Алиса... и Последний день Помпеи
Огромную, светлую комнату, посреди которой стоял круглый стол, мы называли не гостиной, а просто – зал. Светлой она казалась ещё и оттого, что в ней было целых четыре окна и дверной проём, в просвете которого виднелось окно смежной с ней родительской спальни. Вдоль стен стояла немногочисленная мебель: чёрный кожаный диван – оттоманка, кресло, телевизор, позже появился сервант и трюмо. А пока, на их месте стоял старый самодельный комод, на котором стояло большое тройное зеркало. Оно могло складываться как книжка, потому что его боковины были уже середины в два раза и служили одновременно и опорой, и дополнительным видом. Мне нравилось, встав на цыпочки, разглядывать себя в этом зеркале. Я сравнивала своё отражение слева с тем, что показывало правое боковое зеркало. На профиле справа была небольшая родинка на щеке. Я её не любила, и почти раскрыв правую створку, смотрела на себя слева. Делая себе различные причёски, я пыталась представить какой буду, когда окончательно вырасту. Больше всего, конечно, хотелось стать актрисой, только брат говорил:
– У тебя таланта маловато!
– Это ещё почему?
– Артист – тот, кто и пляшет, и поёт… Ты вот, к примеру, петь-то не
умеешь.
– А в немых кинофильмах петь не надо. Может, когда я вырасту, кино опять немым станет!
– И не мечтай! Кино будет такое: и цвет, и запах, и даже предметы можно будет потрогать, вот!
– Конечно, у тебя в твоей фантастике всякое бывает! Только мне всё равно… Скажи ещё, что вода и воздух продаваться будут!
– Вот именно!
Я отвернулась от него, продолжая мечтать… « Вот бы в нашем городе снимался какой-нибудь фильм про приключения. Тогда можно было бы и на настоящих актёров посмотреть, а ещё лучше – попробовать к их режиссёру на приём попасть, чтобы он взял меня на малюсенькую какую-нибудь роль…»
Я мечтала и перебирала старые родительские пластинки, которые лежали в верхнем ящике комода. Пластинок насчитывалось совсем немного. Каждая лежала в отдельном бумажном конверте. Я взяла первый попавшийся, подошла к комбайну, на котором стоял новый телевизор и, сев на корточки, включила проигрыватель.
– Ох, Утушка, моя луговая! Молодушка моя молодая! – пела незнакомая мне певица.
Я слушала песню и не понимала: кто такая Утушка, почему спит она под ракитовым кустом и, подняв с пластинки лапку, отправила чёрный диск обратно в старый конверт. Поискала другую пластинку. Но тоже осталась недовольна.
– Вов, а где наша «Чунга-Чанга»? – крикнула я брату, который писал в тетради своим убористым почерком сочинение про Вечный двигатель.
– Не приставай, видишь, я пишу. Вот! С мысли сбила!
– А давай я тебе буду помогать!
– Ещё чего! Про свои «ходики» из конструктора, что ли?
– А разве плохо?
– Так они – не Вечный двигатель. Цепь-то ты подтягиваешь раз за разом. Значит - никакой это не Двигатель!
– Ну и, пожалуйста! Пиши про свои колёса с шестерёнками! Делов-то! – обиделась я и, найдя, наконец, свою пластинку, пошла в зал - слушать песню про чудесный остров, жить на котором легко и просто!
Комбайн, так его называл отец и мама, состоял из трёх, когда-то очень, нужных приборов: слева сверху небольшой телевизор и динамики под желтоватой, плотно переплетенной тканью внизу. А в правой его части как раз и находился проигрыватель и радиоприёмник. Отец говорил, что на новую тумбочку денег пока нет, поэтому решили комбайн не выбрасывать, а использовать его как подставку. Тем более, что радиоприёмник работал хорошо, а в старом телевизоре не хватало лишь несколько редких телевизионных ламп. Его уже давно никто не включал. Корпус у комбайна сделан был из настоящего красного дерева и покрыт лаком. Мама говорила, что это музейный экспонат, но иногда, протирая с него пыль, включала радиоприёмник и пыталась настроиться на далёкую волну. Временами из динамиков звучала китайская речь, а иногда удавалось послушать и «Голос Америки»!
В один из зимних вечеров, когда заметно поубавилось работы по дому и саду, мама сидела за столом и перебирала старые фотографии. Она раскладывала их разные стопочки. Я тихонько наблюдала за ней, расположившись на диване и читая, нет, скорее, просто рассматривая забавные картинки в книжке «Алиса в стране Чудес».
– «Всё чудесатей и чудесатей! …» Мама, а Алисе всё это просто приснилось или было на самом деле?
– Кто знает! Если люди не верят в сказку, то говорят, что это всё им только приснилось. А ты как считаешь? – она посмотрела на меня и добавила:
– Ты стала уже совсем большая! Как же быстро бежит время!
И, хотя на тот момент я училась только во втором классе, но была почти на год старше своих одноклассников. Я родилась зимой и поэтому в школу поступила почти в восемь лет, тем самым, продлив своё беззаботное детство ровно на год!
– А давай, я тебе помогу?
– Давай! Я раскладываю фотографии в хронологическом порядке. Проще говоря, по времени. В этой кучке мои девичьи, здесь, когда появился Вова, в этой стопочке – вас уже двое. А это - твоя первая фотография!
– А тут, что за малюсенькая кучка?
– Это – папины снимки. Он служил в Армии и привёз совсем немного карточек.
– Почему у него такой шлем и ранец?
– Слышал бы тебя отец! – засмеялась мама:
– Он был десантником. Совершил, между прочим, целых четырнадцать прыжков с парашютом.
– Ого, себе! Мне стало бы страшно прыгать с самолёта! – воскликнула я, а потом добавила:
– Он мне ничего такого не рассказывал.
– Подумал, наверное, что тебе это не интересно. А город, в котором он службу проходил, назывался очень красиво – Свободный.
– Здорово! Я потом у него всё выспрошу. А это что – твои девичьи?
– Да.
– Такие большие, прямо портреты! Мама, какие чудесные шляпки ты носила! Что-то я не припомню у тебя ни одной. Какая-то сеточка на лице…
– Это вуаль, милая. Мода такая была.
– Мама, а почему ты сейчас всё это не носишь?
– Мне здесь - всего-то лет восемнадцать. Огромный город – Ленинград. Столько всего впереди, но как всегда в жизни бывает – нелепая случайность… Я заболела малярией, - мама вздохнула и отложила большую чёрно-белую фотографию в сторонку, а потом продолжила:
– Врачи посоветовали срочно сменить климат на более сухой, проще говоря, вернуться на Родину. Вот тут я и встретила вашего папу.
– Что ж получается, если бы ты не уехала из Ленинграда, то меня бы не было?
– Не обязательно так. Ты просто родилась бы в другой семье или в другой стране… А знаешь, ты могла быть папуасиком и жить на острове Чунга-Чанга! – Мама засмеялась, потом обняла меня и сказала:
– Видишь, какие чудеса в жизни случаются. Так что, Алиса твоя – так, пустяки.
Я, подхватив своего лоснящегося и ленивого Ластика на руки, принялась изображать маленького папуаса, громко крича:
– Ватута – матута! Вупли – мупли, куинити - пиинити!
Кот вырывался, ему не хотелось стать жертвоприношением папуасов, мяукнув жалобно, он спрятался под столом, вероятно полагая, что это его надёжное укрытие. Хотя стол и был застлан красивой германской, золотисто-коричневатой скатертью с золотыми же кистями, но, из-под неё всё же виднелись ножки стола и длинный чёрный хвост. Решив, что с Ластика уже довольно испытаний, я спросила у мамы:
– А когда же мы дальше фотографии разбирать будем?
– Понравилось?
– Ну да!
– Как только эти прикрепим в альбом, сразу же и к следующим можно будет приступать.
– Давай, тогда поскорее клеить!
– Не получается скорее. Альбома-то нет, мне в Торговом центре понравился один, но сегодня ехать слишком поздно. Смотри, как за окном темно. Ночь почти. А вам с Володькой давно спать пора!
За разговорами мы не заметили, как в комнату вошёл отец и сел тихонько в кресло. Теперь, оторвавшись от чтения своей любимой газеты «Советская Россия», спросил:
– Может, тогда и вторую картину на стену выберете?
Он пристально посмотрел на репродукцию Серова «Девочка с персиками», висевшую над креслом, а потом проговорил:
– Ей одной, на этой большой стене, наверное, ужасно скучно!
– Да-да! Я знаю, что выбрать! «Последний день Помпеи». У Володьки в книжке я всё про неё вычитала. Заодно и кучу народу спасём! – предложила я.
– Вот глупая! Как ты их спасёшь, если они умерли? – недоумевал брат.
– Может, в твоём учебнике уже и умерли, а у нас в комнате света много. Вот пыль их и не засыплет. Картина-то напротив окна висеть будет! И всегда солнце будет, ну, или люстра!
– Мам, ты хоть ей скажи, что так не бывает, – взмолился Володька.
– Милая, если ты веришь в это, значит, так оно и будет! А ты, Володя, не лишай человека мечты, - ответила мама, принимая мою сторону в этом споре.
Я быстро уснула, а во сне ещё долго не могла понять, почему в Помпее все бегут от Карточной Королевы, а Кролик прыгает в остывший вулкан, принимая его за свою норку. Дальше всё совсем перепуталось…
Только утром, мы действительно поехали с мамой в Торговый Центр и купили большой альбом для фотографий в серой плюшевой обложке с маленьким, металлическим значком Воздушного шара посередине. В отделе канцелярских товаров нам завернули в плотную бумагу увесистую репродукцию картины Брюллова в толстой золочёной раме.
07.12.2010
(продолжение следует...)
http://www.proza.ru/2010/12/09/1027