Лена хотела разговаривать только с мамой

Елена Обухова
Снег падал на город. На высокие и низкие дома. На скамейки в парках. Гранитную набережную реки Волги.  После долгого очень жаркого лета и короткой теплой осени зима стала неожиданно морозной и снежной. И обрадовала особо впечатлительных и чувствительных людей. А, просто люди, оделись потеплее, и не обратили внимания на капризы погоды.

Волгу сковывал лед. Река замерзала и казалась  неподвижной. Мороз и лед лишали Волгу свободы, ограничивали ее личную свободу движения. Сверху река промерзала, но подо льдом она была живая и привычно текла. Так же и человек, живет, подчиняясь обстоятельствам, но внутреннюю свою жизнь строит вне зависимости от этих силовых обстоятельств. И душевно является свободным. В разном возрасте, но такое бывает с каждым человеком. А иные люди с этим живут всю жизнь. И даже привыкают к этому. Вообще, такие размышления ведут к несварению желудка, потому вредны, а главное  бессмысленны. Лучше наблюдать жизнь вокруг.

Снег на набережной старательно разгребают лопатами. Под подошвами снег придавливается и становится снежным четким следом. С морозной улицы приятно зайти в пиццерию и с удовольствием вдохнуть теплый запах свежего хлеба и горячего сыра, жареной ветчины и грибов. Я сажусь за дальний  столик у огромного стеклянного окна почти во всю стену и жду официанта. Потом заказываю пиццу и крепкий  кофе с сахаром и сливками. Все горячее и  обжигает. Ем пиццу не вилкой и ножом, а руками. Так вкуснее.

Открываю свой ноутбук, включаю  и ставлю на столик, рядом с тарелкой с пиццей. Включаю фильм, что не досмотрела дома. Монитор ноутбука наполняется красками. Я жду свою знакомую, которую встретила недавно и мы с ней договорились посидеть за столиком в пиццерии. Ожидание было недолгим, она заходит, полная, улыбающаяся и машет мне рукой. Ее широкая джинсовая юбка развивается, оранжевый пушистый шарф закинут  на спину, и он становится как раз недостающим и завершающим  мазком этюда на тему пиццерии. Столики, стиль строгий с прямыми линиями, черно-белыми, молодые люди здесь напряженно смотрят друг на друга, в их изломанных застывших фигурах читается некий протест против прямых линий стиля этой пиццерии.

Моя знакомая подходит ко мне, садится рядом, заказывает пиццу и пиво. Смотрит на меня и смеется, громко и от души. Мне становится радостно. Я закрываю ноутбук, фильм досмотрю дома и смотрю на нее. Я узнаю Лену, знала ее раньше много лет. Она та же, только полнота скрыла девичью фигуру, округлила лицо, сделала ее мягче и женственнее. Мы едим пиццу и разговариваем. Нам приятно вместе, воспоминание увлекают и заводят просто в самые тайные уголочки нашей прошлой жизни. Оказывается, мы общались больше и значили друг для друга больше, чем я предполагала. Оранжевый шарф мешает моей подруге, и она его снимает и вешает через спинку стула. Шарф  упрямо разрушает прямые линии стула  и,  просто  бросает вызов черно-белому цвету,  своей оранжевостью. Столик напротив, принимает вызов, за него садится пара в красно-синей одежде, и с преобладающими волнистыми линиями. Молодые люди  уютно располагаются  на строгих стульях, а на стол тоже ставят ноутбук, который лишь подчеркивает  их вызов стилю этой пиццерии.

Лена рассказала о себе. Ее рассказ оказался довольно грустным. У нее умерла мама, через несколько лет умер и ее отец. Ее отца, поэта Леонида  я знала, у меня на книжной полке стоит несколько его книг. Больше всего мне нравились у него строчки про Маринку-мандаринку. Леню похоронили на Игнатовском кладбище, в последний путь его провожали только самые близкие родственники. От него остались книги и дочь, моя знакомая. Лена  грустно сидела за столиком, напротив меня и читала стихи своего отца. Не плакала, улыбалась, ее отец был светлым человеком. Он всю жизнь любил свою жену Марину, свою дочь Лену и третью даму – поэзию. Эти три женщины стали его музами и судьбой. Увы, похоронен он с женой на разных кладбищах, хотя и в одном городе, городе на Волге.

Оранжевый шарф висел на спинке стула в пиццерии, на котором сидела моя знакомая. Она смотрела на меня удивительно выразительными глазами, полными воспоминаний, нежности и любви к ушедшим в иной мир  родителям, единственным и ушедшим навсегда. Она уже простила их за то, что они оставили ее одну в квартире. С тишиной и портретами на стенах и рядами книг на полках. Лена рассказала, как она ехала в трамвае до Мукомольного  переулка и вдруг увидела свою маму. Та сидела на сиденье чуть впереди и мило щурилась на солнце. Лена смотрела на свою маму, которая уже полтора месяца лежала на кладбище. Ее берет, и зеленый шарфик, и черные брючки, и сумочку. Лена смотрела на маму и по ее щекам текли слезы. Так она проехала свою остановку и доехала до Мукомольного переулка. Надо было выходить, но ее мама все сидела и щурилась. Лена знала, что если она встанет, то  ее мама исчезнет. Потому Лена сидела и плакала. И была счастлива, что увидела свою маму. Потом подошла кондуктор и громко сказала: «Проснитесь, вы уже приехали». И разрушила чудо, которое Создатель дал  Лене. В награду за тишину в квартире, за портреты на стенах и книги на полках. В награду за одиночество и страшную тоску.

Лена улыбалась загадочно. Мне показалось странным, что она совсем не иронизирует над собой. А была очень серьезной, и даже чересчур серьезной. Я несколько насторожилась. Потом я пошла к стойке, чтобы выбрать  еще зеленый чай себе, а Лене пиво. Пока стояла и заказывала официантке, чувствовала на себе напряженный взгляд моей знакомой. Потом я как-то неожиданно обернулась и увидела, что Лена сидит за столиком и с кем-то разговаривает. Отчаянно, словно оправдывается и спрашивает о чем-то  важном. Я вернулась с кофе и пивом. И спросила:

- Лена, с кем ты разговаривала?

- С друзьями.

- По сотовому телефону?

- Нет, у меня нет телефона. 

- С кем же ты тогда говорила? Рядом никого.

Столики рядом с нами уже были пустые. Лена посмотрела на меня, улыбнулась.

- Я тебе не сказала, я разговариваю с голосами, три  разных голоса. Они со мной разговаривают. Я не одна. Голоса звучат во мне. Людей нет, только голоса. Они помогли мне выйти из депрессии, после смерти родителей. Они разные эти голоса, они всегда со мной.

- Ты так и живешь одна, не вышла замуж?

- Нет, ко мне ходит один раз в неделю мужчина, он знакомый моего отца. Он мой любовник. Но я не одна, голоса живут во мне. Как только ты ушла, я рассказала им о тебе, они задали только один вопрос,  и я постаралась на него ответить…

- Какой вопрос они задали тебе про меня, скажи…

- Странный вопрос.

- Какой?

- Почему ты не носишь оранжевый шарф, он бы тебе очень пошел.

- Да? Смешно.

- Нет, это не смешно.

В пиццерии уже никого не было кроме нас. А официантки ушли. Смотреть на Лену стало интересно, она нервно оглядывалась и будто хотела побыстрее от меня уйти, чтобы начать разговаривать со своими внутренними голосами. Я спросила Лену:

- Ты лечишься в больнице?

- Да, после смерти родителей я попала в психиатрическую клинику. Вышла через три месяца, потом жила одна. А зимой появились голоса. Не волнуйся, я не голодна, я хожу на дневной стационар, нас там хорошо кормят, и мы пьем таблетки. Потом идем домой. Проезд у меня бесплатный.

Оранжевый шарф стал меня неожиданно раздражать, он висел на спинке стула. Я теперь понимала, что встретившись сейчас, мне не так-то просто будет бросить Лену. Встать, уйти и забыть о своей подруге. Она нуждалась в моей помощи. Но мне было нужно подумать. Мы простились, Лена написала номер своего домашнего телефона на салфетке и отдала мне. Я проводила ее до троллейбусной остановки и пошла по делам. Свой ноутбук я несла под мышкой. Я уже не думала о фильме, который смотрела, очередной культовый фильм, нет, я думала о своей знакомой. Она стала немножко больше, чем просто знакомая. Я стала думать о ней. Но оранжевый ее шарф я исключила из своих дум. А вот картинку пиццерии оставила.

Моя жизнь шла своим чередом. Много работала, много писала, гуляла с собакой. Бродила по городу, наблюдала за людьми. Немножко забыла про Лену. Но однажды я по местному телеканалу увидела криминальный сюжет, о том, что женщина,  состоящая на учете в психбольнице, покончила с  собой.  Я обеспокоилась за свою знакомую и позвонила по телефону. Она ответила, значит жива. Голос был бодрым. 

Разговор был не о чем. Лена рассказывала о своей жизни. Во сколько встает, идет гулять, готовит обед, что покупает в магазине. Про своего котика, ласкового и очень прожорливого. Про голоса, которые живут  в ее голове. Она к ним настолько привыкла, что они стали частью ее. Рассказала про соседку с верхнего этажа, которая вечером приглашала ее в гости и сытно кормила. Совершенно бесплатно. Соседка была одинокой, потому была рада гостье. Потом вдруг пригласила меня к себе в квартиру. Просто, поболтать. Я согласилась прийти к ней, в выходные дни. На том мы и прекратили наш разговор. Но я успела спросить, знала ли она ту женщину, которая покончила с собой. И Лена ответила:

- Да, мы с ней встречались на дневном стационаре в больнице, и даже обедали вместе за одним столиком в столовой.

- Почему она покончила с собой?

- Она перестала пить таблетки, потому что посчитала себя здоровой. Но сорвалась, она потеряла связь с миром вокруг. Он вдруг исчез у нее в сознании, и она испугалась. Боялась ходить, боялась обратиться к кому-то. Она стала себе казаться огромной, больше чем город, страна, земля. Она сама стала этим миром, всем миром. И не вынесла такой огромности. Она собрала все таблетки, которые не пила в течение месяца и выпила. И умерла. И снова стала только частью этого мира, ее похоронили.

- Лена, у тебя-то все в порядке?

- Да, я пью таблетки. До встречи.

Гудки раздались в трубке и успокоили меня. Общаться с психически больным человеком тяжело. После такого разговора начинаешь сомневаться и в своем психическом здоровье. Я на всякий случай перекрестилась.

Как-то снова все связанное с Леной несколько забылось, дела увлекли, я жила своей обычной жизнью. Только, когда вечером в пятницу шла с работы, то вспомнила, что завтра я должна была идти в Лене. Зашла в магазин и купила колбасы, сыра, торт и коробку конфет. Дома все это положила в холодильник. Уже ночью попыталась осмыслить, как это можно потерять мир вокруг и остаться одной. А потом вдруг раздуться и стать самим миром. Нормально... Долго представляла, потом устала и включила фильм, который скачала из интернета, культовый, «Пролетая над гнездом кукушки». Досмотрела, потом уснула.

Днем к назначенному часу я шагала к дому Лены. Еще зашла в овощной магазин и купила помидор, огурцов и яблок. Нагруженная продуктами я ввалилась к Лене в квартиру. Меня поразила тишина и порядок. Потом я увидела, что все в квартире стоит и не работает. В комнате стояли два телевизора, которые сломались еще, когда жива была мама и папа Лены. Но они были накрыты красивой салфеточкой, потому было незаметно, что они не работали. Еще стояло старинное радио, и радиола и магнитофон. Они тоже не работали. На стенах висели фотографии родителей Лены. На полках стояли книги ее папы, Леонида. На столе лежало перо, которым писал стихи папа. В квартире жили только воспоминания. А Лена была их хранителем.

Я помогла приготовить Лене обед, и мы с ней поели. Потом сидели в креслах в комнате и разговаривали. Я вдруг вспомнила про оранжевый шарф Лены. Пошла в прихожую и увидела, что шарф упал и лежит на полу. Пушистый оранжевый, он был похож на домашнее животное, которое верно ждало свою хозяйку. Я подняла шарф и завязала его узлом на вешалке. Вот здесь он был как раз на месте, в этой странной квартире, разноцветной, сложенной из воспоминаний и старых, даже ветхих вещей. Шарф  напоминал мне о пиццерии, где он висел на спинке стула и диссонировал с обстановкой, черно-белой и с преобладанием прямых линий. Я пошла обратно в комнату к Лене. Она сидела в кресле и с кем-то отчаянно спорила, раскраснелась. Я села рядом, она вздрогнула. Я спросила:

- Ты разговаривала со своими голосами?

- Они уже не мои, я их ненавижу.

- Почему, что случилось?

- Они злые…

- Если не хочешь говорить, то не говори.

Мы сидели, вспоминали прошлое. Лена была веселой, шутила. С фотографий на стенах смотрели ее родители. Оранжевый шарф висел в прихожей. Мы пошли на кухню, и пили чай с тортом. Лена сказала:

- По пятницам нам в больничной столовой дают пирожное. Я его ем медленно, ложечкой. Но оно все равно быстро заканчивается. Другие съедают еще быстрее, чем я. Иные едят пирожное руками. А потом облизывают пальцы и ладошки.

- Потому что вкусно, или потому что мало?

- Просто, ведь до пятницы целая неделя.

- Понятно.

Лена ела торт, ложечкой, он был большой и сладкий. Мне было приятно, что моя знакомая была довольна. Я уже немножко привыкла к ответственности за нее, которая у меня появилась, как за больного ребенка.

Потом мы расстались, я уходила из квартиры, из прихожей, где висел оранжевый шарф. Лена провожала меня и сказала:

- Мой врач, кандидат наук, сказал, что как только мою  голову покинут голоса, я сразу стану здоровой. Главное, не соглашаться с голосами, всегда с ними спорить. Это шаг к моему выздоровлению. Хотя голоса появились именно в больнице, после разговора с врачом.

- Познакомь меня со своим врачом. – Попросила я Лену.

- Конечно. Он очень умный и добрый. Сказал, что обязательно меня вылечит. Мое выздоровление, это его личная цель в жизни.

На том мы и простились, договорившись созвониться. Я шла от Лены по улице Северного жилого микрорайона города, жители которого ни куда не торопились. Они ходили по магазинам, чтобы только убить свое свободное время. Время здесь текло по иному, чем в центре города. Я походила по микрорайону и хорошо отдохнула. Как будто по южному городу в сезон отпусков. Когда не надо ни куда торопиться, и не надо играть никакой роли. Просто, быть собой и отдыхать.

Я выбрала день и сходила в больницу, в часы, когда Лена там находилась. Ее врач произвел на меня странное впечатление. Не высокий ростом, кругленький, в очках. Он больше был похож на учителя младших классов, чем психиатра. Притом, он ласково смотрел на всех. И считал, что психически здоровых  людей вообще нет. А себя считал зависимым от своих пациентов. Рассказал, поблескивая стеклами очков, что он «переболевает» болезнью своего пациента, чтобы понять его состояние и правильно выстроить его лечение. Врач для большей важности раздул щеки. Обычно душевные болезни не излечиваются, только на определенный отрезок времени поддерживается состояние. Потому врач сам постоянно находится в процессе …  разных психических болезней. Это почти творческий процесс. Разговор с врачом Лены навел меня на разные размышления. Но я не стала после него подозревать врача в каком-то умышленном обмане. Я спросила врача:

-  А зачем Лене голоса в голове?

- Лена человек-противоречие и очень одинока. Чтобы болезнь перестала прогрессировать, ей нужно  быть не одной, во-первых, а во вторых кому-то всегда противоречить, спорить, соглашаться, ссориться и мириться. Так она жила с родителями. И это ей необходимо, чтобы жить. Такую возможность я ей и предоставил. О суициде она перестала говорить.

- А от этих голосов она может когда-то избавиться?

- Пока нет. Мне стоило усилий их создать. И если их убирать сейчас, то это может нанести вред ее психике. Она их воспринимает как замену своим родителям.

- Вы больше философ, нежели психиатр. Приятно было с вами познакомиться. Я думала, что голоса, которые звучат в ее голове, это и есть сама болезнь. Оказывается, это средство от суицида.

После разговора с врачом Лены, я поуспокоилась. И несколько отошла от ситуации, занималась своими делами, своей жизнью. И более года не общалась с Леной. И вдруг однажды мне позвонил врач Лены, попросил прийти в больницу, причем в стационар. Мне как-то было особенно некогда, и я смогла выбраться в больницу только через несколько недель после звонка.

В стационаре я нашла врача Лены, он, казался, смущен, и долго протирал очки, потом дал мне белый халат и повел меня в палату. Я не узнала Лену. Исхудалая, непричесанная, она сидела на кровати и с кем-то разговаривала. Я поздоровалась, присела на стул рядом с кроватью.

- Как ты себя чувствуешь? – спросила я Лену.

- Плохо, у меня очень болит голова, здесь,  где темечко. Лекарство не помогает. И меня мама зовет к себе каждую ночь. Говорит, с ней мне будет лучше.   

- А как же голоса? Что они советуют.

- Голосов нет, есть только мама. Она в моей голове. Она прогнала голоса. Моя мама.

- Лена, ты больна и тебе надо избавиться от мамы в голове. Это не нормально. Это и есть твоя болезнь. Ты похоронила маму, ее больше нет.

Я вспомнила маму Лены, Марину, жену и музу поэта Леонида. Красивая женщина, брюнетка, она любила своего Ленечку и ревновала его ко всем подряд. И переживала, заботилась прежде за него, потом за дочку. Однажды она впилась в волосы обидчику своего Ленечки, и драла, пока не разжали ей кулачки. Ее любовь к мужу-поэту была отчаянной и жертвенной.

- Мама говорит, что мне пора идти к ней. И я скоро уйду.

Ситуация меня стала напрягать. Я спросила врача, приходят ли к Лене ее родственники, которые приехали к ней из другого города. Он сказал, что приходят, Лена им говорит то же. Я ушла, попросив врача присматривать за Леной.

Прошло еще время. Весной, ветреной, зябкой, я узнала, что Лена умерла. И ее похоронили родственники из другого города. Мне сообщили уже, когда все произошло. Я позвонила ее врачу в психдиспансер, но он в тот день не дежурил. Как-то время шло, и эта история стиралась из моей памяти. Но однажды я сидела в пиццерии. И вдруг подумалось, что именно за этим столиком мы сидели с Леной. Она рассказывала мне про голоса в ее голове. Пила пиво и смеялась. Была жизнерадостной. И ее оранжевый шарф висел на спинке стула, так, почти небрежно. Пиццерия была та же, с прямыми линиями и бело-черным цветом. Да, шарфа и Лены здесь явно не хватало. Но ее уже похоронили. Я встала, пошла и взяла пиво вместо своего обычного кофе. Но пиво горчило, мне не понравилось. Я оставила пиво в бокале и ушла.

Я долго ходила по набережной Волги. В таком случае говорят, мать забрала ребенка с собой. На тот свет. Наверное, им там семьей лучше. За папой-поэтом ухаживать. Весна переходила в лето, земля подсыхала. Это не мое время года, потому восхищаться особенно было не чем, хотя природа жила и расцветала. Волга еще бурлила. Солнце грело все жарче. Все кричало о жизни, любви, радости и даже страсти. Но мне как-то было грустно. Умер человек, а природа радуется. Да, в тот день, наверное, умерло много людей, но я знала только Лену. Природа жестокая, одних рождает, других хоронит. И Волга все также течет. И солнце светит. Времена года меняются.

На следующий день я пошла в больницу к врачу Лены. Тот еще больше располнел. Сообщил мне, что болезнь у нее стала прогрессировать. Что случай тяжелый. Ее психика не смогла вынести потерю родителей. Такое иногда, мол, случается. Врач стал протирать очки, его пальцы засуетились, было видно, что он нервничает. Потом он ушел в палату и вынес мне… оранжевый шарф. Отдал и быстрым шагом ушел по коридору отделения. Теперь я была почти уверена, что этот врач Лены - шарлатан. Он неправильно лечил Лену, потому она умерла. И никаких голосов он ей в голову не внедрял, они появились сами, это и была болезнь и она прогрессировала. Я взяла шарф, он был похож на мертвое  животное. И совсем не оранжевый, а какой-то серо-буро-малиновый с проседью. Я шла по улице с шарфом в руках. Дома его сначала повесила на вешалку в прихожей. Потом взяла и положила в шкаф, подальше, за вещи. И забыла.

Прошло время, и как-то ко мне пришла соседка Татьяна с внучкой. Пока мы с Таней смотрели новый фильм по ноутбуку и хрустели чипсами, девочка бегала, играла с моей собакой. И как-то из шкафа выдернула оранжевый шарф. Он ей очень понравился, пушистый, яркий. Девочка играла с ним и попросила у меня его насовсем. Мне понравилось ее слово «насовсем». И я подарила девочке оранжевый шарф. Интересно, что в ее руках он снова стал как живое животное. Блестел и переливался, ласкался  при прикосновении. Девочку звали Лена. И я отдала ей оранжевый шарф. Она завернулась в него и радостная убежала из моей квартиры. Я проводила гостей и еще раз вспомнила всю историю, связанную с Леной, моей знакомой. Она ушла с этого света за своими родителями. А врач,  или как неудачник, или как Харон волей, или не волей, ей помог в этом. Может быть, помогла и я. За окном шел снег. Времена года чередовались обычным порядком. Снег шел до вечера и всю ночь. Еще неделя и город занесло бы снегом совсем, но вдруг резко потеплело, и снег растаял, по улицам города потекли ручьи. Не понятно, зачем тогда шел снег, если он растаял. А ведь зима. Много, очень много у меня накопилось вопросов к Создателю этого мира. Только, когда спрошу, не знаю. И про Лену тоже.

Еще прошло время, и мне кто-то сказал, что на самом деле Лена жива. Ее видели в трамвае. Она сидела у окна, улыбалась и с кем-то увлеченно разговаривала.  У нее спросили, с кем она разговаривает. И она ответила, что с богом. Повторила, что теперь она разговаривает только с богом. Я в эту историю не поверила. На самом деле, Лена хотела разговаривать только со своей  мамой, остальные  ей были скучны, не интересны, в том числе и бог. Потому в эту историю я не поверила.
Октябрь 2010