Маленький военный городок на Камчатке, «малая родина» моряков-подводников, второй год штормило. На флот пришла перестройка, и свыше поступила команда: «Перестраиваться! Об исполнении доложить». Что это за напасть и как исполнять команду непонятного содержания, никто толком не представлял. Даже светлые умы верных ленинцев из политотдела. А уж им –то, в силу высокой степени партполитдрессуры и специфики должностных обязанностей, по-ложено было знать все, обо всем и еще немножко А если и не знать чего-то, то действовать все равно решительно и в сжатые сроки. Методом «тыка», с заранее назначенным виноватым.
Поэтому в то время могли происходить события, невозможные с точки зрения Устава и просто здравого смысла. Сравнимые по нелепости и «болванизму» разве что с дамским лифчиком на мужественной военно-морской груди флотского офицера.
О беспрецедентном случае превращения святая святых, оплота уставной культуры и военно-морского искусства – большого зала ДОФа (Дома Офицеров Флота)- в цитадель зла, гнездо разврата и порока, возвестила афиша, которую с явным удовольствием «наваял» местный Пикассо, круто замешанный на флотском импрессионизме, матрос второго года службы ( назовем его Бесфамильный, чтобы не оскорблять искусство создания рекламного плаката): на стандартном бланке «Боевого листка», на чистом срединном пространстве он изобразил красотку, в позе, видимо, отражающей танец Святого Витта, в которой угадывалась нагота, банально-стыдливо прикрытая в традиционных местах листьями фикуса. Кумачовая, революционная краска букв возвещала, что такого-то числа… состоится концерт «ансамбля эротического театра». И вся эта «высокохудожественная » композиция была увенчана стандартной надписью: «За нашу советскую Родину!» И как положено, в левом верхнем углу – торсы кораблей и подводных лодок, орудия которых, нацеленные на центр композиции, явно демонстрировали бодрый дух и боеготовность, в чем угадывалась фаллическая символика. Словом, афиша вполне могла бы заменить в боевом походе журнал «Плейбой».
Начальник ДОФа, недавно назначенный, молодой и ретивый лейтенант Пасько, афишу, тем не менее одобрил, хоть и отдаленно обладал художественным вкусом, но посчитал соответствующей духу времени и событию.
В назначенный день и час зал не мог вместить всех желающих.
По причине зимнего времени народ служивый сидел в шинелях ( в зале +9), гарнизонные бонзы – в каракулевых «кастрюлях»- странных по фасону и назначению головных уборах для высшего офицерского состава, по форме напоминающих ковшик с ручкой; дамы – в мехах, шубах – словом, атмосфера в театре сильно смахивала на коммунистическое «вече» - отчетно-перевыборное собрание недавних времен. И лица были подстать: нарочито-скучающие, постно-ханжеские,не дай бог, обнаружить живую эмоцию «на людях»!
Первые аккорды из динамиков – к удивлению немногочисленных знатоков, Паганини – и занавес поплыл в разные стороны. Декорации разочаровывали. Ну, то есть они просто отсутствовали. Зато привычный массивный бюст «самого живого из всех живых» возвышался посреди сцены на своем законном месте, на котором стоял со времен воздвижения самой сцены. В этот раз многим показалось, что выражение до боли знакомого лица как-то изменилось в сторону издевательского.
Первые минуты выступления оказались весьма целомудренными: артисты исполняли па из классических балетных партий, перемещались по сцене весьма эксцентрично (видимо, грелись в движении, так как согласно классике жанра их экипировка не соответствовала температуре окружающей среды). В зале множество голов поворачивалось одновременно, следя за траекторией движения танцоров. Пока все было пристойно, и у начальника политотдела напряжение лицевых мускулов, формирующее комиссарское выражение лица, несколько опало. А зря.
Потому что дальше все разворачивалось соответственно и целесообразно. В танце, под музыку все нарастающего темпа, «действующие лица» начали обнажаться. Зал затаил дыхание. Передняя часть головы у многих мужчин в форме, над тугими галстучными узлами, начала наливаться помидорным цветом. Дамы потупили взоры и лишь «искоса, низко голову наклоня» подсматривали за происходившим на сцене, не забывая отслеживать выражение лица собст-венного благоверного – мало ли когда пригодится это наблюдение,
как козырь в очередной семейной «разборке».
А на сцене уже наблюдался полный беспредел актерско-режиссерской бездарности. Тела танцующих, по сценарию, как бы обнаженные, на самом деле были облачены в трико телесного цвета, с пришитыми в библейских местах кленовыми листочками (явное ботаническое не соответствие афише и священной истории ).Их телодвижения, отдаленно напоминавшие брачный танец гамадрилов, в купе с костюмами, представляли собой пошлый фарс, но зал явно вошел во вкус «запретного плода». Мужчины старательно дышали через раз. Женщины демонстрировали улыбку Моны Лизы, которую, согласно известному анекдоту, Леонардо вызвал тем, что щекотал натурщице пятку кисточкой. Градус атмосферы в зале явно поднимался. Но сама атмосфера, как и ситуация целиком, ощущалась как нелепейшая, народ большей частью понятия не имел, как себя вести в сложившихся обстоятельствах. Многим хотелось домой. А некоторым даже на службу.
В рядах, заполненных «политрабочими», проявилось движение: кто-то, куда-то посланный быстро пробираясь по ногам сидящих, устремился к выходу. Цель его миссии стала ясна, когда обнаружилось, что концерт будет сокращен, и пройдет без антракта. Большинству сидящих в зале уже было все равно. Они так мечтали выбраться из этой странной обстановки, что новость восприняли отнюдь не как «изгнание из рая».
Зато когда общая масса разбрелась по своим «ячейкам», а многие, не вынеся полученных впечатлений в одиночку, потянулись в компании, пружина, сжимаемая на протяжении всего времени приобщения к «несоветской» культуре, развернулась в полной мере. Так в Рыбачьем не смеялись уже давно. Как поется в известной песне Асмолова «Ну какая радость, на такую гадость мне с тобою вместе два часа смотреть?!»
Не до смеху было только начальнику политотдела – он писал раппорт о проведенном мероприятии в штаб флота. А лейтенант Пасько в последствии получил выговор. За недогляд в наглядной агитации.
Одним словом, стриптиз – он и на флоте стриптиз. Со своей голой спецификой