глава четвёртая

Яна Варшавская
Иллюстрация автора  (акварель 29,7 х 21,0 )


               
                Солнце притворилось, что слабее тучи,
                и за ней укрылось,так - на всякий случай.
                Туча ободрилась – полила дождём,
                море с небом слилось, отразилось в нём.
                Небо улыбнулось радугой-дугой,
                мир был чёрно-белый, а теперь – цветной!
               
                (Софья Видякина)




                НАШЕСТВИЕ

               

Однажды мне приснился сон, совершенно необычный, даже с точки зрения ребёнка, не лишённого фантазии.
   
«Мне лет пять-шесть. Отец впервые взял меня с собой, погостить в деревне, у своей мамы, которая жила далеко, на Волге. Деревня хоть и большая, но находилась далеко от района, и поэтому ехать остаток пути от железнодорожной станции надо было на телеге, по грунтовой дороге, через колхозные поля.

Лошадь не спеша ковыляла, я вертела головой, болтала ногами, пока не увидела такое, от чего у меня сам собой раскрылся рот. Когда я наконец выдохнула, то произнесла:
– Папа, небо упало на землю!
Бескрайнее поле, уходящее далеко-далеко вдаль, словно бездонное синее море, щедро впитавшее в себя весь мыслимый и немыслимый ультрамарин, волновалось от малейшего ветерка. Когда мы подъехали ближе, то разглядели, что все оно – это сплошь синие васильки. Каждый цветок яркий и отдельный, но вместе – море, разлитое по земле и сливающееся с небом, таким же бескрайним и глубоким. Над полем летали важные стрекозы, большие и перламутрово-блестящие. Возможно, только лишь для того, чтобы ещё сильнее осталось впечатление от увиденного. Я долго не могла прийти в себя, и мне даже в голову не приходило, что можно сорвать эти восхитительные цветы… Слишком идеальной показалась мне эта картина.»
   
Почему сон необычный?
Просто, он настолько реалистично передавал все мои прошлые, детские впечатления, но, как будто бы со стороны. Я смотрела на себя, словно сидела в зале кинотеатра, и в тоже время ощущала всё, что происходило со мной, сидящей в телеге, посреди изумительного василькового поля! Я вдыхала чудесный аромат, идущий от земли, щурилась от яркого солнца и даже чувствовала каждую неровность на дороге, когда телега, легонько подпрыгивала на ней. Эта двойственность восприятия так потрясла меня, что проснулась я с бешено колотившимся сердцем.
Мне очень хотелось поскорее с кем-нибудь поделиться впечатлением…
Но то, что я увидела во дворе, удивило меня ещё больше!
   
Наш кирпичный дом, окрашенный в бледно-розовый оттенок, побагровел…
Если бы в то время я знала про миражи в пустыне, которые словно плывут, или пульсируют, я бы сказала, что дом – лишь мираж. Он трепетал, колыхался, воздух вокруг него двигался!
Мама, заметив меня, стоящую в полном оцепенении, вышла из летней кухни и тоже замерла.
Никто не видел, когда они прилетели, но сидели божьи коровки только на нашем доме, плотно облепив его снизу доверху! Иногда они шевелили крыльями, то поднимая их, то прижимая обратно, что и создавало эффект его парения …
Я напрочь забыла про свой волшебный сон. Реальность была куда невероятней! Мы с мамой подошли поближе, но маленьким жукам не было дела до нашего любопытства, они сидели на стенах, как приклеенные.

– Милая! Только не бери их руками! А вообще, успеешь ещё их изучить. Пойдём завтракать!
– Мам! Я только сосчитаю – сколько у них чёрных точек на крылышках! Раз, два… Ничего себе! Целых одиннадцать!
– Так не бывает! Они же симметричные. Считай лучше!
– Бывает-бывает! Всё равно одиннадцать! Сейчас только поем и опять посчитаю!

Блинчики были очень вкусные, ведь мама подавала их со сметаной и вишнёвым вареньем. Я уплетала их, пила чай, гладила Азу босой ногой. Она преданно смотрела на меня и ждала очередного свёрнутого в трубочку сладкого блинчика.
– Сидеть! Молодец! Получай награду…
Когда я вышла снова во двор, дом стал опять обычным, светло-розовым. Соседские тоже - обыкновенные. Я даже расплакалась от неожиданности, потому что так и не увидела, когда вся эта фантастическая эскадрилья снялась и куда она улетела... Может время, отведённое для отдыха, или какого-то другого дела закончилось, может, божьи коровки решили разделиться и лететь каждая по своим делам, но на стене осталось всего две, и совершенно разных. Одна - красная с чёрными пятнышками, другая - жёлтая. Я взяла их и поместила на ладошку, словно они являлись доказательством Чуда. Только им не хотелось ползать на моей руке, и они как по команде, поднялись и улетели прочь.
   
Нашествие закончилось, а наш большой дом больше перестал быть гигантским «космодромом для маленьких летающих тарелок»… Сколько их было? Наверное миллион, не меньше… Во всяком случае мне так показалось!
– Чего ревёшь? – спросил Володька, выходя на крыльцо и на ходу протирая глаза.
– Нашествие закончилось, - ответила я, смахивая слёзы, величиной с горошину.
– Мам! Чего она опять придумывает?
– Да нет, Вова! Чистая, правда. Я тоже видела, как тысячи тысяч божьих коровок сидело на стенах сплошным ковром!
– Подумаешь! Нам рассказывали про такое. В Колорадо, в Америке сто раз уже случалось…
– Фома неверующий! – только и сказала я, продолжая всхлипывать, но уже без былого энтузиазма.
   
Я понимала, что брат завидует нам с мамой. Он опять пропустил важное событие… Но, чтобы не выказывать своего огорчения, сразу вспомнил про подобную историю. Ведь случай-то его не всамделешный, а рассказанный. Зато, мы с мамой видели всё своими собственными глазами! Подумав так, я успокоилась и пошла, вновь обследовать рядом стоящие дома.
Когда отец вернулся с работы, я поделилась с ним своими впечатлениями, да только он не очень-то мне поверил. Вот тогда я впервые в жизни пожалела, что у меня нет никакого фотоаппарата, хотя бы самого недорогого и простого, «Смены», например, или «Вилии-авто».
   
То лето стало третьим со времён переезда. Наш участок постепенно приобретал законченный ухоженный вид. Кустики малины дали первый, обильный урожай, прижились яблоньки и два из восьми привезённых, небольших пока саженца настоящей вишни. Вишня та - родом из Ульяновска. Она вырастала, довольно быстро становясь красивым, высоким деревом. Главное, говорил отец – уберечь её первые два-три года от сильных морозов и грызунов. Если акклиматизация прошла успешно, от корней пойдут отростки, которые легче пересаживать, формируя настоящий, вишнёвый сад.
Каким он и стал, спустя лет десять-пятнадцать…
   
Осматривая дома и деревья, я не нашла больше ни одной божьей коровки. Сорвав все красные ягоды, которые не увидел брат, я только хотела отправить их в рот, как заметила новые перемены… Но, чтобы меня опять не объявили выдумщицей, побежала в дом.
– Мам, пап! Там какие-то работники ходят с палками и чего-то измеряют.
– Ну-ну! Нос от малины ототри, - сказав это, брат выглянул в окно.
– Правда. Пап, это что… Геодезические приборы?
– Кажется, площадку готовят. Наверное, дом кто-то строить собирается. Главное фундамент залить. Пойду с мужиками поговорю, - сказал отец, надевая кепку.
    
Люди, работавшие на площадке, что-то говорили, но очень уклончиво. Скорее всего, они сами не знали, либо не хотели раньше времени огорчать частный сектор грядущими переменами…
А удалось в тот день узнать следующее: в ста метрах, по диагонали от нашего дома будут возводить громаднейшую железобетонную конструкцию.
Для чего она вдруг понадобилась и кому, пока неясно. Но только со следующей недели стройка будет вестись в три смены. И возводить будут водонапорную башню, высотой двадцать семь метров и около десяти в диаметре.
– Здорово! – воскликнули мы с братом и переглянулись, это был редкий случай нашей с ним солидарности.
– Дети... – только и сказал отец, расстроенный будущими невесёлыми перспективами.
    
Я не понимала, чем он так недоволен. Просто тогда мне казалось, что всё, сопряжённое со строительством чего-то нового, должно вызывать восторг и интерес…
   
   
    
13.12.2010



(продолжение следует...)    http://www.proza.ru/2010/12/17/956