Авария
А в августе того же года Мишка попадает в аварию.
Мама опять директорствовала в очередном лагере. Все лето Мишка собирался туда съездить, но как-то все откладывал и решился только на прощальный костер. Тем более, что лагерь был родной, тот самый, в котором он страдал давным-давно когда-то по Римке и заглянуть в свою детскую душу очень хотелось.
Опять же с Андрюшкой, вернувшимся с армии, доехали до городка на автобусе, потом потихоньку пешком до лагеря, километров восемь. Часа б за два успели, машин-попуток практически не было, но все-таки один жигуленок остановился, забитый людьми, еще и пришлось Мишку с Андреем уговаривать, сели. Успели только выяснить, кто кого и куда везет, а минут через пять навстречу из-за пригорка вылетает встречный жигуль, Мишка только запомнил его в метрах двадцати впереди и последняя мысль, «что же он, гад, делает?». Потом смутный короткий приход в себя, наклонившийся Андрюха.
– Мы где?
– Все ништяк, мы в аварию попали…
И снова забытье.
«Больной Романов М. доставлен в больницу в крайне тяжелом состоянии», и диагноз: «Сотрясение головного мозга, травматический шок второй степени, три открытых перелома нижней челюсти, перелом верхней челюсти, открытый оскольчатый перелом средней трети левого бедра, закрытые переломы переносицы и лицевой части черепа, рваные раны правого локтевого и правого коленного суставов». А потом еще за два последующих года – «посттравматический гайморит, фронтит и дакриоцистит, неправильно сросшийся перелом нижней челюсти».
И зубы… Трех не оказалось на месте сразу, остальные свободно шатались. Крепкие фамильные зубы было жалко больше всего. Ни одного, съеденного кариесом, даже когда Мишке было уже под пятьдесят, зубы продолжали выпадать только из-за этой долбанной аварии. Очнулся Мишка утром, весь перебинтованный, нога на вытяжке, челюсть подвязана, лицо перекошено, правый глаз ярко-красный. Жизни уже ничего не угрожало, но Мишка мало что соображал, был в полубреду каком-то. Андрюша был рядом, у него было только сотрясение и потеря сознания.
Тут же лежал виновник аварии, водитель второго жигуленка, сельский парнишка, набравшийся вчера вдрызг и поехавший свататься в соседнюю деревню. Попутно угробивший свою мать и сестру, и Мишкину попутчицу. Это Мишка, перелетев через переднее сиденье, сломал шейные позвонки красивой даме, как позже выяснилось, музыкантше маминого лагеря. И водитель Мишки, получивший больше всего травм, так потом от них и не оправился, и умер уже в больнице.
Кстати, Мишка до сих пор благодарен судьбе и Андрюше, за то, что тот сел в машину раньше его и Мишке пришлось сесть ему на колени. Получи Андрюша такие же травмы, как Мишка, и о своей давнишней мечте – Бауманском, можно было забыть надолго, если не навсегда. А в момент столкновения его спасло именно Мишкино тело.
Конечно, лучше б той аварии вообще не произошло, но из двух зол судьба выбрала тогда меньшее, Мишка так считает, и рад этому.
Неожиданно проездом появился Саша из Уральска. Друг, перенесший аналогичную трагедию два года назад, сильно морально помог Мишке, которому казалось тогда, что лежать на больничной кровати он будет вечно. Успокоил, описал, как и что предстоит раненому. И как-то между делом пошутил – ты только Лильку не вздумай обвинять в своей аварии. Мишка так, конечно, не думал, но что-то этими словами Сашка снова затронул…
И бредовыми ночами Лиля Пальчикова в Мишкиных снах, в белом почему-то халате, вытаскивала раненого Мишку с поля боя, а он все никак не хотел бросать пулемет и косил наступавших фашистов.
Или мечтал, чтоб она приехала вот сюда, в поселковую больницу, навестила, чтоб из этой встречи получилось, хорошо или плохо, он не знал и не думал, но хотел.
А Лилька узнала об аварии от кого-то из однокурсников. Это известие ранило ее так, как будто истинным виновником этого события была она. В голове проносились мысли одна хуже другой. Ей казалось, что поступи она тогда по-другому, Мишка был бы цел и невредим, как будто это ее предательство сыграло с ним такую злую шутку. Как ей хотелось оказаться в тот момент рядом с ним. Хотя бы увидеть его одним глазком... Но как? Да и откуда взяться прощению, он ее просто откажется видеть... А рядом его родные, друзья...Она просто не сможет посмотреть им в глаза. Никак...
Она представляла эту встречу в больнице, но виделся ей только один кадр: входит она в палату, а он отворачивается в сторону от нее, а вокруг , в воздухе, только немой укор... В качестве кого могла Лиля приехать к нему? Кто бы ей поверил и как? Только бы он выжил, только бы выздоровел!..
Никаким бы ее слезам никто не поверил, потому они тихо катились из глаз только ночью, когда могла она сказать правду только самой себе... Мишка, прости! Если бы она нашла хотя бы один шанс из тысячи, что он захочет ее видеть, она приехала бы...Но она его не находила... Ни одного... Миша!.. Только ЖИВИ!
А вообще, Мишка очень благодарен всем тем врачам, медсестрам и даже санитаркам, которые вернули его к нормальной жизни. Еще и потому, что навидался в больницах столько человеческих страданий и горя, а эти люди старались. Их очень жесткие или, наоборот, нежные и ласковые руки последовательно устраняли все те неполадки Мишкиного тела, причем практически за бесплатно. Не дай бог получить такие раны сейчас, в 21-м веке, можно запросто пойти по миру... Даже если вспомнить только последнюю - глазную больницу, в палате которой на четверых пациентов пришлось всего три здоровых глаза. Из них два – Мишкиных...
Химпроект
Прошло чуть больше полугода, Мишка встал на ноги, сначала ходил с палочкой, устроился на новую работу, в проектный институт, в который он впервые зашел еще до аварии, но вот она тогда помешала. Он пришел, а его уже ждали и с удовольствием взяли. Этим он обязан своему сокурснику Боре, который работал тут уже два года. С Борей когда-то Мишка побеждал на институтских олимпиадах. Тандем был оптимальный. Два мозговых центра работали слаженно, каждый решал свою половину задач, потом обменивались, а дальше решения переписывались примкнувшими пацанами и девчонками, среди которых иногда была и Матрешка. Не один десяток экзаменов, зачтенных автоматом для себя и других обеспечила пара Мишка и Боря.
И Мишка устроился в расчетную группу строительного отдела. Здесь окончательно он сформировался как инженер. Старшие товарищи в лице талантливейшего главного конструктора Леонида Давыдовича и классного и умного начальника группы Игоря полностью доломали непонятную перегородку между институтским сопроматом и реальным проектированием. Да и Мишка старался, знания впитывались прочно и глубоко, несмотря на разгильдяйский Мишкин характер, на дремучую лень, от которой не оставалось и следа, когда работа нравилась.
Тут же Мишка с интересом занялся программированием, сначала на дилетантском уровне на ЭВМ, занимавшей тогда две комнаты на первом этаже проектного института. А через год появилась первая персоналка. IBM PC XT, уже только довольно взрослые люди помнят название слабенького по нынешним меркам, а тогда суперсовременного компьютера.
Мишка успел... Успел заскочить на подножку последнего вагона уходящего поезда под названием «прогресс» перед глубоким кризисом. Ему хватило пары-тройки лет того советского периода, советской школы проектирования, когда знания передавались от поколения к поколению. И, к тому же, можно было практически на халяву сгонять в командировку в Москву и Ленинград, где обучали новой компьютерной технике и работе с ней.
Ну и коллектив, конечно... Как и везде в таких проектных, коллектив был разношерстный, много новых друзей и подруг, новая компания, в которую Мишка влился с удовольствием и в которой было прожито четыре года, таких интересных, насыщенных. Веселых праздников и обычных трудовых будней.
А любви вот новой не появилось, кто-то нравился Мишке, кому-то он нравился, но вот взаимных чувств не было. Пару раз мельком тогда встретилась Лилька, но подойти к ней Мишка не пожелал, рана была еще слишком свежа, да и снилась ему она довольно часто и так же грустно.