А я еще долго лежал в слезах, не в силах пошевельнуться, глядел в темноту до тех пор, пока ко мне не вернулась способность думать…. И, наконец, додумался. Я пришел к выводу, что никакого волшебства здесь не было, просто в эту новогоднюю ночь я увидел себя, как бы впервые в жизни, таким, каким был на самом деле. По настоящему себя разглядел. А кому охота правду узнать о самом себе? Никому… Вот я и расплакался.
Соседский телевизор, включенный на полную мощь, доносил до меня из-за стены обрывки фраз и неразборчивые слова предновогоднего спича пердуна. Не особо к ним прислушиваясь, я все же решил, что его речь лучше было отпечатать на туалетной бумаге, где ей можно было найти более достойное применение.
К тому времени народ уже начал палить из ружей, сначала одиночными выстрелами, потом канонадой, и на стеклах моих окон от этой пальбы стали вспыхивать причудливые блики. Я понял, что Новый год уже наступил. Встал и вышел на балкон. Ввысь взлетали шипящие петарды и, с треском разрываясь в темноте, превращались в красные, зеленые и желтые искорки. Не умолкал стрекот китайских хлопушек, сопровождаемый радостными возгласами детей, а где-то неподалеку уже подвыпившие люди голосили что-то веселое и мало понятное. Весь честной люд радовался началу отсчета нового времени и приветствовал его пришествие. А в моей памяти всплыла еще одна картина из прошлого.
* * *
Мать раскрыла ладонь, и хотя это стоило ей усилий, она улыбнулась. Овальный образок в серебряном окладе, подаренный еще к свадьбе матерью моего отца, всегда висел у изголовья ее кровати. Она протягивала его мне. Я взял, почувствовав слабое тепло.
- Всю ночь я держала его в руке, и мне совсем не было страшно.
Мать была боязливой от природы. Если за окном гремел гром, и блистали молнии, она ложилась в постель и накрывалась с головой одеялом, она не могла уснуть в темноте и никогда не любила оставаться одной в квартире.
А теперь она убеждала меня, что победила боязнь и смогла изгнать из себя чувство страха. Это было совсем не так. Находясь в получасе от вечности, она пыталась успокоить меня, а не себя и старалась, чтобы я ей поверил.
Я хотел, было, вернуть ей иконку, но мать покачала головой.
- Оставь ее себе, - сказала, приподняв лицо к тумбе, где рядом с не выключенным ночником лежало колечко с брильянтом, доставшееся ей от своей матери и указала на него глазами. Добавила:
- Когда придет время, отдашь своей жене, - и вновь попыталась мне улыбнуться.
Больше у матери не было ничего.
У меня же не оставалось на свете никого.
* * *
Я молча смотрел вверх, на небосвод. Каких только созвездий и звезд там не было. И Большая Медведица, и Малая с Полярной звездой, и Кассиопея, и Северная Корона, и Большой Пес с Сириусом, и Малый Пес с Проционом, и Лира с Вегой, и Волопас с Арктуром. А я был одинок-одинешенек под этим небом.
Vixit! - жизнь прошла, - сказали бы древние римляне, окажись они на моем месте…
А, может быть, нет?!
Я наспех оделся и выскочил на улицу. Луна вместе со звездами куда-то подевались, стояла темень, как полярной ночью в Арктике, но ни северного сияния, ни белых медведей я не увидел. Как и ни одной живой души вокруг. Лишь свет фар изредка проезжавших мимо машин ослеплял меня, а какие-то далекие пьяные голоса намекали, что я в городе не один. На дворе было ветрено и холодно, уже через пару минут я дрожал, как эпилептический больной в припадке и единственное, что согревало мою душу, было желание вновь вернуться в тот дом, где проснувшись однажды утром, я никак не смог вспомнить, как же там очутился.
Мне грезилась спящая девушка с рассыпавшимися по подушке волосами. Чудился аромат, от нее исходящий. Меня влекли спокойствие, уют, девственная гармония этого сказочного пространства.
Вся физика моего нутра, его составляющие молекулы и атомы, все тянулось туда, в это гравитационное поле какого-то наваждения. Я с упорством, достойным самого адмирала Пири,* каких бы усилий мне это ни стоило, стремился вновь открыть для себя собственный полюс. Правда, двигаясь к вожделенной мечте не на собачьих упряжках, а на своих двоих. По пути иногда задумывался. Узнает ли она меня? Как встретит? Что ей сказать? Может, ее просто не окажется дома.… Но вопросы казались мне слишком глупыми, чтобы находить им ответы, ибо подобные ситуации разрешаются сами по себе, и тратить время на их моделирование, конечно же, не стоило.
Пройти оставалось, примерно, еще полгорода, когда обогнавшая меня «Нива» вдруг остановилась. Водила, подождав, пока я поравняюсь с ним, спустил правое ветровое стекло, вытянул шею и спросил:
- Далеко?
Я развел руками, ответив, что не кредитоспособен.
Человек за рулем улыбнулся и сказал:
- Я тоже. Садись!
На извращенца он, худощавый тип средних лет университетского сословия, явно не тянул. Как и на бандита. И винным перегаром от него не разило. Я дернул дверь и уселся рядом с ним.
- С Новым годом, - поздравил он меня, протянув руку. Я ее пожал, вяло отозвавшись:
- С Новым!
- Куда едем?
Я сказал. Водила, как мне показалось, несколько удивился, видно, адрес был ему знаком.
- Желаешь продолжить возлияние именно там?
- Вообще то, я не пил, - объяснил я. - Надо повидать кое-кого.
- Понятно. Тебе, что дома не сидится?
- Не сидится, - сказал я.
- А чем ты занимаешься, если не секрет?
- Конечно же – это большой секрет. Но я его вам выдам в качестве компенсации за любезность. Я журналист. Можно сказать – великий. Пишу о красавицах, победивших на конкурсах красоты, звездах шоу-бизнеса и обворожительных телеведущих, в основном об их романтических отношениях с мужчинами. О том, с кем, когда и как они переспали, завоевывая себе место под солнцем. В каких салонах предпочитают делать свои прически, макияж, маникюр, эпиляцию, какого именно цвета носят нижнее белье и чем убивают досуг в свои критические дни. Нет на свете занятия, более нужного, полезного и интересного. Я безмерно счастлив и горжусь собой.
- Профессия - как профессия, - только и сказал этот водила.
Он и не думал улыбаться и я уже начал жалеть, что влез в его дурацкую машину. Тип с полным отсутствием чувства юмора, разъезжающий по ночам без определенной цели, не может не быть извращенцем.
- Я не гей, успокойся! - точно прочтя мои мысли, сказал он, вновь посмотрев на меня улыбнувшись. - Просто не могу по ночам оставаться дома.
- Что-нибудь личное? - немного смутившись, спросил я.
- Да, - ответил он.
- Плохое?
- Самое худшее, - отозвался он.
- Расскажете?
- Да, - подумав, решился он. - В один из новогодних вечеров какие-то парни лишили жизни мою жену.
- Простите, - только и смог сказать я. - Но как?…
- Обыкновенно. По версии следствия, она открыла дверь незнакомым людям. Вероятно, их было трое. Ворвавшись, они потребовали деньги и драгоценности. Все, что у нас имелось, она им отдала, но это их не осчастливило. Наверное, они подумали, что, отдав малую часть, она скрывает гораздо большее, и стали ее мучить. Она не могла ни кричать, ни двигаться, потому что ее связали и заткнули рот полотенцем. Рвали на ней одежду и тушили окурки на теле, чтобы показала, где остальное. Но больше ничего у нас не было. Когда им все это надоело, они взяли и пырнули ножом в живот. Возможно со злобы, возможно, просто так, ради забавы. Следователи считают, что ублюдки ошиблись квартирой или кто-то дал им неверную наводку. Когда я приехал домой, входная дверь была приоткрыта, а она, уже неживая, связанная по рукам и ногам, лежала на полу в луже собственной крови.
- Когда это было?
- Три года назад… Ей тогда исполнилось тридцать. Я был старше на семь лет… теперь уже на десять. - Он остановил машину, включил в салоне свет, достал из внутреннего кармана куртки лопатник, раскрыл его и протянул мне.
От неожиданности я даже вздрогнул. С фотографии на меня смотрела удивительно симпатичная, улыбающаяся женщина, как две капли воды похожая на ту девушку, в чьей постели мне суждено было раз в жизни проснуться. Различие заключалась лишь в том, что девушка будто повзрослела. Я глазел на ее лицо в лопатнике, точно лопатник этот был телевизором, а с его экрана пыталось сказать мне что-то важное живое человеческое существо.
- Дети у вас есть? - спросил я.
- Нет…. Она была на четвертом месяце. Ждали первенца, позднего ребенка.
Мы замолчали и довольно таки надолго. Потом я вытащил свою «Герцеговину» и предложил хозяину «Нивы» «заряженную». Он отказался, а я закурил. Молча и продолжили путь. Свернув на перекрестке с главной улицы вправо, а после налево и проехав вдоль небольшого скверика, он остановил машину перед высокой глухой стеной с закрытыми железными воротами.
- Приехали.
Куда? Не было здесь никакого кирпичного домика с палисадом, затерявшегося среди многоэтажек. Не было вообще ничего, схожего с образом того островка в мегаполисе, что четко зафиксировало мое сознание.
- Приехали? - переспросил я. - По-моему, не туда.
Тогда он, не долго думая, включил дальний свет фар, чтобы я смог прочесть адресную вывеску на стене забора: улица Асатиани, дом 10. Посмотрел на меня и добавил:
- Меня после той ночи два месяца лечили здесь. Это психушка.
Я сидел, не двигаясь, онемевший и окостеневший, точно мумифицированный египетский Тутанхамон, ни хрена не понимая, не в силах даже веки опустить, чтобы ничего на свете больше не видеть. И это вовсе не из-за травки. Значит, не было никакого просыпания в чужом доме, не было никакой спящей девушки с рассыпанными по подушке волосами, не было аромата, исходившего от ее плоти, не было ничего. Что за дьявольщина?
- Парень, с тобой все в порядке? - услышал я, наконец, какой-то инфернальный глас. Очнувшись, увидел не сатану в человечьем обличье, а озабоченное лицо водителя.
- Да, - ответил, - все в абсолютном порядке.
- Может, расскажешь что-нибудь и о себе…
- Только не сегодня, - взмолился я, и добавил: - пожалуйста.
- Ладно, - сказал он.
- Вы в реинкарнацию верите? - в свою очередь спросил у него я.
- Чисто умозрительно.
- А кем бы вы хотели быть в другой жизни?
- Иереем.
Немного удивившись, я переспросил:
- Евреем?
- Иереем, - по слогам повторил он. - Православным священником.
- Священником?! Почему?
- Потому, что в этой - я неверующий. А жить без веры трудно. Я бы сказал, невозможно.
- Наверное - согласился я. - Вопрос в том, стоит ли снова рождаться человеком? Я бы хотел возродиться птицей. Парить над землей, смотреть на мир свысока, как бы за ним наблюдая, а когда захочется, взять, и улететь подальше от всей этой гадости. Туда, где нет людей, и где всегда тепло.
- Но птицы весной возвращаются обратно. Никуда от законов природы ты не денешься.
- Да, - вздохнул я, - значит, не везет мне и с будущей жизнью.
- Не переживай, - улыбнулся хозяин машины. - Это всего лишь игра воображения. Скажи лучше, куда тебя отвезти?
Я напряг остатки своих мозгов, долго, долго, долго шевелил ими и, наконец, нашел ответ:
- Пожалуй, я останусь здесь. За теми воротами.
__________________
*Роберт Эдвин Пири, американский полярный путешественник, адмирал. 6 апр.1909 года на собачьих упряжках достиг Северного полюса.
© Copyright: Николоз Дроздов, 2009
Свидетельство о публикации №2912240891