, стекавшим с крыши дома в медные чаши, подвешенные одна над другой. Музыка оружия и воды завораживала и уносила Минору в прошлое.
«Каким красивым было прошлое и как изменился мир», - думал мальчик, работая щёткой. Он покосился на стойку для дайсё.
«Почему она всё-таки пуста?» - Минору часто спрашивал об этом у отца, а до этого, ушедшего на поля отдохновений и вечного покоя деда. Но никто из родственников не считал себя вправе отвечать на этот вопрос и только старший брат перед тем, как отправиться на войну с американцами, ослабленный мыслью о предстоящей разлуке со своей девушкой и хмелем от выпитого сакэ, намекнул ему о невероятной ценности двух мечей работы мастера Нобутомо.
Минору перечитал все старые свитки, хранящиеся в доме, которые касались периода Муромачи эры Онин (начало ХIII – середина ХIVвека), когда этот мастер творил чудеса со сталью. Нобутомо был одним из немногих кузнецов, которые перед началом работы над очередным клинком, предназначенным для настоящего воина, изнуряли себя молитвами и постами в течение шести недель. «Чистый» клинок мог изготовить только человек, очищенный и внешне, и внутренне. Знаменитый мастер не спешил. Он знал главное. Чтобы лезвие приобрело разящую силу по всей длине, остроту, прочность и доставляло своему владельцу удовольствие от обладания молнией богов, нельзя торопиться. Перед тем, как меч принимал окончательную форму, этот кузнец нагревал, растягивал, остужал, складывал и проковывал полосы мягких и твёрдых сортов стали до тридцати тысяч раз.
«Это сколько же месяцев или лет потратил Нобутомо на пару мечей для князя Адзаи? Кто это теперь узнает?»
До сих пор Минору слышал возле своего уха горячий шёпот хмельного брата:
«Мальчик мой! Ты бы видел узор закалки и линию хамона*4. Рассказывают, что после изготовления меча, двое мастеров ещё полгода шлифовали клинок катаны, пока кузнец не сказал «Довольно!» Говорят в зеркале лезвия можно было увидеть улыбку Будды. Таких мечей во всей Японии едва ли наберётся с десяток. Я отдал бы жизнь, чтобы жить в то время и быть учеником этого мастера».
В тот вечер Минору впервые увидел, как брат достал из складок кимоно маленький бамбуковый цилиндр, открыл его и вынул затёртый на сгибах лист пожелтевшей бумаги.
- Вот послушай, - бормотал брат и, не глядя в записи, по памяти выдохнул мальчику в лицо: - «Нагревать сталь до тех пор, пока она не примет цвет Луны, путешествующей по небу в июльский вечер. После окончательного нагрева опустить меч в воду, которая имеет температуру воды в феврале месяце».
- Тс-с! – брат приложил палец к собственным губам и спрятал бумажку за пазуху.
С того самого дня Минору тайком от домашних исследовал все закоулки и тайники старого дома. Его мечтой стало увидеть хотя бы одним глазом легендарные дайсё клана Адзаи. Мальчик худел на глазах. Навязчивая идея сжигала его изнутри и он отводил душу, всё чаще проводя время рядом с доспехами. Прикосновение к стальным пластинкам О-ёрой приносило ему некоторое облегчение. Он знал многое о каждой детали, предназначенной для защиты закалённой тренировками, но уязвимой плоти самурая. Предназначенные в первую очередь для конного боя содэ - наплечники, должны легко съезжать назад при стрельбе из лука на полном скаку и не мешать искусному лучнику. При опускании лука вниз, латы возвращались на место, снова надёжно прикрывая руки. Минору с благоговением трогал хоро - специальную накидку, которая крепилась к шлему и к пояснице. Она служила защитой от стрел, пущенных в спину. Накидка развивалась на скаку подобно парусу и стрелы, попав в неё, долетали до основной брони доспеха ослабленными.
«Нет, наши предки знали толк в оружии», - думал мальчик и с неприязнью поминал недобрым словом современные винтовки, самолёты, пушки.
- Костыли - духовным калекам, пистолеты - железо трусов, - зло прошептал он, заканчивая уборку в комнате.
Минору, спрятав тряпочки и кисть, вышел во двор, провожаемый беспокойным взглядом отца. Мальчик сел на ступеньку, ведущую от земли к порогу дома и поднял голову к небу. День, торопя молниями уходящий на Восток дождь, подсказывал, что вечер уже близок. Молодая, цвета раскалённой стали, Луна осторожно вышла из-за края облака и смотрела на подростка с любопытством. Воздух, насыщенный влагой, казался прохладнее обычного. Первые сухие пожелтевшие листья, сбитые каплями ливня и скрученные спиралями, усыпали землю и стали похожи на улиток и червей. С крыши ещё капала вода, переполняя пирамиды медных чаш по углам дома и оставляя миру редкий мелодичный звон. Короткая недавно скошенная трава блестела яркими изумрудно-белыми капельками росы, над которыми всё ещё летали неугомонные осы.
Минору оторвался от созерцания нежнорозовых облаков, подсвеченных на самом краю темнеющего небосклона заходящим солнцем и заставил себя думать о плане на предстоящую ночь. Сегодня он попытается проникнуть на покатую крышу чайного домика и обследовать внутреннюю часть трубы очага. Там он ещё не искал и надеялся на удачу.
За бумажной перегородкой комнаты погас последний светильник. Пол коридора, разделяющего дом на две половины, давно прекратил свои скрипы. Похоже отец и мать наконец-то улеглись и закончили свои бесконечные разговоры о том, как свести концы с концами и дожить до конца месяца, когда дальние родственники из деревенской глуши в окрестностях озера Касумигаура пришлют им с оказией маленький мешочек риса.
Минору вздохнул. Для всей Японии наступили нелёгкие времена. Не было семьи, где бы не погиб кто-то из родных. Его отцу ещё повезло. Он всего лишь потерял руку, отрезанную осколком снаряда при атаке маленьким торпедным катером императорского флота американского эсминца. От брата не было известий вот уже год. Говорят, не смотря на капитуляцию Японии и гибель ни в чём не повинных людей сожжённых заживо атомными бомбами в Хиросиме и Нагасаки, многие солдаты, верные самурайскому долгу, до сих пор вели бои на далёких островах в океане.
Мальчик почувствовал, как в горле запершило и на глаза навернулись непрошенные слёзы. Он перевернулся на жёсткой циновке и лёг ничком, уткнувшись в ладони. Усилием воли Минору подавил минутную слабость, приподнялся и сел на пятки. Спазмы от слёз прошли, дышать стало легче и он, следуя намеченному плану, прислушался. В доме было тихо. Осторожно ступая босыми ногами по прохладному деревянному полу и при каждом скрипе досок замирая на несколько мгновений, мальчик добрался до входной двери и тихо отодвинул перегородку в сторону. Он выскользнул во двор и ступая по траве добрался до чайного домика. При свете луны Минору легко влез на крышу постройки и, пробуя пальцами ног каждую пластинку черепицы, медленно дошёл до трубы. Ему осталось только протянуть руки и проверить квадратное отверстие, но внезапно послышался треск и тонкие перекладины кровли не выдержали веса тела. С громким звоном лопающихся керамических пластинок мальчик провалился внутрь, ободрав бока, грудь и спину. Где-то залаяли собаки. Со стороны дома послышались торопливые шаги, и свет факела ворвался через открытую сильным толчком ноги дверь. Перед Минору стоял отец. Он печально смотрел на мальчика. Несколько мгновений полного молчания прервал сам Минору:
- Я только хотел…, - подросток замялся, не представляя, как ему оправдаться в своём проступке. Но отец воткнул факел в щель стены и сел на пол рядом с сыном.
- Знаю. Я давно заметил, что тебя что-то тревожит, а потом догадался. Ты ищешь дайсё Адзаи. Или я ошибаюсь?
Минору опустил глаза и молча кивнул. Но долгая пауза заставила его с тревогой поднять глаза. Взгляд отца был полон горечи.
- Что, что? – мальчик вскочил на ноги и стал тормошить Киеда Исами за пустой рукав серого домашнего кимоно.
- Этой пары мечей давно у нас нет, - тихо сказал отец.
- А, где они? – не отствал Минору.
- Это было давно… – тяжело, делая перерывы, чтобы собраться с духом, заговорил отец. – Это было время, когда даймё перестали нуждаться в услугах воинов, когда знатные самураи стали торговцами, лавочниками, фермерами, мануфактурщиками. Когда многочисленные ронины*5 заполнили все ночные дороги, окраины предместий и превратились в разбойников. Самые опытные самураи нанимались в услужение к ниндзя. Это было время, когда люди чести занялись ремеслом и осели в пригородах, а многие из профессиональных фехтовальщиков, попав в долговую зависимость от ростовщиков, закладывали или продавали свои мечи. Охрану влиятельных людей и самого императора поручили людям, умеющим держать в руках не катаны, а револьверы…
- Вы продали дайсё Адзаи? – озарение от внезапной догадки заставило Минору вздрогнуть. – Зачем вы это сделали?
Ярость от утраты мечты и крушения иллюзий подкатила к горлу и чуть не задушила мальчика. Его голос сорвался на крик.
- Как вы могли изменить родине? Наши бежали с поля боя. Мы предали своё будущее. Мало того, что собственный клинок рода был утрачен в битве с Ода Нобунага, но и два меча клана Адзаи, не видя света дня целую вечность, проданы вами за жалкие гроши. Вы недостойны заката и восхода Солнца*6. – Минору задохнулся от нахлынувших рыданий и сел на пол, уткнувшись в колени.
Отец долго молчал, потом подошёл к мальчику, положил единственную руку на плечо сына и сурово сказал:
- Не тебе учить меня кодексу самурая. Если ты плохо помнишь весь трактат, то я напомню тебе всего несколько правил: «Каждый самурай должен вырастить сына», «Каждый самурай достоин прихода утра. Если утро не приходит, значит, самурай еще спит», «Каждый самурай сам себе самурай, если рядом нет других самураев»,
«Каждый самурай должен воспитать ученика. Если ученик превзойдет своего самурая – люди будут помнить об ученике, а о самурае забудут»...
- И что это значит? – Минору поднял затуманенные влагой глаза.
- А это значит - твой дед не мог допустить, чтобы его семья и единственный сын умерли с голоду. Что утро для Японии ещё не наступило и что от тебя, Минору, зависит, наступит ли оно. Это значит, что если вокруг тебя нет людей долга, то ты сам должен следовать пути воина, не смотря на трудности и препятствия на выбранной тропе. И последнее. Я вижу, что мой сын верен традициям самураев. А это значит, мои надежды оправдались. Мальчик вырос мужчиной, достойным чести узнать древние, как мир секреты стали. Ты готов к самостоятельной жизни?
- Мой отец гонит меня прочь? – глаза Минору расширились от удивления.
- Нет. Но завтра же ты покинешь дом и отправишься в городок Секи. Это в префектуре Гифу – самом центре Японии. Там ты найдёшь одну из мастерских, где возрождается искусство изготовления самурайских мечей. Советую тебе уговорить мастера Фудзивара Канэфуса. Сегодня лучшего учителя, чем он, не сыщещь. Кому, как не ему, потомку двадцати четырёх поколений кузнецов клана Фудзивара не знать всё о стали. Если ты убедишь мастера взять тебя в ученики, значит я не зря воспитал своего сына самураем.
Много дождей пролилось с тех пор, как Минору оставил за спиной маленький дом на окраине Киото. Почти все шёлковые шнуры, скреплявшие пластинки О-ёроя истлели и были заменены на кожаные ленты. Обязанностью сметать пыль с доспехов часто пренебрегали, и кабуто немного потускнел, потому что матушка Минору летом, когда пыли становилось особенно много, протирала цветной лак мокрой тряпкой. Но всё также во время ливней звуку капель дождя, падавших в медные чаши, вторило эхо колебаний подвижных сочленений доспеха. Сквозняки будили голоса прошлого.
В пятнадцатый день восьмого месяца по лунному календарю двадцатого года эпохи Сёва*7 Киеда Исами исполнилось семьдесят лет. Он сидел на той самой дощечке крыльца, на котором когда-то созерцал вечернее небо Минору и подставлял морщинистое худое лицо ещё тёплым лучам осеннего Солнца. Глаза его были закрыты, но слух уловил чьи-то шаги по каменной дорожке сада. От калитки прямо к дому направлялся мужчина в традиционной одежде японца. Бежевое кимоно, вытканное гербами Фудзивара ладно обтягивало мусулистую фигуру. За спиной человека на перевязи болтался длинный свёрток из грубой ткани. Близоруко прищурившись, хозяин дома с трудом узнал в высоком сорокалетнем силаче Минору. Торопливо поднявшись на ноги, Исами принял поклон сына, ответил ему таким же полным уважения поклоном и, подойдя ближе, обнял мощную спину худыми руками.
- Я думал, что уже не увижу тебя больше, - сказал старик и вытерев непрошенную слезу, добавил, - Что-то ветер сегодня разгулялся.
- Пойдём, пойдём в дом, - поддержал отца под локоть Минору. – Как мама?
- А что может случиться с женой японца. Скрипит, как старая жердь в заборе, который раскачивает ветер. Всё ругает меня и до сих пор осыпает упрёками. Мол выжил из ума, родного сына выгнал из дому. Сейчас вот пошла на рыбный рынок, скоро вернётся и обнимет своего Минору. До сих пор жалеет старшего сына.
Шигеру ведь так и не вернулся с войны. Но она верит, что он ещё жив и однажды переступит порог дома. А твоё возвращение добавит ей надежды. Ладно, ладно, пойдём лучше в чайный домик, я напою тебя чаем. Там и подождём старую ворчунью.
Отец и сын сидели друг против друга. Длинный свёрток лежал справа от Минору. Исами осторожно косил глазами в то место, но из вежливости не торопился спрашивать, что спрятано в чехле. Они пили яблочный чай и говорили о пустяках. О крыше, продавленной когда-то Минору, об аромате роз, приносимом ветром из сада через раздвинутые стены домика, о тёплой погоде, о ценах на рыбу и рис. Наконец Исами не выдержал и спросил, показав пальцем на свёрток:
- Ну давай, открывай, покажи, что у тебя там.
Минору, не торопясь развернул холст и достал из складок ткани катану. Глубокий чёрный лак ножен своим блеском ударил по глазам. Рукоять из слоновой кости оплетал чрезвычайно пёстрый и красивый белозелёный шёлковый шнур. Бронзовая цуба в виде герба Фудзивара - цветка глицинии отличалась тонким изяществом и простотой линий. Исами шумно с восхищением втянул ноздрями воздух, как-будто почувствовал запах мёда. Минору с поклоном протянул меч отцу. Тот взял его и осторожно потянул клинок из ножен. Катана имела форму синогидзукури. На зеркальной поверхности лезвия едва заметно проступал узор закалки в виде лепестков сакуры. У самой цубы виднелась резьба хиромоно. В тонких линиях гравировки хорошо просматривался трон в виде лотоса, опирающийся на родовой иероглиф Адзаи. Исами благоговейно перевернул меч. На другой стороне клинка буддийский святой Фудо-Мёо, объятый пламенем, но с поднятым мечом стоял в боевой стойке дзедан нокамаэ. Внизу у самого края лезвия, почти в месте соединения с рукоятью была сделана надпись: «Изготовлен мастером Адзаи Нагамаса в день второго месяца двадцатого года эпохи Сёва».
- При чём тут имя Адзаи Нагамаса? Этот меч новый, выкован недавно и, как я пнимаю, сделан тобой. Вот и дата. Почему здесь стоит клеймо распятого в стародавние времена сына князя Адзаи?– ещё раз повторил Киеда Исами. Удивлённые глаза старика оторвались от созерцания стали и остановились на Минору.
- Князя, преданного потомками своего последнего вассала, - поправил отца Минору и добавил, - Это имя теперь моё…
Взгляд Киеда Исами растерянно забегал из стороны в сторону и наконец остановился на сверкающем зеркале клинка. В извилистой линии хамона старику почудилась печальная улыбка Будды.
*1 Кодзан-до - общее название различных доспехов, использовавшихся в Японии в разные периоды и отличавшихся разной конструкцией.
*2 Ода Нобунага. 23 июня 1534 - 21 июня 1582) - военно-политический лидер Японии периода Сэнгоку, один из наиболее выдающихся самураев в японской истории, посвятивших свою жизнь объединению страны.
*3 Период Сэнгоку. Сэнгоку Дзидай - «Эпоха воюющих провинций» (название содержит отсылку к периоду Воюющих царств в Китае) - период в японской истории со второй половины XV до начала XVII века.
*4 Хамон – линия закалки меча, открывающая многослойность ковки при заточке клинка.
*5 Ронин - родячий самурай, потерявший своего даймё-князя или изгнанный из клана и лишённый платы за службу.
*6 Здесь и ниже упоминается трактовка героями рассказа выдержек из Кодекса самурая-Бусидо, свода правил и норм истинного идеального воина.
*7 День осеннего равноденствия 1978 года.