Сказка для взрослых! В стихах.
Посвящается памяти моих бабушки и дедушки
ВОСТОЧНАЯ СКАЗКА
«...И ещё, - так говорила Шахрияру Шахразада, -
Знаю я такую сказку, поучительней «Синдбада».
Я её тебе поведать этой ночью буду рада.
Слушай же; твоё вниманье — вот рассказчице награда!
...Жил когда-то на Востоке старый падишах один.
Он имел трёх жён, но только у одной родился сын,
Ставший старику отрадой и усладою седин
И достойнейшее имя получивший — Нуруддин.
Годы шли — и рос наследник, юношей прекрасным стал:
Стан как кипарис был строен, губы алы, как коралл,
Зубы — словно мелкий жемчуг, голос флейтою звучал.
Нуруддин своей красою всех на свете затмевал.
Вот царевичу жениться наконец приходит час;
Но наследник отвергает всех невест, за разом раз.
Коль влюбиться он не может, - значит, то недобрый сглаз,
И отец его в тревоге издаёт такой указ:
«Кто царевичу невесту долгожданную найдёт,
Что своею красотою Нуруддина в плен возьмёт
И желание жениться в его сердце разожжёт, -
При дворе получит должность, и того награда ждёт.»
-------------------------------------------
Был визирь у падишаха, сын сестры его, Джалал.
В глубине души о троне он давно уже мечтал;
Злой, жестокий, Нуруддину смерти тайно он желал,
Мысли чёрные скрывая, час удобный выжидал.
У коварного Джалала был художник в услуженье,
Он с искусством несравненным создавал изображенья.
Как живые, выходили на холсте его творенья —
Люди, звери и деревья, - вызывая восхищенье.
Про указ визирь услышал – и художника призвал.
Повеление такое отдаёт ему Джалал:
Чтоб немедленно тот в руки кисть свою и краски взял
И красы небесной деву на холсте нарисовал.
План визирь замыслил хитрый: он задумал Нуруддина,
Коли влюбится наследник в девушку с его картины,
За невестою отправить в путь далёкий, вглубь пустыни,
Где живут, зверей жесточе, великаны-бедуины.
Если даже по пустыне юный витязь и пройдёт,
И в пути от жажды страшной и жары он не умрёт, -
В руки злобных великанов он уж точно попадёт,
И царевича, конечно, смерть безвременная ждёт.
---------------------------------------------------
Вот проходят в ожиданье ровно девять долгих дней,
И визирь от нетерпенья с каждым часом всё бледней, -
И с картиною художник появился со своей.
Кисеёй она накрыта, и не видно, что на ней.
Поклонился живописец и покров с портрета снял....
Потеряв дар речи, замер в изумлении Джалал, -
Лик прекрасной юной девы, словно солнце, засиял, -
Красоты, подобной этой, он доныне не видал!
Наконец, придя в сознанье, он воскликнул: « Видит Бог,
Столь прекрасного созданья сам ты выдумать не мог!
Правду мне пока не скажешь — не покинешь мой чертог:
То — Аллаха ли внушенье, иль шайтан тебе помог?»
«О визирь, - изрёк художник, - ум могуч твой и велик!
То — заморская принцесса; имя светлой — Аралик.*
И покой навек забудет, кто её увидит лик,
Будь он юноша безусый, храбрый воин иль старик.
Я в саду её работал, и один лишь раз видал.
Ослеплён её красою, сразу в обморок упал
И три дня тогда под пальмой без сознания лежал...»
« Что ещё о ней ты знаешь? Говори!» — велел Джалал.
«Всей красы её не в силах жалкий передать портрет, -
А принцессе здесь всего лишь, о визирь, двенадцать лет.
Но молва о ней тогда уж облетела белый свет;
Многих юношей несчастных ввергнула в пучину бед!
К острову принцессы плыли ото всех концов земли
Тяжко груженые данью, с женихами корабли.
Шахи, принцы и султаны, и раджи, и короли, -
Все несметные богатства Аралик отцу везли.
Падишах, отец принцессы, женихов всех обласкал
И, подарки осмотрев их, богатейшего избрал.
С зятем будущим, с гостями девять дней он пировал...
И для первой брачной ночи наконец-то час настал.
Вот, горя от нетерпенья, к Аралик идёт жених
В те роскошные покои, что отведены для них.
Ночь прекрасная настала, звёзды ясны, ветер стих...
Вдруг — ужасный крик!.. Доныне он звучит в ушах моих!
Это вопль от жуткой боли, в нём отчаянье и страх.
Слуги спящие проснулись, стража, гости, падишах, -
Все на крик сбежались к спальне — и застыли вдруг в дверях;
Волосы поднялись дыбом у людей на головах.
Всё в крови — ковры и утварь, свежей кровью пол залит.
Тело мужа молодого в центре комнаты лежит,
Всё растерзанное страшно, и его ужасен вид!
Что ж с принцессой?.. Безмятежно Аралик в постели спит!
Зверь неведомый жестоко жениха её убил,
Но красавицу младую почему-то пощадил.
Сам Аллах её, как видно, в сон глубокий погрузил, -
Даже жуткий крик предсмертный Аралик не разбудил.
И велел отец принцессы тело бедное убрать,
И испачканную утварь, и ковры, - всё поменять.
Чтоб не разбудить принцессу, всё без шума исполнять....
Так погиб кошмарной смертью падишаха первый зять.
---------------------------------------------------
Аралик лишь рано утром пробудилась ото сна
И, конечно, удивилась, что лежит она одна.
Тут прислужницы явились, с ними — лекаря жена,
Девственность её проверить, - не нарушена ль она.
На вопрос принцессы бедной: «Где законный мой супруг?»
По приказу падишаха так ответили: «Он вдруг
Занемог, и ровно в полночь умер безо всяких мук,
И врачи бессильны были разгадать его недуг.»
Весть услышала принцесса — и слезами залилась,
И безропотно служанкам сразу в руки отдалась.
Через час благая новость по дворцу уже неслась —
Девственность принцессы юной, как и жизнь её, спаслась!
Падишах, услышав это, долго размышлять не стал:
Аралик опять невеста, вновь он женихов собрал,
Вновь, подарки осмотрев их, богатейшего избрал...»
«Что же дальше было с ними? Говори!» — сказал Джалал.
«Кончен пир; и вот к невесте поспешил молодожён,
О предшественнике помня, до зубов вооружён...
Но — увы! — всё повторилось, - и растерзан был и он,
А принцесса в это время снова погрузилась в сон.
Так, светлейший, друг за другом, женихи все погибали,—
И ни латы, ни кольчуги, ни мечи их не спасали
От чудовища, чьи были когти и клыки из стали, -
Ведь мечи они ломали и доспехи разрывали.»
«И чудовищного зверя так никто и не видал?»
«Нет; хотя отец принцессы стражу всюду расставлял
Вкруг дворца, - но зверь ужасный всех ловушек избегал,
Появлялся ниоткуда — в никуда и исчезал.
Аралик же невредимой неизменно оставалась.
Лишь входил жених к ней ночью — в сон глубокий погружалась,
И не ведала принцесса, что с супругами свершалось;
Говорить ей об ужасной их кончине запрещалось...
Я из той страны уехал, и прошло уже пять лет,
Но слыхал, что у принцессы мужа, как и прежде, нет.
Смельчаков-то стало меньше, что хотят себе лишь бед!..
Это весь рассказ о деве, чей перед тобой портрет.»
Дал визирь ему награду, удалиться приказал
И в раздумье ещё долго пред картиною стоял.
Наконец, воскликнул так он: «Вот, мой час, ты и настал!
Нуруддин умрёт, и стану падишахом я — Джалал!"
--------------------------------------------
На другой день рано утром он явился к Нуруддину.
Раб за ним нёс кисеёю всю закрытую картину.
Пред царевичем склонившись и прогнув усердно спину,
Начал так визирь: «Привет мой шаха доблестному сыну!
Я принёс тебе подарок, чтобы ты не тосковал,
Чтобы ты скорей влюбился, как отец твой пожелал!»
Так сказав, визирь коварный кисею с портрета снял,
Лик прекрасной юной девы, словно солнце, засиял.
И стрелой любви наследник был сражён в одно мгновенье.
Замер он перед картиной, и в безмолвном восхищеньи
Созерцал прекрасной девы чудное изображенье.
Наконец, в себя пришёл он и воскликнул так в волненьи:
«Ты был прав! Её увидев, я влюбился в тот же миг!
Кто она?» «Она — принцесса, её имя — Аралик.
Тот покой навек забудет, кто её увидит лик,
Будь он юноша безусый, храбрый воин иль старик.
Но пока отец принцессы жениха ей не избрал.»
«Я её супругом стану! Где живёт она, Джалал?»
«Плыть в её страну по морю сорок дней, как я слыхал.»
Поспешил к отцу царевич, о принцессе рассказал.
Сыну дал старик немедля то, о чём тот попросил.
В двадцать кораблей огромных, быстро, не жалея сил,
Караван рабов могучих груды золота носил,
Драгоценные одежды, ткани, утварь погрузил.
Сотню скакунов арабских, тридцать боевых слонов,
И персидских, несравненной красоты, пятьсот ковров,
С драгоценными камнями ровно триста сундуков...
Наконец, бесценный выкуп за невесту был готов.
Перед троном падишаха пал наследник на колени,
И отец перед дорогой дал ему благословенье,
А затем они к Аллаху вознесли своё моленье —
Об удачном сватовстве и о скорейшем возвращенье.
И весь город Нуруддина в путь далёкий провожал.
Из окна дворца отплытье каравана наблюдал
Злой визирь Джалал, и руки он довольно потирал:
Ведь на верную погибель он царевича послал!
----------------------------------------------
Десять дней по морю плыли Нуруддина корабли.
Наконец, они достигли всем неведомой земли.
Это был прекрасный остров; здесь пристать они смогли;
Путников с почётом встретив, их к султану повели.
Был султан глубокий старец, с белой бородой, согбенный,
На лице печать носил он скорби тяжкой, сокровенной.
Нуруддин ему в подарок преподнёс ларец бесценный, -
В нём пророка Мухаммеда был клочок плаща священный.
Дар приняв с благоговеньем, так султан его спросил:
«Кто ты, юноша прекрасный, что мой остров посетил?
И куда плывёшь? Тебе я рад помочь, по мере сил.
Коль нуждаешься ты в чём-то — дам, что б ты ни попросил.»
«Нуруддин я и царевич, а отец мой — падишах,
Правит мирно он страною, но врагам внушает страх.
За заморскою принцессой мы плывём на кораблях,
Что красою затмевает ангелов на небесах.»
«Как зовут принцессу эту?» «Её имя — Аралик.»
«О, не продолжай! — воскликнул со слезами вдруг старик. —
Ты влюблён в неё, несчастный!.. Смысл рассказа я постиг!
Выслушай меня, царевич. Ты узнаешь в этот миг
Как из-за принцессы этой всех детей я потерял.
Сын мой старший и любимый о принцессе услыхал,
На красавице жениться он немедля возжелал.
Выкуп за неё богатый я ему с собою дал,
И отправился за море со своею он дружиной...
Вскоре корабли вернулись — без сокровищ и без сына.
Он погиб; и похоронен был навеки на чужбине,
И загадочной, и страшной всем была его кончина.
Сын мой средний вдруг в дорогу тоже собираться стал;
Оказалось, о принцессе он давно уже мечтал;
И, хоть я его не ехать со слезами умолял,
Но меня он не послушал, он сокровища собрал
И отправился за море за принцессою прекрасной....
Но назад он не вернулся, и его я ждал напрасно!
Он погиб, и на чужбине похоронен был, несчастный...
Смерть его, как мне сказали, была тёмной и ужасной.
Младший сын один остался у меня на склоне лет;
Я любил его безмерно, охранял его от бед...
Но однажды у заморских он гостей купил портрет
Аралик — и без принцессы стал не мил ему весь свет.
Сына я за ней не ехать на коленях умолял,
О судьбе двух старших братьев всё подробно рассказал.
Но меня он не послушал, и мольбам моим не внял, -
Он уехал, и живым его я больше не видал,
И погиб ужасной смертью и мой бедный младший сын...»
«Как же все они погибли? — изумился Нуруддин. —
Что же там случилось с ними, что не выжил ни один?»
«Расскажу, что знаю; нету у меня для лжи причин.
Много лет отец принцессы дочку замуж выдаёт.
Но, когда для брачной ночи первой время настаёт,
И жених к невесте в спальню для соития идёт, -
В этой комнате беднягу смерть неведомая ждёт.
Вдруг пред женихом ужасный зверь огромный вырастает,
И когтями, и клыками его до смерти терзает,
А затем, как невидимка, он внезапно исчезает...»
«А принцесса?» «А принцесса в это время засыпает.
Вот уже пять лет, как это страшное злодейство длится,
И никто не смог достойно с тем чудовищем сразиться
И красавицей-принцессой после свадьбы насладиться....»
«Кто же этот монстр ужасный — лев, дракон иль, может, птица?»
«Зверя жуткого доныне так никто и не видал.
И, хотя отец принцессы стражу всюду расставлял,
Монстр чудовищный ловушек всех искусно избегал,
Появлялся ниоткуда — и внезапно исчезал.
Всё это — святая правда. Ты словам моим внемли:
В путь обратный собираться ты команде повели,
Поверни к родному дому ты немедля корабли!..»
Люди свиты Нуруддина, что к султану с ним пришли,
Про чудовище услышав, тоже стали умолять
За принцессою не ехать, и обратно путь держать,
Жизнью царственной своею попусту не рисковать.
Но наследник так ответил, приказав им замолчать:
«Жизнь моя в руках Аллаха; без принцессы не вернусь!
Что бы вы ни говорили — на красавице женюсь.
Иль в когтях погибну зверя, или Аралик добьюсь!
Скажет кто: «Назад вернёмся» - я убью того, клянусь!"
И султану, встав, царевич благодарно поклонился.
Тот, обняв его, как сына, горячо с ним распростился.
Нуруддин дворец покинул, на корабль свой возвратился,
И за Аралик прекрасной в путь дальнейший он пустился.
Восемь дней спокойно плыли корабли по океану,
И на север курс держали рулевые постоянно.
День девятый наступил, и флот внезапно, утром рано,
В полосу попал молочно-непроглядного тумана.
Словно ватным одеялом вдруг накрыло корабли;
Голоса тут раздавались глухо, как из-под земли.
Плыли так полдня; когда же пелену они прошли, —
Корабля, где был царевич, остальные не нашли.
Рулевые Нуруддина курс в тумане потеряли,
А, из дымки выйдя, остров люди с судна увидали
И, подплыв к нему, в удобной бухте небольшой пристали,
Разжигать костры большие, чтоб друзья нашли их, стали.
А царевич в это время поохотиться решил.
Взяв оружье, он со свитой в чащу леса поспешил,
Двадцать ланей, сорок уток он к закату подстрелил
И огромного медведя он одним ножом убил.
Вот с добычей в путь обратный уж охотники пустились;
Вдруг престранное созданье пред наследником явилось:
Всё заросшее, в лохмотьях, на колени повалилось,
И придворные в испуге за оружие схватились.
И оно, худые руки к Нуруддину простирая,
Голосом глухим вещало: «Юноша — посланник рая,
Или смертный, - кто б ты ни был, - к милосердию взываю,
Забери меня отсюда, здесь безвинно умираю!»
И царевичу вся свита подала такой совет:
«Это странное созданье брать с собой нужды нам нет.
А, убив его, пожалуй, мы больших избегнем бед:
Видно, это злой преступник, что провёл здесь много лет!»
Выслушав их речь, наследник рассердился и сказал:
«Не такой совет услышать я от подданных желал!
Кто в беде помочь не хочет — тот презреннейший шакал!»
И, к бедняге подошедши, он с земли его поднял:
«Друг мой, ничего не бойся; я теперь защитник твой,
И никто тебя не тронет; ты пойдёшь сейчас со мной.»
И ответило созданье так, качая головой:
«Догоню тебя; в дорогу узелок возьму лишь свой.»
И исчезло в чаще леса, а царевич в путь пустился....
Так с неведомым созданьем он на берег возвратился.
Высоко на тёмном небе серп луны уж серебрился,
У костра прилёг наследник и в глубоком сне забылся.
Утром выстрелы из пушек тишину вдруг разорвали —
То суда, что накануне Нуруддина потеряли,
Дым высокий от костров далёко в море увидали,
К острову они уже на парусах всех подплывали.
И царевич на корабль со всею свитою взошёл,
За руку держа беднягу, коего в лесу нашёл.
И в просторную каюту Нуруддин его отвёл.
Были здесь ковры, одежда, и тахта, и круглый стол.
Молвил так ему наследник: «Здесь как гость располагайся.
Всё, что тут — твоё, мой милый; ничего не опасайся.
Ванну слуги приготовят — мойся, друг мой, не стесняйся;
Много всякой здесь одежды — во что хочешь одевайся.
А к столу в мою каюту приходи ко мне, мой друг.
Пообедаем вдвоём мы, без придворных и без слуг.
Мне свою расскажешь повесть; знать хотел бы я, как вдруг
Здесь один ты очутился и изведал столько мук.»
----------------------------------------------------
Корабли плывут на север; час обеда настаёт.
Друга нового царевич за столом напрасно ждёт.
Наконец, в недоуменьи, он придворного зовёт:
«Где же мой островитянин? Отчего он не идёт?»
«Гость себя повёл, царевич, - тот ответил, - очень странно.
Слуг из комнаты он выгнал, и один он принял ванну».
«Он, быть может, соблюдает свой обычай чужестранный?
Может, он не мусульманин и не ведает Корана?»
Так о странном чужеземце меж собой они гадали.
Тут открылась дверь — и оба вдруг дар речи потеряли
И в безмолвном изумленье на вошедшую взирали...
Что спасённый — не мужчина, они думали едва ли.
Женщина немолодая то была; её черты
Всё еще хранили отблеск несравненной красоты;
Волосы, совсем седые, были длинны и густы.
И спросил её наследник: «Незнакомка! Кто же ты?
Как на остров ты попала?» «Всё узнаешь, господин.
Но прошу я, чтоб остался ты со мной сейчас один:
Лишь тебе доверю тайну; много у меня причин
Осторожной быть...» И выслал царедворца Нуруддин.
«Будет странной и жестокой повесть жуткая моя;
Всё поведаю тебе я откровенно, не тая...
Но скажи сначала, ты кто? Это знать хочу и я;
Путь откуда свой ты держишь и в далёкие ль края?»
«Падишах на юге правит, я его являюсь сыном.
Я — царевич, и с рожденья называюсь Нуруддином.
Девушку прекрасней солнца я увидел на картине,
И плыву за ней на север со своею я дружиной.»
«Что же это за девица, чей прекрасней солнца лик?»
«То — заморская принцесса; её имя — Аралик.
Я, портрет её увидев, был сражён любовью вмиг...»
«Всё понятно мне, царевич Нуруддин. Аллах велик!
Всё провидит Он! Недаром ты меня от смерти спас.
К острову, где я томилась, Он не зря направил вас.
Я сторицею за это отплачу тебе сейчас;
Слушай же, царевич юный, мой правдивейший рассказ!..
Аралик с рожденья знаю; Хазиран* зовут меня.
Я — кормилица принцессы, её матери родня.
Девочка — сиротка с детства; заменила мать ей я, -
Умерла она при родах, участь горькую кляня...
Падишах, отец принцессы, о наследнике мечтал.
О малютке, при рожденье мать убившей, он узнал
И родную дочь увидеть очень долго не желал...
Аралик лет десять было, когда он её призвал.
Красоте принцессы юной и тогда уже дивились;
И, когда мы вместе с нею в тронном зале появились,
Все, включая падишаха, дара речи вдруг лишились
И в безмолвном восхищеньи пред красавицей склонились.
И с тех пор отец принцессы при себе её держал,
Ей богатые покои и служанок много дал.
В драгоценные одежды, словно куклу, одевал,
На пиры и на охоту — дочь везде с собою брал.
Приказал он живописцев самых лучших разыскать,
Во дворце им всем собраться, кисти им и краски дать,
И художникам портреты с Аралик велел писать,
А затем картины эти все по миру разослать.
Для чего шах поступил так, мне нетрудно угадать.
Дочь — красавицу-принцессу — замуж он решил отдать.
Аралик, узнав об этом, плакать начала, страдать...
Я одна её жалела, я была ей словно мать!
Но отец её жестокий слёз её не замечал.
Женихов с богатой данью очень скоро он встречал.
Толстяка с огромным брюхом дочке он в мужья избрал,
С зятем будущим, с гостями девять дней он пировал.
Аралик, увидев только, кого выбрал падишах,
Эти девять дней ужасных проводила лишь в слезах
И молитвы возносила к матери на небесах...
С нею вместе я молилась; и услышал нас Аллах!
В ночь, когда супруг был должен в первый раз познать жену,
С Аралик я распростилась и оставила одну.
В комнате своей присела я к открытому окну:
Исстрадавшись за принцессу, знала я, что не засну.
Тихо всё; луны всходящей показался полный лик,
Ночь прекрасная настала... Вдруг — раздался жуткий крик!
Доносился он из спальни моей бедной Аралик;
В ужасе бегу туда я, там оказываюсь вмиг.
Дверь открыла я... Что ж вижу? Алой кровью пол залит;
Тело мужа молодого в центре комнаты лежит,
Всё растерзанное страшно, - был его ужасен вид...
Аралик ищу глазами... А она спокойно спит!
Безмятежен сон принцессы — спит с улыбкой на устах!
От неведомого зверя, видно, спас её Аллах!..
Тут на крик сбежались люди — стража, гости, падишах.
Жуткую картину видя, они замерли в дверях.
-------------------------------------------------
Падишах велел, очнувшись, тело жениха убрать,
Вымыть пол; ковры и утварь — всё немедля поменять.
Чтоб не разбудить принцессу, всё без шума исполнять;
Зверя ж страшного он всюду людям приказал искать.
И той ночью слуги, стража и придворные не спали;
От подвалов и до крыши во дворце всё обыскали.
Сундуки перерывали, под кровати залезали, -
Будь тот зверь не больше мыши, спрятаться он мог едва ли!
Но чудовище бесследно, словно невидимка, скрылось, -
Иль как птица улетело, иль сквозь землю провалилось...
Аралик, моя бедняжка, лишь наутро пробудилась,
Что в постели рядом с нею мужа нету, удивилась.
У меня она спросила: «Хазиран, где мой супруг?»
И ответила я : «Плохо ему ночью стало вдруг,
И врачи бессильны были разгадать его недуг.
Умер он перед рассветом, тихо, безо всяких мук.»
(Падишах, отец принцессы, приказал ей так сказать,
Чтоб о страшной смерти мужа не смогла она узнать.
Он велел ужасной правды Аралик не открывать,
И принцессу жутким зверем до смерти не напугать.)
Я у Аралик спросила: «Что с тобой вчера случилось?
Почему ты в сон глубокий так внезапно погрузилась?»
Отвечала мне бедняжка: «Ты ушла, а я молилась....
И с одною только просьбой я к Аллаху обратилась:
Чтоб от ласк постылых мужа Он послал мне избавленье
Или дал мне твёрдость духа, чтобы выдержать мученье.
И меня Аллах услышал, моему Он внял моленью:
Он сомкнул мои ресницы, и во сне мне дал забвенье.
Но, поверь, я смерти мужу не желала...» И она
Очень горько разрыдалась, став белее полотна.
Тут прислужницы явились, с ними лекаря жена, -
Аралик она немедля осмотреть была должна.
Со служанками принцессу осторожно мы раздели
И, немного успокоив, уложили на постели;
Чтоб развлечь её, служанки песни для неё запели,
Мы же ласково и нежно её тело осмотрели.
И сказали мы друг другу: «Велика Аллаха милость!
Не познал супруг невесту, и невинность сохранилась!»
И принцесса с нами вместе тоже радостно молилась,
И лицо её от счастья, словно солнце, осветилось.
К падишаху с этой вестью я гонца скорей послала;
И, когда ушли служанки, Аралик мне так сказала:
«Я, кормилица, свободна, и несчастье миновало!»
Что судьба ей вновь готовит злой удар, она не знала!
Да, отец моей принцессы долго размышлять не стал...
Аралик опять невеста; вновь он женихов собрал
И, подарки осмотрев их, богатейшего избрал.
Дочь просила брак отсрочить; шах мольбам её не внял.
...И в ту ночь, когда к принцессе поспешил молодожён, -
О предшественнике помня, до зубов вооружён, -
Снова чудище явилось, и растерзан был и он...
А принцесса в это время снова погрузилась в сон.
Так, царевич, год за годом, эта свадьба продолжалась;
Женихи всё погибали, а казна всё наполнялась.
Аралик, моя бедняжка, в сон невестой погружалась, -
А наутро, пробудившись, во вдову вдруг превращалась.
И по-прежнему принцесса о чудовище не знала;
Ничего не понимая, она страшно тосковала.
«Видно, не познав мужчину, я умру", - она сказала
Так однажды, - и, рыдая, мне на грудь в слезах упала.
Я, её страданья видя, так решила поступить:
Раз уж женихи не в силах монстра страшного убить,
И чудовище не может наша стража изловить, -
Буду первой брачной ночью я за спальнею следить.
И, хоть грех великий это, но простит меня Аллах!
Помогу моей принцессе, раз бессилен падишах,
И чудовищного зверя, хоть меня терзает страх,
Я увижу — и не дрогну, будь о трёх он головах!
До норы его до самой путь кровавый прослежу,
А наутро к падишаху я явлюсь и расскажу,
Что увидела, - и место, где зверь скрылся, покажу...
Я — лишь женщина; но к роду воинов принадлежу!
---------------------------------------------------------
Комната моя над спальней Аралик как раз была.
И. к себе вернувшись, тут же в руки я сверло взяла
И, ковёр подняв тяжёлый, на пол голый я легла,
Дырку в досках провертела я при помощи сверла.
Я к отверстию прильнула — и в удаче убедилась:
Ведь дыра, не больше глаза, над кроватью находилась;
И себе я так сказала: «Велика Аллаха милость!»
И в моём решенье твёрдом ещё больше укрепилась.
...Свадьбу новую сыграли; ночь для молодых пришла.
Трепеща душой и телом, я, конечно, не спала.
У себя, ковёр откинув, на пол снова я легла.
Появленья жениха я, глядя в дырочку, ждала.
Час настал — и дверь открылась, и вошёл молодожён
В шлеме, и в стальной кольчуге, до зубов вооружён.
Аралик не замечая, всё оглядывает он,
Ожидая нападенья зверя с четырёх сторон.
Но — ни звука в мирной спальне, здесь покой и тишина...
На него глядит в испуге лишь красавица-жена,
Лёжа на роскошном ложе, приготовленном для сна.
К жениху с такою речью обращается она:
«Почему ко мне в кольчуге и с мечом пришёл супруг?
Ты отбрось их поскорее и спеши ко мне, мой друг.
Моё тело всё пылает; так избавь меня от мук!
Верь — моим ты станешь мужем, не сразит тебя недуг!»
Так принцесса говорила, к мужу руки простирая;
И была она прекрасна, словно гурия из рая;
О чудовище забыл он, на красы её взирая,
Поспешил в её объятья, на ходу свой меч снимая.
Вот он около постели... Тут — ужасное случилось:
На принцессе дивном теле шерсть густая появилась;
Когти выросли стальные, рёвом спальня огласилась;
Аралик в одно мгновенье вдруг в тигрицу обратилась!
Так внезапно и кошмарно было это превращенье,
Что жених застыл на месте, побелев, в оцепененьи.
Прыгнула вперёд тигрица — и растерзан он в мгновенье...
Я ж всё это наблюдала в ужасе и изумленьи.
Из смертельных ран глубоких кровь ручьями заструилась;
Юноша упал, и тело на полу его забилось.
А тигрица, словно кошка, быстро лапою умылась,
Мягко прыгнула на ложе – и в принцессу превратилась!
Безмятежно, как ребёнок, спит бедняжка Аралик.
И прекрасен, и невинен её светлый ясный лик....
Всё я поняла, царевич Нуруддин, в тот самый миг!
Ум мой тайну превращенья, столь ужасного, постиг!
Был у матери принцессы, падишаховой жены,
Перстень с изумрудным камнем, привезённый из страны,
Что Магрибом называют (там живут лишь колдуны),
Её дядей; были силы перстню этому даны.
Кто, надев его на палец, изумруд перевернёт,
И пророка Сулеймана кто на помощь призовёт, -
Превратить в любого зверя человека сможет тот,
И над тем, кто заколдован, злую власть приобретёт.
Перстень на руке носила Аралик-принцессы мать,
Но ни разу не пыталась никого заколдовать.
Даже на ночь не хотела, помню я, его снимать
И мне часто говорила так, укладываясь спать:
«Хазиран! Одной тебе лишь тайну перстня я открыла,
И недаром попросила, чтоб её ты сохранила:
Не хочу, чтоб в злые руки он попал, и камня сила
Множество людей невинных понапрасну погубила».
После свадьбы я шахине подала такой совет:
Мужу чтоб не торопилась раскрывать кольца секрет.
«Но в Коране говорится, - молвила она в ответ, -
Что от мужа у супруги никаких секретов нет!»
И про перстень падишаху всё решилась рассказать,
И, конечно, захотел он чудным камнем обладать;
И. когда жена скончалась, перстень поспешил он взять,
На мизинец длани левой стал его он надевать.
Но вдали с принцессой жили десять лет мы от дворца,
И про тайну я забыла изумрудного кольца....
Вспомнила теперь — и в мысли я проникла до конца
Негодяя-падишаха — Аралик моей отца!
Он, коварный и жестокий, непомерно жаден был,
И к тому же дочь-принцессу никогда он не любил.
О её красе сказанья он по свету распустил,
Много юношей достойных он в ловушку заманил!
Богатейших женихов он для принцессы выбирал,
В час соития ж священный дочь в тигрицу превращал...
Так их всех, поочерёдно, он коварно умерщвлял,
А приданым за невесту он подвалы набивал!
--------------------------------------------------
Так как я сумела тайну зверя жуткого открыть,
Я немедленно решила с падишахом говорить.
Чтобы колдовать он бросил, властелина убедить.
Если ж он не согласится, - знала я, как дальше быть!..
Выслушал меня властитель — и чернее тучи стал.
Храбро я пред ним стояла; очень долго он молчал.
Требовать ответ я стала; наконец, он мне сказал:
«Хочешь, Хазиран, чтоб дочку больше я не превращал?
Чтобы падишах могучий няньки выполнил приказ?..
Не бывать тому!» И встал он, громко надо мной смеясь.
Но ему я так сказала : «Смех утихнет твой сейчас!
Кликну я сюда придворных, и услышат мой рассказ!
Про неведомого зверя всё поведаю им я!»
Падишах воскликнул грозно: «Ты шипишь ещё, змея?..
Так в змею и превратишься ты немедля у меня!
Будешь ползать мерзкой тварью, участь горькую кляня!
Стань ужом желтоголовым, гадиной безвредной будь,
Про любимую принцессу Аралик навек забудь!»
И в кольце своём он камень поспешил перевернуть.
Я людей хотела крикнуть, — но сдавило больно грудь...
Я услышала шипенье — им теперь стал голос мой;
Я упала, и покрылось моё тело чешуёй;
Нет ни рук, ни ног, - осталось только тельце с головой,
Толщиной не больше пальца... Стала я - увы! — змеёй!
Поползла я... Но за хвостик падишах меня схватил
(Даже в облике змеином он меня не отпустил).
В клетку с частою решёткой самолично посадил.
Как в тюрьме, была я в клетке; он кормил меня, поил.
Через месяц капитана падишах к себе призвал,
Что на корабле торговом в путь далёкий отплывал.
Клетку, где я находилась, властелин ему отдал,
Разыскать пустынный остров по дороге приказал,
«И на острове на волю эту выпустить змею,
Но от экипажа втайне волю выполнить мою.»
«Всё исполню, о властитель, тайну свято сохраню.»
...Плачу я, прости, царевич, вспоминая жизнь свою...
Так на острове на диком я одна и очутилась,
В облике змеи ползучей ещё долго находилась.
Но — настал тот день, в который снова чудо совершилось,
И из гадины обратно в женщину я превратилась!
Почему отец принцессы не расправился со мной?
Ведь он мог меня спокойно раздавить ногой одной,
В дни, когда сидела в клетке я несчастною змеёй.
Но, как видно, не посмел он взять на душу грех такой.
Почему — ещё ты спросишь — падишах решил опять
Облик прежний, человечий, снова мне назад отдать?
Камень повернув, он мог лишь одного заколдовать.
Чтоб вернулась перстня сила, камень повернул он вспять.
Так вернулся мне мой облик, возвратилось и сознанье,
Падишах, дворец, принцесса ожили в воспоминаньях.
Но, останься я змеёю, меньше были бы страданья:
Я — на острове; одна я; мне ль по силам испытанье?..
Но Аллах мой плач услышал — вечная Ему хвала!
И на острове на диком год одна я прожила.
Из зелёных гибких веток я шалаш себе сплела,
Ела я плоды, коренья, воду из ручья пила...
И пришло освобожденье — встретила в лесу тебя я.
Шёл ты по тропе со свитой, красотой своей сияя,
И подумала я : «Видно, это сам посланник рая!»
И упала на колени, к тебе руки простирая.
Кто-то из твоих придворных злой совет тебе подал:
Умертвить меня немедля. Мудрый, ты ему не внял,
На ноги меня ты поднял, другом дорогим назвал
И, хоть и роптала свита, на корабль с собою взял.
За добро твоё готова я сторицей отплатить:
Помогу тебе принцессу ясноокую добыть,
Падишаха чародейство и коварство погубить.
Верю — Аралик прекрасной мужем ты достоин быть!
-----------------------------------------------------------
Изучая травы с детства, силу их я поняла;
И на острове растений много всяких собрала
Я целебных; в узелке их все с собою увезла.
Есть средь них один цветочек — я в лесу его нашла.
Если тот цветочек алый в кипятке крутом сварить,
Мумиё туда добавить, всё смешать и охладить, -
То настоя капли хватит, чтоб любого усыпить —
Человека или зверя в сон глубокий погрузить.
Брызнуть надо лишь отваром, чтоб попал он в нос иль в глаз,
И заснёт любой; продлится сон его примерно час.
Коли я помочь принцессу для тебя добыть клялась,
К падишаху как приедем, я настой сварю тотчас.
Смело сватайся к принцессе, выкуп дай бесценный свой;
Ну, а первой брачной ночью, как останешься с женой
Ты один — достань немедля ты флакон заветный мой,
И в лицо принцессе брызни усыпляющей водой.
И тогда она мгновенно в сон глубокий погрузится
И страшна тебе не будет, хоть в тигрицу превратится;
Где-то час, о мой царевич, сон жены твоей продлится,
А за этот час, поверь мне, может многое свершиться!
Что ты дальше станешь делать — сам решишь, мой господин...»
И кормилицу отправил из каюты Нуруддин.
Ещё долго в размышленьях он сидел совсем один;
Наконец, сказал себе он: «Ей не верить нет причин.
Эту женщину послал мне, несомненно, сам Аллах;
И отныне тайна зверя и кольца в моих руках!
Близок час — наказан будет за злодейства падишах;
Пожалеет он, и скоро, об убитых женихах!»
--------------------------------------------------
Двадцать дней ещё проплыли Нуруддина корабли;
Наконец, они достигли Аралик отца земли.
Нуруддин и его свита тотчас на берег сошли;
Их встречали, и с почётом к падишаху повели.
Властелин сидел на троне; был ещё он молодой,
Тучный, с полными губами, длинной чёрной бородой.
Он спросил гостей : « Зачем вы посетили остров мой?
Кто вы? Мирные торговцы, иль ваш промысел—разбой?
«Не купцы и не пираты, -так наследник отвечал.—
Я — царевич; падишаха мне Аллах в отцы послал;
Я прекрасную принцессу на портрете увидал,
Дочь твою; её взять в жёны я, владыка, возжелал.
За невесту я бесценный выкуп заплатить готов:
Сотню скакунов арабских, тридцать боевых слонов,
С драгоценными камнями ровно триста сундуков
И персидских, несравненной красоты, пятьсот ковров».
В чёрных глазках падишаха алчный вспыхнул огонёк;
Встал он с трона; Нуруддина обнял и к себе привлёк.
«Что ж, отдам тебе дочь в жёны, - так он с важностью изрёк, -
Но ты знаешь, что, быть может, ты на смерть себя обрёк?..
Про чудовищного зверя неужель ты не слыхал?
Не одну уже он сотню добровольцев растерзал,
Что посватались к принцессе...» «Да, об этом я узнал;
Но – не отступлюсь, властитель», - юный витязь отвечал.
Девять дней играли свадьбу Аралик и Нуруддина,
И царевича младого падишах ласкал как сына.
Но нерадостно сидела вся наследника дружина:
Что-то первой брачной ночью в спальне ждёт их господина?..
Только Нуруддин был весел, он спокойно ел и пил;
Ведь настой цветка снотворный Хазиран уж сварен был,
Он флакон с заветным зельем на груди своей носил
И Аллаха ежедневно он о помощи просил.
Вот для первой брачной ночи наконец-то час настал;
Зятя юного до спальни сам владыка провожал.
Латы не надел царевич, и меча с собой не взял;
Это видя, с удивленьем падишах ему сказал:
«Почему ты не в кольчуге, нет меча в твоих руках?»
«Я — царевич, и с рожденья мне неведом низкий страх.
Я не дрогну перед зверем, будь о трёх он головах!
Мне оружие не нужно; защитит меня Аллах.»
И жених вошёл к невесте; и увидел Аралик,
Её тонкий стан прелестный, её светлый ясный лик, -
И любовь его безмерно увеличилась в тот миг;
Что лишь с ней он будет счастлив в этой жизни, он постиг.
И воскликнула принцесса, на царевича взирая:
«Кто ты, юноша прекрасный? Смертный иль посланник рая?
Если ты — мой наречённый, уходи, я заклинаю:
Красоту свою и юность ты погубишь, я же знаю!»
Не ответил ей царевич; к Аралик он подбежал
И флакон с заветным зельем из-за пазухи достал.
Крышку отвинтив, он брызнул деве в лик, и в глаз попал...
Тут вскочила вдруг принцесса, и наследник услыхал
Вместо крика — рёв звериный, громогласный и ужасный,
И покрылось сразу шерстью тело девушки несчастной.
Та, что только что пленяла юностью своей прекрасной,
Стала на глазах тигрицей, беспощадной и опасной.
Жёлтыми сверкнув глазами, прыгнула вперёд тигрица;
Но успел от нападенья храбрый витязь уклониться.
И случилось наконец-то, что должно было случиться, -
И упал зверь бездыханным, как подстреленная птица.
Дёрнул монстр ужасный лапой, и как мёртвый вдруг застыл.
Вышел Нуруддин из спальни, дверь туда на ключ закрыл
И на тестя половину путь направить поспешил:
Тот как раз со всею свитой из покоев выходил.
Зятя видя невредимым, так и замер он в дверях,
Побледнел как полотно он, и в лица его чертах
Отразились изумленье, недоверие и страх.
Так ему царевич молвил: «О великий падишах!
Я наедине с тобою должен срочно говорить,
Тайну важную хочу я одному тебе открыть.
Зверя жуткого сумел я в поединке победить,
Но совет твой мудрый нужен — как мне дальше поступить?»
Отпустил людей властитель. Тут царевич свой кинжал,
Спрятанный им под рубашкой, выхватил и так сказал:
«Знаю я, что ты принцессу, негодяй, заколдовал;
Если позовёшь на помощь, - я убью тебя, шакал!
Умереть сейчас бы должен за свои ты злодеянья, -
Ведь родную дочь обрёк ты на ужасные страданья
И несчастных столько жизней отдал ей на растерзанье!
Но — живи; тебе Всевышний сам назначит наказанье.
Я ж хочу, чтоб с изумрудом перстень ты с мизинца снял
И волшебный этот камень мне немедленно отдал!»
Но вскочил тут шах и с криком к двери залы побежал;
Нуруддин за ним помчался, в три прыжка его догнал.
Он за левую за руку крепко беглеца схватил
И своим кинжалом палец вместе с перстнем отрубил.
Пред царевичем простёрся падишах, лишившись сил;
Умоляя о пощаде, как собака он скулил.
Поднял Нуруддин мизинец, изумруд с него сорвал
И, надев кольцо на палец, падишаху так сказал:
«Сам виновен ты в несчастьи: ты кольцо мне не отдал!
Встань; я не хочу, чтоб кто-то твою слабость увидал.
Ты в моей отныне власти; вот приказ — ему внемли:
Все сокровища ты должен погрузить на корабли,
Что тебе за эти годы за невесту привезли
Шахи, принцы, и султаны, и раджи, и короли.
И тогда с моей женою я пущусь в обратный путь.
Но меня ты не пытайся ни убить, ни обмануть:
Ведь достаточно мне только изумруд перевернуть —
И в собаку превратишься; так что мне покорен будь!»
Тотчас бросился властитель повеленье выполнять.
Нуруддин вернулся в спальню, и тигрицу на кровать
Перенёс, и камень в перстне повернул немедля вспять;
И чудовище исчезло, став принцессою опять.
Безмятежно, словно ангел, спит бедняжка Аралик,
На губах её улыбка, светел и невинен лик...
И к устам полуоткрытым Нуруддин её приник;
Но сказал себе он : «Счастья недалёк желанный миг!
Но не в этой мрачной спальне: кровь убитых здесь на всём,
Нет! Когда к отцу приедем мы с принцессою вдвоём,
Снова верности обеты пред Аллахом принесём,
И на чистом брачном ложе мы блаженство обретём!»
Утром свита, слуги, стража и придворные узнали,
Что чудовище убито, и дни скорби миновали;
И, пока для Нуруддина флот в дорогу собирали,
Во дворце, героя славя, веселились, пировали.
Наконец, к отплытью были все готовы корабли.
Триста было их; богатства в трюмы их рабы снесли.
И на борт молодожёны, взявшись за руки, взошли
И отплыли от злосчастной падишаховой земли.
Сам властитель, на балконе, с перевязанной рукой,
Провожал угрюмым взором, с жаждой мщенья и тоской,
Флот царевича; и думал: «Не вернёшься ты домой;
Проклят будь, о чужеземец, с молодой своей женой!»
А кормилица принцессы на борту уже была;
И, как только с Нуруддином Аралик туда взошла,
Хазиран к ней подбежала, её ноги обняла.
И воскликнула принцесса: «О, Всевышнему хвала!
Хазиран, ты так внезапно и таинственно пропала!
По дворцу тебя, напрасно призывая, я искала;
И сказал мне мой отец, что ты, несчастная, упала
С лестницы, и что ты шею при падении сломала».
И кормилицу принцесса со слезами обняла,
А затем в свою каюту с нею Аралик пошла
И, когда одни остались, так она произнесла:
«Хазиран! Всегда ты доброй мне советчицей была.
И теперь, клянусь Аллахом, помощь мне твоя нужна!
Знай же, няня: Нуруддину до сих пор я не жена.
Засыпаю, просыпаюсь я, злосчастная, одна....
Объясни мне, в чём здесь дело? В чём, скажи, моя вина?
Может быть, я подурнела, некрасивой стала вдруг?
На меня смотреть не хочет мой возлюбленный супруг!
А, быть может, тайный гложет мужа моего недуг?
Помоги мне! Ведь терплю я после свадьбы столько мук!»
И сказала Хазиран ей, обнимая, в утешенье:
«Знай же, Аралик, что принял Нуруддин одно решенье:
Что взойдёт с тобой на ложе только после возвращенья,
Получив отца родного перед тем благословенье.
Дал твой муж обет суровый. Вот отсюда и причина,
Почему поймать не можешь на себе взор Нуруддина.
Он боится не сдержаться, - ведь он всё-таки мужчина,
И тебя он избегает, чтоб осталась ты невинна!
Но тебя, клянусь, он любит!» И вскочила Аралик,
Улыбнулась, засмеялась, просиял прекрасный лик.
И воскликнула принцесса: «Подождём!.. Аллах велик!
Скоро мы домой вернёмся, и блаженства близок миг!»
Двадцать дней по морю плыли Нуруддина корабли.
Наконец, они достигли вновь султановой земли.
Аралик и с ней наследник тотчас на берег сошли.
Как гостей, их здесь встречали и к султану повели.
И, склонившись перед троном, так промолвил Нуруддин:
«Видишь, я назад вернулся, и вернулся не один!
Пред тобой — моя супруга, о достойный властелин!
И узнай, что отомщён мной каждый твой погибший сын!»
И царевича младого тут султан к груди прижал,
Аралик и Нуруддина девять дней не отпускал,
Пир в честь молодых устроил, как детей родных ласкал,
И ему наследник шаха пятьдесят судов отдал.
Но, пока царевич юный у султана пировал,
О родителе он помнил, и о нём он тосковал.
И, чтоб старика утешить, он корабль домой послал
И письмо дал капитану, что отцу он написал.
«Мой отец и повелитель, - так в посланье говорилось, -
Вознеси хвалу Аллаху за его добро и милость.
Возвращаюсь я с победой; всё, что чаял я, свершилось.
Я везу невесту - краше в целом мире не родилось!»
....А теперь вернуться надо нам к коварному Джалалу;
Уж отъезда Нуруддина негодяю было мало.
Чтоб достигнуть трона, смерти падишаха не хватало;
И родилась мысль такая у презренного шакала:
Слух о смерти Нуруддина распустить во всех концах
Государства. И услышал весть такую падишах.
В душу старика закрались и тоска, и смутный страх.
Слёг несчастный; с каждым днём он всё сильней хворал и чах.
Вкруг больного падишаха сеть тугую сплёл Джалал;
Стражу всюду он расставил, и к бедняге не пускал
Никого; лишь сам входил и лицемерно утешал,
Яд своей искусной речью в сердце старика вливал.
И в тот день, когда в порту вдруг выстрел пушечный раздался,
Злой визирь как раз у ложа падишаха оказался.
И больной, пальбу услышав, на постели приподнялся
И воскликнул: «О Всевышний!...Не напрасно ль я боялся
Слухов страшных о кончине моего родного сына?
Не предвестник ль эта пушка возвращенья Нуруддина?
Поспеши, племянник милый, и узнай, что за причина
Для пальбы такой? Не сын ли возвратился мой с чужбины?..»
И отправился на пристань на носилках злой Джалал.
Там стоял корабль, который Нуруддин домой прислал.
Капитан сошёл на берег, и визирю передал
То письмо, что падишаху сын-наследник написал.
Взял письмо визирь с почтеньем, и печать поцеловал,
Капитану же на судно возвратиться приказал.
«Экипаж пусть остаётся на борту», - велел Джалал.
( Так он сделал, чтоб никто, что жив царевич, не узнал).
По дороге во дворец визирь печать скорей сломал
И посланье Нуруддина к падишаху прочитал.
И, читая, он зубами в исступленьи скрежетал,
Скомкал в ярости бумагу, но её не разорвал.
Успокоился он, только возвратившись во дворец.
У Джалала в услуженьи был искуснейший писец;
И, призвав его немедля, так велел ему хитрец:
«Почерк мне с письма подделай. Напиши же так: «Отец
Мой и повелитель царства, ты узнаешь в этот миг,
Что, отправившись в дорогу, ничего я не достиг.
На свою беду влюбился я в принцессы дивный лик,
И теперь я умираю, не добившись Аралик!
В час, когда соединиться я с невестой возжелал,
На меня вдруг ниоткуда зверь неведомый напал.
Грудь мою, живот и плечи он ужасно растерзал.
Жить осталось мне минуты, так мне здешний врач сказал...»
А затем, слуга мой верный, продолжай, - но сделай вид,
Будто страшно ослабел ты, и твоя рука дрожит:
« Но в глазах моих темнеет...Смерть в ногах уже стоит...
Сжалься надо мной, Всевышний! Пусть отец меня простит....»
И всё тою же печатью злой визирь письмо скрепил,
А затем с бумагой этой в спальню шаха поспешил.
Тот, волнуясь в ожиданьи, уж терял остатки сил.
«Что, визирь мой добрый, скажешь?» - еле слышно он спросил.
Губы скорбно поджимая, на него Джалал взглянул
И поддельное посланье молча шаху протянул.
И старик рукой дрожащей взял письмо; прочёл; вздохнул
И закрыл глаза... Он умер, тихо, будто бы заснул.
Спрятав под ковром посланье, громко закричал Джалал,
На себе порвал одежды, словно женщина, рыдал,
Головой стучась о стены, бороду он в клочья рвал, -
И на крик сбежались люди. Каждый плакал и стонал
Видя горькую картину. Успокоившись, Джалал
Слугам, страже и придворным — всем явиться приказал
В зал Совета. И явились. Он на троне восседал.
И, услышав гул и ропот, громко так визирь вещал:
«Умер падишах наш бедный, в скорби о пропавшем сыне;
Ничего нам неизвестно о несчастном Нуруддине, -
Ходит слух, что он погиб и похоронен на чужбине.
Коль Аллаху так угодно, - я ваш падишах отныне!»
Так своей добился цели подлый негодяй Джалал.
Старый шах был похоронен; новый же свой траур снял
И с придворными своими каждый вечер пировал.
Но — в весельи самом бурном помнил он и понимал,
Что наследник жив, что близко Нуруддина возвращенье,
И не будет для визиря-узурпатора прощенья,
Будет быстрою расправа, и кровавым станет мщенье.
И хитрец, обдумав это, принял важное решенье.
Тот корабль, что Нуруддином послан был, в порту стоял.
С верными людьми своими на него взошёл Джалал.
Всю команду с капитаном перебить он приказал,
Чтоб никто, что жив царевич, вдруг случайно не узнал.
И велел поднять он парус, и на север точно плыть.
Он решил в открытом море караван перехватить,
Рассказав о смерти шаха, Нуруддина обхитрить,
Аралик своею сделать, а наследника убить.
---------------------------------------------------
И три дня корабль Джалала плыл по морю-океану,
И на север рулевые курс держали постоянно.
На четвёртый разбудили крики шаха утром рано —
Эти крики возвещали появленье каравана.
И на палубу с командой поспешил своей Джалал.
И, увидя флот огромный, долго он столбом стоял:
Столько кораблей прекрасных никогда он не видал!
Нуруддина флаг на судне, что шло первым, трепетал.
На корабль на этот тут же перебрался злой Джалал.
Со своей женой царевич там его в каюте ждал.
Перед ними на колени хитрый негодяй упал
И, смирив свою гордыню, туфли их облобызал.
Но его наследник поднял и сказал : «Кузен и брат
Мой Джалал! Тебя увидеть я, поверь мне, очень рад!
Об отце скорей поведай: новостями ты богат.
Но молчишь ты?.. И дрожишь ты, будто холодом объят!..
Сердце не терзай молчаньем, что с отцом, скажи, Джалал!..»
Тут упал визирь коварный снова ниц и зарыдал,
На себе халат богатый сверху донизу порвал,
Головой о пол забившись, бороду он в клочья рвал.
И заплакали с ним вместе Нуруддин и Аралик,
И заплакала вся свита, услыхав, какой постиг
Злой удар их господина; даже солнце в этот миг
В тучи спряталось, как будто в траур погрузив свой лик.
Долго все они скорбели; но царевич, наконец,
Слёзы вытер и воскликнул: «Как же умер мой отец?»
«Он почил от лихорадки, что проникла во дворец,
Заболел и скоро умер, - отвечал визирь-хитрец.—
Но ты жив, наследник шаха, вечная Творцу хвала!..»
А меж тем уже на море дымка лёгкая легла,
Предвещая ясный вечер; Аралик к себе ушла,
Нуруддин вдвоём с кузеном остаются у стола.
Принесли им слуги ужин; и спросил тогда Джалал
У царевича: «Светлейший! Ты ещё не рассказал,
Как добился ты принцессы, и откуда этот взял
Флот прекрасный? Неужели тесть его в подарок дал?»
И ответил простодушно Нуруддин ему в ответ:
«Ты мой родственник; и ближе у меня отныне нет.
Всё поведаю тебе я; расскажу кольца секрет.
Ты же, как визирь мой верный, дашь мне мудрый свой совет».
И царевич всё поведал, от начала до конца,
И раскрыл Джалалу тайну изумрудного кольца.
Жадно глазки загорелись у визиря-хитреца:
Он придумал, как добиться и принцессы, и венца.
Кончил свой рассказ царевич, и спросил Джалала он:
«Раз отец мой бедный умер, значит, я освобождён
От обета, что давал я? И счастливейшей из жён
Сделать я могу принцессу этой ночью без препон?»
Сделал вид визирь, как будто погружён он в размышленья;
А затем промолвил важно: «Только после возвращенья,
Над гробницей падишаха испросив благословенье,
К Аралик войти ты сможешь; это верное решенье!»
За совет его наследник тут же отблагодарил —
Из слоновой кости кубок, полный лалов, подарил,
До каюты, отведённой для Джалала, проводил.
Он хотел, чтобы на судне на его визирь гостил.
Нуруддин к себе вернулся, и уж скоро крепко спал.
Но не лёг, один оставшись, на кровать свою Джалал.
Где на корабле каюта Хазиран, уже он знал.
И как тень туда прокравшись, в дверь её он постучал.
Тайну перстня лишь бедняжка, кроме Нуруддина, знала.
И убить её немедля было решено Джалалом;
И, когда, дверь приоткрывши, «Кто стучит?» - она сказала,
Ей визирь ответил хитрый: «Аралик меня послала».
Ничего не заподозрив, из каюты Хазиран
К нему вышла; тут жестокий выхватил свой ятаган
И нанёс несчастной няньке несколько смертельных ран,
А потом он тело сбросил за борт, прямо в океан.
------------------------------------------------
На другой день свою няню Аралик везде искала;
В этих поисках принцессе вся команда помогала.
Сердцем чувствуя несчастье, горько дева зарыдала,
Побежала к Нуруддину и на грудь ему упала.
И, как мог, свою супругу юный витязь утешал;
Но не обнял он принцессу и лишь в лоб поцеловал;
Эту сцену между ними наблюдал визирь Джалал, -
Чуя близкую победу, он в душе торжествовал.
Холодность супруга с нею каплею последней стала
В чаше горя. И принцесса ещё горше зарыдала
И, вскочив, к себе в каюту дева быстро убежала,
На постель свою упала и в отчаяньи вскричала:
«О Аллах! За что караешь верную рабу свою?
У меня ты отнимаешь тех, кого я так люблю!
Хазиран мне заменяла мать, отца и всю семью;
А мой муж—как лёд холодный... Я его не растоплю!»
И катились, как брильянты, её слёзы на кровать.
Тут прислужницы явились, стали деву утешать
И принцессе передали: «Брат царевича принять
Его просит; видно, хочет что-то важное сказать!»
Аралик умылась быстро и, накинув покрывало,
Всем, кроме глухой старухи, удалиться приказала.
А затем перед визирем, наконец, она предстала;
Красотою, словно солнце в ясный день, она сияла.
Ослеплённый, на колени перед ней Джалал упал,
Туфельки носок, расшитый серебром, поцеловал.
Повинуясь девы знаку, на ноги он снова встал
И, не поднимая взора, так красавице сказал:
«Горя твоего известна мне, ничтожному, причина, -
Ведь я родич самый близкий молодого Нуруддина.
Знаю про обет я, данный моим добрым господином,
И что, став его супругой, остаёшься ты невинной.
Но, поскольку венценосный опочил его отец,
То к тебе войти он мог бы этой ночью, наконец.
Но тебя он избегает... Почему? — спросил хитрец.—
Я тебе открою тайну; ты поймёшь, что я не лжец.»
Он замолк; велела дева, чтоб скорей он продолжал.
«Дело в перстне с изумрудом, что ему отец твой дал;
Нуруддина ненавидя, шах кольцо заколдовал
И царевич безразличен к красоте невесты стал.
Я могу заклятье злое с перстня падишаха снять,
Если ты упросишь мужа изумруд тебе отдать.
Принеси его мне — перстень я готов расколдовать,
Знаю я слова; их надо мне над камнем прочитать».
И поверила принцесса Аралик ему как другу;
Кошелёк дала набитый в благодарность за услугу.
И нашла принцесса быстро способ обмануть супруга;
К Нуруддину побежала и воскликнула с испугом:
«Господин мой! Только что мне нехороший сон приснился:
Будто перстень, что ты носишь, в скорпиона превратился,
И тебя он в грудь ужалил, и твой разум помутился:
С корабля ты спрыгнул в море и в волнах бурлящих скрылся...
В страхе, вскрикнув, я проснулась, чувствуя: беда нас ждёт,
Коли с пальца ты не снимешь изумрудный камень тот!
Перстень мне отдай; я спрячу так его, что не найдёт
То кольцо никто, пусть ищет он его хоть целый год!»
Нуруддин жене поверил и кольцо сейчас же снял.
Чтоб принцессу успокоить, изумруд ей передал.
И к себе вернулась дева; вызван ею был Джалал,
И немедленно пред нею негодяй-визирь предстал.
«Я супруга обманула, он отдал мне изумруд.
Ах! За ложь мою грозит мне после смерти Страшный суд...
Но - готова я на муки; ведь чрез несколько минут
И любовь и наслажденье с мужем нас на ложе ждут!»
И кольцо она визирю отдала; его он взял
И, нижайше поклонившись, так красавице сказал:
«Разреши мне удалиться; надо, чтобы прочитал
Без свидетелей слова я.» «Да; ступай скорей, Джалал!»
И, едва к себе в каюту возвратился злой Джалал,
Изумруд перевернул он и пророка он призвал.
Разноцветным огнями камень в перстне засиял....
И тогда визирь коварный и жестокий приказал:
«Пусть немедленно царевич и наследник превратится, -
Но не в зверя, и не в рыбу, не в змею, - а просто в птицу.
Станет вороном пусть жалким, не орлом и не синицей;
Падаль пусть клюёт отныне; не захочет — пусть постится!
Но пускай он помнит вечно, кем он был, и чем он стал;
Пусть страдает, как никто ещё доныне не страдал!
Скоро Нуруддин узнает: падишахом стал Джалал
И в законные супруги Аралик-принцессу взял!»
И, едва своё заклятье произнёс визирь Джалал,
Как он карканье воронье и шум крыльев услыхал.
Поспешил к окну коварный, занавеску приподнял,—
Улетающую птицу при луне он увидал.
Рулевой же на рассвете рассказал пришедшей смене,
Что он карканье воронье слышал ночью в отдаленьи.
«Ворон — и в открытом море? - были все в недоуменьи, -
Не беду ли предвещает это странное явленье?»
...И беда пришла на утро, и ужасное открылось:
Нуруддин исчез бесследно, и команда, как ни тщилась,
Не нашла его. Принцессе сообщили, что случилось,
И в рыданиях бедняжка на руках у слуг забилась.
«О супруг! О мой любимый! – так красавица кричала, -
Неужели сон тот сбылся, что тебе я рассказала?
Спрыгнул в море ты...Могилой для тебя пучина стала!
Хазиран и муж мой милый, - вас обоих потеряла!»
И велел её в каюту отнести визирь Джалал.
А затем на Нуруддина корабле он приказал
Всем собраться капитанам. Он на палубе их ждал
И, когда они явились перед ним, то так вещал:
«Вам известно о несчастьи, что случилось без причин:
В море утонул царевич и наследник Нуруддин.
Я — его ближайший родич; и могу лишь я один
Падишахом стать. Отныне я ваш шах и властелин!»
Слыша ропот и волненье, сделал так визирь Джалал:
Капитанам и дружине он по сорок унций дал
Золотых монет; матросам дать по десять приказал.
Ропот стих, и каждый щедрость падишаха восхвалял.
Они прибыли в столицу через три дня, утром рано.
И запели громко флейты, застучали барабаны;
Вышел к пристани весь город, восхищаясь караваном.
Падишах сошёл на берег, свита с ним и капитаны.
И на золотых носилках во дворец свой шах Джалал
Был доставлен. По дороге он в толпу людей кидал
Серебро и самоцветы; он от радости сиял:
Всё сбылось, почёт и слава, всё, о чём он так мечтал!
А принцессу, что в горячке без сознания лежала,
Уложили на носилки и, задёрнув покрывала,
В сад доставили дворцовый по велению Джалала.
В глубине его беседка одинокая стояла.
Стража, что несла больную, вверх смотрела и дивилась:
Над носилками всё время птица чёрная кружилась
Низко, не боясь народа; но на крышу не садилась.
Лишь когда внесли носилки в дом, из виду птица скрылась.
К ложу Аралик прекрасной новый падишах Джалал
Врачевателей искусных, девять евнухов призвал;
И горячка отступила. Весть благую услыхал
Падишах; себя в беседку отнести он приказал.
Истомлённая болезнью, Аралик была в постели;
Вкруг неё вились служанки, и тоску её хотели
Разогнать. И танцевали перед ней они, и пели,
Но к больной не возвращались радость жизни и веселье.
К Аралик войдя в беседку, всем служанкам шах Джалал,
Кроме лишь глухой старухи, удалиться приказал.
Чувствуя победы близость, он в душе торжествовал,
Но с участьем лицемерным так красавице сказал:
«О твоём выздоровленьи мы молились неустанно,
И мы рады, что опасность миновала, несказанно.
Тяжелы твои утраты, но ведь время лечит раны;
И к тому же знай, что счастья недалёк час долгожданный.
С первой встречи я пленился дивною твоей красою,
И моей ты станешь первой и любимейшей женою.
Свадьбу пышную немедля во дворце своём устрою;
Я горю от нетерпенья, обладать хочу тобою!»
Брови сдвинула принцесса, взор внезапно засверкал,
И на речи падишаха так ответ её звучал:
«Никогда твой супругой я не стану, шах Джалал!»
Скрипнул негодяй зубами, но сдержался и сказал:
«Вижу я, что нездорова ты ещё, о Аралик,
Потому так говоришь ты. А иначе в этот миг
Рассердился б на тебя я! Не урод я, не старик;
Я — владыка государства, я могуч, богат, велик.
Будет счастлива любая, что её я возжелал!
Ты должна гордиться честью, что тебе я оказал,
Что тебя хочу взять в жёны!» - Так принцессе он вещал.
Гневно дева отвечала: «Да, теперь ты шах, Джалал!
Но, будь ты владыка мира, будь богат ты, как Мидас,
Золотом меня осыпь ты, самоцветами укрась, -
Я любила Нуруддина, в верности ему клялась,
И, хоть он погиб, но факел моей страсти не угас!»
Топнул падишах ногою, в страшной ярости вскричал:
«Скоро клятвы ты забудешь, или я — не шах Джалал!»
Он в ладоши громко хлопнул и людей своих призвал,
Аралик немедля в башню заточить он приказал.
Башня та для многих стала бедных узников могилой.
Лишь одно всего оконце узкое в стене там было;
Ни зимой, ни летом солнце в то оконце не светило;
Стража, вся глухонемая, пищу скудную носила.
Было сыро там, и жутко, мрачно, тихо и темно.
Горько плакала принцесса, говоря: «Коль решено
Так Аллахом, - в этой башне умереть мне суждено!..»
Но — послышался шум крыльев, и влетела вдруг в окно
Птица чёрная большая, над принцессой закружилась,
А затем у ног несчастной на пол голый опустилась.
Это был огромный ворон; клюв открыл он, и скатилось
Яблоко к ногам прекрасной узницы; и удивилась
Аралик, и так сказала: «Ты откуда, ворон мой?
Раз ты яблоко принёс мне, значит, ты совсем ручной!
Угостить тебя мне нечем — коркой хлеба да водой...
Сжалился ты над несчастной бедной пленницей больной!»
И заплакала принцесса, побледнел прекрасный лик;
Ворон крыльями захлопал и издал протяжный крик.
Слёзы вдруг в глазах у птицы увидала Аралик,
Изумилась и сказала так себе: «Аллах велик!
Видом — ворон он, но сердцем человек он, может быть?
Может, послан он Всевышним, чтобы дух мой укрепить,
Чтоб супруга дорогого не смогла я позабыть,
Домогательства Джалала чтоб сумела отразить?
Нет, мой час ещё не пробил, здесь не ждёт меня могила!..»
Так сама себе принцесса потихоньку говорила.
Яблоко подняв, немедля сочный плод она вкусила,
И к бедняжке вновь вернулись смелость, мужество и сила.
И с тех пор к принцессе в башню ворон часто прилетал;
На дворцовой кухне сласти он и яства воровал,
А в саду с деревьев фрукты он вкуснейшие срывал,
Приносил всё это в клюве и к ногам принцессы клал.
С птицей часто говорила Аралик о Нуруддине,
О любви, что в ней проснулась; о загадочной кончине
Ненаглядного супруга, утонувшего в пучине,
И о сватовстве Джалала, что страною правит ныне.
« Шаха я отвергла; в башне потому сижу сейчас...»
Голову склонивши, ворон слушал горестный рассказ.
Хлопал крыльями он, в гневе каркал грозно, и не раз
Видела принцесса: слёзы из его катились глаз.
Аралик тому дивилась: словно всё он понимал!..
Между тем прошла неделя, и явился злой Джалал.
Узницу держать на хлебе и воде он приказал,
И найти её он слабой и покорной ожидал.
Но несломленной принцессу он увидел в изумленьи;
И напрасно прибегал он и к угрозам, и к моленьям.
Неизменной оставалась Аралик в своём решеньи,
И Джалал покинул башню в бешенстве и исступленьи.
И решил тогда жестокий вновь коварство применить:
Непокорную принцессу зельем сонным опоить,
И войти к заснувшей тайно, и невинности лишить;
Утолить своё желанье и упрямицу сломить.
В воду к Аралик он страже зелье всыпать приказал.
Воду выпила принцесса; и вошёл к ней злой Джалал,
И красавицу младую крепко спящей увидал.
Похоть шаха обуяла; он шальвары развязал
И беспомощной принцессой уж готов был насладиться,
Но в окно вдруг залетела чёрная большая птица.
Это ворон был; он с криком над злодеем стал кружиться, -
И внезапно клювом вырвал глаз у шаха из глазницы.
Нападения такого злой Джалал не ожидал;
Безоружный, лишь руками он на ворона махал,
Громко он вопил от боли и на помощь призывал;
Но — была глухою стража, и никто ему не внял.
Всё ж от ворона Джалалу удалось с трудом отбиться.
Выскочил злодей из башни; кровь хлестала из глазницы.
Знаками велел он страже изничтожить злую птицу.
В башню кинулись; но ворон уж успел бесследно скрыться.
Так царевич за злодейства падишаха наказал,
И отныне одноглазым негодяй коварный стал.
Десять дней в своей постели не вставая он лежал;
В башне узницы оконце он заделать приказал.
И принцесса, пробудившись на другой день ото сна,
Голову подняв с подстилки, не увидела окна.
И заплакала, бедняжка злополучная, она:
«Где ты, ворон, друг мой верный? Я теперь совсем одна!»
И теперь темно и тихо стало в башне, как в могиле;
Стражники лишь хлеб и воду бедной пленнице носили.
Иссякали у несчастной храбрость, мужество и силы,
И Всевышнего принцесса смерть скорей послать просила.
Но, когда Джалал явился, и повязка закрывала
Пол-лица его, принцесса рассмеялась и сказала:
«Что с тобою, повелитель? Уж не птица ль исклевала
Глаз твой бедный?» Исказилось яростью лицо Джалала:
«Ты смеяться смеешь дерзко, что мне ворон вырвал глаз?..
Ну так слушай же, принцесса: смех утихнет твой сейчас!
Изничтожить злую птицу отдал стражам я приказ,
И проклятая не сможет помешать мне в этот раз!»
И он бросился на деву; но она кинжал Джалала
С пояса его схватила и решительно вскричала:
«Нет, твоей не стану! Силы у меня осталось мало,
Но её мне хватит, чтобы грудь свою пронзить кинжалом!
Станет мне скорей супругом ворон, что сюда летал!»
И, когда слова такие шах от девы услыхал,
Отшатнулся он и бледным как покойник сразу стал.
И подумала принцесса: «Испугался злой Джалал
Неспроста... Здесь скрыта тайна; и разгадку я найду!»
А Джалал воскликнул гневно: «Ничего! Я подожду!
Скоро станешь ты покорной! Через три дня я приду!»
И ушёл, велев, чтоб стража не носила ей еду.
Долго плакала принцесса, но не думала смириться;
А решила, чтоб свободу обрести, лишь притвориться
Кроткой, и на брак с Джалалом лицемерно согласиться,
И узнать секрет, что связан с вороном — той странной птицей.
И, когда Джалал явился, на полу она лежала.
Наклонился он над нею, и принцесса прошептала:
«Я на брак с тобой согласна, я противиться устала...»
И улыбка осветила мерзкое лицо Джалала:
«Счастлив я твоим согласьем, вразумил тебя Аллах!»
И несчастную из башни вынес на своих руках,
Окружённый стражей верной, торжествуя, падишах.
С крыши видел это ворон; гнев сверкал в его очах,
Но не мог помочь он деве, хоть и чуял он беду.
Ведь Джалал стрелков расставил с луками в своём саду,
Чтоб убить его. Себе он так сказал: «Я подожду,
И спасти принцессу способ обязательно найду!»
К ложу Аралик прекрасной снова падишах Джалал
Врачевателей искусных, девять евнухов призвал,
И её вернули к жизни. Весть благую услыхал
Падишах; готовить к свадьбе свой дворец он приказал.
И, пока для пышной свадьбы шаха шли приготовленья,
Каждый день свою невесту навещал он; со смиреньем
Аралик его встречала, усыпляя подозренья;
Притворялась кроткой ловко, - и развеяла сомненья.
Вот настал канун их свадьбы; в ожидании Джалала
Аралик была весёлой, пела песни, танцевала.
И, когда пришёл он к деве, так ему она сказала:
«Завтра сбудется, любимый, всё, о чём я так мечтала:
Я твоей навеки стану!.. Но хочу я, о Джалал,
Чтоб сегодня наконец-то ты мне правду рассказал:
Что это за чёрный ворон, что в темницу прилетал?
Почему из-за злодея глаз ты, бедный, потерял?»
И ласкалась дева к шаху, свой вопрос всё повторяя,
И была она прекрасна, словно гурия из рая.
И Джалал забыл сомненья, на красу её взирая:
Так порой шагает в пропасть дерзкий, подошедший к краю.
И красавице-принцессе падишах ответил злой:
«Видишь перстень с изумрудом? Им владел родитель твой;
Так узнай же, ангел милый: он волшебный, не простой,
Наделён он тайной силой.» «Тайной силой? Но какой?»
«Кто, надев его на палец, изумруд перевернёт,
И пророка Сулеймана кто на помощь призовёт,
Превратить в любого зверя человека сможет тот,
И над тем, кто заколдован, власть тогда приобретёт.
Знай, что твой отец жестокий превращал тебя в тигрицу,
Чтоб никто не мог тобою после свадьбы насладиться.
Убивала ты несчастных шахов, королей и принцев.
И могло б злодейство это ещё очень долго длиться,
Если б Нуруддин случайно тайну перстня не открыл.
Чтоб добыть кольцо, мизинец падишаху отрубил
И, надев кольцо на палец, сам с тех пор его носил.
Я ж, когда тебя увидел, больше жизни полюбил.
Ты прости меня за хитрость; помнишь, я тебе сказал:
«Изумруд, что Нуруддину шах-отец твой передал,
Виноват в твоём несчастьи: шах его заколдовал,
Чтоб царевич безразличен к красоте невесты стал».
Ты, поверив, убедила Нуруддина перстень снять
И, когда им завладел я, то решил не убивать
Брата своего; а просто навсегда заколдовать,
В птицу превратить, чтоб стал он чёрным вороном летать».
«Значит, жив ещё царевич?.. Только в птицу превращён?..»
«Да; и разум в нём остался, и отмстить мне жаждет он.
Но — осталось уж недолго; будет злобный умерщвлён:
Я велел стрелкам в столице уничтожить всех ворон».
Молния в очах принцессы лишь на миг всего блистала,
А затем с улыбкой нежной шаху так она сказала:
«Что мне этот жалкий ворон? До него мне дела мало!
Завтра стану я супругой несравненного Джалала!»
Тем же вечером Джалалу доложили, что ворон
Истребили всех в столице; и спросил поспешно он:
«Был средь них огромный ворон?» «Был один; стрелой сражён,
В пруд упал и утонул он». Шах вздохнул: «Освобождён
От врага я наконец-то!» И немедля приказал
Всем стрелкам охоту кончить злобный падишах Джалал.
И до самого рассвета он со свитой пировал;
В предвкушеньи близкой свадьбы он улыбкою сиял.
И принцессе этой ночью тоже было не до сна,
И сидела грустно дева у открытого окна.
Тучи покрывали небо, ночь была тиха, темна...
Вдруг услышала шум крыльев и знакомый крик она.
Ворон — мокрый весь и грязный —не влетел в окно, - упал.
Меткий лучник падишаха впрямь в крыло его попал
Длинною стрелой. Обломок в теле ворона торчал,
Плакал тот от страшной боли и, как человек, стонал.
И обломок этот острый из вороньего крыла
Аралик весьма умело, осторожно извлекла,
Обработав рану ловко, воду чистую взяла,
Смыла кровь и грязь с бедняги, а потом произнесла:
«О тебе мне всё известно; знаю я, кто ты такой:
Ты — не ворон, ты — царевич и супруг мой дорогой.
Знай: тебе верна как прежде, Нуруддин любимый мой!
Я притворно согласилась стать Джалаловой женой!
Ты со мной, о муж мой милый, и, клянусь тебе, без страха
Перстень я добуду силой или хитростью у шаха
И верну тебе твой облик я, по милости Аллаха;
Негодяя же Джалала скоро ждут палач и плаха!»
Гордо выпрямился ворон и закаркал грозно вдруг.
«Поняла: его ты смерти жаждешь, бедный мой супруг!
Ведь из-за его коварства претерпел ты столько мук!..»
Ночь прошла; принцесса птицу спрятала в большой сундук.
На другой день до заката веселились, пировали,
Аралик и падишаха свадьбу во дворце справляли.
И была невеста в белом и в серебряной вуали;
Что она бледна смертельно, гости все не замечали.
А Джалал был щедр и весел, он смеялся, ликовал;
И льстецам придворным много самоцветов он раздал.
Но настала ночь; принцессу шах за руку крепко взял
И с супругой молодою он покинул пышный зал.
Аралик в опочивальню, как добычу, на руках
Внёс и поспешил к постели, мерзко склабясь, падишах.
Дева же, превозмогая отвращение и страх,
Про себя прочла молитву: «Помоги мне, о Аллах!
Сохрани мою невинность от презренного Джалала!..»
И с улыбкой, но тревожно, мужу так она сказала:
«Я боюсь!» «Ужель? Чего же?» «Я сегодня вспоминала
Бедных юношей, которых брачной ночью растерзала,
И мне страшно — вдруг я стану вновь огромной той тигрицей?..»
«Ты же знаешь, что не может это больше повториться!»
«Мне кольцо внушает ужас, мне оно в кошмарах снится;
Я дрожу — в постель мы ляжем, и ужасное случится.
Ты сними свой страшный перстень с пальца, милый мой супруг,
Положи его подальше ... хоть вот в этот вот сундук».
Снял кольцо Джалал и поднял крышку сундука... И вдруг
Ворон вылетел оттуда. Вырвал он кольцо из рук
Падишаха и, зловещий, над Джалалом стал кружиться,
И затрепетал от страха негодяй, увидев птицу.
Понял он: час мщенья близок, скоро правый суд свершится,
И на свете нету места, где злодей бы мог укрыться.
С громким воплем: «Помогите!» бросился Джалал к дверям.
Ворон, подлетев к принцессе, положил к её ногам
Перстень; Аралик вскричала: «Я сейчас за всё воздам,
Падишах, тебе! Познаешь унижение и срам!»
И кольцо она надела; изумруд весь засветился.
Камень дева повернула, — ворон с криком вдруг забился
И обратно в Нуруддина молодого превратился.
А Джалал всплеснул руками и от страха чувств лишился.
И, увидев вновь супруга дорогого, Аралик
Улыбнулась, засмеялась, просиял прекрасный лик.
И воскликнула принцесса: «Ты спасён! Аллах велик!»
И её царевич обнял и к устам её приник.
Поцелуй был долог; это знает каждый, кто любил:
Оторваться друг от друга у влюблённых нету сил.
Но Джалал очнулся низкий, как собака, заскулил,
На колени повалившись, о пощаде он молил.
И сказала так принцесса: «Много зла ты совершил,
Много горя мне и мужу моему ты причинил.
Я уверена, презренный: Хазиран ты погубил!
Так не жди от нас пощады, — ты её не заслужил!»
Казнь какую, мой любимый, для Джалала изберём?
На кол ли его посадим, или палками забьём,
Иль к голодным тиграм бросим, - пусть съедят его живьём?»
«Нет, родная; пусть он лучше станет мерзким червяком!»
Изумруд в кольце немедля повернула Аралик —
И издал Джалал коварный свой последний жалкий крик.
И в червя он дождевого превратился в тот же миг.
Нуруддин сказал: «Злодею поделом!.. Аллах велик!
Всем воздаст Он по заслугам — в этой жизни иль в иной!»
И червя, что был Джалалом, раздавил ногой одной.
А затем он вышел к людям с молодой своей женой,
И прекрасней этой пары свет не видел ни одной!
И, царевича увидев, во дворце все изумились,
Перед ним, как пред законным повелителем, склонились.
Пир устроили роскошный, ели, пили, веселились.
Лишь на третью ночь супруги, наконец, уединились.
И свершилось наконец-то то, о чём они мечтали,
И блаженство неземное наконец они познали!
И они прожили долго, без разлук и без печали,
И счастливей их под солнцем — кто б хотел — нашёл едва ли.
Что же перстень с изумрудом?.. Стольких бед и зла причина,
В море он с обрыва брошен был рукою Нуруддина,
И исчез он, злополучный, утонул в морской пучине...
Сказка кончена; надеюсь, развлекла я властелина».
*Аралык - декабрь (турецк.)
*Хазиран - июнь (турецк.)
Октябрь 2004-март 2005.