В день отъезда я проснулась в пятом часу и больше не могла уснуть. Мне так захотелось посмотреть Петербург на рассвете, что я не выдержала и, несмотря на страх, быстро оделась и вышла из гостиницы, когда дежурная еще спала прямо за столом. Я с опаской прошла двор - колодец времен Достоевского, проскользнула мимо машин, стоящих во дворе и вышла на улицу
Мне хотелось посмотреть Казанский Собор на рассвете. Я не шла, а летела к нему. И вот он, огромный, величественный, украшенный подсветкой! Как он был прекрасен! Я обошла его вокруг. С одной стороны увидела только влюбленную парочку, они стояли, крепко обнявшись. С другой стороны я увидела несколько бритоголовых молодых людей, похожих на скинхедов. Я быстро, незаметно удалилась от греха подальше.
Вышла на Невский проспект и пошла по нему: а он весь светился разными огнями. И его, эти чудо – дома смотрели на меня своими выразительными каменными ликами. Это было необыкновенное зрелище! А главное – мне никто не мешал любоваться. Казалось, я не спала одна во всем городе. Изредка мелькали огоньки машин, прохожих не было. Только возле одной торговой точки подметал дворник улицу.
Я шла по Невскому проспекту, прощаясь с великим городом. Вечером этого дня я должна была ехать домой. А днем предстояла мне встреча с одной женщиной, но о ней я напишу позднее. Сейчас я, забыв обо всем, была наедине с городом, который полюбила с первого взгляда, и эти каменные дома-дворцы, казалось, понимали меня в этот ранний час. Я представила, какие бывают здесь белые ночи, и пожалела, что сейчас не лето.
Вдоволь нагулявшись, я вернулась в гостиницу, где полусонная дежурная, пропустив меня, опять уронила голову на стол, продолжая спать. Я тихо прошла в свою комнату и прилегла на кровать, хотя спать не хотелось - всё увиденное так взволновало меня. А после завтрака набрала нужный номер и позвонила – мне ответил хрипловатый женский голос. «Она!» – подумала я и стала собираться на встречу с Инной. Целый день мы провели вместе.
А вечером того же дня Инна провожала меня на Ладожском вокзале. Мы простились, я села в поезд, и он унес меня в даль – далекую. Я ехала в фирменном поезде, со мной в купе была семейная пара из Братска – как оказалось, оба - строители.
Ночью я на удивление спокойно спала, а утром уже поплыли чудные березовые леса. Пришла золотая осень и в эти места, и какими только красками не радовала глаз! Тут и охра, и золото, и багрянец, и пурпур.
Проезжаем станцию Мантурово Северной железной дороги. Это уже Костромская область. Неподалеку отсюда протекают реки Нея и Унжа. За старой водокачкой станции дом с пустыми проемами вместо окон, серые шиферные крыши других домов и большая помойка прямо у железной дороги.
Едем всё какими-то глухими местами, но вот показался большой длинный сарай с почти разобранной крышей и рядом огромные штабеля отборного леса на вывоз. Какая-то небольшая станция. Дома, как и везде по России, старые, деревянные, небольшие.
А осинки дрожат от утреннего холода и ветра, роняя круглые золотые листочки. И среди этого великолепия строгие силуэты елей. Сколько едем, а жилья человеческого нет на десятки километров и ни души. Кругом безлюдье, а лес прекрасен, и как тут не вспомнить стихи Пушкина:
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса -
Люблю я пышное природы увяданье!
В багрец и в золото одетые леса…
Слава богу, пожары тут леса не тронули, и они блистают в пышном своем осеннем уборе.
Проезжаем, не останавливаясь маленькую станцию Шекшема, тоже Северной железной дороги, а перед ней деревушка с домами, забитыми досками. На выезде еще дом с пустыми глазницами вместо окон и река, а за окном мелкий осенний дождь.
С грустью думаю, а когда-то мы рвались к звездам, в космос, а сейчас везде пустота, заброшенные дома, полей нет, и везде следы разрушения, провалившиеся крыши, как будто следы войны и помойки вдоль дороги, как следствие бескультурья.
* * * * *
Что везут по железной дороге? Раньше везли машины, трактора и другую сельскохозяйственную технику, сейчас - нефтепродукты и лес в огромных количествах, и кругом частная собственность. В 1990-м году Ельцин обещал нам, что мы будем жить, как в Америке, а что получилось?!
А жизнь в поезде идет своим чередом: в Шарье мои попутчики - трое молодых мужчин из соседнего купе купили вино, и стали предлагать своим попутчицам: « Какое будем пить, милые дамы? Белое или красное?» Две очень полные крашеные блондинки жеманились и улыбались. Мужчины настаивали на белом. Тогда вертлявый, нагловатый парень в черной куртке принес целую сумку бутылок и театрально сказал, обращаясь к дамам: « Мороженого нет, шоколада нет, фруктов тоже нет, поэтому пришлось брать только пиво» - и выставил на столик целую батарею бутылок пива. И дамы стали угощаться пивом, весело смеясь.
Я сидела и смотрела в окно. Станция Шарья находится между Вологдой и Вяткой. В военные годы здесь проходили поезда из блокадного Ленинграда, вывозя истощенных донельзя людей, в том числе и детей-дистрофиков. А название Шарья – древнее, из языка мери – народа селившегося здесь с незапамятных времен - и в переводе означает - река. Возле Шарьи и проехали красивую реку Ветлугу.
За Шарьёй опять поплыли, понеслись величавые леса, сияя своей осенней красой, полей, как таковых, я опять так и не увидела…
А леса здесь, действительно, хороши: все деревья высокие, стройные! Вот опять какой-то полустанок: серые, старые дома, уходящая вдаль дорога, и тяжело идущая по ней старая женщина с палкой, а рядом большой погост, и снова леса, леса…
И опять руины какой - то деревни. Сколько их и по ту и по эту сторону дороги! А после Котельнича появились следы пожара. За Котельничем протекает большая река с обширными, песчаными косами - Вятка. Котельнич находится на западе Кировской области, в 124 километрах от Кирова.
Основано это древнее поселение еще в 1181 году выходцами из Новгорода на месте древнего города Кокшаров, а в летописи упоминается в 1459 году. Вот какой это древний город! Располагается он вольно на правом берегу реки Вятки и живет в нем 30 тысяч человек. Интересна история его герба. Он утвержден в 1781 году. В верхней его части герб Вятской губернии. В нижней, в зеленом поле котёл золотой, означает имя сего славного города. В старину город славился своими знаменитыми ярмарками, на которые съезжалось до12 тысяч крестьян со своим мужицким товаром.
От Котельнича опять поплыли стройные, величественные ели. Подъезжаем к Кирову. Вокзал старый, крашеный желтой краской. Город не очень большой, хотя и областной.
Говорят, ему хотят вернуть старое название – Вятка. Когда- то здесь учился в реальном училище мальчик из Уржюма - будущий революционер, сирота, снимая угол. Он на кухонном столе, когда даже кухарка укладывалась прикорнуть, выполнял сложные чертежи с завидным упорством. Это упорство пригодится ему потом в революционной борьбе, в строительстве новой жизни в Советской России. И он много сделает для неё, пока, не прозвучит роковой выстрел… Теперь честное имя пламенного революционера и большевика тоже замарано грязью демократами наизнанку.
После Кирова опять волнуется лес, грозно хмурится небо, обещая пролиться тучей. Ветер раскачивает верхушки деревьев, и позолота с них слетает.
А пассажиры обедают, кто чем. Напротив меня уже упомянутая семейная пара строителей. Он - худощавый, высокий, в очках. Она – женщина весомых достоинств – не менее сотни килограммов. Они едят с аппетитом, хлебая из большой пластмассовой посудины, литра на два, лапшу - роллтон. Съели всю дочиста с хлебушком, бывшие строители коммунизма.
Я чувствую себя неважно – простыла в Питере, видимо, после ранней утренней прогулки. А мои мысли об Инне. Где она сегодня провела ночь? Что ела? Она на грани жизни и смерти. Надо ей помочь!!!
За Кировом, километрах в 60-ти, недавно полыхал пожар, от него остались следы: черные обугленные стволы деревьев, выжженная трава.
Гляжу на низкое, серое небо, полей нет?! В вагоне светло от золота листьев с обеих сторон. Еще одна некрасовская деревня, избы с худыми крышами. А хорошо, наверно, тут за грибами ходить – их тут видимо очень много.
Все-таки нет прекраснее нашей родной природы, только вот беречь мы её не умеем. Сколько лесов погибло этим летом! И не только из-за погодных условий – человеческий фактор роковую роль сыграл. Ах, как любят наши богатенькие люди шашлычки на природе в красивейших заповедных лесах, а окурки разбрасывают, где попало.
Пустеют села. Молодежь уезжает искать счастья из этих серых деревень в большие города. В селе остаются одни старики. Вот прочитала недавно интервью с большим писателем Валентином Распутиным, так он советует вообще деревни ликвидировать по американскому подобию.
Но ведь вот в чем закавыка - не американцы мы, и всё наносное нам чуждо. В военные годы деревня спасала фронт, давала хлебушко. А сейчас выращенную пшеницу в Сибири убирать некому. Обезлюдели села за время перестройки, и процесс этот продолжается. На земле работать некому.
* * * *
На рассвете проезжали Свердловск. А потом на станции Камышлов, на одном из железнодорожных зданий увидела надпись, выложенную из кирпича «Кипяток» - это из того военного времени, когда тысячи солдат и эвакуированных людей бежали сюда за кипятком, чтобы заварить черные сухари если они имелись, или попить кипяточка для поддержания сил…А может, еще раньше после гражданской, когда тоже были большие трудности с продовольствием. Камышлов - один из старейших городов Урала. Он основан в 1668 году, а в 1781 – это уже уездный город.
Я тоже попила здесь чайку, отдав дань давней традиции, да и чувствовала я себя неважно, простыв еще в Петербурге во время морской прогулки под пронизывающим ветром.
А на другой день проснулась почти здоровой, открыла окно вагона и ахнула: красавицы – березки стоят хороводами все в золоте расписном. Красота неописуемая! И где взять краски, чтобы описать всю эту красоту - горят, как пожар, взметнулись ввысь, словно свечки. А березы купались в последних лучах осеннего солнца и были чудо, как хороши.
Ночью шел мелкий дождь. Ближе к Омску погода опять разъяснилась. На чистом бледно-голубом небе к полудню показалось солнце, и сразу стало веселей. И хотя до дома было еще далеко, я ехала уже по родной Сибири, и сердцем радовалась скорой встрече с близкими.
Соседи без конца ели и играли в карты, пили пиво. Вчерашний «жених», который вчера так жарко обнимал полную блондинку, был хмур, трезв и серьезен – он выходил в Омске, где на вокзале его должна была встретить жена, она звонила ему почти беспрерывно.
До Новосибирска я доехала благополучно, и хотя поезд пришел на рассвете, меня встречала дочь, и это было счастье - увидеть её, милое и такое родное лицо.
Днем я не стала отсыпаться с дороги - мы поехали с внучкой на метро в кукольный театр – один из старейших театров города. Там шла сказка « Крокодил Гена и его друзья». Девочка не отрывала глаз от сцены, все принимая всерьез. А в антракте мы рассматривали чудесных кукол из разных спектаклей – целый музей кукол.
И это тоже было счастье, видеть восторг в синих глазках четырехлетнего ребенка.
После спектакля мы гуляли в парке Сибиряков- Гвардейцев, где, падая, шелестели под ногами листья, и царило затянувшееся бабье лето
. На следующий день я бродила по родному для меня городу, где совсем юной девушкой гуляла с подругами по Красному проспекту и где впервые по- настоящему влюбилась…
Этот город иногда называют сибирским Чикаго. Он так стремительно вырос, из небольшого села в конце 19-го века. В 1909 году город горел, но удивительно быстро отстроился и стал еще краше. Его бурный рост совпал с началом 20 века. Новониколаевск рос стремительно - « по-американски». Всё тут сошлось: и местоположение, и богатый ресурсами край – сюда ехали с окрестных деревень и издалека крестьяне, оседали.
Здесь развивалась промышленность, торговля, но особого расцвета достиг Новосибирск в годы Советской власти, в середине 30-х годов превратившись в большой индустриальный город. А помогла железная дорога и возведение железнодорожного моста через Обь.
Город прекрасен, но почему так много стало в нем нищих? Причем людей преклонного возраста - стариков и старушек в чистеньких старых пальто и шляпах, они и на улицах и в метро, в парках и у ресторана, стоят с протянутой рукой, я прохожу мимо них, положив подаяние, и мне становится стыдно за государство, которое так низко оценило их труд…
* * * * *
А на другой день мы с дочкой и внучкой поехали в Колывань - мне почему-то так захотелось на свою малую родину! Втроем мы бродили по её широким улицам, дошли до мемориала Славы. Сколько же моих земляков отдали свои жизни за Родину! 10 фамилий Зайцевых, 12 Кузнецовых, 9 Лаптевых, 10 Мезенцевых, 23 Михеевых, 11 Потеряевых, 10 Семеновых, среди которых есть и мои родственники… И много, много других фамилий.
Три Героя Советского Союза дала моя родная земля и три полных кавалера ордена Славы. В парке стоит небольшой памятник – бюст Пичугина Дмитрия Николаевича - героя Советского Союза, это звание он получил за геройское форсирование Днепра.
Вот так воевали мои земляки за свою советскую Родину!
А теперь в Колывани, как и всюду, частная собственность. И новые хозяева жизни строят здесь огромные коттеджи. В основном, это бизнесмены из Новосибирска. Тут чистый воздух, прекрасная природа, грибы, ягоды, отменная рыбалка, рядом Кудряшовский бор, река Чаус, Обь в 9-ти километрах.
Даже в самом бору продаются участки под строительство… Прямо сибирская Рублёвка. А рядом старые, столетней давности дома и домишки. Вот и наш низенький родительский дом, за ним сверкает синяя лента реки, над которой летят белоснежные облака. Мы присели на берегу перекусить, отдохнуть. Ксюша набегалась здесь на приволье, у реки, щечки её раскраснелись. Она радовалась простору и зеленой траве.
Потом подошли к старому колодцу – тоже из моего детства. Чья – то добрая рука обновила его – сделала новую крышку. Мы приподняли её, на нас дохнуло холодом. А мне вспомнилось детство, отец, маленькие сестренки, наш чудо - огород, мама, соседи, которых уже никого нет в живых.
- Поехали, дочка, - сказала я, и мы повернули обратно.
Ехали бором, и я вспоминала, как с мамой десятилетней девочкой собирала здесь грибы и ягоды…
А сейчас здесь была золотая пора листопада, и земля была вся покрыта ковром из желтых листьев. Местами на полянках стояли стога сена, совсем, как у Левитана.
И было грустно по уходящему лету, и радость, что поездка удалась.
Из Новосибирска я выехала на другой день и попала в пробку, чуть было не опоздав на свой автобус.
* * * * *
Я еду домой, а погода портится, небо хмурится, накрапывает мелкий осенний дождик. По пути заезжаем в придорожное кафе « Дилижанс», перекусываем, и снова вьется серая лента дороги.
Едем по степному Алтаю, где такое раздолье кругом и где редки леса, но зато много полей и через несколько часов подъезжаем к Сросткам, где вдруг солнце вырывается из-за туч и освещает Катунь, камни на берегу и стволы берез. Вдруг подул сильный ветер, и с деревьев посыпался золотой дождь, устилая, словно дорогим ковром влажную землю, и оттого в лесу стало еще уютнее.
Везде хорошо, подумалось мне, а дома лучше. Сколько проехала я дорог, изъездила пол России, повидала столько интересного! А от этого дом стал еще роднее. Вот показался и Бобырган. За ним, словно в тумане, еще целая цепь гор, значит, скоро я буду дома.
Вот сейчас позвоню и скажу самому близкому и родному человеку: « Ну, здравствуй, это я. Встреть меня, пожалуйста, на вокзале».