В те времена все мы любили и уважали портвейн

    
Произошло это в начале семидесятых. Заявился ко мне на ночь глядя Голосовкер Иван. Когда-то он был приятелем мне. Поздоровались. 

— Ну, как тебе здесь?! – усмехнувшись промолвил он, имея ввиду то, что когда-то я ему доказывал о преимуществах жизни для нас в коммуналках.

— Да так. А ты что это? – уходя от ответа на его вопрос и совершенно не радуясь его появлению, спросил я. - Столько лет столько зим и вдруг. Как снег на голову. Да ещё на ночь глядя, – проговорил я, а он, не вдаваясь в подробности, тут же и говорит мне.

- А что, если я поживу у тебя?.. Какое-то время…

Я замялся.
— А что так?  - говорю.
— Да, есть проблемы...
— Да что случилось-то!? – уже несколько нервничая, воскликнул я.
— А ты чего так сразу-то? Ты что, против что ль!?

Нет, я был не против, конечно же, но знал я все эти его проблемы. Еще по прошлым его делам. Однако говорить с ним об этом я не стал. Тем более что он снял уже пальто и принялся вытаскивать из-под свитера книги издательства YMCA-PRESS.  Я, увидев все это, сразу же заржал как ненормальный. Они у него там были как бронежилет. От самого горла и до копчика. Сложив все это добро в углу комнаты на пол, он сказал. 

— Пусть полежат они пока у тебя. Накрой только чем-нибудь, а то соседи тут у тебя, ну и вообще.

«Только ещё этого мне не хватало», - с раздражением подумал я, но промолчал. А было это, как я уже и сказал, в начале семидесятых. Как раз Солженицына тогда только что выперли из страны. Расспрашивать своего бывшего приятеля, о чем бы то ни было я не стал. Да и о чем мне нужно было бы его расспрашивать? Знал я все эти его проблемы. Начались они у него ещё в шестидесятые.

А я в те годы таксистом работал. Там я с ним и познакомился. Он, имея высшее юридическое образование, работал до того юристом и зарабатывал себе на жизнь тем, что разбирал коммунальные дрязги обывателей. Но этого ему показалось, видно, мало, и занялся он какой-то там правозащитной деятельностью. С ним это после известных событий в Чехословакии случилось. Одним словом, занялся он ещё и международными дрязгами. Вследствие чего попал под «колпак» и работать юристом ему стало нельзя. Ну, то есть везде, куда бы он ни приходил устраиваться, юристы были не нужны. Однако жить на что-то надо было. И тогда пришлось ему «делать» вторую трудовую, чтоб в ней ни слова не было о его высшем образовании. Так он оказался в такси.
            
Смешны мне были все эти его ратования за справедливость и соблюдения прав и свобод в нашей жизни.  А главное, чтоб всех этих диссидентов спасать. Их, видите ли, надо было спасать, а не народ наш, который спивается. Помните, кто помнит, конечно же, что любимым напитком советских трудящихся был тогда портвейн. Да-да, не пиво, не водка и не коньяк, а именно крепленое вино. Например, портвейн 777. О чем свидетельствовал самый главный наш как бы алкаш на те времена, Веничка Ерофеев.

В своей бессмертной поэме «Москва-Петушки» он так об этом писал: «Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: "Ребята, я хочу пить портвейн". А все говорили: "Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн". Мы в те времена любили и уважали портвейн, об этом свидетельствуют хотя бы данные статистики. В советское время в стране выпускалось ежегодно около 200 миллионов декалитров портвейна, тогда как на долю всех остальных видов вина (сухого, шампанского, марочного и т. д.) приходилось всего 150 миллионов декалитров ...  Впрочем, портвейн этот, никакого отношения к Португалии не имел, хоть и носил это гордое имя.

Да, так вот я и говорю. Спасать-то надо было народ, а не всяких там «не в своё» дело лезущих типов. Им-то, только в связи с тем, что всех их по отчеству ни как русских величают, всегда везде не плохо. И всегда-то их к какому-нибудь теплому и сытному делу приставят. Да они все с середины 50-х ещё на "голосах" обосновались как у себя дома! Знаете, есть такой анекдот у нас. Состоящий всего из двух слов. Еврей дворник. А?! Как вам это?! Так что - спасать их!  Чего их спасать-то? Вот мы - Иваны да Марьи -  другое дело. Потому что кому мы нужны, для чего? Ну, разве что для прокладки еще одного какого-нибудь Беломорканала… Нет, ну понятно, всем, кто лез «не в свое дело» всегда херово было, но все же! Так я Голосовкеру этому тогда еще говорил. Осуждаете, да?

- Нет, но ты у нас, прям, антисемит какой-то! – подсмеивался он тогда надо мной.

- А то что ж?! Гадить на своё отечество, как ты?! Антисоветчиком, что ль быть?! Я, как это не пафосно может быть прозвучит, патриот своего отечества – отвечал я ему.

Однако, утром, собравшись на работу, я взял кое-что из принесённого Голосовкером почитать на дорожку – интересно все же -  и ушёл, тихо прикрыв за собою дверь. И вот еду в метро, читаю… И вдруг, стоящий против меня мужчина, кладёт передо мной меж страниц книги свой половой член. У меня, аж, спазм в мозгу получился, и я скинул это с книги, а голову почему-то не поднимаю... И по сторонам не смотрю. Вообще, сижу, что называется, тиши воды ниже травы. Как если бы член этот у меня вдруг вывалился.

И чувствую, как и все, кто рядом со мной, все как бы умерли, и никто ничего не видит! Читают все! «Правду» они читают! Ну или кто что. «Му-му» Тургенева, например, уже в который раз перечитывают! А рука, стоящего передо мной, как бы демонстрируя это своё, помахала им перед моим лицом, и опять уложила его на середину книги! А он уже тяжёлый, и с книги до меня достаёт!

Помнится, внутренне я весь закипел от гнева и возмущения, и едва смог подняться на ноги. Весь мокрый и склизкий какой-то, заскользил я меж людей на выход. Колбася ногами по перрону куда-то в сторону от зашипевшего дверьми состава, я бормотал себе под нос.
 
— Подонок! Ах, какой подонок! Сволочь, какая! Нет, и главное, все сидят и ни черта вокруг себя не видят! 

Весь день я потом спрашивал себя: «А что это было-то?! Провокация?! А?! Да не может быть! Бред какой-то!». Нет, я не трус, конечно же, но боюсь я все этого. Живу я себе тихо-мирно, никому не мешаю, а тут вдруг такое. Закапают так, что никто потом и не найдёт. Ведь это только говорится так, что мы здесь у себя дома и кого нам здесь бояться-то, но все же! Вы ж понимаете! Кто ОНИ и кто мы!..

С работы пришёл я поздно, но Голосовкер, антисоветчик этот чёртов, ещё не спал.
 
- Ну, слушай, - сразу же начал он о своём. - Хорошо, что я всё это унёс вчера из своей квартиры!..
 
— ...

— Я вчера, уходя, приклеил на дверь волосок, а сегодня заехал проверить, а он там сорван. А?! Как это тебе?! — объяснял он мне интонацией довольного собой человека.

— Да нужен ты им?! – тут же вскинулся я на него.

- Ну, не скажи!.. То есть я о том, что ты думаешь, что это моя паранойя, а это не так.

— Между прочим, вот неоспоримое преимущество жизни в коммуналке, - не преминул я ему тут же подначить. -  Сюда ОНИ вот так же нагло не полезут.
 
Конечно, не хорошо это было с моей стороны. Подсмеиваться над ним в такую минуту, но знал я, на какие деньги купил он свою квартиру. За пятилетний срок общения с зарубежными изданиями насшибал он на неё денег, а теперь выставляется.

- Ну, спасибо! – с иронией в голосе ответил он мне. - Ты меня успокоил! Но только, думается мне, что для этого надо просто помалкивать, и жить, не высовываясь! Голову в песок, как страус, да?!

- А то! Может это-то и верно!

- Ага! Только страус-то он и есть страус и мозги у него страусинные. Про то, что у него ещё и зад есть, он всегда забывает как-то, – подначил и он мне в свою очередь.

И захотелось мне вдруг рассказать ему сейчас о том, что было со мною в метро, но я тут же передумал. Сказал только ему.

- Ты все же забери все это добро своё отсюда. У меня тут соседи партийные, а ты, здрасьте-пожалуйста, давно не виделись!

— Ладно, заберу, - нехотя проговорил он.

Нет, и он же ещё обиделся на меня! Уж будто бы я ему чем-то обязан, должен что-то ему, а?! Вы как думаете?..