Диплом
Над дипломом Мишка работал с двумя друзьями – Сашей и Валеркой, оба были из соседних поселков. Всем троим повезло, именно в это время Валерка поселился в однокомнатной квартире какого-то своего дальнего родственника, в зале установили три стола, на них чертежные доски и началась работа. Началась с огромным скрипом... Пацаны все были толковые, но разгильдяи и весельчаки.
Валерка – это суперостроумный товарищ, его шутки были как по лезвию ножа, но вызывали восторг и дикий хохот. Саша – мощный такой качочек, круглый отличник, тоже острый на язык. Трио было монолитное, все друг у друга чему-то учились, благо у каждого было много интересного в душе. Получив, как казалось, много свободного времени, они расходовали его шумно и весело. И еще был Андрюша, моложе на четыре года, тоже веселый и умный пацанчик. Все трое его выделили из компании Ларисы, Мишкиной сестры, в принципе, в которую и сами влились. Лариска, одна из Мишкиных близняшек, была чертовски хороша, все трое (Валерка, Сашка и Андрюха) были в нее влюблены чуть ли не больше, чем Мишка в Матрешку. Хотя больше быть не может. А Лариска показала себя второй Лилькой. С удовольствием принимала их ухаживания, но никого не подпускала, может и зря. Мишка в пацанах отчетливо наблюдал себя, всех жалел и любил, но никому не помогал, да и просто не смог бы.
Целый месяц готовились и тренировались отправить Андрея в армию. Парень не смог поступить в "Бауманское" и вот теперь предстояло ему потерять два года. Андрюшин папа изготовил двадцать литров чудесного самогона, и это было одной из причин разных веселых празднеств у Андрюши дома. К дипломным чертежам прикасались очень редко и ненадолго. Праздники и дни рождения, походы в кино и театр, первомайская демонстрация, поездки на Мишкину дачу, все превращалось, благодаря всем участникам, в яркие и фееричные торжества и веселье. Андрюшины проводы были верхом веселого безумия. Три дня и три ночи шумная компания не давала соседям спать, а они и не обижались, потому что сами участвовали. Сама поездка в военкомат - на троллейбусе, забитом друзьями, всю дорогу горланящими военные песни. Скучные и грустные мамы и папы, провожающие сыновей в армию, ошалели от мощного строя Андрюшкиной компании, но заметно повеселели.
Вот только после этого работа и закипела. Наверстывая упущенное время, все работали усердно и хорошо. Отвлекались только на быстрые обеды, да на редкие поездки в институт. Три стола, вокруг все в черновиках, бумажках на пыльном полу. И такая протоптанная по пыли дорожка на кухню, на водопой.
Три разные компании девчонок удачно так, не пересекаясь друг с другом, заходили просто пообщаться и повеселиться. Все были молодые – десятиклассницы, только поцелуями дело и ограничивалось, и то только тогда, когда работа уже просто доставала. Где-то раз в неделю все убиралось, вымывалось девчоночьими руками, посредине оставался один стол с самой новой, Сашиной, доской, ставились бутылки и закуска и новое празднество начиналось!
Но наутро зал снова превращался в проектную мастерскую. А вот это, кстати, и было первое время, когда Мишка жил без любви практически.
Ну, разве что где-то глубоко в сердце лежало чувство к Матрешке, придавленное тяжелыми камнями. К Лильке они втроем тоже наведывались, также весело и шумно, устраивали чаепития. Лилина мама снова стала прежней, также болтала с Мишкой, благодарила за помощь в расчетах, и даже что-то такое ему намекала. А он просто не поддавался, закрыл эту тему для себя, хотя и видел, что Матрешка не в себе немного, но себя к причинам ее состояния никак не относил. А тут еще появилась Лилина бабушка, классная такая. Было явно видно, что Мишка ей очень понравился. И это Мишке дико понравилось тоже. Но, увы, камни с сердца он и не думал снимать, казалось, бесполезно.
Была мысль привести Матрешку в свою проектную квартиру, но как-то она там бы не вписалась. И как пошутил Саша, бабушки подъездные сказали б, во, новые... пришли, куда им столько. И Лилька б сгорела от стыда. Хотя повторяю, никаких плотских утех с девчатами не было.
Кстати, еще до начала диплома, все трое распределились в какой-то незнакомый Уральск. И, заканчивая работу над дипломом, предвкушали такую же веселую и праздничную жизнь. Все трое в самый последний день (успели!) защитились на отлично, тут же быстро где-то накатили, прогулялись к Андрюшиным родителям, к Мишкиной маме, приняли все поздравления, вернулись, снова выкатили на середину Сашин стол и два дня гудели так шумно, что соседи пообещали вызвать в следующий раз милицию.
На пару-тройку дней съездили к Саше в деревню, там тоже было здорово. Ха, и тут же Мишка представил Лильку в Сашкиной деревне. Все закончилось, оставалось только распрощаться с институтом, сдать пропавшие книги, взятые в институтской библиотеке, и начать собираться в Уральск.
Одну книгу пообещала Лиля, и он пошел к ней, даже не подозревая, что его мир снова перевернется.
Бомба для Мишки
Апрельское лето Мишка обожал чуть ли не больше весны. Во-первых, еще не забылись школьные и институтские каникулы, а это - всегда заслуженный отдых и долгий праздник, это лагеря и турбазы, это озера и речки, рыбалка и раки, наконец – это полный пофигизм, свобода и никаких забот. Тем более, это было последнее лето перед устройством на работу, а впереди ждали только короткие летние отпуска и на всю оставшуюся жизнь.
Такая классная июльская жара. Мишке до сих пор вспоминаются те студенческие лета примерно так. Идет он по городу, над расплавленным асфальтом шевелящееся марево и в голове классная приятная, будто хмельная, расслабленность. Подойдешь к желтой бочке с пивом (а в Апрельске всегда было замечательное пиво), выпьешь двумя залпами запотевшую кружку этого чудесного напитка и шагаешь дальше. И расслабление и кайф еще больше обволакивают Мишкину голову, и жизнь становится еще прекраснее...
Вот в самое такое пекло, правда, без кружки, Мишка зашел к Лиле за обещанной книжкой со страшным названием «Динамический расчет стальных конструкций». Именно чем он, впрочем, скоро займется. И всю жизнь будет работать на этой ниве - смеси сопромата, строительной механики и такой вот, непонятной некоторым, динамики. Устроились в садике Лилькиного дома, пили чай со свежей смородиной, Мишка рассказывал о последних событиях в жизни, о дипломе, о Сашке и Валерке. Иногда у него получалось рассказывать, тем более свежих смешных и интересных историй была масса. И тут вдруг Лиля, наверно долго боровшаяся с собой, выдала ничего не ожидавшему Мишке ужасную фразу: «А знаешь, весь этот год мне было без тебя плохо». Это была, конечно, бомба. Мишка не поверил своим ушам, не поверил Лильке, нервно закурил.
Завязался очень тяжелый, долгий разговор. Он снова и снова закуривал, пил чай пересохшим ртом, и вспоминал, вспоминал и говорил. Не обижал ее, нет. Свои обиды, растянувшиеся уже на несколько лет, вспоминал, уточнял, слушал объяснения. Прощаясь, возрождающаяся Матрешка спросила:
-Ну что, можно уйти и навсегда забыть этот дом?
- Да я бы остался в нем навсегда, - выпалил Мишка и убежал в темноту.
Чудо свершилось! Причем совершенно неожиданно... Мишка ехал домой, развалившись в кресле автобуса, ехал домой самый счастливый человек в мире!
Три недели
Три недели абсолютного счастья. На следующий день Мишка не пошел к Лиле, хотя страстно желал. Проторчал дома, наслаждаясь вчерашним днем. И думал, и думал, а на душе было очень сладко. Пришел только следующим утром. Пришел, как желанный гость, все были ему рады, и все сразу стали для него родными. Всегдашняя для Мишки в этом доме немного напряженная атмосфера испарилась, он стал своим. Тут же его снарядили за сливами к Лилиной бабушке, к которой он даже стремился, к своему самому главному союзнику, мы победили!!! Бабушка тоже была очень рада, накормила, напоила.
Между лазаньем по деревьям и бабушкиным обедом Мишка починил ей телевизор. Громко сказано – починил, это просто внук, Лилин племянник, перекрутил все каналы. И телевизор, показывавший сплошную серую рябь, после Мишкиных пяти минут, уже выдавал все цвета и звуки. И тут повезло, лишняя маленькая победа всегда радует. Правда, Лиля не зевала, заметила и при возвращении с полными ведрами ехидно так спросила, мол, что, радуешься, что телевизор починил? Мишку резануло, он глянул в ее глаза, а там просто светилась веселая издевка. Но вопрос все равно ранил.
Они каждый день ходили гулять, то в кино, то к ее подружкам, то снова к бабушке, просто гуляли по городу под ручку. Напевали что-то про себя, то он, то она. Мишка наслаждался, бросая взгляд на Лилю, он видел, что ей было тоже хорошо от всего этого.
Два раза сходили в театр, так смешно получилось. Сначала у нее были билеты, а на следующий день, в самый последний момент, его сестренка дала ему свои, ее парень слишком опаздывал, работал где-то за городом и просто не успевал. И вот они сидели снова на том же спектакле, но им нравилось. Комедия была легкая и веселая, ну прям под стать настроению молодой пары.
Вечером он ее провожал, чтоб наутро примчаться снова. А вот поцелуев почти не было, он все равно немножко пугался взять инициативу в свои руки, а она, казалось, не знала, что это такое. В принципе, она пять лет была у него на виду, ни с кем ни разу не дружила, этим Мишка и оправдывал такие их очень пионерские отношения.
Как-то они пошли в кино, сидели в кинотеатре «Юность» где-то близко к экрану, в правой стороне зала. Фильм совершенно стерся из Лилькиной памяти, но один момент остался, какой-то страшный. Кто-то на кого-то нападал, борьба.. Лиля непроизвольно, поглощенная фильмом, резко протянула руку Мишке. Рука оказалась на его колене. В секунду это осознав, она хотела отдернуть руку, но ощутила пожатие его ладони... Такое трепетное и спокойное одновременно, что страх совсем отодвинулся. И ее кисть так и осталась до конца фильма в его сильной и очень нежной руке...
А в фильме она вдруг перестала что-то понимать. И, то и дело что-то переспрашивала у него. А он мягко и спокойно объяснял, даже с каким-то удовольствием... Еще с каким!!!
Почему именно это так засело в ее голове? И это даже не просто чувство, а живое какое-то ощущение...
А может оно усилилось оттого, что потом, в других обстоятельствах, ее вопросы вызывали у другого мужчины только раздражение, потому что просто мешали смотреть фильм. Она научилась молчать... А внутри всплывало то самое - живое ощущение Мишкиной руки...
Сашка с Валеркой уже уехали в Уральск. Вообще-то им дико не понравилась вот такая Мишкина перемена. Предатель!!! Нас на бабу променял! Хотя про его давнюю любовь к Лильке они знали практически все. Но Мишка от отработки не отказывался, да и не мог отказаться никак, просто оттянул время прощания на десяток дней. Не мог вот он так сразу уехать, счастье его только-только состоялось. А что делать дальше, он сам не знал, уговаривал Матрешку ехать с ним. Это был бы самый простой выход. Ну почему надо было его два года просто мучить, а потом еще целый год мучиться самой, чтоб вот открыться ему только перед самым отъездом.
«Твой шанс был абсолютно реальным, пока ты не уехал».
Ну почему б не сказать это все хоть на полгода раньше, уболтал бы ее распределиться в тот же Уральск, уж там никто и ничто бы не мешало молодым слиться воедино. А тут даже просто денег не было, чтоб сыграть скорую свадьбу и увезти Матрешку. Мама и три студента, и папины небольшие накопления за прошедший год просто утекли.
Он старался обо всем этом не думать, опять глядя в ее глаза, он убеждался, что все происходящее – не сон, и поэтому эти три недели просто наслаждался ежедневным своим присутствием возле нее, решив, что как будет, так и будет. В принципе, он всегда по жизни катился, как колобок, куда кривая вывезет. Обычно эта кривая его не подводила. И тут он поступил точно также.
Снова железнодорожный вокзал, три Лилиных поцелуя, и поезд тронулся, увозя Мишку в чужой незнакомый город. Все двое суток он лежал на верхней полке, счастливый и грустный и мечтал...
Уральск
И вот Уральский вокзал. К Мишкиному удивлению, никто его не встретил, хотя это было обговорено заранее. Он подошел к стоящему милиционеру, узнал у него примерное направление поисков, сел в автобус и поехал. Искал свою улочку, которая оказалась очень хитрой, то терялась, то снова появлялась. И вот оно, общежитие строительного треста. Комната тоже оказалось запертой, но ждать пришлось недолго, Сашка и Валера появились примерно через полчаса, они просто забыли про разницу в часовых поясах и перепутали время. Хотя, как признались, после Мишкиного предательства встречать его и не хотелось.
Назавтра Мишка сходил в трест, ввиду его опоздания вакансий мастера уже не осталось, их все расхватали приехавшие ранее сокурсники, и его определили в строительную лабораторию инженером по качеству. И зарплата меньше, и как выяснилось, работа не совсем интересная. Нужно было ездить по строящимся объектам всего треста, находить изъяны и заставлять своих сокурсников, и, что еще хуже, опытных прорабов, либо делать все по нормам, либо переделывать что-то уже построенное. И это зеленому пацану, который сам-то ничего еще не петрил в строительстве. Ну и конечно, потихоньку расширять себе круг, если не врагов, так недоброжелателей. Что было абсолютно не в Мишкином характере. Но работа есть работа.
«Здравствуй, моя милая Матрешка!» Письмо он написал уже в первый день, описывая свое настроение, встречу с новым городом и пацанами. Впервые за всю историю было написано «моя», наконец-то он мог написать открыто то, чего хотел очень давно. Письма уходили почти каждые три дня, но первый ответ пришел только через пару недель. Мишка перечитал его раза три и ничего не понял. Как будто не было Лилькиного признания, трех счастливых недель... Письмо было сухое, неинтересное, в общем, никакое. Даже той теплоты, которая была в письмах Матрешки в тайгу, не было в помине. С небольшим перерывом пришли еще два письма, ничуть не лучше первого. И все... Больше достучаться до нее не удалось.
Жена сокурсника написала своему мужу, что вроде Лильку видели с кем-то, да под ручку, верить не хотелось, но молчание свидетельствовало именно об этом.
Мишка написал в общей сложности десять писем, в последнем, уже отчаявшись, умолял ее подумать, спрашивал, зачем вообще нужен был тот июльский день с чаем, смородиной и Лилькиным признанием. У него в голове не укладывалось, что вот так можно предать человека, друга, виновного лишь в том, что он ее любил безумно. И это было настоящее предательство, вероломное и все-таки непонятное. Ведь он видел все три недели, пусть не ослепленные счастьем, но все-таки сияющие ее глаза, как, почему, что произошло за этот короткий август? ЗА ЧТО? Это было хуже ее оплеухи, во сто крат хуже той прошлогодней ситуации, когда она просто отказала, теперь она уже абсолютно виновна…
В ноябре ребята втроем съездили в Апрельск, совсем ненадолго, и Мишка после демонстрации увидел ее. Она шла с каким-то бородачом, именно под ручку, увидала Мишку, а он сделал вид, что занят разговором с приятелем, полу-отвернулся, но боковым зрением наблюдал, как она, уходя, еще пару раз поворачивалась и смотрела...
Мало сказать, что Мишке было плохо, он был подавлен, разбит и морально уничтожен. Ему было наплевать на все, на друзей, на работу, даже на жизнь. Казалось, она уже просто кончена. Работа отвлекала совсем немного, но хоть отвлекала. Вечера же, а особенно ночи стали просто тоскливыми, а иногда даже жуткими. Он мог заснуть на пару-тройку часов, но ночная тоска, вплетенная в Мишкины сны, разбивала жизнь снова и снова. И он уже до утра ворочался, вздыхал, постоянно выходил полуголым курить в коридор и, жалея себя, страдал. И не понимал, почему все так. И еще долгое время ему то хотелось ее убить, то, наоборот, спасти от каких-нибудь бандитов, хулиганов и даже от этого вот ее бородача. Хотя он и понимал, что этот ее парень ни в чем не виноват, но Мишка его все равно ненавидел.
Зеленый мальчишка. «Мальчики на всю жизнь остаются большими мальчиками». Тоже не помнится, откуда эта фраза, но она до сих пор держится в Мишкиной башке.
Он написал ей спустя месяц еще одно письмо, тяжелое и грустное, заявил, что пройдет год, пять, десять лет и она об этом обязательно пожалеет, но уже не отправил. Хватит ныть, надо строить новую жизнь. «Вставай и падай, падай и вставай, вставай и падай, но не падай духом». Он пел эту «круизовскую» песню себе, но у него ничего не выходило. Вставал он очень медленно. Настроения не было никакого. Сашка и Валерка злились и на него, и на нее. Мишка на пару с Лилькой поломали им ту новую жизнь, о которой они мечтали на дипломе, которая могла стать ярким продолжением дипломной феерии. Без Мишки, вдвоем, они как-то не сумели так. Все-таки он у них был негласным лидером, не диктатором, но лидером. А лидер был почти смертельно ранен и вылечивался с огромным трудом. Хотя, конечно, они его тормошили, подбадривали... «Ну зачем тебе нужна эта драная кошка, мы найдем тебе помоложе и покрасивее». Мишка их понимал, но сделать с собой ничего не мог, и с «драной кошкой» согласиться тоже не мог. Валерка иногда, наоборот, заводил его, ты, мол, тут лежишь, страдаешь, а бородатый Петя сейчас ее обнимает... Что его зовут не Петя, Мишка узнал гораздо позже.
Я ломал стекло, как шоколад в руке,
Я резал эти пальцы, за то, что они
Не могут прикоснуться к тебе...
Эти строчки из песни «Наутилуса», не самой Мишкиной любимой, да и впервые прозвучавшей только спустя несколько лет, передают то его состояние абсолютно точно.
И так было трудно осваиваться в Уральске, так еще и Саша в вечернюю смену поскользнулся на балконе третьего этажа строящейся панельки и угодил в больницу с переломами обеих ног, где пришлось лежать полгода и перенести две операции. Отчасти Мишка в этом был виновен. По нормам в щели между панелями должна вставляться такая длинная каучуковая колбаса, которая ну никак не хотела туда влазить. А Мишка в Сашкином журнале отмечал, что это делать необходимо. Вот Сашка и «помог» своим работягам. Это была трагедия для всех.
«Участливая» Лилька написала Саше письмецо и Мишка собственноручно отнес его раненому другу. Остались вдвоем с Валериком и начали друг друга потихоньку заедать. Работа дурацкая Мишке тоже поднадоела, он пошел в отдел кадров, попросил перевести его на линию, его провели к главному инженеру. Не было мест мастера, ну вообще. И главный дал ему пару сопроматовских задачек, попробуем твои мозги. Мишка с ними шутя справился, это была его стихия. А после этого попросил главного отпустить его домой, мол, тяжело ему тут, в Уральске. На что тот ответил, нет уж дорогой, ты – второй, кто мне эти задачи решил, такими кадрами я разбрасываться не намерен, а настроение твое еще наладится, даю слово, все будет хорошо. И перевел Мишку в проектно-сметную группу.
Подошел новый – 86-й год. Мишка с Валеркой встретили его вдвоем, хорошо поддали, зашли к сокурсникам, там тоже накатили, и пошли к Саше в больницу, поздравить раненого друга. И ему налили, повеселились, Сашка уже хоть отошел немножко от первоначальных болей. Интересная была вот такая встреча Нового года, возле Сашиной кровати с двумя так называемыми «самолетами», на которых на вытяжке лежали ноги «железного прораба». Это Мишка с Валеркой в библиотеке увидали книжку с таким названием и решили подарить Саше, ну или, на худой конец, «Как закалялась сталь». Не подарили, просто дурачились, было просто желание вот таким макаром облегчить Сашкины страдания, юмор и смех они все трое понимали правильно...
Идя назад, Мишка предложил, а давай девчат целовать, и показал пример. Валерка сначала тушевался, но, увидев, как это Мишка легко делает и девчата совсем не сопротивляются, тоже вошел в раж. Даже девчата в компаниях, с парнями и те не уклонялись, целовались охотно. «ООО! какой поцелуй!!!» Валерку даже пришлось силой оттаскивать от одной хорошенькой (в обоих смыслах) Снегурочки Мишке и ее кавалеру. Городок маленький, и потом на работе Валерке долго вспоминали эту самую Снегурочку. И это было здорово, жаль, без Сашки… А потом еще устав, валялись, счастливые, на пушистом белом снегу под какими-то елочками, прямо на центральной улице города.
Боль по Матрешке совсем не утихла, и в этот раз водка с шампанским сделали доброе дело, не нагнали тоску, как в последнее время, а именно уничтожили ее, получилось здорово и весело, жизнь стала краше.