Угу-у-у. Угу-у, угу-гу. Уф-ф-ф. Ночь. Тихо. Не узнаёшь? Не дятел, Филин я. Торчу из дупла своего, веками блымаю. Жрать охота, спасу нет. А где взять-то? Пенсионер грёбаный – суставы хрустят, да и крыльями махать западло. Махнёшь, из дупла вывалишься, а назад как? Где они, нынче, пионеры? Подсобить, в дупло вспендрючится. Вот и блымаю. В зеркало не гляжусь – нудота. Перья повылезли, в стороны торчат. Под мышками, вообще, ни пуха, ни пера – холодно крыльями махать. Ну а шнобель? А ты долбани по валуну своим, да с голодухи, да приняв его сослепу за зайца серого. Ну чё? Вот и у меня теперь на пятнададцать ноль ноль. Постоянно. Ни на грудь принять, ни правую подмышку почесать. Тоска-а-а.
Такая вот получилась преамбула.
Снесло мужику крышу, по причине сгнившего крепежа, растрепало солому мысей, вот и понесло. И так, вроде, и не так. А дело-то вот в чём.
Была у меня Страна. Огромная, красивая, родная. И надежда моя, и защита, и радость и боль моя. И были у меня друзья – чукчи, эвены, нивхи, орочи, грузины, таджики, казахи, якуты, азербайджанцы, белорусы, евреи, молдаване, эстонцы и латыши. Простите, если забыл кого. И рад был хлопнуть по спине и обнять каждого, и помню всех, и радуюсь вспоминая.
Я люблю «Саперави» под «сулгуни», лаваш на Душанбинском базаре, и желудок хариуса не прутике, поджаренный вокруг костерка, и «Vana Tomas» в бокале холодного «Кристалла» в кабачке посреди уютного Таллинна.
Сижу сегодня в своем ближнезарубежном дупле, блымаю, гугукаю – «Поднимите мне ве-е-е-ки!» Скрежетать нечем. А морду кому набить – из дупла вылазить страшно, и Заратустра не позволяет.
Долбануть спъяну по телеку? Жалко, деньги плачены. Может его и не демократ падлючий делал, а человек хороший. А из него, из телека, наш ближнезарубежный хворый целыми днями «Гентос» хлебает – баба пристаёт, или пан Бандэра за мою радость независимую в кровь бьётся. Теперь вот канал наш №5 в бороду москалям вцепился, за геноцид. И Джугашвили с Лаврентием, вроде, не из Рязанской глубинки, и колобок Никита со страху слезьми обмочился – руки, видишь ли, у него по локоть в крови. Нет, подавай ему, №5, москальского тела. Славик, Шустер который, бебекает, по сторонам глазки прячет. Деликатность выказывает. Ну? Не долбанёшь тут?
Вот и кнопаешь, надеешься на чуточку позитива. Четыре российских канала на кабельном. Как там они, друзья мои, по зарубежьям своим. Помнят ли?
Вон, Чукотка моя. Хлещет её , шлифует позёмка злая. Вон на севере приохотья рвёт крыши дикий «Южак», а в Уссурийской тайге пригнуло снегами ветви могучих спокойных кедров. Байкал, буйный и ласковый, весел радостью всесоюзных детишек, узкоглазых, беловолосых, объединённых понятным словом Родина.
Щёлкаю каналами, а вместо позитива, нагоняют тоски, эти кабельные российские, а сегодня вот совсем достали.
Дудак дудаком. Часа четыре маялся, хохол упёртый. На вашем первом, душу перед плебсом обнажал главный ваш менеджер. Ничего мужик. Костюмчик сидит, качёк-мужичёк, «Ролекс» на правом запястье – левша, типа, левой всю тяжёлую работу по дому справляет, «бочата» бережёт. Только ж разве в прикиде дело? Обалдеть, не встать. Два миллиона триста тысяч шестьсот двадцать семь вопросов плебс ему накатал. Из всех подворотен на прямой эфир к нему, будто тараканы, прямо в рабочем и с подойниками. И сам-то он, не то что Абама какая-то, с пюпитриком на лужайке. Ваш, не-е-е-е-т. Солидно. Будто в голубом джакузи венецианского стекла преодолевает валы всемирного кризиса и коррупции. Круто.
И, прикинь, ответил на все, ни разу не сбился. Ну башка-а-а! И всё честно. Сам, мол, и за собачкой новой с совочком подбираю, люблю, мол, чистоту порядок. Девочка привязалась, в глазках умиленье, как это он такие высоты в музыке одолел. Засмущался – Это так, мол, в два пальца. – Я тут СМСить заторопился со своим вопросом. Засыплю, думаю. – «Сколько доек у Нюрки, козы Фросиной, три или одна?» Давай, колись, коли всё знаешь!
Опоздал, закрыли базар. А теперь куда. Хоть и целый день он из экрана ни ногой, «бандитам тюрьмы», «Ходорковский-бяка», а не прямой эфир – кто не успел, тот опоздал.
Щёлк. Бабайчик ёкарный. RTVi. Не в курсе? Нет кабельного? Надо, мужики, надо. Цирк на дроте, голый Вася. Натягивай памперс, чтобы вдруг чего, и ржи себе, чеши репу от удовольствия. Так вот. Есть на этом канале радиостанция «Эхо Москвы». При чём тут Москва? А эхо? На что намекают? Часок посмеёшься – доходишь. Это они физику звукового отражения объясняют. Мол, это если посреди большой пустой комнаты четырёх дюжих мужиков в пучок собрать, и каждый задом в свою стенку глядел чтоб. И чтоб враз, по команде, они пукнули. Загомонит помещение перекрёстными звуками, будто базар в Хайфе. Почему в Хайфе? Фиг его знает. Привиделось.
Бугор у них на «Эхе», маленький такой нечёсаный Масяня. Такой грибок миниатомный. И добрый, как Масяня, деликатненький. И вопросики у него к корешам посетителям добренькие, да и кличут Венедиктовым. Может фамилия такая. А посетители у него – обойма устойчивая. Глянь, ну вылитый Троцкий козёликом суетится, слюной демократической брызгается, от ледоруба, вроде, увернулся. Лимонов. Поливает власти слюнкой, храбр и отчаян.
Пэмс – что за улыбочка Джокондова под усами аккуратненькими. Ручки на грудке сложены. Барщевского не знаешь? Ну ты даёшь. Вездешный советник, и повсеместный член, адвокат, политолог, писатель и правдолюб, самый праведный и разумный, для него – однозначно. Всё знает – как надо, где, кто когда и зачем, элитой за версту от него несёт, да ещё и при хрустальной сове. Бар щевский. Странная фамилия. А зовут Мишей. Особо красиво у него слово «бардак» получается. Модное нынче у элиты словцо – Бар-р-р-дак. Но чтоб кого поимённо фейсом в назьмо? На улыбочку глянь, деликатненькое хю-хю-хю. Этнически, от природы, деликатный.
За сигаретой отвернулся, а за спиной, на Эхе у них, что-то шмякнулось, будто стегно свиное на прилавок. И скрип ржавых дверных петель. Аж подпрыгнул. Ну точно – она, защитница всех голодных и рабов, диссидентов угнетённых. Стуло студийное обтекла, всосала, сардельки в перстеньках по столу разложила вместе с мозоликами – накоплениями от непосильного труда умственного. Тоже не знаешь? Новодворская, а может «старо». Кличка, наверное, партийная со времён эссэровского подполья. Ударница сибирских лесоповалов. – Путин…, Медведев…, душат…, российскую либерал-демократию. Позор, народ, на баррикады. – Ведущий газеткой от слюны обильной прикрывается – Ша, мол, уже, ша! Понесло бабу. Меры не знает.
А её уж со стула следующий спихивает – И я, дескать, и мне дай правдой-маткой властям по мусалам. Скромненько-лукавенький, по столешнице ладошками пыль разгребает. Улыбочка грустная – Мы им и так, и так. Ну тупые. Ба-а-ардак. – Шандорович. Опять со специфической фэмили. А там уж очередь пропустить боится Радзиховский. Может поляк обрусевший, может, вообще, кыргыз. Нету графы в паспорте. Или вон из очереди глыбой выпирает – Гусман. Трудится, трудится – никак потощать не может. С утробных времён всё в КВНе. Весёлый. У них там программка такая, «Кейс» называется. Так вот, Вечный Юлик в ней умного дурачка играет. Вопрос по часу мусолят – Возмещать ли мужику английскому материальный ущерб, и кто, если баба его не знает от кого беременна. – Юлик категоричен – да. Вот, что такое жизненный опыт. КВН – это тебе не кот начхал.
А вот и Млечин, будто из под стола вынулся. Голосок тихий, интеллигентый – и ты прав, и ты. И «бардак»амии не бросается, а ведь не дурнее Шендоровича. Умный, на генетическом уровне. А вдруг чего, не с той ноги власть проснется. А есть-то хочется.
Бутман, Альбакс. А вот, кто это? Из скирды волнистых кудрей выгребает аскетичное постное выражение. Юлечка Латынина. Занудным менторским голосом, час, два подряд, льёт и льёт песню свою обо всём подряд, будто в бесконечном приступе диареи, гундосит, что мы за падло такое – славяне. Обалдеть. Варежку разинул – это же надо!!! Воздух у них на Эхе Москвы аж пропитался мужеством. Ну ничего не бз…, пардон, пардон.
Так бы и чесал репу в задумчивости, если бы не проскользнуло у них по неосторожности – Газпром. Оберегает этот красный фонарик от фулиганов с рогатками, денюжку, потупясь стеснительно, за резинку суёт. Поливай, поливай нас, Венедиктыч, грязькой, не дрйфь. При чём тут Потанин? А то ещё и мужик какой-то промелькнул с медвежьей фамилией. Может показалось.
Ну и чего? Где погромы, гонения? Вот это видели – демократия у нас. Гудит «Эхо», словно пара сотен хасидов читает Священную Тору вокруг чёрного камня, на могиле цадика своего, каждый свою страничку, будто торопясь успеть. Добрый старый Менделе-Мойхер-Сфорим, мудрый, как семь томов талмуда, ты ведь хотел, чтобы слово еврей звучало и красиво и гордо.Кто же тогда на Эхе-то Москвы? Что оно за RTVi такое? Почему смердит оно, Эхо, снобизмом паннационльным? Разве ж это политика, Серёга? Цирк это на дроте. Наржёшься до икоты и идёшь руки ополоснуть, будто об слизкое обмарался.
С утречка, конечно, по новостям пробежаться тянет. Может Толбачек опять коптить начал, вот-вот и заизвергается. А там опять ДТП разгребают, сортируют живых с неживыми. ДПСники палками машут, трубки суют – дуй, мол, а то… Москва опять дерётся – русские с нерусскими. Спартак – чемпион!!! Всё, вроде, по уму. Только вот рожи у пацанов звероватые. Крутятся пацаны, чего бы такое ещё отмочить. Делать-то, всё одно нечего. Гудок заводской давно во вторчермет уволокли. Оле-е-е-е, оле-оле-оле. На ОРТ и РТР труппы стабильные.Для затравки, конечно, главы ваши державные. Всё как у нас. Анатольич из-за триколоров вышел, брови сдвинуты, опять чем-то не доволен. Опять коррупция зашевелилась, экстремизм лютует, бандитизм. До улыбок тут? Он их инновациями, про стартовый капитал олигарховый угрожает дознаться. Довели мужика. Вот уж и у него в лексиконе – «Бардак» проскакивает. Ещё чуток и мочить в сортире обучится. А на соседнем канале ВВ гайки в модернизации закручивает. Футбол мировой вот теперь – новый мозоль. А инвестиции, они чего, сами с небва посыплются? То-то и оно. Крутись, успевай премьер.
Потом отойдут немного, успокоятся душой, отдыхают от забот державных. Премьер, он зверюшкам рад – одевает настоящему живому тигру ошейник. Прикинь – живому. Ну ещё чуток и в поводе поведёт. Анатольич, того больше к детишкам тянет. На работу шёл, дай, думает, в детсадик загляну. По дороге ж. Заходит, а навстречу пятеро, рядком, детишек. Выскочили, может в салочки заигрались – Здря-я-я-явствуйте Дми-и-и-итрий Анатольевич, наш призидент. Ручки растопырили, приветствуют. А и ему в радость – узнали, бесенята. – И я пончики с компотом люблю. – Запросто так, по домашнему. Америкаский-то Абама, по телеку увидал, на другой же день, в ихний садик шасть, с детишками по полу ползает, костлявый, кубики складывает. Мол, и я наших деток люблю.
Ваши главные – ребята молодые. Разойдутся, расшалятся – ну малые дети. Будто в коротких штанцах с помочами, по ковру в одиннадцать часовых поясов машинки катают. – Р-р-р-р, я-то на «Калине», р-р-р-р. – А я, за то, на «Победе», р-р-р-р. Любо поглядеть – не скандалят, ладком всё у них. Тьфу, тьфу, тьфу.
Потом оба канала вдруг будто прорвёт. Олигархи, как на подиуме у Зайцева, чередой. Ну один к одному – КрасавцЫ. Вот Рома прошёл, кудрявый мальчик из самого детства до главного Чукотского чудотворца, преобразователя. С одним топором и долотом камстролит себе вострогрудые лодьи. Трудами праведными возводит палаты каменные, украшает среду обитания. Милые английские детки его возносят славу российского спорта. Щедр и подражания достоин. Восхищенный премьер ваш смущённо намекает Роме – Не плохо бы баблом ссудить, коли уж на чемпионат напоролись. Притих где-то Рома, может нычит чего. А ручка где-то в кармане. Видать, фигуру из пальцев сооружает, из трёх.
А я ма-а-а!!! Прохоров. Баскетболист. В стебель пошёл. Голова аккуратная, и, видать, один сплошной ум. Мягкий характером – не может обидеть работных своих, ну мало им на труд отпущено, требуют шестьдесят часов в неделю. Шесть дней по десять. У него одни стахановцы. Все трудовые будни красным цветом – праздники. Отец родной. За ним по подиуму что за мужик? Никак Лебедев – простой ваш россиянин. На олигарха откликаться стесняется. Так, скромничает – Мы люди не бедные. – Пишут по подиуму уверенно, вальяжно, гладкие, ухоженные. Глаз радуется глядеть. Внизу плебс от восторга млеет. Они, дефилируя, тоже внимание чувствуют. Ну прямо светятся, любовь излучают. И что характерно – не выпендриваются. Курточки у них демократичные, джинсики элегантно потёртые, кроссовочки. Простенько, но со вкусом. Рядышком журналист умненький вокруг ног змейкой вьётся. Как это, как это? Какими усилиями, каким потом достигли?
А интервью ласковым ручейком журчит. – Непосильным трудом, бессонными заботами о державе. В Крыму у меня сеть ресторанов, отэльный бизнес, здесь, в ЛондОне, так, мелочь, рестораны, ну вилл парочка захудалых. Тут вот Ёмобиль народный будем мастерить. Поля? Нет, это мои, а не Карабаса-Барабаса. Картохой по семь р. за кило Россию откормлю. Комбинат? Мой. Фабрики? Тоже. Работаем. Всё для народа. Журналистик глазки умильно закатывает, радуется. Получилось. Красиво господ пропиарил, довольны. Ещё ближе к родному трудовому народу стали.
А это что за сияние, что за Лувр такой? И мужик, типа гида. Гида, а не гнида. о весь рот радуется, увидал журналистский испуг. Ведёт по хоромам – Посмотрите налево, посмотрмте направо. – Жесты широкие. Всё, господа – больше сусалить в моём дому нечего, всё обсусалил. Золотишко? Есть ещё малёхо. Может получится, в Лондоне Тауэр обсусалить. Брынцалов, к вашим услугам. Из бедняков, из прорабов. Потом вот пчёлок доить научился с дедушком, молочко на рынок. Пчёлка, злючая тварь, конечно. С умом доить надо. Не захотели, людишки, в президенты меня? А зря-а-а-а. Давно бы у меня на золотых горшках жизни радовались. Мы ба с Владимиром Вольфовичём, о-о-о-о! Однозначно. Не захотели? Путин попутал? Ну ничё. Хоть и на таблетках одних сижу, капает потихоньку. Главное, с умом. Приболел? Купи таблетку двойного действа. Разломил пополам. Главное не попутай, какая половинка от головы, какая от жони. Чтоб какого конфуза не получилось. Чмоки-чмоки родному плебсу.
А тут сенсация из первого российского – Потанин, который Газпром, отпрыскам своим больше, как по миллиону зелени, завещать не собирается, хоть в потолок писайте. Это на трамвай. И всё. А дальше сами, сами. Ищите корыто, связи, для стартового глотка. Вступайте куда-нибудь. А главное учитесь, наконец, хрюкать в тему. Шастают по подиуму, вроде мужики, как мужики, и парфум тонкий. А всё равно, тхнёт чем-то гнилым. Глядишь, и не соприкасался, вроде, а с подиума опять слизь. Руки опять мыть.
Конечно, не без того, мелькает меж этими кадрами Россия, обличьем своим простым и доверчивым. Гляди вон, мужик симпатичный, ворот нараспашку. Трёт в ладонях шершавых колосья – зёрна считает. Задумался. Должно хватить детишкам на молочишко. В державный каравай добавить радуется. А там? Отчаянный репортёр вырвал объективом своим лицо приятное, весёлое, в мокрой рыбацкой робе. Ничего, что с матерком – уж больно швыряет океан этот МРТ – малый рыболовный траулер. Рыбаки, ребятки фартовые, тянут трал, полный престипомы да хека серебристого, рыбки простонародной. И на фиг им не годятся те лобстеры в ананасном соусе. Кушай, Россия, родную Петрову картошечку, с селёдочкой да с лучком. А под это дело и на грудь не грех. Потеплело на душе. Да и матьити, олигархов тех, икнётся им Золотая Рыбка. Александр-то Сергеевич намекает им. Только, тупые, видать, настырные.
А вот он НТВ, канал ваш, до того жёлтый, аж оранжевый. Не канал, а бак мусорный какой-то. Мужики на этом канале себя НТВэшниками называют. Разбитные ребята – наглова-тые, хамови-тые, снобова-тые, хитрова-тые. Заметил? Не на сто процентов, а где-то награни. Полресурса – Америкэн Синема. Сериалы бесконечной чередой, как затянувшаяся эпидемия дизентерии, как бесконечная связка поганых сосисок. Убийцы, киллеры, антикиллеры, захваты, налёты, проститутки, альфонсы, продажные менты, честные копы, крысы. Отпа-а-а-д.Трещат «Калаши», пистолеты с бесконечными обоймами, ножи по лопатку, меж рёбер, и вжик по горлу. Кровища, выпученные моргалы, паханы, мордухаи и законный отдых у пар-р-р-аши. Колода штампованных артистов – мясные, буграми, и ро-о-ожи. Щетина трёхдневной несвежести. А вы интересуетесь, куда кетчуп с прилавков делся. Из перехваченной горлянки фонтанами, да всю гопу перемазать, да лужами по асфальту. А шустрому режиссёру подавай третий дубль.
Завывают психоаналитики, наставники, ужасаясь детской жестокости, трепеща от предчуствия грядущих поколений. А перед телеком дозревает прыщавый недоросль, всасывая пиво. Сучит ножками от нетерпения, и перебирает в нервных ручёнках увесистую цепь. Оле-оле-оле-оле. Туда, на Манежку, там клёво.
Где подобрали НТВэшники эти скрипучие гаденькие голоса. Кто и зачем поставил им такую задачку – стравливать людишек разного интеллектуального пошиба, разной классовой принадлежности, вываливать из телеэкрана их нездоровое нутро и несвежее нижнее бельё. Садистски ухмыляясь, эти телеснобы доводят до иступлени, как псов, падких на любой пиар «великих» - Мочи его, мочи. И заливаются, довольные достигнутым эффектом.
И вот, в мрачной погребальной череде, за гробом бандита в законе, ненавязчиво мелькает знакомое нам полвека лицо. Невзначай, в камеру, тихое и стеснительное – ну и что, что руки от крови не отмылись, был бы человек хороший. У каждого из нас по пять раз «Семнадцать мгновений», и с нами боль полковника Исаева, и песня за кадром, ставшая близкой тебе навсегда. И вдруг, как плевок с экрана – Великого Кобзона, гордость нашу, из клювика в клювик вскармливает на своей днюхе, одна из величайших падл Российского рынка, наглый и всесильный «Чиркизон». Ну и что, что говно, был бы человек хороший. Был Кобзон, любящий деток обездоленных, и нет Кобзона. Блеф галимый.
Оп-па! А это, что за лязг гусениц и хриплое, показушно наглое – Танки грязи не боятся. – Грубая лохматая бабища нежно волочёт за волосики испуганное создание кавказской национальности. Ёпама! Так это ж наша искромётная Алла, вся в ореоле «Сопотов» и народной любви, любимая и почитаемая. Кряхтит от стыда «Седой паромщик», заволокло тучами «Лето», пожухли и облетели лепестки миллиона алых роз. Хрипит А.Б. – Не боятся грязи танки. Уверенной рукой тащит – Хочу воспитывать в добре и неге очередного внучка своего.
Беднй Филип. Опять влип. Красивый гордый болгарин. – Какво правишь? Ну на фиг она тебе здалась, этот божий одуванчик. Ну мужик же. Ну завидуют, ну зудит у них «гондурас». Ну, каждому из ущербных хочется показать тебе дулю. А как же, «партизан». Шоу-бизнес. Грязи-то. Не тебе рассказывать. Выгребай, давай. А НТВэшники? Ну да, ножками сучат, слюнкой исходят – Шара подвалила. Самого Филиппа за печень ущипнуть. И блондин голосистый тут-как тут. Позо-о-о-р! Гнида, видать.
Мишу Прохорова, олигарха, стоп-кадром как-то невзначай зацепили. Рожа глупенькая, вроде как, виноватая. Стыдится, глазки отводит – Вот скопил копеечку, позволил себе, в Куршавель, отдохнуть от забот. С нашими. – А из-за угла весёлая рожица – великий фабричный звездун, Тимоти. – И я, и я тут. По два куска баксов за сутки. Меньше нам западло. – Мишу за плечи обнять лезет. Миша морщится, бочком, бочком от него.
Ну а к вечеру ближе, НТВ занавесочку раздвигает – А у нас, а у нас, а у нас тусовочка. Блин-компот. Откуда вся эта сволочь, типа, откуда посволокли. Кобенятся друг перед дружкой, рожи в объектив корчат, а та и попкой элитной подёргает. Одна снизу оголилась, другой перси прикрыть материи не хватило. Ксюшка конечно здесь, разнуздалась вконец, расковалась гетера. Челюсть лошадкину в объектив суёт. Мол, такие щас носят, мода такая. Вальяжно-нежная Волочкова глаз подбитый пудрит, в платочек слезу собирает. Пересчитывает на пальчиках свои олигархичкские привязанности. Вокруг душка Зверев падеде крутит – Ку-ку, здесь я, здесь. Шампанского, челове-е-е-ек. Изгаляются НТВэшники, фэйсом тебя в грязь, в склоки, в бельё заношенное от кутюр – веселись плебс, исходи злобой и завистью. Нормальному туда стрёмно, запросто подскользнуться и мордой в слизь
Плюнул щёлкать российскими каналами, вернулся на свой национльный, №5. А тут цирк на дроте. Ещё чуток, и опздал бы. Мужики в Верховной Раде пасти рвут. Двое, дедулю белосердешного держат под ручки, а крутой региональный мужик ему на голову депутатское кресло натягивает, аккуратно, со вкусом, но с размаху. Мужик , истекая кровью, убеждает оружающих, что его зарезали топором досмерти. Шрамами в нос тычет, психует, что окружающие сомневаются. Вон мужики каталку на скоростях катают, бибикают, а на ней какой-то растоптанный, на локоть опёрся, баталией руководит. Потом президент наш откликнулся – Я в дела чужие не суюсь.
Что-то зеваться стало. Ночь. Тишина. Эхо вторит – Угу-угу-у-у-гу. Уф-ф-ф. И в деревне Гадюкино, где-то там, посреди России-матушки, бесконечные дожди. И чего-то тревожит – может съел чего. Корорче. «Подключайтесь, господа, к сети кабельного телевидения. Не соскучитесь».