Вере Алексеевне хотелось набрать знакомый номер, но удерживала ненависть. Она звонила, когда уж совсем было невмоготу от сознания, что ее мальчиком завладела чужая женщина и она его теряет.
Никогда не называя эту женщину по имени, хотя и стараясь быть предельно вежливой, она холодно произносила:
- Пригласите моего сына, - и слышала в ответ ледяное:
- Пожалуйста.
Затем, сомневаясь в правильности того, что звонит, старалась придать голосу слабость и жалобность:
- Ты, конечно, можешь поступать, как угодно, но я хотела только сказать, что у меня поднялось давление и сердце давит, – и всегда слышала в ответ,
- Сейчас буду.
Максим приезжал и сидел рядом, молча выполняя долг, а на следующий день уезжал к той женщине, которую его мать ненавидела. До такой степени, что никогда не разговаривала о ней, тем самым утверждая, что не принимает всерьез, что это всего лишь физиология. Ждала, но физиология не заканчивалась уже несколько лет. Вера Алексеевна хотела внуков, но перспективы не было. И дело даже не в том, что женщина была старше сына, а в том, что в ее возрасте детей не рожают. И Вера Алексеевна страдала, страстно желая – быть, как все ее подруги, бабушкой.
Несколько дней назад сын неожиданно приехал и больше уже не выходил из дома. Целыми днями лежал, уставившись в потолок. На вопрос – что болит, отвечал – ничего и отворачивался к стене. Мать терялась в догадках и ничего не могла придумать лучшего, как позвонить этой женщине. С тяжелым сердцем собралась набрать номер, но звонок в дверь остановил ее.
На пороге стояла незнакомая светловолосая женщина. Прижимая к груди сумочку, как будто защищаясь, она произнесла:
- Здравствуйте. Я, Оля.
- Оля? Какая Оля?! – и сразу же поняла. Почувствовала даже какое-то облегчение. «Вот и звонить не пришлось. Сейчас узнаю, что с сыном».
- Проходите, - Вера Алексеевна отступила вглубь коридора, непроизвольно поджав тонкие губы. - Вот сюда, - показала в сторону кухни. «Поговорю, а там видно будет» - подумала.
Уже в кухне внимательно рассмотрела женщину. Невысокая, копна волос обрамляла бледное лицо с большими серыми глазами. Выглядела моложе, чем она думала. «Впрочем, маленькая собачка всегда щенок»
- Чая? – и не дожидаясь ответа, уже ставила на стол чашки. - Садитесь, вот заварка, наливайте, как любите, а я кипяток подолью, - предложила.
- Спасибо, - тихо ответила женщина, присаживаясь на краешек стула. Вера Алексеевна села напротив и специально не заводила разговор первой. Ждала.
- Я бы хотела поговорить с Максимом, - не притрагиваясь к чашке, тихо сказала гостья.
- А что случилось?! - не выдержав, с тревогой, отбросив невозмутимость и отстраненность, почти выкрикнула Вера Алексеевна. И тут же, прикрыв рот ладонью, привстала и закрыла дверь на кухню: - Ох, Максим отдыхает, а я тут раскричалась.
- Отдыхает? А как он себя чувствует?
- А как он должен себя чувствовать? Не жаловался. Только вот никуда не выходит, лежит, в потолок глядит. Смурной, а чего не говорит! Да, что случилось-то? - повторила.
- Максим заболел, - Оля нерешительно смотрела, как будто сомневалась – рассказывать или нет.
- Заболел?! Что?! Что произошло, – пересела ближе к гостье, обеспокоенная Вера Алексеевна.
- А он разве Вам не говорил?
- Нет. А что? - забеспокоилась еще больше мать, - Говорите! Говорите, что вокруг да около! – теребила гостью, чувствуя, произошло что-то страшное.
- Не знаю. Если Максим не говорил, имею ли я право? – сомневалась Оля. – Давайте, я поговорю с ним. Пусть, он сам расскажет.
- Что расскажет? Что! Я мать! Что случилось! О, господи, мальчик мой!- испуганная неведомой опасностью и уже чувствуя ее, схватив гостью за руку, выкрикивала Вера Алексеевна.
- Оля?! – услышали женщины.
Они повернулись, и каждая отметила изменения, происшедшие во внешности Максима. Они и, правда, были. Особенно изменились глаза. Острые в темных глазницах, они смотрели с горячечным блеском непреклонно и вопрошающе.
- Сынок! Садись. Чайку с нами..., - мама встала, готовая поставить на стол чашку. Максим не дослушал, взял Олю за руку: - Пойдем, поговорим.
- Да, что случилось-то! Скажите же мне! - уже со слезами в голосе, взмолилась Вера Алексеевна.
- Ладно, мама. Позже. Не волнуйся – уже в дверях повернулся к ней сын.
- О, Господи, - обессиленная, она дала волю слезам. Не знала, что и думать. Отношения с сыном, до появления этой женщины, она считала идеальными. Была в курсе всех дел, следила за его здоровьем, ведь у него был слабый желудок и он нуждался в диетическом питании. С появлением этой женщины все изменилось – сын перестал рассказывать о своей жизни и редко появлялся дома. Вера Алексеевна не могла проконтролировать, как питается ее мальчик, и готовят ли ему такой необходимый диетический суп. "Неужели, что с желудком?".
Она вышла в коридор и замедлила шаги у комнаты сына.
- …это совсем не приговор. С этим живут. Надо лечиться, я узнавала, есть случаи, - слышался взволнованный Олин голос. – Надо лечиться!
- Я люблю тебя, сама знаешь. И сделать сиделкой и быть в тягость не хочу. Ты еще устроишь свою жизнь. Лучше сейчас расстаться.
- Не говори так! Если, любишь, так живи ради меня. Докажи, что любишь! Живи! Борись, а я всегда буду с тобой. Слышишь, всегда, всегда буду, – слова прервались.
«Неужели?» - на ум пришло самое страшное, о чем боялась даже думать. «Родной мой. Сыночек. Как же теперь? За что, Господи!?» Ноги Веры Алексеевны подкосились, бросило в жар, в голове помутилось, душевная боль разорвала грудь.
Она очнулась на полу коридора, голова – на коленях Оли, рядом Максим с пузырьком нашатырного спирта.
- Не надо, - отвела руку с нашатырем.
- Тебе лучше? Может, скорую? – суетился Максим.
«Мой сын. Беспокоится» – с умилением подумала. Она перевела глаза на Олю и увидела обеспокоенность и в ее глазах. «Хорошая... Максима любит... чего придиралась...дети мои» - потеплело на сердце.
- Не надо. Уже нормально.
- Давай мы тебя поднимем. Можешь встать? – Максим пытался ее поднять.
- Да, сейчас, - шептала Вера Алексеевна - Сейчас, встану, милые мои, и пойдем пить чай.