Строганина из осетра

Дмитрий Верендеев
Глава из повести «Увеселительный вояж в Антипаюту»

Начало см.:
1. http://www.proza.ru/2010/12/04/1209
2. http://www.proza.ru/2010/12/11/483

Паюта огромной змеёй нежилась под лучами утреннего солнца и несла свои воды в холодное, нелюдимое Карское море. Лайнер бросил якорь в середине реки, на берегу которой расположено несколько убогих деревянных бараков сталинских времён, приземистых и неприглядных. И здесь, как в Новом Порту, теплоход «Механик Калашников» окружили многочисленные моторные лодки; соревнуясь с ними в скорости, чайки с весёлым гамом резали паютинский воздух.

«Ой, нету моей дочери, до сих пор её нет, с ума можно сойти! Сразу же после Аксарки куда-то исчезла, сама не знаю. Хоть бы предупредила. Кто видел мою Жанну?! Все уже вышли, а её нет и нет. Люди, скажите, кто из вас видел Жанну, дочерь мою!» – кричала высокая женщина неопределённой внешности, надеясь на осведомлённость бдительных односельчан, вытирая с лица набежавшие слёзы.

«Ах-х-х, и моей нет! Вот беда, в Аксарке последний раз видела, а потом р-р-аз! – и нету моей дочурки, как в воду канула, как бы чего не вышло!» – призналась публике вот уже вторая женщина.

«Товарищи, у кого ещё «дочерь» пропала, поднимите руки! – громко крикнул Петрович, – скоро найдутся ваши дети. Вы только посмотрите, какие соколы в экипаже и какая же ласточка, по-вашему, упустит такой момент!»

И тут рядом стояли молодые, крепкие курсанты из мореходного училища, которые  проходили производственную практику на этом теплоходе и теперь готовили лайнер к швартовке. Курсанты загадочно улыбались и прятали глаза от «пострадавших» матерей. И точно, не прошло и трёх минут, как две расфуфыренные малолетки лет по шестнадцать откуда-то вынырнули на палубу, и быстро пристроились к напуганным матерям, спешно поправляя свои измятые юбочки.

И такой форс-мажор случается на теплоходе «Механик Калашников»!

За Петровичем на моторке прибыл его друг чистокровный ненец Алексей Вануйто, чтобы переправить по воде на берег, куда высыпал весь поселковый люд встречать первый теплоход, и это для них – большой, весёлый праздник. Кто-то из них сегодня прилично выпьет «сярку» (водка), кто-то нырнёт в холодную воду прямо с палубы теплохода на глазах у своей молодой жены, а кто-то просто зароется носом в лужу под трубами отопительной системы и проспит до утра. Так было, так оно есть, так будет всегда. У жизни свои законы, и никакой «сухой закон», недавно принятый властями, здесь не поможет.

На суше взгляд Петровича переходил с одного лица на другое, все эти широкие и яркие лица были обожжены солнцем, снегом, страшными морозами и сильными ветрами. На них лежала печать каждодневного терпения, а черты были такими резкими, что казалось: это след тяжёлого труда, которого требовала Родина. На лицах людей, возраст которых установить было невозможно, глубоко отпечаталась нищета.

Заметив Петровича, из толпы отделились и побежали к нему: Василий Салиндер, Тосо Ядне, Валак Ядне, Геннадий Салиндер, Моряк Яптунай, Пачу Ядне, Омчу Яндо и ещё несколько молодцев. Быстро отобрали из рук Петровича рюкзак с 15 бутылками киргизского спирта, глухо звякнули бутылки, предупреждая носильщиков о своей мощи.

Мужики поняли это, потому взяли ещё и Петровича на свои крепкие руки. Несли они его по посёлку, как царя, поднимая вверх как можно выше. Детвора радовалась такому явлению, визжала, протягивала свои руки, стараясь дотронуться до луса (русский), до Петровича.

Впереди всех быстрым шагом шёл Василёк с увесистым рюкзаком, выписывая кривули по выложенному из толстых половых досок тротуару, который опоясывал весь маленький посёлок Антипаюта. Сверху Петрович видит, как надёжно заизолированы трубы отопительной системы толстым слоем утеплителя и обмотаны изолентой.

Кортеж прошёл магазин, мехмастерскую, больницу, интернат. Луса почтенно восседал на мускулистых руках рыбаков, охотников, оленеводов и, словно командующий войсками на параде, здоровался с жителями посёлка, слегка приподнимая руку:

«Ань торова! (Здравствуйте!)» Некоторые дружелюбно отвечали на приветствие, другие удивлённо смотрели на чужака и в спину говорили: «пассы ню» (ядрёное ненецкое слово).

Впереди маячил дом Аннушки. Из трубы лениво поднимался соблазнительный белый дымок, предвещавший тепло, покой, уют и «заретую халю» (жареная рыба).

Огромный чёрный пёс по кличке Жека гавкнул спросонья и залился тревожным лаем, поблескивая угольками глаз. Его поддержал кудлатый Тасо, а за ним и другие дворняжки начали дружно гавкать на Петровича, который спрыгнул на землю со своей «кареты» и тут же проскочил в дом.

Аннушка и её новый муж Хэрму были дома. Петрович поздоровался с хозяйкой, познакомился с новым мужем и открыл свой рюкзак. Хэрму уставился на бутылки, нервно заходил по кухне в своей зелёной полинявшей энцефалитке с капюшоном, потирая руки, словно намыливал их, и, видимо, остался довольным приездом свояка.

Все присутствующие в доме пылали огнём радости. На столе живо появились чай, хлеб, спирт, стаканы, соль, ножи, и атрибут женской заботливости у ненцев – строганина из осетра!

Петрович расспросил своих друзей, как они живут, как с работой, почему не завозят тундровикам дрова и не выдают ружья оленеводам, как здоровье семьи и т.п.

Перед ним сидел коренастый мужчина располагающей внешности. Гладко выбритые румяные щёки, седые, почти белые волосы, в уголках глаз – добродушные морщинки. Всякий раз, когда он заговаривал, на губах появлялась открытая приветливая улыбка. Это – Моряк Яптунай, старый друг Петровича. Когда-то втроём (Яптунай, АС и Петрович) они ездили на охоту, на рыбалку в район Тото-Яхи. Не раз сдирали шкуру с матёрого волка, разделывали осетра и ставили сети на Тазовской Губе.

Омчу Яндо сидел возле печки и курил махорку – богатырской силы человек. Он мастерски лепил детишек, выпуская на свет не меньше одного ребёнка в год.

В сторонке стоял приземистый ненец Василий Салиндер и тщательно протирал свои очки. Он служил в секретных войсках и владел целым арсеналом запрещённых приёмов боя без правил.

Охотник, рыбак и верный друг Пачу сидел рядом с гостем и рассказывал смешные истории, которые происходили с ним недавно в Адерпаюте, которая расположена на той стороне Губы. Одним словом, ребята подобрались что надо.

Петрович разлил по стаканам спирт. Омчу Яндо выпил первым. Он почувствовал, как спирт огнём разливается по телу, заглядывая во все потаённые уголки, крякнул и заулыбался.

В тундре, в посёлке нет тайн, все знают друг друга. Всякая мелочь вырастает в событие. Прилив свежих ясноглазых людей продолжался, стопарик наполнялся спиртом. Охочий до «халявы» поселковый люд не дремал.

Были в этот день и женщины: Миса Небя, Вадим Небя (мать Вадима), старуха по прозвищу «Вопросительный Знак», Вовка Небя и другие. Многие из них давно смирились с одиночеством, с преждевременным вдовством. Таков суровый закон тундры. Они подчиняются ему не как покорные рабыни, а как истинные хранители обычаев и традиций своих предков, и с достоинством и восхитительным спокойствием несут этот тяжкий крест жизни. И живут они с высоко поднятой головой. Только морщины – следы пролитых слёз, солнечными лучиками расходившиеся от глаз, говорят о многом.

Продолжение см. http://www.proza.ru/2010/12/18/374