Николай Изгорь
Семь я не без урода.
“Во мне как в спектре живут семь я”, — сказал Вознесенский, заглянув в себя.
Во мне их не меньше, но во мне и “мы”, числом, пожалуй, больше семи.
“Я” без “мы” – инвалид, если не урод. Кто-то сострит, семь я вкупе тоже мы.
Настоящие мы – семья, друзья, коллеги, люди земли, наш народ.
И это неполный свод. Увы, кругом всё громче “я”, и всё тише “мы” –
“Я” заполонило мир вместо “Мы”, причем “я” умыкнули “мы” и у нас самих
внутри.
Солипсический бум – потребительский бунт в отместку за времена,
когда "мы" довлело над “я”.
Последняя, тридцать третья буква кликнула клич:“Кругом! За мной шаго-мм-арш!
Запевай!”
И алфавит, размашисто шатаясь, двинулся кичливым хором, который нарочито
фальшивит.
Семь я – семь клавиш пьяного фортепьяно, возомнившего себя автором музыки,
Подкидывают аккорды, подыгрывая голосам, горланящим гордый гимн эго.
И пошло-поехало это!
В быт, в культуру, в искусство на пошевнях “я” въехала сплошная пошлость.
“Я” прогнули “мы” под себя – даже толпы стали тесным скопищем яяяяя…
“Я” рады Содому и Гоморре гей-парадов.
Острее ос жалит глаза навязчивая красота полунагих гёрлс.
Опираясь на свои семь рёбер и выворачиваясь наизнанку, “я” из ничего громоздят ничего,
Извиваясь под кнутом рок-металла, втравливая: “куча мала!”
Одно из наших я - исказитель,
Агент дьявола-искусителя.
Любому двуногому козлу “я” – пропуск ко злу.
Будто муха неподалеку от уха, жужжит в голове мысля:
“Всех эгоистов бы в концлагеря на Канарских островах”,
Хвать битком на планете “я без мы” – не вместит всех архипелаг.
И подозрительны те, кого плохо знаю, а многие издалека и неразличимы.
Не хватает души быть “мы” со всеми ими.
Еще теплится боль сочувствия безруким и безногим, но ноль внимания – безликим.
Не интересны истории неприметного человека – так и остаются некто.
Никогда не будут модны Квазимоды,
Не нагреет рук пластический хирург на силиконовых горбах.
В ужасе от разовости жизни временный жилец, и моё “я” подверглось распаду впопыхах,
Заметив, что “мы” – часть помех для неистребимой жажды утех.
Со страху дрожит коренная жилка: жить как?
Уже подчинившись поветрию, всё равно невыносимо молчать,
Только вот не приходит на ум нужных слов, с которых бы начать.
Кабы сами рождались вокабулы.
После убыли во мне “мы”, стоять бы вроде мебели в уголке немо,
Но я, раб слова, как босиком на красных угольках,
Жгусь желанием рыболова выуживать фонемы и морфемы.
Спасаясь от сползания, наобум говорю: “я” без “мы” – дно ямы.
“Я” на ура – гора с одиночеством на юру.
Плохо человеку одному, когда лишь пища покорно любит его, уподобляясь ему.
Купаться во внимании – не еда. Отрава – кто всё время говорит тебе “да”,
Сказав же “а”, не скажут “бэ”.
Любое из семи "я" - понятие количественное,
Избыточное многих такое покалечило.
Другому – друг тот, кто ополовинил свои “я”.
“Я” будут мыкаться, пока не вернут “мы”.
Считать, что вокруг быдло, – подло. Думающие только о себе – уроды.
Мизантропу – стоп. “Я” и “мы” – не антиподы.
Равенство – это взаимная терпимость разных.
Она даст мир без вельможных и рваных, без умных и глупых, без милых и лупоглазых.
И прекрасное далёко придет!
Да здравствует мир без меня и горних ангелов полет!
Высказался, уф…
А получилась туфта. Набор слов. Гора родила мышь.
Игры ума. Это работают мозги, а в греховной плоте каждая клетка тела только “я”.
Не будь сам покалеченный временем наотмашь,
Молился бы, как инок у иконы, денно и нощно вслух.
Да не всякая молитва будет услышана. Бог тугоух.
Не быть калеке каликой, если ты сам у себя вор.
Да и зачем нужен этот противоестественный отбор?
Коль человек – просто неоднородность материи, которая исчезнет до тех прекрасных пор.
И что за рок проповедовать – вероучений и так впрок!
Не считая атеизма – веры в то, что богов нет, – только главных религий шесть.
Найдется в них на кнут – бич, хотя бы в нашей вере – второе пришествие.
Где хочет, Дух дышит, и не нужна ему колесница с дышлом.
Вдруг явится на Землю бич Христос – тихо, незаметно, под сурдинку.
Никто не укажет, никто и не узнает, если по телевизору не покажут картинку.
Молча пойдет по городам и весям, вглядываясь в людей и вздыхая горько,
Как когда-то бродил по Руси никому не известный бомж Максим Горький.
Неужели Он не поймет, что придется Богу переделать человека для созидания соборного “Я”,
В механизме выбора найдя проектную ошибку при создании образа и подобия?
Аминь! Или сгинь?
Арнольд Салмин, 16 декабря 2010, Н. Новгород, а/я 72.