Тихая мастерская — ювелиры не любят шума.
Я выложил разбитый кулон, приёмщица всмотрелась:
- Работа сложная, мастер должен глянуть. Придётся подождать, - улыбнулась.
Мастер, так мастер... кресло, присел. Тишина полезла мыслями, они вползали в голову мерным тиканьем настенных часов.
Не могу... тишина нестерпима, она будит память, что рвёт меня на части. Рассказать, выговориться бы — устал быть с этим наедине. Тысяча воспоминаний, миллион отчаяния: всё могло быть иначе.
Приёмщица... снова улыбнулась — добрая улыбка. Вот ей бы и рассказать. Но ведь нет... не расскажу. Перемучаюсь тишиной —пусть. Моя боль — не женский удел. Мне, сутенёру, женщине не довериться.
И этого не исправить.
Никогда.
Девчонок забирал у института. Студентки. Много таких... институтом себя кто только не называет, а приглядеться — бурса бурсой, и девчонки под стать: днём — студентки, а вечером...
Не все, конечно.
Она выходила со всеми. Давно приглядывался — красавица. Такую бы, да в девочки ко мне... экстра-класс! Только сразу было видно: не пойдёт. Другая она, заполучить такую почти невозможно.
Почти.
А то кавказцы наладились: моих-то не трогали, меня видят — смышлёные. А Её — как «за здрасьте»: то словцо отпустят, а то и следом пойдут.
Ну раз так, ну два... сколько ж можно?! Не стерпел, вышел я из порша. Они, конечно, пырхнулись, да только у меня особо не дёрнешься: одного положил, остальные разбежались. «Спасибо», - сказала.
Мне редко говорят «спасибо».
Потом — как прежде. Она выходила, я ждал... своих, конечно же. Она искала меня взглядом, а я отворачивался. Зачем мне это? Ни к чему. Такую в моё стойло не введёшь, разве что сама пойдёт, а потому мне эти «переглядки»... да только всё равно поворачивался, и тогда Она мне улыбалась.
На том бы и кончилось.
Но — не кончилось.
Однажды Она подошла:
- Я редактор...
- Кто?! - опустил стекло пониже.
- Редактор институтской газеты. Я знаю, кто вы. Мне бы статью. Репортаж. Изнутри увидеть... вы меня понимаете?
У красавиц свои причуды. Может, денег на учёбу не хватает, да стесняется вот так вот просто, как другие, назваться — так я тогда подумал. Согласился я, в общем.
Нет, всё было правильно: Она была «под девочек» — одевалась, вроде как перенимала их стиль. Кулончик всё носила: большой красный агат формы сердца, а в нём, в межсердье прямо — мелкие брюлики, тоже сердечком. Агат этот я и раньше примечал, так и теперь не снимала. Ничего «такого»: смотрела, всё записывала что-то... статью готовила.
Бесстрашная. С девчонками ходила прямо на дорогу — всё хотела знать. И вправду «кухню» нашу изучала. Внимательно смотрела. А как написала, так хотела показать, да я отказался: на что мне?.. Всё ждал, под видом «изнутри» с клиентом попробует — чудная ведь, как ни крути.
У меня вообще строго: кто по вызову, а кто — на дорогу. Чтобы кавказцы там, или кто ещё — нет. Менты, разве что. Но они брали девочек по субботам. По субботам Её я не пускал.
Смешная. Повадилась мне обед из макдональдса приносить. Принесёт и смотрит преданно так, как собака... Оно, конечно, удобно, но как пирожки домашние принесла, тут уж я не выдержал. Всё сказал. Чтобы держалась дальше, не снимала с меня нитки, волосы, не поправляла воротник...
Сглупил.
Пустил в свою епархию — зачем?! Кого обманывал: такие не ложатся, ведь ясно было с самого начала! В ней всё не так, ну какая из неё проститутка?! Она же... Она...
Словом, сцепил я тогда зубы: моё слово — закон, обещал «изнутри» показать — исполню. А потом — до свидания!.. так ей и сказал.
Обиделась, как будто. Ну и ладно бы. Статью написала, так что вроде и не о чем нам было говорить — последний раз пришла, что-то уточнить, сказала. Пришла с тортиком: последний раз, мол, и до свидания... Хотел я тортик этот выбросить, да Она чуть не в ноги. Что тут поделаешь?! Последний, так последний. Да и торт мой любимый, откуда узнала?.. Девчонки сказали, наверное.
Тот день мы работали на дороге. День был будний, ничего такого я не ждал — менты. Они тормознули кортежем: впереди — дэпээсники, сзади — джип с мордоворотами в чёрных костюмах. Девчонки растерялись, менты всегда подарком не были, а тут ещё с «прицепом»... не иначе «баре» в баньку девок затребовали.
Я тоже не успел, пока подскочил, вертухаи уже и присмотрелись.
- Её! - ткнул бритоголовый в костюме, Она схватилась за агат.
Я тронул, было, толстолобика за локоть:
- Брат... она... короче...
- Какой ты мне брат, чучело петушиное! - отдёрнулся тот. - Её, сказал, ты что, не всосал?!
Обступили дэпээсники.
- То ж не нам, - говорят, - то ж таким людям, что если сказали, так ты бойся. Что за проблема?
Я взял Её за руку, отвёл в сторону:
- Снимай шпильки...
- Зачем? - смотрит испуганно.
- Бежать придётся быстро.
- А ты? - поправила мне воротник.
- Снимай, твою мать!..
- Пока не скажешь, не сниму!
Бугаи джиповские косят, смотрю, один к нам уж собирается.
- Меня посадят! За хранение наркотиков! Вон, мента видишь?! Вот у него в кармане тот наркотик меня и ждёт! Ну что, довольна?! Снимай, бля!!!
Братки потеряли терпение, один направился к нам. Я потянулся за спину, к пистолету, а Она... поцеловала меня в губы и приложила палец к моим губам:
- Тсс!..
Поздно. Одного бы уложил, остальные скрошили бы всех. Девчонок, меня, а главное — Её.
Она вспорхнула, тонировка джипа сокрыла Её лицо, и... и всё.
Смерклось. Дальше не помню.
Очнулся утром.
Пьяный.
Открыл глаза — Она рядом. Сидит, держит на ладони свой агатовый кулончик. Смотрит, улыбается. Вся такая... я забираю девчонок с вызовов, я знаю, как после этого выглядят. Такой Она и была.
Протёр глаза:
- Ты что?.. Ты как здесь?! Зачем?!
- Сейчас уйду. Меня ты больше не увидишь. Но прежде... смотри, - показывает на большое агатовое сердце, - вот это — моё сердце. А это, - показывает на изумрудинки, что сердечком посредине, - это вот твоё сердечко. Оно во мне. Оно в моём сердце. Понимаешь?.. - она сняла с себя кулон и надела мне. - Я хочу, чтобы ты это помнил.
- Что?!
- Что я тебе сказала... - она встала и оправила короткую юбчонку.
Рванул: цепочка порвалась, я швырнул кулон в стену. Изумрудное сердечко выбилось, закатилось под диван. Она наклонилась к агату, подняла дрожащей рукой.
- Откуда ты взялась?! - заорал. - Я не просил, не просил, слышишь!!! Что тебе надо?! Оседлать?! Охомутать?!. Любоффь, бля! Я продаю любовь! Я покупаю! Но даром не беру!!! Понятно тебе?!
Она посмотрела на меня, потом на агат.
- Возьми!.. - бросила в меня. - У него высокая цена! Не расплатишься! - выбежала.
А вечером сказали: вскрыла вены, стекла кровью.
Умерла.
- Молодой человек... молодой человек!
- А? - вздрогнул, приёмщица...
- Мастер освободился. Давайте свой брелок.
Ювелир склонился, посветил, настроил свою лупу.
- Трудно, - повертел камень в пальцах. - Бриллиантовое сердечко такое маленькое... в агате может не удержаться, - смотрит на меня. - Трудно ему в агате удержаться, понимаете? Не гарантирую...
- Не надо. Просто постарайся... - я достал деньги. - Сделай, брат. Исправь. Ты ведь можешь, помоги. Сколько скажешь — заплачу, всё тебе отдам, только сделай. Чтобы также, чтоб как раньше. Чтоб как было... сердце в сердце.