На боях бывал часто.
Нет, собак не приводил, так приходил: посмотреть, покурить да выпить. Поговорить, опять же. Много в гаражах толклось, да и к дому близко... не с женой же по воскресеньям сидеть?!
Детей не пускали, всё больше мужики. Бывало, приводили жён. Бабы, они покруче мужиков бывают, а, главное, чутьё у них: слыхал, посмотрит псу в глаза и сразу знает, порвут собаку, или нет...
А то привёл приятель сына. Хотели не впускать, да упросил: тринадцать парню, приобщить хотел: «Пусть видит, как бывает: или ты, или тебя...» Ну мужики — что? Пусть видит... Мальчишке хоть и тринадцать, а щуплый какой-то. Приятель жаловался всё: хлюпиком растёт — кулаками не машет, очкастый, читает без конца... прямо беда!
Местечко было тусклое, не бои — баловство: то волкодавов стравят, то просто шавку разорвут. С волкодавов толку мало, не бойцы, а вот шавку бультерьером — потеха, да быстро только: раз мотнёт бультер башкой, и всё, конец дворняге.
А тут слушок: чемпионов выставляют. Пришлые, со стороны. С других городов. Место прибитое, знали про нас, а потому, бывало, привозили настоящих питбулей, с родословной и победами. Редко привозили, да помнилось надолго — на такой-то бой приятель сына и привёл.
Помню, хозяева, питмены, так те бойцам своим под стать были: оба плечистые, затылки — что шея, не разберёшь, один из них и вовсе поломанный носом и ушами — боксёр, видал я таких. Им бой, что питбулям: друг на друга волком, а питбули, так разве что заживо друг друга сожрать не хотят: как увиделись, так уж глаз не сводили, а кровь им глаз тот так и застит...
Сшиблись псы, на лапы, вверх, да и вцепились намертво: один в горло, второй — в голову. Я подальше был, сидели мы, с пивком, вставали только иногда, чтоб глянуть — не к спеху... Бойцы выносливые, сразу было видать: часа на два, а то и три мороки — не стоймя же стоять?
Собаки кидались в исступлённой ярости, они кромсали друг дружку в кровь. Толпа орала, хозяева ж бойцов беспрестанно шептали. Слышно, конечно не было, да только ясно и так: убей... убей... убей... Приятель мой потягивал пиво, мальчишка же его стоял рядом с пятачком, смотрел, как заколдованный, не отрываясь... Что он там хотел разглядеть?
Выпили по банке, по второй, а к третьей охнула толпа — я вскочил: чёрный питбуль припал, рыжий, почуяв, навалился сзади, вцепился пониже окровавленной холки. «Кость треснула...» - пояснили. «Боксёр», хозяин чёрного, что-то скомандовал, и сникший, было, подломанный питбуль рванулся так, словно бы и не час бился, и не подгибалась треснутая лапа...
Открыли по третьей, я глянул: паренёк стоял там же, смотрел всё также, разве что бледный стал, как мел. Я толкнул приятеля:
- Как бы худо твоему не стало.
Приятель всмотрелся:
- Ничего... мужик он или нет?.. Пусть.
После четвёртой подхватились снова: рыжий отгрыз чёрному надтреснутую лапу, завалил и стиснул челюсти у горла.
Теперь не садились. Толпа смолкла, все посматривали на хозяина чёрного, «боксёра» — скулы побелели, ярость мутилась в его глазах, «боксёр» медлил. Мальчишка же не шевелился — два часа как вкопанный, разве что слёзы по щекам.
- Забери — тронул я товарища, - плохо парню...
- Хрена!.. - пьяно отдёрнулся тот. - Теперь уж до конца!
Чёрный, раззявив алой пеной вздыбленную пасть, похрипывал, помалу затихал, рыжий наддавливал всё глубже: оба сочились свалянными в шерсть лохмотьями ран. «Боксёр» не сводил воспалённых глаз, а многие отвернулись. Отошёл и я: пивку нелишним был чинарик. Обычно глянцевал я понемногу, а тут захотелось напрочь улететь: опрокинул полстакана сразу.
Не успел сглотнуть, как — шум.
Толпа загудела, мужики смотрели в изумлении, глянул и я. То и вправду было чудно: рыжий — матёрый питбуль, боец! — он... стоял поодаль. «Отпустил!.. отпустил!.. - кричали кругом, словно бы не верили глазам. - Отпустил ведь, не добил, видел?!. Видел?»
Хозяин рыжего смешался: мог бы подтравить, да только тянул... чего ждал?
Чёрный похрипывал, подёргивался, временами вроде привставал и валился снова.
Приятель мой как будто протрезвел, посмотрел на сына, наверное, собрался увести, но тут «ожил» «боксёр»: подошёл к своей умирающей собаке, достал пистолет, передёрнул...
- Нет! - вышел вперёд мальчишка, он загородил пса. Приятель мой ринулся следом:
- Сынок!
«Боксёр» усмехнулся и поднял пистолет пареньку в лицо:
- Нет?..
Мгновеньем позже кулак моего приятеля сшиб «боксёра» с ног. Пистолет полетел прочь, мужики навалились, скрутили, добавили для верности, с тем «боксёр» и затих.
Мальчишка ж опустился на колени, хотел, было, взять питбуля на руки.
- Дай! - приятель оттолкнул сына, взял собаку, поднял. - Сейчас... сейчас, сынок, в машину... тут ветеринарка недалеко, я знаю, пошли, пошли же, ну!
Выходили собаку.
Лечение стало в копеечку, да мужики скинулись, помог и я. Парень, правда, слёг, трясло его с месяц, да тоже вроде ничего, оклемался.
Питбуль теперь у приятеля, сын оставил — прижился пёс.
Говорят, про бой этот в гаражах ещё долго перетирали. Помнят ли теперь — не знаю: больше туда не хожу. Звали, а по мне так не на что смотреть.
Кровь, она и у собаки красная...